Стасик

Нам со Стасиком по десять лет.
Внешне мы даже похожи друг на друга – оба чёрные, худые, длинные.
Мы одинаково азартны, можем допоздна играть в ошички или в лянгу.
Между нами только одна разница: Стасик – русский, а я еврей.
На улице эта разница не ощущается, мы безраздельно увлечены играми,
побеждаем сверстников в различных мальчишеских состязаниях и делим между собой успех поровну.

Но стоит мне переступить порог дома Стасика, и становится неуютно, тоскливо на душе.
В одном из углов комнаты, где проживает семья моего друга, висят иконы,
перед ними всегда зажжена лампадка, и мать Стасика, непрестанно шевеля губами, бормочет какие-то молитвы.
Там же лежат стопкой церковные книги и журналы с портретами разных религиозных деятелей.
Фамилия у Стасика тоже церковная – Протопопов.

Ни разу мне не пришлось у Стасика пообедать или просто присесть за стол.
Обычно меня держат у порога и говорят при мне только шёпотом,
словно боятся выдать какую-то тайну.

Особенно меня не любит сестра Стасика Таисия.
Обычно, открывая мне дверь, она не здоровается, а кричит в глубь квартиры:
- Братик, твой еврей пришёл.
И тут же уходит с надменным видом.

Есть у Стасика и старший брат – Славик, который не вылезает из тюрем, чему я несказанно рад.
Потому что, в те короткие месяцы, когда этого Славика выпускают на волю,
он издевается надо мной на полную катушку. Причём делает это очень изощрённо и – если никто не видит.

Оглядевшись вокруг и удостоверившись, что нет свидетелей, он хватает меня в охапку,
зажимает нос толстыми пальцами и, наклоняя мою голову вниз, пытается как бы вывернуть её.
Больно ужасно.
Я кричу, вырываюсь, взываю к его совести. Но совести у Славика нет.
- Молчи, жидёнок, - говорит он
Я начинаю задыхаться.
Славик отвешивает мне несколько тяжёлых шелбанов и с силой отпихивает от себя. Я качусь кубарем в арык.
Славик хохочет.

Стасик совсем непохож на своего братца.
По сути, он добрый мальчик. Вечерами мы сидим на завалинке возле дома и смотрим на звёзды.
- Я буду лётчиком, – говорит Стасик.
Мне тоже хочется быть лётчиком, но я не решаюсь высказать это вслух,
 потому что Стасик уверен – еврейских лётчиков не бывает.

- Рафочка, ужинать! – зовёт меня бабушка Поля.
- Пойдём? – спрашиваю я у Стасика.
Он живо откликается и говорит:
- А что у вас, снова цимес из фасоли?
- Ну да! – отвечаю я.

Стасик бежит первый, он ужасно любит цимес из фасоли.
Дед ждёт нас у порога. Он весело кричит:
- Мойте руки, башибузуки!
Дед – весёлый человек, ему нравится цепляться к Стасику:
- А скажите, молодой человек, что неправильного было у филистимлян?

Стасик молчит, он не имеет понятия, кто такие филистимляне.
Дед поднимает палец кверху и торжественно произносит:
- Ещё в древних книгах сказано, что неправы филистимляне, ибо они едят хлеб с хлебом.
Стасик смеётся, мне тоже радостно.

…В первых числах мая отмечали русскую пасху.
Стасик вышел на улицу с полной запазухой крашеных яиц.
Он кричал всем мальчикам во дворе:
- Христос воскрес!
И дарил крашеные яйца.

Ребята стукались яйцами и весело хохотали.
Мне тоже захотелось поучаствовать в этой забаве.
- Дай мне яйцо! – попросил я Стасика.
Он удивился:
- Тебе?
- Ну да!
Стасик полез за пазуху, но тут же остановился.
- Нет! – произнёс он. – Тебе нельзя. Мамка заругает. Вы, евреи, Христа распяли.
Мне стало обидно, и я отошёл в сторону.

Стоял в стороне и думал – зачем это евреи Христа распяли?
Что он им сделал?

Мимо проходил восьмиклассник Лёва Шапиро.
Он сказал:
- Не переживай! Христос тоже был еврей.

Я ему, конечно, не поверил.

                Р.Маргулис