Счастье - это когда нет несчастья

Эти мои воспоминания я хочу
посвятить светлой памяти моих
незабвенных,  многострадальных родителей,
которые не только дали нам с братом Володей
жизнь, родив нас, но и сумели, преодолевая
неимоверные житейские трудности,
поднять нас, дать нам достойное
образование и воспитание!
Светлая им память!
П.В.Качур

Рецензия на «Счастье - это когда нет несчастья» (Пётр Качур):

Потрясающая книга о судьбах простых людей нескольких поколений на фоне многострадальной истории страны. Такую многослойную книгу может написать только великий Человек, имеющий отличную память и знания, переданные близкими и полученными собственной непростой жизнью.
Вы - врождённый писатель. Ваша книга - это хрестоматия к учебнику истории страны, которую нужно изучать в школе.
Ваши дочери, конечно же, гордятся своим отцом - воплощением мужества и оптимизма. На таких людях, как Вы и Ваши предки, держалась и держится наша страна!
Здоровья и счастья Вам и Вашей семье!
Успехов в проза.ру
С Уважением,
Лев Неронов   30.04.2019 21:43               


               
                СУДЬБУ ЧЕЛОВЕКА СОЗДАЕТ ЕГО ХАРАКТЕР?!
            В старину каждый человек хорошо знал своих предков. Эти знания передавались в устных преданиях. В настоящее время мало кто знает о своих близких и «откуда род его пошёл». Евангелист Матвей в своей книге дает полную родословную Иисуса Христа и заключает: «Итак, всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа – четырнадцать родов». (Слова других авторов выделяются мною курсивом). Для нас теперь – это непостижимо. Может быть, потому, что теперь мы родами не живем, и судьба разбрасывает нас по разным «городам и весям», и жить нам приходится не там, где хочется, а там, где пристроится человек. И если раньше считали, что Родина твоя там, где родился, откуда произошел, где Род твой, то теперь это более широкое понятие: сказывается, видимо, образ жизни, влияние идеологии ...
         Род наш происходит из Украины, из тех мест, где, по словам летописцев и историков, описывающих древние времена и племена, обитающие в тех местах, обычаи были «кроткие и тихие». Так, русский историк С.М.Соловьев, описывая «О том, как началась Русская Земля, и кто были первые князья в Киеве», ссылаясь на летопись Нестора, пишет: «... Так разошелся славянский народ ... Все эти племена жили особо друг от друга, каждое на своем месте со своими нравами, обычаями и преданиями. У полян были обычаи кроткие и тихие, а другие племена жили как звери» ... 
                Кстати, согласно летописям Сен-Бертенского монастыря, так называемым "Бертинским анналам", в Киеве и среднем Поднепровье, якобы, существовало русское государство, основу которого составляли поляне, и правитель этого государства в 839 году направлял своих послов к германскому императору. Возможно, это были потомки славянского государства полян, основанного ещё легендарным Кием. И были эти послы к германскому императору в 839 году - за двадцать с лишним лет до Рюриков и до возникновения Новгорода, официальной датой возникновения которого считается 859 год, и который в 2009 году отмечал 1150 летний юбилей.      
     Итак, есть на Подолье, на Винничине (Украина, Винницкая область), в красивейших местах село Нетребовка. Это, если ехать из Вапнярки (железнодорожная станция Одесской ж/д) через Томашполь в Ямполь,  то надо в Гнаткове возле памятника павшим в годы Великой Отечественной войны сельчанам повернуть налево и километров через семь Вы попадете в Нетребовку. Весной, осенью, зимой или в дождливую погоду иной дороги в Нетребовку нет: завязнете. Там такой чернозем, что подметки от сапог отрывает. Там, как говорится, если забыть сухую палку из земли выдернуть, то из нее дерево вырастет.
                Приводимые ниже демографические данные по пос. Томашполь и с. Нетребовка  взяты мною из Юбилейного сборника «ТОМАШПIЛЬЩИНА», выпущенного в честь 85 летнего юбилея Томашпольского района в 2008 году издательством Книга-Вега  г. Винница. В этом сборнике можно познакомиться с биографиями известных  жителей Томашпольского района, хлеборобов, механизаторов, работников других профессий. … В частности, в  главе «Районная больница» говорится, что до 1941 года главным врачом Томашпольской  больницы работал Михаил Жванецкий, отец известного сатирика и юмориста Михаила Михайловича Жванецкого. Мама Михаила Жванецкого работала стоматологом. И раннее, довоенное детство Михаила Жванецкого прошло в Томашколе.
                Томашполь с 1923 года является районным центром.  «До 1459 г. этот населенный пункт имел славянское название Драгушов. В 1616 году  ему дали польское имя Томашполь в честь нового владельца – сына польского магната Яна Замойского Томаша. По переписи населения в 1897 г. в Томашполе было жителей всего 4972, из них – 4515 евреев».
                Как видим, евреев в Украине издавна было много. Они расселялись с древних времён по территории Киевской Руси и занимались торговлей и ремёслами, производством, выражаясь современным языком, товаров широкого потребления. При советской власти работали в партийных органах, органах власти, в учреждениях медицины и образования. В 1957 году, когда я приехал из Северо-Енисейска, я часто бывал в Томашполе, там учился мой двоюродный брат Коля, он снимал комнату у пожилой еврейки, и я даже подружился с некоторыми Томашпольскими ровесниками из еврейских семей. А в 1970 году я зашёл в почтовое отделение Томашполя и увидел там знакомого по 1957 году Мишу. Он был уже начальником этого почтового отделения. Меня он сразу не узнал, но потом вспомнил. Мы с ним немного побеседовали, он рассказал, что многие из наших общих знакомых уехали в Израиль, а он не захотел менять место жительства, у него здесь семья, работа и всё складывается нормально. Больше я его не встречал и о судьбе его и о судьбах других не знаю, ...
                Трудно сейчас сказать, как попали в эти места предки наши - нетребовчане, почему именно так назвали они свое поселение, но известно только, что народ там всегда был свободолюбивый, своевольный, крепкий и веселый. Говорят, что «Нетребовка» пошло от «Не треба!» (Не надо!), так как первые поселяне говорили, что им не надо (не треба) никого и ничего – они отказывались от властей, от панов, от всего извне, надеясь только на свои силы, на самих себя. Так говорили раньше старые люди ...
                (Существует, невесёлая легенда, о том что название села произошло от первопоселенца, изгнанного из родительского дома и получившего прозвище Нетреба. Отец, якобы, за непристойное поведение сына прогнал его из дома, сказав: «Не треба мне такого сына!». Эта легенда приводится в сборнике «Томашпильщина». Нетреба выкопал землянку и жил в ней в одиночестве. Только одинокий журавль прилетал к нему. Отсюда и название речки – Журавка, и места, где он проживал – Журавня. Речка Журавка протекает через всё село и впадает в Днестр. Потом в эти места пришли люди, основали село, построили церковь, одним словом - стали здесь жить. И жили,обрабатывали землю, строили, хотя довольно скромные хаты, обзаводились коровами, лошадьми, волами. Без волов, рассказывала наша мама, невозможно было вспахать, посеять, снять урожай. Видимо, участки были побольше 25 соток, наделяемых крестьянам после коллективизации, которые люди обрабатывали при помощи простых лопат и граблей. Задумка о коллективном хозяйстве была на бумаге хорошей, но на практике не получалась. Люди работали в колхозах, доходов от работы не имели никаких и жили, в основном, личным домашним хозяйством, огородами, держали коров и берегли их, как могли. Ну а я эти места, эти поля когда-то исходил вдоль  и поперёк, истоптал их своими босыми ногами. Ходили тогда босиком «от снега до снега». Ходили пешком. Ходили со взрослыми на ярмарки; пасли коров, чаще всего на дальних сельских полях, там где выкашивали зерновые и разрешали пасти, и в лесах за определённую плату лесникам). 
                Правда, пан там все-таки  был, и я еще помню, как в  панском доме был сельский клуб, а в поповском доме – начальная школа. Школа эта в селе так и называлась – «Поповская». В селе была еще семилетняя школа. Ее называли просто школой. В семидесятые годы двадцатого столетия на месте панского дома построен современный дворец культуры. Рассказывали старики, что, когда случилась революция, то, по обычаю своему, они не дали в обиду ни своего священника, ни своего пана, ни   свою церковь. Пан уехал за границу, оставив дом нетронутым, может быть, с тяжелой грустью, как в песне поется:   «Поручик Голицын, а, может, вернемся: зачем нам чужая земля?!».
                Как-то особенно волнуют эти слова. Может быть, потому что человеку больно за изгоев из собственной страны, как больно всегда за брошенных стариков и детей.
                А ещё нетребовские старожилы рассказывали, что до революции нетребовчане жили более дружно, были более сплочёнными и единодушными, а после революции, гражданской войны и после коллективизации многие, иногда даже близкие родственники, перестали общаться из-за различия взглядов на жизнь, на происходящее в селе и в стране, из-за разногласий по принимаемым властями решений и наносимых при этом обид ... Например, когда нашего деда Филимона и его семью пытались выселить на улицу из его родной хаты из-за сарая во дворе, он замкнулся, отказался идти в колхоз и перестал общаться с односельчанами и даже с родственниками, не поддержавшими его в то тяжёлое, неопределённое время. Естественно, что и семья поддерживала его в этом.   
                Итак, пан уехал, а когда потом из района прибыл наряд, чтобы арестовать нетребовского священника, то нетребовчане взбунтовались,  своего священника в обиду не дали и к церкви никого не допустили. Священник, правда, вскоре переехал из своего обширного дома в маленькую крестьянскую хатенку, но в церкви правил до самой своей естественной смерти, где-то году в 1949, и похоронили его возле церкви, и народу было очень много: и церковнослужителей, и простого люда. Мне тогда было лет 10, и я хорошо помню эти похороны. Я был там со своим младшим – тогда еще совсем маленьким – братом Володей.
                Следует заметить, что, так как во всех окрестных селах церкви не работали (священников выслали, а церкви разрушили или приспособили под какие-то хозяйственные помещения), то в Нетребовке (далее – Н.) были самые многолюдные и интересные церковные праздники, и в Н. на такие праздники люди приходили даже из весьма удаленных сел. Раньше люди ходили пешком по 30 и 40 километров - на ярмарки в другие районы и сёла, на церковные праздники, к родственникам, ...  Вообще раньше люди были другими: нельзя забывать, как даже в тяжелые послевоенные годы повсюду слышались песни, шутки, радостный девичий смех. Пусть босые, полураздетые, полуголодные, но – ЛЮДИ. Мало было ненависти, злобы друг к другу, не было насилия к более слабому.  Ибо люди понимали, что зло, ненависть и глупость всегда обходятся очень дорого, что зло порождает зло, что если не остановить процесс мести добрым поступком, то конца ей не будет никогда. И закончиться это может трагически.  И эту свою мудрость люди передавали своим детям и внукам. И, вообще, раньше, в советские времена люди были добрее и отзывчивее, больше было готовых оказать помощь другим, ... Люди понимали, что "Злом не добиться Добра ..." ...
                Как-то я приехал домой в отпуск. И застал нашу маму в слезах. Она закапывала тушки отравленных кур.  И со слезами рассказала, что соседка Оля поссорилась с соседкой Люсей и рассыпала на Люсином огороде, межующим с маминым огородом, отравленные зёрна пшеницы. А куры обычно паслись на огородах, и мамины куры зашли в соседский огород  и отравились, как и Люсины куры. Я решил пойти к Оле, чтобы «разобраться». Но мама решительно остановила меня, мотивируя это тем, что, если вот так со злости, по-глупому, люди будут мстить друг другу, то это никогда не закончится...
                «Ладно - сказала она – вон цыплята подрастают. Просто жалко животину, кур. Они-то причём? Почему должны страдать от злобы людской?».
                Так я получил урок от нашей мамы: если не прощать, то возникнет непрерывная цепь зла. Зло порождает зло.  Зло надо прерывать добром в самом начале.   
                Люди были мудрее и добрее, не такие агрессивные, как теперь. Были, конечно, драки, но, как говорится, до «первой крови». Были кражи, хотя, по правде сказать, воровать было нечего. Но, если случалось, то мужики, как правило, по древним обычаям, сами разбирались между собою при уличении в краже методом «могорыча» и возмещения ущерба. Милиции в селах не было. И, пожалуй, одно из самых главных: люди не боялись людей, как теперь! И дружба среди людей была бескорыстной, настоящей! Не то что теперь люди вынуждены выбирать - или деньги, или дружба. А как раньше пели! Сейчас так уже не поют. Нетребовчане очень любили петь, плясать. По большинству фамилий и имён нетребовчан похоже, что они родственны с Закарпатьем или Прикарпатьем. Возможно, они оттуда прибыли, когда Закарпатье порабощалось Австро-Венгерской империей, и было много восстаний против этого порабощения, и, возможно, после очередного восстания жители Закарпатского села бежали из родного края на восток, куда глаза глядят, пока не остановились в этих местах. А, может быть, их какой-нибудь пан, получив здесь земли, переселил их в эти края ещё в давние времена. А потом (или ещё ранее) переселились ещё люди с восточной или центральной Украины. Теперь никак уже не узнать.
                Не исключено, что когда-то в старину эти места вдоль веселой когда-то речки с ласковым названием Журавка, занял какой-то ушедший от царского преследования запорожский казачий отряд, полюбив эти места за красивые тенистые леса, за необычайно родючие земли, за бездорожье и глушь: не очень-то чужой сунется. И речушку Журавушкой сами, небось, назвали. Ведь известно, что когда пошли гонения царских властей на украинское, а особенно запорожское казачество, то многие курени искали для своих семей свободные земли. Это особенно было распространено в XVI-XVIII столетиях. Всё XVIII столетие Правобережную Украину потрясают казацко-крестьянские восстания. В 1702—1704 годах повстанцы под началом фастовского полковника Семёна Палия полностью очистили от шляхты Подолье и Брацлавщину. Возможно, остался в этих местах отряд казаков с мечтой о независимой жизни на этих землях, когда ничего и никого, никаких панов и помещиков «не треба», «без них проживём», от чего и возникло название их поселения – Нетребовка. И ещё: если в древности было движение народов с Востока на Запад (арийцы, гунны, болгары, венгры), то теперь люди из Украины устремились на Восток. Эти мытарства, метания отображаются всеми историками. Русские историки С.М.Соловьев, Н.М.Карамзин, Н.И.Костомаров, и другие, описывают, как в те времена украинские казаки тщетно пытались уйти от надвигавшегося на их родные края закрепощения и жестокости. Люди всегда искали свободные земли. Уходили на Дон, на Кубань, в Дикое поле (современный Донбасс), в турецкие владения, пробиваясь с оружием в руках к незанятым еще землям, к Воле. Уходили от надвигавшегося рабства. Уходили и селяне с западных областей Украины на восток, скрываясь от польских угнетателей. Больше Жизни любили они Волю, Свободу, за нее они боролись всю жизнь. А еще любили они землю, свою землю. А ведь ни одна власть землю крестьянам так и не отдала! Были только обещания. Любили ее обрабатывать, ухаживать за ней, как за живой. Любили коней, коров – это были их помощники, кормильцы. Это потом уже в пятидесятые годы двадцатого столетия Первый секретарь Коммунистической партии Советского Союза Н.С.Хрущев отбил у крестьян охоту до земли и до собственного хозяйства, принудив крестьян продать всё со двора, говоря: «Все должны работать в колхозах и покупать все в колхозах: молоко, мясо, яйцо, ...».  Но не получилось так. И люди в очередной раз разочаровались. Ну почему все правители России так любят покомандовать своим народом, поэкспериментировать над ним, переделывать всё на свой лад, на свой "вкус и цвет", хотя все знают, что "на вкус и на цвет товарища нет!"? Почему каждый режим объясняет низкие пенсии и заработные платы тем, что если их повысить, то "товаров не хватит". Почему не хотят дать народу жить свободно? Зачем было из крестьян, а их было в довоенные и послевоенные времена более чем две трети населения, делать государственных рабов? Зачем было после Октябрьской революции (Декрет ВЦИК И СНК от 17.11.1917 г.) ликвидировать Российское казачество - русскую доблесть и славу? Причём ликвидация казачества проводилась с неимоверной жестокостью. Ведь казаки всегда служили стране верой и правдой, всегда отличались в сражениях за свободу страны и всегда проявляли в сражениях героизм. Казаки считали защиту границ своей страны основным своим долгом. Особенно отличились казачьи части и соединения во главе с атаманом Платовым при наполеоновском нашествии. Именно казаки составляли цвет российской армии. Казацкое войско участвовало в битве под Малоярославцем. И черниговские казаки отстояли тогда этот город и по существу остановили нашествие Наполеона. И в Первую мировую войну казаки воевали с необыкновенным мужеством и достоинством. В мирное время казаки занимались сельским хозяйством, всегда были экономически независимы и самодостаточны. Кстати, из казаков было много государственных деятелей и многие занимались наукой. Например, казак родом из простой украинской станицы Кирилл Разумовский, получив блестящее образование, более полувека возглавлял Российскую академию наук. А до него возглавлять Российскую академию наук доверяли лишь выходцам из Германии.
                А в те стародавние времена со всех сторон Украине угрожало порабощение. С юга и юго-востока - турки и крымские татары. Они нападали на украинские села и города, убивали, грабили, а молодых и сильных уводили в рабство, продавая их на невольничьих рынках в Кафе (ныне  - город Феодосия в Крыму). Маленьких детей, особенно мальчиков, обращали в свою веру. Из мальчиков выращивали профессиональных воинов. Людоловами называли крымских татар и турок в те страшные времена. С запада и северо-запада неволю несли поляки. Народ Украины стремился к воссоединению с Россией, (воссоединение было осуществлено в 1654 году), несмотря на то, что в России в те времена господствовало крепостное право. Следует подчеркнуть, что крепостное право было только в Европейской части России, а в отдаленных районах -  за Волгой, в Сибири, на Дальнем Востоке крепостного права не было. В те времена большое значение придавалось вероисповеданию. От турков и поляков отталкивала другая (не православная) вера (турки были мусульманами, а поляки – католиками). Народы  России и Украины были одной веры, это были братские народы, выходцы из одного племени, но России хватало своей вольницы (особенно казаки Донские,  Яицкие, и др., …). Российские правители жестоко подавляли все ее (вольницы) проявления.  Русский историк Н.И.Костомаров подробно рассказывает, как в Украине образовалось местное военное сословие под названием казаков, состоявшее под начальством старост, и что еще в пятидесятых годах XVI  века  их предводитель, предприимчивый и талантливый Черкасский и Каневский староста Димитрий Вишневецкий, вынашивал планы подчинения черноморского края Московской державе. Но ... «Его широкие планы уничтожить крымскую орду и подчинить черноморские края московской державе разбились об ограниченное упрямство царя Ивана Грозного»  -  сожалеет историк.
                При крепостном праве крестьянин со всей своей семьей закреплялся за барином, и барин мог со своими крепостными делать что угодно, как говорят, без суда и  следствия. Барин мог своих крепостных продавать, дарить, наказывать, мог и убить, и не нести за это ни перед кем никакой ответственности. Особенно широко стала известна жестоким отношением к своим крепостным помещица Салтыкова – владелица многих деревень. Жила она в собственных палатах в Москве на углу Кузнецкого моста и Лубянки; убийства совершала либо в этом доме, либо в своем подмосковном селе Троицком, где проводила летние месяцы. Писатель В.Я.Шишков пишет в романе «Емельян Пугачев»: «За семь лет она успела убить или замучить до смерти сто тридцать восемь человек, главным образом «женок и девок». Если за какие-то особые заслуги царь дарил кому-то из своих подданных земли, то вместе с землями новому владельцу передавались и крестьяне, и никто из крепостных не смел, под страхом жестокого наказания,  переехать в другой район, в другое селение.
                Русский поэт – декабрист К.Ф.Рылеев в 1824 году писал в своем стихотворении («Песни»):   
                «… Долго ль русский народ будет рухлядью господ?» …
                «… А уж правды нигде не ищи, мужик, в суде,
                Без синюхи судьи глухи,
                Без вины ты виноват…»
«Синюха» - здесь деньги, по цвету купюр.
Права жаловаться на своего хозяина крепостной крестьянин не имел.
                Только Дон, Яик, Сибирь, Кавказ до поры до времени принимали беглых крестьян. А бежали от невыносимого гнёта очень многие.
                В.Я.Шишков в романе «Емельян Пугачев» пишет: «С незапамятных времен русские люди – крестьяне, раскольники, солдаты – от непомерных угнетений, очертя голову, бежали на Урал, на Дон, за Волгу, в Швецию, Турцию, преимущественно в соседнюю с нами Польшу; бежали куда попало, – хоть к черту на рога, - лишь бы подальше от своего немилого отечества».
                Крепостничество было своеобразным рабством, отменено было в 1861 году указом царя. Да и то, не с целью предоставить крестьянам свободу, как выставлялось, а с целью пополнить казну повышением ссуд, закабаления крестьян финансово, в связи с экономическим кризисом. Как показывают исследования историков и экономистов, всякая власть стремится обеспечить только своё финансовое благополучие, но никак не народное.
                А до этих пор народы России были на положении рабов, как собственность помещиков. Украина же узнала, что такое крепостное право, уже после воссоединения с Россией. Правители России не любили свободолюбивое Украинское казачество, которое особенно многочисленным стало после восстания Богдана  Хмельницкого против Польши. Богдан Хмельницкий значительно увеличил количество реестровых (реестр – список), т.е. служилых казаков. Ну а в Запорожье дорога была свободна для всех, кто за Волю, кто за Свободу. Запорожье всегда было оплотом Свободы, и никакие захватчики не могли его одолеть.
                Во времена правления в России Екатерины II Украинское  казачество - общественно-политическая и военная организация украинского казачества -  было окончательно ликвидировано (в отличие от Донского, Терского, Оренбургского, Яицкого, Даурского, Сибирского, и других, которым наоборот были отведены земли, даны особые льготы и право на государственную службу) после победы в Русско-турецкой войне, когда оно стало ненужным царскому правительству. Поэтому манифестом от 14 августа 1775 года и ликвидирована была Запорожская Сечь, длительное время сохранявшая в Российской империи относительную автономию. Екатериной ll запрещены были украинский язык и сама украинская нация. Значительная часть запорожских казаков ушла на Кубань и там впоследствии было организовано Кубанское казачье войско. И жили на Кубани кубанские казаки по обычаям украинского Запорожья. Кстати, некоторые историки утверждают, что на Кубани перестали в школах изучать украинский язык только в 1937 году по решению И.Сталина.
                С самого начала объединения России и Украины  украинцев стали закрепощать, раздаривать их земли дворянам вместе с проживавшими на них крестьянами и казаками. Стали «выбивать» свободолюбие. Приближенные царей выпрашивали в дар плодородные украинские земли вместе с проживавшими на них крестьянами. Царь Петр всё хотел включить их в приданое (т.е. передать другому государству вместе с дочерью) своей дочери Елизавете, если бы она вышла замуж за какого королевича-принца из другого государства; князь Меньшиков мечтал стать Украинским  Гетманом, строил интриги, чтобы оклеветать и убрать Гетмана Украины...  Много всего проделывалось, лишь бы поглумиться, унизить, «показать» место,  происхождение, ..., очень многих украинцев царские власти высылали из родных мест в районы Сибири и Дальнего Востока.  Впоследствии продолжили высылки из Украины в отдалённые районы Сибири и Дальнего Востока и советские власти ... В частности, на Дальний Восток в районы нынешнего Уссурийского края столько украинцев было выслано из Украины, что они составляли там большинство населения и в период Гражданской войны с 1917 по 1920 г.г. там украинцы провели пять Всеукраинских съездов Дальнего Востока с решениями о создании Украинской Дальневосточной Республики, о восстановлении украинского языка и создании в Республике Республиканских украинских воинских соединений, ... (материал из Википендии).
               Русские историки подробно описывают освободительную борьбу украинского народа против своих поработителей – поляков. Особенных успехов достигла эта борьба под руководством гетмана Богдана Хмельницкого. Казаки Б.Хмельницкого в 1648 г. заняли г. Львов, освободив почти всю Украину. Н.И.Костомаров пишет: «Из-под Львова Хмельницкий двинулся к Замостью, в глубину уже настоящей Польши ... Восставший народ требовал, чтобы он вел его на Польшу. Хмельницкий уже из-под Львова думал, было воротиться и, только уступая народному крику, ходил к Замостью. Хмельницкий мог идти прямо на Варшаву, навести страх на всю Речь Посполитую, заставить панов согласиться на самые крайние уступки; он мог бы совершить коренной переворот в Польше, разрушить в ней аристократический порядок, положить начало новому порядку, как государственному, так и общественному. Но Хмельницкий на это не отважился ...». А интриги правителей Польши, Турции, Крыма, Германии и Москвы не дали закрепиться на достигнутом.   Н.И.Костомаров в «Русской истории» описывает о том, как «весною 1653 года польский военачальник Чарнецкий, ворвавшись в Брацлавщину по берегу Буга, истреблял села и местечки: поляки резали жителей без разбора. По выражению их же соотечественника, не щадили ни красной девушки, ни беременной женщины, ни грудного младенца, как храбрый винницкий полковник Богун остановил этот варварский набег и обратил Чарнецкого в бегство;  как «Московское правительство формально объявило Польше войну»; как «в 1654 г. польское войско вступило в Подол и начало производить убийственную резню»; как «Город Немиров (ныне районный центр Винницкой области, недалеко от Винницы) был истреблен до основания; как 3000 жителей столпились в большом каменном погребе и поляки стали выкуривать их оттуда дымом, предлагая пощаду, если выдадут старших; никто не был выдан и все задохнулись в дыму; как отсюда поляки разошлись по разным путям отрядами, и где только встречали местечко, деревню, истребляли там и старого, и малого, а жилища сжигали ...»; как «везде жители защищались отчаянно косами, дубьем, колодами; ...все решались лучше погибнуть, чем покориться ляхам», как «в местечке Мушировке на первый день Пасхи поляки вырезали 5000, а в местечке Демовке  более 14 000 русского народа», как впоследствии «в Вильно был заключен договор, по которому поляки обязывались после смерти их короля Яна-Казимира избрать на польский престол русского царя Алексея Михайловича», а Б.Хмельницкий написал письмо царю, в котором убеждал последнего в том, «что этого никогда не будет,... ляхи этого договора никогда не сдержат ... » и убеждал: «Великий государь, единый православный царь в подсолнечной! Вторично молим тебя: не доверяй ляхам, не отдавай православного русского народа на поругание!». Н.И.Костомаров пишет далее: «Но Москва была глуха к этим советам, Хмельницкий видел, что пропускается удобный случай освободить русские земли из-под панской власти; а между тем не только Москва, но и другие соседи мешали его намерениям. Немецкий император с угрозами требовал от Хмельницкого мира с Польшею. Крымский хан и турецкий султан были в союзе с Польшею и не боялись ее трактатов с Москвою, зная, что со стороны поляков это не более как обман; напротив им страшнее были успехи Хмельницкого, которые вели к объединению и усилению русской державы. Хмельницкий впал в тоску, в уныние и, наконец, в болезнь. Он видел в будущем прежнее порабощение Украины ляхами и прибегал к последним мерам, чтобы предупредить его ...», как «не лучшим образом вели себя в украинских землях и люди московского царя, бесчинствовавшие по отношению к местному населению, грабившие и убивавшие их по любому поводу». Так, Н.И.Костомаров описывает: «... Казацкие старшины и вообще люди, у которых горизонт политических воззрений был шире, чем у простолюдинов, пропитаны были совсем иными понятиями, какие господствовали у великороссов. Они чуяли, что русская самодержавная власть посягнет на то, что в Малороссии называлось казацкой вольностью. Уже со стороны важных великорусских лиц делались зловещие намеки на необходимость поставить Малороссию на великорусский образец. По поводу постройки Печерской крепости в Киеве стали отрывать казаков от хозяйственных занятий и гонять на земляные работы, а великорусские служилые люди, наводнившие Украину, обращались с туземным населением нагло и свирепо». М.С.Соловьев так описывает те времена (правление на Украине гетмана Мазепы):  «Полковники беспрестанно приходили к гетману с жалобами: приставы у крепостного строения казаков палками по головам бьют, уши шпагами обсекают; казаки, оставивши дома свои, сенокосы и жнитво, терпят на службе царской  зной и всякого рода лишения, а там великороссийские люди домы их грабят, разбирают и палят, жен и дочерей насилуют, коней и скотину и всякие пожитки забирают, старшину бьют смертными побоями ...».   
                Так описывали те события русские историки Н.И.Костомаров и С.М.Соловьев. Многострадальная Украина!
                И нового в этом нет ничего, потому что все завоеватели к покорённым ими народам относились крайне жестоко, как к рабам, подавляя малейшее недовольство, малейшее движение к независимости, не давая им возможности освободиться от колониальной зависимости, стать независимыми, самостоятельными, … Это было во всех колониальных странах - в Азии, Америке, Африке, Австралии, … В Индии, например, также были восстания против английских колонизаторов, борьба за независимость от Англии (одно из них - восстание сипаев в 1857-1859 г. г., подавленное также крайне жестоко), … Или, например, когда-то я читал роман болгарского писателя о жизни болгар в годы турецкой оккупации, где он говорил, что «турки за 500 лет колонизации сделали болгар из блондинов брюнетами», … Много несправедливостей пережили покорённые народы, …
                И еще о переселении казацких отрядов Н.И.Костомаров пишет: «Жители Южной Руси, не желая быть в порабощении у панов, во множестве бежали в Московское государство на слободы. Уже в прежние годы совершались такие переселения и появились около Рыльска, Путивля, Белгорода. В этот год переселение произошло в несравненно больших размерах. Первый пример показали волынцы. Казаки возникшего было Острожского полка, под предводительством Ивана Дзинковского, основали, с царского позволения, на берегу реки Тихой Сосны Острогожск и перенесли с собою все казацкое устройство. Таким образом, явился первый Слободской полк. За ним малорусы начали переселяться в огромном количестве в привольные южные степи Московского государства с берегов Днепра, Буга и других мест. Они сжигали свои хаты и гумна, чтоб не доставались врагам, складывали на возы свои пожитки  и отправлялись ватагами искать новой Украины, где не было ни ляхов,…. Отряды польского войска заступали им дорогу; украинцы пробивались с ружьями и даже пушками на новое жительство. Тогда менее чем в полгода появились в пограничных областях многие малорусские слободы, из которых дали начало значительным городам; так основаны были: Сумы, Короча, Белополье, Ахтырка, Лебедин, Харьков и другие. Поселенцы выбирали места по возможности безопасные и потому  большей частью вблизи болот, мешавших внезапным татарским нападениям». Осваивали также незанятые Юго-восточные районы, районы нынешнего Донбасса, по соседству с братьями казаками из России – донскими казаками...
                … Ещё царь Алексей Михайлович начал вводить в Украину свои войска. Богдан Хмельницкий посылал ему послания, мол, нет такого условия в наших договорах, … Но его уже не слушал никто, … Россия с Польшей заключили перемирие и Польше вернули Литву, Правобережную Украину и Белоруссию, … 
                ... Таким образом, Богдан Хмельницкий вероломно предан был со всех сторон, впал в тоску, в отчаяние и вскоре умер от кровоизлияния в мозг, ...   
                Н.И.Костомаров пишет: «С самого Богдана Хмельницкого эта страна (Украина) находилась в постоянном колебании. Уступая тяжелым обстоятельствам, малоросс поневоле клонил голову то перед ляхом, то пред «москалем», то перед турком, а в душе не любил никого из них. Его заветным желанием было прогнать их всех от себя и жить дома на своей воле».
                А ведь это искреннее стремление любого народа, большого и малого,  – жить дома на своей воле, на своей земле! ...
     Вполне объективно, правдиво сказал о Петре I Великий русский писатель, просветитель Лев Толстой:
        "С Петра I начинаются особенно поразительные и особенно близкие и понятные нам ужасы русской истории.
        Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь четверть столетия губит людей, казнит, жжет, закапывает живых в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует, пьянствует, сам, забавляясь, рубит головы, кощунствует, ездит с подобием креста из чубуков в виде детородных членов и подобиями Евангелий — ящиком с водкой славить Христа, т. е. ругаться над верою, коронует бл..ь свою и своего любовника, разоряет Россию и казнит сына и умирает от сифилиса, и не только не поминают его злодейств, но до сих пор не перестают восхваления доблестей этого чудовища, и нет конца всякого рода памятников ему»
 
                Екатерина II решила уничтожить Запорожье - этот рассадник свободолюбия. Некоторые исследователи времен Екатерины II рассказывают, что она украинскую нацию вообще запретила, считая их "смутьянами", как и запретила также разговаривать населению Украины на украинском языке, как разжигала ненависть к запорожцам, к украинскому народу, ... Так ненавидела она запорожских казаков и всех украинцев за постоянные восстания и волнения в их землях, и за постоянные жалобы на ограбление и унижение, на захват их земель в Диком поле (современный Донбасс) со стороны донских казаков и переселение в эти районы сербов из Австро-Венгерской империи, и объявление заселённых сербами земель Новой Сербией,... Ликвидировала она Запорожье, чего не сделал даже император Пётр I, как уже говорилось, с особенной  жестокостью: казни, высылки в Сибирь, всё делалось, чтобы народ забыл о своей истории, о своих мечтах, чтобы запугать, унизить народ  ... До сих пор в глуши Дальнего Востока сохранились украинские названия  сел.  Все знаки Доблести и воинской Славы запорожских казаков были изъяты и перевезены в Петербург, а последний запорожский кошевой  Петр Калнышевский тайно был заточен царскими сатрапами в Соловецкую тюрьму. И содержался он там с особой, извращенной, унизительной жестокостью: окна в его тесной камере были замурованы, пищу ему подавали через маленькое отверстие, выходившее в коридор, а на прогулки его выводили лишь трижды в год: на Пасху, Преображение и Рождество. В туалет не выводили, и в камере туалета не было. Пожилой, великий своими делами человек, фактически, замурован был заживо! И жил в таких нечеловеческих условиях славный сын вольного Запорожского казачества, славный воин и борец за Волю, около 25 лет, в темном каменном мешке он ослеп, но не потерял разума и мужества. И до Александра I никто ничего не знал о нём. Император Александр I "даровал" Петру Ивановичу Калнышевскому волю, но тому было уже 110 лет, и он в письме архангельскому губернатору Мезенцеву поблагодарил за освобождение и попросил оставить его "в обители сей" и остался там, будучи больным и, фактически, слепым, до кончины своей 31 октября 1803 года в возрасте 113 лет. Вот чего стоила ему его любовь к Родине, к Свободе. Судьбу последнего Запорожского кошевого описывал писатель Вячеслав Яковлевич Шишков в одном из первых  изданий  своего величайшего романа «Емельян Пугачев». Впоследствии из других изданий советские издатели убрали это «крамольное» описание, а современные издатели вообще перестали печатать роман: не в их пользу описаны факты жизни русского народа во времена царизма и процветания самодурства. Некоторые теперь расхваливают монархию, мечтают о ее возврате, ...
                С не меньшей жестокостью относились к казакам и поляки. Так, Ивану Гонте, одному из руководителей национально-освободительного движения против Польши в Правобережной Украине, они назначили казнь в две недели, и казнили они его две недели, сдирая кожу, отрубая отдельные части тела и не давая ему умереть ... Они хотели своей жестокостью покорить свободолюбивый украинский народ. Но не получилось, …   Есть село Гонтовка  в Могилев - Подольском районе Винницкой области по соседству с Томашпольским районом, названное в честь Ивана Гонты. В этом селе долго мучили и казнили Ивана Гонту, так и не сломив его. А полонил обманом и предал Максима Зализняка и Ивана Гонту в 1768 г. по заданию царских властей российский полковник Гурьев (Войско Донское), пообещав им поддержку и дружбу, а затем коварно захватив поверивших ему руководителей восстания и их сподвижников во время организованного им «дружеского» застолья. Как было не поверить братьям – донским казакам?! Для расправы Ивана Гонту передали полякам, Максима Зализняка – российским властям. Что сталось с Максимом Зализняком, история не знает. Казнены были многие тысячи повстанцев. Так Екатерина II помогла ослабленной Польше в очередной раз потопить в крови стремление украинского народа к независимости.
                И так окончательно был завершен раздел Украины на две колонии - польскую и российскую, ...
                Была ещё и Турция с 1672 по 1699 годы, захватившая в результате польско-турецкой войны некоторые районы Правобережной Украины почти до самой Винницы, ...
                Была мечта освободиться от колониального ига, но, …
                Для чего же я всё это - про древнюю старину - повторяю? Для чего писателей классиков-историков цитирую? Для того, что, полагаю я, не всё найдется в учебниках, а знать о том, как всё происходило в старину, надо. Чтобы знали, понимали и помнили древнюю мудрость: "Умный решает дела словом, а не оружием". Возможно, кто-то из моих потомков заинтересуется, найдет и прочитает труды великих историков и писателей в полном объеме и узнает «Откуда есть, пошла земля Русская». Ведь сейчас читают в основном детективы и смотрят боевики по телевизору. А я хотел бы чтобы больше читали хороших и умных книг и искренне желаю: читайте, читайте побольше классиков, побольше правдивых исторических книг. Книги помогают нам в приобретении опыта жизни! Учитесь на чужом опыте! Я, например, книгу Л.Н.Гумилева «От Руси до России» прочел одним духом: так интересно она написана. Я не мог оторваться также, читая произведения писателя Анатолия Иванова «Вечный зов», «Тени исчезают в полдень», Георгия Маркова «Строговы», Николая Задорнова «Амур батюшка», Вячеслава Шишкова «Пугачев», «Угрюм река». А великий роман А.Фадеева "Молодая гвардия" о великом подвиге советской молодёжи в годы Великой Отечественной войны я перечитывал по несколько раз. И каждый раз я не переставал восхищаться нашими комсомольцами, их любовью к Родине. И нужно признать, что книг о массовом героизме советских людей очень много. Такое время тогда было героическое, когда все - от мала до велика - вставали на защиту своей Родины. И они защитили её, свою Родину, и нас, не щадя своих жизней. У нас есть чем гордиться.
                Очень интересно трактуют явления жизни и исторические события многие современные писатели, например, Михаил Веллер и другие. О русских писателях - классиках я  не говорю: о них говорит, ими восхищается весь читающий мир.
                Возможно, когда-то один из казачьих отрядов в поисках прибежища в те жестокие смутные времена, когда со всех сторон Украину рвали на части, пришел на Подолье, полагая, что здесь найдется для них Земля и Воля. Эти места они избрали, здесь они остановились, обжились, со временем построили церковь, поставили по православному обычаю кресты, по древнему обычаю были преданы своей православной вере, …
                Такие, видимо, события предшествовали переселению наших предков в края, где теперь живут их потомки - нетребовчане. Ведь дошли казаки Острожского полка аж до реки Тихая Сосна, что находится в нынешней Воронежской области. Никто теперь не расскажет, как это было, как появилось наше село Нетребовка, откуда прибыли первопоселенцы – из самого Запорожья ли,  из Волыни ли или из другого какого края, и что привело их в эти места. А, может быть, это были беглецы из районов Восточной Украины, которые в ужасе убегали от царских войск ПетраI после того, как по приказу царя в начале ноября 1708 года отрядом под командованием Меньшикова город Батурин, где была резиденция гетмана Мазепы, был сожжён и было истреблено много мирных жителей, ... Теперь этого не узнать.
                Сказал же вполне объективно, правдиво о Петре I Великий русский писатель, просветитель Лев Толстой:
        "С Петра I начинаются особенно поразительные и особенно близкие и понятные нам ужасы русской истории. Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь четверть столетия губит людей, казнит, жжет, закапывает живых в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует, пьянствует, сам, забавляясь, рубит головы, кощунствует, ездит с подобием креста из чубуков в виде детородных членов и подобиями Евангелий — ящиком с водкой славить Христа, т. е. ругаться над верою, коронует бл..ь свою и своего любовника, разоряет Россию и казнит сына и умирает от сифилиса, и не только не поминают его злодейств, но до сих пор не перестают восхваления доблестей этого чудовища, и нет конца всякого рода памятников ему».
                А современный писатель Андрей Яхонтов сказал: "Прорубая окно в Европу, Пётр Первый посрубал (собственноручно) такое количество голов соотечественников, что ими можно запросто вымостить дорогу в Азию"...
                Никого теперь не осталось из наших родственников в Нетребовке: кто умер, а кто переехал на жительство в другие края. Такую теперь жизнь для простых людей власти создают: нестабильную, неуверенную, ненадежную. Хотя власти вещают, что ситуация  стабильная. Только что стабильно? Рост цен? Коррупция? Терроризм? Гибель людей? А люди молча всё - все признаки "стабильности" - переносят и выживают, как могут, - кто-то, кто может, уезжает за границу, кто-то уходит в мир иной, ... Такая вот "стабильность".
                В конце февраля 1917 года в России была буржуазная революция, а в октябре 1917 года - Октябрьская Социалистическая революция. Революция против царского режима, губившего постоянными войнами, и нищетой всю страну, многие покорённые народы, ... 16.03.1917 г. Временное правительство России признало право Польши на независимость.
7 ноября 1917 года была провозглашена Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика (РСФСР).
Постановлением Совнаркома от 31.12.1917 г. была признана Государственная независимость Финляндской Республики.
Другие народы, входившие в состав Российской империи также начали создавать свои независимые Советские Республики.
Вот что пишут историки про Украинскую Советскую Социалистическую Республику (УССР): "12 июня 1918 года представителями Советской России и Украинской Державы был подписан в Киеве договор, согласно которому в обоих государствах открывались дипломатические представительства. Советская Россия признавала Украинскую Державу в ее тогдашних границах, определенных Брестским договором и договорами между Украиной и Центральными державами: "Россия обязывается немедленно заключить мир с Украинской народной республикой и признать мирный договор между этим государством и державами четверного союза, - гласила статья VI Мирного договора между Россией и Центральными державами (Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией), подписанного 3 марта 1918 года в Брест-Литовске и ратифицированного 16 марта 4-м Всероссийским съездом советов. - Территория Украины незамедлительно очищается от русских войск и русской Красной гвардии".
                12 июня 1918 года представителями Советской России и Украинской Державы был подписан в Киеве договор, согласно которому в обоих государствах открывались дипломатические представительства. Советская Россия признавала Украинскую Державу в ее тогдашних границах, определенных Брестским договором и договорами между Украиной и Центральными державами.Восточная граница Украины пролегала в то время несколько восточнее нынешней. В ее состав входил, например, город Белгород. Кстати, город Белгород какое-то время был столицей Украины: с 24 декабря 1918 года по 7 января 1919-го в Белгороде размещалось Временное рабоче-крестьянское правительство Украины. 10 марта 1919 года была провозглашена независимая Украинская Советская Социалистическая республика, сразу же признанная РСФСР. После этого границы Украины, как известно, неоднократно корректировались. Но, вопреки распространенному мнению, не только в сторону "добавок". К примеру, в 1919 году УССР передала РСФСР четыре северных уезда Черниговской губернии, в 1922-м - Белгород, в 1925-м - города Шахты и Таганрог".
                В Советском Союзе в шестидесятые, семидесятые и восьмидесятые годы, в так называемые Брежневские времена, народы жили дружно, переселялись в любые районы, где была работа, жильё, нормальные условия для жизни, ... Образование, медицина и квартиры были бесплатными для всех категорий населения, ... Люди работали, строили города, посёлки, электростанции, железные дороги, заводы и фабрики, ..., поднимали и осваивали целинные земли, ... Короче, расселялись по всем районам страны, где была работа и жильё, осваивали Северные районы страны, Сибирь, Дальний Восток, ..., особенно комсомольцы, молодёжь, и особенно в тех районах, где выплачивали, так называемые, "северные", ... Многие работали в угольных шахтах Донбасса, добывая для страны уголь, ... Например, в  2001 году согласно данным переписи населения в Донецкой области русского населения было 38,2%, украинского - 56,9%, а в Луганской области соответственно 39% и 58%. Люди жили, работали, дружили, добра наживали, ..., ни у кого не было рвений вернуться в старинные времена завоевательских походов, ... Как обычно, в жизни людей всякое бывало, но жили люди дружно, уважали друг друга, людей других национальностей. Народам войны не нужны, народы хотят просто жить, трудиться, детей и внуков растить, ... Войны затеваются и начинаются амбициозными, алчными правителями-руководителями государств, ведь для некоторых война - это как "мать родна", это возможность прославиться, получив звание "Великий", и обогатиться, ...             

                Первые сведения о селе Нетребовка появились в 1756 г. Отмечается, что проживало тогда 1753 прихожан - 861 мужского пола и 892 – женского. Это уже довольно большое село. А что было до этого, как попали сюда первые поселенцы, почему такое разнообразие фамилий, сколько было «не прихожан» об этом уже не узнать никогда. «В 1961 г. в Нетребовке проживало 2460 человек». В настоящее время село вымирает: в 2008 году в селе проживало всего 660 человек. Такая вот история с географией. Кстати, я заметил еще в детстве, что нетребовчане своими повадками, говором, некоторыми своими обычаями, какой-то удалью, отличались от жителей окрестных сел, и почему-то с каким-то непонятным мне пренебрежением и агрессией относились они к жителям окружающих сел, и, если выпадет случай, то непременно завяжут драку с «чужаками» и поколотят их. Нередко молодежь, пасшая коров в поле, сходилась  «село на село». Это случалось даже в послевоенные сороковые – в мои детские годы, и я там что-то выкрикивал и крутил пращой (тогда это метательное оружие, сплетённое из тонких верёвочек, было, практически, у всех ребятишек).  Откуда это повелось? Сейчас об этом уже не узнать: вместе со стариками ушли все древние тайны села.  Примечательно, что Нетребовские поля ограничены со всех сторон. Со стороны села Яланец – глубоким рвом. Неизвестно, когда и кем был выкопан этот ров.  Раньше не было ведь техники, копали вручную, лопатами. Только очень глубокий был этот ров – в несколько  мальчишеских ростов. Правда, теперь он не такой глубокий: и мы выросли, и ров осыпался. А когда-то по этому рву, мы подкрадывались к Яланецкому саду.   
Со стороны полей сел Дахталия и Савчина границей служит дорога (шлях).
Со стороны сел Липовка, Ярошевка и Гнатков границей служит опоясывающий Нетребовские поля глубокий овраг (яр).
                В Гнатковском яру добывали камень для строительства домов, оград и дорог. В 1957 и 1958 годах и мне пришлось помахать там киркой и молотом. Помнится, работала там одна колхозная бригада, добывавшая камень для колхозных нужд. Это была бригада дяди Лапички. С ним работали могучие хлопцы – бывшие моряки. Они разбивали молотами скалы на необходимые по размерам куски. Дядя Лапичка, небольшой мужичок, внимательно следил за процессом и как только замечал, что скала вот-вот треснет, говорил разбивавшим камень силачам: «Подожди-ка, дай молот, дядя покажет, как надо бить!». С этими словами он брал молот, бил по камню и разбивал его.  Разбив камень,  бригадир удовлетворенно восклицал: «Вот как надо!». Все понимали его хитрость: ведь ребята уже почти разбили камень, оставалось нанести последний несильный удар молотом. И среди ребят появилась шутка: «Дай, дядя покажет, как надо бить!».
                Когда-то, году примерно в 1970, мы шли с отцом через Гнатковсий яр.  Перешагиваем через узенькую и мелкую речушку.
- Отец и говорит: «Когда-то здесь воды такие большие были, что подводы уносили».
- Я удивился: «Откуда?».
                Отец рассказал, что раньше здесь был большой тенистый лес, было много родников и ручейков, питавших речку. А в период гражданской войны, когда пан уехал, а сельские власти над лесами контроль еще не установили, местные мужики лес вырубили. Срубленные деревья продавали на дрова Томашпольским евреям. Возили бревна на подводах волами, конями. Ручейки пересохли, ветер почву повыдул, обнажились камни, речка тоже пересохла.
                - «Дед Филимон и мамин дядя Григорий, братья, из рода Петриковых, жили в центре села, недалеко от конторы, где жили ещё из рода Петриковых, построили у себя большие сараи из брёвен, вырубленных в этом лесу. Жили они в саманных в две комнатушки хатках, покрытых соломой, как и все в селе. У кого тогда были силы и волы или кони, те хорошо подзаработали. Правда, потом, при коллективизации дед Филимон и его брат Григорий пострадали: за построенные ими сараи их причислили к кулакам, никакими кулаками хотя они не были, жили, как и все, своим трудом, трудом своих семей, ....  А тем, кто продавал лес, не было ничего, о них власти не вспоминали» - добавил отец.
                И он рассказал мне, как выгоняли дедушку Филимона из хаты, и как дядя Григорий вынужден был оставить свою хату в центре села (его хата стояла впереди хаты дедушки Филимона) и построить коллективно, при помощи родственников и соседей,новую уже на самом краю села, где он и жил до самой своей смерти. А в его хате колхоз в летнее время устраивал разведение шелкопряда. Туда заносили нарезанные прутья с листьями шелковичного дерева и гусениц шелкопряда. Я помню, как маленькими мы бегали, чтобы посмотреть этих гусениц, и как трещали поедаемые ими листья. Потом уже, где-то в Хрущевские или Брежневские времена, дяде Григорию хату вернули, и он ее продал. Купила Нина Танасова. 
А я сейчас думаю: не сотворят ли теперешние так называемые «хозяева» из наших лесистых районов пересохшие реки и поля?
                Самые распространенные фамилии в селе: Донец, Киричук, Сауляк, Скрипник, Стасюк, Медвидь, Путькало, Бунчик, Барабаш, Козак, Качур, Маслий, Марцынюк, Нечай, Рога, Ливкутник, Опока, Палий, Бандыш, Карандюк, Надкырнычный, Моспан, Барабаш, Петрик, Орлик, Герцик, Петрига, Нечай, Валевский, Шиманский, Сокирба, Сочнев, Гонтар, Гладчук, Ткачук, Гончар, ...  Вообще-то фамилий в Нетребовке очень много.  Удивляет их многочисленность и разнообразие. А иногда не поймешь где фамилия, а где уличная кличка.
                Кстати, фамилии и прозвища - Петрик, Орлик и Герцик были хорошо известны во времена гетмана Мазепы – это современники Украинского Гетмана, известные исторические личности. Кстати, наш ровесник из рода Герциков утверждал когда-то, что они родом из Полтавщины, ... Скорее всего когда-то сошлись в этом месте на речке Журавке изгои, беглецы от Австрийского ига и жестокостей царя Петра I... Возможно, это родственники известных личностей тех времён, или они просто взяли себе, как прозвища, фамилии своих старшин, родственников, друзей, ..., в память о них, и, может, прибыли они в эти места из Молдавского города Бендеры, куда после Полтавской битвы уехал сам Гетман Мазепа, а с ним много украинцев и шведов, …  И если хорошо проанализировать данные о родах Герциков, Петриков, Орликов и других известных родов времён Полтавской битвы и необъяснимые связи жителей Молдавского города Бендеры, где обосновался Гетман Мазепа,  и села Нетребовка, то прояснится история села Нетребовка на Винничине и информация о тех, о судьбах которых после Полтавской битвы, историки не могут ничего установить, о чём так и пишут в Википендии ... Но тогда, в детстве, мы не вникали в это, не придавали этому должного значения, а сейчас узнать уже не у кого, ... Есть Фадеевы, Витовы, Поляковы. Но Поляков  появился уже после войны, в 1945 году. Дневка была в Н., когда гнали фашистов на Запад. И понравилось здесь Полякову  с чапаевскими усами, и спросил он хозяйку: «После войны - если жив, останусь -  примешь?». И отвоевал солдат. И  живым  остался. И приехал, как сказал,  в Нетребовку, и приняла его украинская жена; и жили они, хоть и небогато, но счастливо, детей хороших имели, и разговаривали:  он – только по-русски, а она – по-украински. И понимали друг друга. И была у них любовь, и были дети, и ладили они всегда, никогда не ссорились.
                Было и по другому: спасла во время войны донская казачка жизнь раненому, потерявшему ногу,  нетребовчанину Джавалову. Вернулся он к ней после войны, и привез в Нетребовку, и жили они сначала в Нетребовке, а потом в Вербовой, до конца дней своих. И полюбила донская казачка украинские песни и пела наравне со всеми по пути в поле, с поля и в поле на работе. А разговаривали они с мужем: она по-русски, а он по-украински. И понимали друг друга.
                А двоюродный брат нашей мамы привез с фронта лечившую его в госпитале санитарочку Марусю. И родили они троих сыновей, и жили хорошо, хотя Маруся говорила только по-русски, а муж ее и сыновья – только по-украински. Кстати, всегда она меня привечала, в отличие от своего мужа – моего двоюродного дяди - по-родственному - и когда я был маленький, и когда остался без мамы, и потом, когда приезжал в отпуск. Всегда она, как это принято было и в нашем селе, первая подойдет, поговорит, расспросит о здоровье, о делах, о родителях. И всегда была доброжелательной и ласковой.  И у меня о ней самые добрые воспоминания, в отличие от ее мужа, хотя он и был моим дядей. Но он был к нам, к сожалению, равнодушен, возможно, потому, что работал в колхозе охранником и оттого сторонился людей и даже своих родственников: вдруг еще попросят чего-нибудь – колосочков ли бросовых собрать, соломки ли на подстилку, половы ли корове ... А он, как говорят,  «сам не брал и другим не давал ...»
                Так вот и жили в когда-то большом селе Н.: весной пахали, летом жали и косили, зимой гуляли – сил набирались. Иногда парни схватывались между собою, улица на улицу, село на село. Трудно теперь узнать, кем и по какому поводу объявлялись подобные «войны». Теперь их в помине нет. А тогда, видимо, большое желание было показать свою удаль, жили по древним обычаям, как тогда говорили: «детей учили одновременно и тютюн (табак) курить и горилку пить и мама говорить». Это сейчас иногда говорят: «не хочется – не пей, а если хочется – тем более не пей!», ибо никто не сможет предугадать до чего может человек допиться или докуриться, до какой болезни себя довести, как свою судьбу повернуть. Не напрасно ведь говорят: «Посеешь поступок – пожнешь привычку, посеешь привычку – пожнешь характер, а посеешь характер – пожнешь судьбу».  Это теперь говорят, что ярость и алкоголь вызывают в крови холестерин. А тогда люди любили поработать, любили и повеселиться, песен попеть без всякой пьянки, пошутить. Но и не забывались, дорожили мнением сельчан – «Что люди скажут?». И алкоголиков не было.
                Но это было давно. Потом народ как-то петь и шутить разучился. Чего, мол, петь: еще скажут – напился. Большие семьи стали расселяться, многие стали уезжать, лучшую долю искать, кто в Крым, кто на Донбасс, кто в Молдавию, кто – в Сибирь. Стали люди как-то обособляться, пошла зависть, вражда. Видимо, сказались частые жестокие войны: войны уничтожали всё наилучшее, что было достигнуто народом, разрушали психику людей. И, если раньше дрались до «первой крови», то теперь и мертвого продолжают бить, душить, резать. И когда в прессе стали говорить о возрастающем чувстве собственного достоинства у современной молодежи, мне почему-то подумалось, что это не чувство достоинства, а непонятная озлобленность, агрессивность. И, если достоинство – хорошо, то озлобление – ужасно. Война, как пары ртути, – сказывается на внуках и правнуках, на их психике. На фронтах людей убивали, калечили, люди испытывали страшные стрессы. В стране среди войн, разрухи, голодовок шла непрерывная борьба за выживание - днем работа в колхозе, тяжелая, изнуряющая, почти бесплатная, а ночью работа еще более тяжелая, рискованная, по поддержанию семьи, за выживание семьи.  Надо было принести домой (как правило, издалека, с поля другого села, рискуя быть пойманным, избитым или пристреленным) все необходимое для питания, обогрева семьи и коровы. Без коровы в военные и голодные послевоенные годы, семьи, как правило, вымирали. Видимо, все эти нечеловеческие трудности привели к ожесточению людей, к тому, что человек стал ненавидеть человека. Люди стали не жить, а выживать. Любой ценой. Из последних сил,  голодая, замерзая, тянулись они к жизни, спасали своих детей, близких. Кто смирялся, падал духом или выбивался из сил, тот погибал, а за ним неизбежно погибала вся семья. Не считалось у людей воровством, если взял колхозное. Вор тот – кто брал чье-то личное, «людское», а колхозное – оно заработано тяжелым трудом, соленым потом. Если бы платили за труд,  то не надо было бы ночью рисковать. Но в колхозе тогда редко платили за труд, ограничиваясь иногда 200-250 граммами зерна на трудодень. Более того, запрещали подбирать явно бросовое - колоски на выкошенном и убранном поле, упавший на дорогу клок соломы, хворост и т.п. За это жестоко избивали охранники колхозных полей, и старых и малых, их все боялись. Можно было и в тюрьму попасть, и на высылку. Люди боялись поднимать даже упавшее в пыль, грязь, даже зная, что пропадет. А если брали, то украдкой. Я сам за колоски  бывал бит, если не успевал убежать или незаметно выбросить. В лучшем случае у уличенного забирали собранное или заставляли рассыпать по полю. Почему? Кому нужен такой закон? Ведь всё равно пропадет, сгниет! Задайте вопрос полегче! Уже потом, в пятидесятые, Н.С.Хрущев на весь мир «намекнул» колхозникам: «По ночам «крутиться» надо, а не спать». Люди и без него «крутились», иначе не выжили бы! Довольно часто принуждали вместо оплаты труда получать облигации государственных займов. В каждой семье были целые пачки таких неоплачиваемых облигаций.
                Поистине: «Дай, Бог, не быть богатым, но не красть!
                Дай, Бог, чтобы твоя страна не пнула тебя сапожищем!
                Дай, Бог, чтобы твоя жена любила тебя даже нищим!»
                Пусть земля будет пухом нашим родителям, тем, кто пережил все это …
                Вот в таких местах, у таких вот героических, самоотверженных родителей, готовых всегда к самопожертвованию, я и родился 08.08.1939 года в поле, в самую страду, и начал свою маленькую жизнь под пшеничным снопом. В те тяжелые годы колхозные поля убирались вручную: днем мужчины косили косами, а женщины жали серпами, а ночью вязали снопы, скирдовали, возили на ток, молотили цепами. Трактора, комбайны, другая сельскохозяйственная техника появились на полях гораздо позднее, уже после Великой Отечественной войны. В 1933 году по всей Украине был страшный голод (Голодомор, как теперь называют то время), люди вымирали, уезжали в другие края, спасался, кто как мог. Телевидения и радио тогда в сёлах не было, газет тоже, и электричества не было. Ходили только страшные слухи о голоде по всей стране. Наш папа, тогда совсем молоденький, спасаясь от голода, пешком прошёл в поисках работы почти всю Молдавию (были слухи, что там не такой убийственный голод) до Одессы, пытался устроиться в Дубоссарах, в Сочи, Сухуми, в  Одессе, но и там было голодно.  Из села пошёл пешком. Да и не ходил тогда никакой транспорт. Пошёл полями, полевыми дорогами и тропами, так как власти на основных дорогах выставили заставы, чтобы не допускать передвижений народа по районам и областям. Народ хотел есть, хотел спастись от голода, хотел выжить, но власти, как всегда, рассуждали по-своему. Некий «порядок» для них, видимо, был важнее жизни людей.  В Одессе поработал грузчиком в порту. Временно. Грузили доски. Там, вспоминал отец, в их бригаде был один такой же ищущий работу, как они, но какой-то «обособленный», не ладивший с бригадой. Отец с напарником решили проучить его. Стали  «задирать» его. А он, со смехом рассказывал отец, взял их двоих сразу за руки у подмышек, поднял и слегка стукнул лбами. Такой недюжинной силы он был. Потом, после этого инцидента они стали ладить. Зауважал их здоровяк. Но скоро работа в порту закончилась. Опять поиски заработка. Весь поизносился. Одежда, постолы (самодельная обувь из невыделанной кожи) продырявились. А наступила уже зима. Холодно. Одна женщина, увидев, что отец для зимы одет слишком легко и в рваной обуви, посочувствовала ему,  мол, ноги, наверное, замёрзли.  Да нет, отшутился отец: ведь обувь дырявая, и мороз в такой обуви не задерживается – в одну дырочку заходит, а в другую выходит. У нашего папы с чувством юмора всегда было всё в порядке. Но «голод не тётка». А работы не было. И денег на одежду, на обувь, на пропитание тоже не было. Тогда он ушел добровольцем в Красную Армию в самый тяжелый род войск – в кавалерию. Там тоже с одеждой и обувью были проблемы. Выдали шинель, обмундирование, будёновку, а  ботинки выдавали, как он рассказывал, только суточному наряду. Но хоть кормили. Так он выжил в те тяжёлые годы Голодомора.
                Ещё рассказывали о тех голодных временах, как при приёме на работу на сахарные заводы истощавшим голодным на еду давали сахар, и они наедались этого сахара так, что больше смотреть на него не могли, ...
                Отслужив положенный срок, вернулся домой, женился. Наша мама рассказывала, что впервые увидела его, когда он, отслужив, шёл через поле, где они работали, домой. В военной форме, с рюкзаком. Возле их звена остановился, пошутил с девчонками. Потом они познакомились ближе, поженились. Родился я, когда он воевал, как тогда говорили, «освобождая Западную Украину от  польских панов». Только вернулся с этой войны, как его сразу мобилизовали и направили на финскую войну. Так власти мстили нашему отцу за его прямой, правдивый характер и за отказ от избрания его председателем колхоза, от должности, на которой нужно было жестко принуждать колхозников бесплатно выполнять тяжелые полевые работы, а он с его добрым, демократичным характером ненавидел принуждение. А мама со мною продолжала бедствовать.
                Много было разных опасных моментов  на этих войнах: на войне с поляками шли непрерывные дожди, кругом непроходимая грязь, сырость. Поляки почти не сопротивлялись (с началом войны правительство Польши вместе с военным руководством бросило страну и сбежало в Румынию, не оставив никаких распоряжений,Польша была ослаблена войной с Германией, был договор германии и СССР о разделе Польши). Это, видимо, и помогло отцу выжить в этой войне. Как-то он рассказывал, что его и еще двоих конников послали в разведку. Долго скакали они под проливным дождем, не встречая никого. Промокли до нитки, дорога превратилась в небольшую грязную речку, доехали до намеченного рубежа, никого нигде. Решили передохнуть в брошенной риге (сарае) – там было сено и было сухо. Незаметно уснули.  Вдруг отец проснулся от человеческих голосов: поляки. Выскочил к лошадям, увидел, что на привязи только его конь, а вокруг риги под «стрехой» поляки – укрылись от дождя и о чем-то голгочут. «Карабин оставил!» – пронзило отца. Мытью вернулся в ригу, схватил карабин, на коня и – был таков. Польские солдаты никак не отреагировали на его метания. Прискакал к своим, напарники его думали, как  доложить о том, что они его оставили, но отец прискакал вовремя, и все обошлось: доложили о месте скопления солдат противника.  Но, как видно, эта война не нужна была людям, никто не хотел воевать и проливать кровь. Зато финская война была очень тяжелой: сильные морозы, финские снайперы (их называли «кукушки» за то, что они устраивали свои гнезда для засад на деревьях), быстрые автоматчики-лыжники, ночевки в снежных окопах – все это потом напоминало резкими головными болями всю жизнь. Финские солдаты одеты были в легкие и теплые шерстяные свитера и брюки, были очень мобильны, хорошо вооружены легким автоматическим оружием, били они по площадям, нанося нашим войскам большие потери. Наши солдаты одеты были в хлопчатобумажное обмундирование, а для тепла и маскировки им выдавали ватные брюки, фуфайки и валенки, что делало их неуклюжими и малоподвижными. А так как наши бойцы все время были в снежных окопах, обогреваться им негде было, и холод сковывал их движения, то можно представить какой легкой мишенью они были для финских стрелков. Вооружены наши бойцы были винтовками, стрелявшими одиночными выстрелами, требующими тщательного прицеливания, а цели - то были весьма подвижными, что усложняло задачу замерзшим стрелкам.  Однажды отец перебегал с напарником по болотистой местности, и вдруг: «хлоп», «хлоп» – снайпер. Отец мгновенно упал в ледяную жижу. Во время падения он почувствовал удар по котелку в вещевом мешке. Поняв, что снайпер промахнулся и попал в котелок, он стал тихонько окликать товарища, но тот не подавал никаких признаков жизни. Пришлось все светлое время пролежать, не шевелясь, в холодном, замерзшем болоте под прицелом снайпера. Отец перехитрил снайпера, но он так застудился в этой войне, что мучился всю жизнь.
                Нашим бойцам было неимоверно трудно в той исключительно свирепой войне.
                Отцу удалось выйти живым и из этой жестокой мясорубки в Финляндии.
                Приехал домой. Дома нищета. Мама днем и ночью работала на колхозных полях со мною на руках, но ведь за труд оплаты не было, поэтому мама еле-еле сводила концы с концами. Хорошо, что к тому времени в поповском доме организовали детские ясли, и мама могла на день оставлять меня в яслях. Папа любил вспоминать, что когда он вернулся с польской войны, то мама была в поле, и он пошел в ясли, чтобы увидеть меня (ведь я родился, когда он был на войне), и ему няня – моя крестная – показала   мальчика моего возраста, но очень болезненного, сопливого. Папа разгадал подвох. «Нет – сказал он – мой сын не может быть таким неухоженным: моя жена не допустит этого». Смеясь, няня сказала ему, что он прав, принесла меня, и он пошел домой, неся меня на руках.  По селам ходили вербовщики, вербовали на работы в Сибирь, в Крым, в «освобожденные» районы Западной Украины. До войны там люди жили зажиточно, многие убежали в Польшу, Канаду, бросив все на произвол судьбы. Необходимо было заполнять опустевшие районы, заводы, шахты. Отец завербовался на лесопильный завод под  Здолбуново, недалеко от Ровно. В Здолбуново поехали всей семьёй. Там папе и маме понравилось: обращение вежливое; зарплату платили исправно; на работе все ладилось.  На работе папу величали не иначе как «пан инженер», и ему с 2-мя классами церковноприходской школы за один год (два класса за один год получилось потому, что в первом классе отец быстро все схватывал, и учитель через некоторое время перевел его, как весьма преуспевающего, во второй класс досрочно) это, конечно, льстило. Казалось, жизнь начала налаживаться. Надоело ведь мотаться по белу свету: позади Голодомор 1933-го, скитания по Одессе, Дубоссарам, служба в кавалерийском полку (это самая тяжелая служба в армии), две войны – финская и польская – под пулями, снарядами, в грязи, снегу, в холоде и голоде. Казалось, можно было уже и пожить по-человечески, пусть и не дают покоя страшные головные боли – память о финской войне. Но вдруг, недели за две до начала Великой Отечественной войны 1941 г. директор завода вызвал отца к себе и сказал: «Василий Степанович, бери коня, бричку, хлеба, семью и скачи отсюда, что есть мочи: скоро здесь будет война». А война, как говорится, уже висела в воздухе, хотя официальные власти всячески опровергали возможность войны. Кто этот мудрый, добрый и, по-настоящему, государственный человек?  Теперь этого не узнать. А он спас жизнь нашей семье и многим другим, ...
                Кстати, в годы войны в Здолбуновских лесах действовал чекистский спецотряд полковника Медведева и легендарный советский разведчик Николай Кузнецов.
                Много тайн у начала Великой Отечественной войны. Это тоже одна из тайн, и когда я пытался рассказать об этом случае на политзанятиях, на меня смотрели довольно странно, с недоверием. Но так было. В июне 1941 года, незадолго до нападения фашистской Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года в 4 часа утра. Но мы в это время были уже далеко от Здолбуново, от Ровно. Пройдя армейскую школу и две войны, отец не раздумывал долго: взял коня, бричку, хлеба, нас с мамой и погнал на восток – домой. Ехали днем и ночью, ехали быстро. Спали урывками на ходу. Однажды задремали одновременно, проснулись - в бричке меня нет! Где выпал? Живой ли? Вернулись назад, долго искали, нет нигде. Поодаль от дороги паслась отара овец. Подъехали к ней, а я среди овец! Как попал туда? Когда успел? Раздумывать некогда: позади слышен уже гром войны! А вскоре стали налетать немецкие самолеты. Мама рассказывала: «Пролетают, снижаются низко-низко, я вижу глаза немецкого летчика, он в очках, хохочет, потому что конь от испуга, от рева самолета несет, отец еле удерживает коня, а я тебя прикрываю, смотрю немцу в глаза и молюсь: хоть бы не стрелял». Но, слава Богу, они тогда еще не стреляли: слишком все гладко у них шло. Звереть фашисты стали позже, увидев, что не получится «Блицкриг». Это потом они станут стрелять в мирных людей, это потом их стала пьянить кровь людская, это потом приобрелся синдром садизма, стало приятно глядеть на муки корчившихся от боли людей – старых и малых, приятно стало фотографироваться на фоне повешенных стариков и женщин, на фоне корчившихся от мук людей. А пока они упивались своим господством в воздухе. Это потом к моральному удовлетворению стала возникать потребность созерцать кровь, раны, муки человеческие. Видимо, это следствие любой длительной войны не на жизнь, а на смерть, любой массовой бойни, когда нечто человеческое уходит из души человека, а остается только звериное, человек становится равнодушным к чужой боли, он становится страшнее зверя: он наслаждается чужой болью, чужими муками. Он жаждет этого.
          Вскоре мы приехали в Н..  Там вовсю шла уже мобилизация. Мобилизовали уже дядю Мишу – маминого брата. Вскоре призвали и отца. По стране шла с Запада и Юго-запада (немцы, румыны, итальянцы, венгры) война.  Закончилась короткая мирная жизнь. Закончилась короткая передышка. Все кончено! Жестокий враг шел по нашей земле. Только об этом теперь и говорили. Только и звучало страшное слово «Война!». Женщины плакали. Мужчины ждали своего часа, ждали повесток, ходили в военкомат. Все понимали, что война будет жестокой, беспощадной. По селам плакали, не переставая, мамы по сыновьям, жены по мужьям, сестры по братьям, невесты по женихам. Военкоматы работали днем и ночью, отправляя мужчин на войну. Отец попал в группу человек в 150-200. Так как война была уже совсем близко, то эту группу поручили офицеру военкомата с задачей, двигаясь на восток, выйти к своим и влиться в воинские подразделения. Шли днем и ночью. Следом шла война, неся смерть, кровь и муки. Много было лазутчиков, шпионов. Об этом свидетельствовали листовки, диверсии. Повсюду были паника, недоверие, без документов могли расстрелять свои.  Многие из отряда стали потихоньку исчезать. Без документов. Подговаривали и отца: мол, куда идем? Где наши? Если немцы догонят, то всех перебьют! Отец не ушел. Те, кто ушел, пропали навсегда. Никто так и не узнает, как кончили они свои дни, от чьей пули погибли – от немецкой или от своих? Сколько судеб и жизней сломала война! Сколько людей не вернулось с войны! Сколько людей, вернувшись с войны домой, не застали там никого из своих! До сих пор люди ищут друг друга!
Наш папа вернулся с войны, слава Богу! Долго (оккупация!) мы не знали о нем ничего! А он воевал, был ранен, контужен и после ранения в где-то Восточной Пруссии (судя по тому, что у папы, кроме медали "За Отвагу", была ещё медаль "За взятие Кёнигсберга") из госпиталя его направили на войну с Японией (четвертую!), но уже в Сибири их эшелон догнал приказ о демобилизации его возраста.
И вот своим ходом добрался домой. Перед этим мы успели уже многих фронтовиков встретить, а о многих узнать, что их уже нет на белом свете, что они погибли смертью храбрых. Такое письмо получили и наши дедушка Филимон и бабушка Анна.  Дядя Миша никогда больше не вернется, не возьмет меня на руки, не подбросит вверх. Дядя Миша погиб 14.11.1942 года в Смоленской области. Никто теперь не узнает, как прошла его жизнь, пока мы были в оккупации. По всей вероятности, он защищал Москву в 41-м. Потом фашистов прогнали на Смоленщину, где дядя Миша в возрасте чуть более 19 лет сложил свою молоденькую головушку, провоевав более полутора лет, не вкусив и не повидав хорошей жизни. Родился он в 1922 году, в 1929 году – коллективизация, в 1933 году – страшный голод по всей Украине, в 1941 году – война, и он на ней с первых дней. Как прошли для него эти страшные годы отступлений и контрнаступлений 1941-1942 г.г.? Теперь об этом никто не узнает. Ведь от него не было ни одного письма: он был за линией фронта, а родные были в оккупации.  Первой весточкой о нем за все эти долгие три года оккупации было извещение о его гибели! Скорее всего, он погиб в боях отвлекающей операции, проводимой под руководством Маршала Жукова Г.К. на Калининском и Западном фронтах. Войсковая операция проводилась на этих фронтах, чтобы обмануть немцев и скрыть подготовку контрнаступления под Сталинградом, которое началось 19 ноября 1942 года. Наш дядя Миша погиб в 19 лет в жесточайших боях 14 ноября, так и не узнав о победе под Сталинградом.  Когда я смотрю кинофильм Л.Быкова «Аты – баты ...», где назначен командиром молоденький младший лейтенант (его роль играет Владимир Конкин), то я всегда думаю: «А ведь судьба нашего дяди Миши могла сложиться так же, как и у этого молоденького командира». Иногда закрадывается мысль: «А, может это про него фильм?». 
       Отец не любил рассказывать о войне. Только потом, уже в шестидесятые годы, когда, видимо, уже оттаяло сердце, когда потерялась острота ощущений от всего пережитого, когда притупилась боль от всего пережитого и от страшных потерь, он иногда вспоминал отдельные случаи из фронтовой жизни, о пережитом, о людях, о своих боевых друзьях-товарищах, с которыми ему пришлось служить, воевать. И всегда он о пережитом говорил с болью в голосе, о людях, как правило, отзывался с эпитетами «бедненький», «хороший человек», «добрый человек», «сердечный». Он очень любил шутить. Возможно, это была военная привычка. Я понял, что за внешней бесшабашностью у отца было мягкое, жалостливое сердце, и он не любил рассказывать о войне (а это всегда смерть, горе, тяжелый труд) потому, что он не мог говорить о ней спокойно, без волнения, а, возможно, и без слез. Только с мамой он делился всем пережитым, может быть, потому что у мамы было такое же доброе и жалостливое сердце. Свою первую благодарность красноармеец-кавалерист Качур Василий Степанович получил от командира полка за то, что, когда в кавалерийском полку во время завтрака была объявлена тревога, то все побросали свои котелки с кашей, а отец не бросил.  Командир кавалерийского полка перед строем похвалил его, сказав, что такой боец не пропадет на войне, с него надо брать пример всем бойцам: на войне необходимо жить, чтобы бить врага!
          В начале войны папа служил в конной артиллерии (артиллерии на конной тяге). Как известно, в начале войны наши войска отступали под натиском фашистов. Однажды полк, в котором служил отец, отступал слишком быстро, попросту сказать, бежал от превосходящих сил немцев. Пушка мешала. Чтобы не попасть в плен с пушкой, командир приказал обрезать постромки и бросить пушку. Но, когда позиции установились, то пушка оказалась как раз посередине между немецкими и нашими траншеями. За брошенное орудие по тем временам могли и расстрелять. «Пушку надо вывезти» – приказал командир. Надо – то надо, а как? Отец со своим земляком – нетребовчаниным Надкырнычным придумал смелый план: доскакать на лошадях до пушки под огнем поверх голов наших бойцов, быстро пристегнуть пушку и, развернувшись, вернуться к своим. Риск был огромный, ибо немцы могли открыть огонь на поражение на пути к ним, и, тем более на обратном пути. А попасть в упряжку особой трудности не составляло, особенно при плотном пулеметном и автоматном огне: цель была довольно большая, а расстояние до цели – слишком малым. Но все получилось отлично, как и было задумано, «как по нотам»: на бешеной скорости выскочила упряжка на нейтральную полосу, треск автоматов и винтовок наших, молчаливое наблюдение со стороны немцев. На обратном пути - сплошной огонь, где та тропинка между пуль? Некогда думать, некогда выбирать. Несли кони в ужасе, не разбирая дороги, несли от свинцового дождя, спасая честь и жизнь бойцов, верные, преданные людям кони.  «Кто люди - люди или кони?» Почему люди не так добры, как кони? Почему люди постоянно воюют, не щадя ни людей, ни коней? В тот раз все обошлось благополучно и для людей, и для коней.
       Был случай, когда отец, рискуя своей жизнью, спас командира. Воинская заповедь: «Сам погибай, а товарища выручай!». На войне иначе нельзя. 
          Отец, будучи сам человеком правильным, с детства учил порядочности и нас с братом Володей. Остановлюсь на двух случаях, в которых отец мне совсем ещё малому преподал уроки «береги свое» и - «не бери чужого». По первому случаю было так. Как-то отец позвал меня на базар в Мяскивку (Городковку), чтобы купить мне кепку. В то время не принято было ходить без головного убора. Было мне тогда лет семь.  На базаре мы ходили по рядам, где продавались различные вещи. Продавали их в основном местные ремесленники-евреи, которые сами шили одежду. Наконец, кепку мне подобрали. А вскоре я в новой кепке повел корову в поле. В поле старшие ребята-подростки расшалились, и один из них снял с меня новую кепку и, взяв её за козырек, запустил в поле. Мне стало обидно, и я с ревом побежал домой жаловаться отцу – мол, меня «большие» обижают. Когда я прибежал, то отец, не слушая меня, строго посмотрел мне в глаза своими стальными глазами и спросил: «Корова где? Кепка где?». Я тут же повернулся и побежал в поле. Корова была на месте, а кепку я так и не нашел. Но «зарубка» осталась на всю жизнь. Второй случай случился в Северо-Енисейске летом после моего приезда к родителям. Надо сказать, что в Северо-Енисейске в то время было с десяток ребят, у которых не было отцов, и жили они с мамами или бабушками. Эти ребята не учились в школе и крутились, как правило, около клуба или около магазина. Рядом с магазином всегда сидел взрослый инвалид войны (а, может, детства) Жора. Его ещё звали «Братишка, дай рублишка», так как он ко всем с этой просьбой обращался – и к совсем малым детям, и к взрослым. Я не знаю, что связывало его и уличных ребят, но что-то там было. Так вот однажды, эти ребята, видимо, обворовали какой-то склад или магазин и предложили мне баночку маринованных яблок. До этого я их никогда не ел и даже не видел. И, конечно же, с удовольствием взял, не подозревая тогда, что, таким образом эти ребята меня втягивают в свою компанию. Я взял баночку и побежал домой. Показал отцу, ожидая, что он меня похвалит. Но отец строго на меня посмотрел и сказал: «Отнеси туда, где взял!». Я отнес, приобретя, конечно врагов среди уличных ребят. Но «зарубка» осталась! В будущем не раз меня называли «правильный», и мне было очень приятно. И я горжусь своими родителями. И старался своих детей воспитывать так, чтобы они тоже были правильными.         
          В 90-е годы стали чернить, поливать грязью многих советских героев.  Да и сейчас еще продолжают. Интересно, за что попали в немилость современных «писак» Александр Матросов, Зоя Космодемьянская, писатель Аркадий Гайдар, другие герои, совершившие, по-настоящему геройские подвиги во имя спасения других людей? Ведь Александр Матросов сам, по своей воле, закрыл амбразуру своим телом. Никто не мог заставить его лечь на амбразуру. А он лёг и спас своим подвигом своих товарищей по роте!   И совсем молоденькая Зоя добровольно пошла на подвиг во имя своей страны, и выдана была врагам трусом-подлецом, и погибла как герой, не выдав никого из своих товарищей. А писатель Аркадий Гайдар (Голиков), будучи уже в солидном, непризывном возрасте, добровольно пошел в партизанский отряд (в армию его уже не брали) и погиб 29.10.1941 года, спасая своих товарищей. Будучи еще несовершеннолетним гимназистом, он в гражданскую войну пошел воевать. В 16 лет бойцы избрали его командиром полка. Потом он воевал с бандами. Потом, когда началась Великая Отечественная война, он не смог отсиживаться и пошел к партизанам. 29 октября они шли по лесной дороге с группой партизан. Сделали привал перед железнодорожной насыпью. А.Гайдар поднялся на насыпь и увидел, что в кустах затаилась засада. Он решил спасти товарищей и крикнул им, чтобы они спасались, и был изрешечен немцами из автоматов. Он погиб сам, но спас своих товарищей! Это же настоящий героизм! И Зоя Космодемьянская, и Аркадий Гайдар могли бы «отсидеться» в тылу, Александр Матросов мог бы затаиться в «мертвой зоне» недостигаемый пулемётным огнём из амбразуры, но они – ГЕРОИ. И поступили они как ГЕРОИ.  Не исключено, что обсуждают и осуждают их те, кто говорят: «Если бы вы не воевали, мы сейчас пили бы баварское пиво!»  ...
       И Матросов, и Зоя, и Гайдар – ГЕРОИ.  Как можно сомневаться в этом?
       Делают сейчас святым царя Николая II. А что сделал он для спасения своей страны, или хотя бы своей семьи? А что сделал внук героя Аркадия Гайдара - Егор Гайдар для своей страны, или хотя бы для памяти своего деда – героя?  Руководил он Россией, разработал реформы по развалу страны, разрушал то, что создавал его дедушка-герой, не создав ничего полезного для своей страны. До сих пор по его, с позволения сказать, «реформам» разваливают армию, здравоохранение, образование, промышленность, всю страну. Неужели нельзя остановить этот развал, это разрушение? Где же совесть у людей! Что выросло на её месте! В городе Клин Московской области есть музей писателя Аркадия Гайдара (и хорошего писателя, я скажу). И много жалоб было от директора этого музея на то, что нет поддержки от государства, от местных властей, на содержание этого музея, что разваливается он. Интересно, а премьер Правительства России Е.Гайдар не знал об этом музее ничего?
       Вопросы, вопросы. Вопросы без ответов ...    
       Был случай, когда отцу командир приказал вынести раненого бойца с нейтральной полосы. Смеркалось. Отец пошел без оружия и вдруг наткнулся на нескольких немцев – разведчиков. Все растерялись. Первым опомнился отец.  «Ох, ты ох!» – воскликнул он. Так он произносил немецкое «Хенде хох!» – «Руки вверх!». На счастье, немцы отреагировали мгновенно: бросили оружие и подняли руки вверх. Отцу осталось привести пленных в штаб полка. Видимо, немцы здорово боялись бойцов генерала Черняховского Ивана Даниловича. Генерал Черняховский И.Д. был самым молодым и одним из самых талантливых командующих фронтом. Он был родом из села Вербовая, что рядом с Вапняркой, он начинал свою трудовую деятельность на станции Вапнярка и хорошо знал те края и проживающих там людей. Он с удовольствием брал под свои знамена своих земляков. В Вербовой и сейчас любят, и уважают И.Д.Черняховского.
          Так проходили годы войны и закончились они для отца совсем неожиданно: в Прибалтике под Кёнинсбергом он был тяжело ранен, направлен в госпиталь на Кавказ (Сочи или Сухуми?), потом его снова направили в действующую армию, но в Дальневосточную, т.к. на Западе война уже шла к концу. Шла подготовка к войне с Японией, стягивались войска на Восток. Но уже где-то в далекой Сибири отца догнал указ о демобилизации его возраста. Отца высадили с теплушки, и он с еще одним товарищем (москвичом) стал самостоятельно добираться домой. Путь был долгий и тяжелый. Денег не было, приходилось в основном отсыпаться. Правда, как вспоминал отец с улыбкой, в продовольственном вопросе часто выручал его боевой товарищ. Еще в начале пути его обворовали, сухой паек отца они прикончили быстро, а потом его товарищ стал играть в карты, играл он хорошо, и так они добрались до Москвы. А от Москвы до дома можно уже и не есть, лишь бы скорее! Что-то такое было дано отцу от Бога, что любили его люди, тянулись к нему. Теперь говорят: «Есть харизма у него». Тогда так не говорили. Просто люди тянулись за добрым словом, за советом, за шуткой, за махоркой, за поддержкой, … Отец понимал людей, любил, и люди отвечали ему взаимностью. Знал и понимал отец и животных. Он всегда с первого взгляда выбирал лучшего коня, лучшую корову, лучшего поросенка, … Он мог, к примеру, смело подойти к злющему цепному кобелю, которому и хозяин-то пищу вилами подсовывал. Отец же, пристально глядя на пса своими красивыми стальными глазами, подходил, говоря ласковые успокаивающие слова, брал за ошейник, а, взяв    за ошейник, говорил: «Все, теперь он мой!». Пес урчал злобно, скалил зубы, но не кусал. Говорят, собака чувствует человека, который ее боится, по запаху, и тогда она кусает этого человека.  Отец очень любил умных, сообразительных животных.
        Доехал отец до Москвы, а там уже близко - рукой подать - до станции Вапнярка, и однажды ночью в окно нашего дома постучали.
       Сколько радости было у нас с мамой: наш папа вернулся!  Усталый, но радостный и счастливый! К тому времени в село уже вернулись многие изувеченные войной. Теперь стали возвращаться более здоровые фронтовики – опора, надежда села: войне конец.  Сколько радости и счастья было в нашем маленьком доме! Сколько гостей, расспросов, разговоров, воспоминаний! Приходили односельчане, чтобы узнать о своих, о еще не вернувшихся, о погибших, о пропавших без вести. Приходили кто с радостью, кто со слезами, кто со своим счастьем, кто с горем. Поздравляли отца, маму с благополучным возвращением, рассказывали о пережитом. Приходили фронтовики, однополчане, друзья, соседи. Радовались возвращению, встрече, жизни, обнимались, поздравляли друг друга, не подозревая того, что через полтора-два года на них обрушится новое испытание, новая беда: страшный голод и многие, особенно покалеченные, не выдержат этого удара и умрут от голода. А голод был страшный: люди опухали от голода, падали и умирали на ходу, кто мог ходить, пошли с сумой по селам, двери хат не закрывались: грешно было закрывать двери перед голодными, умирающими людьми. Просили подаяние старые и малые. Давали им, кто что мог: картофелину, кусочек хлеба, кашки, мамалыги (каша из кукурузной муки), а то просто воды напиться. Кто что имел. А «запасы», конечно, истощались быстро. Голод жестоко ударил по тем, кто больше всего пострадал в годы войны, по тем, кого война сделала беспомощными калеками, а также по тем, кого война лишила опоры, по самым беззащитным: это дети – сироты, престарелые, у кого погибли на войне сыновья, изувеченные войной фронтовики. Беда всегда бьет по самым беззащитным. И они приняли этот удар первыми и погибли от голода первыми. Это было страшное время, и я его уже помню. Помню, как находили на дорогах, в поле умерших от голода и холода людей. От истощения, обессиленные люди падали и умирали. Очень смутно помню оккупантов – румын. Как они били людей – направо и налево, как скот, плетками. У каждого солдата-румына была плетка «для разговора» с нами. Помнится, как румын бил за что-то нашего дедушку Степана. Румыны грабили, били, пьянствовали, но, в отличие от немцев, не расстреливали.  Если румын, чуть что хватался за плетку, то немец – за автомат. Румыны колхозы не расформировывали. Они заставляли людей работать на колхозных полях, выращивать и убирать урожай, а потом собранный хлеб увозили в Румынию. Какие они воры были, очень хорошо описал А.Фадеев в романе «Молодая гвардия».
       Ну а что такое война (а развязывают войны правители, защищенные от её «прелестей»), и сколько жизней унесла Вторая мировая война, писали газеты. Вот приближенные статистические данные советских времен (середина восьмидесятых годов двадцатого столетия):
«Во Второй мировой войне погибли:
англичан  > 200 000 чел.;
американцев  > 325 000 чел.;
чехов и словаков  > 364 000 чел.;
итальянцев  > 400 000 чел.;
французов  > 520 000 чел.;
югославов  > 1 600 000 чел.;
поляков  > 6 028 000 чел.;
немцев > 9 700 000 чел. (по др. данным > 13 600 000 чел.);
советских людей  > 20 000 000 чел. (по другим данным  > 29 000 000 чел.);
На территории республик СССР:
РСФСР >  13 400 000 чел.;
УССР >   5 300 000 чел. (>3 800 000 мирных жителей и > 1 500 000 военнопленных);
БССР  >  2 200 000 чел. (>1400 000 мирных жителей и > 80 000 военнопленных);
Литвы  > 700 000 чел.;
Латвии  > 313 800 чел.;
Эстонии > 64 000 чел.;
Молдавской ССР > 64 000 чел.»
К сожалению, эти данные уточняются с каждым годом и, к сожалению, потери военных и мирного населения СССР увеличиваются  …
      По специальному приказу Гитлера фашисты безжалостно уничтожали (расстреливали, сжигали в крематориях, травили в газовых печах) евреев, цыган, поляков, русских, украинцев, другие славянские народы, а также инвалидов и психически больных людей. Всех, кто не мог работать на Германию (в приказе Гитлера – «Великую Германию»). Планировалось оставлять только тех из славян – русских, украинцев, белорусов, кого можно было бы использовать на тяжелых физических работах (превратив их в необходимый для Великой Германии «рабочий скот»), а остальные подлежали уничтожению ... Все! Поголовно!
        Тяжело и больно было слышать в период горбачевской болтовни, ведшей и приведшей к распаду Советского Союза, как некоторые неграмотные люди оскорбляли заслуженных фронтовиков Великой Отечественной войны. Рассказывали, что в то нелепое время - время болтовни, лицемерия, фальсификаций и чудовищного искажения истории Великой Отечественной войны -  был случай, когда с инвалида Великой Отечественной войны, потерявшего в этой войне руку, сбили с головы папаху, говоря: «Если бы ты не воевал, если бы вы не победили, то мы сейчас пили бы баварское пиво!». А был это военный писатель полковник В.М.Иванов, преподаватель кафедры истории военного искусства Военной Академии им. Ф.Э.Дзержинского.
          Не удалось избежать подобного унижения и Герою Советского Союза преподавателю кафедры тактики нашей академии полковнику Сутормину А.З. А ведь молоденькому лейтенанту Сутормину в годы войны пришлось вызывать огонь на себя. Он выполнял задачу по корректировке огня нашей артиллерии по позициям фашистов, пост корректировки на колокольне церкви в тылу врага был засечен фашистами и был окружен. Лейтенант Сутормин вызвал огонь нашей артиллерии на себя. Был ранен, контужен. Чудом остался жив. А тут какие-то подонки! Какие морально низкие молодые люди! Так унизить заслуженного человека, героя, инвалида!  Видели бы они баварское пиво! Были бы они и их родные вообще на белом свете?! Ведь Гитлер планировал Москву затопить, похоронить под водой великий город... Многое можно понять, но такое ...! 
Но: гражданские власти делали вид, что ничего не происходит, усиливали только свою охрану, а военные власти приказали офицерам в городе в военной форме одежды не появляться, прибывать на службу в гражданской одежде и уже на службе переодеваться в военную форму. Какой позор! Власть стала стыдиться защитников Родины!
        Все приведенные мною данные о потерях в годы войны печатались в газете «Правда» в 1985 г. к сорокалетию Победы над фашистской Германией. Они довольно приблизительны. И сейчас еще нет исчерпывающих данных о потерях в той страшной войне. Такие данные привела в то время газета «Правда». Я выписал эти данные в блокнот для того, чтобы использовать их в беседах и занятиях с подчиненными. Предположительно они значительно занижены. Да и неполные они, так как сюда не вошли потери многих других народов и наций. Но и эти сведения ужасают! Их нельзя забывать! Дай, Бог, чтобы правители анализировали эти потери, не забывали их, любили и жалели свой народ и не подводили его к войнам!  Ещё мне запомнилось, что в городе Орел (город Орел – город первого салюта по случаю освобождения от фашистов), полностью разрушенном городе, когда его освободили советские войска, было всего 200 стариков и детей! Всего! Сколько же надо было вложить сил народных, чтобы восстановить его! А полностью разрушенный город Сталинград?! А Ленинград?! А сколько было еще разрушенных полностью или почти полностью городов, поселков и сел?! А цветущий город Грозный разрушен в 1994 году и стоит в развалинах до сих пор, не лучше Сталинграда! Вот что такое война!
         А, какой голод люди переносили в годы военные и послевоенные! Не дай, Бог, никому испытать то, что испытали жители блокированного Ленинграда! А как выживали жители оккупированных городов? Чем и как они питались? Одному Богу известно!
     Мне до сих пор вспоминается вкус хлеба «от зайчика». В голодные военные и послевоенные времена есть было нечего. Ели хлеб с различными добавками из растений («Голь на выдумки хитра!»). Такой хлеб быстро черствел, был невкусен, мы его не любили и отказывались есть. А мамы наши шли в поле на тяжелые работы и брали с собою кусочек хлеба, луковицу, зубчик чеснока, вареную картофелину, ... – что у кого было. А чтобы нас вечером как-то накормить, они, недоедая в поле, приносили домой кусочек хлеба и, уговаривая своих детей поесть, говорили, что хлеб этот «от зайчика». И заинтригованные дети с удовольствием ели хлеб «от зайчика».  Я, например, с удовольствием поедал хлеб «от зайчика». Ну и, конечно, фруктам и овощам в садах и огородах своих и чужих дозревать мы не давали. Страдали, безусловно, и колхозные сады, и огородные поля, хотя они хорошо охранялись. Ели в лесу дикий лук, грибы. От грибов, было много отравлений, у многих возникали галлюцинации. Походы в колхозные сады тщательно планировались и разрабатывались, как воинские операции: тут были и «атакующие», и «отвлекающие», и «наблюдающие». Я до сих пор помню, как сильно у меня болел в те времена живот, как даже по ночам я не мог спать из-за сильных болей в животе. 
          Во время голода были не только такие, что просили милостыню, но было много ночных грабежей и убийств. Воровали и грабили, чтобы выжить самим за счет других (возможно, даже за счет их гибели) ... Были случаи, когда уводили со двора единственную кормилицу – корову, были случаи, когда уводили свиней (это вообще-то не просто -  по-тихому увести со двора свинью), уносили остатки картошки. Помню, был случай, когда семья, жившая на самом краю села, спала ночью на сене (было очень душно), а, проснувшись утром, обнаружили, что из хаты украдена вся утварь, одежда и пр.: ночью воры дочиста обобрали хату, и никто ничего не слышал. А через некоторое время то же самое сделали с их соседями, только соседи проснулись, и грабители их всех заперли в кладовушке, накрыв порожними деревянными кадками, и приказав до утра не высовываться, пока их не освободили утром соседи. Много было тогда страшных происшествий. Будучи уже взрослым человеком, я не мог спокойно спать в той хате, где родился, и где прошло мое военное и голодное детство: все время снились кошмары, будто кто-то заглядывает в окно с топором наготове, а я не могу двинуть ни рукой, ни ногой, не могу шевельнуться, загипнотизированный злодеем. Сны были настолько явными, что мне, чтобы убедить самого себя, что это был всего лишь сон и сбросить ощущение кошмара, приходилось вставать и выходить во двор, доказывать самому себе, что во дворе нет никого. Нигде, ни в одном месте (а приходилось бывать в очень многих местах) мне подобные кошмары не снились. Видимо, в родительской хате пробуждались пережитые в детстве страхи. Да, страшные были времена, но люди (ЛЮДИ), несмотря ни на что жили, пели, общались, помогали друг другу в беде. А как пели тогда девчата! Теперь уже так не поют. Почему? Трудно сказать. Может быть, сказывались пережитые годы: в 1933 году голод; 1937 г. и 1948 г. - репрессии; 1939 –1945 г.г. – войны с Польшей, Финляндией и с фашистской Германией.  Наш отец, участник всех трех войн, а это огромный риск для него: он мог погибнуть или стать калекой на всю жизнь, и тогда - потеря кормильца, и нищета для нашей семьи. Люди стали как-то замыкаться, обособляться, бояться друг друга: ведь репрессии 1948 – 1949 г.г. проводились уже в «низах», в селах, когда людей по наветам хватали и высылали в Сибирь. И, если 1937 г. страшен своей жестокостью, «крайними мерами», то 1948 г. страшен своей массовостью, когда людей из народа объявляли «врагами народа» и увозили из родных краев в лагеря, тюрьмы, в ссылку, на стройки. Это была настоящая война власти с собственным народом! Почему «враг народа», не совсем понятно. Логичнее и понятнее было бы «враг власти» или «враг коммунистической партии», или ещё как-то, ... Действительно, как в песне А.Малинина: «Дай, Бог, чтобы твоя страна не пнула тебя сапожищем …».
         Пнула. Нас пнула. И еще как! Вернее, нашу маму Анну Филимоновну. Аж в Северо-Енисейск Красноярского края, в вечные мерзлоты, запнула ее бедную ни за что, ни про что. Снова, как в случае с дедушкой Филимоном, власти применили суровое наказание без совершения какого-либо преступления. Ведь никакого закона мама не нарушала, никакого преступления не совершала. Царское правительство профессионального революционера, яростного врага царизма Ульянова (Ленина) Владимира Ильича и то поближе ссылало. А нашу маму – как говорят, плоть от плоти народа - оторвали от семьи, от полуторагодовалого ребенка – моего брата Володи 1946 года рождения.  А чуть раньше умер в грудном возрасте другой мой братишка – Миша, названный в честь моего дяди Миши, защищавшего Москву и погибшего в возрасте 19 лет на Смоленщине. Оторвали от родного края. Если бы смог кто описать ту трагедию, которую пережила наша мама, когда ее внезапно ни за что, ни про что, схватили и в теплушке отправили за тридевять земель, издеваясь, не давая ни пить, ни есть, держа в неизвестности о будущем! Ведь везли, не кого-нибудь, а "врагов народа"! А память о войне еще свежа! И обращались с ними жестоко, как с врагами. Никто, тем более конвойные, не знал и знать не хотел, что люди эти преступлений не совершали, Родину не предавали, фашистам не помогали, а наоборот - страдали от фашистов наравне со всеми ...
          Что наша мама думала в эти дни, недели, месяцы? На что надеялась? На кого или кому молилась? Она ведь писать не умела! А, где-то через год, папа получил от нее письмо, написанное мамой лично (в теплушках, на пересылках, она, думая постоянно, как она будет общаться со своей семьей, с мужем, детьми, мама научилась читать, а затем и писать). Так мы узнали, где наша мама. Она, наверное, уже и не думала, что увидит свою семью. За этот год она уже приобрела (в свои 29) лет болезни сердца, ревматизм и гипертонию.  Она не знала, как отец бился, чтобы освободить ее, куда только он не обращался! Сколько платил! А когда получил письмо, то взял Володю и уехал с ним к маме. Этим он спас ее от неминуемой смерти от тоски, депрессии и сердечно-сосудистых заболеваний. А сколько было таких исковерканных судеб. Сколько людей до сих пор разыскивают друг друга!
         После войны стали возвращаться с фронта домой оставшиеся в живых мужья. Женщины стали рожать детей. Это всё вполне естественно. Но властям это не нравилось, особенно Секретарю ЦК КП(б) Украины Н.Хрущёву, уроженцу Курской области. А, может быть, он просто сильно Сталина боялся и стремился всячески выслужиться перед ним, особенно после того, как его сын (лётчик) на фронте без вести пропал, … Вместо того, чтобы дать женщинам возможность растить рожденных после страшной войны, после страшных человеческих потерь, детишек и принять закон об отпуске по уходу за новорожденными, Хрущёв придумал сначала для украинских женщин (не напрасно его называли «палач Украины» и есть даже подпись Сталина на расстрельных списках «Никита, уймись!»), а потом для женщин всего СССР (Сталин поддержал) секретный Указ о высылке таких, родивших детишек, женщин с формулировкой «вела антиобщественный образ жизни». Начиналось обычно с того, что счетовод, бухгалтер, сосед, председатель колхоза, ..., на таких женщин, ухаживавших за новорождёнными, часто болевшими детьми, если им не с кем было оставить детишек и они не выходили выходить на работу, начинали "точить зуб" за не выходы на работу, а потом заявляли в районные службы, где гона них говорили, что они ведут антиобщественный, паразитический образ жизни (додуматься до такого!), ..., и судьбы таких женщин решались уже, как говорится, мгновенно, ..., и начались высылки ни в чём не повинных,  не подозревавших о беде женщин, … Их отрывали от новорожденных детей и высылали в отдалённые районы Сибири, …, где у сосланных и членов их семей начиналась у каждого новая жизнь, семьи обычно разрушались, ... Вообще даже после тяжелейшей войны и гибели миллионов людей у властей не было ни любви, ни уважения к своим подданным. Например, (цитата из газеты): "...  в Музее истории ГУЛАГа рассказывают даже о последнем процессе сталинской эпохи, в ходе которого использовались самые абсурдные формы обвинения и антигуманные методы ведения следствия в "деле врачей 1950-53 гг., когда властью при личном участии генсека были сфабрикованы уголовные дела против докторов, ..."
         Ещё по секретному Приказу № 0047 от 1938 г. Наркома внутренних дел СССР, для каждой республики и области устанавливались лимиты «по первой и второй категории». Первая вела на расстрел, вторая – на высылку...
Так или иначе, получается, что почти повторялись времена правления императора ПетраI (в Украине правил гетман Мазепа), которые русский историк М.С.Соловьев так описывал: «Полковники беспрестанно приходили к гетману с жалобами: приставы у крепостного строения казаков палками по головам бьют, уши шпагами обсекают; казаки, оставивши дома свои, сенокосы и жнитво, терпят на службе царской  зной и всякого рода лишения, а там великороссийские люди домы их грабят, разбирают и палят, жен и дочерей насилуют, коней и скотину и всякие пожитки забирают, старшину бьют смертными побоями ...».   
         Сколько было таких случаев, когда разрушали семьи, родителей отрывали от детей и ссылали, а детей отправляли в детские дома, порою по разным адресам!
Ну а меня злые власти лишили нормального детства. Еще не раз я буду возвращаться к этой теме.
      
         А сейчас я хочу рассказать о своих дедушках и бабушках.   
         Папин отец, мой дедушка Степан, был высокий, жилистый, сильный и выносливый человек с красивыми усами и карими глазами с разного размера зрачками – когда-то один глаз был травмирован, зрачок от травмы сильно увеличился и так и остался, что создавало впечатление разноцветности глаз. Но самое сильное впечатление на меня производили дедушкины руки: большие, натруженные, с негнущимися и не выпрямляющимися от крупных твердых мозолей пальцами. Великим тружеником был дедушка Степан! Даже будучи уже в преклонном возрасте, он выходил в поле с лопатой или тяпкой и с раннего утра до позднего вечера, не разгибаясь, трудился под палящим солнцем, и пот заливал его лицо и струями стекал по усам и с кончика носа. Его высокую одинокую фигуру всегда можно было видеть в поле за работой. Я не помню, шутил ли дедушка, смеялся ли когда. Я помню только неописуемую печаль его карих глаз, его вздохи о тяжкой жизни. Жизнь действительно была, как поется в песне «… такая колючая…». От косы, лопаты, тяпки и топора на руках дедушки образовались твердые мозоли, да такие, что пальцы не выпрямлялись и всегда были в полусогнутом состоянии, как крючки. Никогда не забуду его руки и печаль в его глазах. Всю свою долгую и трудную жизнь проработал наш дедушка; воевал в 1-ю Мировую (Империалистическую, как говорил дедушка); построил себе хатенку; впереди построил хату старшему сыну своему Андрею, чуть подальше – своей дочери Наталье.  Моему отцу, самому младшему уже не смог: голод 30-х, войны, тяжелая без оплаты работа в колхозе не позволили это сделать. Нищета была страшная. Выходной одежды не было, постельного белья не было, топлива не было, не было также ни мебели, ни посуды, ни даже простого мыла: денег-то не было. Сами мастерили лавки, кровати (как нары), скамейки. Все делали своими руками: ткань (из конопли), ложки, столы, … Одежду шили, как правило, тоже сами. Полы были глиняные. Зимой на глиняные полы бросали солому. Вместо портянок в обувь, как правило, также стелили солому. Стеклянные бутылки и банки были страшным дефицитом. Не у каждой хозяйки они были, и если кому-нибудь их одалживали на время, то потом обязательно возвращали.
          Моя бабушка Ефросиния – жена дедушки Степана - была маленькой, тихой, молчаливой и доброй. Когда папа с Володей уехали к маме, я оставался с бабушкой Ефросинией и дедушкой Степаном. Бабушка рассказывала мне очень много сказок, былей и легенд из жизни наших предков. Я почти все забыл, но помню, что были в ее повествованиях и страшные змеи, и казаки, и татары. Видимо, раньше, когда простой народ не умел читать – писать, история передавалась из поколения к поколению устно. Я хорошо помню, как бабушка молилась - утром и вечером – молилась всегда долго и усердно, била поклоны, стоя на коленях на глиняном полу, прося у Бога милости, здоровья и счастья всем родным и близким, называя их имена в своих молитвах. И никто никогда не прерывал ее молитву. Она и меня учила молиться, я когда-то наизусть знал молитву «Отче наш …»: «Отче наш, иже еси на небеси ...».  Никогда не забыть мне какой доброжелательной, терпеливой и тактичной всегда была моя бабушка Ефросиния! Никогда не забуду ее всегда печальных глаз! Действительно, как в песне поется (А.Малинин) «Какая светлая печаль …». Трудно передать все словами. Никогда бабушка не сказала лишнего, никогда ни перед кем не уронила она свое достоинство, никогда никому не жаловалась, хотя здоровья у нее не было: подорвала на тяжких крестьянских работах. Я помню ее мягкую улыбку, короткую очень усмешку, я помню ее готовность прийти на помощь. Помню, как она учила меня петь печальные украинские песни и сокрушалась оттого, что «певец» из меня не получался. Мне кажется, она пела только мне одному, ибо нигде и никогда я не видел ее поющей в присутствии других людей. Ни ее, ни дедушку Степана я не помню в компании веселящихся. Печаль, только печаль осталась в моей памяти о них. Всю жизнь тяжко трудились они с дедушкой, надорвали свое здоровье, а умерли в страшной нищете, без пенсии, без пособий, без помощи от государства.
Царствие им небесное, пусть земля им будет пухом!
         Другой мой дедушка, Филимон, - отец моей мамы – был человеком недюжинной физической силы и характера. Был он силен, смел, строг к себе и к други. И никто не мог заставить его делать то, что шло в разрез с его принципами. Он смело шел на ватагу хлопцев, и они под напором его удали и силы разбегались. Воевал в первую мировую. Когда началась коллективизация в конце 1920-х годов, и село стали делить на «кулаков» и «не кулаков», то дедушку причислили к первым за то, что, кроме хатенки с глиняным полом (полы из досок стали появляться уже в шестидесятые годы), он имел еще и хлев, срубленный из бревен, которые он, благодаря своей силе и здоровью, напилил и привез из «панского» леса. Это было, когда пан бежал за границу во время гражданской войны, лес стал «бесхозным и крестьяне стали вырубать его на дрова и продавать евреям из Томашполя. Так рассказывали когда-то старики. В общем-то, жили они тоже бедно: в семье было четверо маленьких детей, из них три девочки, и самый младшенький 1922 года рождения – мальчик. Часто мне приходилось слышать, как моя мама (1920 года рождения) и ее сестра, моя тетя Ефросиния, вспоминали, что у них не было «ни одеться, ни обуться», и они по очереди в бабушкиных постолах (самодельная обувь из невыделанной кожи) выбегали прокатиться с ледяной горки рядом с хатой.
        Обладая огромной физической силой, высокими волевыми качествами, твердым характером, дедушка Филимон сумел поставить хлев. Трудились все до изнеможения. И был он, как говорится, «гол, как сокол». Но, тем не менее, определили его в «кулаки», потребовали освободить хату. Было тогда такое наказание – выселение из собственного дома. Наказание без преступления. Хорошо хоть не определили на высылку в Сибирь. Но все равно: куда идти из хаты? Тем более с малыми детьми. Правда, подсказали добрые люди: взрослые из хаты идите, а малые дети пусть останутся и ни под какими предлогами, ни под какими угрозами и страхами из хаты пусть не идут. Дети были послушными и умными: понимали в свои малые годы, что без хаты – никуда.  Приехал из районного центра уполномоченный для выселения из хаты. А дети - ни в какую! И пистолет доставали, к голове приставляли (это детям – то!), грозили – никак! Одного только выволокут из-под кровати, а другой уже там! Никак не справиться уполномоченному с детьми! Да, может, он не больно-то и хотел. К тому же его уговаривал не трогать детей первый председатель колхоза (будущий родственник дедушки Филимона, когда мой отец женится на моей маме) дядя моего отца Качур Андрей, который был добрейшим и справедливейшим человеком. Он уговорил уполномоченного оставить детей в хате. Со временем возвратились в хату и взрослые. Трудно представить каким стрессом было все происходящее для всех и особенно для детей, которым к виску прикладывали пистолет!
          Но власти придумали другой вариант с хатой: подселили к многочисленной семье дедушки многочисленную семью ремесленника-еврея из районного центра. Тогда пошло такое веяние: переселять евреев из городов и поселков в села. Хаты в Нетребовке строили почти все по одному типу, простому от бедности: жилая комната, где жила вся семья. В этой комнате была русская печка, лавка, скамьи, кровать и сундук для чистой одежды (скрыня).  Вся мебель была самодельной, о матрацах и, тем более, простынях, тогда и речи не было, спали на "чём попало", в основном на старой одежде, ...Через сени была чистая комната, в которой, как правило, никто постоянно не жил и предназначена она была, в основном, для гостей. Так вот одну из двух комнат дедушке предложили предоставить еврею Гершке, который в селе долго не жил и вскоре переехал обратно в районный центр. Но «его» комнату так уже никто не занимал, ведь сарая не было, и со временем ее приспособили для кур и для хранения различных предметов и инвентаря, которые некуда было девать после того, как власти снесли хлев и увезли сруб неизвестно куда. От такой дикой несправедливости и обид, перенесенных семьей, дедушка замкнулся, из дома никуда не выходил, и вступать в колхоз категорически отказался. Так он до самой смерти не вышел на работу в колхоз ни разу и практически, кроме родных и близких, не общался ни с кем: ведь колхозники в свое время проголосовали за его «раскулачивание», предав его, и он им простить это не мог. Он был очень аккуратен, любил чистоту, в любую грязь сапоги его блестели, и все удивлялись – как это он сумел пройти, не запачкав свои сапоги. В молодости он долго служил в царской армии, воевал в 1-ю Мировую, и эта служба, видимо, тоже наложила свой отпечаток на дедушкин характер.  После войны дедушке назначили пенсию за погибшего его младшенького сына, моего дядю Мишу (дядя Миша был комсомольским активистом, добровольно ушел на фронт в самом начале войны, защищал Москву и погиб в Смоленской области, будучи уже офицером).  Дедушка ходил пешком за пенсией в районный центр (транспорта тогда не было) километров за 25 и однажды в пути его застала сильная метель, дедушка сильно замерз, простудился и заболел воспалением легких, лечения тогда не было никакого, и он умер.  Это было в середине пятидесятых годов, наша семья тогда жила в посёлке Северо-Енисейский Красноярского края, помню, мама сильно плакала, когда получила письмо с известием, что дедушки уже нет, но права выезда из места ссылки у нее не было, да и денег у нас на такую дальнюю дорогу не было. Так мы больше не видели нашего дедушку Филимона, а когда впоследствии я прочел повесть Н.В. Гоголя «Тарас Бульба», то почему-то образы дедушки Филимона и Тараса Бульбы у меня как-то отождествлялись. Видимо, из-за похожести характеров, силы воли, решительности и твердости. Потом, когда я вернулся в Нетребовку, о дедушке Филимоне и о прошлом села мне много рассказывал дедушкин брат Григорий – мамин дядя. Они оба были из «Петриковых», оба построили себе сараи из привезенных из панского леса бревен, когда пан во время революции убежал (тогда многие рубили дрова в панских лесах возили дрова в Томашполь и продавали евреям, жившим в Томашполе). И его семью заставили покинуть хату, и он построил себе новую на краю села. Помогали, как это было тогда в селе, строить "саманные" хатёнки все родственники, соседи и друзья, ... Дядя Григорий всегда говорил, что «раньше» люди в нашем селе жили лучше, чем сейчас, и свободы было больше. Хотя я не понимал, как это можно жить "лучше" в небольших саманных хатках с соломенными крышами, глиняными полами, при постоянных полевых и домашних работах, в одной небольшой комнате, с одной кроватью, без нормальных условий для сна, для приёма пищи,... Чувствовалось, что он не любил советскую власть, обидевшую его, хотя прямо об этом никогда не говорил. Дядя Григорий отличился в Великую Отечественную войну и награжден был орденом Красной Звезды, за то, что во время воздушного налета фашистских бомбардировщиков, он не упал носом в землю, как все бойцы, а стал стрелять из винтовки по самолетам. Ему удалось сбить один из бомбардировщиков, за что и получил орден. В одном из боев он был ранен пулей в рот, и иногда шутники говорили про него с уважением: «Да он пули ртом ловит!», подчёркивая, видимо, необычность, особенность этого человека, мол, он "не такой как все". Недостатка остряков в Нетребовке не было никогда. Кстати, это у него были наши мама и папа, когда увезли маму и сослали в Сибирь.
Наша мама любила Правду, всегда боролась за Правду, критиковала за ложь, воровство и отсутствие заботы о людях, за то, что назначали «стахановок», приписывая им часть от заработанного трудом остальных, ... Правды не было … Руководство колхоза воровало, и в тяжелейшие послевоенные годы, в годы страшной голодовки, как всегда, заботилось только о «себе, любимых» …
После войны стали возвращаться фронтовики, женщины стали рожать детишек, а руководители после войны даже детские ясли не желали восстановить …
И маму сослали. Подальше. … Как всегда: нет человека - нет проблем …
Когда я остался один, без родителей, дядя Григорий всегда всегда помногу беседовал со мной, наставляя «на путь истинный». И потом, когда я приезжал в Нетребовку на каникулы и в отпуска, он приходил к нам, и мы с ним подолгу беседовали. И он очень много рассказывал мне о том, как жили люди в Нетребовке раньше. Он очень много знал и с ним мне всегда было интересно. Это его внук, девятилетний Ленька, сын его дочери Гали, муж которой был офицером, и они жили в Гомеле, подошел однажды к председателю колхоза и спросил его: «Дядя, а почему ты такой толстый и чистый, а колхозники такие худые и оборванные?». В селе все тогда рассказывали об этом случае, говоря: «Как это мальчик додумался до этого? Устами младенца глаголет истина!».
         Бабушка Анна была типичной украинской жинкой, любила и умела петь и плясать, была остра на язык и никому ни в чем не уступала. Пела и плясала она просто для «души», зачастую просто по просьбе присутствующих. Бывало, соберутся у нее ее дочери, внуки, просто так – визит – навестить бабушку, кто-нибудь попросит ее «Заспивай, бабушка». И тут же, без всякого жеманства, бабушка, уже в солидных годах, начинала петь своим красивым сильным голосом. Любила шутить, веселиться и никакие невзгоды не могли сломить ее жизнелюбие.
          Все наши родственники -  дедушки, бабушки, дяди, тети, папа и мама - были очень чистые, совестливые, честные и порядочные люди. Вся жизнь их прошла в тяжелом труде за кусок хлеба, в трудах за устройство и улучшение доли своих детей и внуков. Спасибо им. Пусть Земля им будет пухом! Царствие им небесное!
       Если бы я писал повесть, то выделил бы все то, о чем я хочу рассказать дальше, в специальную главу, и назвал бы я эту главу словами из песни А.Малинина «Мы изгои в собственной стране …».
          В школу я пошел рано, вместе со своими старшими двоюродными братьями Колей и Васей (Качур Николай – сын папиного брата Андрея, а Сауляк Василий – сын папиной сестры Наталки). Жили мы рядом, вместе бегали в тяжелые военные и послевоенные голодные годы, вместе, как и все тогда, терпели голод, холод, вшей, отсутствие еды, одежды и обуви,…, вместе в школу пошли. Школа была начальная (4 класса), размещалась в бывшем поповском доме и называлась «поповской».   В селе была еще семилетняя школа («семилетка»). Братья были на 2 года старше меня, им пришла пора, идти в школу. Я увязался за ними, да так и остался в 1 классе, повторив в какой-то степени эпизод из жизни своего отца, который также пошел в школу раньше времени, проявил там хорошие способности к учебе, через полгода обучения досрочно был переведен во 2 класс и закончил его успешно. На этом и закончилось его образование: дедушка Степан не пустил его в 3 класс, заявив, что «все равно попом ты не станешь, а в поле ученость не нужна …». Это было где-то в годы гражданской войны, времена были тяжелые, и было не до учебы.
      Моей первой учительницей была молодая и красивая Ксения Ивановна из соседнего села Яланец. Она была очень доброй, мягкой, я очень любил ее (с детства я не любил грубых людей) и слушался, старался в учебе не отстать от старших ребят, и, видимо, она тоже любила меня, если не удалила с уроков за малолетство. Оценки в 1 классе у меня были только отличные. Недаром говорят, что ребенок влюбляется сначала в учителя, а уже потом – в его уроки. Иногда зимой (а зимы тогда были суровые, с большими снежными заносами, а одежда была плохонькая) я так замерзал, что, не доходя   до школы, возвращался домой, но никогда Ксения Ивановна не ругала меня, а только жалела. Ей рассказывали, что я замерз и с плачем вернулся домой, она, понимая, что мал я еще для таких испытаний, терпела. Иногда я проваливался в подтаявший сугроб и с ревом, весь мокрый, бежал домой.  Было не до школы. Конечно, это было не так уж часто, ибо я очень любил школу, учительницу, любил ее уроки. Во 2 классе у нас был уже другой учитель – Иван Семенович, нетребовчанин. Он не был так добр и снисходителен к ученикам и ко мне, да и я, видимо, изменился. Однажды он писал на доске, а мы с соседом по парте Володей Карандюком стали крутить головами, буквы сливались, мельтешили, нам было занятно. Иван Семенович внезапно повернулся, заметил, что мы развлекаемся, и стал нас воспитывать. Он взял меня за уши и стал вращать моей головой, дергал за уши, а затем удалил меня с уроков. Я уже подрос, закалился, на улице был чудесный зимний день, и я, недолго думая, пошел на наше любимое место зимой – на лед замершей речки, нашей Журавушки. Мы, ребятня, зимой всегда играли на речке. Лед был прозрачный (видимо, сквозняками снег выдувало со льда), иногда было видно сквозь лед неподвижных уснувших на зиму лягушек, и мы любили, разбежавшись, кататься на льду, нам было там интересно. Тогда природа была чистой, естественной. Это потом уже природу стали переделывать, приспосабливать, загрязнять. Где-то я читал: «Жил однажды очень умный человек. И мечтал он переделать природу под себя, чтобы она служила ему. Потом этот человек стал мудрым и стал переделывать себя под природу». Как бы хотелось, чтобы человечество из умного стало мудрым! Ну а тогда, я, покинув класс, под учительское: «Больше не приходи», на следующий день, как всегда, утром, шел в школу, но до школы не доходил, а играл на речке, а потом возвращался со всеми домой. Так продолжалось несколько дней, пока отец не узнал обо всем. На следующий день отец пошел в школу вместе со мной, уединился с учителем и побеседовал с ним. Мне он только сказал, чтобы я в школу ходил, а, если что, то ему сообщал. Из школы меня больше не выгоняли, в школу я ходил регулярно, но учиться мне было уже не так интересно, как у Ксении Ивановны, и я стал больше любить лето: летом не надо было ходить в школу, летом была воля, я пас корову, играл с ребятами. «Пастухом» своей коровы я стал, когда мне не было еще и 6 лет. Мама уговаривала отца нанять кого-нибудь, но отец был сторонником трудового воспитания (это я чувствовал всегда) и решил: «Пусть привыкает». Я и потом был у отца под пристальным вниманием в «сфере трудового воспитания»: он всегда старался привлечь меня к работе, которую делал сам и учил меня то с пилой управляться, то с топором, то с молотком. За это теперь я очень признателен своему отцу.
         В октябре 1946 года родился мой младший брат Володя. За несколько лет перед этим умер, будучи совсем маленьким, мой младший братик Мишенька. Я не помню, в каком году это было. Мишенька умер, будучи грудным ребенком: мама тяжело болела тифом, кормить Мишеньку было нечем, он все время, голодный, плакал, ему совали в рот тряпочку с хлебным мякишем (молока не было), у него, видимо, от этой грубой пищи болел животик, он плакал еще сильнее, а однажды ночью затих. Так умер он, не повидав жизни. Были мы тогда с ним на попечении бабушки Ефросинии и дедушки Степана. Как раз привезли из больницы нашу маму – исхудавшую, остриженную наголо, с большими, страшными глазами, привезли «умирать дома».  Она была без памяти, бредила, все рвалась куда-то, звала то меня, то Мишеньку. С мамой сидела бабушка Анна и тетя Ефросиния.  Мне было очень страшно. Когда выносили Мишеньку хоронить, мама без памяти, словно чувствуя непоправимую беду, страшно кричала и звала его.   Так не стало моего младшенького братика. Мама, вопреки прогнозам врачей, не умерла, слава Богу. Долго приходила в себя, поправлялась. Я не помню, как она отреагировала, когда ей сказали, что Мишеньки уже нет в живых. Наверное, не одна подушка промокла от слез. В каком году это было, я не знаю, но точно папы тогда с нами не было. Это был тяжелый год: оккупация; мужчины ушли на фронт, остались одни женщины, старики и дети; стрессы; недоедание; отсутствие мыла и соли; инфекционные заболевания; эпидемия брюшного тифа. Дядя Миша, в честь которого назвали Мишеньку, как потом оказалось, погиб в 1942 году в дни тяжелейших боёв 4-й Ударной армии на Смоленщине.
         Однажды вечером мама с папой пошли к дяде Григорию (у него была самодельная мельница – «жорны») смолоть немного зерна на муку. Я оставался дома с Володей. Он только-только начинал ходить. Я затачивал ножом деревянные палочки, и мы с Володей рисовали чернилами из сажи. Вдруг дверь широко и резко распахнулась, в хату ввалились несколько человек в шинелях и пальто, оглядели комнату. От неожиданности я сильно порезал палец (чуть не снёс фалангу указательного пальца, до сих пор шрам остался). Спросили: «А где родители?». – «На жорнах у дяди Григория» – ответил я. Всю свою жизнь проклинаю я себя за тупость, за честный ответ. Почему не почуял беду? Почему не солгал? Так меня многие впоследствии укоряли: «Если бы ты не сказал, где мама, то они уехали бы без нее, и ничего бы не случилось, прошла бы компания, и все …». А так мама домой не вернулась: ее от дяди Григория увезли в сельсовет, а оттуда в районную тюрьму с несколькими односельчанами. «Враги народа» прошелестело по селу. Конечно, люди понимали, что никакие они не враги. Но некоторые, особенно злые, говорили так, чтобы уколоть побольнее, а то и себя "проявить" перед властями. Всяко бывало. Громче всех кричали всего несколько человек – так называемые активисты. Всю жизнь в моих ушах стоит вопрос: «Зачем ты сказал …?!».
Всю мою жизнь я чувствую свою вину, но исправить уже нельзя было ничего! Что я мог? Я никогда не мог солгать. Да и верил я тогда дядям от властей. Хотя и знал уже, что молодого учителя нашей школы, родственника мамы моего двоюродного брата Коли Качура так же два года назад забрали вечером из дома и увезли, как потом оказалось, аж в Архангельскую область за, якобы, антисоветскую деятельность. Которой, понятно, не было и близко. Просто его оклеветали. И дали ему, невиновному, десять лет. Как бы я хотел, чтобы все люди жили хорошо, в достатке! Чтобы люди были веселыми и счастливыми, чтобы люди улыбались друг другу, чтобы не было людей с печальными глазами, как у моих бабушек и дедушек, как у моих папы и мамы! Мы верили, что скоро построим светлое будущее – коммунизм. Я хотел этого и верил властям не столько умом, сколько сердцем. Многих людей возмущала халатность местных властей в работе, нежелание "идти в ногу со всеми". Казалось - ещё немного, ещё чуть-чуть и жизнь в стране улучшится. И учителя в школе говорили об этом. Умом теперь я понимаю, что властям верить нельзя, что власть и политика – это обман и зло, люди ненасытные («Боливар не выдержит двоих»). А тогда что я понимал? Мама – «враг народа»! Да она же плоть от плоти народной! Как это рука может стать врагом тела, дерево – врагом леса, колосок врагом пшеничного поля? Я этого никак не мог понять.  Только теперь из газет стало известно, что власти проводили репрессии по разнарядкам.  И только теперь я понял глубину смысла часто повторяемой отцом поговорки – «Бей своих, чтобы чужие боялись!».
           За что так жизнь обошлась с моими родителями? Они вытерпели тяжелые годы после революции; три войны; две тяжелейшие голодовки, когда просто выбивались из сил и падали и умирали от голода; прошли через тиф, смерть грудного ребенка, а теперь – ссылка! Маму врачи отправили умирать домой, когда она болела тифом, маленького Мишу нечем было кормить, он плакал, жадно чмокал губками, искал мамину грудь, он хотел кушать, он хотел жить, а умирал от голода. Тогда не было искусственного кормления, и дети, оставшиеся без материнского молока, неминуемо гибли. Мишенька умирал от голода на наших глазах, и мы ничем не могли ему помочь. Бабушка Ефросиния молилась постоянно, стоя на коленях перед иконами, но Мишенька плакал непрерывно от голода и, вероятно, от болезни. Маму привезли из больницы домой умирать, ее положили в нашей комнате, а Мишенька умирал в соседней – через сени. Мама в беспамятстве рвалась к нему, к своей кровиночке, страшно кричала: «Принесите мне Мишеньку! Где Мишенька?», но ее держали, вставать не давали, да и болезнь ведь была заразная. Все понимали безысходность, беспомощность, бабушка Анна и тетя Ефросиния постоянно сидели возле мамы, рискуя заразиться, дедушка Филимон тоже болел тифом, но его могучий организм победил болезнь, и он выздоровел. Постепенно мама тоже поправилась. Мама выжила. Мишенька не выжил. Когда мама пришла в сознание, Мишеньки уже не было. Это были страшные дни и недели. И вот теперь маму снова разлучили с Володей, которому исполнился только один год! Только за то, что она не хотела, чтобы он тоже умер, она хотела, чтобы он выжил. Она требовала, чтобы в селе восстановили детские ясли и садик, чтобы можно было работать в поле, не беспокоясь о малыше, обвинила председателя, избившего меня за подбранные на дороге колосочки, в воровстве, мол "... сам воруешь фурами, ...", а ребёнка избил за пару колосков, поднятых в дорожной пыли, ...
          И вот я стал сыном "врага" народа. Не передать как тяжело и страшно быть «изгоем в собственной стране»! Изменилось ко мне отношение учителей, взрослых, детей, некоторых соседей. Изменился и я. Каждый по-своему при случае не упускали возможности напомнить мне, кто я есть. Я слышал однажды как в школе молодая учительница в разговоре с другим учителем (Иваном Семеновичем) выразилась: «Бандитская семья». За что она так? Ведь это же не правда! Ведь это же ложь! Родители наши были честными, правдолюбивыми людьми, критиковали нечестных! Отец наш воевал в трёх войнах ... Я понял насколько злы люди. Я как бы окаменел, потерял интерес к школе, к учебе, к жизни, стал сторониться людей, даже самых родных и любимых, кроме, конечно бабушки Ефросинии и дедушки Степана, стал молчаливым, злым, нетерпимым, по малейшему оскорбительному поводу мог ударить без предупреждения, чем попало. Наверное, из-за такого моего поведения учительница и сказала так плохо про всю нашу семью ...
          Если раньше в школу и из школы ходил с ребятами, то теперь я ходил в одиночестве, равнодушно сидел на уроках, ожидая их окончания, дома много читал, часто стал ходить в сельскую библиотеку, стал при поддержке дедушки Степана разводить кроликов и очень полюбил их, мне нравилось кормить их и наблюдать за ними, ... С кроликами мне было гораздо лучше, чем с людьми, ... 
Однажды осенью, было очень грязно и скользко, и я поскользнулся и упал. Упал прямо в лужу на свою матерчатую сумку, где была солидная библиотечная книга «Рассказы и повести» Л.Н.Толстого. Мне нравилось читать Л.Н.Толстого, его рассказы о войнах на Кавказе, в Севастополе, о матросе Кошке (кстати, как-то читал, что матрос Кошка из Винницкой области, где ему земляки даже памятник поставили), но особенно мне понравился Хаджи Мурат, его независимый и свободолюбивый характер, его презрение к завоевателям и к самой смерти, … И вот я к своему великому огорчению испачкал эту любимую книгу. Я высушил намокшую в грязной воде книгу, но она уже не была новенькой и чистой, … Сельским клубом и библиотекой заведовал тогда Николай Мартынив, он очень сердился, когда я принёс сдавать книгу, говорил, что больше не будет давать мне книги, а я стоял, как столб, молча, опустив голову, … И он дал мне книгу. Снова большую и интересую книгу «Белеет парус одинокий» В.Катаева. И мне очень понравилась эта книга. Я тогда о писательских домыслах понятия не имел и верил всему, о чём читал, …
А как-то мой двоюродный брат Коля Марценюк передал, что его мама, моя родная, любимая тётя Ефросиния, просила зайти к ним, но я никуда, даже к любимой тёте, идти не хотел. Тогда Коля буквально силой привёл меня в их дом, благо их дом был почти напротив школы через речку. У тёти была моя бабушка Анна, они жалели меня, покормили меня, но я сидел и больше молчал, …
Я был, как окаменевший после уезда отца с Володей и это длилось довольно долго даже, когда я приехал в Северо-Енисейск к родителям. Там тоже были частые насмешки из-за моего акцента, неправильных произношений слов, особенно по математике и физике, где было много не знакомых мне слов.
А однажды мы писали сочинение по теме из повести «Белеет парус одинокий», и учительница ничего более умного не придумала, как прочитать моё сочинение для всего класса. Весь класс хохотал до слёз над моими выражениями, особенно в эпизоде, как бежал из тюрьмы матрос-революционер. У меня несколько раз вместо «бежал» было «удирал». И это особенно веселило ребят. А я молча сидел за партой, безразличный, окаменевший, … Ведь "Белеет парус одинокий" Валентина Катаева было моим любимым произведением, а матрос-революционер, потёмкинец, боровшийся за правду, за справедливость и счастье народное - был одним из моих любимых героев ...
После этого случая были насмешки на переменах, приходилось иногда давать «под дых». Разные случаи были на первых порах. Запомнился случай с одним моим одноклассником, напавшим на меня по дороге со школы перед зданием райисполкома Северо-Енисейска. Мы учились тогда в пятом классе. Был морозный день. Не помню уже, из-за чего началась драка, одноклассник догнал меня по дороге домой, достал перочинный ножик, но мне, сам не знаю как, удалось выбить ножик из его рук, нож упал в снег, и мы стали, кувыркаясь в снегу, бороться, оттаскивая друг друга от ножа. Мокрые от снега руки заледенели. И вдруг из здания райисполкома выбежала женщина и с криком подбежала к нам. То ли она видела, что одноклассник первый напал на меня, то ли потому, что он был крупнее меня (я был тогда совсем тощим), то ли она знала его, но она стала его стыдить и ругать. А я встал, и, не зная, куда девать сильно замёрзшие, заледеневшие руки, пошёл, а потом побежал домой. Руки были, как в огне, как в кипятке, я просунул одну руку под ручку портфеля и спрятал их, не сгибающиеся и страшно болящие, под мышки. От боли и обиды из глаз текли слёзы, падая на портфель и тут же замерзая. И я, сжав зубы, с руками под мышками, чуть ли не воя от боли, бежал по улице мимо удивлённых людей, на груди моей болтался портфель, из глаз текли слёзы, замерзая на портфеле, … На следующий день, к моему удивлению, одноклассник обращался со мною, как будто ничего не было ...
… И только где-то через год я стал успокаиваться, приходить в себя после всего пережитого, у меня стали появляться настоящие, верные друзья Толик Малогалимов, Толик Васильев, Витя Григорьев, Женька Тельчак, Генка Белинский, Алик Кузнецов, Марат Руснак, а в старших классах ещё и Генка Шишков, Алик Дорожко, Володя Чалбышев, Толик Усиков, Коля Жарков, Боря Анчин, …
Но это было потом, а пока были насмешки, оскорбления и драки в родном селе … Ведь я был лишён родительской защиты. Дедов в селе не боялись, они сами уже нуждались в защите, да я и не жаловался никому ...
Особенно часто дрались в поле. Ребят разных возрастов в поле было много. После войны, чтобы выжить в то тяжёлое время, каждая семья старалась завести кормилицу – корову. И там, где были дети, они становились пастухами своих коров. Собирались довольно большие группы. Было много уже довольно взрослых ребят. Конечно, они главенствовали в этих пастушьих группах. От скуки они провоцировали разборки, драки среди младших. Дрались обычно палками – у каждого пастушка была сухая палка из крепкого дерева. Палками били по спине, по голове, по ногам, по чём попало. Старшим была потеха, но когда доходило до серьёзных травм, то они же и останавливали драки мальцов, чтобы не доводить до родительских разборок. Когда папа уехал, я остался без защиты (дедушек уже не боялись), и старшие на меня часто натравливали ребят. Помню, однажды меня сильно поколотили двое ребятишек. Я после драки отошёл в сторону, одновременно сдерживая и скрывая слёзы и всхлипывания. Было очень больно и обидно от несправедливости. И тут ко мне подошёл один из старших ребят. Его брат был секретарём комсомольской организации села, и их семья с нашей не общалась, но этот парень сочувственно относился ко мне и никогда меня не обижал. Он сказал: «Они тебя вдвоём - втроём всё время бить будут. Надо сдачи давать. Подойди внезапно и надавай им! Тогда они будут бояться». Мои обидчики уже сидели, довольные. Ещё разгорячённый дракой, я ринулся на обидчиков как в атаку и сделал так, как меня научил старший. От неожиданности и боли ребята с воплями убежали. Больше меня они не трогали. Потом ещё пару раз пришлось таким же образом проучить уже других. Проучил так, что ко мне уже не приставали – боялись.  А, как говорят, – «боятся – значит уважают!».
         Пока мама была в Томашполе, отец часто ходил туда, часто брал меня с собою. Ходили тогда только пешком (20-25 километров в одну сторону), так как транспорта тогда никакого не было: еще кругом были следы тяжкой войны. Выходили «до петухов», возвращались поздно ночью. В Томашполе отец оставлял меня перед окнами тюрьмы, чтобы мама могла меня видеть. Но сам я ничего не видел - в окне за решеткой мелькали женские лица, оттуда неслись плач и стенания, какие-то выкрики. Казалось, все здание в ужасе кричит, плачет и стенает. Слезы заливали мои глаза, мое лицо, потом начинали дергаться веки, я ничего не видел, я только слышал плач и стенания, я уже ничего не соображал, веки дергались все чаще, слезы заливали мое лицо, мою грудь, я уже ничего не хотел, я не хотел жить! Я совсем мало помню, как мы возвращались с отцом домой. В Томашполе отец встречался с друзьями-фронтовиками. Друзья-фронтовики сочувствовали папиному горю, сводили с «нужными» людьми, советовали, утешали. Говорили: «Потерпи, подержат и выпустят: она же ничего не нарушила; никакого преступления не совершила; у нее же маленький ребёнок». О высылках в отдалённые районы Сибири в селе тогда ещё не знали. Это были первые высылки по секретному указу, придуманному первым секретарём ЦК КПСС Украины Хрущёвым и одобренному Сталиным. Многие причисляют Первого секретаря ЦК КПСС Украины Н.Хрущёва к украинцам. Но он не был украинцем, он люто ненавидел украинцев, высылал их по малейшему поводу из Украины в отдалённые районы Сибири и Дальнего Востока, где создавались и существуют до сих пор, целые деревни из сосланных украинцев, и даже сохранились, «расстрельные» списки украинцев, подписанные Н.Хрущёвым, на которых была резолюция И.Сталина: «Никита, уймись!». А людям в те тяжелейшие времена было не до указов, да и откуда они могли узнать, если в селе не было ни радио, ни даже газет. Они просто старались заработать на хлеб, чтобы выжить. Денег тогда в колхозах не платили, небольшие огороды засевали картофелем, кукурузой, подсолнухом для подсолнечного масла и коноплёй на полотно для одежды. Выращивали на огородах для себя также лук и чеснок. А зерно для выпечки хлеба (в сельских лавках хлеб начали продавать только уже в шестидесятые годы) зарабатывали на тяжёлых полевых работах. Зерно перемалывали в муку на ручных мельницах-жерновах, семечки подсолнуха – в маслобойнях, … Хлеб выпекали каждый у себя дома в русских печках. Чтобы оплатить налоги на всё живое во дворах, а также деревья, экономили, откладывая для продажи части с огородных урожаев и с полученного на трудодни зерна, которые продавали на рынках за деньги ... Зачастую зерна давали очень мало - грамм двести на трудодень ... Было и так, что не давали совсем ничего, и люди жили тем, что вырастили на своих огородах ... Тем, кто работал на сахарных плантациях, давали сахар.
         Часто в Томашполе отец напивался с горя, и мы с ним, с пьяным, брели ночью через бескрайние поля - транспорта тогда в послевоенные годы не было никакого; было темно; пьяный отец проклинал судьбу, власть, ее прихвостней и коммунистов; часто падал и засыпал; мне было страшно; вблизи сверкали какие-то огоньки (возможно, это были лисьи глаза или светились светлячки, я думал уже дома: "А, может быть, это осколки сердца Горьковского Данко?"); я поднимал отца, дрожа от страха темной ночью в чужом поле, где только далекие звезды равнодушно мерцали в вышине.
        Как-то отец сказал: «Завтра пойдем с мамой прощаться: ее увезут». Перед этим я его мало видел, он редко появлялся дома, он весь высох, стал каким-то непохожим на себя. Он почти каждый день ездил в Томашполь, продавал свои и мамины вещи, в основном зимнюю одежду, давал деньги кому-то, чтобы маму отпустили, … Только глаза его, добрые, красивые серые глаза, в которые я когда-то так любил засматриваться и жалел, что у меня не такие глаза, стали загораться каким-то нехорошим, непонятным мне блеском. Говорить отец стал совсем мало, редкие слова произносил отрывисто, каким-то охрипшим голосом и только курил, курил, курил. Он так похудел, что рёбра выпирали из-под его рубашки, живота совсем не было видно, он будто прилип к спине, и отдельные циничные, бездушные остряки иногда острили: мол, ему «операцию сделали – кишки вырезали» …
Помня его упрек в тот страшный день, когда забрали маму: «Зачем сказал, где мы?», я чувствовал себя виноватым и старался избегать отца. И вот он меня позвал и сказал страшные слова: «Завтра пойдем прощаться с мамой». Видимо, он узнал, что маму будут увозить, только не знал – куда. Маму увезли. Проходили долгие месяцы, а мы не знали о ней ничего.
        Я не могу даже сейчас описать тот день, когда мы стояли перед окнами тюрьмы в последний раз. Это невозможно еще и потому, что от этого дня остались только самые общие, кошмарные воспоминания. Это описать невозможно. Может быть, смог бы описать Достоевский или Толстой, да и то, не пережив это лично, а наблюдая со стороны и фантазируя. Для простой, неграмотной, молодой женщины (маме тогда было лет 28) крестьянской женщины того времени слова «последнее свидание», «прощание», «скоро увезут неизвестно куда, но далеко от родных» носили трагический смысл. Ведь была сплошная неизвестность: они же ничего не знали – куда, как, чем все закончится, придется ли вернуться, придется ли снова свидеться с родными и близкими! Они знали только одно: их разлучают! Разлучают с родными местами, с родными людьми – родителями, мужьями, детьми, со всем привычным, милым и дорогим. Ведь не напрасно поется: «Зачем нам, поручик, чужая земля?». Невозможно без содрогания слушать эти слова! Каково же было женщинам тяжелейших сороковых годов двадцатого века? Как страшно стало им при неоспоримом, однозначном решении без суда и следствия: «На высылку»! Помнится, впоследствии часто, очень часто в Северо-Енисейске пели: «Вот умру я, умру! Похоронят меня! И никто не узнает, где могилка моя … Никто не узнает, и никто не придет! Только раннею весною соловей пропоет …». Часто пели и знаменитую песню о бродяге - «По диким степям Забайкалья ...», песню «Славное море – священный Байкал», «Раскинулось море широко», песню «В воскресенье мать-старушка к воротам тюрьмы пришла: своему родному сыну передачу принесла. Передайте передачу, а то люди говорят, что по тюрьмам заключенных сильно голодом морят»... А однажды я пришёл домой со своего «одиночного» лыжного похода по тайге. Мы жили тогда ещё на Донского, 5. Когда погода была нормальная, то все ребята катались с горки возле дома. Но когда мороз подходил к 40 градусам, то все сидели по домам, а я шел по тайге «зигзагами» до речки Силовой и обратно. По воскресеньям, конечно, ибо по субботам мы учились в школе. Сначала мы ходили с Володей Чалбышевым и Толей Усиковым. Они ставили за Силовой петли на зайцев. Но в сильные морозы они в тайгу не ходили. А мне было интересно ходить по зимней тайге, любоваться её красотами, изучать следы зайцев и других зверушек. И я ходил в тайгу один. И вот, однажды, когда я, набродившись по морозной тайге, пришёл домой, у нас были гости. Я не помню, был ли тогда праздничный день или просто так, по случаю выходного дня, к нашим родителям пришли гости. А были у нас дядя Коля Высоцкий со своей женой тетей Пашей и  сосланные из Кишинёва дядя Витя Танасевский  с женой. Взрослые сидели за столом, выпивали, вели бесконечные разговоры «За жизнь», вспоминали о своих злоключениях, о том, что им пришлось пережить, особенно по пути из мест проживания к местам ссылки. Жаловались, что, сколько они ни писали Сталину, Ворошилову и Швернику, а ответа так никто не получил. Тогда никто не знал, что указ о высылке в районы вечной мерзлоты, придуманный Хрущёвым и поддержанный Сталиным, был засекречен и никакие жалобы по нему рассмотрению не подлежали. Но люди не знали этого, и, не видя своей вины, нанимали юристов и писали жалобы на местное руководство в Москву, полагая, что в Москве разберутся и помогут им вернуться домой к своим семьям, к своим детям, к своим родным, ...
                Сейчас я очень жалею, что тогда не прислушивался к их разговорам и ничего не запомнил. Запомнилось дяди Колино выражение: «Я ел траву в немецких лагерях и грыз землю в советских!». Тогда я не понимал смысла слов «грыз землю в советских». Потом, повзрослев, я понял, что этими словами хотел сказать дядя Коля: в советских лагерях их не кормили совсем, и заключённые, бывшие военнопленные, в этих лагерях съели даже всю траву. У дяди Коли было трое детей - два мальчика и девочка. Жена его ещё совсем молоденькая умерла во время войны в оккупации, и дети страдали с бабушкой, пока дяде Коле не разрешили переписку, и он, узнав, что супруги уже нет, что дети остались с бедствующей бабушкой, и он сказал им, чтобы они приезжали к нему. И они приехали, ехали до Красноярска поездом около семи суток, потом летели до Северо-Енисейска самолётом ...
Меня усадили за стол, налили чарку, я выпил с ними, поел.  Взрослые тем временем, наговорившись, запели. Пели они, как всегда печальные песни, которые выучили по тюрьмам, да по этапам – про бродягу, про Кармалюка, про старушку-мать, которая «к воротам тюрьмы пришла», и другие песни о тяжелой жизни. Потом они запели песню «Черный ворон». Пели слаженно, красиво, самозабвенно. Я видел, как ручьями текли слёзы у женщин, у дяди Коли и дяди Вити, но они, видимо, этого не замечали. Они пели: «Черный ворон, чёрный ворон, что ты вьёшься над моею головой!» и … плакали. Вообще-то они плакали, когда пели и другие печальные песни, но как-то не так. Не так самозабвенно, что ли. Стеснялись своих слёз, что ли? А теперь они просто не замечали, что плачут. Они полностью поглощены были песней. Я не знаю, что или кого видели взрослые, когда пели эту песню, какой образ чёрного ворона  у каждого из них возникал, думали ли они вообще о ком-то, или о чём-то, когда пели эту песню. Возможно, когда они пели «Чёрный ворон, я не твой!», то понимали, что это не так, что они крепко попали в его лапы и вспоминали пережитые унижения, оскорбления ("врагами народа" ведь, оскорбляя и унижая, обзывали их, ни в чём не виновных, по дороге к месту ссылки), вспоминали несправедливость и все муки, и боль за родных и близких за ожидание всего самого страшного, ... А перед моими глазами вдруг чётко встал … образ Сталина. И чёрные усы его - как крылья чёрного ворона. Я не знаю почему. Возможно, так отреагировала моя психика на разговоры взрослых и их жалобы на свои судьбы. Я до сих пор ничего не понимаю. Я не испытал в тот момент никаких чувств к Сталину. Но образ его, как образ чёрного ворона, ещё долго стоял у меня перед глазами. И в моей памяти этот странный эпизод остался на всю жизнь.            
          В 1995 году я обращался в Генеральную прокуратуру РФ по вопросам реабилитации. (Я рассказывал в "СУД ПРАВЕДНЫЙ?"). Мне ответили, что никаких дел (судебных, уголовных) в архивах генеральной прокуратуры нет, поэтому вопрос о реабилитации не может рассматриваться. Вот так-то! Значит, мама сама поехала? И таких судеб «без дел» – миллионы! Потом я узнал, что был секретный Указ от 21 февраля 1948 г. о выселении в необжитые районы СССР колхозников, и согласно этому Указу любой председатель колхоза, сельсовета, бригадир, даже счетовод, мог отправить в холодные края любого рядового колхозника, практически любого жителя деревни без суда и следствия. И таких случаев расправы над неугодными было очень много. Даже из-за межи на огородах, из-за брошенного невзначай косого взгляда. Поссорились - ага, не уважаешь меня, счетовода колхозного, тогда иди на высылку в Сибирь, в места вечной мерзлоты, где и лягушки не живут. А для того, чтобы избавиться от неугодного, счетовод сам или по указанию председателя, мог просто в отчётной ведомости уменьшить количество трудодней, и никто не докажет, что это не так, что на самом деле установленный минимум выработан, ... Никто и не спрашивал, по этим вопросам судов не было. Такие времена тогда были ... Проект Указа был подготовлен аппаратом Н.С.Хрущёва, возглавлявшего тогда Компартию Украины и прозванного впоследствии "палачом Украины". В архивах КГБ хранятся, так называемые, расстрельные списки, составленные Хрущёвым, который был членом одной из действовавших тогда троек, отправлявших людей на расстрелы и на высылки без суда и следствия. На некоторых списках рукой Сталина подчёркнуто: "Никита, уймись!". Страшный эксперимент начали с Украины, а потом стараниями Хрущёва, направившего письмо Сталину, распространили на весь СССР. Правительством СССР под предлогом укрепления трудовой дисциплины было принято постановление № 1871-730-с грифом "Секретно, не для печати" за подписью Сталина и Чадаева, в котором был подробно описан порядок применения Указа и определены отдалённые районы для будущих спецпоселенцев в бассейнах рек Оби, Енисея и Лены. Многие, в том числе и я, так и остались не реабилитированными, без документов о реабилитации, … Наверное, власти документы не выдавали потому, что, как я узнал впоследствии, реабилитированным полагались какие-то там льготы, и их властям, как всегда, для народа жалко, власти издавна привыкли экономить на народе, чтобы самим взять больше, ...
        ... День прощания с мамой для меня был шоком, хотя в принципе его ждали все. Так, видимо, в жизни устроено: сколько ни жди, а все равно всё случается внезапно. Как выдерживали все муки несчастные женщины (а, в основном, собрали женщин по всему району) трудно представить. Каждый день к кому-то приходили родственники – родители, мужья, дети, братья и сестры – и вся боль встреч и прощаний воспринималась каждой несчастной, как своя. Особенно тяжелые были встречи-прощания с малыми детьми. Несчастные просили приводить их или приносить, чтобы увидеть (может, в последний раз, думали они с ужасом!) своих кровиночек. А что там можно было увидеть через решетки, на большом расстоянии? Слезы, слезы, слезы непрерывно, крики, стенания. Горе, горе, горе кругом, и умерла последняя надежда, что «разберутся, отпустят, ведь никто не нарушал закон!». Недаром от дедушки Степана и бабушки Ефросинии я только и слышал: «О горе, горе!». Я не помню даже, были ли мы с папой в тот день прощальный вдвоем или были еще другие родственники. Наверняка, был дедушка Филимон и бабушка Анна – мамины родители, мамина сестра Ефросиния. Но я этого ничего не помню. Я помню только плач, стенания, крики женщин, словно они в последний раз видели своих родных и весь белый свет. Трудно представить, как тяготила их неизвестность. В селе испокон веков боялись неопределенности, неизвестности, селились рядом, помогали друг другу, все было известно наперед: когда пахать, когда сеять, когда убирать, когда женить, и т.п.  А тут страшная неизвестность... Неизвестность ничего хорошего не предвещающая … На всю жизнь запомнились только как я в ступоре, неподвижно стоял перед окном, громкий плач женщин, их стенания, прощальные крики - "Прощайте, ...!", мои слёзы, которые я не мог никак остановить и мои всхлипывания - "Мама, мама, мамочка!", ...
        Не знаю, сколько дней прошло с того дня прощального, когда отец сказал однажды: «Маму увезли». Куда? Неизвестно! Все люди уже знали: «оттуда» не возвращаются! Горе, горе!
        Так для нас всех наступили долгие месяцы неизвестности и ожидания.
Отца дома я видел очень редко. Не знаю, как пережил он после трех войн еще и этот удар. Испытал он голод гражданской войны, будучи, еще в возрасте 7-11 лет, испытал он страшный голод 1933 года, будучи, уже юношей. Испытал он также лишения, голод и ужасы Польской, Финской и Великой Отечественной войн. В Финскую войну морозы были такие сильные, что окопы рыли только в снегу, а буханку хлеба рубили топором или пилили пилой, тушёнка от мороза становилась твёрдой как камень, а в снежных окопах огонька не было, да и не положено было, чтобы не демаскировать позиции. Да и в годы Великой Отечественной испытаний было достаточно. За что столько горя и испытаний одному человеку? Как дальше то, жить?
         А мама пережила немало тоже: одна (отец на войнах), все время в поле, даже меня ей пришлось рожать в поле, страшные годы войны, оккупации, голодовок! За что ей столько? Как все это вынести, выдержать? Какое надо иметь здоровье, нервы?
        Бабушка Ефросиния – папина мама – взяла нас с Володей под свою «опеку». Я редко видел отца. Днем я пас корову в поле, вечером еле до постели добирался, а вставали в селе очень рано. Володя ходил маленький, белоголовый, животиком вперед, уже хорошо говорил; женщины с ним заигрывали, спрашивали: «Где твоя мама?  Он тут же отвечал: «Рыжий выслал». «Рыжий» – это сосед через три дома. Он был член правления колхоза и на заседаниях правления любил клеветать на людей.  Кто-то научил Володю так отвечать, и он отвечал однозначно. Женщины жалели Володю, гладили его по головке, а он стоял и не по-детски серьезно рассказывал, что его мама далеко, ее «рыжий выслал». Иногда по выходным и по праздникам дедушка Степан сам вел корову в поле, а бабушка наряжала меня и Володю и отправляла в «село», к церкви, к клубу и навестить бабушку Анну и тетю Ефросинию – они жили в центре села.  Мы шли с Володей, взявшись за руки через все село, по пути одни жалели нас, расспрашивали, есть ли новости о маме, а кто просто пальцем показывал, комментируя, кто мы, «мол, маму их выслали, без мамы растут».  Иногда родственники давали нам мелочь на билеты в кино, и однажды мы попали на фильм «Дубровский». Фильм оказал на меня сильное впечатление. Мне мечталось, что, когда я вырасту, я тоже стану разбойником, как Дубровский, как Кармалюк, о котором рассказывал отец, что он «у богатых отнимал, а бедным отдавал», и отомщу за маму и за всех нас. Часто отец пел песнь Кармалюка: «За Сибиром солнце всходит, хлопцы, не зевайте - вы на меня, Кармалюка всю надию майте… Имею жинку, имею детей, та я их не бачу, як сгадаю про их долю – сам горько заплачу …». В 1957 году, я чуть не стал на путь мести, но не смог я поднять руку на людей униженных, обездоленных, напуганных, несчастных рабов - такими я увидел тех, кто ратовал за ссылку нашей мамы. Ведь они исполняли то, что им приказывали власти. Созданная в стране система власти душила всех. А тогда потрясённый судьбой Дубровских – отца и сына – я всё думал до ломоты в висках: «Где справедливость? Есть ли она вообще? Как это Бог позволяет, чтобы подлые, злые люди обижали людей добропорядочных и ломали их судьбы?». Я не мог забыть, как злой районный прокурор, когда маму от дяди Григория привезли в контору колхоза им. Буденного, которая размещалась в хате Червонного Семена, и мы туда побежали, кричал на нашу маму, когда она, защищаясь, говорила, что это руководители довели народ «до ручки», что из-за плохой власти народ бедствует. Прокурора это бесило, и он кричал: «Будь моя воля, я бы эту женщину завязал в мешок и бил бы по мешку палкой». Я до сих пор не понимаю смысла его «посадил бы в мешок и бил бы по мешку», но до тех пор с такой злобой я не встречался. Здорово, наверное, старался показать свою лояльность властям этот прокурор.    
          Я не хотел быть «бандитом», как меня нарекли, я хотел быть благородным разбойником, как Дубровский, чтобы меня поддерживали и любили простые люди. После этого фильма я как-то изменился, стал больше понимать людей – кто - дрянь, кто просто боится, а кто - хороший человек. В играх с двоюродными братьями я надолго стал «Дубровским»: тогда мы любили присваивать себе имена легендарных героев. Потом, когда нам показали фильм «Чапаев», я «заболел» Чапаевым и стал «Чапаевым», отстояв в потасовках с двоюродным братом Василием Ивановичем  это легендарное имя.
  Отцу люди говорили: «Что ты ходишь? Детям мама нужна, тебе  - жена. Анна уже не вернется, хоть она и молодая ещё: оттуда здоровыми и живыми не возвращаются (люди помнили ещё пропавших в страшные тридцатые, в том числе и арестованного в 1938 году С.В.Карандюка, о которых после ареста ничего не было известно). Женись, говорили, и живи, а про Анну забудь, больше вы ее не увидите, а жить надо, детей растить надо! Вон сколько вдов молодых в селе!».
         Мы знали, что мама в школе не училась (работать надо было и она, будучи еще 12 летним ребенком, пошла на полевые работы, так как в начале коллективизации их семью жёстко прессовали, из их старенькой хатёнки выселяли, хотя семья их была многодетной, бедной, и она пошла «на норму» на колхозные сахарные плантации, на адски тяжелый труд, и в 15 лет была уже звеньевой), но весточки от мамы ждали все равно.        И вот однажды пришло письмо от мамы! Из далекой Сибири, из Красноярского края, из прииска Викторовский. Даже царь своих политических врагов – революционеров туда не ссылал!
        А как их, стыдливых, в большинстве своём целомудренных и застенчивых сельских молодых женщин, воспитанных по старинным обычаям на скромности и уважительности и стеснявшихся даже грубых слов, везли в переполненных, без туалетов, вагонах для скота под охраной грубых, вооружённых мужчин, не дававших ни пищи, ни воды, постоянно издевавшихся над бедными женщинами, - этого не описать. Когда кто-нибудь спрашивал об этом, мама говорила: "Не дай, Бог, никому такое испытать!". 
        Письмо написала мама сама! Она научилась читать и писать! Чего только она не передумала, чего только не испытала за это время! И научилась писать, чтобы собственноручно дать нам весточку, как бы лично самой пообщаться с папой и с нами! Бедная наша мама! Отец как-то ожил, чуть повеселел: жизнь продолжается. Вскоре в селе праздновали какой-то религиозный праздник, а надо сказать, что по древнему обычаю в такие праздники люди наряжались и семьями шли к церкви. Отец нарядился сам, нарядил нас с Вовкой, и мы пошли к церкви, там было много людей, как всегда из Томашполя пришел фотограф Сема, и нас сфотографировал (для мамы). На фото мы втроем, все в шляпах - тогда мода такая была - улыбались маме, как могли. Сёма фото делал очень хорошо и аккуратно. Это был бедняк из еврейской семьи, он постоянно приходил или приезжал в село на велосипеде (автобусов тогда не было), если были праздники, свадьбы и другие торжества. Я всегда удивлялся Сёминому долготерпению: сколько его обзывали, оскорбляли, и даже били пьяные мужики, ломали его велосипед, а он всегда приезжал и все прощал глупым и жестоким людям. И всегда он был доброжелательным, спокойным и терпеливым, всегда с грустной, какой-то виноватой улыбкой ...
      Вскоре отец засобирался к маме. Так как денег тогда за труд не платили, то пришлось кое-что продать, чтобы собрать денег на дорогу и на теплую одежду себе и Володе: отец решил ехать пока только с Володей, а я оставался на попечение дедушки Степана и бабушки Ефросинии.
       Провожали их на станцию Вапнярка мы с дядей Федором – мужем тети Ефросинии. Там впервые я увидел большую станцию, поезд. Взрослые что-то все бегали, оформляли билеты, багаж, а мы с Володей сидели на скамейке (было лето) во дворе станции притихшие, ошеломленные. Не было шалостей, не было движения, даже слез не было. Я был тогда, как оглушенный и мало что помню. Сколько ни пытался я не мог вспомнить, чем мы ехали в Вапнярку? И сейчас я не помню того дня. Скорее всего, ехали до села Гнатков или Яланец подводой (у папы был большой багаж, да и Володя не мог еще далеко ходить), а оттуда до Вапнярки поездом – узкоколейкой. Из всего дня у меня в памяти остались всего каких-то два – три эпизода. Даже посадку папы и Володи в вагон я не помню совсем. И поезда не помню, хотя должен: ведь впервые видел! Я был в каком-то ступоре. Помню только, что я не плакал даже когда отец, прощаясь со мной, сам скривился, чуть не заплакав, от боли расставания, прижал меня к груди своей и поцеловал. Маленький Володя, хоть и не понимал еще ничего, стал капризничать и плакать. Я не помню совсем, на чем и как мы доехали до Нетребовки из Вапнярки (и теперь я не могу ничего вспомнить).  Очнулся я немного, когда подходили поздно ночью с дядей Федором к его хате. Но, как мы оказались в этом месте, я не помню. Видимо, мои внутренние переживания были столь сильны, что на внешний мир моё сознание совсем не реагировало. Скорее всего, мы из Вапнярки доехали районного центра Томашполь (в сёла тогда автобусы не ходили), а далее до села порядка 20 км шли пешком, или до села Савчино, и пришли пешком через сёла, через поля, ... Но я этого ничего не помню ... Когда я очнулся, было тихо, нигде не светил ни один огонек, сияли звезды, ярко светила Луна. Тетя Ефросиния предложила мне переночевать у них. Утром, а в сёлах вставали тогда очень рано, когда я пришел домой к бабушке, она, как всегда, молилась и плакала, а дедушка Степан собирался вести в поле нашу Милку. Он только повторял: «Беда, Петю, беда!». Пожалуй, дедушка Степан очень верно выразил наше тогдашнее положение: «Беда!». Он уже не говорил, как раньше, – «Горе!». Он говорил: «Беда!». Он стал повторять: «Беда!». «А горе, как говорится, – не беда!»: беда сильнее горя, и она почему-то выбрала нас – наших дедушек и бабушек, наших родителей, столько переживших за годы войн и голодовок, моего брата Володю и меня, не видевших еще ничего хорошего в жизни. А вскоре после того, как уехали наш папа и Володя, у нас из погреба кто-то ночью украл хранившуюся в нём картошку. Я помню, как убивались тогда бабушка и дедушка. Ведь они были уже старенькие, старость давила их, не было денег, не было сил, не было что есть, а тут оставили на них дитя и корову, обворовали,... Как мы тогда выжили – не знаю, наверное, благодаря нашей корове Милке, которую папа, поступив очень мудро, не стал продавать, хотя деньги нужны были. И, наверное, помогли родственники.
         О том, как папа и Володя доехали до прииска Викторовский Северо-Енисейского района Красноярского края, где находилась мама, папа рассказывал впоследствии, что всю дорогу (поездом тогда до Красноярска ехали неделю) Володя капризничал и плакал. Отец с ним намучился: проблемы с туалетом, со сном, со здоровьем! А о том, чего стоило им, сколько поездок в районный центр и обратно в Викторовский в условиях тяжелейших проблем с транспортом, сколько нервов, переживаний и хождений по кабинетам, чтобы перевестись из Викторовского в Северо-Енисейск, тяжело было даже вспоминать. Одному Богу известно, что пережили отец, мама и Володя за все это время! Много помогали люди. Людей хороших, доброжелательных значительно больше, чем злых, грубых, плохих. А тогда вообще простые люди были добрее, чем сейчас. Конечно, подлецов, хапуг всегда тоже хватало.  Отец потом рассказывал, что его за провоз багажа штрафовали несколько раз, а когда он говорил, что уже платил, то ему отвечали, «что - то была «другая» дорога, то была Южная дорога, а теперь – Московская, и т.д. Спорить было нельзя: высадят для разбирательства с вещами и с маленьким ребенком – себе дороже станет. Понятно было, что подлые хапуги пользовались ситуацией, как и теперь, пользуются, например, при похоронах и т.д. Спорить с власть предержащими подлецами – себе дороже! Эту мудрость жизни отец усвоил хорошо. Конечно, если бы не Володя и не мамин ярлык «враг народа», то отец постоял бы за себя, но тут надо было быть мудрым. Я представляю, как трудно было отцу стерпеть, подавить свою гордость, проглотить унижение! Сколько раз мама рассказывала о его гордости и проявлениях непокорности унизительным требованиям власть предержащих! Так, однажды отца за что-то задержали при какой-то облаве в 1932 или в 1933 году. В те трудные, голодные времена, это случалось часто. На дорогах для ограничения передвижения голодных людей из района в район власти выставляли заставы. Группу задержанных повели куда-то. Один из конвоиров особенно жестоко обращался с задержанными, ни в чем не повинными людьми. Бывают такие люди - как злые собаки. Этот конвоир пинал людей, оскорблял их, бил прикладом, издевался всячески. Люди вынуждены были терпеть эти издевательства. Большинство из них попали в эту команду случайно и ничего не понимали в происходящем. Улучив момент, когда жестокий конвоир был рядом и замахнулся на одного из конвоируемых, отец наотмашь ударил садиста в зубы. Конвоир упал, у него оказались выбиты передние зубы, кровь заливала подбородок, он не заметил, кто его ударил, хрипел, что всех перестреляет, клацал затвором, но старший конвоя, видимо, сам с одобрением отнесся к поступку отца, пресек его угрозы. Людей довели до места назначения, а там многих, в том числе и отца, отпустили на все четыре стороны «за отсутствием состава преступления». А садиста они больше не видели: видимо, у них свои разборки были. Конечно, отца никто не выдал, а слава о смелости и справедливости отца пошла среди людей.  У отца было очень много друзей и знакомых в селах района и области. Это были сослуживцы по армии, боевые товарищи по войнам с Польшей, Финляндией, с фашистской Германией. Однажды, когда отец служил в кавалерийском полку, при чистке коня, конь ударил отца в нос, произошло сильное кровотечение, отца отвели в казарму и положили на кровать до остановки кровотечения. Вскоре в казарму зашел политрук и, увидев на кровати отца, вместо того, чтобы разобраться, закричал: «Встать!». Не поднимаясь, на ощупь, отец  взял с тумбочки графин с водой и запустил его в политрука. К счастью, и этот случай обошелся без последствий: видимо, политрук понял, что «перегнул».
         В голодные послевоенные годы умерла жена папиного двоюродного брата Михаила. У Михаила остались на руках нетрудоспособная мать, несовершеннолетняя сестра и трое малолетних детишек. Он только что вернулся с фронта, хозяйство (если можно назвать хозяйством маленькую хатенку и приусадебный участок) было запущено, семья голодала, в колхозе на трудодни не платили ничего. Я помню тот день, когда Михаил вернулся с войны: это было зимой, все ребятишки, как обычно, были на речке, катались на льду, и вдруг пронеслась весть: «Михайло вернулся!» Естественно, мы все побежали к нему в его хатенку, чтобы посмотреть на фронтовика и получить гостинцы. Тогда это было в обычае. В хате было полно народу, подтянутый и  красивый, в военной форме Михаил раздавал конфеты и яблоки (тогда конфеты и яблоки зимой были исключительной редкостью), все были счастливы …  А весной любимой жены Михаила не стало. Даже для видавшего виды фронтовика это было страшным ударом.  Не выдержала психика Михаила этого удара. Ведь закончилась война, вернулся живой, здоровый к любимой семье, только жить да жить, а тут … Михаил, обладая огромной физической силой, все крушит, бьет, ломает, никого к себе не подпускает. Люди боятся подходить к нему, родные разбежались по соседям. Как его усмирить, как привести в чувство? Когда наш папа узнал о том, что случилось с его двоюродным братом, он немедленно пошел к нему, тихо и властно   стал ему что-то говорить, приказывать, глядя прямо в безумные глаза Михаила, и Михаил стал выполнять все приказания отца. Отец накормил его, уложил в постель, напоил каким-то домашним лекарством и дежурил возле его постели до полного выздоровления Михаила. Только отца слушался обезумевший от горя Михаил, только его приказания выполнял, только из его рук принимал пищу и воду. Знать была какая-то сила у отца, коль мог он воздействовать даже на безумных. Как поется в песне: «Святая наука услышать друг друга!». Видимо, отец владел этой наукой, коль слышали его, умел находить такие слова и интонации, что доходили они до ума и сердца человека. Разные, конечно, бывали случаи в жизни нашего отца. Были и такие, конечно, люди, что не любили его, я не хочу его идеализировать, но то, что он любил и жалел людей, и люди отвечали ему тем же – это факт. Люди, конечно, а не подонки: у них свои мерки. Хотя отец говорил, что каждый человек имеет право на своё собственное мнение.
         Итак, отец с Володей уехали, а я остался с дедушкой Степаном и бабушкой Ефросинией – папиными родителями. Осталась пока и наша любимица, и кормилица Милка – красивая, умная, большая корова. Продавать ее отец не решился: она кормила семью. Отец понимал толк в животных, покупал только красивых, умных и полезных. Милка давала много молока, мы ею гордились, многие завидовали, что у нас такая корова. Я Милку пас летом и с нею у меня связано очень много приключений и воспоминаний. Вообще в селе добрая корова очень ценилась, и Милка тоже, и, когда в 1957 году я вернулся в Нетребовку, то мои ровесники и старшие часто вспоминали Милку и ее «детей». Милки уже, к сожалению, не было. Петр Сауляк, например, даже подвел меня к своей корове и спросил: «Узнаешь?». Я узнал Милку, но, к сожалению, как я уже сказал, Милки уже не было. Это была ее «дочь», та самая, с которой я расстался, уезжая к родителям в Сибирь, а она была тогда маленьким теленком и ходила с Милкой. А теперь это была большая, красивая корова. Я понял, что это высшая оценка нашему отцу, который выбрал и выходил таких породистых коров.
        Детство наше, прерванное войной, проходило в поле, в лесу с нашими кормилицами – коровами. У кого не было коровы, семья, как правило, вымирала от голода. Сколько раз мы в поле промокали до «ниточки»! Сколько провели голодных дней! Сколько было отравлений, нарывов на ногах: ведь бегали босиком от снега и до снега. Отравлялись и сырыми грибами, и недозрелыми овощами и фруктами, и незнакомыми ягодами – ведь были голодные, и ели что попало. А сколько километров мы наматывали за день? Одному Богу известно. Приходилось идти на пастбище в одну сторону несколько километров, да и на вытоптанном многими коровами пастбище бегать, возвращать их на выделенный участок, ведь коровы в границах пастбищ не разбирались, они просто хотели хорошо поесть.
        Так мы тогда жили, таково было тогда наше детство, прерванное войной: без игрушек, без подарков, голодное и холодное, скупое на ласку.  Такие вот мы были пастухи своих коров. Я был тогда еще мал, и Милка это понимала. Она знала свое дело: хорошо поесть и дать много молока. Но зачастую коровы шли в места, где нам не разрешали выпас, потому что в этих местах трава была не вытоптана или были посевы. Особенно тщательно надо было смотреть, чтобы коровы не забрели в клевер: от клевера они «вздувались», газы могли разорвать их желудки, если своевременно не оказать ветеринарную помощь и не проколоть вздувшийся живот. Такое уже однажды случалось с нашей коровой и коровой дяди Андрея – папиного брата. Это было, когда мне совсем еще маленькому поручили смотреть за коровами. Коровы ушли в клеверное поле, вздулись и им делали проколы. Больше это не повторялось. Если я мешал Милке уйти с места выпаса, то она отгоняла меня рогами и грозно «фукала»: «фф-ф-у-у». Конечно, в отличие от нашего петуха, который, как только я показывался с поля, вскакивал мне на голову и клевал изо всех сил, Милка и не думала меня бить, она как бы говорила: «Не мешай, малявка!». Петух же слушался только маму, а меня бил, чем ни попадя: крыльями, лапами, клювом. Он специально поджидал меня вечером. С Милкой у меня связано много воспоминаний, и светлых, и горьких. Ведь мы с нею проводили почти всю весну, лето и осень от восхода до заката солнца. Когда был отец, то мы с Милкой ходили в лес: у отца были хорошие отношения с лесником, и он разрешал пасти корову в лесу. Кстати, не нам одним: таких, как мы, было много. Однажды случилось знойное лето, в лесу и в поле выгорела вся трава, и коров кормить стало нечем, они мычали, голодные, исхудали, стали давать мало молока, разбегались в поисках травы или листьев, но вся трава выгорела или была съедена и вытоптана, а листва объедена тоже.  Было плохо всем. Как назло, лесничий определил для выпаса довольно небольшой участок, и он вскоре был весь вытоптан. И, вдруг однажды я увидел, как Милка достала губами высоко растущие листочки, подогнула ветку под шею, и, держа ее своей шеей, стала жадно обгладывать листья. «Эврика!» Я тут же стал ей помогать: я влезал на молодые деревца, на их вершину, и стал, держась за вершину, спрыгивать с него. Дерево гнулось, подходила Милка, объедала листья, а я залезал на следующее. Я и ребятам показал, как надо кормить коров. Было интересно (нашлось живое дело – прыжки с деревьев) и полезно: коровам нашлась пища. Вскоре весь участок был в понуро погнутых молодых деревцах, на которых не было ни единого листочка. Лесничий ахнул, когда увидел, что мы сделали с участком, и с криками и руганью выгнал нас всех из леса. Вскоре, правда, он, будучи умным человеком, выделил нам другой, нетронутый еще участок, и проблема была снята. Как видим, благодаря Милке. Некоторое время, правда, нам пришлось пасти коров в поле, где паслись колхозные коровы. Поле было сплошь вытоптано и все высохшее. Там я увидел в колхозном стаде Милкину «дочку», которую колхоз забрал у нас за налоги: был тогда такой закон, чтобы сдавать шерсть, яйца, шкуру, телят в колхоз или платить деньгами. Но так как денег не было, то забирали телят, которых никуда не спрячешь. Так вот я увидел нашу молодую Милку (папа всех Милкиных дочек называл тоже Милками). У нас она была упитанной и красивой, а увидел я ее понурой, с вытекшим глазом и сломанным рогом, с выпиравшими из кожи ребрами. Я заплакал, глядя на нее, на бывшую нашей Милку. Все люди возмущались состоянием коров в колхозном стаде: жутко было смотреть на бедных истощенных животных.
          Когда отец уехал, Милка снова принесла нам телушку. В этом сказывалось еще одно положительное качество Милки: она рожала только телушек, которые в крестьянских хозяйствах ценились значительно выше бычков. Это как раз была та Милка, что мне показывал Пётр Сауляк. Вскоре дедушка решил выпустить маленькую Милку в стадо с её мамой Милкой. Пасли мы в лесу, и однажды я увидел, что когда я подхожу из-за кустов к Милке, то маленькая Милка шарахается от меня, смешно взбрыкивая и задрав хвост. По глупости я подумал, что она так играет со мною, и стал пугать ее. И маленькая Милка убежала в лес. Никто ее не видел: она забивалась в чащобу, как только слышала какой либо шорох. Так было несколько дней. Я понял, какую сделал глупость, но было уже поздно. Маленькая Милка пропала. Мы все очень переживали и горевали. Дедушка договорился с местным охотником, чтобы тот нашел и застрелил ее, чтобы хоть мясо было: ведь ее могли убить чужие люди или могли задрать волки, которые бродили по лесам. Кто-то даже сказал, что в соседнем лесу видел волков. Все были встревожены. Я не находил себе места: ведь это я виноват во всем. Но, к счастью, и здесь проявились Милкины гены, ее ум. Однажды Вася Шатайло и мой двоюродный брат Коля уже вечером перед тем как вести коров домой, повели их на водопой на Дахталийский ручей. Их очередь была. Возвращаясь с водопоя, ребята зовут меня: «Милка пришла, Милка пришла». Я прибежал, и увидел, что наши Милки идут с водопоя вдвоем, весело помахивая хвостами. Не описать мою радость! Да и все были рады: и ребята, и дедушка с бабушкой, и соседи. Дедушка пару дней сам пас обеих Милок, чтобы маленькая  привыкла к полю и лесу, а потом уже я за ними смотрел, но уже никогда не пугал животных. А в 1957 году П. Сауляк, показывая мне ее, сказал: «Узнаешь ее? Это та самая Милка, что убегала». Так я еще раз встретился с нашей Милкой.  Наверное, в Нетребовке и сейчас есть потомки папиной Милки. И здесь осталась добрая память о нашем отце.
          Осенью мы с дедушкой Степаном для Милки запасали корм, ходили часто по ночам за кукурузными стеблями на поля соседних сел. Зимой я был занят только школьными делами, а так как после высылки мамы, друзья как-то отдалились от меня, то я пристрастился к чтению художественной литературы. Моими друзьями стали книги. Я их полюбил: они меня успокаивали, они меня не оскорбляли, не обижали. Они были верными друзьями. Я читал все подряд, все мне было интересно, особенно про судьбы людские. И, конечно же, про казаков, про войну, про край родной, про путешествия. Я верил слепо всему, о чем читал. Об «авторском домысле» не было никакого понятия. Читая, например, про Тараса Бульбу, я искренне верил, что были такие люди, как Тарас Бульба,  Остап, и люди должны брать с них пример. Я хотел походить на Остапа, я верил, что дружба и товарищество непобедимы. Тогда я еще не знал, как было ликвидировано запорожское казачество, я тогда верил, что все мы казаки, только сейчас условия и подвиги другие. Одним из первых писателей, чьи книги дали мне в сельской библиотеке, был Лев Толстой. Его повести «Казаки», «Хаджи Мурат». «Севастопольские рассказы» так увлекли меня, что я перечитывал по несколько раз. О Гоголевском «Тарасе Бульбе» я уже говорил. Это была моя самая любимая книга.  Долгими зимними вечерами я читал при керосиновой лампе или, как правило, при чадящей «масленке», ибо керосин был не всегда. Читал все без разбору. Но особенно любил читать советских писателей про подвиги советских людей на фронте, в партизанах, в подполье:  А.Фадеева, Б.Полевого, В.Катаева, П.Вершигору, А.Толстого, О.Гончара, А.Твардовского и других. Очень любил читать исторические повести и романы В.Шишкова, А.Пушкина, И.Злобина и других авторов. Не мог уснуть, пока не прочитывал их. Не мог  уснуть, например, когда читал, исторический роман Ивана Ле «Наливайко». Так поразил меня герой романа С.Наливайко – овеянный славой народный вожак, руководитель восстания крестьян и казаков Украины в 90-е годы XVI в.
          Бабушка перед сном всегда молилась, стоя на коленях перед иконами и отбивая поклоны. Иногда дедушка брал меня с собой в «ночные походы» за кормом корове и теленку. Дедушке тяжело было их кормить. Дорогу «туда» я преодолевал спокойно, а «оттуда» (с поля соседнего села) – тяжело. Я удивляюсь дедушкиному терпению и мужеству: ночи были темные, осенние, «хоть глаз выколи», где-то плакала лиса, где-то лаяли собаки, кто-то или что-то выло,  было страшно попасться охране, хотелось спать, ужасно ныло тело, хотелось здесь, сейчас умереть, чтобы не идти, не нести тяжесть, не бояться. Но действовали терпеливые дедушкины уговоры, ласковые слова, я вставал и шел до очередного приступа усталости и отчаяния. Бабушка меня очень жалела, утром старалась подсунуть мне кусочек получше, а дедушка хвалил, рассказывая, как мы много принесли и корова будет сыта и даст много молока.
          Так мы жили в селе, а мама, папа и Володя – где-то очень далеко в Сибири. Папа писал, что он устроился на работу начальником военизированной пожарной охраны в районном центре и перевез маму с прииска, и они получили комнатушку и живут все вместе, что мама болела, но теперь вроде все налаживается.  Потом только я узнал, что у мамы был тяжелый сердечный приступ ночью, что-то там какой-то  врач не хотел приезжать, чтобы оказать медицинскую помощь, тогда папа взял карабин, сел в машину и поехал к этому врачу. Врачу он сказал, что если мама умрет, то и ему (врачу) не жить, посадил его в машину и отвез к маме для оказания помощи. Однажды папа прислал фотографию, где все они были сфотографированы в теплой зимней одежде, Володя держал в руках гармошку, и все они были неузнаваемо похудевшими: в то время они жили еще по карточкам и недоедали. Однажды пришла от них посылка, а в ней  для меня – красивая офицерская шапка. Я тогда не знал, что это крашеная овчина, да и никто не знал, поэтому я всем говорил, что «это голубой песец» (о голубых мехах из голубого песца я начитался к тому времени в книгах). Я очень гордился этой шапкой. Иногда папа писал, что в письмо они положили деньги, но, как правило, денег мы не получали: за долгий почтовый путь почтальоны их вынимали из писем, поэтому нам пришлось написать, чтобы в письма денег не клали. Мало того, что воровали наши деньги из писем, но однажды ночью кто-то забрал из ямы картошку. Это был для нас тяжелый удар: ведь мы держались на молоке и картошке. Теперь картошки не было: какой-то вор позарился на картошку пожилых, немощных людей.
          Вскоре после этого случая из Северо-Енисейска приехал наш сосед Дмитрий, жену которого тоже сослали в Северо-Енисейск. Он привез от папы и мамы письмо, в котором говорилось, чтобы я собирался и приезжал с Дмитрием к ним. Дело было поздней осенью, дедушка и бабушка засуетились: надо было продавать Милку (кормилицу!), чтобы собрать деньги мне на дорогу.
           Где-то перед новым годом мы поехали.  Ехали втроем: Дмитрий, я и еще одна девушка ехала в Красноярск  к своему дяде – железнодорожнику с целью устроить свою жизнь в городе. В Красноярске мы у ее дяди и остановились, а дальше до С.-Енисейска путь был только по воздуху самолетом. Мы остановились в огромной комнате, где жила большая семья, все вповалку, нам отвели угол в этой комнате, посередине была постель душевнобольного мальчика, постарше меня, которого я почему-то раздражал, и он со страшным оскалом и скрежетом зубов бросался в мою сторону, а его мама перехватывала и успокаивала его. Это было ужасно, и находиться в комнате постоянно было в тягость и Дмитрию, и мне. Дмитрий   взял меня однажды в город, чтобы показать мне знаменитый Красноярск. Мы шли по улице. Был сильный мороз. И, конечно, я не был готов к такому морозу: одежда моя была легковата, все были в валенках, а я – в сапожках, без рукавичек, в простом, на вате, пальтишке, без единой шерстяной вещи. В Красноярске шел тогда трофейный фильм «Тарзан». Как правило, его показывали по две серии подряд (тогда это был у нас первый многосерийный фильм). Мы проходили мимо кинотеатра, и Дмитрий захотел посмотреть фильм. Мне он сказал посидеть в вестибюле, но разве я мог высидеть в вестибюле? Я вышел на улицу, чтобы продолжить знакомство с городом, и намеревался вскоре вернуться. Но заблудился. Я отрешенно брел по улицам, продрогнув до костей, часто прохожие предупреждали меня: «Мальчик, ты щеки (уши) отморозил, растирай скорее!». Я был в отчаянии, я не знал, как спросить (стеснялся своего русского произношения), как пройти, как найти, я не знал, как называется улица, где мы остановились, где кинотеатр, как называется кинотеатр. Так брел я, уже ничего не соображая, и готов был уже упасть и заснуть, и не знаю, чем бы все это закончилось, ибо уже наступали сумерки (в Сибири зимой день очень короткий), как вдруг услышал голос Дмитрия: «Ты здесь? Молодец! Пошли на квартиру». Оказалось, что совершенно случайно я оказался у выхода из кинотеатра как раз, когда Дмитрий выходил из него после окончания фильма. А похвалил он меня за то, что ему не пришлось искать меня в вестибюле (на входе). Вот такие бывают случаи абсолютного везения. Дмитрию я ничего не сказал, понял, как я опрометчиво поступил, и как мне повезло.
          До Северо-Енисейска мы летели в маленьком самолетике,  было очень холодно, мы постоянно проваливались в воздушные ямы, но меня воодушевляло ожидание скорой встречи с папой, мамой и Володей. Встретил меня отец, обнял, прижал к себе, поцеловал. Дома меня ждали мама и Володя. Володю я не узнал: волосы его потемнели (были почти белокурые и завитые), кудряшек уже тоже не было, он подрос и был очень худенький. Когда я спрашивал, его с кем он играет, он отвечал коротко: «Один»». Бедняжка, он научился играть один, пока родители были на работе. Вообще вид у всех был изможденный, папа и мама тоже были очень худые: они бедствовали, Сибирь жила еще по карточкам, люди не доедали, а фруктов и овощей вообще не видели годами. Масла не было, сахара не было, картошка продавалась только сушеная (свежая не выдерживала низкой - до 50 градусов мороза – температуры). Денег у них тоже не было, они ожидали, что я привезу, но я тогда в деньгах не разбирался, отдавал Дмитрию, сколько он требовал (билеты, питание...), и я тоже ничего не привез. Но родители ничего мне не сказали: слава Богу, мы все были вместе, несмотря на все невзгоды и тяготы. Так вот и я стал сибиряком. Впереди было устройство в школу, знакомство с местной ребятней, с Сибирью-матушкой.  Жили мы в бараке, в малюсенькой комнатушке, где была чугунная плита для приготовления пищи и обогрева, и еле-еле вмещалась полутора спальная кровать. На ночь отец доставал из-под кровати доски, клал их на печку и кровать, на них стелили фуфайки – и постель нам с Володей была готова. Так мы и жили некоторое время, потом нам дали в этом же бараке комнатушку побольше, это была уже квартирка с маленькой кухонькой, где была отдельная кровать для нас с Володей, был столик для приготовления уроков.
         Мне часто вспоминается, как именно в эту квартирку к нам стали приезжать люди с приисков. В основном это были мамины знакомые по этапам и приискам. Некоторых освобождали, и они приезжали в посёлок, оформляли документы и уезжали домой. Часто они оставались ночевать. Стелили им тулупы и всякую одежду на полу. Конечно, было холодно, но выхода не было, да и не спали люди, вдохновлённые встречами и освобождением. Они почти всю ночь разговаривали с нашими родителями, лёжа на полу, рассказывали о пережитом, о том, что происходило с ними, с их родными и близкими, как везли их долго-долго в вагонах для скота, как жестоко издевались над ними конвоиры, как спали они в тесноте, сидя на полу, как грязно и душно было в вагонах, как задыхались они от духоты, как многие не выдерживали и умирали, …, а я, лёжа рядом на кровати, слушал их рассказы и, накрывшись с головой, тихо плакал в подушку, переживая вместе со взрослыми всё происходившее ...  Особенно мне запомнился маленький, шустренький мужичок по фамилии Чудненко. Он все время восклицал: «Вспомнишь Чудненко!». Он много рассказывал о пережитых и увиденных издевательствах над людьми, всё время повторяя: «Они, что, Хрущёв и его команда, хотят переселить всех украинцев в Сибирь? Будет, будет им божия кара! Вспомнишь Чудненко!». Мама рассказывала, что она писала (писала, конечно, не сама мама, а писали от её имени грамотные юристы) и Сталину, и Ворошилову, и Швернику, но ни на одно письмо ответа так и не получила. «Не добиться правды, нет её на свете» - со слезами повторяла мама, а Чудненко всё повторял: «Будет, будет кара божья! Всем будет! Вспомнишь Чудненко!». Никто тогда не знал о том, что Указ о высылке в Сибирь был секретным, и никакие письма по нему не рассматривались. Впоследствии мы часто шутили: «Вспомнишь Чудненко!».  И потом мы часто вспоминали его «Вспомнишь Чудненко!». 
          У папы в то время было много занятий по политграмоте, задавали много конспектировать, а он поручал все переписывать мне: когда ему было заниматься? Он все повторял: «Мое дело главное – чтобы нам с голоду не умереть, а остальное все ерунда». Он выхлопотал участок под огород, огородил его плетнем (с моей помощью, ибо он всегда на домашние работы брал меня с собою: трудовое воспитание!), мы стали сажать картошку. Уже стало лучше. А я переписывал в папину общую тетрадь «Краткий курс истории ВКП (б)». И с детства впитывал в себя коммунистическую идеологию, в которую верил всю жизнь, думая, что у нас все «не так» только потому, что люди чего-то недопонимают, и что, если бы все люди дружно трудились каждый на своем месте, заботились друг о друге, то у нас давно был бы уже коммунизм, и все люди жили бы так прекрасно как описал в своей книге "Город Солнца" Т.Кампанелла. Только потом, уже в зрелом возрасте, я понял, что извращают все, прежде всего, люди на самой вершине власти; что «рыба гниет с головы»; что политика – это обман и коварство; что политики стремятся обеспечить, прежде всего, самих себя, что о простых людях никто никогда и не думал – это просто инструмент для достижения честолюбивых и корыстных замыслов политиков, что все обещания политиков  - это ложь, что чем большее положение занимает человек в так называемом обществе, тем больше он ворует и, притом, безнаказанно. А из-за конкуренции, зависти среди людей часто случаются драки, убийства, войны.Часто приходит на память вычитанный где-то эпизод еще царского периода истории: «Умер один штабс-капитан, очень честный человек и настолько бедный, что хоронить его было не на что. Собрались его друзья, сложились, похоронили, а на надгробье сделали надпись: «… Был честен, весь век трудился и умер гол, как гол родился». Иногда мне кажется, что человек не учится на опыте поколений, что человек за сотни тысяч лет не стал добрее к себе подобным, к живой и неживой природе, что природа создала человека на свою погибель, что человек – самое злое, тупое и жестокое животное. Конечно здесь перехлест эмоций, но, как бы там ни было, как поет А.Малинин, «… мой удел жить среди людей …». Еще русский историк Н.М.Карамзин, описывая жестокость наших предков, говорил, что тогда были «суровые и жестокие времена …». М.Ю. Лермонтов в романе «Герой нашего времени» заметил (устами героя романа Печорина): «Вот люди! Все они таковы: знают заранее все дурные стороны поступка, помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства, - а потом умывают руки и отворачиваются с негодованием от того, кто имел смелость взять на себя всю тягость ответственности. Все они таковы, даже самые добрые, самые умные».
           Или в произведении "Волны и люди": "Люди хотят иметь души ... и что же? - Души в них волн холодней!" ...
           В общем-то человек поддается внушению, и поведение его зависит от внушений власть предержащих, а во власть, как правило, попадают самые честолюбивые, лживые и непорядочные люди. Круг замкнулся.  Многое, конечно, зависит от внутренней культуры человека, элементы, которой передаются через гены, «с молоком матери», воспитываются обществом, средствами массовой информации, школой и самим индивидуумом. О семье я уже не говорю, ибо ей отводится главная роль в процессе воспитания и становления человека. Культура человека – это его внутреннее состояние: тактичность, доброта, мягкость, доброжелательность, деликатность, … Культура не обязательно сопутствует людям так называемого высшего сословия. Очень часто культурных людей можно встретить среди простых, даже малограмотных людей, но можно встретить грубое животное, быдло, среди высокопоставленных чиновников, имеющих не только дипломы о высшем образовании, но и учёные звания, добытые неведомо какими путями. Как часто мне приходилось встречаться с теми и другими! Особенно в последние годы. Конечно, интеллигентность должна идти рядом с образованностью, но, к сожалению, в жизни это не всегда так: бывает и так называемый «образованный человек» хамом, грубияном, невеждой, а бывают тактичными и деликатными люди без образования. А вообще, человечество может спасти только доброта людей…
Да, такова была жизнь. В школе, а также возле клуба были довольно часто драки, зачастую без всякого повода. Все животные, в том числе недочеловеки, нелюди, в природе ищут более слабого, чтобы боднуть, лягнуть, куснуть, клюнуть (даже голуби), ударить, ... Таков мир. Видимо, отсутствие агрессии у одних вызывает агрессию по отношению к ним со стороны других, … Так и у нас в детстве северо-енисейском было когда-то. Вспомнил, как в день смерти Сталина плакали все, даже наш весьма всеми уважаемый и любимый учитель русского языка и литературы Кржижановский Александр Анатольевич, как он принёс в наш класс радиоприёмник и мы слушали радиопередачу о смерти Сталина, и он, и все мы плакали, ... Потом на отпустили с уроков, и мы с Толей Малогалимовым пошли к клубу, и там в очередной раз на меня напал взрослый уже (мне было тринадцать с половиной), пьяный молодой человек Панов. Панов, взрослый уже, и раньше проявлял агрессию по отношению ко мне. Не знаю даже почему: я знал его только со слов Толи Малогалимова, видел иногда около клуба - обычный молодой, недоучившийся в школе парень того времени - пил, курил, матерился, чего я не любил и не допускал, ... В этот день он был со своим младшим братом моего возраста и стал заставлять брата своего, чтобы тот меня бил, а когда младший замахнулся, то я его оттолкнул, тогда старший напал на меня, укусил за щеку ниже глаза и ударил в то же место, тогда я его оттолкнул, он упал, а Толя Малогалимов говорит мне, мол, пошли отсюда, и мы пошли домой (жили на Донского, 5), я пришел домой у меня щека опухла, стала синеть, слёзы от обиды навернулись, вошёл отец, спросил "Ты что плачешь?", я, стараясь, чтобы он не увидел синяк, ответил: "Сталин умер". "Не стоит он слёз людских" - ответил папа, а я вышел и залез на трансформаторную будку в лесу недалеко от дома, желая в одиночестве пережить всё происходящее, ... Вскоре, этой же весной, Панова призвали в армию, а я пошёл в спортивные секции - бокса, гимнастики, лыжную, ... Как-то мы года через три вечером возле клуба гуляли - я, Юра Калмыков, Толя Малогалимов, Марат Руснак, Гена Шишков. И тут появился снова Панов. Уже года через три, отслужив в армии, пьяный, ... Снова налетел на меня, но я был уже подготовленным боксёром, и я ударил его в подбородок, он упал, вскочил, снял с себя плащ, бросил на землю, побежал в клуб, матерясь и грозя расправой, ... Юра Копылов сказал, что он думал, что я отправлю Панова в нокаут, а Генка Шишков заметил, что достаточно и этого, что всё ещё впереди, сейчас прибегут и веселее станет, ... Мы продолжали с ребятами гулять, но "веселее не стало" - больше я Панова уже не видел никогда, возможно, он переехал куда-то в другой район, ...
Итак, мы все вместе жили в бараке, большом и многонаселенном. Все жили в нем независимо от национальности, расы и вероисповедания почти одинаково: обстановку делали сами из досок, коих было достаточно, одеждой и продовольствием магазины тоже не баловали: завоз на год в Северо-Енисейск был летом по плану навигации. Летом шла интенсивная заготовка дров, ягод, у кого были огороды – картофеля. В магазинах в то время не было ни овощей, ни фруктов, ни вин, ни даже водки. Продавали спирт по 40 г., 80г. и т.д. Наш маленький Володя забыл, что такое яблоки, груши, помидоры, … Родители наши работали почти без выходных, чтобы выжить самим и нас прокормить. Отпуска не брали: получали денежные компенсации (тогда позволялось). Как они выдерживали такой напряженный режим – одному Богу известно! На летние каникулы после шестого класса я тоже пошел на работу: отец нашел мне ее в геологической экспедиции. Первая моя работа сама по себе была простая: включать и выключать насос, подающий воду на буровую установку, но высидеть целый день в тайге, хоть и не далеко от поселка, отмахиваясь от мошки и комаров, было пыткой, учитывая мой возраст, и то, что друзья, товарищи гуляли сами по себе. Но я и не подумал хныкать, наоборот, я возгордился тем, что работаю, как взрослый и получаю зарплату. Потом я уже устраивался на более сложные виды работ - на вырубку деревьев и кустарников на просеках, на копку канав на просеках. Копать надо было до скальных пород и, как правило, копать приходилось довольно глубоко, иногда в рост человека. Я попросил отца записаться во взрослую библиотеку в Доме культуры (меня туда не записывали), отец получал там для меня заказываемые мною книги, а я целыми днями читал, дежуря на насосной станции. Как я уже рассказывал, отец всегда привлекал меня к различным работам по хозяйству, «пошли, мол, помоги мне», и это во многом помогало мне в адаптации к труду. В самый первый раз, помню, отец попросил ударить обухом топора, чтобы забить жердь вверху, которую он держал внизу, я размахнулся, что было силы, и лезвием топора разрубил себе голову. Понимая, что «сам дурак», я не сказал об этом никому, рана зажила, а шрам на голове остался на всю жизнь, как память о моем первом неудачном трудовом опыте. Учитывая то, что в то время носили кепки, рана была небольшой, а кровь никто не заметил, а я, почувствовав, что что-то теплое потекло по голове, побежал под каким-то предлогом домой и приостановил кровь. Иногда отец, держа гвоздь пальцами, просил меня забить гвоздь, ударить молотком или обухом топора по шляпке гвоздя, и, если я, промахнувшись, бил по его пальцам, он дул на ушибленные пальцы, говорил беззлобно: «Добре бьешь по чужим пальцам!». Если же после моего удара гвоздь гнулся, отец говорил: «Ветер». Особенно любил я ходить с отцом на сутки в тайгу заготавливать дрова на зиму.  Выбрав такое место, чтобы и деревья росли достаточно кучно и машину можно было подогнать, мы валили деревья - лиственницу, сосну, березу. Потом срубали ветви, сучья, распиливали двуручной пилой стволы деревьев на бревна по длине кузова грузовика, потом, используя вырубленные шесты как рычаги, собирали бревна в один штабель, чтобы потом можно было подъехать и погрузить все в кузов грузовика. Дома до осени бревна надо было распилить на «чурки», переколоть и сложить в поленницу. Таким образом, лето у меня не было беззаботным. Было не до игр. Летом надо готовиться к зиме. Кроме того, с мамой, а когда и с отцом, мы ходили в тайгу за ягодой. За день набирали обычно по ведру ягоды. В тайге полно было ягод (чем дальше, тем больше было ягод) -  черники, брусники, голубики, смородины черной, смородины красной, ежевики, клюквы. Руководила здесь мама: сколько, какой ягоды надо было насобирать, она знала, сколько пойдет на варенье, сколько на морс, сколько брусники надо заморозить и т.д. Однажды мы с отцом ходили далеко в тайгу за смородиной. Вдруг отец подзывает: «Смотри». Я увидел на лиственнице чуть выше моего роста ободранную кору дерева, следы острых когтей, а чуть в стороне свежий медвежий помет. Стало жутковато: где-то рядом мог быть зверь. Был слух, что медведь задрал двух ягодников – мужчину и женщину. Может быть, это тот самый?  Мне было не по себе. Я стал вспоминать все, что знал о медведях из книг и разговоров взрослых: «Это не шатун: шатуны бывают зимой и поздней осенью, если их разбудят, они очень злые и нападают на людей, сейчас лето, полно ягод, медведь сытый, вряд ли нападет. А если это медведица с медвежонком? Она будет защищать медвежонка и нападет. Хоть бы она напала на меня, а не на отца. Хоть бы отец спасся. Что без него будут делать мама и Вова?». Постепенно я расфантазировался - как  медведь напал на меня, я бросился на дерево, залез высоко, медведь – за мной, но я каблуком сапога бью медведя в нос, он падает с дерева на землю и разбивается насмерть.  Отец же не проявлял никакого беспокойства, шел дальше в поисках зарослей смородины, и это меня успокоило. К счастью медведя мы не встретили, набрали в таежной глухомани полные ведра смородины и вернулись домой без приключений, если не считать многочисленных "встреч" с бурундуками и белками.  Летом день в Сибири длинный, светлый, солнечный, в тайге интересно, красиво, много белок и бурундуков, других грызунов, которые очень забавны. Летом много дел можно сделать за день. Летом все интенсивно готовились к суровой девятимесячной сибирской зиме. Зимой для игр и детских забав было больше времени. «Фехтовали» на палках, команда на команду, катались на лыжах, благо гор и снега хватало (толщина снега достигала 2-2,5 метра), рыли на огородах снежные катакомбы.  Я, когда подрос, особенно полюбил походы на лыжах в тайгу. У нас был родительский дом, крепкая дружная семья – это главное, а все остальное было преходяще. Все необходимое для дома отец делал сам. Со временем родители купили отдельный домишко. Он был маленький, но свой. Обзавелись своим хозяйством: отец утеплил сарай, купил поросенка, приобрели щенка (овчарку), завели кошку, имели свой огород. Домик стоял на самом краю поселка на улице Ломоносова (второй с краю). Действительно: «Ничто не может нас выбить из седла».
      В марте 1990 года я посетил Северо-Енисейск, там все уже было по-другому: пятиэтажки с  отоплением, другая планировка, но улица Ломоносова и бывший наш домик из лиственных бревен стояли, не тронутые временем и нововведениями. Но вначале, сойдя с трапа самолёта, я окинул взором посёлок, и не узнал его. Я не увидел водокачку, куда когда-то ходил за водой. Воду тогда выдавал по талонам китаец Ван, которого все  звали «дядя Ваня». В старших классах я на водокачку ходил уже без коромысла с двумя вёдрами, чтобы «подкачивать» руки. Периодически я поднимал вёдра на вытянутых руках вверх.  Обычно такие упражнения делают с гирями. Но это было очень давно. А теперь я не заметил даже копёр шахты. Растерявшись, я подумал: «А туда ли я прилетел?» – и подошёл к небольшому зданию аэропорта, чтобы уточнить.  Оказалось – туда - в Северо-Енисейск. Через 33 года. Медленно (было очень скользко и яркий, отражённый от чистого белого снега свет сильно слепил глаза) я стал спускаться с аэродрома на улицу посёлка. Моей первейшей целью было найти военкомат, чтобы расспросить есть ли в посёлке кто-нибудь из моих одноклассников. Я шёл, а в моей памяти возникали картинки прошлого  ...
      В Северо–Енисейске я нашёл всего четверых своих одноклассников: Володю Вишнякова, Толю Малогалимова, Юру Юнусова и Володю Чалбышева. Все они после школы пошли работать в шахту, а дальше как у кого сложилось: Володя Вишняков стал первым секретарём Северо-Енисейского райкома партии, Толик Малогалимов – начальником военизированной пожарной команды, где когда-то начинал наш папа,  Юра Юнусов работал шахтером,  Володя Чалбышев по состоянию здоровья – у него была аритмия - был уже на пенсии по инвалидности. Только-только выписался из больницы после инсульта Толик Малогалимов. Он был еще очень слаб, хотя на службу вышел. Я вылетел из Северо-Енисейска 14.03.1990 г. Провожали меня Володя Вишняков и Володя Чалбышев. В феврале 1991 г. не стало Юрки Юнусова, а 14.03.1991 г. (ровно через год, как я оттуда улетел) не стало Володи Вишнякова. Он умер во сне. А 09.09.1991 г. не стало Володи Чалбышева. Сообщила об этом его жена. Мы с ним дружили ещё в школе, в 1990-1991 г.г. переписывались, он всё звал меня в тайгу, «где тихо, кроме комаров и мошкары нет никого, где покой, и никаких политических проблем». Тогда как раз процветала Горбачевская болтовня, люди переживали, предчувствуя, что будут какие-то изменения и не в лучшую сторону.   Так как там люди очень сильно зависели от наличия работы и от поставок продовольствия, то все, что происходило в Центре, они воспринимали остро...  Впоследствии в Интернете я прочел, что в Северо-Енисейске на несколько лет закрывались шахты, а в одну из зим было шестьдесят семь градусов мороза. Как там люди выжили, в Интернете не писали. Там и в хорошие времена люди жили мало – где-то лет 50: силикоз, вечная мерзлота, низкое атмосферное давление, разреженный воздух, недостаток кислорода, недостаток необходимых для тех суровых климатических условий продуктов питания, витаминов, минералов. Там всегда было очень много туберкулезников, они лечились собачьим жиром, и было очень много силикозников, гипертоников, сердечников. А еще там было много алкоголиков: там очень сильно пили от невыносимых условий такой тяжелой, распроклятой жизни. 
        Преданность  семье, родственным связям, борьба за выживание, особенно детей, самопожертвование ради друг друга – эти черты способствовали выживанию семьи, рода. Так было с древних времен. Такова жизнь: обстоятельства диктовали, что необходимо делать, и побеждали трудолюбие, любовь к жизни. И все это в отличие от современности – честным трудом, достойно и благородно! И без малейших признаков лени с чьей бы то ни было стороны! Делать - так делать! Это сейчас пререкания, ссоры, «а почему я?», и т.д. При таком отношении в тех условиях семья  просто не выживала.
        Так вот наладили наши родители жизнь и быт в далеком сибирском краю. Мы полюбили эти суровые красивые места. В 1953 г. умер Сталин, где-то после 1956 года были массовые освобождения, люди стали разъезжаться по домам. Когда умер Сталин, в городке сбросили памятник ему с пьедестала, хотя многие плакали. Я  тоже, под впечатлением того, как плакали учителя и дети в школе, плакал, а отец заметил: «Не стоит он слез людских». Отец имел уже свое мнение по поводу политики и политических деятелей. Часто он говорил: «Была бы шея, а ярмо найдется!». Помню, как простые мужики говорили: «Какая бы власть ни была, нам плохо при любой власти: кормить ее нам, это нам ярмо на шею».
Итак, отменили 58-ю статью, мама уже не была «врагом народа», поплакала: «За что изверги жизнь, здоровье покалечили!». Я пошел уже в 10 класс, родители радовались моим и Володиным успехам в школе, тем более что после семи классов я хотел бросить школу и идти либо на работу, либо в Красноярское речное училище. Отцу тогда стоило большого труда разубедить меня от опрометчивого поступка: родители мечтали, чтобы я стал врачом, и окончание мною 10 классов входило в их планы.
          В 1957 году я окончил 10 классов, и мы с ребятами втроем поехали в Казань в авиационный институт «учиться на инженеров». Конечно, инженер это - не врач, но тоже выход в «люди», поэтому родители смирились, поддавшись на мои уговоры что «так будет лучше». Дело в том, что я не хотел быть врачом, я не видел себя в этой профессии. А родители вдобавок боялись за мою жизнь: как-то мы с Геной Шишковым подрались со старателями (это взрослые бездельники, которые приехали на лето в тайгу, чтобы намыть золота, а все остальное время года пропивать его в курортных городах) и поколотили их. По сути – это полууголовные и опасные элементы. Они стали грозить, что как только мы им попадемся, больше нам не жить. Как это бывает в молодости, мы с Геной не придали особого значения этим передаваемым нам угрозам. Но правильно угрозу оценили взрослые родители и постарались скорее нас отправить подальше. Тем более что с одним из старателей из этой компании я уже сталкивался, когда мне было лет пятнадцать. Этот старатель в коридоре барака, где мы жили, черенком от лопаты избивал свою жену, а я заступился за нее, вырвал у него черенок. Меня от расправы спасла мама: она совершенно случайно откуда-то шла и в коридор вошла в самый подходящий момент. Старатель пьян, но, как он сам сказал, маму уважал и сказал ей буквально: «Тетя Нюра, я Вас уважаю, но щенка Вашего я все равно зарежу!». В тот вечер я намеревался идти в кино, уже даже билет был куплен, но мама в кино меня не пустила, билет порвала: она уже хорошо знала эту публику. Виктор в клубе кого-то в этот вечер зарезал все-таки, его пытались задержать милиционеры, но при побеге его застрелили. Так вот можно считать, что мама спасла мне жизнь, ибо я тогда никакой опасности не понимал и страха не ощущал. Теперь же со старателями снова отношения обострились, и снова родители поняли, что это опасно. Видимо, они уже твердо знали, что уголовники свои приговоры приводят в исполнение всегда.  Кстати, когда в 1958 году Г.Шишков приехал на летние каникулы из Казани в Северо - Енисейск, то с ним старатели чуть было не начали разборки, но выручило то, что Генкин отчим, постоянно проживая в Северо - Енисейске, руководил работой старателей, и они его хорошо знали. Отчим предупредил Гену: «Если что, скажи им про меня, они знают меня!», что и спасло Гену.
          А тогда сборы были недолгими, и мы – я, Гена Шишков и Юра Решетников -  отправились в путь. До Енисейска летели самолетом, потом автобусом до Красноярска, в Красноярске пожили некоторое время, пока купили билеты (очередь была очень большая), и недели через две приехали в Казань. Города поражали нас, таежных ребят, своей чистотой, красивыми скверами, парками, домами. Ехали медленно, с пересадками, с остановками «у каждого столба». Ехали от Красноярска до Казани через Свердловск 2 недели, и все глядели, глядели, глядели на новые места, леса, ландшафт, деревни и города. В Казани у Гены Шишкова жила тетушка, очень добрая и премилая женщина из старого купеческого рода. Приняли нас очень хорошо: очень приветливо, тактично, доброжелательно. Сейчас, наверное, возмутились бы: вдруг ввалились три здоровенных парня, которых надо покормить, где-то спать уложить, стирать, убирать надо после них. Ни малейшим намеком нам не дали понять эти добрейшие люди, что мы для них обуза. Так тогда было: гость есть гость. У них мы переоделись, помылись: ведь было в пути очень жарко, душно, а мы ехали по-сибирски: в сапогах, в пиджаках (в Сибири днем тоже жарко, но ночью холодно и приходилось всегда при себе иметь верхнюю одежду). Моя футболка перепрела, и когда я стал ее снимать (в первый же день мы решили искупаться в Казанском озере Кабан), то футболка моя треснула поперек спины, и пришлось ее выбросить. 
          В Казани нам понравилось: Кремль, башни, чистые улицы, вежливые люди, реки Волга и Кама, озера. Мы старались ознакомиться со всеми достопримечательностями города, смотрели, купались. При первом же посещении Волги я решил переплыть ее «туда и обратно», но я переоценил свои силы: ведь до этого мне нигде не приходилось плавать дальше 5 метров, а тут – Волга! Спор я выиграл, но, когда я приплыл обратно, ребятам приходилось меня вытаскивать на берег: у меня уже не работали ни руки, ни ноги. К тому же в тот день в Казани отмечался какой-то национальный праздник, по реке сновали лодки, люди в них играли на гармошках и пели национальные песни, и я удивляюсь, как я вообще не захлебнулся. Я вспомнил, когда выполз на берег, как мне повезло еще в Енисейске, когда я решил искупаться в Енисее, нырнул и зацепил носом корягу, а мог удариться головой и не всплыть. После Волги я стал при купании осторожнее, по пословице: «Не зная броду, не суйся в воду». Два раза повезло, а на третий могло не повезти, а принести родителям горе я не хотел и не мог (о личной безопасности в молодые годы как-то меньше всего думаешь, поэтому в молодом возрасте столько ошибок).
      Вскоре мы сдали документы в Казанский авиационный институт (КАИ), прошли медкомиссию. У ребят все было хорошо, а состояние моего здоровья комиссии не понравилось, как и комиссии в Северо-Енисейске. Врачи и сестры наперебой советовали мне ехать домой, не поступать в институт, потому что все равно, мол, я «не выдержу с моим здоровьем институтских нагрузок: и ослепну и вообще умру …». Врачи находили, что у меня было увеличено сердце. Сердце и глаза я, видимо, перегрузил  во время выпускных экзаменов и  моих тренировок на дальние переходы, бег на большие дистанции (выносливость), на длительность нахождения без сна и без пищи. (Через год при поступлении в военное училище врачи отмечали у меня повышенное давление, но говорили, что это из-за волнения). Так я, начитавшись разной литературы, готовил себя к будущим испытаниям: в то время нам постоянно внушали о военной опасности и необходимости всем быть в постоянной готовности дать достойный отпор врагу. Возможно, это были осложнения после простудного заболевания, когда 30.12.1956 года (как раз перед зимними каникулами) я на спор скатился на лыжах с очень большой и крутой сопки. У основания сопки проходила санная дорога, о которой я не знал. На огромной скорости я вылетел на эту укатанную дорогу, меня выбросило с дороги, я ударился головой в дерево, на какое-то время потерял сознание и сильно простудился: мороз был лютый, а я был одет в легкую курточку, а на голове вместо шапки у меня был шерстяной «крест», прикрывавший только уши. Когда я очнулся, то заставил себя в гору по санной дороге бежать бегом, чтобы согреться: ног и рук я не чувствовал совсем.  Я добежал до дома, переоделся, побежал в поликлинику, чтобы мне зашили разбитую голову, а утром я уже не мог встать из-за поднявшейся температуры. Так я провалялся все зимние каникулы в жару. Поэтому врачи советовали мне в институт не поступать при таком здоровье, а забрать документы и ехать домой. Но куда ехать? Ведь столько денег я уже израсходовал, провалились еще в Северо – Енисейске мои мечты о морском или летном училище, как теперь я мог огорчить родителей, вернувшись к ним! Я стал сдавать экзамены и притом хорошо, ибо времени у нас на подготовку было предостаточно: в институт мы приехали в числе первых, жили в институтском общежитии, и все было хорошо.  Но однажды неожиданно я получаю письмо, в котором отец пишет, что они с мамой оба серьезно заболели (сердце, гипертония), и врачи им настоятельно рекомендуют поменять климат, ибо в суровом сибирском климате долго им не протянуть. Еще отец писал, что они хотели бы переехать к нашему знакомому дяде Коле в Макеевку Донецкой области, что они теперь не знают, как я смогу учиться: ведь материально теперь они, в связи с переездом, помогать мне не смогут. Дядю Колю Высоцкого я знал хорошо: они дружили с папой, часто бывали у нас со своей женой тетей Пашей. Вообще-то дядя Коля родом из Дзиговки Ямпольского района, соседнего с нашим, Томашпольским районом. Во время войны, будучи без сознания, он попал к немцам в плен, и, как он говорил, подвыпив: «Я ел траву в немецких лагерях и грыз землю в советских». Он был в немецких лагерях, потом, когда его освободили наши, то посадили в советский лагерь, а уже из лагеря сослали на поселение в Северо-Енисейск. Дома, в Дзиговке, жена его умерла, осталось трое детей: старшему Лёне лет 13, Володе лет 6, младшей Оленьке года 4. Как они жили и выжили без отца и матери одному богу известно! Конечно, понемногу помогали родственники, Лёня был очень смышленый мальчик. Когда дяде Коле разрешили переписку, он написал Лёне, чтобы они втроем приезжали к нему в Северо-Енисейск. Он ведь и не думал, что когда-нибудь его освободят. Детям нашел мачеху – тетю Пашу, и так они и жили, а когда их освободили, то они сразу же уехали. Какие это были прекрасные люди!
           И вот теперь и нас жизнь заставляет куда-то ехать, где можно жить, и отец советовался со мною – как быть дальше. Они сушили головы над тем, что если они переедут, они не смогут помогать мне материально в учебе. Но разве я стану учиться ценой здоровья и жизни своих родителей? «Не судьба мне самолеты строить» – сказал я себе и ребятам и стал собираться в дорогу. Решил я поехать к дедушке и бабушке, а потом к дяде Коле Высоцкому, чтобы подсказать родителям, куда им переезжать.
          Родителям я тут же написал, чтобы они не волновались, что надо выполнять предписания врачей, что я выезжаю в Нетребовку к дедушке Степану, а оттуда, если мне не понравится, поеду в Макеевку к дяде Коле Высоцкому на разведку. Так все я и сделал, и через несколько дней на восходе дня я подходил уже к Нетребовке и рано утром был уже у дедушки Степана и бабушки Ефросинии. Меня узнали сразу, хотя я вырос и стал уже совсем взрослым человеком (почти 18 лет!) и было много радости моему приезду, собрались все родственники: пришли бабушка Анна (мамина мама), тетя Ефросиния (мамина сестра) и много соседей, знакомых. Приходили поприветствовать меня мои тоже повзрослевшие сверстники. Они звали меня в клуб – единственное место, где собиралась молодежь. Люди относились ко мне все дружелюбно и приветливо.  Все расспрашивали «как там?», о маме, папе, Володе.
           За эти годы очень сдали дедушка Степан, бабушка Ефросиния и бабушка Анна. Вообще все мне теперь казались какими-то изможденными, худыми. Оно и верно: тяжелый труд хлебороба не красит. По пути в Нетребовку у меня зрели мальчишеские мечты, как отомстить тем, кто обижал когда-то маму, меня, Володю, но, увидев до какой степени эти люди обиженны, жалкие, обездоленные, у меня пропало желание выслеживать и расправляться с ними по планам, что я уже придумал. По этим наивным, глупым, детским планам я выслеживал ненавистника и сопровождал его до мостика через нашу Журавку. На мостике бил камнем по голове и сталкивал тело с мостика в речку, где он, падая с высоты, вдобавок разбивал голову о камни и захлёбывался в воде. И никаких следов. Так думал я тогда. Но, больше всего я думал о том, что у них ведь семьи, дети, и, если бы я оставил их без отцов, без кормильцев, то не простил бы сам себе этого никогда, да и родители мои не поняли бы меня, ведь они никогда никому не мстили,... И не стал я мстить никому. И перестал я думать об этом, стал больше общаться со своими ровесниками и всеми людьми села, и стало легче мне, а вскоре я и совсем забыл об обидах, нанесённых нашей семье, ...
          Но спасибо судьбе, я не совершил задуманное зло. Судьба всегда вовремя вразумляла меня. И судьба моя, и совесть моя чисты.
          Вскоре приехал мой двоюродный брат Коля Качур – сын папиного брата Андрея. Это был очень талантливый юноша, он учился в Донецке в музыкальной школе, был артист от Бога, прекрасно пел, плясал, был отличный юморист. Но, к сожалению, он был болен: ревматизм, порок сердца. Таких детей после войны было много, к сожалению. Мы с Колей часто ходили в клуб, он прекрасно играл на баяне, и где он появлялся, там сразу собиралась молодежь, были шутки, музыка, песни. К сожалению, в 1960 году Коли не стало: он гастролировал с концертами по Украине, не щадил себя, и умер ранней весной в больнице в городе Виннице. Открыл форточку, как он сказал, чтобы «свежего воздуха глотнуть», лег и скончался. Дома все знали, как сильно я любил этого талантливого юношу, и он меня. Отец прислал мне в военное училище телеграмму о его смерти, меня отпустили на похороны, и мы все проводили Колю в последний путь.
          А тогда мы весело и беззаботно проводили время. В селе было очень много молодежи. По вечерам все собирались около клуба. Особенно мы сдружились с Володей Маслий, Петей Гладчуком, Федей Донцом, Колей Романовым (так звали его по имени отца, он приехал в отпуск из Макеевки, где работал в шахте) и другими ребятами. Ф.Донец был постарше нас, он был уже завклубом, а остальные ребята ждали призыва в армию. С допризывниками проводились различные мероприятия – комиссии, соревнования, кроссы, и я участвовал в этих мероприятиях вместе с ребятами, хотя и не состоял на учете в Томашпольском военкомате. Просто мне было интересно: готовился в армию. Вместе с ребятами ездил на комиссии в Томашполь, Комаргород. Там мы купались в местных прудах. У нас в селе тогда не было своего пруда.
        Руководил всеми вопросами допризывной подготовки в селе учитель сельской школы Иван Н. Рассказывали, что Иван Н. одарён был талантом художника. И после войны ещё совсем молодым, на простой бумаге, простыми красками Иван Н. нарисовал тогдашний советский рубль. И пошёл с ним в лавку. В селе в те времена после войны магазина ещё не было, а была только лавка.  И в лавке, ничего не заподозрив, рубль Ивана Н. взяли. И только потом обнаружили подделку. Не знаю, чем всё тогда закончилось, но впоследствии Ивана Н., зная о его способностях, взяли на работу в школу учителем физкультуры, рисования и военного дела. Так он стал заниматься призывниками даже во время школьных каникул.  Рассказывали ещё, что, будучи уже в довольно солидном возрасте и имея уже взрослых детей, Иван Н. влюбился. И так влюбился, что о его страсти; о его тайных встречах с любимой женщиной в самых неожиданных местах; о пересудах и сплетнях односельчан, не понимавших и не принимавших подобных отношений между взрослыми семейными людьми и строго осуждавших такое поведение, можно было бы написать целый роман или снять занимательный кинофильм. По рассказам односельчан, у него всё было, как в романе М.Шолохова «Тихий Дон» у Григория и Аксиньи. Мне не довелось учиться у Ивана Н., так как когда я уехал из села, он ещё не работал в школе. И я не знаю, чем закончились любовные приключения Ивана Н., но тогда, в 1957 году, он регулярно и добросовестно, с секундомером в руках, проводил кроссы с допризывниками и вёл учёт, как посещаемости, так и результатов их подготовки.
         В те времена ребят часто призывали в армию, и однажды провожали одного парня в армию, и на проводы пригласили и меня. Народу много было. Перепились все. Я вышел в сад покурить, смотрю - лежит там на траве навзничь Коля К-ль., а у него изо рта самогон бьет фонтаном. Пили тогда чайными стаканами. Залпом. Старались "показать" себя, свою стойкость. Вот он и перебрал. Его вывели из-за стола, уложили на травку в саду, и он уснул. А желудок не выдержал, пустил фонтан. Ребята ходят, смеются. Я перевернул его на бок, чтобы он не захлебнулся, не задохнулся. А через некоторое время вижу: Коля уже снова, как ни в чём не бывало, как будто и не был только что в бесчувственном состоянии, за столом, и снова пьёт самогон.             
         В клубе игрались спектакли, работала библиотека, был небольшой читальный зал. Жили тогда все одинаково бедно, но сколько энергии, задора было у ребят! Одним словом, жизнь в селе кипела и бурлила! Многие приходили из армии, женились, было много свадеб. На свадьбах играл духовой оркестр, люди танцевали и веселились, зачастую ребята тут же делали предложения нравившимся им девушкам, и таким образом намечались новые свадьбы …  На свадьбы по древнему обычаю собиралось чуть ли не всё село, люди встречались, приглашали друг друга в гости, праздновали, по всему селу раздавались песни ...   
        Однажды еще в 1957 году, когда мы были около клуба, к моему двоюродному брату Коле привязался и стал грубо оскорблять его пьяный мужик. Его знали в селе как грубого деспота в семье: он часто в пьяном виде избивал тестя, пожилого уже человека, издевался над женой и детьми. Это был здоровый бугай, и его все боялись. Когда он стал оскорблять Колю, то я вышел вперед, став между ним и Колей, и потребовал, чтобы он убирался домой. Он меня узнал и протянул презрительно: «А, это ссыльный, снова хочешь…». Пожалуй, это был первый и единственный случай попытки оскорбить меня. Моя левая помимо моей воли выбросилась вперед (сказались занятия боксом в Северо–Енисейске: как никак, а в полусреднем весе в 1956 году я был чемпионом района по боксу), удар пришелся в подбородок хулигана, как и требовалось. Он свалился навзничь, но тут ребята, стали уводить меня от клуба, говоря, что в селе милиция и начальник милиции. Ребята говорили: «Уходи скорее, сейчас сюда придет милиция, еще увезут в Томашполь, зачем тебе это …». Я, не спеша, пошел в сторону от клуба, как вдруг услышал, что меня чуть ли не хором окликают ребята. Сзади послышался топот ног. Я оглянулся и увидел, что мой противник занес большущий камень над головой и готов уже размозжить мою голову.  Инстинктивно я бросился на него, выбил камень из руки (я почувствовал, как выбитый камень упал мне на плечо, а затем на землю). В мгновенье ока я сбил его на землю и, буквально озверев, стал его избивать, пока не прибежали ребята и не оторвали меня от него. Вскоре подошел майор милиции (кто-то вызвал его из конторы), спросил, в чем дело. Ребята дружно рассказали, что вот женатый мужик пристает к молодежи, ругается, оскорбляет. Майор приказал увести Ивана домой и ушел в контору, а меня долго еще благодарили родственники Ивана за науку, которую я ему преподал. Иван болел недели две, потом перестал пить, перестал бить тестя, жену и детей, стал вежливым и тактичным человеком. Длительное время я Ивана не встречал. Только через несколько лет я, будучи уже курсантом московского военного училища, приехал на каникулы, сошел с поезда на станции Вапнярка и стал искать, на чем бы доехать домой, как вдруг увидел на станции Ивана с каким-то молодым человеком. Они подошли ко мне, поздоровались, сказали, что они на грузовой колхозной машине, молодой человек - шофер, скоро поедут в Нетребовку и могут меня подвезти. Мы пошли к машине, Иван усадил меня в кабину (на свое место!), а сам полез в кузов, и мы поехали домой. Они привезли меня прямо к дому, мама накрыла стол, посидели, выпили, поели, и никто не вспомнил о прошлом, о драке. Впоследствии Иван стал старостой церкви. Этот пост предоставляется только очень уважаемым, ведущим правильный образ жизни людям. Я очень рад за него. И думаю, что на него подействовали не побои, как многие расценили его исправление, а испуг, пришедший после протрезвления, что он мог убить (!) человека (меня), что он допился до того, что стал терять контроль над собой, а это чревато тяжелыми последствиями.
        А тогда, пожив в Нетребовке, я  пришел к выводу, что больным родителям здесь будет тяжело не меньше, чем в Сибири, что надо ехать в город Макеевку. Я поехал в Дзиговку, нашел родственников дяди Коли Высоцкого, очень милых и гостеприимных людей, и они дали мне Макеевский адрес дяди Коли. Но я по неопытности не учел того, что в городе мы никому не нужны. Я не знал тогда еще, что без квартиры нет прописки, а без прописки нет работы, и, таким образом, получается замкнутый круг, из которого нет выхода. Через некоторое время я поехал в Макеевку, семья дяди Коли Высоцкого приняла меня хорошо, мы быстро подружились с его старшим сыном Лёней, который уже отслужил    в армии в танковых войсках и был очень хорошим, воспитанным парнем. Лёня работал выемщиком на Макеевском труболитейном заводе, куда вскоре я тоже устроился на работу. Обо всем этом я написал родителям и писал, чтобы они приезжали в Макеевку. Родители приехали в январе месяце 1958 года. В Сибири в январе месяце самые суровые морозы! Невозможно представить, как они в жестокий сибирский мороз (40 градусов и более) ехали на грузовой машине из Северо-Енисейска до Красноярска. Ехали несколько дней по зимней дороге. А ведь все имели слабое здоровье – и Володя, и мама, и папа. Володя был с детства слаб здоровьем – видимо, сказались стрессы, когда остался без мамы.  Мама потеряла здоровье, когда ее сослали, а папа - и на войнах, и из-за ссылки, и на работе в шахте, где он работал в последнее время. Каково им было в грузовике?
Ехали, как рассказывал папа, почему-то аж через Шушенское (Шушенское находится южнее Красноярска, а Северо-Енисейск - на 700 км севернее) – такой маршрут был у водителя грузовика. Когда водитель сказал, что в Шушенском в ссылке был В.И.Ленин, то подумалось: царь своих врагов высылал ближе, чем «народная власть» свою частичку - нашу маму. Как же надо бояться и ненавидеть свой же народ! Вот и прав наш мудрый отец, говоривший: «Любая власть – ярмо на шее народа!»
         Папа рассказывал, что когда, через несколько дней поздно вечером, они приехали в Красноярск, то семья водителя приняла их очень хорошо: накрыли стол, поужинали горячей пищей, достали бутылку «казенки». Потом маму и Володю уложили спать в доме, а папе пришлось идти снова в машину караулить вещи. Приехали в Донецк, из Донецка – в Макеевку.  Но работы для родителей не было: «без квартиры – нет прописки, без прописки – нет работы», и родители вынуждены были ехать в родное село. Как говорится, круг замкнулся. Кстати, в Макеевке им очень не понравилось: слякоть, дым, грязь, горы отработанной руды (терриконы). Они уехали в село: другого выбора не оказалось. Я проводил их до Донецка. Поезд шел ночью, и когда я их проводил, то никакого транспорта уже не было. Я пошел в Макеевку пешком, но где-то между Донецком и Макеевкой возле меня остановился пустой автобус. Водитель подвёз меня до Западной Макеевки, где я жил у дяди Коли Высоцкого и даже денег с меня не взял. 
         Я остался пока работать на заводе. Начальник смены М.Куликов стал агитировать меня поступать в Макеевский металлургический техникум, потом, мол, у меня будет хорошая перспектива на заводе, но меня стали вызывать в Макеевский городской военкомат: впереди был призыв в армию. Я хотел в армию, хотел больших испытаний, нагрузок. Состояние души было как в известной песне: «… меня моё сердце в тревожную даль зовёт …». И хотя Куликов обещал "броню" от армии, я решил уволиться, уехать к родителям и в армию идти уже от них. Так я и сделал. Ведь я успел уже соскучиться за родителями, за братом Володей, а в связи с призывом в армию предстояла ещё более длительная - года на три - разлука, … И я уволился и уехал в Нетребовку.
         Когда я приехал в село, многие мои друзья уже поженились или ушли в армию. Мой двоюродный брат Коля Качур учился в Виннице, другой двоюродный брат Коля Марценюк где-то плавал «в загранке», а потом служил в Находке на Дальнем Востоке, Петя Гладчук учился в Донецке. …  Не было уже «старой гвардии». Но вернулся из армии мой двоюродный брат Вася Марценюк. Он служил на Дальнем Востоке, в Шкотово, служил хорошо, был сфотографирован у Знамени части, и много рассказывал об армейской службе. Но вскоре Вася уехал в г. Обнинск Калужской области на работу, я подружился с гораздо старшими от меня ребятами – Иваном Скрипником (Демчиком) и Гришей Ткачуком (Музычкой). Иван, большой, широкоплечий, сильный, с мужественным, красивым лицом, в солдатской форме одежды (только без пилотки и погон), в кирзовых солдатских сапогах подошёл ко мне в библиотеке клуба. Я слышал о нём, когда-то от двоюродного брата Коли - по маме они были родственниками - но видел я Ивана впервые. Он подошёл, протянул мне руку, поздоровался, и мы разговорились с ним о прочитанных книгах, о писателях. Видимо, обо мне он тоже уже всё знал. Как-то сразу мы нашли с ним общий язык, тон. Ивану было уже лет 27-28, он прошел суровую школу политического заключенного и боевых действий в Венгрии. Но был он жизнерадостен, весел, обладал неиссякаемым юмором и острым умом, непрестанно сыпал шутками. Даже самые драматические эпизоды своей жизни Иван рассказывал весело, с юмором. Мне кажется, что у него после тюрьмы, лагерей и боев выработалась своеобразная защитная реакция на пытки, издевательства, унижения и страх, через которые он прошел, будучи ещё совсем молоденьким мальчишкой. Иван был очень начитанным парнем. Мне было интересно с ним. А он привязался ко мне, видимо, найдя, видимо, родственную душу из репрессированных. Иван в свое время после семилетки пошел продолжать учебу в педагогическом училище. Окончил его и стал работать учителем в Нетребовке.  Там его не поделили две молодые училки, написали на него донос - якобы он создал подпольную антисоветскую молодежную организацию и занимался антисоветской деятельностью. Ивану было где-то 16 лет.  Его тут же арестовали и без суда и следствия определили в Соловецкие лагеря. Долго выбивали из него сведения о его подпольной организации. Доносов на других людей не добились, так как не было никакой организации, да и быть в селе её не могло: в селе ведь все люди, как на ладони, и никого больше по этому делу в селе не арестовали. Ивана определили на 10 лет в лагеря на лесоповал с поражением прав, т.е. без права переписки и пр. Где-то в 1955 году его освободили и, так как он уже был далеко не подросток призывного возраста, а в армии ещё не служил, то его сразу же  призвали в армию. Служить попал он в танковый полк, который участвовал в 1956 г. в подавлении восстания в Будапеште. Так он попал «из огня да в полымя» и мы часто шутили над такой его судьбой, над её превратностями. Мы с Иваном много времени проводили вместе. Часто один из нас произносил: «А не сходить ли нам в Томашполь за сигаретами?»  И мы шли в Томашполь (25 км в одну сторону), шли полями, беседовали, делились воспоминаниями и прочитанным.  Поработали мы с Иваном и в колхозе. В том году руководство колхоза решило построить предприятие по выпуску черепицы. Место для завода выбрали на спуске в Гнатковсий яр.  А тогда мы с Иваном, мечтая о настоящей пользе для колхоза, пошли копать котлованы для этого предприятия. Было там ещё пару человек, но они работали индивидуально, а мы с Иваном копали вместе, не делясь работой. Работал он здорово, да и у меня был сибирский опыт канавокопателя, и мы, бывало, за полдня зарабатывали по 3 – 4 трудодня и уходили домой. Как правило, шли к нему пить «медовуху» - так мы называли самогон, настоянный на мёде. После него болела голова (после чистого самогона обычно голова не болит), но было вкусно, а мне льстило, что я дружу с таким взрослым парнем, настоящим мужиком. Предприятие по выпуску черепицы почему-то не получилось, наши котлованы впоследствии зарыли. Получилось, как в том анекдоте, где до обеда копали канаву, а после обеда зарывали. Или как в армейском анекдоте: «Копать от забора до обеда!». Позднее там, недалеко от места нашей работы, выкопали колодец, посадили иву, и они, когда я проезжал или проходил мимо, всегда напоминали мне о том времени, о том, как мы с Иваном копали в 1958-м котлован. В селе в то время было много свадеб, мы с Иваном и Гришей ходили на свадьбы, но смотрели на веселье со стороны, слушали оркестр, смотрели, как танцуют под музыку парни и девчата. Когда я поступил в военное училище, Иван женился на девушке Марусе, работал бригадиром в колхозе, окончил заочно Киевский строительный институт и переехал с семьей (у них с Марусей родился сын) в Киев. Но всё-таки пережитое дало знать о себе, видимо, не выдержали нервы Ивановы, не исключено, что его бесшабашность и весёлость были наигранными, внешними, а внутри была сплошная боль от всего пережитого. Стал он выпивать, семья распалась, и умер он, будучи совсем ещё молодым. Предостаточно настрадался он в юности морально и физически и очень устал от жизни «в земном аду». Такая вот судьба человека.   
         Я рассказал о самых тяжелых годах, которые пришлось пережить не только нашей семье, но и миллионам семей Советского Союза. Индустриализация, коллективизация, войны, голодовки ломали уклад, обычаи, подрывали силы народа. А на войне вообще уничтожается самое сильное, самое здоровое, самое работоспособное население.  К сожалению, у нас государство, какого бы вида, какой бы общественно-экономической формации оно ни было, не дает людям жить, а насильно пытается сделать их «богатыми и счастливыми». Это лицемерие: нельзя никого насильно сделать счастливым! Даже зверь в клетке тоскует по воле. Народ не столько жил, сколько выживал. Наверное, не так тяжело перенес бы народ коллективизацию и индустриализацию, если бы власти действовали, более мягко, применяя метод убеждения, метод положительного примера. Но ведь у нас как: давай сразу много и быстро. Чтобы осуществить планы по индустриализации экономики, которые безусловно, носили прогрессивный характер, юношей и девушек в селах вылавливали при помощи милиции. И, не спрашивая согласия, ни у самих молодых людей, ни у их родителей, направляли их в ФЗУ (фабрично-заводские училища), где униженные, голодные и холодные, оторванные от родных и близких, молодые хлеборобы вникали в новые дела – в промышленные. Так было даже в послевоенные годы, и я помню, как молодые люди прятались, а на них "людоловы" устраивали облавы, как на зверей, и, как рыдали матери тех, кого поймали и увозили в город, в основном на Донбасс в города Горловка, Макеевка, Ясиноватая, Донецк и другие. А ведь почти в каждой семье война уже кого-то убила! И теперь у них отнимали подросших сохраненных младшеньких! Материнских тех рыданий не забыть никогда. Люди привыкли жить семьями, родами, помогать друг другу, общаться друг с другом, а тут все это жестоко ломалось, и люди ничего не понимали, не знали и не могли даже предположить, чем все это закончится, придется ли им когда-нибудь встретиться. Такими же жестокими методами проводилась и коллективизация. У людей отнимали скот, птицу, нажитое все тяжелым трудом, людей выгоняли с их хат, построенных с таким трудом, высылали с их родных мест … Видимо, такие у нас люди у власти: жестокие, скорые на расправу, беспощадные, изобретательные на мучения. …
         В 1958 году я поступил в Львовское высшее военное общевойсковое командное училище им Н.А.Щорса. После зачисления в курсанты училища нас переодели в солдатскую форму, выдали оружие и направили в мотострелковый полк в город Владимир-Волынский. Там нашим обучением занялись офицеры и сержанты полка. Командиром нашей роты назначен был капитан Н.Стрелец, командиром нашего 1-го взвода был старший лейтенант В.Гаврилов.Учиться в училище было очень тяжело из-за больших физических нагрузок. Даже мне, занимавшемуся спортом ещё в школе. Особенно тяжело было ребятам после стрельб, когда весь инвентарь, приборы и мишени распределялись между плохо отстрелявшимися курсантами и командир взвода командовал: "За мной бегом марш!". И взвод бегом направлялся в казармы. Впереди бежал командир взвода. Я всегда стрелял отлично, поэтому освобождался командиром от инвентаря и бежал только со своим ручным пулемётом Дегтярёва. В осенне-зимнюю пору погода была дождливой, слякотной, ноги застревали в липком чернозёме, при полной амуниции, с мишенями и приборами бежать было тяжело. Но: "Тяжело в ученьи - легко в бою!". 
          Весной 1959 года на базе нашей роты был создан ротный хор. Мы объездили с русскими народными песнями и песнями Великой Отечественной войны почти все города Западной Украины, особенно запомнились города Львов, Ровно, Луцк, Ковель. И везде встречали нас очень хорошо, и всегда залы были переполнены. В городе Ровно руководство драматического театра попросило нас спеть для спектакля песню В. Лебедева-Кумача "Священная война". И мы спели:
                Вставай, страна огромная, вставай на
                смертный бой
                С фашистской силой тёмною, с проклятою
                ордой,
                Пусть ярость благородная вскипает, как
                волна,
                Идёт война народная, священная война!
        Трудно передать переполнявшие нас чувства при исполнении этой замечательной, патриотической песни. Великой песни.
        Песня в нашем исполнении понравилась и была записана. Дирижировал, руководил хором и постоянно был в поездках с нами старший лейтенант В.Гаврилов. О нас, о наших патриотических выступлениях много тогда писали газеты. В "Красной Звезде" была опубликована заметка Начальника Главного Политического Управления Советской Армии и Военно-Морского Флота Маршала Советского Союза Епишева.
А ещё мы пели «ИНТЕРНАЦИОНАЛ»:

«Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущённый
И смертный бой вести готов.
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим, —
Кто был ничем, тот станет всем.
…
Никто не даст нам избавленья:
Ни бог, ни царь и не герой.
Добьёмся мы освобожденья
Своею собственной рукой.
Чтоб свергнуть гнёт рукой умелой,
Отвоевать своё добро, —
Вздувайте горн и куйте смело,
Пока железо горячо!...»

В 1960 году Львовское училище было расформировано, а курсантов распределили в другие общевойсковые училища. Я выбрал Московское Краснознамённое высшее общевойсковое командное училище (МКВОКУ) имени Верховного Совета РСФСР.
        О профессии военного тогда мечтали все мальчишки, но я по медкомиссиям поликлиники Северо-Енисейска и Казанского авиационного института был болен: сердце и зрение. Об армии я не мог мечтать. Но, однажды, когда я приехал в Томашпольский военкомат, чтобы сняться с учета и поступать в институт, там ко мне пристал офицер военкомата майор Харченко: «Зачем тебе институт, если ты, закончив высшее общевойсковое училище, станешь государственным человеком, получишь высшее математическое образование, а на «гражданке», окончив училище, сможешь работать хоть учителем, хоть инженером, хоть кем захочешь: у тебя будет высшее образование!». В то время ребята стремились овладеть настоящей – мужской – профессией, стать моряком, летчиком, шахтером, …, работа в торговле, в конторе презиралась, и фронтовик майор Харченко легко сагитировал меня на настоящую мужскую профессию – РОДИНУ ЗАЩИЩАТЬ, тем более что об этом я с детства мечтал. В те времена угроза войны ощущалась постоянно, собирались подписи населения «За Мир», на границах СССР постоянно возникали военные кризисы. Служба в армии считалась почетной. Ребята стремились в армию: ведь девчата серьезно относились только к тем, кто отслужил в армии, и замуж выходили за тех, кто уже отслужил. Кто не служил, тот считался неполноценным. Я не рассказал майору Харченко о своих сибирских болячках (подумал: хоть снова проверюсь у врачей!), этим же днем прошел районную комиссию, а вечером уехал в училище. Несмотря на то, что папа не советовал мне поступать в военное училище. Он говорил: «Ну что за жизнь у офицера?  Вечером солдат УЖЕ в постели, а командир ЕЩЁ в казарме; утром солдат ЕЩЁ в постели, а командир УЖЕ в казарме. Разве это жизнь? Врач – вот хорошая профессия». Но этими словами папа, сам не зная того, меня только подзадоривал: мне хотелось именно такой жизни, чтобы полностью отдавать себя служению Родине. Так я был воспитан повестью Н.В.Гоголя «Тарас Бульба» и советской, особенно военной, литературой. Разве могли бесследно пройти через моё сердце повести и романы Н.Островского «Как закалялась сталь», А.Фадеева «Молодая гвардия», О.Гончара «Знаменосцы», П. Вершигоры «Люди с чистой совестью», В.Катаева «Два капитана» и «Белеет парус одинокий» и многие другие, которыми я всегда зачитывался и восхищался. В тот вечер папы дома не было, он еще не пришёл с работы, мама пыталась меня отговорить, мол, куда тебе с твоим здоровьем, но я сказал, что «в районе признан здоровым, посмотрим, что скажут в училище», и спешно уехал. В тот день мне пришлось пешком пройти километров тридцать: утром из дома до Гнаткова, а это, наверное, около километров около десяти, потом днём из Гнаткова домой и вечером снова из дома до Гнаткова, откуда автобусом доехал до Вапнярки. Там меня ожидали уже у железнодорожной кассы ребята из села Вербовая Витя Перижняк и Вася Мазур, также направляемые военкоматом в училище. В училище давление у меня было несколько повышенное, но врачи сказали, что это, наверное, от волнения. Видимо, украинский климат мне подходил больше, чем сибирский, от больших физических нагрузок я отказался еще год назад, и это способствовало моему выздоровлению. Я успешно прошел комиссию, успешно сдал вступительные экзамены, в том числе и по физической подготовке, и поступил в военное училище. Я стал профессиональным военным, везде работал с полной отдачей, не щадил себя, и к концу службы, к 50-и годам по выводам медицинской комиссии приобрел ишемическую болезнь сердца, артрит тазобедренного сустава, различные хронические заболевания простудного характера, варикоз обеих ног и разрыв связок левого коленного сустава. Но, как сказал мой любимый великий поэт М.Ю.Лермонтов: «Уж не жду от жизни ничего я,/И не жаль мне прошлого ничуть;/ Я ищу свободы и покоя!, Я хочу забыться и заснуть …». 
        Иногда от жизни нашей современной, тяжёлой, где "человек человеку - волк", душа начинает кричать, как в песне: "Остановите землю, я сойду! Покой во Вселенной я найду! Устал я жить в земном аду!".
      Но жить-то надо: если не для себя, то для детей, для внуков... 
      В училище нас учили и воспитывали фронтовики. Учили строго, внимательно, учили «тому, что необходимо на войне». До сих пор я не могу забыть командирское: «Вперед! Бегом!», как в кинофильме «В зоне особого внимания». Или: «Ложись! Окопаться!»; «Перебежками! Справа и слева по одному, ВПЕРЁД!». Система обучения, принятая в 1958 году, была, на мой взгляд, наиболее подходящей для того «холодного» времени, когда один за другим возникали, так называемые, военные кризисы. В течение первого курса нас обучали всему, чем необходимо владеть солдату и младшему командиру. В мотострелковом полку создавалась отдельная курсантская рота. Обучением курсантов занимались полковые офицеры и сержанты. Курсанты ставились на солдатское денежное, продовольственное и вещевое довольствие. В конце курса (года) экзамены за программу младшего командира принимали преподаватели училища. К экзаменам готовы были практически все, но появлялись такие, что разочаровывались в офицерской доле. Кто не хотел учиться – тех отчисляли, засчитывая им службу в армии. После экзаменов роту перевозили в училище, ставили на курсантское довольствие, переодевали в курсантскую форму и отправляли в каникулярный отпуск. Второй курс проходил уже в стенах училища. Давали много часов по общеобразовательным дисциплинам – математике, физике, химии, истории, ... Военные дисциплины начинали уже с учетом того, что мы получили хороший курс по программам за младших командиров по тактике, огневой, артиллерийской, автомобильной и танковой подготовке. Места тех, кто разочаровался в службе Родине (мы видели на примере полковых офицеров насколько трудна и сложна жизнь офицера, что жизнь эта проходит в основном в полевых условиях – на полевых занятиях, учениях, невзирая на погодные условия, на семейные, бытовые проблемы, ...) и уходил «на гражданку», заполнялись суворовцами. Это были грамотные, подкованные во всех отношениях, ребята. Как правило, в то время это были дети погибших фронтовиков.  Дети, оставшиеся сиротами, прошедшие суровую школу жизни. Их детские годы прошли в казарме. Фактически у них не было детства. Часто, выезжая на тактические учения, парадные тренировки или другие мероприятия наши суворовцы надрывно затягивали тоскливую песню, сочиненную, видимо, кем-то из них. Мы пели вместе с ними: «Милая мама! Чем же я провинился, что меня ты так рано в СВУ отдала?  ... Нас учили там бегать, гранаты метать и стрелять! Нас учили там людей убивать! ... Пролетят незаметно эти дни и недели, и уйдет безвозвратно молодая пора ...». 
         Читали стихи: «Сегодня ты отвергла мои полевые цветы, мои красные маки./ А завтра, быть может, в жестоком бою  за эти маки я голову сложу свою!».
         Пели и другие «кадетские» (так называли мы тогда суворовцев), более «весёлые» песни: «День сегодня целый воз:  мы стреляем первый БОС, а как дальше жить мы будем – вот вопрос!/А вчера она  дала мне  такой ответ: «На курсантов нынче спрос./ Но, не задирайте нос! А возьмёшь ли  меня замуж – вот вопрос!»/ Обязательно возьму, милая моя!/ В Магадан тебя свезу, в дальние края!/ Будешь там доить ты коз, перетерпливать мороз!/  А как дальше жить мы будем – вот вопрос!/ Неожиданный порыв, звёздочки долой!/ Это будет целый взрыв, ты поднимешь вой!/ Вырвешь клок седых волос, перестанешь мучить коз!/ А как дальше жить мы будем – вот вопрос!». (БОС - боевые стрельбы).  Таково было тогда наше курсантское, мальчишеское, наивное бытие.
         В нашем, первом взводе, выпускниками суворовских училищ были В.Кобылко, В.Расин, А.Федько, Ф.Москаленко, В.Белоус, И.Сайфуллин, А.Тарханов, А.Юрковец. Мне известно, что, к сожалению, нет уже в живых В.Кобылко, В.Расина и И.Сайфуллина.
         В.Кобылко служил в консульстве в какой-то тропической стране, перевелся в Москву и вскоре тяжело заболел. Медицина спасти не смогла.
         У В.Расина служба также пошла хорошо: закончил военную академию им. Фрунзе, дослужился до высокой должности заместителя командира мотострелковой дивизии. Полковник В.Расин погиб в Афганистане: на вертолете вместе с командиром афганской дивизии проводили рекогностировку. Вертолет был сбит ракетой. Упал на минное поле.
        Илюша Сайфуллин ушел из жизни на даче в Донецке – сердце.
       Не стало интеллигентного, рассудительного Володи Попова. В училище его звали "Батя". Он окончил академию Генерального штаба, работал в журнале "Военная мысль". Мы с ним встретились случайно на приёме выпускников военных академий в Кремле и часто общались.
      Очень рано ушёл из жизни и В.Щукин, генерал-майор, начальник Киевского военного общевойскового училища имени М.В.Фрунзе. Похоронен в Киеве.
     С А.Тархановым поддерживаем связь до сих пор. Он закончил службу старшим офицером Генерального штаба Вооруженных Сил СССР и любит повторять: «При такой низкой продолжительности жизни, как у нас сейчас, нам грех жаловаться».
      Поддерживаем связь с М.Федосюком, с В.Колошиным, с Л.Блиновым. Вообще я считаю, что самые лучшие, самые беззаботные годы были в школе и в училище.
     Как-то недавно я, М.Федосюк и Л.Блинов посетили нашего командира роты Анатолия Ивановича Голева. Анатолий Иванович живет рядом с нашим училищем. В 1962 году, при выпуске из училища, Анатолий Иванович планировал направить меня в Кремлёвский полк в Роту почётного караула, очень убеждал меня не отказываться, но у меня уже от перегрузок «поползли» вены, начал развиваться варикоз вен, и я отпросился в Ракетные войска, манившие тогда своими тайнами, ...
Анатолий Иванович после увольнения в запас работал начальником музея училища. Повёл нас в училище, рассказывая о новшествах. И с горечью рассказывал, как все разрушается, как все идет к тому, что училище нашему государству не нужно. В 2012 году будет 50 лет нашему выпуску из училища. Будет ли училище к этому времени? Будет ли наша ракетная академия вообще? Все ломается, все разрушается ...
Мы, когда учились в училище, готовились к войне, и мечтали о том, чтобы проявить себя, стать Героями Советского Союза. Хотя мы, дети войны, были много наслышаны от наших отцов о том, что такое война, да и видели после войны очень много искалеченных в боях фронтовиков. Но в то время было много разговоров о бдительности, о ненависти капиталистических стран к нашей стране, строящей социализм, и о возможных войнах в настоящем или недалеком будущем ...Я тоже мечтал о подвиге, о том, чтобы стать Героем Советского Союза. Мы готовы были идти в бой, отдать жизнь за Родину. Наши командиры и преподаватели это видели, понимали. Они учили нас всему, что необходимо было на войне, тренировали нас по несколько часов проводить в противогазах, уметь хорошо бегать, стрелять, принимать быстрые и правильные решения. Они нас напутствовали: «Помните, что вам дана огромная власть над людьми: вам дано право вести людей в бой, на смерть, посылать людей на пулемёты…. Но, не забывайте, что настоящими командирами вы станете, когда завоюете авторитет у своих подчинённых, вырастете до неформальных лидеров. Будьте требовательны, но справедливы!». Мы эти напутствия помнили всегда. Повзрослев, мы поняли насколько это тяжелое испытание для людей - война, насколько это тяжелый труд.   И, слава Богу, если нет войны! Людям нужен МИР! Война - ужаснейшее зло, которое убивает всё без разбору! Война не щадит никого – ни людей (ни старых, ни малых), ни животных, ни природу, … Я скоро понял, что войны развязывают политики, преследуя какие-нибудь свои цели, а кровь проливают совсем другие, простые люди, что развязавшие войну политики не щадят жизни и судьбы целых народов. Главнее всего их личные амбиции, желание войти в историю.  Не напрасно в народе говорят: "Кому война, а кому мать родна!". Это я понял ещё в детстве, в 4-м классе, после прочтения "Севастопольских рассказов" Л.Н.Толстого. Но, когда вопрос идёт о защите Отечества, это как-то даже в голову не приходит. И люди не задумываясь, отдавали свои жизни за Родину, за Отечество. Две Отечественные войны выдержала Россия и победила. И обе развязаны были, как утверждают некоторые исследователи неоткрытых ещё полностью архивных данных (А.Осокин, А.Добровольский), из-за амбиций и агрессивных планов правивших в те времена соответственно царя Александра I и И.Сталина.
        Я благодарен Богу, судьбе за то, что мне, в основном, везло на коллег, сослуживцев, начальников. Я, в основном, встречался с хорошими людьми, а если и встречались люди непорядочные, то от прямых контактов со мною они уклонялись. И жизнь моя была несравнимо богаче, легче и красивее, чем жизнь моих родителей и, тем более дальних предков. И, дай Бог, чтобы жизнь моих потомков была во много крат богаче, красивее, счастливее  и плодотворнее, чем моя жизнь, чтобы невзгоды обходили их стороной, а семьях царствовали бы лад, совет да любовь, достаток, и чтобы все желания исполнялись.
        Итак, я рассказал о самых тяжелых годах жизни нашей семьи (а таких семей было в стране большинство) вкратце о своих детских и  юношеских годах, тоже самых тяжелых в моей жизни. Эпиграфами к рассказам о моем детстве можно взять следующие слова:
«Мое детство украла война!» и «Черный ворон переехал мою маленькую жизнь!»
        После школы жизнь моя была более интересна и привлекательна, хотя, по правде сказать, появившееся в детстве безразличие, отсутствие радости от самой жизни, уже было во мне, в моей психике. И, хотя благодаря моей энергичности и неусидчивости, а также здоровому румянцу «во всю щеку», в училище меня часто называли «жизнерадостным», но в душе я радости от жизни не ощущал, и часто дети – Леночка и Оксаночка - когда были еще маленькими и непосредственными, спрашивали меня: «Папочка, почему ты такой грустный?» Что я мог ответить на этот вопрос своих любящих и любимых детей?
         Так вот, видимо, люди (обычно люди, лукавя, говорят в таких случаях – «жизнь») калечат себе подобных, а они в свою очередь – других, и получается замкнутый круг. Так вот, наверное, выращиваются жестокость, злоба, равнодушие. А у иных безразличие к жизни в соответствующих условиях может проявиться (внешне) как героизм: например, как бесстрашие. Жизнь настолько многогранна, что не всегда разберешь, где подвиг, а где безразличие к себе, граничащее с суицидом: человек пошел на подвиг только потому, что ему его жизнь не дорога, не говоря уже о жизни других людей.
           Ибо жизнь одновременно и прекрасна, и противоречива, и жестока, а родители нас учили, что злоба, ненависть и глупость обходятся людям очень дорого и что люди должны делиться, прежде всего, на хороших и плохих, а не по национальным признакам.
           Часто у людей, особенно, не желающих и не умеющих много трудиться, возникает вопрос, и не раз и мне его задавали: «В чём смысл жизни?». Лично я считаю этот вопрос не совсем корректным, ибо я считаю, что, если ты живёшь, то смысл твоей жизни в том, чтобы помогать своим родным и близким, стране, в которой живёшь, ... И я отвечал, что я вижу смысл жизни каждого человека в  служении своей Стране - этому колоссальному природно-хозяйственному комплексу, её народу, …   И, каждый живущий в этом комплексе по имени Страна, должен внести в его живучесть и стойкость свою посильную лепту, посильное пожертвование, в зависимости от своих способностей и возможностей. Каждый гражданин страны должен вносить свой посильный вклад, но ни в коем случае не выносить, не вывозить, не выводить из своей Страны, не навредить, не украсть, не разрушить... И тогда Страна будет жить и процветать, ...  И у людей не будет возникать вопрос о смысле жизни - всё понятно и так. Они будут просто жить в своей Стране, радоваться жизни в процветающей стране, успехам, помогать Стране, помогать другим людям ... Как в песне А.Пахмутовой "Тревожная молодость": "Забота наша простая, Забота наша такая: Жила бы страна родная, И нету других забот". Именно о такой жизни мы с моим братом и нашими друзьями когда-то мечтали ...  Хотя и читали у Омара Хайяма: "Наша роль в этом мире - прийти и уйти./ И никто нам не скажет о смысле пути".
          В 1962 году я окончил Московское высшее командное общевойсковое училище имени Верховного Совета РСФСР (Кремлевское, как его называли в народе). Командир роты майор Голев Анатолий Иванович убеждал меня идти командиром взвода в Роту почетного караула Кремлёвского полка или в Таманскую дивизию. Другие наши ребята просились в ГСВ в Германии. Но я просился в Ракетные войска Стратегического назначения (РВСН), так как уже тогда у меня были больные вены, что значило, что к строевым нагрузкам я уже не готов в том объеме, как это требовалось в РПК или Таманской дивизии. А.И.Голев, убеждая меня не уходить из Сухопутных войск, рисовал мне прекрасные перспективы, но я понимал, что меня подведут однажды ноги, и меня запросто «спишут», как комиссовали старшину роты предвыпускного курса нашего батальона. Как-то я возвращался из увольнения и в районе Кузьминского пруда увидел, как впереди упал курсант: было очень скользко, и мы в наших сапогах на кожаной подошве падали на обледеневших дорогах очень часто. Я подошел, помог ему подняться. Оказалось, что это был старшина роты нашего батальона. Я помог ему дойти до училища. А потом узнал, что при падении он повредил мениск колена, и его комиссовали. В те времена в армии оставляли только здоровых ребят.
        Я убедил Анатолия Ивановича направить меня в РВСН, где, как нам тогда просачивались отдельные сведения (все, что касалось РВСН в те времена, было страшно засекречено), было мало строевой подготовки. Как оказалось впоследствии, это было не совсем так. Я получил назначение в учебный центр РВСН в г. Котовск Одесской области (километрах в 20 от описываемого А.С. Пушкиным города Балты, утопавшего в непролазной грязи, как писал поэт).
        Условия жизни и службы в Котовске были тяжелыми. Приходилось проводить много занятий и готовиться к ним. Учеба, караульная служба, политико-воспитательная работа отнимали массу времени. Спать приходилось по 4 часа в сутки. Обычные армейские будни. Ещё обучаясь в училище, мы усвоили, что боеспособность любой армии определяется жёсткостью дисциплины в ней. Были очень тяжелые бытовые условия: очень плохая печка, «собачий» холод в комнате, сарай для дров и угля, «удобства» метрах в 70 от дома, весной, зимой и осенью грязь по щиколотки, даже на асфальтированных дорожках, не говоря уже о грунтовых дорогах. А мне очень много часов приходилось проводить занятий в поле. Днем мы «тянули» теодолитные и угловые ходы - методы определения координат точек местности, при которых измеряются углы и расстояния от точек с известными координатами, как правило, триангуляционными пунктами триангуляционной сети. Ночью определяли координаты точек по небесным светилам. Потом в классе производили вычисления с помощью арифмометров по разработанным методикам и определяли координаты точек на местности. Летом в сухую погоду в поле было чудесно: прекрасные пейзажи, фрукты в лесонасаждениях и селах: местные жители всегда старались угостить наших курсантов чем-нибудь вкусненьким – домашними изделиями, фруктами, виноградом.
           Родителям нашим при Брежневе жить стало легче: в колхозах уже платили за труд деньгами, платили пенсии инвалидам и участникам Великой Отечественной войны (ВОВ). Это было уже великое дело. Папа, как инвалид ВОВ, стал получать 81 рубль, мама как инвалид труда тоже получала пенсию, хоть и значительно меньше папиной. Улучшилось медицинское обслуживание и обеспечение лекарствами. Нашему папе даже дали бесплатную путёвку в известный санаторий в Сочи. Там его подлечили, он стал бодрее, веселее, ... Раньше о санаторно-курортном лечении в сёлах и не мечтали, и понятия такого вообще не было...
             Родители жили на пенсию, дома все было свое: мясо, овощи, салаты, фрукты (отец вырастил сад, в котором были разнообразные фрукты – вкусные и на разные сезоны), вина разнообразные (виноградные, яблочные, сливовые и вишневые наливки и настойки). Покупали только керосин, хлеб, дрова и уголь. Но дрова и уголь выписывали через колхоз по льготным ценам, а хлеб покупали мы не всегда: мама и все мы любили свой, домашней выпечки хлеб. Когда мы с Володей приезжали на каникулы, то недостатка в продуктах питания не было, и всё было домашнее, самого высокого качества. Родители к нашему приезду готовились, приходили родственники, выпивали, закусывали, вели беседы, делились новостями. А ещё был тогда хороший обычай: в ближайшие дни мы наносили визиты своим родственникам. Шли к бабушке Анне, к тёте Ефросинии, к сестре Гале в Дахталию.  Это была дань уважения своим родным. Не было такого отпуска, чтобы мы не навестили своих родственников. А сейчас, отвечая тем, кто любит разглагольствовать о так называемом "застое" при Брежневе, можно ответить так: "Если бы при Брежневе цены на газ и на нефть были такими, как сейчас, и, если бы тогда в продукты питания - в хлеб, мясо, колбасы, молочные продукты, ..., овощи и фрукты - "закачивали" столько химии (вредных для здоровья разных искусственных, химических добавок), как сейчас, то не было бы никаких перебоев и никакого застоя". Да, сейчас в магазинах продуктов полно, но ... Нам везут продукты просроченные, несъедобные. И, так называемые, "мясные продукты" зачастую мяса не содержат. Колбасу, сосиски ... кошки есть не хотят, отворачиваются, а это значит, что в такой колбасе мясо отсутствует и продукты эти вредны для здоровья, ... Да и вообще настоящий "застой", скорее, был уже после Брежнева, чем при Брежневе. Именно в Брежневский период были попытки превратить государство из органа по обиранию населения и сделать государство социально-направленным, таким, чтобы оно служило общественным интересам населения, его обслугой... Но, так как у нас любая власть сразу же отгораживается от народа - "власть всё, народ - ничто" - то роль власти остаётся у нас, как в стародавние времена, в том, чтобы ограбить свой народ (как в древнерусской притче - пока "не станут смеяться", а если плачут, то это значит, что не всё забрали, есть ещё что грабить), а то и напасть на соседний народ, чтобы и его ограбить. Ведь даже современные войны, объявляемые как войны "за демократию и справедливость", сопровождаются ограблением населения, вывозом в победившие страны национальных богатств побеждённых. А сколько грабительских, так называемых, "не объявляемых", войн?
         В то время (при Брежневе) можно было поехать в любой район Советского Союза: везде было спокойно, не было межнациональной розни, люди разных национальностей уважали друг друга, относились доброжелательно друг к другу, дружелюбно. Ни в Сибири, ни в Казани, ни в Одессе, ни в Москве, ни в каком другом районе многонационального Советского Союза не было чувства настороженности, опасности.  Уходя из дому к соседям или на огород, хаты на замки не закрывали, а просто обозначали, что в хате хозяев нет – например, наши тетя и бабушка прислоняли к двери прутик. Это был знак того, что в хате их нет, и они где-то недалеко. Преступность была очень низкой. Люди не боялись людей. Ни днём, ни ночью. В кинотеатрах шли добрые кинофильмы о добрых взаимоотношениях людей, было много талантливых исполнителей чудесных песен. Особенно мы заслушивались чудесным голосом Анны Герман, песнями Марка Бернеса, Владимира Высоцкого, Льва Лещенко, Иосифа Кобзона, Муслима Магомаева, Александра Малинина и других исполнителей песен, как народных, так и написанных талантливыми советскими композиторами. В театрах шли прекрасные спектакли. Особенно славился театр на Таганке, куда достать билет было очень трудно. Одним словом, жили в спокойной, доброй обстановке. В отличие от времен нынешних. Конечно, в стране проблем и тогда хватало, но зла меньше было. Добра больше было и человечности. Меньше агрессивности было среди людей в стране и такого капиталистического (как тогда говорили) понятия, как «человек человеку волк».  А когда мы учились в Военной инженерной академии имени Ф.Э.Дзержинского, у нас был образец для подражания. Это был начальник академии, фронтовик, прошедший всю Великую Отечественную войну, Герой Социалистического труда генерал-полковник Тонких Фёдор Петрович, который всегда был внимателен к людям и никогда не позволял себе "в упор не видеть человека". И всегда был образцом служения Родине!
         Мы с моим братом Володей любили отдыхать у наших родителей. Были, конечно, поездки в Одессу, на Кавказ, другие места, но лучше, чем дома не было нигде.  Никогда не забуду, как отец в ожидании моего приезда часами простаивал, «выглядывая меня», как говорила мама, опершись на забор. Забор мы с ним поставили из досок («горбыля»), который я выписывал по просьбе отца для домашних нужд в колхозе. Во время моего отпуска мы с папой поставили забор, ворота, калитку, стало красивей и уютней. Во время этих отпусков я познакомился с прекрасными людьми, с большими тружениками Томашпольского района, с настоящими людьми, с, как говорится, Людьми с большой буквы. Это председатель колхоза имени Фрунзе села Нетребовка П.А.Щерба, служивший в свое время на Байконуре военком О.К.Гирш, начальник отделения военкомата В.А.Шустов, секретарь Томашпольского райкома партии Н.Ф.Гудима.  С Николаем Филипповичем Гудимой и его обаятельнейшей женой Ниной Дмитриевной мы поддерживаем дружеские отношения до сих пор. К сожалению, нет уже в живых П.А.Щербы и О.К.Гирша.
         В колхозе построили плотину, мы с ребятами днями пропадали на берегу пруда, купались, загорали. Иногда выбирались в лес за грибами. Вот так мы отдыхали, благодаря папе и маме. Вечная им Память. Часто наши каникулярные отпуска совпадали с отпусками наших двоюродных братьев Марцынюк Васи и Коли. Конечно, это было здорово: мы вели бесконечные разговоры, споры, воспоминания. Отпускное время пролетало быстро. Не раз мы с Володей сетовали, что при всем желании, мы не сможем обеспечить своим детям такой прием, такой отдых. Такие были наши родители: великие труженики, умели все обеспечить и делать все как можно лучше и делали все, чтобы нам было хорошо. Однажды один Винницкий врач, сам из Нетребовки, сказал с восхищением и уважением о нашей семье: «Качуры – как дубы: несгибаемы!».
          Я сравниваю разные периоды жизни в нашей стране.  В настоящее время у нас изобилие товаров. Но они, товары эти, не наши. Их не у нас производят, не наши рабочие. Наши рабочие стали безработными. Причем в службах занятости ведётся учёт только тех людей, которые зарегистрированы как безработные и получают пособие по безработице. А, если через год их не трудоустроили, то эти люди снимаются с учёта, и они уже не получают ничего, и не числятся нигде. Они просто не зарегистрированные безработные. И «картинка» по безработице, на радость чиновникам, улучшается. Такая вот у нас ложная статистика.  И я помню, как, когда поднимался вопрос о повышении зарплат и пенсий, премьер и министр финансов убеждали Думу, что «если поднять размеры пенсий и зарплат, то опустеют прилавки». Или, например, часто чиновники объявляют о низком у нас уровне безработицы. Но не говорят о том, что "низкий уровень безработицы" потому, что у нас очень низкий уровень минимального пособия по безработице - всего 1,5 тысячи рублей в месяц для тех, кто ещё не работал и меньше минимальной зарплаты для сокращённых, уволенных, ...! Это же, как говорят, «Курам на смех!». И многие, потерявшие работу просто не идут за такие «мелкие» деньги регистрироваться в службы занятости ... В России - самой богатой стране мира – делают народ нищим, обкрадывают его, множат маргиналов и преступников, не верующих ни во что и не ставящих жизнь человеческую ни во что. Видя нищих, бездомных, я всё время вспоминаю нашу маму, говорившую, что, если не будет советской власти, то будут нищие. А нищета гораздо хуже бедности. Это уже крайняя бедность, когда не хватает даже на самое необходимое. Нищета и безысходность становятся причинами деградации людей, агрессивности, безразличного отношения к человеческим судьбам и жизням, даже к своим. Люди деградируют, поняв, что они не нужны своей стране. Наша мама понимала это без всяких философских наук, без всяких теорий, имея определенный опыт жизни, пройдя через суровые годы голодовок и войн. Тяжёлый, горький опыт научил нашу маму, а правителей, власть предержащих, как сказал один мудрый человек, "история учит только тому, что не учит ничему". И никто не даёт ответа на вопрос: "Почему история не учит людей ничему?". В частности, власть предержащих, присваивающих труд и богатства большинства людей.
         Ещё где-то в 1828 году в правление царя Николая I Павловича, подавившего в 1825 году восстание декабристов, великий русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов в своём стихотворении "ПРЕДСКАЗАНИЕ" писал:
                "Настанет год, России чёрный год,
                Когда царей корона упадёт;
                Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
                И пища многих будет смерть и кровь …»               
          ... Но никто не внял этому предсказанию. И никто и не думал улучшить жизнь людей после многочисленных народных бунтов и восстаний, после этого и многих других предсказаний, ... 
         ... И оно сбылось ... А ведь его можно было услышать. И избежать предсказанных ужасов, смертей, крови, голода, ...
         Но не виселицами, не ссылками, не кровью, не каторгами, а улучшением общенародного благосостояния, чтобы по-человечески жило большинство людей страны, а не барствовало меньшинство, ...
          Предсказывал же ещё раньше А.С.Пушкин: "Темницы рухнут", и отвечал ему из тюрьмы А.И. Одоевский: "Наш скорбный труд не пропадёт: из искры возгорится пламя".
          А пламя возгоралось не раз. Но никого не научило. Ни царей, ни даже руководителей КПСС, якобы, боровшихся за всеобщее счастье.
          И опять возвращаемся к "История учит только тому, что не учит ничему"... 
          И так проходят века...
          Ничто не смогло сломить наших предков, их волю к жизни. Когда мы приезжали в отпуск к родителям уже после окончания высших учебных заведений, наш отец любил шутить в отношении нас, рассказывая разные байки и анекдоты. Особенно любил он подначивать меня: «У меня два сына. Один стал человеком, а другой – офицером». В то трудное время родители мечтали, чтобы их дети «вышли в люди», стали учителями, врачами, …, то есть вырвались из колхозных тягот  … Наученные горьким опытом Хрущёвских сокращений офицерских кадров, когда офицеров направляли в колхозы свинарями, крестьяне не считали профессию военного престижной, стабильной, хотя и уважали военных. Я не раз, будучи курсантом, а потом офицером, когда приезжал в отпуск в военной форме одежды, слышал от пожилых украинских женщин, не забывших, видимо, вышедшие к тому времени из употребления, слова, произносимые с уважением: «Москаль!», что означает – солдат, и «Пан офицер!».
          Ну а отрицательное, неуважительное, я бы сказал даже унизительное, отношение государственных чиновников к офицерской профессии продолжается и поныне. Стыдно за нищенское денежное содержание офицеров, за нищенские пенсии. Поражает цинизм властей по отношению к офицерам и то, что власти стараются не замечать этого. Помнится: докладывает министр финансов А.Кудрин президенту В.Путину о мерах по повышению доходов военнослужащих путем доплат им в виде денежных премий.  «А почему в виде премий? – спросил президент В.Путин.  Не задумываясь, министр финансов ответил: «А это, чтобы пенсии не пересчитывать: премии не скажутся на пенсиях». Какой откровенный цинизм, однако! Какое откровенное, наглое обворовывание! Интересно: в других странах министры финансов так же, как у нас, негативно влияют на вопросы социального обеспечения, на вопросы здравоохранения и образования? А пока что пенсия командира полка всего на несколько сот рублей больше пенсий, назначаемых гражданским пенсионерам в Москве - нищенские пенсии. И то это с учётом «специальной» президентской добавки в тысячу рублей. Это действительно «специальная» добавка к пенсиям офицеров (от щедрот президентских!), иначе пенсия командира полка, прослужившего лет тридцать шесть, в том числе и в горячих точках, была бы меньше пенсии любого, даже самого нерадивого Московского работника. Постоянные пенсионные "реформы" и всё в сторону ухудшения. Нищенские пенсии для трудящихся независимо от стажа работы. Нищенские полковничьи пенсии. Сплошные обманы с предоставлением офицерам квартир. Методика расчёта пенсии офицера такова, что заместителю командира полка с выслугой тридцать шесть лет, в том числе и в горячих точках, насчитывается пенсия 10 425 рублей. С президентской добавкой он получит 11 425 рублей. И это за все, выражаясь языком Устава внутренней службы, «тяготы и лишения», которые приходится переносить офицеру, особенно командиру и особенно командиру полка? И так уже более двадцати лет "родное" государство обсчитывает-обманывает своих "родных" граждан. А доходы от принадлежащих по Конституции народу природных ресурсов, так называемые "нефтедоллары", отправляются в США, в офшоры, расходуются на невероятные в десятки миллионов в месяц заработные платы и "золотые парашюты" менеджерам государственных компаний и чиновникам, конечно. "Кому хотим, тому и платим! Короче: кому надо! А вы довольствуйтесь тем, что мы вам даём! А то и это отнимем, "дорогие" ветераны, пенсионеры!". Невозможно сравнивать пенсии офицеров и пенсии чиновников. Даже самых низких чинов государственных служащих. Как будто офицер не государственный служащий! Судя по зарплатам и пенсиям - нет. Или другой пример: офицерам ежегодно раз в год дают шестьсот рублей, так называемых «лечебных». А государственному служащему ежегодно выплачивают солидные компенсации за санаторно-курортное лечение и за проезд. После ликвидации в 2001 году Комитета труда и занятости Правительства Москвы, где я работал с 1992 года, у меня была возможность перейти с довольно низкой полковничьей пенсии на более высокую пенсию и намного лучшее по сравнению с военными поликлиниками медицинское обслуживание государственного служащего, но я не смог: не всё в жизни продаётся и не всё покупается. Кстати, когда-то, в 1985 году, когда наши ракетчики из академии ездили в США, то они рассказывали, что в США оклад полковника был тогда 6000 долларов, и ему выделяли машину с водителем и коттедж, а при выходе на пенсию перерассчёты не производили, а так и оставляли 6000 долларов в месяц.
          «Мы должны некоторым категориям людей, от которых зависит самочувствие государства, платить. Мы должны уйти от этого социализированного принципа «всем сёстрам по серьгам», - говорит В.Путин. И ушли от принципа "всем сёстрам по серьгам", решив отдать все "серьги" (богатства, активы, высокие заработные платы) отдельным, избранным. Это чиновникам платить надо, а военным, врачам, учителям и другим работникам платить не обязательно. Как будто от их работы не зависит "самочувствие государства" - здоровье, образование, ..., людей. Их можно беспощадно обворовывать. По зарплатам, по пенсиям, по социальному и медицинскому обслуживанию и по всем другим жизненно-важным направлениям. Вообще, наши современные правители, по всей видимости, решили перейти к, так называемой, «паразитарной экономике» - когда сами ничего не производим, а только приобретаем. За счёт народа, конечно, уходя от древнерусских принципов коллективизма и общинности, которые всегда спасали страну в трудных условиях. Такое впечатление будто государство делает всё, чтобы выморить пожилых и больных людей своей страны и продолжается нескончаемая война государства со своим народом, с использованием веры и церкви, как в старину, когда был принцип: если владеете верой и церковью, значит владеете мозгами людей. Кругом обман, мошенничество. Иногда думается - какой же он, этот чиновник, не компетентный! Ан нет, при более близком рассмотрении, оказывается, он грамотный, но коррумпирован, ему безразличны ваши проблемы, он не честен, не порядочен, он, как говорят, себе на уме, и руководствуется не законами страны, а главным понятием - "своих не сдавать, пока делятся", поэтому и непонятен законопослушным гражданам.   
         Возникает вопрос: разве можно сравнивать ответственность и всю работу, например, командира полка, этой, по определению боевого устава Вооружённых сил - основной боевой тактической единицы, с работой любого чина любой администрации?
        Я часто вспоминаю, как в 1990-м году работал в арендной организации "Внешнеэкономическая ассоциация "Техноинтерсервис", увидел однажды, что заработная плата генерального директора А.Ф.Богомолова не на много больше нашей. Я спросил у заместителя генерального директора по экономике В.Ф.Королёва - почему так. Ведь многие рядовые инженеры на производствах у нас тогда получали даже больше директора. А директор, как я думал, мог "поставить" себе заработную плату гораздо выше. Но, как мне ответил В.Ф.Королёв, "директор не мог". Потому, что, во-первых, был строго определённый коэффициент, превышать который не мог никто, а во-вторых, был строго определённый процент премии: для аппарата управления - не более 50%, а для работающих в производствах - до 100%. И люди работали: были стимулы. А когда Б.Ельцин стал президентом, то эти ограничения отменили, и всю зарплату предприятий (заводов, фабрик, шахт, ...) директора стали "брать" себе, а рабочим перестали вообще платить. С тех пор так и повелось. Такая вот "демократия" получилась. В результате которой, шахтёры долгое время стучали касками перед зданием Правительства, а рабочие стали искать разные способы, как выжить, как прокормить семьи. С этого момента они особенно ясно поняли, что они никому не нужны. Примерно такие же процессы происходили и в армии, когда зарплату не выдавали даже офицерам Генерального штаба, не говоря уже о других структурах. К сожалению, у нас на самом верху забывают древнее: "Не хочешь кормить свою армию, будешь кормить чужую!" и "Раньше думай о Родине, а потом уже о себе!".  А теперь, кстати, всякие ограничения по размерам премий "за выполнение особо важных работ" для государственных служащих отменили, и, конечно же, руководители всех уровней пользуются этим без всяких ограничений "на законных основаниях". И, как правило, не перегружая себя, получают в десятки раз больше, чем рядовые сотрудники, которые как раз и выполняют все, в том числе и "особо важные", работы. Культ денег. Деньги – это всё. Всё продаётся и покупается! Даже высокие должности...
         А ещё, когда мы приезжали с Володей в отпуск к родителям, наш отец, имея в виду руководителей, людей у власти, любил рассказывать анекдот: «Выпивали два товарища. Пили, пили, а потом спрашивают друг друга: «А вот работать ты смог бы?». «Работать ещё смог бы» - отвечал другой. Снова выпили. «А теперь ты работать смог бы?». «Нет, работать не смог бы. Но руководить смог бы!» – отвечал другой». Наверное, здесь под "руководить" следует понимать - "руками водить".
        Ушел из жизни наш папа 29 марта 1984 года на семьдесят втором году жизни. Зима тогда была снежной, угрюмой, на улицу выходить с его астмой он не мог: были частые, тяжёлые приступы. Он ждал солнышка, повторяя: "Скоро солнышко, можно будет выходить на улицу". Но, когда появилось солнышко, то повысилась сильно влажность, приступы астмы усилились, и сердце его не выдержало. У нашего отца был целый букет тяжёлых заболеваний, мучивших его. Но переносил он их мужественно, стойко, как настоящий боец. Достаточно сказать, что один его односельчанин, заболевший так же, не выдержал болей и мучений и покончил с собою. А наша мама про отца всегда говорила – "мученный!", "замученный". Этими словами она выражала все его мучения при жизни - тяжёлый труд, три войны, тяжёлые ранения и контузию, тяжелые заболевания сердца, лёгких (астма) и почек, постоянные головные боли после контузии, ...   
В октябре 1983 г. я был в отпуске у родителей. Всё было хорошо. В академии в это время шла подготовка к параду. Вдруг к нам прибегает посыльный сельсовета с телеграммой о немедленном моём прибытии в академию. Люди, привыкшие к спокойной, размеренной жизни встревожено спрашивали: «Что случилось?». Я срочно отбыл в академию. Оказалось, на парадных тренировках что-то не понравилось руководству академии, и заместитель начальника академии Титаренко приказал отозвать меня из отпуска для участия в тренировках. А после парада я снова поехал к родителям.  И провел ещё недели две с ними. В декабре, когда я уже уехал, папе стало плохо (у него была астма, сердечная недостаточность и больные почки), его отвезли в Яланецкую больницу, но улучшения не было. Устало сердце.  Преждевременно выработан ресурс. В январе 1984 года папа попросил маму забрать его из больницы домой. Он сказал, что не хочет умирать в больнице. И ушел из жизни дома. Остановилось сердце. Устал он жить в земном аду. Проводить в последний путь нашего папу пришло очень много людей. 
         Петр Сауляк позвонил о кончине нашего отца прямо в академию. А мне о смерти отца со свойственным ему тактом сообщил заместитель начальника факультета Н.Н.Касаткин. Мы с женой и дочерью Леночкой в этот же вечер выехали в Нетребовку. Приехали на следующий день. Из Томашполя ехали на машине военкома. Олег Кондратьевич, как всегда, выручил. Село было завалено снегом. К дому подъехать не смогли: машина застревала в снегу, буксовала. Было очень много снега. Мама попросила узнать в столярной мастерской колхоза готов ли гроб. Доски они взяли ещё накануне. Пошел в столярку. Там рабочие одну доску испортили и теперь искали замену. Встретил председателя колхоза Петра Аксентьевича Щербу. Выслушав его соболезнования, спросил: «А нельзя ли организовывать похороны колхозников, назначив комиссию, которая решала бы вопросы похорон за счёт колхоза: ведь не у всех уже есть в селе близкие родственники».
        «Этот вопрос я непременно поставлю на правлении колхоза» - был ответ.
         Петр Аксентьевич слово своё сдержал. На правлении колхоза решили: умерших хоронить за счет колхоза. С этого времени все вопросы похорон решала похоронная комиссия, назначаемая правлением колхоза. Семья платила только за оркестр. И это было правильно: ведь люди всё своё здоровье, всю свою жизнь отдавали работе в колхозе.
         Мама наша ушла из жизни в 67-й больнице Москвы зимой 1991 года на семьдесят первом году жизни, двадцать второго января, в крещенские морозы. Всю жизнь свою она страдала от того, что сотворили, как ломали её судьбу местные власти. Ведь, как говорят, время раны лечит, но остаются рубцы, и они болят, … А перед кончиной, будучи парализованной (у неё была парализована правая сторона тела), она сидела дома одна (все остальные были заняты работой и учёбой) и слушала радио. А по радио уже шли передачи о выступлениях и митингах против Советского Союза. Когда вечером я приходил домой, мама, наслушавшись по радио всяких инсинуаций, восклицала: «Грамотные, а дураки! Они что, не понимают, что советская власть – это власть для бедных? Что, если не будет советской власти, то будут нищие, никому не нужные, брошенные на произвол судьбы люди?». Наша мама знала из рассказов своих родителей и других односельчан, что при капитализме одни живут за счёт других, что капитализм - это жестокая и беспощадная конкуренция, что при капитализме "человек человеку - волк", что в жесточайшей конкурентной борьбе выигрывают нечестные, склонные к установлению рабства, жестокой ликвидации тех, кто против них, ... Но «они», грамотные, там "наверху" этого-то и хотели. «Они» рвались к власти, к этому весьма «долговременному наслаждению», как сказал кто-то из юмористов. Наша мама считала, что если человек грамотный, то он должен быть умным, честным, порядочным. Но, как оказалось, это не всегда так. И если тяжелейшая жизнь - нищета, голодовки, войны, высылка -  не ожесточила наших родителей, и миллионы других людей, то эти, как говорила наша мама, "грамотные, но дураки" ожесточились жаждой власти и богатств. И они готовы были шагать по трупам людей к удовлетворению этой жажды. Дорвавшись при помощи лжи и обмана до власти (любого уровня), они ещё больше врут, обманывают и воруют. И менять что-то, делать лучше для людей, заботиться о них они совсем не склонны. У них и их потомков ведь теперь своя жизнь, отличающаяся от жизни всех остальных. Они стали господами! А об их продажности со временем забудется. А остальные - "живи, как хочешь!". Они никому не нужны. Закрываются фабрики и заводы, опустошаются сельскохозяйственные земли. Людям, особенно в сёлах и малых городах, жить не на что, и они вынуждены искать работу в больших мегаполисах. Мужчины и женщины. Так называемые "отходники". Из-за такой жизни отдельно друг от друга семьи разваливаются ...
          Разворовываются народные, принадлежащие по Конституции народу, природные богатства. И не нужные никому люди, без работы, от безысходности идут на преступления. Одни - от ожесточения, другие - чтобы выжить самим и дать возможность выжить своим родным и близким. А устроившие для народа такие тяжёлые годы, сами и называют их лихими годами ... Как будто эти годы сами стали такими - лихими, тяжёлыми...   
          Что я мог ответить нашей маме, так и не потерявшей за всю свою тяжелейшую жизнь понимания того, что в государстве и обществе должны главенствовать правда и справедливость и понявшей, в отличие от многих политиков, что для большинства людей нужен именно социализм, что социализм - это бесплатные медицина, образование, квартиры, что капитализм - это жесточайшая конкурентная борьба, как говорится, "не на жизнь, а на смерть"? Будучи неграмотной, наша мама пришла к таким выводам, исходя из рассказов стариков о жизни в селе до революции.
          Так и ушла наша мама из жизни с горькими думами – «Что же будет? Как Вы-то будете жить? …». Не знала наша мама, что из-за «Павловской» денежной реформы мне на её похороны в Сбербанке выдали из моего вклада ограниченную сумму денег после долгих хождений по инстанциям и стояний в очередях, сделав запись о выдаче этой суммы в моём паспорте. И, чтобы похоронить её достойно, мы вынуждены были одалживать деньги, потому что наши деньги на сберкнижке не выдавало государство: им тоже наши деньги были нужны.
        Не знал я тогда, что даже всеми уважаемый и высокочтимый граф Л.Н.Толстой в своё время, будучи ещё молодым, говорил, что он гордится своей принадлежностью к аристократам, что ему не знакома и не интересна жизнь всех остальных - "купцов, кучеров, семинаристов и мужиков, ...";  и он горд и рад, что ни он, ни его предки "не знали нужды и борьбы между совестью и нуждой", ..., и не знали "испытаний, которым люди подвергаются в нужде, что жизнь этих людей некрасива,..."
          «Я не могу понять, - писал он - что думает корова, когда её доят, что думает лошадь, когда везёт бочку". Такие вот сравнения. 
           А ведь он, наверное, понимал, что без "купцов, кучеров и мужиков" не было бы и аристократов ...
           Но так сложилось исторически, и он радовался, что он аристократ, и весьма гордился этим. А остальные его не интересовали...
           Я же говорил маме, что нынешние продавшиеся, по её выражению, "грамотные, но дураки ...", бывшие партийные и политические работники, начальники отделов и лабораторий, далеко не дураки, и они хотят жить так же, как жили когда-то аристократы - в своё удовольствие, не интересуясь жизнью остальных людей, тех, за чей счёт они жируют; им не интересно, как живёт обманутый ими народ, и что думает народ, "когда его доят". И они готовы по трупам людей лезть к богатству и власти - этим, как говорят, долговременным для них наслаждениям, переходящим, подчас, в психическое удовлетворение от чужого унижения, в психический садизм.
           Хотя говорят также, указывая на опыт стран с минимальной коррупцией, что для того, чтобы сократить до минимума обман и обкрадывание людей и страны в целом, вполне достаточно одного человека на самом верху. 
           И вот теперь из богатейшей страны с богатейшим историческим прошлым делают «сырьевой придаток», и это особенно обидно людям, гордившимся своей великой страной, своей великой Державой. Б.Ельцин и его "команда", борясь с привилегиями власть предержащих, придя к власти, обеспечила себе такие привилегии, какие никому и не снились с самого 1917 года. И одна из главных "привилегий" - безнаказанно обворовывать свою страну, свой народ. Коррупция стала основой государственного строя. В очередной раз "мир перевернулся". А у нас особенно: разве можно любить свою Родину и грабить её, забыв про Добро и взаимопомощь, про то, что человечество может спасти только Доброта?
         А тогда, благодаря трудолюбию и упорству наших родителей, жизнь наладилась. Говорят, жизнь она – в полоску: светлая полоска, а затем – темная (а у кого-то – наоборот: темная, а затем - светлая). Для тех, кто хотел и умел честно работать, обеспечивать себя и свою семью всем необходимым, настала светлая полоса.
          Мы с братом Володей верили, что наш советский народ самый мудрый, самый добрый, самый справедливый, самый сплочённый.
           Мы наивно мечтали и верили, что, если все люди будут работать честно, будут порядочными, будут любить свою Родину, то непременно настанет такая жизнь, когда в стране всего будет вдоволь, и все люди заживут хорошо и вольно. Об этом буквально "трубили" все средства массовой информации. Мы приучены были с детства выполнять порученную работу добросовестно. Нас, как и многих в стране, возмущала халатность, недобросовестность в работе. И мы старались жить так чтобы «… потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы» (Н.А.Островский «Как закалялась сталь»), и как завещал А.С.Пушкин: «Учись, мой сын – науки сокращают нам опыт быстротекущей жизни» (Драма «Борис Годунов»).
   
Уже где-то в середине девяностых я узнал о том, что есть Закон РФ "О Реабилитации". Я обратился в Московский Центр по реабилитации. Из Центра мне звонили, спрашивали, приеду ли я для получения справки, или им отправить справку по почте. Я сказал, что пусть отправляют по почте, …
И я стал ждать. Ждал долго. Ничего не было. Решил позвонить в Центр по реабилитации. И мне там сообщили, что мне в справке отказано, мол, обращайтесь в суд…
Пошёл в суд. Там сказали, что обязательно нужен адвокат, чтобы я обязательно нашёл адвоката и пришёл с адвокатом. А адвокатов было уже полно. Везде объявления, звонки из Юридических консультаций … Я стал искать адвоката. Но везде – плати. В одной Юридической консультации сказали, что необходимо заплатить сто тридцать тысяч рублей ("Прейскурант", мол, такой) и мне даже компенсируют двадцать тысяч … Видимо, юристы исходили из понятия, что у нас правда и справедливость всегда дорого стоили, ...
А я думал: неужели сейчас Правду и Справедливость надо покупать?

Я окончательно убедился в несправедливости наших властей, нашего государственного устройства, современного мира. Ведь после ельцинского переворота и развала СССР новая власть сделала вид (а особенно до переворота), что она за народ, что она сочувствует пострадавшим в годы сталинских репрессий и готова им помочь, реабилитировать, для чего и были созданы Центры по реабилитации, которые и должны выполнять все функции по реабилитации пострадавших,... Но Центры по реабилитации пострадавших, без вины виноватых (например, матерям, рожавшим в послевоенное время, как наша мама, и кормивших грудью своих младенцев, "пришивали" ярлык, что, якобы, такая женщина ведёт "антиобщественный, паразитический (???) образ жизни", и высылали в районы вечной мерзлоты Сибири) стали отправлять в суд, а суд - к адвокатам, ... Миновал уже период привлечения населения на свою сторону с помощью раскрытия негативов прошлых режимов, миновало уже время поддержки репрессированных, много их, надоели уже, не актуально уже сейчас это,...
Хочешь Правды и Справедливости? Тогда Плати! ...
Бесплатным бывает только сыр в мышеловке!
Зачем же тогда людям эти Центры по реабилитации? Этакие своеобразные "мышеловки"? И тем более, что я обращался по Интернету к Президенту Путину и получил ответ: "Был Указ №... 1948 г.... Обращайтесь в суд ...". А в суд только с адвокатом или юристом, ещё знать надо, кому платить, ... Хотя во многих юридических консультациях юристы утверждали, что никто никогда не имел права выселять семьи или отдельных членов семей из дома, что не было таких законов и Правду и Справедливость они отсудят – они на моей стороне, … Я говорил им: вот отсудите сначала, а потом и заплатим обязательно, ...
Не раз я читал в газетах и литературе рассказы историков о том, что на личные обращения к царю, царь давал ответы лично, по крайней мере подписывал эти ответы, а современный президент не желает вникать, ему даже не сообщают: зачем ему, есть масса помощников, советников, пусть решают, ... И они решают, не вникая в современные законы, решают так, как им проще, безответственнее - "Тогда был Указ такой,..." ... А до президента далеко и высоко, ...
Т.е., если в девяностые годы сталинский указ был признан антинародным и 18.10.1991 г. был принят Закон РФ о реабилитации жертв этого указа, с обоснованием (цитата из Закона)- "За годы Советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам. Осуждая многолетний террор и массовые преследования своего народа как несовместимые с идеей права и справедливости, Федеральное Собрание Российской Федерации выражает глубокое сочувствие жертвам необоснованных репрессий, их родным и близким, заявляет о неуклонном стремлении добиваться реальных гарантий обеспечения законности и прав человека...", то теперь этот указ сталинский стал уже "праведным", в чём я и убедился на собственном опыте, ... Вдуматься только: разве можно придумать такое, чтобы сказать, что женщина, родившая ребёнка после страшной, с многомиллионными потерями войны, вела "Антиобщественный, паразитический (???) (это выращивая вновь рождённого ребёнка после губительной войны (!!!)") образ жизни! К сожалению, у нас и сейчас, несмотря на принятый Закон о Реабилитации, есть представители власти, которые считают так же, как считали в те тяжёлые времена!
- Нет - заговорили, власти, укрепившись - тогда Указ такой был!  Права, мол, ваши не нарушены, как и права матерей, родивших после страшной войны! Указ тогда такой был! …
Позиция наших властей перешла в такое положение, что якобы не было в нашем государстве позорных страниц. 
И возможности оспаривания в судах стали невозможны, …
А про то сколько жизней, сколько судеб, сколько "прав" изломал, нарушил этот страшный, антинародный "Указ", власти потихоньку стали забывать, ... Но любят порассуждать о демографических проблемах в стране из-за тех тяжелейших времён, ...
Правды и Справедливости у нас не было и нет!
       
 Но, как бы там ни было, я лично убеждён в том, что человечество постоянно будет возвращаться к идее построения справедливого социалистического общества и, в конце концов, построит такое общество, которое у нас называли социалистическим. Возможно, название такого общественного строя будет другим, чтобы не раздражать людей неудавшимся построением социалистического общества в Советском Союзе. Но по сути своей это будет социализм. И такие страны уже есть. Их пока ещё мало, но число их, несомненно, будет расти. Пока что в мире людей в большинстве стран, к сожалению, несмотря на двадцать первый век, побеждают несправедливость, зло, подавление Добра не только и не столько изнутри, но и со стороны окружающих стран. Не напрасно многие говорят, что Миром правит Сатана. А для построения социально справедливого общественного строя, как показывает опыт многих стран, достаточно, чтобы во главе государства стал честный, гуманный человек, беспокоящийся о своей стране, о её народе, а не о мнимом своём величии - вот, мол, какой я "крутой", руководствующийся понятиями о чести и совести. "Крутой" здесь не нужен, а нужен честный, гуманный, человечный, не мстительный, без раздвоения личности, стремящийся к власти не для того, чтобы хоть на время поцарствовать, повластвовать, поиздеваться над страной и людьми, а для того, чтобы принести стране и людям наибольшую пользу, ...  И не нужны лукавые игры в "хорошего царя и плохих бояр". Тогда вокруг него станут объединяться такие же честные, любящие свою Родину, свой народ и не склонные к воровству и взяточничеству люди. Настоящие патриоты, любящие свою страну, свой народ, а не те, что на словах патриоты, а деньги свои хранят за границей (как будто в стране отсутствует служба безопасности), детей учат за границей, недвижимость приобретают за границей, рожают детей, чтобы они получали гражданство тех стран, где родились, лечатся сами и лечат своих родных за границей, семьи их и сами они живут за границей, машины и другую технику покупают заграничные, ... Это не патриоты своей страны. А когда к власти придут настоящие патриоты, то и коррупция не будет уже такой масштабной и всеобъемлющей, как у нас в настоящее время. Настоящие патриоты восстановят промышленность, здравоохранение, образование, ... поднимут их на достойный уровень. И будет своя промышленность, свои товары, ..., будут восстановлены такие нравственные качества, как духовность, сострадание, понимание. Любое государство сильно, прежде всего, высоким уровнем своей экономики; успехи в экономике являются лучшей оценкой работы государственного аппарата, а игра "военными мускулами" при неразвитой экономике - это пустой звук.
          Кстати, уже и в настоящее время в отдельных странах имеются все признаки настоящего социалистического общества. Например, как пишут журналисты, в Сингапуре, Швеции, Дании и в некоторых других странах. Хотя о социализме и о коммунизме там не говорят. Ведь в большинстве своём люди аполитичны, им всё равно как называется та или иная система - главное, чтобы жизнь была достойной. Руководители этих стран не мечтают о мировой славе, о расширении своих государств (время империй, доминионов и колоний уже давно миновало), о завоевании титула "великий", а делают всё для успешного развития экономики своих стран, для благополучной, мирной жизни своих народов. И делают всё для того, чтобы лозунг "всё для людей" не был пустым звуком. В Советском Союзе, к сожалению, до настоящего социализма было ещё довольно далеко. Тому были, безусловно, и объективные причины, такие, как войны, гонки вооружения, негативное влияние капиталистических стран на отдельных продажных личностей, патологически мечтавших о господстве над другими людьми, различные провокации, ... 
         Но те, кто трудился не нищенствовали. Рабочих мест в Советском Союзе хватало с избытком. Об этом заботилось государство.Те же, кто хотел, чтобы ему давали все готовенькое, ленивые, были недовольны: как это в селе нет яиц, молока, мяса. Они не хотели заниматься хозяйством, перестали даже кур во дворе держать, не говоря уже о более крупной птице (утки, гуси, индюки), о коровах и свиньях. Такие ленивые люди стали забрасывать даже свои огороды, они искали все готовенькое, ехали в города, и вскоре и в городских магазинах не стало необходимого количества товаров. По В.Маяковскому: "Мы обыватели, вы обувайте нас!"  Были, конечно, в масштабах государства и другие причины так называемого «застоя» в Брежневские времена, пусть их рассматривают историки, а я рассказал только о своих родителях, которые трудились, и имели в своем доме при Брежневе всё необходимое для хорошей жизни. А кто помоложе строили уже нормальные, хорошие дома, а не саманные хатки, как их предки, ...

         В масштабах страны можно сказать и так: наконец-то, сработала программа развала Советского Союза (России), разработанная ЦРУ США под руководством директора ЦРУ Алена Даллеса еще в 1945 году.
        Ещё в 1945 году Даллес, якобы, сказал: «Окончится война, все как-то утрясется, устроится. И мы бросим все, что имеем, — все золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей. Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы неизменно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания. Из литературы и искусства, например, мы постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением... исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино - всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и прославлять так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства, — словом всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство. Национализм и вражда народов, прежде всего, вражда и ненависть к русскому народу — все это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы духовной нравственности. Мы будем браться за людей с детских, с юношеских лет, главную ставку будем делать на молодежь. Станем разлагать, развращать, растлевать ее. Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов. Вот так мы это и сделаем!».
            Другими словами: сделаем из СССР Содом и Гоморру, жители которых по преданиям были "злы и весьма грешны".
 По сведениям наших компетентных органов официально в США были приняты МЕМОРАНДУМЫ и ЗАКОНЫ в отношении СССР и России. Вот только некоторые из них: "ЗАДАЧИ В ОТНОШЕНИИ РОССИИ" (1948г.); "ЦЕЛИ И ЗАДАЧИ В ОТНОШЕНИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ" (1950 г.); "ЗАКОН ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ ПОРАБОЩЁННЫХ НАЦИЙ". (В США название этого закона читали как "ЗАКОН О РАСЧЛЕНЕНИИ РОССИИ"). Этими документами и руководствовался Даллес при разработке инструкций ЦРУ.
           Так они задумали и спланировали развалить СССР. Страну, которой правители капиталистических стран пугали своих капиталистов, - смотрите, мол, если будете обирать народ, то может произойти то, что произошло в России: революция, экспроприация  и национализация всех ваших богатств.
           И у них получилось. В стране стало уменьшаться количество товаров промышленных и продовольственных, стало увеличиваться количество воровства, обманов и лжи, коррупции, стало увеличиваться количество различных, политических и религиозных сект (Се;кта (сред.-в. лат. secta — школа, учение, от лат. sequor — следую) — понятие (термин), которое используется для обозначения религиозной, политической, философской или иной группы, отделившейся от основного идеологического направления и противоречащей ему, или указания на организованную традицию, имеющую своего основателя и особое учение) …
           И это, в конце концов, сработало! Лет через 45 высшее руководство СССР, КПСС, ВЛКСМ, агитируя за коммунизм, жили, практически, уже, как при капитализме, ... И если в начале 80-х годов экономика СССР занимала второе место в мире, то к концу восьмидесятых она пришла в довольно плачевное состояние ... Народу жилось всё хуже ... Борис Ельцин, пробиваясь всеми путями к высшей власти СССР, написал даже брошюру о привилегиях партийных руководителей. Ему поверили и пошли за ним, мечтая об улучшении жизни. Но он грубейшим образом обманул всех, сделав резкий поворот в капитализм, в "американский образ жизни" и создав такие привилегии своему окружению, какие никому и не снились, … Всё народное и государственное имущество было, фактически, задаром роздано отдельным приближённым, …  Так внезапно, «ниоткуда», появились «олигархи»…  Кто был ничем, тот вдруг стал всем … А народ обнищал ещё больше, и всё нищает, …
           Сначала США и их союзники развязали, так называемую холодную войну. Сразу после тяжелейшей для Советского Союза Великой Отечественной войны. Стали помогать в восстановлении после войны странам-ненавистникам СССР - Федеративной республике Германии (ФРГ), Японии, ... Способствовали (заставили) увеличению добычи нефти в Саудовской Аравии и в других странах с той целью, чтобы цены на нефть Советского Союза не поднимались, делали всё для ослабления экономики СССР, для подкупа и разложения, для того, чтобы люди потеряли веру в справедливость самой идеи социализма, ...  И, фактически, повторили трюк Одиссея в древней Трое с троянским конём. Поняв, что силой Советский Союз не одолеть, соперники взяли лестью и подкупом. Разложили, начиная с руководства, с верхов. И случилась великая трагедия. И оказалось, что люди не готовы к справедливости, к братству, к равенству, к воззванию Апостола Павла "А если кто работать не хочет, тот и не ешь!", перефразированному большевиками в "Кто не работает, тот не ест". Да и методы построения в Советском Союзе самого справедливого общественного строя не способствовали к его построению. Особенно при сталинском режиме, когда уничтожили всех старых большевиков, и вся страна была опутана лагерями, переполненными "врагами народа". Ломкой, Злом, Силой Добра не добиться. И опыт Советского Союза подтвердил это. В Швеции, например, тихо, без всякой ломки, без сякой шумихи, в наше время построили самое социально справедливое общество. И это в то время, когда разваливался Советский Союз, который назывался Социалистическим. И ещё долго (и никто не знает - сколько) эта великая трагедия будет пагубно сказываться на судьбах людей и целых народов бывшей великой державы под названием Союз Советских Социалистических Республик. И развязали капиталистам всех стран руки: пугаться некого и нечего, и более того - можно показывать народам на неудачный пример строительства мечты многих народов - коммунистического общества - и вещать, что это невозможно никогда. И, судя по отношению людей друг к другу, к ненависти к другим, озлобленности, по желанию жить за чужой счёт, по отношению к природе, по растущей агрессии и нетерпимости, мечты так и останутся мечтами, воображением, грёзами, утопией, как стал утопией более 400 лет назад "Город Солнца" Томмазо Кампанеллы. Тем более что в истории останется тяжёлая память об Октябрьской революции 1917 года, о её напрасных жертвах, о неосуществлённых планах построения социализма. Нам говорили, что мы будем жить при коммунизме. "Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме! наши цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!" - провозгласил в 1961 году с трибуны XXII съезда КПСС Н.С.Хрущёв. Мы поверили. Мы тогда ещё верили и ждали. Мы верили, что КПСС, как Данко великого писателя Максима Горького, осветит нам путь в светлое будущее, путь к свободе, путь в достойную, лучшую жизнь. И что мы и весь народ готовы были, как в песне "Эй, ухнем" дружно "подёрнуть" - "Ещё разик, ещё раз", только дружно, всем народом и ... - "Голубушка сама пойдёт". И весь народ будет дружно работать, и пойдут дела и настанет коммунизм, и жить станет легче. Была надежда на светлое будущее. Была. Была и пропала. И снова, и снова вспоминаются крылатое выражение Великого русского поэта Н.А.Некрасова, известное со школьной скамьи: "Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе!" ("Железная дорога"). 
           Оказалось, что напрасно мы мечтали. Не пошли дела. Это мы так думали, что пойдут. По молодости думали. По неопытности. А руководство всех мастей - партийное, исполкомовское, ..., думало, наверное, о чём-то другом, только не о стране, и управляли страной кое-как, и довели страну до развала. И не только СССР, но и Югославию, и другие неугодные им страны. Советская верхушка предала свою страну, свой народ. И элитные спецслужбы не защитили страну от распада. В армии стали увольнять самых добросовестных офицеров. У некоторых армейских  политработников в конце восьмидесятых, в "перестроечные" времена, появилось выражение "Преступная исполнительность", ... А офицеры удивлялись: как исполнительность в армии может быть преступной, ведь тогда приказы и распоряжения являются преступными, ...
           Интересно, а сами организаторы Октябрьской революции 1917 года, основатели и руководители СССР, верили в коммунизм? Троцкий, Ленин, Сталин, Хрущёв, ...? Верили ли? Или создавали и строили себе "нерукотворные" памятники на костях народных? К примеру, верил ли Н.Хрущёв, что "нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме". Это как раз моё поколение, это мы уже давно должны жить при коммунизме. А мы возвращаемся в феодализм, если не в рабство. Верил ли М.Горбачёв в свои обещания народу, например, в то, что "к 2000 году каждая советская семья будет жить в отдельной квартире или доме"? Или верил ли Б.Ельцин в свои обещания народу? Думаю, нет, не верили уже в свои обещания ни Хрущёв, Горбачёв, ни Ельцин. А мы, молодые, после войны, в конце пятидесятых, верили, что люди жить станут гораздо лучше, чем жили предыдущие поколения. 
           Кстати, о планах развала Советского Союза, подобных плану Даллеса, мы впервые читали в романе Анатолия Иванова «Вечный зов» в части пятой «Смерть и бессмертье» ещё в семидесятые годы двадцатого столетия. Произносил их в конце Великой Отечественной войны, убедившись в неминуемом поражении фашистской Германии, отрицательный персонаж романа, заклятый враг советской власти, бывший царский следователь Лахновский, воевавший на стороне фашистов. Речь Лахновского: " Окончится война - всё как-то утрясётся, устроится. И мы бросим всё, что имеется, чем располагаем ..., всё золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей! Человеческий мозг, сознание людей способно к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности поверить! ..." Никто не мог тогда и подумать, что всё это будет осуществлено и забыты будут совесть, честность и порядочность.  Обо всех этих планах по развалу СССР знало высшее руководство страны. Но никаких мер не предпринимали. Потому что стали задумываться, особенно при Горбачёве, о личном обогащении, происходило сращивание советских и партийных чиновников с, так называемыми, цеховиками, с представителями, так называемого подпольного бизнеса. 
           Сотрудники МИД и КГБ, выступавшие перед старшими офицерами академии в восьмидесятые годы двадцатого столетия, рассказывали нам об этих планах Даллеса, о намерениях ЦРУ США развалить Советский Союз; о росте организованной преступности, которой по официальным данным у нас, якобы, не было совсем. «Но – убеждали они нас – у них ничего не выйдет. У нас всё под контролем. У нас учтены все злоумышленники, и как только будет команда, мы их арестуем». Мы верили им: ведь «если предупреждён, то значит вооружен». Мы, как люди военные, привыкли, что на каждое новое оружие тут же появляется оружие против этого оружия. Мы верили, что Политбюро, Генеральный секретарь (наконец-то у нас молодой Генеральный секретарь!) принимают все необходимые меры для сохранения страны, что «наш бронепоезд стоит на запасном пути». Ну а мы всегда готовы стать на защиту нашей Родины ...   
         Но, очевидно, команда обезвредить растлителей страны так и не поступила. Страну растлили и развалили. Постарались со всех сторон. Я помню, как когда-то мы подписывались на газету "Московская правда", и дошло до того, что в этой газете, очевидно, в целях разложения молодёжи стали использовать матерный язык. И вещали нам, что это настоящий "русский народный язык", и чураться его не надо. А проживали эти самые журналисты, "вещавшие" нам про матерный русский народный язык, в США. И "вещали" оттуда, из США. Больше на эту газету подписку мы не оформляли. Кстати, то, что в стране идёт развал, заметил ещё Л.И.Брежнев, который в одном из своих последних выступлений сказал, что "пока ещё порядок сохраняется только в армии, ...". Он хотел уже отойти от руководства страной, но его уговорили, убедили остаться... А после его ухода из жизни, страну вообще завели в тупик - программа развала страны сработала без сбоев по всем направлениям. 
        А теперь такая же работа по разложению и растлению ведётся в отношении России. И пока что, надо сказать, небезуспешно. У нас теперь на всех уровнях деньги заменили всё: честь, ум, совесть, правду, здравый смысл, сердечность, теплоту, …  Нам говорят: «Господа! Вы получили свободу говорить! Вы получили свободу писать!». Да только, сколько ни говори – никто не слушает; сколько ни пиши – никто не читает: это ведь ещё сложнее. Получили мы свободу врать, бродяжничать, тунеядствовать, пьянствовать, спекулировать, заниматься проституцией, и, практически, хоть и нелегально, использовать рабский труд. Кругом одно враньё. Проявились все отрицательные черты человека, описанные Даллесом в его программе: взяточничество, самодурство, хамство, предательство, вражда народов, … 
        Как видим, в программе Даллеса ставка, кроме привития всех прочих пороков советским людям, делалась и на пьянство. Сейчас во многих средствах массовой информации рассуждают о том, почему в России так много пьющих людей. И все рассуждения сводятся, как правило, к тому, что пить начал советский народ при советской власти. И основная причина - это падение веры. Я не могу оспорить эту версию, ибо вера очень много способствовала удержанию нравственности: верующие люди боялись греха. Одно слово «ГРЕХ» действовало на верующего человека магически. Но в то же время я всегда был сторонником множества факторов и причин для любых явлений и событий. В данном случае тоже много причин. Во-первых, на Руси крепко пили издавна, даже при сильной вере в Бога. И способствовала этому, в том числе, царская монополия на торговлю водкой. Пьянство поощрялось с целью пополнения царской казны.  Во-вторых, нельзя сбрасывать со счетов войны, которые постоянно вела Россия. Войны калечат тела и души людей. И ни в коем случае нельзя забывать о том стрессе, который получил весь советский народ в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 годов. Я помню, как возвращались фронтовики с войны и как люди пили в послевоенные годы. Пили «за погибших», «за выживших», «за вернувшихся», «за пропавших», «за встречу», …  За что только не пили! И первыми спивались и становились алкоголиками - это инвалиды войны. Я их всех хорошо помню. Помню, как один из них, Роман, потерявший на войне руку, пьяный плакал и кричал: «У меня рука болит! Где моя рука?». Натерпевшись на войне, люди пытались заглушить тяжёлые воспоминания самогоном. И стали алкоголиками. Потом стали алкоголиками их дети, на глазах у которых заливали своё горе родители, потом внуки, … Вот и получилась во многих семьях «цепная реакция» алкоголизма. До Великой Отечественной войны, по рассказам родителей, алкоголиков в сёлах не было. В Нетребовке не знали раньше такого заболевания. Как говорится, водку пили, но и «дело разумели». Особенно пугает в настоящее время статистические данные, касающиеся молодёжи – нашего будущего. Молодёжь наша из поколения в поколение болеет всё больше, становится менее образованной и, что больше всего удручает, безнравственной. Всё меньше здоровых физически молодых людей. Всё больше нарастают такие заболевания подростков, как ожирение, онкология, сахарный диабет, наркомания, алкоголизм, болезни крови и нервов. Очень многие подростки уже с 14 лет и даже ранее употребляют алкоголь, курят, потребляют наркотики. Растёт детская смертность от наркотиков. Многие общественники криком кричат: нация деградирует и вырождается. Общественники приводят данные, что в последние годы смертность от наркотиков выросла в 42 раза (!), а лидирующими отрицательными чертами молодёжи становятся злость, равнодушие, хамство, зависть, жадность, лень. Зачастую бездушие врача убивает хуже болезни. Разве не по Даллесу всё у нас идёт? Разве антисоветские реформы не перешли в антироссийские? Продажные власти утверждают обратное. А ведь когда в обществе у людей лучше, чем у их предков – культура, образование, медицинское обслуживание - то общество развивается. Но у нас в настоящее время развитие отсутствует. Более того: развитая молодёжь бежит из страны, в которой падают самолёты, тонут корабли, гибнут люди, где их терзают неуверенность в будущем и страх за жизнь. Власть помешалась на деньгах! У чиновников песня одна: «Всюду деньги, деньги, деньги, … Всюду деньги, господа!». Ведь по их понятиям денег много не бывает, а с деньгами они всегда готовы покинуть страну.
        Я помню, как когда-то в шестидесятые и в семидесятые годы двадцатого столетия мы, ещё совсем молодые офицеры, получавшие где-то рублей 150 в месяц, имея 5 рублей в кармане, шли ужинать в ресторан. Такие были цены. Мы часто посещали ресторан «Славянский базар», «Пекин». В конце шестидесятых на улице Садовая-Спасская построили под офицерские общежития два высотных дома. А между ними – ресторан «Привал». То есть, практически, ресторан «на дому». Правда, вскоре ресторан закрыли, и вместо него открыли Дом военной книги. Цены на книги тоже были «ну очень смешные». 
        Такая вот «полосатая» получается жизнь. А «полосы» для своего народа делают правители страны то «зажимая», то «отпуская» рычаги поборов, войн, грабежей. На Земле очень мало таких стран, где людям дают жить, так, как они хотят. В рамках законов, конечно. Государство, чиновники эти законы должны свято соблюдать в первую очередь. К сожалению, на Руси, как повествуют древнерусские, византийские, арабские летописи и историки, законы не соблюдались никогда, особенно правящими кругами. Отсюда поговорка: «Закон что дышло: куда повернешь, туда и вышло». В таких условиях народ всегда в рабстве у собственного государства. Государство может не выплачивать заработную плату, может не выдать вклады, может попрать любые права человека. Особенно у нас правители все меняют, экспериментируют, разрушая то, что создано предыдущими правителями, как правило, выжимая все соки из народа, не давая народу жить по законам, разрушая всё до основания и затем отстраивая снова. Даже Конституцию - Основной Закон страны - у нас каждый переделывает под себя. За сто лет у нас было уже пять Конституций - Николаевская, Ленинская, Сталинская, Брежневская, Ельцинская. (Хрущёв не успел?). И я убеждён, что впереди ещё будут у нас, так называемые, "улучшения" Конституции. В то время, когда другие страны веками живут по одной Конституции. У нас приходит новый правитель и начинает строить всё заново, так, как он разумеет, не понимая, что нельзя приступая к построению нового дома, полностью разрушать старый: ведь во время строительства нового дома надо где-то жить, укрываться от ненастья, питаться, отдыхать, …  Такое впечатление, что каждый правитель мечтает только "войти в историю", а дальше - "после меня хоть потоп!".  У людей от таких «перестроек» случаются стрессы. От этого люди бедствуют, вымирают прежде времени. И народ живёт по навязываемым ему правилам. Людей обманывают в банках по накопленным с большим трудом на мизерных зарплатах вкладам;  их обманывают, заманивая в кооперативное движение; обманывают ваучерами; морочат головы пустыми лозунгами о демократии, о свободе, и многие начинают понимать свободу, как вседозволенность; ..., иными словами,  делают всё, лишь бы обмануть, обобрать, любыми путями ободрать "как липку", ...   
           Хрущев обещал, что «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме»; Горбачев и Ельцин – что «Каждая семья к 2000 году будет иметь по отдельной квартире», и все оказалось неправдой, а люди всё равно верят «говорящим головам». Видимо, каждый слышит то, что хотел бы услышать от тех, кому веришь, на кого надеешься. А «говорящие головы» говорят и говорят, да всё без запятых, да все ласково. А жизнь народа лучше не становится. И не все понимают, что сила не в словах, а в делах. И судить о работе надо не по словам, а по конкретным делам. «Дорогие россияне!» – как это приятно слышать, млеют «дорогие россияне»! «Дорогие!» – как нас любят и уважают! Людям приятно слушать добрые слова! Они хотят это слушать! Они верят, они надеются, что это - искренне, от всего сердца, от всей души! Даже гимн Советского Союза чуть-чуть подправили и оставили как гимн Российской Федерации, как бы сказав народу: «Всё для вас! Живите, как хотите, только богатства нам оставьте!». Да только нет у чиновников ни сердца, ни души. И говорят они «без запятых», законы пишут «кратко и непонятно», чтобы можно было повернуть в нужное время в нужном направлении «как дышло». Им надо бы присваивать звания «заслуженный артист». И «дорогие» понимать надо так, что «дорогие россияне» дорого обходятся государству. Государству нужны деньги, богатства страны, а не россияне, особенно уже выработавшиеся, находящиеся на «на дожитии», как сформулировано в законе, …  Даже, казалось бы, самые народные пенсионные законы, ну что стоит написать их так, чтобы человек сам мог понять и рассчитать свою пенсию? Какая тут такая тайна? А тайна в том, что к закону будет написана инструкция по типу «Казнить нельзя помиловать», чтобы можно было обмануть пенсионера, а он, пенсионер, и не догадается: как может обмануть его родное государство?  Он же всю жизнь трудился! Всю жизнь налоги платил! А теперь ему говорят: «На пенсии денег нет! За лечение надо платить! За образование надо платить!». А налоги, которые человек платил всю жизнь куда девались? Ведь люди пенсии и лечение своё оплатили сполна своими налогами! Но все фонды разворованы. А средства от продаж природных богатств – нефти, газа, …? Разве всё это ваше, господа? А как же реклама: «Нефть и газ – это НАРОДНОЕ ДОСТОЯНИЕ!»? Разве нашего нет ничего? Никакой доли?  Получается, что нет в нашей стране для нас ничего. Получается, что с нас, с обворованных, ещё причитается: ведь мы за воздух-то не платим ещё! Поэтому и бегут люди из страны, находят страны, где платят за труд и где дышать можно бесплатно. Да и наши богатенькие сами давно уже живут за границей со своими семьями. К нам они прилетают только на работу. На «собственных» самолётах. У них и в мыслях нет, что самолёты эти куплены за чужие деньги, и во всех странах мира богатые, как и бедные, живут, работают и налоги платят в своих странах. А нашим много денег надо – на дворцы за границей, на яхты, на спортивные клубы, на самолёты, на обучение своих отпрысков за границей. Так что для них денег много не бывает – расходы большие. И стало: деньги всё, люди – ничего. А народ слышит то, что сам хочет слышать в «Казнить нельзя помиловать!», что милее ему: «Казнить нельзя! Помиловать!». Народу говорят (Ельцин): «Жить будете бедно, но недолго!», а народ радуется: «Скоро всё закончится, и заживём мы хорошо: у каждой семьи будет своя квартира, будут нормально оценивать наш труд. Платить будут за работу! Пенсии будут человеческие, как на «Западе»! Всё будет хорошо!». А «хорошо» всё нет и нет. Ведь «зарабатывают» госслужащие даже на государственной службе миллионы (!). Говорят: «Мы сутками работаем!?». (Как в кинофильме "Иван Васильевич меняет профессию": "У царей ненормированный рабочий день. Царям молоко бесплатно надо выдавать!"). «Хорошо – говорю я – вы за сутки «заработали» миллион рублей (хотя, если честно, то это невозможно физически)- дайте нам тогда за 8 часов работы (1/3 суток) хотя бы тысяч триста!». Не дают. Дают копейки. И хотели того власти или не хотели, но получилось «как всегда», получилось действительно, что народ стал жить бедно и недолго: смертность растёт, а рождаемость падает, никто своих обещаний не держит, народ вымирает, кто помоложе - бегут из страны. И заняла Россия в 2008 году после Сомали и Ирака третье место в мире по выезду населения из страны. Невозможно без содроганья читать правдивую статью публициста и писателя Юлии Калининой в «Московском Комсомольце» за 04 мая 2007 года «ПОДВИГ НАРОДА-ПОБЕДИТЕЛЯ»: 
« ... Практически все наши пенсионеры, за исключением тех, кто вышел на пенсию в последние семь-десять лет, так или иначе, хлебнули войны. Это и ветераны, которых с каждым годом становится меньше. И труженики тыла, работавшие без выходных, валясь с ног от голода и усталости. И люди, пережившие блокаду, и те, кто скитался по баракам в эвакуации, и те, чье детство пришлось на страшные военные годы. Все они болели, недоедали, развивались неправильно. В результате их теперь грызут такие болезни, которых можно было избежать. И еще у всех плохие зубы. Или вообще уже нет никаких зубов...
          Ну да, они не сидели в окопах, поскольку родились чуть позже ребят призывного возраста. Но им тоже здорово досталось. Гибли отцы и братья, и на плечи ложился груз не по возрасту, и жизнь складывалась совсем не так, как хотелось. Война прикоснулась и к ним, лизнула огненным языком. Прямо или косвенно они тоже пострадали от нее. А теперь бьются головой об районную поликлинику и тщетно надеются вымолить квалифицированную медицинскую помощь. Но не вымолят, не получат ее никогда, потому что так распорядилась власть. Так она устроила, так распределила государственный бюджет. Квалифицированная помощь – только за деньги, а вам, не стираным старикашкам, отписка в карточку и горячий привет, сосите валидол, подвиг народа-победителя бессмертен». 
        Что тут можно добавить? А ничего тут ни убавить, ни добавить: абсолютно правдивый анализ патриота, поистине государственного человека, любящего свой народ, свою страну. Можно только добавить, что не только "гибли отцы и братья" на фронте, как пишет Ю.Калинина, но гибли также братья и сёстры дома, у них на глазах. Гибли от голода, от болезней, ... В нашем селе не было такой семьи, в которой бы не умер ребёнок в голодные и холодные военные и послевоенные годы. Разве власть не понимает этого? Понимает власть, но, вот как описывал русский историк С.М.Соловьёв Смутное время: "Дух материальности, неосмысленной воли, грубого своекорыстия повеял гибелью на Русь... У добрых отнялись руки, у злых развязались на всякое зло...Толпы отверженников, подонков общества потянулись на опустошение своего же дома ...".
Создаются мафиозные государства, в которых коррупция пронизывает все эшелоны государственной власти вплоть до симбиоза между государственным аппаратом и организованной преступностью..., то есть такая  государственная система, в которой органы  власти связаны с организованной преступностью до такой степени, что чиновники, полиция, все органы власти стали частью преступного предприятия.
        И получилось, что властям не до этого ... не до народа властям ...  Не о народе думает власть, не о народном благе, а о том, как урвать побольше в свой карман ...  А народу побольше зрелищ …
        Обидно за ветеранов, у которых вся грудь в орденах, а рот без зубов. Пока правит эгоизм, ничего хорошего для народа не будет. А эгоизм сейчас у нас вездесущ.
      Заговорили, правда, как-то перед очередными выборами, что надо, мол принять закон о «детях войны», но потом после выборов, как обычно, забыли.
      Так же как забыли и о других предвыборных обещаниях партии «Единая Россия»: «к 2004 году население будет платить за тепло и электроэнергию в два раза меньше; в 2005-м каждый гражданин РФ получит свою долю от использования природных богатств; в 2006-м у каждого будет работа по профессии; в 2008-м каждая семья получит собственное благоустроенное жильё» …
       Ещё древние говорили, что самое дешёвое – это обещать … А немецкий канцлер Бисмарк подчёркивал также, что больше всего врут перед выборами, во время войны, и после охоты … И все наши власти, и партии власти это хорошо усвоили и успешно пользуются … Главное – это свой карман!
        А обмануть народ, "успокоить" - ничего не стоит. Можно даже "легко" создав безработицу в стране, объявить войну, если "вождю захочется" ...
       Читаю в Интернете: "По Интернету давно уже бродит афоризм, якобы произнесенный Германом Герингом на Нюрнбергском процессе: «Любым народом очень легко управлять - надо сообщить, что на него собираются напасть, показать ему врага, а всех пацифистов объявить непатриотами».
       Любая диктатура стремится к войне, как способу списать своё неумение управлять страной на вражеское давление из вне ...
       И так со всеми народами ...
       Почему любые наши режимы так не любят свой народ? Ведь есть же страны, в которых руководители всё устраивают по-человечески ...
       А у нас даже на достаточно низком уровне попытки показать своё превосходство, ...

       Мне как-то один доктор сказал: «У Вас стенокардия напряжения. А Вы не напрягайтесь, и стенокардии не будет!»
       Ну что тут можно сказать? Такой вот «перл» от медицины! Доктор даже не подумал, насколько «напряг» меня его глупый совет. Обо мне и об оказании квалифицированной помощи этот доктор думал меньше всего, хотя по данной им клятве Гиппократа - должен был. Но сейчас, как сказал один из больных в очереди к врачу: "Сейчас, чтобы ходить по врачам, надо хорошее здоровье иметь!"
        Интересно, а как в будущем историки будут описывать наше время, которое с такой изумительной достоверностью описала Ю.Калинина?
        И видит великий поэт современности А.Д.Дементьев «Горький прогноз»:
          Народ российский обречен      Заранее лишили льгот.
          На нищету и вымирание.       Заранее богатства продали.
          А власти вроде ни при чём,    И уходящих каждый год
          Хотя и знали всё заранее.      Уже не перекроют родами.
         
        И:
"В России отныне есть два государства:
Одно для народа, другое для барства!
В одном государстве шалеют от денег,
В другом - до зарплаты копеечки делят"

 
        Читать газеты невозможно: уж очень тяжелые описания современной жизни народа, очень тяжелые прогнозы. Поэтому многие, особенно кто помоложе, газет не читают.
        Включаю радио. 2009 год. Всемирный кризис. По радио: «В связи с предстоящими массовыми увольнениями Премьер-министр Российской Федерации В.В.Путин распорядился увеличить пособие по безработице до 4900 рублей». Подумалось: «Попробовал бы он на эти 4900 рублей пожить сам. Хотя бы неделю!». Слушаю радио: «Правительство Германии в связи с сокращением производства приняло решение не снижать благосостояние рабочих. Фирмы будут выплачивать им 80% заработной платы, а государственные службы занятости будут доплачивать 20%».  И кто же победитель!? И кто же богаче природными ресурсами? И кто же у кого их покупает?  Ничего не понять! Наверное, поэтому русский поэт Ф. Тютчев писал:
                «Умом Россию не понять,
                Аршином общим не измерить!
                У ней особенная стать:
                В Россию надо верить!»
         К такому вот выводу пришел русский поэт Ф. Тютчев. Здесь у Тютчева, видимо, две России: первая, «умом, которую не понять и аршином общим не измерить!» – это правящая Россия, царь, президент, дума, правительство, правящий класс. Это маленькая Россия, это Кремль, где сидит Сатана, бес, лукавый. Сатана - это Зло. Сатана толкает людей на путь духовной гибели. «Сатана там правит бал!», «Бес попутал» – это эпиграфы для них. Под влиянием сатаны люди теряют Совесть, Честь, Достоинство, Доброту, ... Кремль не понять умом: он непредсказуем, он лукав, он лжив, он вечером обещает одно, а утром делает совершенно противоположное.  «Утро вечера мудренее!». Заметьте: не мудрее, а «мудренее». И кто бы в Кремле (в столице, в правительстве) не сидел, он подвержен влиянию сатаны. Для них Кремль – это крепость, а крепость надо защищать. Это и все Рюриковичи, и Лжедмитрии, и Годунов, и Романовы, и Ленин, и Сталин, и все последующие правители, и правительства. Все без исключения. Власть - это бес, сатана. Власть портит людей. И портит она людей, прежде всего, толкая на стяжательство. Люди, вступившие в Кремль, меняются полностью под влиянием сатаны. Это уже не те люди, что были до прихода во власть: и мысли у них изменились, и желания заботиться о своем народе уже нет, и действуют они уже вопреки своим обещаниям. Неизменным остается только стремление побольше назначить себе денежное содержание, побольше урвать, поменьше работать, о чем ясно свидетельствуют пустой зал заседания Государственной Думы. А все остальное для них самих мучительно, недаром они вздыхают: «Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!». Но поделать с собою они уже ничего не могут. Это как наркоман на игле. Сатана держит их крепко. Царь Иван IV по вечерам на коленях молился Богу, набивая шишки на лбу, записывал свои «деяния» в тетрадь, а по утрам шёл рубить головы и вешать своих подданных, присваивая себе принадлежавшее им имущество. Люди во власти внушают, что они Россию спасают. А сами измываются, экспериментируют над бедным народом. И все эксперименты – в их пользу! Растут их личные капиталы, множится недвижимость в России, за рубежом. Народ же нищает и вымирает. Из людей, из техники выжимают всё. А поэтому – аварии, катастрофы, гибнут люди, … А они внушают всем, что спасти Россию, могут только они и больше никто. Хотя под Россией они, видимо, понимают только земли, недра, леса, озера, реки. ….  – без людей. Люди для них – рабочая сила. Пока нужна рабочая сила, пока эта рабочая сила в состоянии работать, … А кто выработался – тот государству уже не нужен, лучше бы он умер – он - обуза, лишний рот …  Нет никакой заботы о человеке! Даже о своих избирателях забывают тут же, как только пришли в новый кабинет.
           Вот и получается, что в России власть всегда воевала со своим народом. Отсюда поговорка: «Бей своих, чтобы чужие боялись!». Наш отец очень часто повторял эту поговорку… Можно привести сотни фактов из истории России от Рюрика (Олег, притворившийся купцом  и коварно убивший Аскольда и Дира в Киеве; князь Игорь коварно и без меры подавлявший древлян, пока они, возмущенные,  не разорвали его на части, привязав его к двум деревьям; Ольга, коварно отомстившая древлянам; Святослав, коварно уничтожавший болгар; и последний из этой династии – Иван Грозный, коварно и безжалостно грабивший, переселявший и уничтожавший своих подданных, свои города и веси, весь свой народ, ибо народ для Кремля не что иное как «чернь» и средство для достижения своих честолюбивых, а порою садистских, замыслов). Этот перечень коварств, жестокости и живодерства по отношению к своему только народу можно вести до последних дней, и этот список, к сожалению, может продолжиться и в будущем. Причём, к сожалению, как ни называй наше государство, а результат всегда один – народ притесняется, народ – бедствует. Лучше бы в Кремле сделали музейный городок. Всероссийский центр памяти и культуры (ВЦПК), … Это был бы непревзойдённый во всём мире центр памяти и культуры! … Ведь истории такой нет, пожалуй, ни в одной стране мира! Туристам, специалистам по культуре и истории отбоя бы не было в таком Центре! ...  Самая богатая страна в мире и она же - страна непрекращающихся кризисов, страна вымирающего народа! Читаю «Московском Комсомольце» статью Андрея Яхонтова «ЕСТЬ ЛИ БОГ У РЫБЫ?». Невозможно читать эту статью о современных людях без содрогания. Да и сам автор пишет: «Почва уходит из-под ног под напором подобных сообщений». Имеются в виду сообщения о проделках современных людей. «ЧТО ТВОРИМ?» – восклицает автор!» Например, А.Яхонтов пишет: «Рысь, угодившая в стальной капкан, отгрызла себе лапу, истекая кровью, вернулась за двумя несмышлеными детенышами и повела их к деревне, жители которой, видимо, и поставили ловушку. Материнский инстинкт оказался сильнее боли, животное ползло к заклятому врагу на поклон: вы меня убили, так хоть детишек спасите, иначе умрут от голода и замерзнут. Газеты сообщали: жители деревни были шокированы, потрясены. А КОГДА СТАВИЛИ КАПКАН - НЕ ПОНИМАЛИ, ЧТО ДЕЛАЮТ?».  Рысь спасает своих детёнышей, не ведая, что такое совесть, грех! А что, бывает, вытворяют со своими детьми люди! И автор статьи подводит итог деятельности современных людей и особенно людей у власти: «Разменной монетой стало всё, на чем можно заработать. Границ дозволенного не существует... Мы всегда догадывались: впередсмотрящие и власть предержащие не обременяют себя излишними психическими и моральными нагрузками. Покупка нового ошейника для любимой собаки для них гораздо важнее и интереснее, чем спасение подлодочников или поиск выхода из кризиса. Но в какой степени и какой пропорции допустимо перепрофилировать личное в общественное, а общественное – в шкурное?».
       Такое вот получается философское «развитие по спирали»: и современный нам писатель А.Яхонтов и писатель-сатирик двухсотлетней давности М.Салтыков-Щедрин характеризуют власти одними и теми же словами! М.Е. Салтыков-Щедрин хорошо знал Россию своего времени: он много ездил по стране, много общался с самыми разными людьми самых различных слоёв и классов Российского общества того времени и очень хорошо изучил их и описал в своей книге "Благонамеренные речи". Прошли сотни лет, а ничего не изменилось. И, читая "Благонамеренные речи" М.Е.Салтыкова-Щедрина, видишь наше время. Не понимают люди, что возмездие обязательно настигнет любого подлеца.
          Я не перестаю восхищаться мудростью наших родителей. Как я уже писал, мы часто, когда приезжали с Володей к родителям на каникулы спорили о жизни, о прошлом, о настоящем и будущем страны, об исторических и тогдашних политических деятелях, о том, как же это просто – построить коммунистическое общество. Просто надо, чтобы все люди были честными и сознательными, чтобы все соблюдали моральный кодекс строителя коммунизма, или хотя бы библейские заповеди ... Наши неграмотные родители всегда отвечали однозначно: никогда этому не бывать! Откуда они это знали? Они ведь не изучали труды философов, утопистов, марксистов, коммунистов! Они никогда не читали Маркса! А ведь как у Маркса все логично, правильно! И никто из ученых Маркса еще не опровергал. И русскому писателю Максиму Горькому, который ещё в 1931 году в статье "НАРОД ДОЛЖЕН ЗНАТЬ СВОЮ ИСТОРИЮ" сказал, что "Истинная, неоспоримая правда истории сводится к тому, что вся жизнь рабочих и крестьян есть не что иное как борьба людей безоружных, малограмотных, бесправных против людей, вооружённых всеми знаниями, которые выработала наука, и обладающих всеми правами для грабежа чужого труда... Она покажет, как подло фабриканты и помещики разрушали хозяйство народа своей страны. Она убедит добродушных и мягкосердечных, что капиталист уже не человек, а существо, в котором безумная жажда наживы выела всё мало-мальски человеческое ...", тоже никто пока не возразил. Все нападки в основном на Ленина.  А наши родители на опыте жизни твердо знали, что мечты о коммунизме, о всеобщем благоденствии, о всеобщей справедливости – это не что иное, как утопия. Хотя они и слова-то такого, как утопия, не знали.  И не знали они, и не слышали никогда о том, что такое «фетишизация личного богатства».  Они не изучали труды о природе человека, о философии человека, о психологии и психике человека, но нам с Володей на вопрос, почему они не верят в коммунизм, они отвечали твердо и односложно: «Таковы люди, и их не переделать! Деньги и власть портят людей.  Люди очень разные. Бескорыстных людей мало». Видимо, ещё со школьной скамьи сельской церковно-приходской школы наш отец усвоил уроки из Библии о греховности человеческого рода. «Эх, вы, «грамотеи»! Чему только учат вас в ваших университетах?» - посмеивался над нами наш мудрый отец. Он-то знал по своей церковно-приходской школе, что согласно Библии, люди произошли от злого и завистливого Каина, сына изгнанных из рая Адама и Евы, убившего из зависти своего родного брата Авеля; что в мире людей недостаёт искренности и честности, любви к ближним; что многим не привиты, а многим и не могут быть привиты (не напрасно же придумали: "Яблоко от яблони недалеко падает") понятия о чести и совести. И он учил нас, что людей, прежде всего, делить надо на хороших и плохих, а потом уже по другим, в том числе, национальным признакам. Кстати, из произведений классиков русской литературы мы с братом знали, что среди казаков донских, запорожских и других не было деления по национальностям. Все были равны. Все были просто казаками независимо от народности, от национальности ...
           А я вспоминал прочитанное - сколько в истории человечества было ярких самобытных людей, боровшихся с окружавшим их злом, с несправедливостью, стремившихся искоренить зло и улучшить мир! Но никто так и не смог улучшить мир. Ни библейские, ни исторические герои, ни Дата Туташхиа, наш любимый в конце семидесятых двадцатого века герой одноимённого исторического романа грузинского писателя Чабуа Амирэджиби и кинофильма "Берега". К сожалению, неоспоримым историческим фактом является то, что все герои, задававшиеся целью уничтожить зло и улучшить мир, преследовались государством. Получается, что государство в ДОБРЕ не нуждается.
          "Таковы люди!" - говорил наш мудрый отец, настраивая нас на не простые взаимоотношения с сослуживцами, соседями, родственниками, властями...
          Наши родители на своём жизненном опыте, а также на опыте других людей испытали, что среди людей много честных, порядочных, благородных людей, но есть также неблагодарные, не постоянные, заискивающие, лживые, преследующие свои корыстные цели, не отвечающие взаимностью, надёжностью, что не на каждого можно положиться ... Поэтому и говорят испытавшие это на себе: "Не делай добра - не получишь зла!". А ведь всё это подтвердила старуха Изергиль (М.Горький "Старуха Изергиль") в легенде о Данко, который вывел свой народ подальше от воинственных соседей, из гибельных мест, вырвав своё сердце из груди и освещая им путь, а потом Данко умер, сердце выпало из руки на землю, кто-то наступил на выроненное им сердце и остались от сердца Данко одни светящиеся искры, разлетевшиеся во все стороны,...
         "Каждый всё понимает и трактует по-своему - говорил наш отец - поэтому и нет справедливости на земле".
        Наш отец совсем не знал, что ещё в древние времена правители к простому народу относились «по-простому», не посвящая народ в дела государства и, так называемых, правящих кругов, весьма примитивно, по изобретённому ими простому лозунгу: «Народу хлеба и зрелищ!». И, чтобы отвлечь свой народ от внутренних проблем, когда недоставало «хлеба», правители, чтобы укрепить своё влияние, чтобы повысить свой рейтинг, готовы были обеспечить для народа любые шоу – спортивные соревнования, бои гладиаторов, разжигание ненависти к другим народам, развязывание войн и другие, даже самые кровавые «зрелища».  А так как в настоящее время гладиаторов нет, то из кровавых зрелищ остаются только войны …  И начинаются они в нынешние времена, как правило, с поисков врагов извне, с пропагандистских войн и различных провокаций,  ... 
        После развала СССР, самой социально направленной страны в мире, которого боялись все капиталисты, капитализм станет жестким и жестоким, полностью направленным против простых людей, и вступит в силу принцип "Живи, как хочешь!", а то и возврат к закрепощению и порабощению людей.   
         Наши родители не вникали в психологию человека, в его алчность, жадность, зависть, неприязнь, ненависть, агрессивность, жажду наживы, другие пороки. Они принимали человека таким, как он есть и не видели его другим ... И этому, к сожалению, научила их жестокая жизнь. Они не изучали историю, не знали всей её фальши. Но они знали людей лучше, чем мы, изучавшие и историю, и философию, и исторический материализм, и марксизм-ленинизм, и прочие «измы», читавшие много разной литературы. В тоже время все мы были убеждены, что, если бы была справедливость, и все люди дружно бы работали на общее благо, помогали бы друг другу, то жить было бы лучше всем. 
        Мы верили в то, что написано в книгах. А в книгах, в исторических описаниях, написано столько всего противоречивого, столько пропаганды, что, чем больше читаешь, тем больше запутываешься.
        Это и история жизни Ивана Грозного. Одни пишут, что – это жестокий, больной человек, параноик, садист, что он ненавидел людей, и убивал их ни за что. Что он разрушил государственные устои, что после него не стало династии Рюриковичей, настало "смутное" время. Другие на многих страницах доказывают обратное, будто он делал всё во имя спасения целостности государства и уничтожал врагов государства, и правильно делал ….
И так почти обо всех знаменитостях. Я восхищался в детстве Спартаком, Суворовым, Будённым, Чапаевым, Тухачевским, Котовским, ….
        Но почему-то в "каждой бочке мёда есть ложка дёгтя". Суворов, якобы, освобождённые от турецких войск (турецкие крепости были почти под самой Винницей) районы отдавал солдатам на трое суток в полное их распоряжение. Можно представить, что творили эти трое суток бойцы, «рука колоть» которых устала, после боя …. 
        Говорят: «такие жестокие времена тогда были…».
        Читаем, например, о героях гражданской войны 1918-1920г.г.
         Вот Маршал Советского Союза Тухачевский М.Н. В одних книгах – он жертва культа личности, он герой, он не щадил жизни своей в борьбе за народную свободу. В других – он – чудовище. М.Н.Тухачевский, И.Г.Уборевич, Г.И.Котовский и другие прославленные командиры Красной Армии, в том числе и будущий Маршал Советского Союза Г.К.Жуков, когда ликвидировали Тамбовский мятеж в 1921 году, применяли методы жестокой военной оккупации, брали родственников мятежников в заложники и казнили по одному, пока сами мятежники не сдавались. Казнили и старых, и малых, и мужчин, и женщин. Уничтожали хозяйства, сёла и деревни; против восставших применяли отравляющие вещества ...  Уму непостижимо такое отношение к народу! Что они творили-то с народом?
А в 1937 году, пишут, и заговор был, и связь Тухачевского с гитлеровской разведкой, и вообще «нет дыма без огня»,  ….
        А что творили буденовцы с мирным населением, по свидетельству И.Бабеля и других писателей?  И.Бабель был очевидцем: он был корреспондентом газеты «Красный конник» в Первой Конной армии С.М.Будённого. И много чего рассказал про неконтролируемую армию, воевавшую на "самообеспечении".
        А, что сделали из зависти «борцы за народную волю» с активным участником гражданской войны, организатором революционных конных корпусов на Дону Б.М.Думенко и его бойцами? А ведь фактически именно он был организатором легендарной Первой Конной армии. А за что расправились с командармом Второй Конной армии Щаденко?  Их оклеветали и расстреляли. И только спустя десятилетия реабилитировали. Посмертно. Оказалось, что они не виновны. Таковы люди? Кому же верить после всего прочитанного! Где правда - то? Не история, а сплошные фальсификации …
       Читаем о герое гражданской войны Г.И.Котовском. Читаем, какой он герой был, как любил народ, как бился за народ, о том, как застрелил нашего любимого героя гражданской войны заклятый враг. Сразу, же после его смерти была создана легенда о якобы его геройской гибели от рук заклятых врагов Советского Союза. И молчок о том, что творил он в тамбовских лесах и в подчинённых гарнизонах…
       В 1962 году три молодых лейтенанта, в их числе и я, в городе Котовск Одесской области зашли в маленький, размещавшийся в подвальчике, музей Григория Ивановича Котовского. Служителем музея был бывший ординарец Григория Ивановича. Он рассказал нам о Г.И.Котовском сначала всё по отработанной легенде, а потом, когда мы угостили его вином, рассказал всё «как было». И о мотивах убийства Григория Ивановича рассказал он совсем другую историю, не похожую на официальную.
          Очевидно, что в интересах государственной идеологии государственными деятелями избраны определённые герои, которые совсем не были такими, как принято их изображать в официальных пропагандистских материалах. Находят, якобы, в летописях и закрытых архивах, сведения о том, что святой Александр Невский был совсем не таким патриотом Руси, как о нём пишут в официальных источниках; что Бородинская битва была совсем не такой, как её рисуют. Что наши с Бородинского поля отступали позорно, просто бежали, бросив на поле битвы и в селе Можайском более 10 тысяч своих раненых солдат. Что когда в 1813 году Российские войска вошли в Францию, то в Российской армии началось массовое дезертирство, русские солдаты убегали (дезертировали около 40 тысяч) и нанимались к французским фермерам на работу.  Так вот, якобы, строится «казённый» патриотизм, и люди верят (коме узкого круга специалистов), не имея возможности проверить те или иные факты, являющиеся смертельными для надуманного патриотизма. Да и, видимо, на понятие «Святой» у народа и у церкви и государства различные взгляды. Каким образом, например, был канонизирован князь Киевский Владимир, если он вёл такую безнравственную жизнь, что, по утверждению историков, даже автор похвального слова князю Владимиру в середине XII века жалуется на «отсутствие почитания его». Да и за что было его почитать и "хвалить"? За то, что жестоко убил своего родного брата и тут же изнасиловал его беременную жену? За его пьянство и развратное поведение на протяжении всей его жизни? Но, тем не менее, он – святой. Хотя очевидно, что святым можно назвать лишь того человека, который своей духовностью и своими поступками по отношению к людям, к животным, ко всему на Земле, похож на Иисуса Христоса. Ведь Христос учил людей не насилию, не национализму, не борьбе, не войнам, а любви и милосердию, …
          Кстати, у изнасилованной князем Владимиром княгини - беременной супруги родного брата - впоследствии после поученных стрессов у неё родился сын, который со временем стал князем и такое вытворял, что получил у народа прозвище "Окаянный".
           Вообще, по заключению исследователей, русские князья среди святых составляют в русской церкви «самый многочисленный чин».
           Такая вот жизнь …. Таковы люди …. К сожалению.
           Сейчас, когда, как говорят, что жить у нас стали по принципам "всё продаётся (в том числе - достоинство, честь, совесть, ...) и всё покупается", "человек человеку волк", "с волками жить - по волчьи выть",... можно часто услышать, прочитать, что "раньше люди добрее были!" А я думаю, что в каждом человеке всегда было, есть и будет достаточно много Добра, и в тоже время достаточно много Зла. Как говорят - эмоций положительных и отрицательных. Ну а как и на кого отрицательные эмоции, Зло, будет выплёскиваться во многом зависит не только от воспитания человека, но и от властей, от качества работы правоохранительных органов, от того будет ли непременно наказано Зло. И, если наказания не будет, то будет больше Зла и меньше Добра. Что было в годы репрессий, и что мы и видим и в наше непростое время, когда Зла во много крат больше чем Добра. Людьми должны управлять честные, неравнодушные к судьбам народа люди. Равнодушие, безразличие властей к судьбам людей убивает народ.  Если у власти лукавые - Добра не жди. К сожалению, больше всех страдают в этой жизни доверчивые люди. За свою доверчивость они расплачиваются своим имуществом, а порою – жизнью.
Миллионы советских людей верили, что в нашей стране будет построен коммунизм. Но "наверху" - в органах власти - в это не верили, да и не хотели. Они и так жили, как при коммунизме. И совершили переворот. И обманули миллионы советских людей, в том числе, миллионы ветеранов Великой Отечественной войны и тружеников тыла, которые жили и надеялись на лучшую долю после добытой ими Великой Победы, а их по уровню жизни "опустили на самое дно". Видимо, многие любят "топтать" других, любят, когда другим плохо, как в поговорке: "Не то плохо, что своя корова сдохла, а то плохо, что у соседа жива!".
Так же получилось и с системой коллективных хозяйств в сельском хозяйстве - колхозами. В Израиле подобная система ведения коллективного хозяйства работает и служит людям, и люди довольны и работают. А у нас колхозы были самым непривлекательным видом хозяйствования. Потому, что людей обманывали. И из коллективных хозяйств сделали принудительные...
          При любой власти, будь это феодализм, царизм, социализм, капитализм, народу у нас живётся плохо, власти народ обманывают и обкрадывают.
Нет уже наших родителей давно. Из жизни они ушли еще при Советской власти, а нам теперь приходится убеждаться, насколько правы были наши родители в отношении «природы и психологии человека», хотя слов таких они не произносили. Они говорили просто: «Таковы люди, и их не переделать!» И теперь мы в этом убедились. Ладно, цари были далеки от народа, от его нужд. Цари считали себя наместниками Бога на земле, а людей своими рабами, и ставили цель, как правдами и неправдами прославить себя, как заиметь побольше земель, богатства и рабов, пусть даже проливая реками кровь народную.  Царям было не до народа. А, тем более царям больным, таким, как Иван IV, Петр I. Далеки были от народа и Маркс, и Ленин: всё-таки они росли среди благополучия и роскоши. И вообще наш отец, видимо, информированный в процессе политзанятий в армии, считал, что и Лениным, и Богданом Хмельницким, и многими другими революционерами и повстанцами, двигало чувство мести. Поэтому они поднимали людей на борьбу с существующим строем, а люди шли к ним тоже, чтобы отомстить, чтобы что-то получить, чего-то добиться в жизни за счет других. «Такие люди. Человека тяжело понять. Человек не всегда искренен» – говорил наш отец. Как говорится, человеку мешают быть самим собой правила этикета и уголовный кодекс. Это уж что кому ближе. Теперь соглашаюсь с нашим отцом: «Папа, ты был прав!». И это правда. Еще в училище, я убеждался, что так называемая «советская элита» своих родственников «вела», устраивала на лучшие должности, создавала все условия для скорейшего продвижения по карьерной лестнице. А возьмем наше время - время девяностых и двухтысячных годов. Чем богатые люди нашего времени отличаются от людей, времен более ранних? От тех тиранов и деспотов, о которых нам рассказывали в своих произведениях древние летописцы, историки, писатели и поэты Радищев, Фонвизин, Салтыков-Щедрин, Добролюбов, Белинский, Герцен, Пушкин, Лермонтов, Некрасов и другие прогрессивные писатели и мыслители? Наверное, ничем, если не стали хуже.
           Ну ладно, наш современник Ельцин, говорил, что его отца раскулачивали. Пусть он ненавидел советский строй, ненавидел с самого детства.  Учился, рос, дорос до самого Политбюро, затаив ненависть, а, когда увидел возможность свергнуть ненавистный строй, используя сложившуюся ситуацию и поддержку США, то не преминул это сделать. Тем более что по природе своей Ельцин был разрушитель. И скорее всего он, затаив ненависть, мстил Горбачёву, Политбюро из зависти и за унижения, которым он подвергался на заседаниях, когда его упрекали: "Борис, ты неправ!". Ладно, допустим: Ельцин далек был от народа, в то время – ненавистного советского народа.  Но, ведь очень многие современные российские политики, чиновники, депутаты и, так называемые, олигархи воспитывались в духе коммунизма. Например, и Горбачев, и Медведев, и Путин, и Абрамович, и Чубайс, и Березовский, и Потанин, и Прохоров, и Дерипаска, и все остальные росли и воспитывались в советских семьях, учились в советских школах. Они были пионерами, комсомольцами, советскими интеллигентами, росли советскими людьми. Наверное, большинство из них были истыми коммунистами. Они наверняка, как и все почти советские люди, тоже мечтали о времени, когда все люди будут жить при коммунизме, будут жить счастливо. Как и все советские школьники, студенты, служащие они рассуждали на семинарах по марксизму-ленинизму о счастливом будущем для всех людей, писали сочинения, изучали марксизм-ленинизм, сдавали зачеты и экзамены. Можно понять, что они разочаровались в социализме, но откуда же у них «фетишизация личного богатства», неодолимое желание стать "господами", жажда к личному обогащению и обездоливанию других? Они разбогатели «за одну ночь». И приняли это как должное, прекрасно зная, что это неправильно, несправедливо по отношению к народу.  Но они же сами из народа! Они же воспитывались на принципах равенства и братства! Их же воспитывали и учили, как делать страну и народ счастливыми! Как они могли забыть за одну ночь о том, чему их учили годами - о нуждах людских?  А они забыли.  Народ, у которого отняли все, живет в нищете, люди вымирают, из людей делают рабов. Люди спиваются от безысходности, ... А разбогатевшие, облагодетельствованные, отгородились от людей заборами, вооруженной охраной и мигалками, жируют, не вникая в нужды народные, недоплачивая пенсии, заработные платы, еще больше богатея на росте цен на лекарства, на тарифы ЖКХ, на товары первой необходимости ...   Как ни странно, они находят деньги на забавы, на яхты, на спортивные клубы и команды, на дома и коттеджи, на высокооплачиваемых тренеров, на миллиардные долларовые компенсации из бюджета «потерпевшим убытки» миллиардерам, не задумываясь, что деньги эти – это деньги налогоплательщиков ...  А на достойные пенсии и зарплаты, на медицину и культуру денег у них нет. Они «кормят», и «кормят» людей обещаниями и декларациями, тасуют законы, как гадальные карты, а жизнь людей все хуже и хуже ...  А две, так называемые, "Чеченские" войны? Кто слышал о Чечне, о генерале Дудаеве до 1989 года? Люди мирно работали, генерал Дудаев командовал в Прибалтике авиационной дивизией, никто и не думал, что развалится страна, что появятся "господа", народные богатства будут беззастенчиво делиться, что внутри страны будут развязываться безжалостные войны. Говорят же: "Кому война, а кому - мать родна!". Только "мать родна" - для ничтожного меньшинства. А большинство людей от войн страдает. К сожалению, без войн людям не обойтись. Войны были, есть и будут. Это следует также из учения Ч.Дарвина об эволюционном развитии человека. В природе так устроено, что "правит" более сильный, который метит (межует) «свою» территорию, на которой властвует. И всегда завоеватели уничтожали и порабощали завоеванный народ. Как говорится, все им нравилось на завоеванных землях, кроме проживавших там людей. В современном человеческом обществе - более сильный политик. А политика - это грязное дело, это веролоиство, враньё, жестокость, ..., борьба за власть, за верховенство личности, нации. И за такое "верховенство", базируясь на национализме, идёт непрерывная борьба. И, значит, без этой борьбы, без войн, человечеству не обойтись, какой бы цены, сколько бы человеческих жизней это ни стоило. Ведь те что "дерутся" за верховенство - политики - они "за ценой не постоят", тем более что они и их родственники почти всегда остаются невредимы...  А память человеческая об ужасах войн, о смертях и увечьях в войнах умирает быстро. Это в древние времена полководцы и цари, как Александр Македонский, древнегреческий царь Леонид, с мечом в руке шли впереди своих воинов. А более поздние правители научились «воевать» из дворцов, в крайнем случае из шатров …  И их современники, и будущие поколения не упрекают их. Читаем, например, о взятии Смоленска в 1609 году польским королём Сигизмундом III. Смоляне бились тогда на улицах, во дворах, в храмах, … Но, видя преимущество наступавших, не видя возможности отстоять свободу и, чтобы не попасть в плен, около 3000 человек вместе с детьми и жёнами заперлись в Успенском соборе, куда были снесены драгоценности, имущество и порох, они подожгли порох и взорвали себя, и взлетели на воздух с жёнами и детьми, не сдавшись неприятелю. А их начальник воевода их М.Б.Шеин не остался в соборе, и сдался в плен полякам вместе со своей семьёй – женой и детьми. Но для современников и историков он остался «мужественным и благородным» воином, ибо сдаваться в плен, а тем более бежать с поля боя, не имеют права только рядовые воины, а высоким и высочайшим особам можно и струсить. И никто их не осудит за трусость… И это один только пример «мужества» высоких и высочайших особ. А сколько всего их, таких примеров? Кстати, судьбы полонённых царей и их семей с древних времён решали только цари, которым они сдались в плен.  Древние историки рассказывают, что Александр Македонский жестоко наказал двоюродного брата персидского царя Дария Бесса, предательством пленившего и убившего его, за то, что тот убил царя, не имея на то права, ибо по тогдашним законам войны побеждённый царь, его семья и всё принадлежавшее ему переходило в собственность царю-победителю, который один мог решать их судьбы.
Другими словами: "Кесарю Кесарево".
        Такие настроения народа…  Говорят, историки, что царя Павла I не любили современники за то, что он боролся с коррупцией и старался улучшить жизнь крепостных, издавал указы о наказаниях чиновников, сажал взяточников в тюрьмы, проявлял заботу о крепостных крестьянах, издавал указы о занятости крестьян в хозяйствах своих бар не более трёх дней в неделю, о запрете при продаже крепостных разрывать их семьи, … И за это его не любили. А вот, говорят, если бы он воевал и загубил несколько сот тысяч народу в войне, то его бы любили, чествовали и лелеяли. А так его убили ….   Выходит, люди любят воевать, любят, чтобы правители гнали их на убой? 
         Перед каждой новой войной у людей возникают чувства национализма, силы, патриотизма, непобедимости, ...  Чувство национализма, подобно раковым клеткам, имеется у всех людей, его необходимо своевременно разжечь. Ведь и раковые клетки развиваются не у всех людей: пока иммунитет сильный, организм уничтожает их. Большинству людей свойственно копировать поведение своего правителя, несмотря на предостережения Библейской заповеди: «Не сотвори себе кумира!». С критическим складом ума людей очень мало. Люди нарушают все библейские заповеди, так как живёт в человеке зависть, корысть, жажда неуёмного потребления, национализм, ненависть и ложь ...  Говорят же: «Миром правит Сатана, соблазнивший Еву!».
          Хотя бывает и так, как в Первую Мировую, что никто не победил, несмотря на необычайный патриотизм и национализм воюющих сторон, и все участники войны прошли через поражение, людские и территориальные потери, ...  А перед войной все (Австро-Венгрия, Германия, Россия, ...) были уверены в своей непобедимости... 
         Еще весной 1841 года русский поэт М.Ю. Лермонтов писал:
                «Прощай, немытая Россия,
                Страна рабов, страна господ,
                И вы, мундиры голубые,
                И ты, покорный им народ»
         Неужели удел самой богатой страны мира быть страной рабов? Неужели большинство народа России не достойно лучшей доли? Неужели обогатившейся обманным путём за счёт большинства народа кучке людей не стыдно за свою страну? И почему относительно небольшая кучка людей решает судьбы миллионов россиян, и даже посягает на решение судеб других стран? Как правило, не задумываясь об ущербе для своего народа, для своей страны. Ведь главное - личный рейтинг!
        Кстати, о справедливости, об отношении к своим избирателям, к своему народу, о том, как у нас дают жить своему народу, о налогах, о пенсиях - о ещё одних показателях отношения к своему народу. Когда-то, давным-давно, вожди (князья, короли, цари, ...) считали, что земли, которые они завоевали кровью своих народов, принадлежат лично им, и только им, и только они могут распоряжаться этими "своими" землями и раздаривать, и раздавать их, и народ живет на ИХ собственности, на ИХ землях, а за это они с народа требовали плату, которая со временем стала называться налогом. Но ведь в наше время нет подобных единоличных собственников страны и народа - царей, а налоги за землю, за строения, ... остались и даже выросли, ... То есть, как было при тиранах, так и осталось при "демократах". И, если бы эти налоги шли на общее благо, то было бы еще терпимо, но ведь они идут чиновникам, которые распоряжаются ими по своему усмотрению, а в основном в целях личной наживы. О нищенских пенсиях для народа и говорить сдыдно.  На пенсии с людей берут налоги постоянно, но также постоянно деньги из пенсионного фонда пропадают, а чтобв глаза народу "замылить" придумали выдавать из пенсионного фонда, так называемый, материнский капитал, который к налогам не имеет абсолютно никакого отношения. Такая вот история с заботой о народе. 
         Неужели верен довольно эмоциональный вывод: «В этой стране закона не было, нет, и не будет!»? 
          Неужели у людей так и не будет возможностей влиять на своё государство? Вопросы, вопросы ...
         Не привыкли наши власти уважать, любить, ценить и беречь свой народ (всё те же ложь, жажда власти и неуёмного потребления, высокомерие, зависть, корысть, ...). Даже элементарной человеческой жалости к людям не было, и нет. В незабываемые девяностые многие (и наша семья, в том числе) потеряли работу, сбережения, и никому до этого дела никакого не было и нет. Беззащитен наш народ перед властью. Идёт обман, зомбирование и грабёж народа и страны, растёт неграмотность народа. Ведь неграмотными и нищими, потерявшими разум от невозможности свести концы с концами проще управлять: они не протестуют. Не любит наша власть своих людей, не бережёт. Как-то я читал, что командующий американской армией Эйзенхауэр после взятия Берлина в 1945 году, встретился с Маршалом Советского Союза Г.К.Жуковым, руководившим операцией по взятию Берлина, и заметил ему, узнав о громадных потерях Советских войск в этой операции: «Много людей потеряли. Можно было бы взять Берлин с меньшими потерями». На что Г.К.Жуков, якобы, ответил: «Ничего, русские бабы новых нарожают».  Конечно, Маршал Советского Союза Г.К.Жуков – великий полководец! Но, что сказать в данном случае? Нет слов! Невозможно более точно, более чётко, более искренне выразить такое вот «государственное» отношение к своему народу – победителю и спасителю.  Кстати, когда-то мне рассказывал дядя Федор Марцынюк, что американцы на войне воюют больше техникой, а людей жалеют, людей берегут. Впоследствии, читая различную литературу, я не раз убеждался в правдивости дядиных слов. 
        «В Россию надо верить!» заклинает Ф. Тютчев. А здесь уже выступает другая Россия – большая Россия, народ ее, который терпеливо сносит все козни Кремля (Сатаны), трудится, выживает, мечтает о великом будущем для своего Отечества, вырывает его, жертвуя себя миллионами, из пучин лихолетья. В истории России тому очень много примеров, начиная героями былинными и заканчивая героями Великой Отечественной войны и временами нынешними. Именно у этой России - особенная стать! Это мудрость и честность народа, его долготерпение, выносливость, самоотверженность, любовь к своему Отечеству. Именно в эту Россию надо верить!
      Конечно, энергию народа надо умело направлять в нужном направлении. А это уже роль государства.  «Государство – давал определение Аристотель – это группа людей, призванная защищать людей и территорию, на которой они проживают». 
Как когда-то, ещё при царе, говорил В.Г.Белинский: "Ей (России) нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое их выполнение. А вместо этого она представляет собою ужасное зрелище ... страны, где нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей" ...
И так у нас ничего и не меняется, ... Так было ещё в древности, и так и продолжается жизнь народа без чувства человеческого достоинства, уважения, справедливости и гарантий для личности, ... Стало всё как ещё в 1876 году великий поэт Н.А.Некрасов в поэме "Современники" сказал:
"... Грош у новейших господ
Выше стыда и закона;
Нынче тоскует лишь тот,
Кто не украл миллиона.
..."
Как говорил советский ученый, философ, логик, социолог, писатель Александр Зиновьев (1922 - 2006 г.г.): "Наши "великие" реформаторы, стоящие у руля, свергнув старую систему, принялись лепить новую, плохо понимая, что такое экономика развитых стран. Работали по западной методичке. И родилось социальное нечто ... На Западе таких явлений как «олигархи» не было и нет. У них капитализм складывался поэтапно, эволюционно. В России же никаких предпосылок для этого не было. Страну отдали на разграбление. И то, что у нас называют капитализмом, есть результат не производственной деятельности, а грабежа. Грабежа группой лиц того, что им не принадлежало. Это мародерство. Власть в стране захватили мародёры. Систему власти в стране захватили политические мародёры, сферу экономики — экономические мародёры, сферу идеологии — идеологические мародёры. И ошибочно ждать от этих людей дел, направленных на пользу стране, народу. Они думают только о себе, как побольше урвать..."
   23.02.2008 г.               
 
               
               
                ***