Галя и Эля

                1.

Я прислушался – из комнаты родителей не доносилось даже шороха.
- Заснули, – подумал я и засмеялся.
Путь на улицу был свободен.

Быстро одевшись, я выскочил на веранду.
В квартире скрипнула дверь. Отец встал. Я сразу же почувствовал тоску.
Отец продолжал следить за мной
- До самого последнего дня, до самого последнего часа! – пронеслось в голове.

Мне было шестнадцать лет.
В последний раз сегодня я ночую под родительской кровлей.
Завтра я сяду в вагон, и поезд увезёт меня в Сталинабад, в новую неизвестную жизнь.

Я осторожно спустился по ступенькам с веранды в сад. Всмотрелся в темноту.
Далеко за углом мелькнула тень.
- Это Галя, – понял я, – вышла всё-таки, чтобы попрощаться.
С Галей мы знакомы всего три дня.
Она на год младше меня, но все, кто впервые видит её, думают, что она – взрослая женщина.

Галя – высокая, полная, с округлыми формами. Только лицо у неё по-детски припухлое.
Но кто же среди ночи будет вглядываться в лицо?
Неделю назад Галя приехала с Украины к тётке. Мы столкнулись случайно у большого арыка,
где местные женщины обычно полощут бельё.
Галя стояла на берегу, потом наклонилась и стала что-то вылавливать из воды, скорее всего вещь,
случайно унесённую водой из верхних посёлков.
Течение в арыке было быстрым, и он часто приносил самые неожиданные вещи.
Однажды я выловил ящик с плотницкими инструментами.

Вот и Галя что-то увидела.
Она низко наклонилась, широко расставив полные ноги, и я увидел голубые рейтузы, нагло обнажавшие
неведомый мне девичий секрет. Я кашлянул. Галя испуганно выпрямилась и покраснела.
- Что вы увидели в арыке? – поинтересовался я.
Всё ещё смущённая, девочка ответила не сразу:
- Там была блестящая коробочка. Жаль, я её не достала.
- Не жалейте, – сказал я Гале, – не достали, значит, это не для вас.
Она засмеялась. У ней был хороший искрений смех. Мы разговорились.
Потом начали встречаться.

Галя знала, что утром я уезжаю.
- Пришла проститься, – подумал я, и на сердце стало тепло.
Я двинулся туда, где промелькнула её тень.
Сзади послышались осторожные шаги. Отец крался за мной. Я не удивился, был к этому готов.

Минувшим днём отец подошёл ко мне и прямо спросил:
- Что это у тебя за девица объявилась?
- Недавно познакомился, – небрежно ответил я.
Отец вскипел:
- Ты уезжаешь. Нечего морочить девочке голову.

Мой строгий родитель всегда смотрел на меня с подозрением.
Я был в его глазах обыкновенным шалопаем, пустым и несерьёзным.
Такое мнение обо мне сложилось у отца из-за моего увлечения поэзией, которую он терпеть не мог.
По его мнению, поэты – это абсолютно безнравственные и непредсказуемые люди.

- Я не позволю тебе встречаться с этой девочкой! – угрожающе произнёс отец.
- Почему?
- Ты уедешь, а мы потом расхлёбывай!
Очевидно, мой бедный отец думал, что я на прощание сделаю Гале ребёнка или что-либо подобное.

Галя ждала меня у кустов акации.
Я схватил её за руку и увлёк в глубь зарослей.
- Тише! – шепнул я. – За нами следят.
- Кто? – испуганно спросила Галя.
- Мой отец.
- Ваш отец? – удивилась Галя. – Но зачем?
- Он боится, чтобы мы не наделали глупостей.
- Каких глупостей? – Галя глядела на меня детскими наивными глазами.
- Это уже неважно, – сказал я и поцеловал её.

Она тут же ответила. Неуклюже обхватив меня руками, она стала осыпать моё лицо поцелуями.
При этом бедная девочка пыхтела, как паровоз.
Было понятно, что она целовалась по-взрослому впервые в жизни и очень тревожилась,
не доставляет ли мне каких-либо неприятностей.
Я погладил Галю по голове.

В это время кусты раздвинулись, и появился отец.
Он торопился, выслеживая меня, и прерывисто дышал.
На отце были брюки без ремня и голубая вязаная майка.
Волосы у него растрепались, лицо было красное, возбуждённое.
- Вот вы где! – произнёс отец и замолчал, не зная, что говорить дальше.
Галя вскрикнула и отпрянула от меня.
Я рассердился.
- Как не стыдно! – сказал я отцу.
- Это тебе должно быть стыдно! Зачем обижаешь девочку.

Неожиданно Галя выступила вперёд и громко сказала:
- Он меня вовсе не обижает. Он хороший. Я его ждать буду!
- Ну-ну! – смешался отец и ушёл, бросив на ходу:
- Поезд уходит рано. Имей совесть.

Минуты две мы не шевелились.
Потом Галя обхватила меня руками и заплакала.
- Вы уедете, – причитала она, – вы уедете. А как же я? Что будет со мной?
Я ощутил на руках, на лице её слёзы.
Галя шептала, дыша мне прямо в ухо:
- Вы не можете меня оставить. Ведь мы целовались.
Мне было неловко.
               
                2.

Поезд был проходящий, из Андижана. Стоянка – всего три минуты.
Я едва успел закинуть чемодан на верхнюю полку, как за окном замелькал знакомые,
но неожиданно ставшие чужими холмы.
Едем! Едем! В новую жизнь, в неизвестность.

Вспомнилась Галя. Позднее, неловкое прощание.
- Вы пришлёте письмо?
Не знаю! Теперь уже точно – не знаю.
Знакомые холмы сменились незнакомыми. Потом замелькали хлопковые поля.

Я посмотрел вниз. За столиком сидела девушка и смотрела в окно.
Она была маленькая, худенькая, беленькая, с бантиком.
Девушка поймала мой взгляд и улыбнулась.
- Поступать? – спросила она.
- Поступать.
- Куда?
- В университет.
- А я – в медицинский.
И добавила:
- Меня зовут Эля.
Я назвал своё имя.
Больше говорить было не о чем. Я снова стал смотреть в окно.

Неожиданно поезд затормозил, будто споткнулся.
- Приехали! – невесело бросил кто-то из пассажиров
Все неодобрительно загудели, пассажиры стали спрыгивать с верхних полок, столпились в тамбуре.
- Станция Урсатьевская, – усмехнулся пожилой дядька, как видно, из породы всезнаек.
- Ну и что? – не понял я.
- А то, что наш вагон отцепят и загонят в тупик. Будем ждать сталинабадского поезда.
- И долго?
- Долго. Часов восемнадцать.

Надо же! Никто не предупреждал о такой неприятности.
Я спустился вниз и стал тоскливо смотреть в окно.
Вагон уже подцепили к маневровому паровозу и отгоняли на дальний путь.
Через полчаса вагон опустел. Пассажиры разбрелись, кто куда.
Остались лишь старый узбек да мы с Элей.

Узбек что-то долго бормотал, потом достал маленький круглый дутар и, перебирая струны,
запел что-то тягучее, заунывное. Я плохо понимал, о чём он поёт. Казалось, что ни о чём.
Просто голос неторопливо двигался за взглядом, а взгляд останавливался на степном пейзаже за окном,
на колючей траве, на орлах, сидящих на линии электропередач, на вагончиках, круто взбегавшим по рельсам вверх.
После каждого куплета старик выкрикивал:
- Привет вам из Хорезма! Привет вам из Хорезма!
Эля сказала:
- Может, пройдёмся.

Мы выпрыгнули из вагона и двинулись вдоль дорожного полотна.
По рельсам, по шпалам сновали маленькие юркие ящерицы. Припекало солнце.
Далеко идти не хотелось.
Эля спросила снова:
- Может, вернёмся?

Мы спрятались от горячих лучей в темноте вагона.
Разговаривать не хотелось. Ожидание утомило. Минуты ползли медленно.
Эля посмотрела на меня и громко рассмеялась.
- Ты чего?
- Какой ты скучный! – продолжала смеяться моя попутчица.
- Нисколько я нескучный!
- Скучный! Скучный! Скажи, ты всегда такой с девочками?
Я промолчал.
Эля продолжала игру, которая, видно, начала её забавлять.
- А ты когда-нибудь целовался?
Я вспомнил отца и его нелепую слежку.
Видел бы он меня сейчас наедине с незнакомой девочкой!
Да ещё за такой фривольной беседой.
- Спорим, что тебе слабо поцеловать меня, – продолжала настаивать Эля, –
ты, наверно, из породы маменькиных сыночков? Ну же, смелее!
Я встал и вышел в тамбур.
- Дурак! – сказала мне вдогонку Эля.
Лицо у неё стало злым и неприветливым.

Начали возвращаться пассажиры.
Я залез на верхнюю полку и неожиданно уснул.
Мне приснились Галя и Эля. Они схватили меня за руки и тянули, каждая на себя.
Стучали колёса. Почему – колёса?
- А поезд то идёт – неожиданно сообразил я.
Пока я спал, наш вагон прицепили к тридцать третьему скорому, шедшему из Москвы в Сталинабад.

Я ехал в новую жизнь. Я сочинял стихи:

Ровно в полночь выдохся состав,
Закричал пронзительно, устав,
Загасил едва мерцавший свет,
Будто попросился отдохнуть.
Это было – молодой поэт
Начинал свой первый в жизни путь.
Первый путь, и значит, первый стих,
Первый стих, рождённый на двоих,
Первый стих, заброшенный в траву,
Да ещё пригоршня ржавых звёзд,
Сорванная тут же, наяву,
Да ещё...
Да в чём ещё – вопрос?

Ни Гали, ни Эли я в жизни больше не встречал.
Они незримо отстали от вагона во время пути.
Они просто сопроводили меня в новую жизнь. И, наверное, благословили.
               
                Р.Маргулис