Совет семерых

 совет семерых

    Желание довести дело до конца терзало его сознание без остановки. Он провел здесь достаточно времени, чтобы привыкнуть к этому миру и он увидел здесь достаточно для того, чтобы его разум уже не кричал от того, что он видит. Последние несколько дней он ничего не делал, лишь часами напролет сидел на пороге заброшенного, но уцелевшего деревянного дома. Задуманное могло закончиться для него плохо, и уж точно ему предстоит нести ответ перед Советом после возвращения… Скоро он вернется домой.  Пробегающая мимо собака остановилась напротив него метрах в пяти, принюхалась, лениво мотнула хвостом и побежала дальше по своим делам, не почуяв от него ни опасности, ни какого-либо запаха чего-то съедобного. Да, ему тоже пора уже было заняться делом...  Чем дольше думаешь, тем хуже будет результат — так говорил Карпов, - вспомнил Артемий. Он расстегнул карман на рукаве и достал прибор связи... Платон ответил сразу.
   - Рад тебя слышать!.. - в интонации голоса Платона была и радость и настороженность - «какое еще испытание для себя он придумал?!.».
   - Плат, я хочу восстановить контроль на время.
   - Ты знаешь о возможных последствиях. И если ты об этом просишь, значит тебе очень надо... Так ведь?
   - Так. И ещё я хочу, чтобы ты сразу кое-что для меня сделал...
   - Что ты опять такое придумал? - так и знал  Платон.
   - Ничего особенного, просто перебросишь меня в точку.
   - Хорошо, я переброшу тебя туда, куда скажешь, только объясни мне — что ты задумал?
    Артемий принялся объяснять.
    Как-то изменить судьбу этого мира он не мог. Это было очевидно, но он несколько раз мог бы изменить судьбу отдельных людей, которые неплохо к нему относились. Которых он мог бы считать своими друзьями. А один человек так просто погиб из-за него, там, в разрушенном городе. Он мог бы предупредить бойцов сопротивления о ядерной бомбардировке их позиций... и ничего в конечном итоге этим не изменить.
    Он видел, что  и с той и с другой стороны были люди с высоким уровнем мышления, но, несмотря на это, люди убивали друг друга. И он решился на последний эксперимент: собрать субстанции разума погибших  с обеих воюющих сторон и заставить их хоть сейчас говорить  на языке разума, а не бомб и снарядов.
    Капитан Полянски, подполковник Селиванов, майор Пит, генерал Манфред, комиссар Северов, Монах и Ванька. Семь душ погибших людей. Что они скажут друг другу? Такого ещё никто никогда не делал... И это было... Это было безусловным нарушением Закона. Но это было последнее, что мог сделать он здесь. Это было вмешательством, но это было неизбежным финалом всего этого безумного дела. Человеческие души не отягощены бременем бытия, но они всё помнят... и они такие же разные, какими разными были люди.
    Сделать это было непросто и чисто технически. И опять же рискованно, потому что канал придется держать в режиме жесткого контроля неизвестно сколько времени. Смогут ли они вообще о чем-либо «поговорить»? Ведь для субстанций разума не существует понятия здесь и сейчас, поэтому, зафиксировав их частоты придется создавать модели их образов и уже их вбрасывать в какую-то определенную точку, находящуюся вне пространственно-временных потоков.
    Артемий на время поисков думал остаться в убежище Монаха — в нем было более менее безопасно. Во время проведения эксперимента Артемий будет полностью уязвим, точнее его физическое тело. Он не сможет отслеживать приближение к нему кого-либо, и Платон тоже не сможет -  у него работы будет ещё больше. Охранять его будет некому... И тут ему в голову пришла мысль — что, если прибегнуть к помощи Охотника и воспользоваться его убежищем. Ведь только он может контролировать все пространство вокруг. Артемий знал, что   Охотник обязательно согласится помочь ему.
    Платон перебросил его в нужную точку пространства-времени. Конечно же он понимал, что то, что задумал Артемий — это вмешательство, но... конечно же он не мог не помочь своему другу... Платон при подготовке к этому эксперименту не мог воспользоваться помощью техников и ученых-специалистов. Это было бы аморально с его стороны — вовлекать людей в свою авантюру. Но он косвенным образом все-таки получил кое-какие консультации по поводу предстоящего дела и эти данные помогли ему подготовиться к эксперименту должным образом. Теперь им с Артемием придется отвечать вместе за содеянное.
   «Ну, давай же, заметь меня...»  - Артемий надеялся, что Охотник где-то поблизости и сразу заметит знакомый образ. Так оно и вышло. Тот почувствовал присутствие одного человека минутах в пяти-шести от себя. Человек направлялся к нему.
Никогда не говори «никогда», незнакомец... - Охотник обратился первым.
   - Здравствуй, Охотник. Я хочу попросить тебя о помощи. - Сразу после этих слов Артемий почувствовал, как Охотник прощупывает его мысли. Он не стал сопротивляться. Так было все проще и быстрее.
   - Ты понимаешь, что я задумал?
   - В общих чертах, да... Я не могу не помочь тебе. Это дело не принесет никакой пользы нашему миру, но в нем есть смысл... В отличие от того, что делаем здесь мы.
   - Тогда может отправимся в твой винный погреб?
    Охотник опять внимательно посмотрел на Артемия. Тот факт, что ученый так спешил, говорил о крайней необходимости, поэтому Охотник решил не задавать сейчас лишних вопросов, а если и задавать, то  по дороге на место. 
   - Да, он подойдет лучше других убежищ. Сверху его абсолютно не заметно, а по земле я буду смотреть. Пошли.
   Охотник шел впереди и временами на несколько секунд останавливался. Эта привычка была у него уже на уровне рефлекса.
   - Расскажите мне о себе. Ну, то есть я имею ввиду — расскажите чем вы занимаетесь у себя?
   - Я археолог. Старая добрая  профессия, которая никогда не исчезнет.
    Охотник помолчал и сказал:
   - Я пытаюсь представить себе, какой будет жизнь через 4000 лет...
   - Не надо, не пытайтесь, все-равно она будет не такой, какой вы её себе сейчас придумаете...
   - Важно то, что она хотя бы будет... Когда я смотрю на все это, мне кажется, что скоро не будет никого и ничего на земле.
   - Вы почти правы. Вы действительно уничтожите друг друга почти полностью.
   - Почти полностью? Значит, мы не проиграем... - с ухмылкой сказал Охотник, поправляя свою тяжеленную винтовку за плечом.
   - И тут вы почти правы, победителей не будет.
   - Безумие и не может закончиться победой... Послушайте, но вы ведь можете сказать, когда эта война кончится для меня лично?
   - Могу, но... Вам не нужно знать этого, поверьте мне.
   - По крайней мере, успею помочь вам в вашем деле. - Охотник остановился и замер на месте. Он увидел цель.
    Артемий своими средствами тоже заметил вертолет.
   - Вы хотите его сбить? - задал он неуместный вопрос.
   - Других вариантов нет. - Охотник уже готовил винтовку к бою. Его чувство уже подсказало ему, откуда летит вертолет.
   - Идет на высоте метров двести и, если не изменит курс, то пролетит примерно в полукилометре от нас. - вслух сказал Охотник уже вскидывая винтовку.
    Артемий смотрел, как он медленно вел снайперской винтовкой вслед за вертолетом. Его пилоты и пассажиры даже и не подозревали, что сейчас для них время жизни стремительно начнет приближаться к нулю. Охотник стоял, оперевшись на одно колено и на ствол дерева для большей устойчивости. Выстрел! Через секунду ещё один. Казалось, с вертолетом ничего не произошло, но в кабине у летчиков уже тревожно загудел зуммер потери давления в топливной системе, как основной так и вспомогательной. Охотник быстро поменял обойму в винтовке и выстрелил ещё два раза. Сейчас уже было и видно и слышно, что вертолет теряет управление и двигатель у него вот-вот заглохнет. Охотник выстрелил ещё раз. За уже падающим вертолетом потянулся дым с проблесками пламени. Шума двигателя уже не было слышно, лишь лопасти ещё лениво продолжали крутиться от набегающего потока воздуха.
    Вертолет рухнул, прогремев взрывом топливных баков.
   - Никто не выжил... Можно не проверять. - Охотник сказал это деловито  вытаскивая блокнот из нагрудного кармана, чтобы поставить там очередную отметку. - И не говорите мне, что это варварство...
   - Н-да, это всего лишь война... - сказал Артемий, глядя на клубы дыма.
    Охотник опять прислушался, потом закинул на плечо винтовку и сказал:
   - Никого. Пошли.
    Дальше по пути они останавливались ещё один раз, но охотник принял решение не отвлекаться на нескольких натовцев, так как те были далеко и двигались не в их сторону.
   - Ну, вот мое «пьяное жилище»! Проходи, - он отодвинул плиту, закрывающую вход в подвал.
    Артемий спустился и осмотрелся. Тихо и прохладно — можно работать.
  - Ну, я пошел наружу... Удачи!.. - сказал Охотник и Артемий кивнул ему в ответ. Они попрощались во второй раз, и теперь уже точно в последний.

 ...Ванька, несчастный Ванька, очутившись среди других душ, сначала немного оробел, не понимая, что происходит. Хотя и другие чувствовали себя не многим более уверенно.
    Семь субстанций разума, не обремененные телами их физических носителей вступили в немой разговор, если можно так выразиться.
   - Вы действительно умерли от обыкновенного инсульта? - капитан Полянски не мог не задать этого вопроса, хотя прекрасно знал ответ, подполковнику Селиванову.
   - Война не дотянулась до меня бомбами и пулями, но судьба избавила от необходимости мстить и убивать неизвестно сколько ещё времени.
   - И меня тоже... - подал голос генерал Манфред.
   - Вас предали свои же... Да, это обидно... И поучительно. - Негромко проговорил Селиванов.
   - Похоже, нас всех это касается. - Сказал майор Пит.
   - Кроме него... - Монах показал на Ваньку, молча наблюдавшего за разговором.
   - Если бы я был живым человеком, я бы сказал сейчас что-то вроде «...на войне как на войне... он умер как солдат — с оружием в руках, защищая свою землю», но... - генерал говорил, не обращаясь ни к кому, просто бормоча совсем по-стариковски что-то про себя, но Монах его услышал и сразу отреагировал:
   - Но вы вынуждены сейчас замолчать, потому что теперь понимаете всю патологичность морали живых людей.
   - Интересно, какую цель преследовал тот, кто собрал нас здесь вместе? - этот вопрос мог бы задать любой из собравшихся, но задал американец.
   - Чтобы мы поговорили, наконец, как разумные существа, как... люди! - вступил в разговор комиссар Северов.
   - А вы погибли в рукопашной...
   - Не совсем так... Мне выстрелили в спину во время рукопашной. Хотя... какая разница...
   - Майор, а что поняли вы из своей смерти? - спросил Монах.
   - Тот, кто ищет её — обязательно найдет, но совсем не там, где ожидает...
   - И всё? Это — всё?! - раздались голоса.
   - Всё остальное я понял ещё незадолго до неё... пока смотрел на неё через разбитое стекло своего шлема...
   - Значит, вы все-таки успели стать человеком!..
   - Генерал, а почему вы не выполнили приказ командования? Неужели вы не понимали, что ваш корпус погибнет в таком случае?
   - Представьте себе — нет! Я искренне надеялся сохранить жизни своим солдатам. - Возмутилась душа генерала.
   - А не своим?..
    Генерал помолчал и ответил:
   - Я был рабом своего положения, а у раба есть только один выход стать истинно свободным...
   - И вы намеренно обрели её, погибнув, управляя обезоруженным танком. - Сказал поляк.
   - Капитан, вы ведь тоже положили вверенные вам подразделения... - напомнил Селиванов былые события.
   - Да, вашими усилиями... И в моем случае это стало следствием как раз строгого исполнения приказа. - В словах поляка не слышалось укора, лишь промелькнула в интонации еле заметная тень досады.
   - Вы все говорите не о том! - раздался негромкий голос Ваньки, - вы все говорите про войну, которую вы вели, про себя самих на этой войне, но не говорите, зачем она была нужна?
   - Не говорим, потому что не знаем, малыш, зачем она нужна была... - выразил общее мнение генерал.
   - Но ведь вы же знали, когда шли воевать!? Или вы шли как безвольные овцы?
    Молчание...
   - Я здесь единственный, кто не брал в руки оружие. Я столько раздумывал над всем этим будучи живым человеком...
   - Но вы умерли от рака мозга, который был спровоцирован глубочайшими переживаниями.
   - Я умер от безысходности, потому что совершенно потерял веру в человечество и в его разумность.
   - Да, там трудно было не потерять... - душа Селиванова покивала несуществующей головой.
   - В самом человеческом мышлении заложена склонность к насилию, агрессивность. За редкими исключениями. - Душа генерала продолжала  бормотать.
   - И всё же, агрессивность агрессивности рознь... - возразил Селиванов.
   - Что вы имеете виду?
   - Вы агрессивно уничтожили нашу страну, а мы не менее агрессивно начали обороняться. Не станете же вы теперь говорить, что развязанная вами война была обоснована только вашей агрессивностью? Ведь понятно же, мотивация у вас была совершенно осмысленная.
   - Мне, то есть, нам... - генерал посмотрел на американца и поляка, - нечего вам возразить, но заметьте, здесь нет тех, кто эту войну развязал.
   - Потому что они ещё пока живы.
   - Пять душ военных на время замолчали, лишь ванька с Монахом негромко друг с другом переговаривались.
   -… я не мог не мстить им, - говорил Ванька, - ведь вы же понимаете...
   - Понимаю, сынок, но месть — это зло, а зло может породить только другое зло.
   - Пусть так, но моё зло было правильным злом, и оно было направлено против моих врагов во имя спасения добра.
    Душа монаха улыбнулась в ответ на такую железную логику мальчишеской души.
   - Будучи людьми мы бы уже перестреляли давно друг друга, а теперь вот не знаем, о чем говорить. - Прервал тишину военных поляк.
   - Наверное потому, что все ясно.
   - Пусть мне кто-нибудь объяснит, если всем все ясно, есть ли у человеческого мышления шанс развиться когда-нибудь до такой степени, чтобы его решения не основывались на явном или скрытом желании получить выгоду? Даже монахи-отшельники, запечатывая себя в своих скитах, делают это для того, чтобы в дальнейшем получить воздаяние. Выгода — вот причина всех бед. Многоголовая гидра. Если бы нашему Западному миру было невыгодно начинать эту войну...
   - То она началась бы по какой-нибудь другой причине, потому что причина всё-равно нашлась бы, - прервал поляка генерал, - пусть на десять лет позже и с каким -нибудь другим раскладом, но началась бы. Мы просто закодированы на самоуничтожение на данном этапе нашего развития.
   - Что ж … Выходит, тот, кто нас здесь собрал, ничего не добился? Ведь он наверняка хотел, чтобы мы о чем-нибудь договорились.
   - Мы и договорились... о том, что у человечества нет шансов.
Есть! - голос Монаха прозвучал негромко, но его услышали все, - и тот, кто нас здесь собрал, об этом знает. Он отчаялся увидеть признаки примирения среди воюющих людей, поэтому собрал здесь души погибших в надежде, что услышит что-нибудь новое, более осмысленное, ведь нам-то теперь делить нечего.
   - Да, здесь всем места хватит. Да и вообще, в принципе, делить нечего, нечем и незачем.
   - Ну, хоть об этом договорились...
    И они опять все замолчали.
   
    Артемий терпеливо ждал. Хотя и не понимал — чего он ждет. Он будто пытался «выжать» из этих душ все проявления разума, на которые они были способны. Как воду из камня... А они всё молчали и молчали. «Артем, индикатор...» - донеслась далекая предостерегающая мысль Платона. «Фоновые помехи нарастают!». «Охотник справится...» - ответил Артемий.
 
   - Послушайте, а если бы все мы получили возможность вернуться... ну, понимаете... снова стать живыми, то как мы себя повели бы? - поляк опять прервал молчание, к радости Артемия.
   - Будьте уверены, мы делали бы все то же самое... - как всегда угрюмо тут же ответил генерал.
   - Для того, чтобы стать человеком, нужно перестать вести человеческий образ жизни — вот что получается...
   - Поэтому смерть и считается избавлением для многих...
Начало пути в чистую бесконечность?..
   - А разве мы с вами, сами по себе, не подтверждаем это? Нас уже нет там, но мы теперь всегда будем здесь.
   - Выходит, что смерть — это действительно избавление? Выходит, мы с вами, уничтожая десятки миллионов людей, делали большое доброе дело?! Ну это же полный бред! - душа генерала, похоже, разозлилась.
   - Это очевидно, что бред, но очевидно для нас и сейчас, а будучи живыми людьми, мы начинаем вести себя в соответствии с обстоятельствами.
   - Послушайте, подполковник, а если бы ваше командование отдало бы вам приказ начать войну в Европе?... - генерал никак не хотел успокаиваться.
   - То я бы выполнил приказ. Селиванов ответил даже не дослушав вопроса. - но приказы можно выполнять по-разному.
   - Да, черт побери, вы опять правы. Я не воевал лично с вами, но могу себе представить, что вы это делали хорошо. Там, лежа с перебитым позвоночником и с разбитым шлемом  костюма, я за пару минут до смерти понял нечто такое, что было совершенно недоступно мне при жизни — я воевал не для кого-то и не за кого-то, и это не месть двигала мною... Необходимость в очередной раз доказать своё превосходство — это двигало мной, да и … многими. Только теперь для меня все это выглядит смешно и наивно.
   - А что двигало Вами? - спросил поляк у Монаха.
   - Даже я теперь понимаю, что святое дело, которым я там занимался, было отождествлением того же самого стремления превозмочь себя и …
   - И доказать себе, что лучше и круче всех...  - закончил майор.
   - Да, в какой-то мере так... Просто вы это доказывали одним способом, а я другим.
   - Между вами разница лишь в том, что Вы — монах, и потому никого не убивали и считали это противоестественным занятием, а майор — военный, поэтому он воевал.
   - Докажи себе, что ты — человек-разумный, но сделай это так, чтобы не было плохо другим, - сказал Ванька, - я читал это в какой-то книге, не помню в какой.
   - Мысль умная. Жаль, что неосуществимая... - заметил Генерал.
    Внезапно все прекратилось. 
 
    Артемий чувствовал, что теряет ощущение реальности, а точнее — грань между реальностью  и межпараллельным пространством. Он видел, что Охотник уже в открытую отстреливается от напирающих с трех сторон натовцев, и это было уже не в его снах. «Зачем я опять обратился к нему!?. Я не должен был второй раз с ним встречаться! Теперь и этот человек погибнет из-за моего вмешательства... - Артемия охватило море эмоций, - Что происходит?.. Где я?!. Кто я?..» - его мысли сбились в кучу, которая то сворачивалась в точку, то вспыхивала безразмерной вселенной, он уже не слышал что говорят субстанции разума, души, тех семерых, которых он собрал, он вообще перестал воспринимать объективную реальность, потерялся в созданной псевдореальности. «Что?.. Опять разрыв шлюза!.. Где мое тело? Куда мне нужно вернуться?» - он ничего не видел, не слышал, не воспринимал, не ощущал себя ни в объективном пространстве, ни в межпараллельном, ни в каком. «Возврат... возврат... возврат...» - где-то далеко пульсировала затерявшаяся мысль.
   
    Платон унял дрожь в руках, вытер пот со лба, и с опаской посмотрел в камеру перехода. Он знал, что Артемий там, но страх и ужас, которые он испытал, гоняясь за телом и субстанцией разума Артемия в неизвестно каких пространствах (и пространствах ли вообще?..) за последние несколько... (несколько чего — секунд, минут, дней, лет?) заставили его элементарно бояться, не веря своему разуму. Он подошел к камере и посмотрел на лежащего в ней человека. Человека, вернувшегося даже не из ниоткуда, а из непонятно чего вообще. Безумная затея Артемия «поговорить» с субстанциями разума тех людей завершилась в конечном итоге удачно — он жив и вот здесь, в этом пространстве и времени, но процесс с определенного момента был совершенно неуправляем. Да и как управлять непонятно чем? Платон работал подсознательно, потому как его разум отказывался дать ответ -  что делать в такой ситуации. Концовка этой экспедиции породила целый ряд уникальностей, над которыми теперь придется работать и работать... Платон вспомнил про отключенного им гравитаба и дал ему команду «работать».
    Гравитаб мгновенно проанализировал ситуацию и подплыл к Артемию — тот нуждался в помощи больше, чем Платон.
    Артемий был без сознания, но... он был со своим сознанием, и он был цел и невредим. Если не считать того, через что он прошел. Его экспедиция закончилась. Гравитаб аккуратно начал делать свою работу, приводя человека к чувству реальности.
    Платон тихонько коснулся плеча своего друга, ресницы Артемия дрогнули и он открыл глаза. 
   - Артик, по-моему, мы залезли туда, куда лезть нельзя... - Платон говорил вслух, даже не пытаясь скрывать эмоции, - то, что ты сейчас здесь, это... это чудо... - Платон вспомнил древнее слово, которому в этом времени, казалось, уже не было применения.        - Мне было элементарно страшно, Артик, я пытаюсь сейчас представить, что чувствовал ты...
   - Не пытайся лучше, не надо. - Артемий заговорил с Платоном «вживую» впервые с того момента, как началась его экспедиция в прошлое. - Ты можешь хотя бы примерно сказать мне, где я был? - Платон в ответ только молча помотал головой. Артемий уловил мысль - «Может показать только реконструкция... Если она вообще возможна в данном случае».
   - Но ведь мы сделали это, слышишь, Артик... Ты сделал!
    Артемий повернул голову и посмотрел на Платона.
   - Я увидел верхний предел для разума человека. - Его голос, в отличие от голоса Платона, не отражал никаких эмоций — просто тихий, спокойный голос уставшего человека. Он осторожно поднялся и слез на пол из камеры. Гравитаб запротестовал, но Артемий отмахнулся от него. Он сделал несколько шагов по комнате, схватился за голову и упал на пол. Гравитаб с помощью Платона подобрал его с пола, трансформировавшись во что-то среднее между коконом и противоперегрузочным креслом времен начала космической эры. 
    Платон «послушал» Артемия — ничего страшного, типичный обратный эффект, теперь начнется обычный период восстановления.      

    Его сознание, пережившее столько потрясений, казавшихся невозможными, медленно возвращалось к нему, его мозг, столько раз за последние несколько месяцев спасавший его, казалось, ликовал от радости, что его носитель больше  не подвергает его таким перегрузкам и не требует от него почти невыполнимых задач. Понять то, что понять нельзя, чтобы остаться высокоразвитым разумным существом — это ему удалось. По крайней мере, Артемий так думал... Он был частью того мира, он был одним из них, он нарушил тысячелетние законы, за которые его теперь накажут в этом мире, где смысл самого понятия «наказание» помнили и понимали немногие... Но это было уже неважно! Тот мир, то время, те люди что-то сделали с ним. Его разум преполнился новыми уровнями сознания-разума, недоступными ни для кого другого в этом его мире. Теперь он был единственным носителем уникального сознания, сочетающего в себе черты сверхразума человека седьмого тысячелетия и варварского мышления человека двадцать первого века.
    Тот мир остался там... в ужасе и конвульсиях войны, смерти, ставшей идолом того мира. Артемий не мог бы сейчас сказать, что он сейчас испытывает — радость от возвращения, боль от утраты людей, ставших его друзьями, печаль и досаду от осознания того, что ничего нельзя изменить там... Он даже не мог точно сказать сейчас - хочет ли и сможет ли он вернуться туда?
   
  … Советник пришел к Артемию за час до того времени, когда тому нужно было явиться в Совет. Он был сейчас в двойственном положении: с одной стороны — ему были хорошо знакомы те чувства, которые испытывал Артемий, с другой — он ведь Советник, и ему предстоит сегодня вместе с остальными Советниками принять решение о Наказании для Артемия. Если это решение всё-таки будет принято...
    Артемий встретил Советника соответственно его статусу — встав с гравитаба и поднеся правую руку к груди в знак глубокого уважения.
   - Я пришел просто поговорить... - Советник отказался от услуг гравитаба, он принялся ходить по комнате из стороны в сторону, - Ваша рукопись настолько потрясла меня, что я не удержался и отправился туда. Да, да... Не удивляйтесь, - Советник с улыбкой посмотрел на Артемия, который действительно был удивлен этому факту. - Конечно, на такое глубокое проникновение, как Вы, я не решился, но побеседовать с местными жителями мне довелось. Я пробыл там по их времени около двух месяцев. Войны я не видел, но знаю, как она начиналась...
   - Вы были в начале 2017- го... - Артемий понял, к чему клонит Советник, - и Вы пытались объяснить местным бессмысленность их намерений...
   - Да, хотя я заранее понимал, что это невозможно. Признаюсь, у меня тоже возникали мысли о более глубоком проникновении... - Советник сделал паузу и как-то по-детски виновато улыбаясь сказал, - но я не решился. Наверное, я был прав. Но без Вашего беспримерной экспедиции я бы до сих пор сомневался...
   - Так что же Вы думаете про них, Советник... - поражаясь собственной наглости спросил Артемий. Ещё недавно он бы себе такого не позволил...
   - Судить их с высоты наших знаний... - Советник покачал головой,  - как можно злиться всерьез на шалящего ребенка...
   - А если этот ребенок, шаля, сам себе отрывает руку? - продолжил «наглеть» Артемий.
    Советник внимательно и долго на него посмотрел и ничего не сказал. Артемий почувствовал, как тот  «прикоснулся» к его мозгу — не сильно, не скрытно, а так чтобы было понятно, что Советник просто не хочет тратить время на словесные объяснения.
   - Не опоздайте на Совет, Артемий... - Советник коротко кивнул и вышел на улицу.
    «Вот и поговорили... Конечно, он не просто так зашел ко мне. Он дал мне понять, что Совет находится в затруднительном положении. Ведь Совет — это гарант Закона. А Закон — не нарушаем. Это одна из основ, на которой держится наше общество. Но они знают, что я поступил как Человек, поставленный перед извечным выбором — мораль или правила. И проблема этого выбора будет существовать до тех пор, пока будет существовать человек. Каким бы высокоразвитым он ни был» - Артемий  был готов к Совету. Он знал, что сказать им.
    Он прибыл туда даже немного раньше времени, поэтому ему пришлось немного подождать перед дверьми зала Совета. Перед теми самыми дверьми — с металлическими петлями-навесами. Посмотрев на них, он тут же вспомнил, как вылетают такие двери от взрыва... Этот предмет интерьера был единственным напоминанием о том мире здесь. Но он сам теперь — напоминание.
    Дверь открылась. Он вошел и увидел лица Советников. По ним трудно было определить — что они решили, не потому, что они были каменные и ничего не выражали. Наоборот, у одних — на лице читалось сочувствие и благодарность за столь беспримерное путешествие, у других — настороженность и сомнение, у третьих — недовольство и решимость. В совокупности же, было трудно определить, какое решение было принято. Артемий, вдруг, понял, что они ещё не приняли решение... Что они ещё обсуждают... И думают... Нет, не за него думают, а думают как помочь... «Но почему же они впустили меня сюда? Если решение ещё не принято, то мне здесь делать пока нечего...» - подумал Артемий недоуменно.
   - Пусть Вас это не тревожит, молодой человек, - подошедший к нему Советник, тот самый, который приходил к нему домой, подошел к нему и указал на ряд кресел около стены, приглашая Артемия сесть.
   Как бы там ни было, что бы Советники ни решили, но Артемию уже была оказана величайшая честь — присутствовать в зале Совета во время принятия Решения. Этим самым Советники давали понять Артемию, что его действия уже заслуживали огромного уважения... Советник сел в кресло рядом с Артемием и сказал:
   - Я свое решение уже принял. Мне, конечно, стоило бы сидеть на своем месте, - Советник указал на пустующее место в амфиладе, - но чтобы Вы не слишком волновались, я посижу здесь.- И он ободряюще улыбнулся.
    Однако Артемию показалось, что Советника что-то тревожит. Наверное, существовала вероятность, что решение, принятое им не совпадет с решением всего Совета. Эта мысль Артемия не ускользнула от Советника, и тот, опять опередив возможный вопрос, сказал:
   - Такого не произойдет.
    Они молча просидели ещё некоторое время. Сколько именно — Артемий не знал. Он просто не в состоянии был сейчас следить за временем. Он уже знал, что Решение повлияет на всю его дальнейшую жизнь. Но, почему-то, чувство тревоги, которое он сейчас испытывал, было сродни чувству счастливого, тревожного ожидания чего-то хорошего.
   - Ну, вот и всё! - Советник тронул Артемия за руку. - Идите вон туда,- он показал ему на четко обозначенное место посреди зала.
    Артемий встал на место и посмотрел под ноги. Под ним были резонаторные ячейки — сублимация всех передовых разработок в области мыслеграфии, физики подпространств, синергетических исследований и так далее. Ему еще никогда не приходилось сталкиваться с этим устройством. Он лишь слышал о нем, о его возможностях и назначении. Это была финальная стадия его пребывания в Совете. За несколько секунд Советники узнали все то, что хотел и мог бы сказать им Артемий в зависимости от того, на какой из вопросов ему приходилось бы отвечать. По сути, устройство полностью считало личность Артемия, смоделировав  абсолютную копию его субстанции разума. И советники получили возможность «увидеть» все то, что стало бы с Артемием, прими они то или иное решение. Это было торжество гуманности человеческого сверхразума.
    Артемию пришлось подождать еще несколько минут. Странно, но стоя на этих ячейках, он почти не испытывал волнения — он понимал, что ничего плохого с ним уже не случится. И вот оно — провозглашение Решения.
    С места поднялся один из Советников, сидящий в первом ряду амфилады.
  - Совет принял Решение. Вы действовали, руководствуясь помыслами, достойными всяческого уважения. Совет преклоняется перед Вами как перед человеком, приблизившим познание исторической истины, казавшейся недосягаемой. Ваш эксперимент с субстанциями разума погибших людей... То, что с Вами произошло при возвращении пока невозможно объяснить, и вполне вероятно, что Вы действительно показали предел разума. И если это так, то теория бесконечности нашего разума... - На этом месте Советник сделал паузу. - Но факт нарушения Вами Закона невозможно не принять в расчет, но также невозможно не принять в расчет прогнозный анализ, который, в конечном итоге,  позволил  нам принять Решение. - При этих словах все Советники в зале поднялись со своих мест.
   - Совет дает Вам, Артемий, право заниматься исследованием временных слоев Темной Эпохи. Вам дается исключительное право на привлечение к работе необходимого оборудования и согласившихся на участие в эксперименте людей. И, наконец, Вам дается право на Вмешательство в исключительном порядке. Ваш друг Платон помогал Вам в этом деле и, соответственно, с него также снимаются обвинения в нарушении Закона.  Вашим куратором будет Советник Тавий. Совет окончен. - Последнюю фразу Провозглашающий  сказал уже обращаясь к Совету.
    Артемий, наверное, так бы и остался стоять, потрясенный, в центре зала, если бы заранее подошедший к нему Тавий тихонько не повлек его за локоть на выход. «Подумать только, «право на Вмешательство»! - думал в потрясении Артемий. То, из-за чего его разум Там разрывался на части... Он столько пережил в попытках разрешить эту дилемму... Теперь ему предстоит еще большая работа, которая потребует ещё большего напряжения всех его сил. Теперь рядом с ним будет Советник, теперь у него есть прямая связь с кладезью мудрости Совета.
    Артемий, ведомый под локоть Советником, незаметно для себя вышел из здания Совета.
   - Вы понимаете, какая огромная работа нам предстоит?.. - Советник смотрел на Артемия теперь уже строгим, как будто пронизывающим всю его суть взглядом. - Вы сдвинули с места камень, перекрывавший ручеек неведомых нам знаний о нашем прошлом... Будущие экспедиции будут еще более опасными, чем та, из которой Вы вернулись. Но мы теперь не имеем права останавливаться. Именно в этом заключалось бы нарушение Закона... Совет выдал Вам и мне вместе с Вами неслыханный доселе аванс, если можно так выразиться. А сейчас, идите  домой и подумайте над всем этим... Я приду к вам завтра — нам есть что обсудить. - С этими словами Советник стал удаляться от Артемия по уходящей вдаль дорожке.
    Артемий пошел по такой же дорожке, но в свою сторону. Его сознание, наконец, «переварило» всё то, что произошло с ним несколько минут назад. Провозглашающий сказал не всё и четко дал ему понять это...
    По пути домой он уже раздумывал над тем, что ему может потребоваться для новых экспедиций. Хотя, прежде, чем отправляться в новые, необходимо было еще и еще раз проанализировать все то, что он видел и делал в этой своей экспедиции. К примеру, хотелось бы выяснить имя автора рукописи. Если это вообще было возможно... Для ученого оставалось много невыясненных вопросов, которые влекли его в неизведанное, ставили перед ним новые задачи, возможность разрешения которых раздражала его разум как постоянно действующий стимулятор. Недавние сомнения по поводу того, что у него не хватит сил  повторить подобную экспедицию, уже куда-то улетучились.               
    Ему ещё нужно было встретиться с Платоном, которому тоже пришлось нелегко за эти месяцы, и убедить его в необходимости продолжения работы, и рассказать ему всё... Ему ещё нужно было увидеться  с Аливией... И объяснить ей... Но это все были сущие пустяки, по сравнению с тем, какая работа ему ещё предстояла.
Он шел по дорожке по направлению к порту перемещения, и ветер своими невесомыми пальцами шевелил его льняные волосы... И всё было хорошо...
    И впереди у него ещё было столько неизведанного...