Трофеи и ужасы войны

Продолжение: Анна Ярославна - королева франков.

22. Трофеи и ужасы войны.

       Королевскому воинству достались богатые трофеи. Рыцарство Аквитании, Прованса, Наварры, Тулузы и Пуату, были зажиточнее северных франков. В обозе – много оружия, брони, запасных боевых лошадей, одежды и всякой всячины.
       Рыцари делились впечатлениями. Галеран де Сенлис с небольшим отрядом стал сортировать пленных. Узнавая имена, он тут же приказал часть уничтожить. Засверкали топоры, орошая землю кровью. Оставили лишь «владельцев башен», способных внести за себя выкуп. П после «отбора» пленных сократилось вдвое.
       Услышав в лагере военнопленных предсмертные крики, Улеб и Роман бросились выяснить, причину, но, стоявший рядом Сигурд резко схватил Романа за руку и остановил его. Дружинники недоумённо посмотрели на норманна.
     – Остановитесь, друзья! Вы им не поможете – это закон войны! Все неспособные внести выкуп будут убиты. Победителям нужно имущество несчастных и выкуп. Видимо, герцог Вильгельм уже приступил к дележу обоза мятежников и распределения пленных.
     – Это, даже варварством не назовёшь, это …– Улеб запнулся, возмущенно жестикулируя и подыскивая слова. Не найдя их, он, махнув рукой, добавил: – У нас всё не так. Пленные живут в полоне и часто без выкупа возвращаются домой. Многие остаются по своей воле навсегда. Даже поляки не так жестоки.
     – Они-то, как раз и жестоки! – парировал Сигурд. – Этому их научил Бржетислав – король Чехии. Попав к вам в плен, я просил оставить меня и не передавать польскому королю. Случись обратное – меня бы давно уже не было в живых! Смерти я не боюсь – она моя сестра, но хочу получить её, как награду: с мечом в бою!
       Герцог Нормандский, граф де Валуа, граф Тибо, граф Эд и ряд других командиров, прибывших из разных феодов, получили свою долю добычи. Обоз был поделен между всеми участниками сражения – никто не был забыт. Пленные рыцари были разделены среди владетельных сеньоров, руководивших военной кампанией и особо отличившимися воинами.
       За спасение Альберика Монморанси, Роман получил пять рыцарей из Анжу. Улебу за победу над графом Анжуйским, выделили пятерых «владетелей башен» из Гаскони, Ангулема и Перигора. Каждому досталось по вороху одежды, военного снаряжения и разной утвари. Поглядывая на пленников, Роман и Улеб ломали голову: как поступить.
       Подъехал на коне Тристан. Его сопровождал отряд бургундцев. Битва завершилась, и рыцарь возвращался домой в Бургундию. Рядом с Тристаном шли три пленных южанина. Приветствовав на норманнском языке дружинников, и, справившись о здоровье, он сообщил
     – Южное рыцарство понесло ощутимые потери. Многих мятежников, попавших в плен, кто беднее – Галеран перебил. Многим же «владельцам башен» оставшимся в живых, предстоит томиться в плену, пока родственники не внесут выкуп.
     – Жестокость – порождает жестокость! – с горечью  вымолвил Улеб.
     – Таков мир – живо возразил Тристан.
     – Мир таков, каким делаем его мы. Вам ли с полутысячелетним стажем христианской веры – этого не знать.
     – Каждый вассал – хочет быть королём, – ответил с сарказмом бургундец, – по крайней мере, в своем лене.
     – Но, не каждому дано! – вмешался в разговор Роман.
     – Это мало кто понимает в нашей стране. Каждый норовит урвать, забрать, отвоевать. Погибая сам и губя своих друзей, они уничтожают всё живое, но, я не для этого вас искал, достойные друзья. Не будете ли вы так добры, передать моему другу и спасителю Мстиславу, в подарок этих трёх владельцев башен? Среди вас я его не вижу, вероятно, остался при королеве.
     – Мы, честно говоря, не знаем что делать со своими.
     – Отправить в резиденцию и затребовать выкуп с их семей! – отреагировал Тристан.
     – Не имели хлопот – теперь их целый воз! – развел руками Роман.
     – Убейте, если не хотите с ними возиться. Подарите кому-нибудь, наконец!...
       Тристан отличался от остального рыцарства, более высоким уровнем интеллекта, но не понимал проблем  русичей.
     – Если всех пленных убивать, жизнь на земле исчезнет.
     – И то правда, – согласился бургундец.
      Он не хотел вступать в спор с отважными воинами, да и где-то в душе чувствовал их правоту. Ненужная жестокость, с какой Галеран перебил часть пленных, была ему не по сердцу.
     – Так вы сможете оказать мне эту услугу?
     – Безусловно! Мы поможем благородному рыцарю и передадим «подарок» Мстиславу, или же поступим с пленными, сообразно его желанию.
       Не поняв последнюю фразу, Тристан решил не переспрашивать. Он понимал, что те поступят по чести. Прощаясь, сказал:
     – Не всем воинам, попавшим в плен, повезёт быть выкупленными. Некоторые, останутся в неволе навсегда, если не сбегут, конечно. Вильгельм ни одного пленного не выпускал на волю. Врагов герцог не прощает, так что этим рыцарям, – он показал на своих и Романа с Улебом пленных – очень повезло.
       Махнув на прощание рукой, он, вздыбив жеребца, с места поскакал к стоявшему в отдалении отряду бургундцев.
       Жестокое отношение к пленным рыцарям – вопрос достаточно спорный. Ряд медиевистов считают, что это реалиями того времени, другая часть, наоборот, явно преувеличенным, но к этому мы ещё вернемся.
       Поиски Жоффруа Мартелла не дали результатов – граф, как в воду канул.
     – Трусливый вассал! Где же ты?! Встань перед своим сеньором и ответь по закону! – король дал волю своему гневу. Правда, Генрих был сдержан в присутствии герцога Вильгельма. Он не хотел, чтобы вассал видел его в эти минуты. Всё происходило уже в Туре, и при нём был лишь преданный Гослен.
     – К нам попали его кровные друзья? – спросил он министра.
     – Около 30 рыцарей разного родства и племянник, в котором он души не чает, – понял Гослен причину вопроса.
     – Ну, Жоффруа! Подлец! Ты чуть было не убил Монморанси, да и Галеран не погиб только волею случая. Ну, держись! Хотел уничтожить Робертинов? Я уничтожу тебя! По крайней мере, пока тебя нет, казню твоих кровных друзей! – глянув в сторону министра, король вдруг сухо приказал:
     – Казнить всех родственников, согласно кутюма. Послать отряды к Нанту – возможно мятежник где-то там. Скорее всего, он спрятался в своём логове, Монрезоре. Фульк Чёрный там отсиживался, видимо, и его сын, спрятался там же. Штурмовать его сейчас нет смысла – слишком много времени уйдет. Замок не трогать, но все селения в округе разграбить! Мои вассалы должны получить плату за поход. Награбленное добро привезти в Тур. Он получит то, чего хотел!
       Выслушав короля, Гослен посоветовал:
    – Мой король, не спешите с исполнением кутюма относительно кровных друзей графа. Об остальном я распоряжусь. 
       Термин «кутюм» – не что иное, как поступить согласно обычая. А обычай гласил: за нарушение вассальной клятвы и посягательство на имущество суверена (домен и в целом королевство), а так же, возможно, и на его жизнь – полагалась смерть. Кроме тех редких случаев, когда король решал изменить обычай. Сделать он мог это, лишь после того, как созывал всю знать страны, «королевскую курию» (владетельных сеньоров – вассалов «совет вассалов») и испрашивал её совета.
       Кутюмы различны для феодальной знати, простого дворянства, горожан и крестьян. Они не изложены на бумаге, а основаны на прецедентах, хранящихся в памяти живых. Когда их хотят определить, то выслушивают мнение каждого из присутствующих, основанных на том, что делали в аналогичных случаях предки. Для человека средневекового общества, справедливое то, что всегда делалось, – «добрый обычай». Каждое поколение старается подражать предыдущему и прогрессирует только по незнанию или необходимости.
       Сигурд, за организованную атаку, тоже получил пятерых пленных и долю с обоза. Ни Роман, ни Улеб не знали, как им поступить с боевым призом. Понурые пленники с трепетом ожидали своей участи. Они ожидали любого исхода – вплоть до смерти. Пример подал Сигурд.
     – Давайте покажем эти франкам, что, кроме как убивать и продавать пленных, есть и другие способы решения этого вопроса.
       Взяв с рыцарей клятву верности королю Генриху I, он отпустил их на свободу. Улеб и Роман – поступили также. Немного посовещавшись, они решили отпустить и трёх рыцарей, отправленных Тристаном в подарок Мстиславу.
       Натерпевшиеся страху пленники, не веря в освобождение, принесли клятву королю Франции, обязавшую их в любое время конным и в полном вооружении, прибыть по первому зову короля, если в этом будет необходимость и его воля. Роман негромким голосом поблагодарил Сигурда, за то, что тот, с пользой для короля и королевы избавил их от приза-обузы. Улеб только кивнул.
       Улыбнувшись, Сигурд ответил:
     – Дело в том, что мы служим своей королеве не за выгоду. Мы преданны ей душой и сердцем, и для нас её благополучие – высшая награда. Деньги перед этим чувством меркнут и теряют значение. Для них, – он кивнул в сторону нескольких придворных из королевского окружения, ведших пленных рыцарей, – это служба, за которую они должны получать плату. Нет платы – нет службы. Преданность, в этом случае, измеряется размером оплаты. Хотя это, конечно, не для всех. Много преданных королю придворных служат ради короны своего сюзерена, и в этом случае достойная награда со стороны сеньора – есть признание заслуг и преданности вассала.
       Нет необходимости показывать ужасы войн того времени – они бесчеловечны и не менее жестоки, чем войны XIX – XX веков. Но, не следует, видимо, полностью соглашаться и с мнением ряда исследователей о Средневековье, как исключительно жестоком времени. Жестокость того периода – детская забава, по сравнению с ужасами фашизма и большевизма, взращенных на демократических скрижалях прогресса. Тем не менее, ужасы войны в разное время, имели одни и те же составляющие: грабеж, насилие, смерть. Имущество грабили, скот и людей уводили с собой, причём, людей, часто за ненадобностью, попросту убивали. Хладнокровное и безжалостное истребление себе подобных, феодалы и рыцари воспринимали, как норму жизни.
       Роль короля, осуществлявшего номинальное правление королевством, сводилась к констатации фактов. Он не пытался даже остановить грабежи на земле непокорного вассала другими вассалами, преданными ему. Наоборот, суверен их поощрял. Хотя, уже Людовик Святой (1214 – 1270 гг.), требовал от своего воинства щадить земли королевства, временно непокорные и не наносить существенный урон, подрывая тем самым экономическое благополучие государства.
       Зеркалом реальности того времени были картины, полные «дымящихся кругом» деревень. Мы понимаем, что за 200 лет до правления одного из «трех Великих Капетингов» (Людовика Святого – авт. Э.Л.) – заботу о полях и людях их обрабатывавших, как и о жителях мелких городов, король, фактически не хозяин, вряд ли проявлял. Поэтому, повторюсь: сплошной грабёж и разорение деревень сопровождали этот поход, тем более что сам Генрих, в отместку за оскорбления, которым его публично подверг вассал, приказал разграбить графство. Картина диких зверств и грабежей стояла перед глазами русичей (руссов) – весь период похода.
       Находясь уже в Туре, они пробирались в аббатство Святого Мартина для встречи с королём и получения очередных распоряжений. Наблюдая за толпами захваченных в плен крестьян и стадами мычащего и блеющего скота, Улеб и Роман удивлялись жесткости франков. Это не было характерно Киевской Руси и то, на что Сигурд взирал спокойно и даже равнодушно, те смотрели с нескрываемым возмущением.
     – Страна жестокости и беззакония. Есть ли в этих землях король? Уничтожайте друг друга, как говорил Тристан – ваша воля! Но, ни в чём не повинных крестьян, которые их кормят – за что их изводить под корень?
       Улеб содрогнулся при виде нескольких изможденных мужчин и женщин, ведущих тощую корову с телёнком. На руках у женщины ребёнок. Мужчина тащил колесо от телеги и какие-то горшки. Они понуро брели, в сопровождении норманнского рыцаря.
     – За этих беспокоиться нет необходимости: норманны хозяйственный народ. Если несчастные дойдут до Нормандии – будут жить много лучше, чем жилось до этого, да и ужасов войны в их герцогстве нет. Рыцарей норманны в плен стараются не брать, в особенности бедных, но рабочие руки им нужны. Попавшие к ним в плен в качестве трофея крестьяне, мирно работают на землях и ценятся хозяевами. Вот этим – не повезло – Сигурд показал на большую группу женщин и детей. – Это семьи мужчин из пехоты Мартелла. Пехотинцы-крестьяне и их кровные друзья, я имею в виду тех, кому удастся вернуться к своим очагам, больше никогда их не увидят. Дети погибнут, а женщин после насилия – ждёт та же участь. – Сигурд внезапно прервал разговор и, махнув в сторону несчастных, к которым подъехал рыцарь на красивом гнедом жеребце, сообщил: – А вот и главный распорядитель пленных – граф Галеран Ле Риш де Санлис. Сейчас начнётся отбор!
       Колона женщин и детей остановилась. То, что последовало за этим, повергло русичей в состояние шока.
       Франки стали отбирать у матерей детей. Послышались крики ужаса, боли и отчаяния. Детский плач, мольбы о пощаде – все слилось в один разноголосый нечеловеческий вопль. Старая женщина, уцепившись за девочку лет двенадцати, не позволяла воину вырвать ту из цепких рук. Перепуганный подросток тоже сопротивлялся. Два взмаха топором, и мертвые тела распластались на земле.
       Сигурд перекрестился, а Роман и Улеб не сговариваясь, пустили лошадей с места в галоп. Улеб грудью коня отбросил воина, расправившегося с несчастными. Роман, резко схватив за шиворот другого, пытавшегося мечом прикончить еще одну мать, не отдававшую плачущего малыша, приподнял над корпусом лошади и швырнул в опешивших воинов.
       Галеран уже отдал команду убить детей и старух, а остальных женщин раздеть для осмотра. Команда застряла в горле, когда он увидел перед собой хорошо знакомых рослых дружинников. Через минуту к ним присоединился третий, уже норманн – равного, которому, в войске небыло.
       Граф в благодарность за спасение, своё и Альберика Монморанси, несколькими часами назад отобрал им из пленных рыцарей – лучших. Но их внезапное вмешательство!... – Запнувшись на полуслове, Галеран с недоумением посмотрел на трёх суровых воинов.
       Улеб и Роман от гнева потеряли дар речи. Держа в  руках по топору и мечу, они готовы были сразиться с воинством кого угодно, даже короля, но не дать в обиду несчастных. Славянская кровь не могла позволить издеваться и убивать безвинных и слабых.
       Привыкший к подобным сценам Сигурд, тем не менее, присоединился к друзьям. Он решил выиграть время и найти выход из создавшегося положения. Норманн неплохо владел некоторыми наречиями франков, поэтому вполне сносно мог разговаривать:
     – Сеньор, моим друзьям из окружения королевы, чужды законы франков, поэтому прошу отложить на время сортировку женщин, пока они не переговорят с королём.
     – Мы поступаем так, как поступаем всегда. Именно король дал мне указание разобраться с пленными, и я выполняю его приказ.
     – Мы знаем, что это соответствует военному времени, но не они ваши враги, а граф Жоффруа.
     – Я уважаю доблесть вашу и ваших друзей, и признаю их роль в благоприятном исходе сражения, но в этих вопросах вы несведущи. Мы должны обескровить мятежника, чтобы тот уже не смог оправиться для будущего предательства. Вражеская земля должна быть опустошена и разграблена!
     – И, тем не менее, сражаться с женщинами и детьми – не дело воина!
     – Они жены наших врагов: им держать ответ за своих мужей и сеньора.
     – Представим на минуту, что Мартелл добрался бы до Санлиса, и в плену оказались женщины твоего феода граф, или, того хуже, твои мать и сёстры. Как бы ты поступил?
     – Мне странно слушать твои слова рыцарь. Для того, чтобы он не оказался в Санлисе – я здесь, и сражался не хуже любого из вас. Но, всё же, если б это случилось, я бы их сам убил.
     – Если б успел! Что, если ты погибнешь, до того, как избавишь от позора своих кровных друзей и женщин, не дай Бог такого? Что тогда? Представь и почувствуй, ту ужасающую и раздирающую грудь боль и перенеси эту боль на этих несчастных.
       Граф де Санлис не был жестокосердным рыцарем-упрямцем, которому претило благоразумие. Родившись и воспитавшись в среде, где законы войны диктовали жизненные условия, он ни разу не задумывался над подобными ситуациями. Он выполнял свою работу по привычке и, скорее бы пожалел корову, которую, можно на худой конец съесть, чем человека, которого, если нельзя вернут за выкуп – надо убить, чтобы другим в назидание. Чувства милосердия, проповедуемые христианской верой, только и позволяли не превращать человека в раба, делая его пленником, со всеми вытекающими выше изложенными последствиями.
     – Я не могу не выполнить приказ короля и советую вам не мешать мне.
       Улеб и Роман, слабо понимающие, о чём разговаривают граф и Сигурд, по выражению лица первого поняли, что схватки не избежать. Переложив из руки в руку оружие, они крепче стиснув топоры и мечи, готовы были показать, на что способен русский воин при защите слабых.
       Сигурд спросил вдруг графа,
     – По закону войны за них можно заплатить выкуп. Сколько стоит жизнь пленников?
     – Не знаю, согласиться ли король – женщины предназначались для воинов.
     – Мало их в обозе?
     – Тем платить надо и они надоели, но учитывая, что мне спасена жизнь этим рыцарем, – молодой граф показал в сторону Романа, – я не могу отказать в его просьбе. Их, около ста женщин из пяти деревень! Дети, старухи – не в счёт! В общем: придется заплатить, как за одного рыцаря – 3000 солидов.
     – Если я сейчас внесу 1000 солидов: смогу ли по приезду в Париж – внести остальные?
       Граф согласно кивнул.
     – Дашь ли в охрану человек пять, чтобы этих несчастных отвели на безопасное расстояние, а то не ровен час, опять попадут в плен?
     – За это не опасайся. Завтра до восхода солнца мы выступаем обратно на Париж, так что здесь скоро никого не будет.
     – Я побуду с ними, пока не уйдёт последний королевский рыцарь, а пять воинов графа помогут мне! – произнес вдруг Улеб на ломанном латинском. Имея небольшой словарный запас, полученный уже во Франкии, он сумел разобрать последние слова графа. – Потом догоню вас.
     – Нас ждёт король Генрих, – напомнил Роман.
     – Я служу моей королеве и к нему не поеду.
       Друг, понимающе глянул на него, а Сигурд, пожав плечами, сообщил графу, отсчитывая деньги:
     – Улеб останется с твоими воинами и накормит несчастных. Нагонит нас в пути.
     – Странные вы славяне. Не то, чтобы я вас не понимал, но зачем?.. – граф махнул рукой и спрятал мешочек с золотом в дорожную сумку.
     – Видимо, всё же не понимает, – усмехнулся Сигурд и крепко пожал руки Улебу и Роману. – Не понимал когда-то и я, пока не встретил вас. Храни Бог мою королеву!
       Бывшим пленным, а теперь уже свободным женщинам с детьми, долго не могли объяснить, что же произошло, а когда они поняли, то молча стали перед Улебом на колени и заплакали. Десять минут назад над ними издевались и убивали, а теперь они свободны. Слёзы уже не капали из глаз, их попросту не было – все выплаканы. Только рыдания людей, увидевших смерть и чудом вернувшихся из её объятий живыми.
       Улеб и сам, глядя на них, не мог сдержать себя. Видавший виды воин, бившийся не в одном сражении с печенегами, поляками, норманнами – был суров только с врагом себе равным. Он почитал женщину, как почитает любящий сын – мать, любящий брат – сестру, любящий муж – жену и, наконец, любящий отец – своих детей. Он и сам стал перед ними на колени, как бы испрашивая прощения за зверства и ужасы ими пережитые. Обняв нескольких детей, Улеб потребовал от одного из воинов добыть еду для женщин.
       Тон, каким было отдано распоряжение, не предвещал для них ничего хорошего в ближайшие несколько часов. Все пятеро бросились исполнять указание. Уже через час добыли где-то хлеб и тушу зажаренного лося. Не видевшие несколько дней еды, люди смогли утолить голод.
       Наблюдая за их нехитрой трапезой, Улеб, сам не евший со вчерашнего обеда, не взял в рот ни крошки.
       Молодая девушка в разорванной одежде, кое-как скрепленной колючками, поднесла ему кусок мяса и воду в глиняном кувшине. Благодарно кивнув, Улеб стал медленно есть. Девушка села невдалеке и, молча, смотрела на избавителя. – Наверное, немая, – подумал Улеб. Та, дождавшись, пока он всё съест и выпьет воду – забрала пустой кувшин.
       Кивнув в знак благодарности, он снял плащ и накинул на её полуобнаженные плечи. Девушка не удержалась от возгласа. – Не немая, – усмехнулся воин и, показав пальцем на плащ, добавил – Он твой. – Не понимая слов, она поняла жест и, запахнув на груди дорогую в те времена верхнюю одежду, благодарно закивала головой.
       Роман и Сигурд добрались до монастыря Св. Мартина – временной резиденции короля. Пришлось немного подождать. Генрих Капет вместе с Госленом обсуждал судьбу графа Анжуйского и возвращение в Париж. За оказанную услугу король решил передать Вильгельму Мен – давнюю мечту нормандских герцогов. Это самое малое, чем он мог отблагодарить за столь существенную помощь. Наказывая одного вассала за предательство, и поощряя другого за верную службу – суверен действовал сообразно вассальным взаимоотношениям того времени.
       Призвав к ответу Жоффруа Мартелла за совершенные злодеяния, среди которых, главное – нарушение вассальной клятвы, то есть, предательство и заговор против суверена, король тем самым, подписал графу Анжуйскому смертный приговор. Но, где-то в душе, Генрих не хотел идти на крайние меры в отношении вассала такого ранга.
       Заседание «королевской курии» давно вынесло свой вердикт мятежному графу, а начало военных действий против сюзерена – ратифицировало этот приговор и поставило Жоффруа Мартелла вне закона. Был бы он схвачен – его ожидала бы неминуемая смерть. Но мятежника нет. Его нет, а кровные друзья (напомню: так назывались в то время близкие родственники) есть – им и отвечать. Вопрос непростой – извергом он тоже не хотел быть. Генрих должен решить проблему очень деликатно. В данном случае: исчезновение графа на время – устраивало обе стороны. Правда, поступили сведения, что Жоффруа Анжуйский может скрываться совсем рядом в Ланжене. В этом замке на Луаре, последние годы провел Фульк Нерра. Здесь же он и умер в 1040 году. Но король, уже здраво поразмыслив, решил повременить с поисками мятежника, да и стены донжона в Ланжене были около полутора метров толщиной и сорока – высотой. Взять его приступом – практически невозможно. Губить зря воинов не хотелось. Анжуйцы наказаны – многие из них попали в плен. 
       Вопрос казни родственников графа, король и сенешаль решили тоже отложить. Удовлетворён ли был король таким решением? Трудно сказать. Во всяком случае, посоветовавшись с Госленом, Генрих остановился на том, что вассал понёс должное наказание, а дальше – время покажет, что делать.
       Приглашенные Роман и Сигурд вошли в небольшую комнату. Король и Гослен ждали их. Увидев русичей, Генрих улыбнулся и сделал шаг навстречу.
     – А где победитель Молота? – спросил он Романа.
       Гослен перевёл вопрос на местное наречие.
     – Решает вопрос с пленными. – Роман умышленно не уточнил с какими.
     – Странно, я слышал, что вы их отпустили без выкупа, что ж еще решать? – Вопросительно посмотрел на него король.
       Тот уклончиво ответил:
     – Да, ваше величество! Мы их отпустили, взяв клятву в верности королю,
       Генрих с сомнением покачал головой:
     – Много ли стоит клятва принесенная заочно? Вы проявили слабость к врагу, которого надобно было наказывать! – в его голосе прозвучало недовольство.
     – Слабость? – удивлённо сдвинул брови Роман. – У нас слабых не бьют, а с пленными обращаются милосердно.
     – Именно слабость! У нас, в отличие от вас, слабых бьют! Сегодня он слаб – завтра силён и наносит неожиданно удар! Врага нужно уничтожать, на худой конец, сурово учить. В данном случае выкуп – есть наука. Пусть думают: против кого выступают и за кого сражаются!
     – Клятва в верности вам, мой сеньор – оммаж, который священен для рыцаря, мы так слышали! Они дали слово нам в дружбе, а рыцарская клятва друг другу, тоже, что то, да значит, и, наконец, там, на юге Франции: пусть говорят о милосердии короля Генриха, что возможно лучше, чем упоминать о жестокосердии.
       Король удивленно слушал Романа. – Ай да, славяне! Вот тебе и варвары! – подумалось ему. – Кто же из нас – кто? – вслух же констатировал:
     – Сомневаюсь, что они станут в наши ряды в следующем походе, но время нас рассудит. Я вызвал вас, чтобы вы выехали раньше и известили королеву о победе и переезде на некоторое время в Санлис. Пусть она подготовится. Празднования по случаю победы будут там. – Затем обращаясь уже к Сигурду, сказал:
     – Я признателен тебе, доблестный рыцарь, за подвиг, во время атаки мятежного графа. Будь у меня такие воины как вы пятнадцать-двадцать лет назад – многое было бы по-другому. Благодарен и Роману с Улебом, – король улыбнулся, – вы не только спасли моих лучших подданных от смерти, но и обезвредили этого зловредного анжуйца. Моя супруга гордится вами: теперь горжусь и я!
       Поняв, что аудиенция закончена, Роман и Сигурд, откланявшись, заспешили к Улебу.

Продолжение следует.