Ах, почему ОН не один, или Испытание выбором. 7

   Часть седьмая.


- Ну, как дела?
- Твоими молитвами.
- Вот и хорошо.
Если общение на ныне модном сленге можно считать благоприобретенным, то излишней церемонностью Олька не отличалась никогда.
- Когда закончишь с тестом, организуй что-нибудь перекусить.
Я взглянула на Ольку, приложив максимум усилий, дабы наполнить свой взгляд той долей выразительности, которая обычно не требует комментария.
- Ну, Гашка…
В ее интонации послышались извиняющиеся нотки. Значит, крупицы совести все еще где-то сохранились в выхолощенном профессией сознании подружки.
- Выручай, Гашенька… У меня и бутерброды-то не всегда получаются. Сама знаешь. А тут… Не хотелось бы ударить в грязь лицом. И потом, это ты привела его, так что…
- Ладно. Не продолжай. Что у тебя есть в наличии?
- Посмотри в холодильнике.
Последняя фраза была брошена удаляющейся с кухни подружкой через плечо.
Конечно, я могла бы обидеться. Бросить возню с тестом, вымыть руки и тихо удалиться, оставив Ольку один на один с гастрономическими проблемами. Но я смотрела ей вслед… Нет, ни раздражения, ни злости… Только немного грустно. Грустно от того, что наше безоблачное детство безвозвратно ушло. Все было так легко и просто… И наши девчачьи мечты… И отношения… Не могу вспомнить, чтобы мы хоть раз серьезно поругались. А теперь все не так. Каждая строит свою жизнь без оглядки на подруг. Наверное, так и должно быть. Или нет? Не знаю. Да, грустно. Но разве Олька или Машка виноваты, что у них все складывается удачнее, чем у меня?..
От невеселых мыслей меня отвлекла музыка. Низкий женский голос пел о чем-то по-португальски. Прежде я никогда не слышала этой песни. Красивая мелодия, красивый голос… Я невольно заслушалась. Даже минимальный запас португальских слов, хранившийся в моей памяти, позволил мне сообразить, о чем пела незнакомая певица. Сердце, любовь, разлука… Господи, у всех  одно и тоже.
Распахнув дверцу холодильника, я принялась внимательно изучать его содержимое.  Не могу сказать, что готовка была моей страстью. Но иногда во мне просыпался здоровый женский инстинкт – накормить ближних чем-нибудь вкусненьким.  Сложные рецепты из кулинарных книг нагоняли на меня лишь скуку, поэтому готовила я исключительно по вдохновению. Однако скудный ассортимент продуктов в Олькином холодильнике не возбуждал воображения. Что ж… В таком случае пицца. Это итальянское блюдо в моем исполнении никогда не отличалось особой строгостью в подборе ингредиентов, но не было еще случая, чтобы кто-то остался не доволен. Своим эксклюзивным творениям я непременно присваивала звучные названия, некоторые из которых потом встречала в меню пиццерий. Естественно я не могла пройти мимо  и тщательно расспрашивала об их происхождении, но ни разу не получила более менее вразумительного ответа. Похоже, их способ разнообразить меню был аналогичным моему.

   Пожалуй, единственной действительно интересной вещью добытой Олькой  в опустевших квартирах был старый сервировочный столик -  произведение безызвестного народного умельца симпатичное мне своей занятной самобытностью и функциональной простотой. К сожалению, местами потрескавшийся темный лак выдавал его дешевенькое древесное существо, но в умелых руках он легко мог бы приобрести вполне презентабельный вид. Олька по обыкновению отмахивалась от моих предложений отреставрировать столик и продолжала его эксплуатировать в том виде, в котором  нашла. Было жаль беднягу, но за неимением ничего подходящего, чем можно было бы его заменить, я аккуратно протерла его мягкой тряпочкой и загрузила тарелками с готовой пиццей, бокалами, бутылкой вина, обнаруженной в полупустом Олькином холодильнике, и прочей мелочью придуманной цивилизованным человечеством для превращения естественного процесса приема пищи в некий церемонный ритуал.
 
   Управляемый мной столик мягко катился на своих, обутых в резину, колесах по паркету. Катился?.. Путь был слишком коротким. Через считанные мгновения я оказалась перед старинной двустворчатой дверью, одна из створок которой была прикрыта. Я остановилась. Понимая, что чем дольше буду стоять в нерешительности, тем труднее будет войти, я резко толкнула преграждающую мне дорогу створку и шагнула в комнату. И… Зажмурилась. Кто-то опять подумает, что мне нужно лечиться у психиатра, но это не так. Всего лишь приобретенный рефлекс. Мой папочка… Нет, теперь, когда ему 64 года, он уважает приличия. Вот уже пятый год ему удается вести размеренный вполне семейный образ жизни. То ли на закате жизни (услышал бы он меня!) ему все-таки посчастливилось встретить ту единственную и неповторимую, которую методом проб и ошибок так долго искал, то ли просто возрастные изменения характера коснулись и его… Да так ли это важно?.. Главное, что его последний брак длится рекордно долго и, кстати, весьма плодотворно: детская страничка в его паспорте пополнилась еще двумя отпрысками – пятилетним Родионом Николаевичем и двухлетней Авдотьей Николаевной. А рефлекс зажмуриваться, заходя в помещение из которого кроме сладко-тягучей музыки (а из Олькиной комнаты по-прежнему лилась именно такая) не доносилось более никаких звуков, выработался у меня в те благословенные времена, когда Николай Сергеевич находился в процессе поиска. Времена минули, а рефлекс остался. Искореняю его, но, как видите, привычка пока сильнее меня. Удивительно как много посторонних мыслей проносится в голове, когда нужно собраться и принять верное решение, дабы не попасть впросак. Одно все же, несомненно – глаза надо открыть. 
Картина, открывшаяся моему взору, до известной степени действительно была интимной. Но! Что в данном случае важнее? Щелк, щелк, щелк… Дебет – кредит… Победило нежелание прослыть ханжой.
Я улыбнулась. Павел улыбнулся мне в ответ и попытался встать. Но Олька, сидевшая на подлокотнике его кресла, повернувшись ко мне лицом, неловко (а может наоборот намеренно), покачнулась и шлепнулась к нему на колени.  Картина маслом: «Мы вас не ждали, а вы приперлись».
- Пиццу лучше есть, пока она не остыла.
И очередная фальшиво-простодушная улыбка.
Олька хохотала, даже не пытаясь встать. Павел улыбался. Похоже, ситуация была неприятна лишь мне. Чувствуя, что улыбка на моем лице превращается в гримасу, я отвернулась и подошла к музыкальному центру. Пробежав взглядом по надписям на коробочках с дисками, аккуратно расставленных в винтообразной высокой стойке, поняла, что не разобрала ни единого слова. Принялась читать вновь, более внимательно. Помогло. Я успокоилась и могла продолжать общение в, так сказать, непринужденной манере.
- Ничего нового…
- Посмотри в коробке, - отозвалась подружка.
В коробке… И где она? Покрутив головой, но, не оглядываясь, я таки обнаружила картонную коробку, стоящую рядом на стуле. В ней навалом лежали потертые пластиковые коробочки с забавными рукописными вкладышами вместо ярких типографских картинок.
- Что это?- спросила я, вынув из кучи одну наугад.
- Не знаю. Антон притащил, я еще не смотрела. Да брось ты там копаться! Давай лучше выпьем…
- Неплохая идея, - поддержал ее Павел.
Я собралась духом и обернулась. В этот момент он обхватил Ольку за талию, приподнял и, встав вместе с ней, мягко опустил ее на пол. Меня поразило, с какой легкостью он все это проделал. Моя Олька,  безусловно, не отличалась особо широкой костью, но все-таки метр семьдесят девять…  А Павел при всей своей ладности, как любила говаривать баба Лина, до гренадерского телосложения явно не дотягивал. Что-то раньше я не замечала за собой любования мужской силой.
 
   Мы сдвинули кресла, сгруппировавшись вокруг сервировочного столика. Павел откупорил бутылку, разлил вино и первым поднял свой бокал.
- Надо  выпить за что-нибудь…
- Предлагай, - согласно кивнула Олька.
- За Аглаю.
- С какой стати? – удивленно, но вовсе не возмущенно спросила Олька, уставившись на меня.
- Ну… Я думал, что это очевидно.
- Лично мне это не очевидно.
Олькино недоумение начинало меня раздражать. Простая любезность. Пока она здесь ворковала, я вкалывала на кухне. Что еще объяснять?
- Я как хозяйка дома рассчитывала…
На лице Павла читались потуги поиска подходящих слов. Неужели так трудно сообразить, что ответить зарвавшейся хозяйке? Обидно.
- Во-первых, Аглая привела меня в этот дом…
- А, во-вторых? - капризно надув губки, поторопила вновь замешкавшегося Павла Олька.
Ха-ха… Олькина игра в капризную девочку была мне хорошо знакома, но Павел!.. Он-то, оказывается, подбирал слова, чтобы реабилитироваться в Олькиных глазах. Это уж слишком. Обида медленно, но верно расползалась во мне, принимая необратимую форму. А обижаюсь я очень однообразно, поэтому совершенно очевидно, что скоро мне все это надоест. Вот уже накатывает… Нет... Подбирается. Да. Подбирается промозглая сырость Альбиона, распространяя вокруг, как выражались позапрошловековые классики - сплин, а проще говоря, тоску смертную.  Ваши игры мне не интересны. Что происходило здесь до моего появления, что будет после того, как я уйду?.. Все слишком очевидно. Никакой интриги.
Я спокойно (читай – безразлично) посмотрела сначала на Ольку, потом на Павла…
- Давайте я с вами выпью сразу за все и за всех…
- Но?..
- Мне пора…
- Куда тебе пора?
- Пора покинуть вашу милую компанию и вернуться на кухню.
Я высоко подняла руку с бокалом, поочередно кивнула сотрапезникам и залпом выпила вино.  Что ж раз никто не собирался меня задерживать, мне оставалось лишь исполнить свое намерение. Взяв со столика тарелку с пиццей, я покинула «сараюшку» в полнейшей тишине.


   Продолжение следует...http://proza.ru/2012/10/15/680