Ах, почему ОН не один, или Испытание выбором. 12

   Часть двенадцатая.

   - Ну и погодка…
   - Что?- рассеянно спросила я, не сразу переключившись с размышления на восприятие.
   Марат открыл багажник, бросил туда щетку и быстро снова захлопнул.
   - Бесполезное занятие говорю. Поехали, пока нас самих не занесло.
   - Ехать-то далеко? – поинтересовалась я, усаживаясь рядом с Маратом.
   - Да уж не близко…
   - Неужели обязательно ехать именно сегодня?
   - Не они для нас, а мы для них.
   - Что ты этим хочешь сказать?
   - Богатые люди существуют на белом свете вовсе не для того, чтобы стать нашими клиентами и тем самым обеспечить нам средства для существования. Теперь понятно?
   - В общих чертах. Но ты не просто лучший – ты модный, а это для них все же имеет значение.
   - Детка, господин Демьянов очень легко может придать мое имя забвению.
   - Оскал капитализма…
   - Ты молодая, а я успел застать тот период, когда в институтах существовала такая дисциплина – научный коммунизм, по которому все без исключения перед защитой дипломного проекта сдавали Государственный экзамен.
   - Ну и что?
   - Ничего. Только про оскал капитализма я могу рассказать тебе много интересного. Скажу тебе по секрету, что в девяносто первом году я так и не смог приобщиться к всеобщей эйфории по поводу провозглашения так называемой демократии. Знаешь почему?
   - Почему?
   - Потому что не пролистнул пресловутый  учебник,   как это делали многие, а изучил предмет довольно внимательно.
   - На тебя это произвело такое сильное впечатление?
   - Зря смеешься. Среди словесной шелухи там много неглупых мыслей. В разумности и вменяемости людей, проповедующих идеи коммунизма, вернее социализма, поскольку коммунизм, как не жаль – утопия,  мне суждено было удостовериться, когда сразу после окончания института я попал на стажировку в Англию.
   - Извини.
   - Давно хотел тебе сказать – меньше извиняйся.
   - Но…
   - Глупости все твои но. Извиняться нужно только в крайних случаях. Так об Англии… Прекрасная страна, превосходные люди. Умные, образованные, талантливые. На первых порах я буквально одурел от впечатлений. Но со временем я стал замечать кое-что, что заметно остудило мой пыл.
   - Что же?
   - Опять ты усмехаешься, а я ведь говорю с тобой серьезно.
   - Я и не думала. Тебе показалось.
   Марат посмотрел на меня и удовлетворенно кивнул.
   - Свобода творчества… Не более чем миф.  Творцы на Западе  не намного свободнее, чем в свое время были у нас. Какая разница кто диктует правила игры? Партработники, сидящие в скучных кабинетах или улыбчивые бизнесмены? Заказ он ведь не всегда столь уж прямолинеен. А безденежье художников (в широком смысле этого слова), которые в силу личных убеждений не желают принимать предложенные правила это, отнюдь, не местечковая проблема.
   - Да деньги… Я согласна. Но на Западе свободы все же больше, нет?
   - В чем? Говорить, когда никто тебя не слушает? Создавать то, что никому не нужно?  Все мы обслуга, Агашенька. Чего изволите? Сколько заплатите? Неужели ты всерьез думаешь, что там как-то иначе?  Никто не вложит в тебя ни копейки, если сочтут, что это нельзя будет продать. Скажу больше. Когда деньги были государственными, при хорошем к тебе отношении уговорить чиновника  «вложиться» было  проще.  Найти охотников рисковать своими деньгами  гораздо труднее. Если такое вообще возможно при теперешнем положении дел. 
   - Может быть дело в цене?
   - В цене или стоимости?
   - Не очень поняла… Я имею в виду оплату труда. Ты никогда не думал уехать из страны?
   - Куда? Зачем? Нас и здесь неплохо кормят, как говаривал один упитанный кот из мультика.   И потом… Я тут думал-рассуждал и додумался… Знаешь до чего?
   - До чего?
   - Мысль в общем банальная, но мой личный опыт ее подтверждает. Денег человеку нужно ровно столько, чтобы ему хватало на приличное существование и оставалось еще чуть-чуть. Чтобы непременно оставалось и, чтобы непременно немного.
   -  Ну, знаешь ли… Аппетиты у всех разные. 
   - Аппетиты разные, но дело не в аппетитах. Ибо, что такое аппетит? По существу это легкое чувство голода. Заметь, легкое. Сильно проголодавшийся человек жрет все, что ни попадется. Нельзя доводить человека до такого состояния. Это раз. И нужно воспитывать культуру питания. Это два. Вот и все.
   - Глобальные проблемы так просто решаются?
   - Посуди сама. Практически во всех культурах есть традиция: пришел в дом человек – сначала накорми, а потом расспрашивай. Почему? Да потому, что голодный человек всегда потенциально опасен.
   - И к гостеприимству и радушию это никакого отношения не имеет?
   - Имеет. Но гостеприимство и радушие не  возникло на пустом месте. Колоссальный человеческий опыт, иначе говоря – народная мудрость.
   - Ну, положим. А как же – сколько волка не корми?..
   - Поэтому так и живем.
   - И все решит культура питания?
   - Не будь занудой.
   - И все-таки?
   - Знал бы ответ, так не ехал бы сейчас с тобой к бывшему «отморозку», а ныне респектабельному господину и преуспевающему бизнесмену, а занимался переустройством мира во имя добра и человечности. Кстати, о господине Демьянове. Старайся не вступать с ним в посторонние разговоры. Он может воспринять это как обещание на необременительные интимные отношения.
   - Не поняла.
   - На одноразовый секс. Так понятнее?
   - Более чем.
   - Михаил Иванович сладострастен без всякой меры. Я, конечно, буду за тобой присматривать, но и ты сама держись ко мне поближе.
   -  Мы куда едем-то?
   - О!.. Это очень, очень далеко. Там пустынно и жутко.
   - И дикие звери бродят по лесным тропинкам, мечтая полакомиться свежей человечинкой?
   - Вполне вероятно, - усмехнулся Марат.
   Я весело рассмеялась, но на душе стало не совсем спокойно. Про Демьянова, в самом деле, ходили довольно странные слухи. Например, про то, что в загородном доме он держал двух волков, которые беспрепятственно передвигались не только по территории его обширного участка, но даже заходили в дом. Говорили, что кормил он своих питомцев живыми кроликами, наслаждаясь, глядя, как хищники раздирали этих несчастных пушистиков у него на глазах. Раньше мне как-то не приходилось особенно задумываться о правдивости этих слухов. Про богатых и знаменитых и не такое рассказывают. А вдруг это правда?
   - Что примолкла? Испугалась?
   - Вот еще! – жизнерадостно соврала я. – А почему, кстати, Тарновский послал с тобой меня?
   - Честно?
   - Хотелось бы, если это, конечно, не противоречит профессиональной этике.
   - Ты неконфликтна, уравновешенна и обладаешь такими редкими в наших рядах качествами как исполнительность и аккуратность.
   - Это мнение Тарновского?
   - Это общее мнение о тебе в коллективе. Могу сказать, что думаю о тебе я сам. Хочешь?
   - Хочу.
   - У тебя заниженная самооценка, что очень удобно, если работаешь в паре. Это я попросил Тарновского, чтобы он дал мне тебя в помощницы.
   - Я реально оцениваю свои возможности. По крайней мере, пытаюсь…
   - Обиделась? Я бы не стал этого говорить, если бы относился к тебе не так хорошо.
   - С чего бы?.. То есть я не это хотела сказать…
   - Давай сначала скажу я, а то, боюсь, опять наш разговор уйдет в сторону. Так вот… Тебе нужно кардинально менять свою жизнь.
   - И что в моей жизни не так?
   - Да все!..
   Хорошенький поворот событий. Сначала тебе говорят, что ты нравишься… Нет, он не так сказал. Он сказал, что хорошо ко мне относится. Значимая оговорка. Затем следует приговор о полной несостоятельности.  Поблагодарить или расплакаться. Плакать, впрочем, нельзя. Я же уравновешенный человек. По крайней мере, все так думают.
   - Не обижайся, а отнесись к этому серьезно. Говорю это из лучших намерений, поверь.
   Ну да. Знаем, читали, куда выстлана дорога из лучших намерений.  «Не обижайся, не обижайся…»  Да не обиделась я!  Только говорить мне с тобой что-то перехотелось.
   - Ты слушаешь?
   Я  кивнула, и отвернулась к окну. 
   - Мне случайно попалось на глаза твое личное дело… Художественная школа, архитектурный институт… Это был твой личный выбор или…
   Говорить по-прежнему не хотелось, и я снова кивнула.
   - Почему?
   Едва сдержавшись, чтобы не ответить по кочану, я пожала плечами.
   - Нет, в самом деле, почему?
   - А ты? – отвернувшись от окна, за которым все равно ничего не было видно, нарушила я свое молчание.
   - Я… Я – это совсем другая история.
   - У тебя, стало быть, другая?.. Похоже,  ты знаешь мою историю? Так?
   - Я лишь предполагаю. Мне интересна твоя версия. Виноват, оговорился. Мне бы хотелось услышать подлинную историю.
   - Раз читал мое дело, значит, знаешь, в какой семье я росла. Красок и кистей в доме было больше, чем чего-либо другого. Я рано начала рисовать, и по утверждению, родственников у меня это неплохо получалось.
   - Поэтому тебя отдали в художественную школу.
   - Меня,  как ты выразился, отдали в художественную школу, потому что я этого сама хотела. Неужели трудно поверить, что ребенку просто нравилось рисовать?
   - А потом?
   - И потом. Я до сих пор люблю рисовать.
   - И занимаешься почему-то совсем другим.
   - Люблю, это не означает,  хорошо умею.
   Я рассмеялась, вспомнив одну свою приятельницу, которая постоянно повторяет, что любит и умеет готовить. В смысле приготовления пищи. Только вот я ни разу в жизни не попробовала в ее доме ничего особенно вкусного. А однажды, наблюдая за процессом варки варенья из черной смородины, который она упростила,  что называется до самого нельзя, была просто шокирована. Моя баба Лина (никогда, кстати, не хваставшаяся кулинарными умениями) превращала вареньеварение в некий ритуал, за которым я обожала наблюдать с самого раннего детства. Поэтому я и сейчас, когда варенье практически никто уже сам не варит, каждое лето непременно покупаю десятками килограммов всевозможные фрукты-ягоды и навариваю прорву варенья, которое потом раздаю друзьям и родственникам. Многие посмеиваются над моим пристрастием, но не было случая, чтобы кто-то отказался. Все-таки домашнее варенье,  сваренное на открытом огне в медном тазу трудно сравнить со всеми этими конфитюрами-джемами промышленного производства. Но для меня даже не это главное. Для меня гораздо важнее сам процесс.
   - И чему ты смеешься?
   - Так, вспомнилось… Но это не то теме.
   - Ты не воспринимаешь мои слова серьезно?
   - Воспринимаю. Но, если не ошибаюсь, ты клонишь к тому, что  на меня давит авторитет отца и деда?
   - Разве я неправ?
   - Прав, конечно. Но что же делать, если все сложилось так, а не иначе?
   - Чего проще попробовать себя в каком-нибудь другом деле?
   - Но я больше ничего не умею.
   - А ты пробовала?
   - Ты так говоришь, потому что считаешь меня абсолютно бесперспективной в том, чем я занимаюсь теперь?
   - Нет.
   - Значит, у меня все-таки есть шанс?
   - Шанс есть у каждого…
   - И у Тани с Аней?
   - Господи, при чем здесь Таня с Аней? В огороде бузина, а в Киеве дядька…
   - Нет, а все-таки?
   - У вас разный потенциал и разные цели.
   - У меня, кажется, вообще нет цели.
   - Я об этом и говорю. Ты работаешь за кусок хлеба…
   - А кто-то работает бесплатно?
   - Работа должна оплачиваться. Я же не об этом. Ты находишься в условиях, когда о хлебе насущном думать не приходится и…
   - Интересная версия. С этого момента, пожалуйста, поподробнее.
   - Не станешь же ты утверждать, что живешь на то, что зарабатываешь в конторе?
   - А на что я живу, по-твоему?
   Марат с нескрываемой досадой посмотрел на меня. Но объясниться нам не пришлось, потому что в этот момент наша машина столкнулась с каким-то неопознанным предметом. Марат резко нажал на тормоз, и она, в смысле машина, вздрогнув, послушно остановилась. Какое-то время мы  неподвижно сидели, как-то совершенно одинаково вжавшись в сидения. Удар от столкновения был мягким и совершенно беззвучным. И это заставляло предполагать самое худшее.


   Продолжение следует...http://proza.ru/2012/10/15/774