Банановые терема

Это случилось в 1496 году близ излучины  реки Ориноко. Не подозревая ничего плохого, в атласных сандалиях  «Тэнк и братья»,  я медленно полз по турбулентному болоту, и что бы ни говорили негодяи, подкупленные конторой, а именно этими турбулентными болотами и славилась излучина «Тэнк и братья». Окончу неоконченную мысль. Болота считались счастьем мира, а турбулентность цвела не только на языке, но и внутри и даже сбоку языка. Я понимаю, что говорю несколько непонятно, но надо принять во внимание, шёл 1496 год и сделать скидку на турбулентные помехи того времени. И вдруг, а всё на свете происходит только вдруг, мне пришла мысль неожиданно закрыть левый глаз, а потом и правый. Сказано - сделано. Таким образом, я неожиданно достиг сверхрезультата. Сам того, не зная, а откуда мне знать, я навсегда прекратил поступление световых лучей, туда, куда они обычно стремятся поступать. Вы можете, верить мне или не верить, но именно в ту минуту, я различил небольших размеров довольно симпатичную яйцевидную гавань. Одну из тех, о которых поётся, что в нашу гавань, мол, заходили корабли и так далее. Гавань лежала в тумане. Чтобы Вы, упаси боже, не подумали обо мне плохо, признаюсь. Я не матрос и не моряк, никогда не носил тельняшку, не видел моря, но внезапно представшая предо мной яйцевидная гавань, испугала меня не на шутку. Не надо думать, что я трус. Однажды, я один одинёшенек, разогнал рабочую демонстрацию демонов, бурно ратующих, за не помню что. К сведению любителей погреться на холяву и прочих симпатяг. Боже, до чего же я люблю людей, у–у–у, но сейчас о другом. Просвещение и ещё раз просвещение. В среде демонов имеется внушительная прослойка рабочих. Собственно говоря, демоны это и есть рабочий класс. Попадал я и в смертельные перестрелки. Помню жуткий случай, когда я выпал из трамвайного вагона шедшего в парк на Красную Пресню. В прошлой жизни я был дровосеком и даже работал в месткоме. В то время тоже были месткомы. И простые и привилегированные, как, скажем «Тэнк и братья». К слову сказать, это был отвратительный местком, в буфете которого, никогда не было холодного пива. Когда я вспоминаю, как с голоду обсасывал баобабовые щепки и жевал грушевидные растения, а, их в наших лесах было видимо - не видимо, меня бьёт омерзительный колотун.  Колотун, как часть нашего бытия, как правило, недоступен осязательным органам людских бренных тел. Колотун достигается посредством беспрестанных слепых ощупываний окружающих сущностей. Я являлся главным дровосеком земного шара. Чтобы выхлопотать назначение, мне пришлось подмазывать добрую, читай, недобрую и отвратительную четверть, а то и половину земных мерзавцев. Я охватил подкупом почти половину Галактики. Каюсь, я переборщил и вышёл за рамки дозволенного, но ведь именно из - за этого, я и умер впоследствии. Деньги в те времена печатали не на бумаге, а на словах. Они ничего не стоили и пахли Крысидом. Крысид –вещь нужная, не только в хозяйстве, но и в искусстве. Наше искусство, погрязшее в низменных ласках, находящееся в тисках испорченных натур, одуревшее от груза невообразимой тоски по прекрасным материям, что бы это могло быть? - пропитано Крысидом до основанья, а затем… Никаких затем! Но давайте отвлечёмся от грустных материй и представим конструкцию, на перепончатых крыльях которой, как на крыльях свинцового Икара иных светлых лет, можно воспарить к неописуемым далям грядущего. Оставим в покое банановое равноденствие, этот своеобразный экинокс чужеродных масс и вечный жупел империализма и консерватизма. Забудем и банановые терема. Что в них проку? Стоят и дразнят мальчишек мира своей жёлтой съедобностью. Придёт время – съедят. Мировая литература переполнена сведениями о нищих духом. Но мы будем говорить о нищих пухом. Последовательность, ключ, не только от сюрреалистических квартир, где, по утверждению великого комбинатора в чудном бездействии пребывают и пылятся хрустящие банкноты. Это относится ко всем валютам изгаженного мира, высшим разумом обречённым на нечто такое, о чём ни в сказке сказать, ни пером описать. Последовательность – есть нечто большее. Сдаётся, она больше Большого Театра, величественнее пенсий, о которых беспрестанно твердят наши, а чьи же ещё, убогие СМИ, громадней нильских аллигаторов и пирамид Хеопса. Одним словом, она - зелёная была. С этим трудно согласиться, но и возражать не так уж и просто. Кто такие нищие пухом? Вопрос по существу. Чем нищие пухом отличаются от нищих духом? В чём, так сказать, их дивная разница? Сумасшедший Иван Иванович, пермский двоеженец, скажет, знать не знаю, ведать не ведаю. Это понятно, поскольку двоеженцы,  находятся в постоянной борьбе за хрустящие бумажки, необходимые для покупки продуктов питания и последующего насыщения бездонных желудков своих голодных жён. Двоеженцы воюют. И если для простых смертных, мир, в некоторой степени, мир, то, Иван Иванычам, мир представляется вечной войной. Далеко не так происходит на берегах священного Ганга, хотя Ганг, как река, тут абсолютно не причём. Хочу заметить, что Ганг, не причём, ни как река, ни как - не река. И всё же, кто такие, нищие пухом? Можно рассуждать, используя метод Дуракова.  Если нищие духом, всего – навсего, одушевлённые предметы, лишённые светлых устремлений, которых, надо сказать, не существует ни на берегах Ганга, ни на берегах никаких иных рек, от себя прибавим, светлые устремления начисто отсутствуют в природе. Но так рассуждать может только законченный  кретин.  Можно и по другому. Поскольку нищие пухом могут мыслиться, как одушевлённые двуногие субстанции не насыщенные пухом, (метод Товмасяна), напрашивается утверждение. Нищие пухом, беспрецедентные величины, у которых наблюдается отсутствие не только пуха, но и всего того, что мы называем жизнью. И это уже есть самая последняя наивысшая степень мирового безобразия.         
               
                Андрей  Товмасян  Акрибист

                5 Октября 2012 года