Ах, почему ОН не один, или Испытание выбором. 20

   
   Часть двадцатая.

   Русские способны часами сидеть за накрытым столом, беседуя о чем угодно, то есть обо всем и ни о чем. Возможно, сейчас это постепенно уходит. Не знаю. Но я выросла в доме, где это было. Трапеза не так уж важна. Стол может быть обильным или почти пустым, но никогда - пустым. Если вам не предложили закусить или выпить чаю, то беседа, как правило, не клеится. Кто-то вдруг вспоминает о неотложных делах, кто-то просто уходит, не объясняя причин. Разговоры разговаривать становится не с кем.
   Петр Андреевич знал это правило. Когда благодаря нашим с Дмитрием усилиям (в основном, конечно, Дмитрия) тарелки на столе опустели, он быстро убрал грязную посуду и предложил нам выпить чаю.
   Я посмотрела на часы. Если за стол я села около одиннадцати, а сейчас половина второго, то мы кампанствуем два с половиной часа. Я взглянула на соседа. В самом деле ли, его за мной послали? Даже, если не брать в расчет меня. Кому я там нужна, кроме Марата. То его столь длительное отсутствие должны бы, кажется, заметить?
   - Чай, пожалуй, уже лишнее. Во-первых, я и так объелась, а, во-вторых, у Демьянова, наверное, уже розыск объявили.
   - А я так с удовольствием чайку выпью.
   - Чай у меня отменный. Ты, Аглая, такого и не пробовала.
   - Так не влезет уже. И пора нам. Волнуются ведь люди.
   - Для чая много места не нужно. Вы посидите, а я мигом управлюсь.
   - Вы с Дашей поссорились?
   - Почему вы так решили?
   - Обратно не торопитесь. Странно.
   - А чего там интересного? Прекрасно знаю, что там сейчас происходит. Хотите - расскажу?
   Я отрицательно покачала головой.
   - Вот и вам туда совсем возвращаться не хочется.
   - Я работать приехала.
   - С Маратом. Я в курсе. Только какая там сейчас работа… Демьянов не знал, что Дашка прикатит да нас с собой притащит. А там, где Дарья Михайловна, там о работе и речи быть не может.
   - Все-таки вы поссорились.
   - Все наши ссоры уже позади.
   Любопытное замечание. Но лучше мне в такие дела не вникать. С одним великим спортсменом, я уже попыталась подружиться.
   - А вы знакомы с Маратом?
   - Немного. Было время «зажигал» не хуже других. А теперь поутих?
   - Я не в курсе, как он проводит досуг.
   - А мне показалось, что у вас довольно близкие отношения.
   - До определенной степени. В пределах нашей конторы.
   - В самом деле?
   - Вы сомневаетесь?
   -  Что касается вас – нет. Вы же обещали быть со мной откровенны, помните?
   - На память пока не жалуюсь.
   - Послушайте, Аглая, а можно ваше имя как-то уменьшить?
   - Разве оно слишком длинное?
   - Слишком официально как-то. А здесь так мило, просто. Ведь есть же у вас какое-нибудь домашнее имя?
   - Есть. Обычно меня зовут Гашей, а кому не лень выговаривать – Агашей. Подходяще для деревенской простоты?
   - Вам не нравится ваше имя.
   - Не нравится, но я привыкла. Отзываюсь, не вздрагивая.
   - У меня предложение. Давайте тяпнем наливочки. На брудершафт. И перейдем на ты.
   - Стоит ли?
   - Стоит. Сидим в деревенском доме у милейшего старикана и выкаем друг другу как на приеме у английской королевы.
   - Уговорили.
   - Вы какую предпочитаете?
   - Брусничную. Она мне больше всех понравилась.
   - Тогда и я брусничной побалуюсь.
   Он разлил наливку, взял одну из рюмок и протянул ее мне. Изящная вещица так забавно смотрелась в его крупной руке, что я невольно улыбнулась. Но улыбка тотчас сползла с моего лица, когда я сообразила, что брудершафт предполагается завершать поцелуем. У меня это совершенно вылетело из головы, когда я давала  согласие. Не то, чтобы мысль о предстоящем поцелуе мне была не приятна. Скорее, наоборот (перед собой-то что лукавить?). Но я растерялась. Такой важный в моей жизни момент, а я абсолютно к нему не была готова. Пока я мысленно призывала себя успокоиться и сосредоточиться, дабы этот момент получше запечатлелся в моей памяти, мы переплели руки, и выпили Велехновскую наливку. Далее, как я предполагала, мы должны были соприкоснуться еще влажными от наливки губами, и на этом ритуал считался бы завершенным. Но все произошло несколько иначе. Дмитрий взял мою рюмку, поставил на стол, свою, разумеется, тоже. Освободив руки, он положил их мне на плечи, даже не положил, а обхватил, слегка притянул к себе, и заглянул мне в глаза. Именно,  заглянул. Взгляд не коснулся, он проник внутрь меня, не оставив надежды что-нибудь скрыть, утаить от него. Сердце мое екнуло и упало. Не знаю куда. Я не только его не чувствовала, я вообще ничего не чувствовала. Его лицо медленно приближалось, контуры его расплывались… Я закрыла глаза и ждала. Или мне только казалось, что я ждала. Прикосновение его губ заставило меня вздрогнуть. Он заметил это, и руки его, соскользнув с плеч, легли мне на спину. Теперь я уже вся оказалась в его объятиях. И это было так приятно. И так хотелось, чтобы это длилось и длилось и никогда не кончалось. Поцелуй – настоящий, влажный. И тепло его дыхания на моей щеке. Но все  когда-нибудь кончается: и плохое и хорошее, к сожалению, тоже. Он отстранился. Лицо его было все еще   совсем близко. Мгновение - не больше, смотрел он на меня очень серьезно, потом улыбнулся и, чмокнув в нос, отпустил.

   Еще где-то с час мы чаевничали, и только потом Дмитрий согласился со мной, что пора возвращаться.
   На улице снова шел снег. Он падал в абсолютной тишине редкими крупными хлопьями. Ветра не было. Заметно потеплело. Под навесом, привязанная к опорному столбу, стояла лошадь. Когда скрипнула входная дверь, она повернула морду в нашу сторону и довольно равнодушно посмотрела на нас со стариком. А вот Дмитрия, который, замешкавшись в доме, вышел чуть позже, она встретила куда приветливей: замотала головой и заржала.
   - Заждалась, - улыбаясь, сказал старик.
   Дмитрий, уже спешивший к лошади, на ходу обернулся.
   - Что?
   - Я говорю, плохому человеку лошадь радоваться не будет.
   Дмитрий усмехнулся.
   - Лошадь животное чуткое, - уже обращаясь ко мне, продолжил старик, - ее фальшивой лаской не обманешь. Хороший парень, да не ладится у него что-то, видно.
   - Почему вы так думаете?
   - Долго живу. Людей повидал множество. Разных людей.
   - Знаете, дедушка, я очень рада, что нас вчера к вам ночевать привели. Хорошо с вами: легко, спокойно. Интересный вы человек.
   - Да, полно. Кому сейчас со стариками интересно?
   - За всех говорить не хочу, а мне на стариков везло. Дед мой, баба Лина, Андрей Иванович – брат деда, соседи по даче Емельяновы… Никогда мне с ними скучно не было. Только все они уже умерли.
   - Так жизнь устроена. Старикам умирать – молодым жить. Да и рано тебе еще о прошлом горевать; совсем закиснешь. Настоящим живи, на будущее планы строй. А то,  глядишь, не расцветя – завянешь.
   - Гаш, иди сюда, - позвал меня Дмитрий.
   - Спасибо, дедушка. За все, за все спасибо.
   Я расцеловала старика в обе щеки и пошла к навесу.

   - Залезай, - глядя на меня с высоты своего почти двухметрового роста, сказал Дмитрий.
   - Она же без седла, -  с видом, что  разбираюсь в конской упряжи, уверенно ответила я.
   - Ну и?..
   - Как же мне садиться?
   - Элементарно, Ватсон. Обхватываешь меня за шею, одну ногу ставишь вот сюда (он показал свою ладонь), а вторую закидываешь на лошадь. Маневр понятен?
   - Давай я лучше пешком, а?
   - Как ты себе это представляешь?
   - Ты поедешь, а я пойду следом. Вполне логично. Ты сюда прискакал (как он раньше, я на пальцах продемонстрировала лошадиный галоп), а я пришла пешком. Таким манером и вернемся.
   - Давай без фантазий. Садись.
   - Ей же тяжело будет.
   Лошадь, как будто понимая, что речь идет о ней, повернула голову в мою сторону.
   - О, Господи… - вздохнул Дмитрий. – Долго еще тебя уговаривать? Садись.
   - Ну, хорошо. Только не злись.
   - Шубу внизу расстегни, а то ногу не сможешь высоко поднять.
   Я послушно расстегнула две нижние пуговицы.
   - Ну, - поторопил меня Дмитрий.
   - Сейчас.
   Я подняла руку, пытаясь обнять его за шею. Но это оказалось не так-то просто.
   - Малявка, а тоже – с капризами, - приседая, пробурчал он.
   Пропустив не очень лестное замечание мимо ушей, я обхватила его теперь за доступную мне шею, приподняла ногу…
   - Ну же!..
   - Как же я грязным сапогом?..
   - Знаешь, я в общении с девушками обычно  терпелив, но всему же есть предел.
   - Может табуретку вынести? – поинтересовался подошедший к нам Петр Андреевич.
   Я с надеждой посмотрела на Дмитрия.
   - Лучше ремень, - глядя мне в глаза, ответил он.
   Старик рассмеялся.
   - Все, Аглая, давай. Попытка номер два.
   Он снова присел. Я ухватилась за воротник его куртки и подняла ногу.
   - Стоп!
   Я опустила ногу и вытянула руки по швам.
   - Я сказал обхватить меня за шею, а не хватать, за что попало. Чтобы не лезть на лошадь, решила меня придушить?
   - Прости.
   - Прощаю. Но учти:  прощалки у меня уже на исходе. Третья попытка. Надеюсь последняя.
   На этот раз все, кажется, прошло благополучно. Я обхватила его за шею, поставила ногу в протянутую ладонь; он тут же резко выпрямился, легко приподнял меня на одной руке; и,  закинув другую ногу, я водрузилась на лошадь.
   - Слава Богу, - облегченно вздохнул Дмитрий.
   - Ты уж ее в сохранности доставь.
   - Куда мне теперь деваться? Доставлю.
   - Ну, прощайте. Не поминайте, как говорится, лихом.
   - Да, что вы, дедушка. Славно мы у вас время провели. Прощайте.
   Поставив ногу на перекладину, соединяющую столбы навеса, Дмитрий быстро вскочил на лошадь, пристроившись сзади меня.


   Продолжение следует...http://proza.ru/2012/10/15/933