Взрослые тоже играют в игры

Да, взрослые люди тоже играют в игры. Особенно – мужчины. И не всегда эти игры являются веселыми и безобидными. Однажды в такую игру вовлекли и меня.
16 декабря 1996 года я была  принята на работу «в завод» - так говорят в той местности – в должности начальника отдела кадров. Было это в одном из  поселков «городского типа»  во Владимирской области.  Директор завода, он же фактический хозяин поселка, был,  если использовать терминологию учебников по истории, «просвещенным монархом». Человек этот был очень и очень неглупый, с хорошими деловыми качествами, которые позволили ему даже в 90-е годы эффективно работать и обеспечивать работой не только жителей своего поселка, но и многих других в районе.
Родители мои поселились в соседнем поселке, где был такой же завод, а его  такой же эффективный хозяин тоже был и хозяином  поселка. Но у того «императора», опять же используя научно-историческую терминологию, было больше «тираническо-деспотических» черт характера и стиля его правления, так мне во всяком случае показалось.
Между этими двумя «императорами» происходила острейшая конкурентная борьба. И не только производственная. Соперничество было ВО ВСЕМ. Буквально: ВО ВСЕМ.
Вакансии  в отделе кадров были и там, и там, но я выбрала  того, кого выбрала.
Уже прошел календарный месяц, как я приступила к новой работе. Уже мне предоставили ведомственное жилье и издали приказ о моем успешном прохождении испытательного срока – 1 месяц. Я получила первую зарплату. Очень радовалась, так как 1996 год в Самаре опять был трудный, работала я на трех ставках, но зарплату везде задерживали на 2-3 месяца. Город огромный, климат суровый, работы у меня много, а питание этим «напрягам» не соответствовало. От таких  обстоятельств жизни, похожих больше на естественный отбор в дикой природе, я опять исхудала до своего подросткового веса. Шуба моя стала мне на три размера больше.
А здесь, в поселке,  было очень хорошо с питанием, я надеялась в скором времени набрать свой нормальный вес. Меня поселили в заводской гостинице, так как в доме у леса, который мне предоставили как ведомственное жилье, еще нужно было справить 40 дней бывшей хозяйке. Я ждала.
Заводская гостиница занимала левое крыло на втором этаже заводоуправления и была очень комфортабельной. Там жили приглашенные из других городов специалисты и командировочные. А также гости Директора.
Жизнь наладилась, думала я, и всю свою энергию и благодарность вкладывала в новую работу. И каждому делу отдавала  частицу своей  души.
В один прекрасный день я,  как обычно,  в 7.00 , была в своем кабинете на своем рабочем месте. Мне нравилось, что на работу не нужно идти по улице и надевать тяжелую шубу на три размера больше,  достаточно было спуститься на первый этаж -  и я на работе. Ведь  на улице – холодища – стояли Крещенские морозы. А в заводской столовой каждый день на завтрак выпекали свежие булочки. Кстати, рабочие питались в  этой столовой трижды в день за счет завода. После голодной и холодной Самары мне казалось, что я попала  в Рай на Земле.
Но вернемся в отдел кадров. Вдруг, несмотря на ранний час, в кабинет вошел Виктор Александрович – далее по тексту  ВС («ВикСаныч»).
ВС был высокий и очень красивый мужчина. Ну «настоящий полковник». Он был из города Владимира и тоже проживал в гостинице. Он мне очень понравился сразу, как только я пришла на завод, напомнил мне моего папу в молодости – ростом, синими глазами и безупречно сидящим строгим темно-синим костюмом.  «Надо же, какой красавец», - подумала я, впервые увидев его. Однако очень и очень быстро я заметила, что ВС испытывает ко мне безотчетную огромную неприязнь. Тщательно маскируемую вежливостью и учтивостью -  в производственных целях. Такое бывает, я это испытывала по отношению к себе  даже в детстве. И давно пришла к выводу, что это: во-первых, необъяснимо, что-то из области  несовпадения вибраций биополей,  во-вторых – неисправимо. Поэтому относилась к таким фактам со смирением. Конечно, неприятно, когда  ты совсем-совсем не нравишься  столь красивому мужчине.  Неприятно, но не смертельно.
ВС был начальником службы безопасности завода. Я посмотрела его личное дело – там был внушительный послужной список с указанием  профессиональных достижений по ведомству, название которого многие десятилетия несколько поколений советских людей вслух произносят с оглядкой.
Служба охраны на заводе была многочисленной, почти как армия небольшого государства, которое невозможно увидеть на политической карте мира.  И еще, что меня очень удивило, на заводе везде, в том числе в заводоуправлении и в приемной Директора, были рамки-металлоискатели – я их называла «дыдыдыкалки» -  прямо как в международном аэропорту. Забудешь выложить ключи – они верещат на весь завод.  А за Директором неотступно следовали на шаг сзади два огромных коротко стриженых спортивных парня - блондин и брюнет – телохранители. Таким образом, работа по безопасности была поставлена на высоком уровне и на широкую ногу. И в соответствии со статусом ВС.
Так вот ВС вошел ко мне в кабинет в 7.00 и протянул мне лист бумаги. Читаю и не верю своим глазам: это приказ о моем увольнении по собственному желанию вчерашним числом. Подписан Директором – без сомнения, его руку я узнала, у него была необыкновенная подпись, как и у всех великих людей.
В первую секунду у меня была мысль: «Надо же, без меня обошлись, а ведь все приказы на заводе только я  составляю и печатаю».
Вторая мысль была высказана вслух: «Что случилось, почему?». У меня внутри все похолодело. Не столько от страха, сколько от непонимания. Далее произошел следующий диалог:
ВС:  Я советую тебе послушаться меня. Иди быстро собери вещи, я на своей машине сейчас отвезу тебя во Владимир, помогу с жильем и работой. Но ты должна уехать ровно до 8 часов утра, то есть до начала рабочего дня. Я обещал это Директору. Иначе у тебя будут непредсказуемые неприятности.
Я: Нет, я никуда не поеду, пока не выясню причину столь стремительного увольнения.
В: Напрасно. В твоих  интересах побеспокоиться о собственной безопасности. Я предлагаю тебе помощь. Нашей службой доказана твоя вина.  Директору предоставлены все письменные доказательства того, что ты не просто так приехала к нам на завод, а была «заслана» конкурентами.
Я: Меня подозревают в промышленном шпионаже? Но ведь для этого человек должен иметь специальную подготовку, соответствующее образование по профилю этого предприятия. Элементарно проверить, что я их не имею.
ВС: К сожалению, дело обстоит гораздо хуже. Имеются доказательства, что целью твоего пребывания на предприятии является покушение на жизнь Директора.
Я: ???????????

Я быстро надела шубу и валенки и пошла в поселок.
Следующий отрезок времени – примерно минут тридцать – я была в состоянии аффекта -  так позже я сформулировала «диагноз» своего состояния. 
Я пришла к дому Директора. Дом был капитальный, три этажа, кирпичный. Ворота перед домом – кованые – высоченные. Я позвонила в дверь. Мне не открыли. Посмотрела на окна – в одном из окон колыхнулась занавеска – так бывает, когда тайком смотрят, но не хотят, чтобы пришедший к дому человек это увидел. Я поняла, что здоровый, сильный, взрослый, умный, очень богатый мужчина, хозяин завода и поселка, меня  БОИТСЯ.
Я потеряла чувство реальности. Про шпионские страсти и злодейку-Каплан знала только из книг, а рыбу я покупала только уснувшую, так как боялась убить живую. И вдруг такое обвинение……
Я повернулась спиной к воротам, облокотилась на них и со всей силы ногой стала бить по воротам. Зачем – не помню. Но раза  3-4 «шандарахнула» по ним со страшным шумом. Потом я отошла на то расстояние, чтобы меня было видно из того окна, где шелохнулась занавеска, и выкрикнула три фразы:
1-я  фраза: Его имя-отчество.
2-я фраза: «Я ни в чем перед вами не виновата».
3-я фраза: «Мне некуда ехать».
Зачем я это кричала и почему именно эти слова – не помню. Что и говорить – состояние аффекта.
Потом я вдруг как бы увидела себя со стороны и поняла, что выгляжу жалко. Шуба на три размера больше. Валенки до колен, жесткие, ноги в коленях в них не сгибались -  представьте себе походочку. Худющая, расстроенная. И стою под дверью - ору, «как дура».
Я взяла себя в руки, и быстро пошла на завод.
Пришла в отдел кадров в 7.45. Пампушка Лидочка уже была на работе. Она посочувствовала мне: «Что поделать, здесь на всё его воля». Я ответила, что я уже это поняла. Мне стало окончательно ясно, что работу с вовремя выплачивающейся зарплатой, ведомственным жильем и булочками в столовой  - я потеряла. Придется смириться, собираться и уезжать. Я взяла трудовую книжку, собрала свои вещи и пошла в гостиницу, паковать чемоданы.
У меня было вещей  - два чемодана и сумка – одежда и обувь. Собралась примерно за час – суетилась много. Села и стала размышлять. Все заводчане уже на работе – идти через заводоуправление с чемоданами стыдно. Заводской автобус пойдет за второй сменой только после обеда. И то, если меня пустят в автобус. Я уже видела опальных людей в поселке – их в заводской автобус не пускали, они ходили до дороги пешком. Идти до дороги самой, с чемоданами, 7 км через лес,  при морозе под 30 градусов – невозможно. Поехать с автобусом после обеда тоже страшновато  – здесь темнеет уже в три часа. Пока доедешь до дороги – а там нужно еще ждать попутку или проходящий автобус до Владимира, опять же - холодно.  А также темно  - водители попуток могут тебя и не увидеть, да и после обеда во Владимир уже намного меньше транспорта идет.  И до Владимира еще часа  полтора. Решила точно, что поеду во Владимир, а не к родителям. Во-первых, не хотела их расстраивать, во-вторых, я  уже вспомнила про письмо моей подруги из Набережных Челнов -  вместе  когда-то учились в аспирантуре, полученное на прошлой неделе. Она писала, что стала заведующей кафедрой в пединституте, возмущалась, что я «забурилась в какой-то лес», звала приехать, обещала помочь с работой и общежитием. В эти минуты в гостинице я сочла это письмо провидением и соломинкой для утопающего – есть куда ехать!
Так я лихорадочно соображала – планировала технические подробности осуществления своего отъезда. Порешила на том, что выезжать нужно завтра в 6 утра, когда за первой сменой в город поедет заводской автобус. Если уже к тому времени поступит водителю распоряжение меня не пускать в автобус, то я пойду к выезду из поселка, с надеждой, что меня подберет машина из города, которая всегда рано утром привозит в поселковый магазин хлеб и молоко. Водитель там будет не местный, про мое «капланство» знать не будет, авось подвезет до дороги. Утром много шансов сесть на проходящий транспорт до Владимира, а во Владимире с утра легче решить вопрос с гостиницей, если поезда в этот день нет.  Решила поступить именно так.
Особо меня пугал холод. На днях в местных газетах было предупреждение, чтобы не ходили через лес – были уже случае замерзания людей в лесу. Местное население множества деревень  в округе  всегда ходили лесом, и летом, и зимой. Особенно в перестроечные годы, когда  государственные автобусы вообще перестали курсировать между населенными пунктами, как было в советские времена, а ездили только заводские автобусы, но в них посторонних не пускали. К тому же среди местного населения было много любителей крепко выпить. А некоторые вообще, пили обязательно «досыта» и укладывались спать прямо под кусточками. Вспоминаю, как из Владимира приехала к родителям, вышла на дороге и пошла лесом – до их поселка от дороги 2 км – так под многими кусточками аккуратно спали мужички. Очень я удивилась, никогда прежде такого не видела. Мужичков  никто не тревожил. Выспятся – идут домой. Но то – летом. А зимой пострашнее – есть опасность замерзнуть. Из окна родительского дома наблюдала зимой интересную картину. Идет мужик, качается. «Бумс» – упал. И лежит – спит.  Издали кто-то увидел, подбегает, заглядывает в лицо. Дальше  сценка выглядит так. Увидевший пьяницу, и узнавший его,  куда-то бежит, видимо, включить сарафанное радио. Через какое-то время, смотрю, к месту действия бежит женщина, волочит  за собой санки. «А, жена», -  догадываюсь я. Подбегает женщина, укладывает своего «борова» на санки, привязывает его, укрывает одеяльцем и прёт санки  со своим благоверным, своей «защитой и опорой», домой. Берегли своих, замерзнуть не давали. Но это на территории поселка. В лесу в мороз так заснуть  - означало гибель.
Вот я и боялась идти до дороги в такой холод. Хоть я и трезвая, обморозиться все равно немудрено. Потому и размышляла в гостинице, как  уехать. Был только полдень, значит, до отъезда надо как-то прожить 18 часов. Как? Выйти из гостиницы и боюсь, и стыжусь. А  просто сидеть в гостинице тяжело. Сердцебиение стало зашкаливать, не могу успокоиться. Чувствую себя очень несчастной, и загнанной, как лисичка в лесу, когда на нее охотятся. И тут меня осеняет – ключ от того дома, который у леса! У меня ведь есть ключ, я ходила в дом регулярно – проверяла работу печки АГВ  -  она на  газу.
Я решила дождаться, когда в заводоуправлении все местные уйдут на обед домой, а приезжие пойдут в столовую, прошмыгнуть к выходу и уйти в поселок, в дом у леса, и  в доме отсидеться до ночи. Потом вернуться, дождаться в гостинице утра и уехать. Такой план гарантировал, что я ни с кем не встречусь. К тому же мне показалось, что в доме, таком далеком, не связанном с внезапно наступившим этапом моих новых бед и неприятностей, я на какое-то время почувствую себя в безопасности, как в норе, и это даст мне возможность «полизать раны» и поразмышлять о будущем.
План удался. Никого не встретила, пришла к дому. Тыркаюсь-тыркаюсь – не могу открыть замок ключом – замерз. Замок такой тяжелый, навесной, как на двери колхозного амбара. А спички взять, чтобы можно было согреть металл -  не додумалась. Очень расстроилась, стала зачем-то ходить вокруг дома.
Дом был внутри обычной избой – одна комната. Но почему-то у дома были два входа и бесчисленное количество каких-то вспомогательных помещений, их здесь именовали «сенцы». Вокруг дома было много сараев. А в них всякая дребедень – полугнилые доски, куски шифера, треснутые кирпичи. Хожу - рассматриваю все. Не  помню – зачем. Вдруг, смотрю, сзади дома окно сенцов какое-то «набекрененное». Внешняя рама как будто вот-вот вывалится. Я нашла в сарае деревяшку, поднесла ее к дому, привстала на нее и сняла  эту раму. В той местности в старых домах всегда рамы были внешние, съемные, их снимали на лето, и внутренние – закрепленные. Далее лежал слой пожелтевшей ваты на подоконнике, видимо, чтобы «не дуло». Я толкнула рукой створки внутренней рамы – щеколды все прогнили и окно открылось. Я обрадовалась, влезла в окно и поставила на место внешнюю раму, поправила  вату и закрыла створки внутреннего окна. Изнутри.
В доме стоял полумрак. Свет я включать не стала, хотя электричество было. Стала бродить впотьмах, залезла на чердак. Там было сено и очень хорошие перекладины под крышей. «Удобно повеситься», - подумала я. И дальше развила эту мысль: «Может мне повеситься?  А то какая-то я неудачница – нигде не приживаюсь, ни с кем не уживаюсь. Бечора (слово «бечора» с татарского - «бедолага, неудачница»). А тут одним махом все проблемы решатся,  и не надо будет опять тащиться в чужой город через пол страны, опять привыкать, стараться  понравиться, чтобы прижиться. И работать, работать, работать... А зарплату ждать по нескольку месяцев и недоедать». «Пойду, поищу веревку», - решила я. С такими грустными мыслями я спустилась с чердака в дом.
В комнате было тепло и темно. Я почувствовала теперь, кроме жалости к себе, страшную усталость. Тахикардия перешла в аритмию, сердце стало, временами, как бы замирать. Я легла на старенький бабкин диван, накрылась своей шубой и провалилась в сон.
Сон этот был больше похож на обморок. Но при этом мне казалось, что я все время слышу шаги покойной бабки вокруг дивана, ее дыхание, когда она наклоняется над моим лицом. Потом мне стало казаться, что вокруг дома кто-то ходит. Но мне было спокойно-спокойно и уже вроде как безразлично все вокруг. Подвывал ветер в щелях между прогнившими бревнами стен дома, и  слышно было, как шумят деревья.
Очнулась я в кромешной тьме. Надела шубу и наощупь, без включения света, по памяти, вылезла в то же окно.
Было уже часов 9 вечера. Иду по поселку к заводу. Нервничаю – вдруг приду, а там мои чемоданы уже за дверь выставили? Куда я пойду? Успокаиваю себя – вернусь в бабкин дом у леса, покойница поймет.
Я весь день голодная была, даже утром не успела позавтракать – завтрак в столовой всегда подавали в  10.00. Даже не пила воду весь день. Очень переживала внезапное увольнение, нервишки расшатались. И от этого, в том числе, страхи мои  усилились, в голову полезли страшные мысли. Я вдруг вспомнила утреннюю фразу ВС: «…у тебя будут непредсказуемые неприятности, подумай о своей безопасности...».  Меня осенила догадка: меня будут бить и пытать. Тут же я вспомнила, что про  «императора»- конкурента поговаривали, что у него есть зиндан для непокорных. Я похолодела от ужаса, подумав, что вдруг и у этого тоже есть! Для него я теперь – лютый враг, он ведь верит, что я собиралась его убить, значит,  будет мстить.  У страха глаза велики, так что следующая мысль была еще страшнее. В исторических фильмах я видела, когда опальных людей, чуть ли не в исподнем,  в телеге,  отправляли в Сибирь, с ними всегда отправляли и всю семью. Это было страшнее всего. Я представила, что вышлют моих родителей. А отец у нас лежачий – болен и не ходит вообще. И с ними еще мой ребенок.  Куда ехать?
С каждой минутой самочувствие и психическое состояние у меня становились все хуже.
Прихожу на завод – чемоданов за порогом нет. Охранник как-то странно очень на меня посмотрел, но не остановил. Прошла я «дыдыдыкалку» и стала подниматься на второй этаж.
В высоких валенках было трудно подниматься - ноги не сгибались. Валенки больно натирали кожу через чулки. К слову сказать, мои ноги и чулки произвели  большое впечатление, при знакомстве в первые дни работы на заводе, на начальника отдела труда – она в последствии стала моей хорошей подругой. Она любила вспоминать, как она удивилась, увидев меня впервые – поразилась моей худобе. В той местности женщины почти все справные. И еще она поразилась, что на мне, как она выражалась, «колыхались» чулки и при движении они собирались в складки.
Тогда не было настолько  эластичных колготок, какие есть сейчас, которые обтянут любую ногу. В те времена были чулки капрон или дедерон. Я их носила на поясе с прищепочками-подтяжками спереди и по бокам – 4 штуки. А чулки эти капроновые  были тонкие, прозрачные, но не эластичные. В проекции «вид сбоку», как их и укладывали в коробочку, они пытались повторить вид женской ноги – широкие сверху, они сужались в месте предполагаемой коленки, потом расширялись примерно как икроножная мышца, потом резко сужались под щиколотку и перетекали в четко обрисованную форму ступни. На коробочках с чулками так и было нарисовано – просто чертеж женской ноги  - вид сбоку. И так как чулки уже изначально имели внутреннее пространство, а если нога худая, то образовывался зазор между ногой и чулком, изнутри – на всем протяжении ноги, со всех сторон. Вот это и произвело впечатление на мою новую подругу. Чулки у меня висели на подтяжках, и при движении колыхались и присборивались.
Так вот валенки у меня надеты были на этот капрон и активно натирали кожу с помощью складок. Я прошла уже один пролет лестницы, подняла глаза и увидела Директора. Он стоял у края лестницы, но почему-то я увидела его профиль. Наверное, он видел, как я тяжело поднимаюсь, смотря под ноги, аккуратно размещаю ступню в валенке на каждую ступеньку, и ждал.
У меня все похолодело внутри. Я в доли секунды заметила, что Директор как-то необычно выглядит. Как крестьянский сын, от природы он обладал очень хорошим здоровым цветом лица, всегда был румяный, а черты лица у него были крупные, размытые. Очень доброе у него было лицо. Он вел здоровый образ жизни, даже не курил, занимался спортом. Поэтому всегда выглядел великолепно. А тут я успела заметить его необычную мертвенную бледность, ввалившиеся глаза и заострившийся нос. Я поняла, что это от злобы и ярости на меня. Не шутка ведь, узнать, что тебя планировали убить…
Усилием воли я сделала спокойный вид и когда поравнялась с ним, сказала: «Я уже собралась, завтра рано утром я уеду, не беспокойтесь». И пошла по коридору в гостиницу. Шла медленно, будто бы я спокойна и ничего не боюсь.
Зашла в комнату, не включая свет и не раздевшись,  легла на кровать и зарыдала. Мне было страшно. Я боялась этого человека. Конечно, думала я,  он сам меня бить не будет  – у него армия охранников есть. Перед этим человеком весь район, включая «органы», на цыпочках ходит. Даст команду, и меня уничтожат.
Некоторое время спустя резко открылась дверь в мою комнату, включился свет, вошел директор и сел рядом с кроватью на стул. Я тоже села, от страха буквально вжавшись в спинку кровати у изголовья.
Он заговорил со мной. Диалог был неожиданным:
Он: Где ты была?
Я: В доме у леса.
Он: Туда ходили, дом был закрыт.
Я: Я влезла в окно.
Он: И все это время ты была в доме?
Я: Да.
Он: Что ты там делала?
Я: Спала.
Мы проговорили с Директором несколько часов. Я услышала много интересного от него, в том числе о его жизни, узнала о событиях, которые происходили в мое отсутствие. Я поверила не всему (а именно, в двух утверждениях я засомневалась), что говорил Директор, но причины его решений я поняла. И то, что в основном он все же был искренним, это однозначно.
День у него и других людей прошел не так, как у меня.
ВС утром ему отрапортовал, «что враг вовремя разоблачен и повержен. Правда, не уехал еще из поселка, но полностью деморализован и нейтрализован».  Где-то после обеда Директор приказал привести меня к нему в кабинет. Якобы, «у него в душу закрались сомнения насчет моей виновности, и он захотел посмотреть в мои глаза».(В это я не поверила, он, скорее всего, решил позвать меня, чтобы поторжествовать  и насладиться своей победой).
Меня не нашли. Директор приказал искать. Не нашли. Тут он якобы вспомнил мою фразу, что мне некуда ехать, и что я не виновата. Уж больно искренне я орала у него под окнами ранним утром (так он мне сказал). Якобы именно эти фразы и зародили сомнения в его сердце. А так как меня все же не могли найти, но нашлись свидетели, которые видели, что я ушла в сторону леса, у него появилось опасение, что пошла я в лес. И тут,  кстати,  вспомнилось о замерзших в лесу людях. И Директор объявил тревогу.
В нашем разговоре он сказал, что испугался за мою жизнь, но я не поверила. Он просто не хотел разговоров по району  в связи с гибелью человека, тем более у него в это время началась блестящая политическая карьера.
Конечно, я верю, он испугался. Мороз стоял сильный, человек, то есть я,  которому некуда ехать, очень расстроенный -  в состоянии стресса. Вполне реально, что я могла уйти в лес, заблудиться и погибнуть.
Были вызваны из города соответствующие спасательные службы. Привезли две смены охранников завода, которые были на выходных днях. Всем выдали валенки. Лес прочесывали несколько часов. Пока надежда найти меня не исчезла.
Директор был бледный и осунувшийся - поэтому. «На нем повис труп» - в этом он был убежден. Именно в этом – его основной страх. А не в том, что он вдруг пожалел меня.
Также мне было поведано, что в начале 90-х годов, когда начался передел собственности, убили старшего брата Директора, он тоже был директором завода в поселке рядом с городом Владимиром. Просто, какие-то люди прошли в кабинет, и убили человека. Никто не заметил, кто это был,  и как  это было. Даже секретарша ничего не слышала.
Я очень посочувствовала  Директору. Такое горе не могло не отразиться на его психике, наверняка у него остался страх и этот  нормальный,  как реакция человека на горе,  невроз, и  использовал в своих интересах ВС. Нашел слабинку в сильном человеке и пользовался – провоцировал расходы на содержание многочисленной службы безопасности и свою собственную немалую зарплату.
Директор отдал  мне огромную папку-скоросшиватель. Это было досье на злоумышленницу, то есть меня. Там были протоколы наблюдений за мной, куда пошла, что делала, куда звонила. Все  ИНТЕРПРЕТИРОВАЛОСЬ. Письменно. Всё почему-то преподносилось как подозрительное – поездки в поселок конкурента (но ведь у меня там родители и ребенок), телефонные  звонки по всей стране (у меня много подруг и я любила поговорить). А также в папке были  приведены мои телефонные разговоры. Все, абсолютно все за месяц. Оказывается, все  было на "прослушке» - телефоны, кабинет, комната в гостинице – всё. Но что меня удивило – распечатки телефонных разговоров были  без реплик собеседников. Попробует любой человек записывать сам свои телефонные разговоры без реплик собеседника – он сам ничего через месяц не поймет! Приписать любому можно -  да хоть подготовку государственного переворота. Также прослушивающие устройства были, видимо, не очень совершенные,  было много «провалов», пропусков. Объясняли это  моей неразборчивой речью, но именно это мне инкриминировали – специально, мол, говорила недомолвками. Общий вывод был – недомолвки и явно имеющийся язык шифра, похожие на пароли фразы, иносказания в речи  - подтверждают мою виновность и доказывают мою активную работу по подготовке покушения.
Жаль, я не сохранила эту папку.
Мне стало смешно и очень грустно одновременно.
Потом Директор встал, подошел к моим чемоданам, вытряхнул все их содержимое на пол и сказал: «Я верю в твою невиновность, и ты никуда не едешь».
Всю ночь я плакала. От тоски: «Куда я попала?».
Никогда никому я не рассказывала про события этого дня. И что интересно, в поселке и на заводе никто и никогда, даже много лет спустя, словом не обмолвился при мне по этому поводу. Не знать не могли – поисковая операция длилась много часов и всех опрашивали. Видимо, был приказ забыть этот день, будто бы,  и не было его.  А ведь это деревня, где все всё про всех  знают, и поговорить любят.
Что и говорить, власть у Директора была – не каждого царя так боялись…
Впрочем,  за пределами поселка эти события обсуждали «всласть». Я это поняла, когда увидела из окна своего кабинета «клоунаду» Цветкова. Цветков был молодым юристом из города Иваново и работал на том заводе, у конкурента. Парень был умный, ироничный, с независимым характером,  и ничего и никого не боялся. Так вот он надевал черные очки и черный плащ, приезжал на своей машине в наш поселок. Останавливал машину в видных местах. Выходил из машины, прохаживался, делал вид, что пытается заглянуть через забор завода. Одним словом, вел себя как в примитивном шпионском фильме. Охрана нашего завода буквально бесновалась, телефон Директора разрывался от тревожных звонков. Я потом позвонила Цветкову, сказала: «Хорош прикалываться». А он звонко хохотал.
Вернемся к основному сюжету рассказа. Утром  я сидела в кабинете у Директора, и он вызвал ВС. Тот, увидев меня, нарядную, с улыбкой на лице, с прической и накрашенными ресницами,  в кресле  у директорского стола, оторопел. Я почувствовала, что Директор позволяет мне вместо него что-нибудь сказать ВС. Я выдала следующий экспромт:
« ВС!  У меня лично, как у профессионального кадровика, возникли сомнения в подлинности  сведений, которые имеются в вашем личном деле.  Вы же разведчик, участвовавший ранее в серьезных операциях, так почему же вы  не смогли найти человека в небольшом поселке? Заметьте, этот человек специально не прятался. Также у меня сложилось впечатление, при знакомстве с досье, которое вы на меня собирали целый месяц – месяц вашего  высокооплачиваемого рабочего времени, что вы человек, который  абсолютно не разбирается в людях. Видимо, потому, что в вашей жизни на самом деле самым большим стрессом и потрясением был, скорее всего, пару раз, нечаянно пропущенный обед. Как же вы, не имея навыков работы с людьми, можете руководить столь многочисленным подразделением? Как кадровик, я считаю, что нельзя руководить людьми, не зная их психологии, не умея их правильно организовывать и формулировать для них   разумные производственные задачи. А вместо этого заставлять их бегать несколько часов по лесу в 30-градусный мороз».
ВС промолчал. После этого Директор сказал нам обоим: «Тема закрыта. Идите, работайте».
Когда мы вдвоем вышли в приемную, у нас с ВС состоялся коротенький диалог:
ВС: Как??????? Как ты смогла его переубедить?
Я: Знай наших.
Но я все же жалела этого человека. Трудная у него была работа – фактически непосильная. Дело в том, что население обоих поселков  – где работала я, и где жили мои родители - были близкими родственниками, и постоянно проводили вместе выходные и праздники. Все они работали на этих предприятиях, и я не думаю, что какие-то производственные новости не обсуждались за семейным столом и «рюмкой чая». Оба завода были абсолютными «близнецами» - размеры, история, специализация, технология, продукция, поставщики сырья, направления сбыта -  все было одинаковым. В таких условиях проводить работу по предотвращению промышленного шпионажа  было очень сложно. Практически невозможно. Поэтому я поняла, как важно было для ВС увезти меня в тот день во Владимир до начала рабочего дня – тогда хотя бы эта «операция»  могла бы считаться успешной, и он морально был бы удовлетворен.
Через некоторое время Директор уволил ВС, значительно сократил численность службы безопасности, убрал «дыдыдыкалку» из своей приемной (оставил только у входа в заводоуправление) и сократил число своих личных телохранителей  - оставил только одного блондина Лешу.
После всех этих событий меня вызывали в город «кое-куда» – по каналам своего  ведомства ВС уже успел передать тревожную информацию. У строгого  дядечки в солидном кабинете на столе лежал другой экземпляр моего досье. Этот «товарищ»  задавал вопросы таким тоном, что я очень нервничала и ничего не могла вспомнить. Только один свой разговор я смогла объяснить – мы с подругой из соседнего отдела готовили к 23 февраля шуточное поздравление мужчинам – в виде сценки. Как будто идет передача «Спокойной ночи, малыши». Я – в маске Степашки, а она – в маске Хрюши. И вот мы с ней обсуждали по телефону реплики сценки, чтобы было посмешнее. Это я смогла рассказать серьезному дядечке. Больше – ничего. Кстати, сценка Степашки и Хрюши имела в дальнейшем оглушительный успех на корпоративном вечере 23 февраля.
Потом я очень устала от вопросов и сказала: «Я пострадала от гражданской войны, у меня даже есть удостоверение беженца. Уже несколько лет я пытаюсь выжить в России, работаю, решаю свои проблемы, все  - честными способами. Я очень образованный  человек и высококвалифицированный специалист в своей области. И в то же время я одинокая женщина с ребенком. А вы, я смотрю, сытый, холеный, здоровый и сильный мужчина. При должности, и кабинет у вас дубом отделан. Вы просто как русский былинный богатырь выглядите. Так неужели на Руси богатыри теперь с бабами только умеют воевать? Сидите тут и мне дурацкие вопросы задаете! Что же вы для войны самую худосочную и беззащитную бабу выбрали? Боитесь, что с другой, покрепче, не справитесь?»
Хорошо все-таки, что это были 90-е  годы. Уже была свобода и демократия.  В другие времена меня бы расстреляли в тот же день. Или сослали бы на необитаемый остров в Северном Ледовитом океане, без права переписки.
Впрочем, в еще более другие времена, меня бы живьем сожгли на костре.
А этот «товарищ» впоследствии попал в опалу у нашего Директора, так как  был замечен в сауне у директора-конкурента, а, следовательно, заподозрен в шпионаже, как «двойной агент». И был «отлучен». Намного позднее, я помню, он приезжал прощаться с Директором – его по службе перевели в другой регион. Он бросил на меня испепеляющий ненавидящий взгляд.
Кстати, насчет костра. Года через два после этих событий, меня опять хотели вовлечь в игру: на этот раз меня заподозрили в колдовстве. Со всей страны Директор вызвал именитых экстрасенсов и колдунов. Для консультаций.
До этого я всегда думала, что колдовством занимаются очень старые женщины в глухих деревнях. И очень удивилась, когда из Москвы приехал молодой парень – колдун. Он жил в заводской гостинице. Меня к нему вызвали, и он проверял мою энергетику и способности, а также вызывал духов и моего энергетического фантома-двойника. Видимо, тоже для  консультаций.
Игра на тему колдовства не удалась. Все специалисты в этой области очень быстро и единодушно вынесли по мне вердикт: колдовать не умеет.
А может, они просто конкуренции с моей стороны испугались?
В дальнейшем, этот «колдун» был зачислен в штат завода, получал зарплату, как и все работники предприятия.  Однако  колдовал он на «удаленке», из Москвы.
Много лет спустя, я встретила ВС во Владимире, случайно, на улице. Он радовался встрече, улыбался и напрашивался в гости. Я не пригласила.
Не хотела я больше играть в игры.
Октябрь 2012


P.S.  Все действующие лица этой истории по сей день живы-здоровы. И, Слава Богу. Однако все они уже глубоко-глубоко  «в возрасте», ведь они  на много лет старше меня.