Дневник VI-1 В. Оксиковский, Старчик

Дневник VI-1 На жизнь былую тихо обернуться

13 февраля 2005 г. Читаю книгу «Прорыв к свету» Бетси Идди о клинической смерти. Книга эта утешает.

Вчера я звала прекрасного певца Виктора Соломенцева в салон. Утром он позвонил мне сам. У него турне по Московской области, он не сможет идти в салон. Голос у него был жёсткий, торопливый, напряжённый, полная противоположность его дивному певческому голосу.

Пришла в салон. Некий художник нарисовал мой портрет необычный. Художника зовут Виктор, он похож на Андерсена, у него голландско-немецкое лицо. «Чем я могу помочь Вам?», - спросил он меня. Я удивилась. Чем мне может помочь незнакомец? У него весёлое живое лицо, не совсем правильные черты лица, умный взгляд, светлые брови. Он взял мой телефон. В метро мы ехали часть пути вместе, он процитировал: «Блажен, кто посетил сей мир...».

В арке дома я прочла ему свои ранние стихи:

Уж сколько жизней нам прожить
Пришлось... И что от них осталось -
Немного правды, много лжи
И надоевшая усталость.

Кругом лишь призраки живых.
И ворох писем полу-льстивых.
И тени, тени — сколько их.
И где же те, что с нами были? 

Он работает в Академии наук. Всю жизнь рисует. У него семья, которую рисунками не прокормишь.

Я была инфантильна, доверчива, открыта. Может быть, зря. Но так на меня действуют те мужчины, которые мне интересны. Мне казалось, что ему тоже интересно и приятно быть рядом со мной. Не иллюзия ли эти наши ощущения? Прощаясь, он пожал мне руку.

16 февраля. Я потрясена трагизмом судьбы декабристов. Из 121 человека ко дню помилования выжило только 19 человек.

17 февраля. Был концерт Володи Оксиковского в салоне. Лицо  его изменилось не к лучшему. Он был не трезв. Пел он без вдохновения больным голосом, не повинующимся ему.

Концерт кончился, я подошла к Володе и как ни странно, ощутила от него сильную благодать. Он спросил меня: «Ну, как, всё было нормально?». Я с горечью подумала, что всё могло быть лучше. Но понимая, что его данное состояние для него есть норма, сказала, что всё было нормально.

Мы все вместе фотографировались. Во второй раз я села у ног соседа Володиного. Володя, наклонясь ко мне, сказал: «А помнишь, как раньше фотографировались — лежали...». Я вспомнила представителей Серебряного века.

Он оказался выше, чем я предполагала. Он очень худой, у него детские руки с длинными пальцами. Детское лицо с беспомощными глазами. Кроткое выражение лица. Длинные волосы, давно не стриженные, усы, борода, коричневая рубашка. Он забывал текст своих песен.

Потом Володя на кухне, где мы трапезничали, пел нам ещё, перед каждой песней он говорил: «Последняя...». Жена его с моложавым красивым лицом Галя подсказывала ему слова.

Володя говорил: «Родился я в Баку. Баку и Одессу строили одновременно. Там дома стоят из кубиков. Летом прохладно, зимой тепло. Татары, евреи, армяне, поляки, немцы. Мы дрались двор на двор. Обалденно красивые девочки. Потом это всё и исчезло.

Я стал писать совершенно случайно и резко. Я сначала был и художником. Я нарисовал красотку для плаката типа «Все на выборы!» Моя трудовая книжка — кем я только ни был...

Царство небесное моему отцу. Мама ещё жива. Она сказала папе: «Давай на аккордеоне его учить?». Вышел первый диск. Я попал в историю. Меня записывали в фирме «Мелодия». Я записал последний диск, фирма была ликвидирована.

Я не хочу делать солянку. Я сделал диск «Шоу с Ревеккой». И вот второй мой диск — поэты и писатели. Я пишу не от себя, а от того человека, о котором я пишу, я как бы перевоплощаюсь в этого человека на время — в Достоевского, Маяковского,  Распутина, Есенина...  У меня есть стихи о Белке и Стрелке, летавших в Космос. Есть исторический цикл... Нерон, Калигула... весь бред человечества. Всего я написал около 700 песен».

Лицо у Володи детское и незлобивое было, когда он рассказывал о себе. До трёх лет он ничего не говорил. Потом сразу произнёс фразу.

По ступеням вела я за руку Володю, как ребёнка, к машине. Он был послушен. Я боялась, что скользко и есть опасность упасть, я оберегала его. Куртка его была расстёгнута, я застегнула её, Галя сняла с него шапку. Я попросила её одеть, она одела.

Потом по желанию Володи мы отправились в ближайший магазин за водой. Мы с Володей шли впереди, взявшись за руки, Галя сказала, что пойдет за нами, она не ревновала. Я довела Володю до магазина, подождала их, протянула всем руки, помогая спуститься со ступенек магазина вниз.

Я спросила Володю об одной нашей общей знакомой. «Ни слова... Она меня прокляла... Если зал будет полон и она будет в зале, я скажу всем, что петь не буду».

Гале я сказала, что она ангел-хранитель Володи и пусть бережёт его.

А Володе, прощаясь с ним, я сказала: «Береги себя. Ты нужен человечеству. Господи, помилуй этого ребёнка. Не ругайся, тебе это совершенно не идёт». Так он и перестанет ругаться после моих слов...

Музыка Володи звучит во мне.

Несколько лет назад я впервые услышала Володю в кафе Манхеттен.

Чьи-то ноги мимо, мимо.
Я с товарищем брожу.
Дым сигарный, мрак игривый,
Я в "Манхеттене" сижу.

Оксиковский выступает.
Бел костюм. Как он поёт...
Зал восторженно внимает,
Топает, в ладони бьёт.

Когда машина с Володей поехала, увозя его и Галю, я подумала: «Вот ещё одна моя любовь уезжает».

Плачу о Володе и молюсь за него.

18 февраля. Ночью я проснулась — музыка Володи хлынула мне в душу, разные мелодии разных его песен одновременно. Так слышал музыку Моцарт. Он только брал перо, нотную бумагу и записывал её.

19 февраля. Выступали с Петей Старчиком и Володей Ерохиным в светёлке храма. Володя играл на саксофоне и скрипке. (он играет так же на рояле, на флейте). Приглашал он меня придти сюда же через неделю.

Мы пошли с Петей молиться Иверской Божией матери. Петя подарил мне маленький белый храмик в виде сосуда со святой водой. Он стал мне рассказывать, как по мановению его руки звёзды исчезнут с Кремля, исчезнет мавзолей, вместо него появится белый собор. На башне появится двуглавый орёл вместо звезды.

Петя сказал мне: «Я стал бездомным здесь. Москва делается для меня чужим городом».

21 февраля. Во сне я находилась в Италии. Еда плоха, музыка фальшивая.

Читаю о царевиче Димитрие. Моя крёстная мама говорила, что эта история с ним - мировая тайна. Никто не знает, был ли царевич убит в Угличе.

Несколько лет назад я написала стихи, посвящённые Володе Оксиковскому:

Все города Европы обойти.
Мысль яркая: на родину вернуться,
Костёл, ограду, улицу найти,
На жизнь былую тихо обернуться.

Как там звенело, пело в зеркалах
Средневековое моё столетье.
Мечи вздымались, кони впопыхах
На землю падали, кричали дети.

А я, мечом пронзённый, умирал,
И много ран во мне ещё пылало,
В бреду смертельном детство вспоминал
И вновь рождался в зареве пожара.

Любовь – огонь, и Ангелы – огонь.
И гриву рыжую склонял мой верный конь.

На фотографии слева Володя Оксиковский, я стою в правом углу. 2005 год.