Рыбак - дважды моряк. Глава III. Моя судьба

   ПАРУСНАЯ ПРАКТИКА.

 В конце апреля 1960 года наш курс, значительно поредевший за годы учебы (нас осталось всего 31 человек из 70, поступавших на первый курс), направили на парусную практику в Архангельск, хотя предыдущие курсы проходили ее в Риге. В сопровождении начальника практики - командира нашей роты  Малеткина М.Н., на поезде, с пересадками в Риге и Ленинграде, мы добирались до Архангельска почти четверо суток. В Риге  были немного, с вокзала никуда не уходили, а в Ленинграде пробыли почти сутки. Я впервые был в Ленинграде, город меня очаровал. Начинались белые ночи, день был необычайно длинным. Мы побывали в Эрмитаже, совершили автобусную экскурсию по городу, потом гуляли по набережным и Невскому проспекту.

         25 апреля прибыли в Архангельск. Парусная шхуна “Запад”, где предстояло проходить практику, стояла у причала судоремонтного завода в Соломбале, заканчивала ремонт. Соломбала - пригород Архангельска. Говорят, что когда-то царь Петр Первый устраивал здесь балы прямо на соломе, оттуда и пошло название. На борту шхуны, кроме нас, находились еще 42 курсанта из Ростовского  училища. Всех нас разместили в двух кубриках, оборудованных в грузовых трюмах, на трехъярусных парусиновых койках. Шхуна “Запад” была учебной, и помимо парусов имела дизельный двигатель в 220 лошадиных сил, на случай безветренной погоды. Нам предстояло научиться управлять всеми  парусами, нести штурманскую вахту, стоять на руле. К выходу в рейс шхуну надо было подготовить, и мы целыми днями работали: драили до блеска деревянную палубу, красили, учились лазить по вантам и реям, ставить паруса.

Что нас поразило на Севере, так это полярные дни, солнце почти не уходило за горизонт, круглые сутки было светло. Немного освоившись на судне, стали выходить в город. Свободных от вахт и судовых работ отпускали в увольнение до 24часов, то есть до полуночи. Помню, как  5 мая мы с ребятами пошли первый раз на танцы. Танцы в Соломбале устраивались на открытой танцплощадке, вход стоил 5 рублей, но  курсантов пропускали бесплатно, и не только потому, что наша стипендия в то время  была всего  8 рублей в месяц, а из-за того, что парней катастрофически не хватало. Девушки танцевали друг с другом, парни, особенно курсанты, шли нарасхват, каждый  второй-третий танец объявлялся дамским или “белым”. Неожиданно в разгар танцев резко похолодало,  повалил снег, но молодежь это не испугало, никто не уходил, мы продолжали “топтать снег”. Радостные, возбужденные новыми впечатлениями, танцевали до одиннадцати вечера, а потом  провожали девушек, благо в Соломбале все было близко и не было опасности опоздать на корабль.

        С разрешения капитана шхуны Капустина В.Е., некоторые курсанты, в том числе и я, ходили по ночам подрабатывать: занимались погрузкой и выгрузкой парохода “Юшар”, курсировавшего тогда между Архангельском и Нарьян-Маром. Безденежье омрачало молодую жизнь, и мы искали разные способы заработать. Ночные работы на “Юшаре” не освобождали нас от обязанностей на своем корабле  днем, так что приходилось недосыпать, но молодость брала свое.  Настал день выхода парусника в плавание, который к этому времени уже стоял ошвартованный  у причала Красной пристани в Архангельске. Ярким, солнечным днем 16 мая, отдав швартовы, шхуна медленно заскользила по Северной Двине к открытому морю. На берегу, в скверике с памятником Петру Первому, махали платочками наши знакомые девушки.

Шхуне предстояло пройти Белое море с заходом на Соловецкие острова, посетить поселок Умба и город Кандалакшу, затем выйти в Баренцево море и дойти до Мурманска. При выходе из Северной Двины в море, на шхуне подняли все паруса, погода стояла чудесная с легким попутным ветром, и парусник легко скользил по волнам, унося нас вперед. Вот и Соловецкие острова, о которых столько написано и рассказано! Наш корабль поставлен на якорь на рейде, а все свободные от вахт и работ доставлены на берег на шлюпках. Мы знали, что совсем в недавнем прошлом на этих островах был один из самых строгих лагерей – СЛОН – Соловецкий  лагерь особого назначения. Сколько замечательных людей навечно остались лежать на этих низких, каменистых островах? Запомнилось обветшалое кладбище с деревянными крестами, небольшой клуб и одноэтажное здание почты, развалины Соловецкого монастыря. Мы играли в футбол и волейбол с местными жителями на пустыре,  с футбольными воротами без сетки. От посещения островов осталось какое-то тягостное впечатление, и мы были рады, что  в следующие рейсы больше не заходили туда.

    Следующий наш заход был в бухту Умба, где расположен небольшой поселок с одноименным названием. Это в западной части Белого моря, ближе к Кольскому полуострову. Бухта знаменита своими высокими приливами и отливами, суточные колебания уровня воды достигают 2,5-3,0 метра, во время отлива обнажается морское дно. Поэтому наша шхуна встала на якорь достаточно далеко от берега, где глубина была более 5 метров. В увольнение нас доставляли на шлюпках. Поселок Умба небольшой, деревянные одноэтажные дома, деревянные тротуары. Поразило нас в Умбе другое: здесь жили почти одни женщины, в поселке был  женский исправительный трудовой лагерь. Женщины и девушки имели небольшие сроки наказания, в основном за растрату в сфере торговли, жили в поселке свободно, без охраны, так как сбежать отсюда было невозможно - на десятки километров вокруг тянулись болота, непроходимые топи, а корабли сюда заходили нечасто.

 Шхуна “Запад” посещала бухту раз в год, администрация шхуны знала наперечет всех жителей Умбы, а жители поселка знали весь комсостав шхуны, только курсанты каждый год были разными. Мы простояли здесь пять суток. Конечно, в поселке нам были несказанно рады, встречали нас, как давних и близких знакомых. Ведь курсанты были потенциальными женихами, а существовало положение, что если осужденная  выходила замуж, ее отпускали из лагеря совсем. Часто девчата просили курсантов оформить фиктивный брак, только чтобы выбраться оттуда, а потом сразу развестись, но нас  заранее предупредили об этом, и никто из наших ребят не пошел на такое дело. На второй день пребывания в Умбе мы организовали на открытой танцплощадке большой концерт. Исполняли  флотские песни, плясали, играли на гитарах, на баяне, среди курсантов было немало талантливых исполнителей. Потом танцевали до полуночи.  Девчата в Умбе были красивые,  разговорчивые, с ними было легко и просто, но предвзятость из-за того, что они осужденные, мешала нашим взаимоотношениям.  Когда наша шхуна покидала Умбу,  весь поселок высыпал на берег и провожал нас. Теперь наш курс - на Мурманск.

          Мурманск - огромный торговый и рыболовный порт, при входе на его акваторию производит неизгладимое впечатление. Мы заходили днем, под всеми парусами, чтобы показать, на что мы способны,  морячки - курсанты. Лишь почти у самого причала лихо убрали паруса и ошвартовались с помощью своего маломощного двигателя. Капитан показал нам высший класс швартовки. Форменная одежда выглажена, до блеска начищены ботинки - мы готовы к увольнению! Как всегда, сначала отправились на танцы, но тут нас ждало разочарование - стоимость входного билета 8 рублей, что превышало наши возможности.

Мурманск - это не Соломбала и не Умба, город моряков, мужчин больше, чем женщин. Пришлось довольствоваться прогулкой по городу, сходили на стадион, дошли до нового жилого района. Недалеко от берега, на семи швартовых бочках, стоял красавец ледокол “ЛЕНИН”, огромный, сверкающий огнями - вот бы на таком поплавать! Город  же нам не понравился - большой, грязный, шумный.  В Мурманске мы простояли двое суток, получив топливо и продукты, вышли в обратный путь. По пути делали суточный заход в  небольшой городок на Белом море Кандалакшу.  Но я там не ходил в увольнение из-за простуды, и ничего не могу рассказать о нем.

Во время перехода по Баренцеву и Белому морям мы постоянно тренировались в постановке и уборке парусов, выполняли различные маневры, несли штурманскую и рулевую вахты. Обветренные и просоленные возвращались мы в Архангельск. Шхуна наша блестела, как медный пятак, в судовое оборудование можно было смотреться, как в зеркало, палуба сверкала желтизной, везде идеальный порядок. В порт входим без парусов, швартуемся к причалу  Красной пристани, в центре города. Встречает нас только представитель Архангельского морского пароходства.

ПОВОРОТ СУДЬБЫ.

В очередное увольнение, 5 июня 1960 года, я с друзьями Виталием Метловым и Толей Егоровым зашли на Главпочтамт, что на проспекте Павлина Виноградова, купить конвертов. Даже не знаю почему, мое внимание привлекла девушка. Она сидела за столом и быстро что-то писала, потом стремительно поднялась и вышла на улицу. Девушка шла по проспекту, и мы с ребятами двинулись следом. В ней было что-то необычное: невысокого роста, темноволосая, в  коротких летних брючках, только входивших тогда в моду, и белой блузке, в зеркальных темных очках (тоже последний писк моды), с фотоаппаратом через плечо. Слегка обогнав ее, мы развернулись навстречу, и,  подойдя, попросили  нас сфотографировать, пошутив при этом, что может фотоаппарат-то только для “форсу”.

Девушка сфотографировала нас, разговорились, обещала дней через 10 сделать фотографии, если найдет где-нибудь лабораторию, чтоб их отпечатать. Познакомились, девушку звали необычно - Гера, Гертруда, мне такое имя раньше не встречалось, она училась в Ленинградском Университете и только что приехала на практику в Архангельск.  Жить будет в общежитии Архангельского Лесотехнического института, здесь же недалеко, на набережной Двины. Продолжая разговаривать, мы тихонько шли вдоль реки. Виталий с Анатолием, попрощавшись, пошли по своим делам, а я остался с Герой и не заметил, как пробежало время, и мне надо было  возвращаться на судно. Я попросил Геру прийти вечером, в  восемь часов, на свидание в скверик у Красной пристани, к памятнику Петру Первому.

Я почему-то очень волновался, такого со мной раньше не случалось, хотя с девушками я, конечно, гулял немало прежде. Гера пришла без опоздания. В сквере росло огромное старое дерево с дуплом, наверное, липа, а под ним стояла скамейка, на которой мы так много сидели и разговаривали. Мы  рассказывали друг другу о себе, своих семьях, о родных городах. Гера была коренной северянкой, родом из города Каргополя Архангельской области, а школьные годы прожила в заполярном Нарьян-Маре, где и теперь жили ее родители (А я-то по ночам грузил на “Юшар” товары для Нарьян-Мара!). У нас было много общего, мы были одногодками, прошли через полуголодное военное и послевоенное детство, читали одни книги, любили музыку, песни. Мы очень быстро сблизились, полюбили друг друга и проводили вместе все свободное время. Гера проходила практику в статистическом управлении, которое находилось совсем недалеко от Красной пристани, и если у меня появлялась возможность, то мы встречались даже в обеденный перерыв.

В то лето в Архангельске стояла необычайно теплая, даже жаркая  погода, мы бегали на пляж, загорали, купались, а вечером, если я был свободен от вахты, гуляли по набережной или сидели под своим любимым деревом. Кстати сказать, у Геры оказался очень общительный характер, она легко сдружилась с сотрудниками отдела, где проходила практику, и через десять дней после нашего знакомства, как и обещала, принесла нам фотографии, сделанные 5 июня, отпечатав их у одной из новых подруг в домашней  лаборатории. С каждым днем Гера нравилась мне все больше и больше, меня привлекали ее искренность, обязательность, непосредственность, эрудиция и скромность, да и внешностью ее Бог не обидел.

 Когда в начале июля мы вернулись после второго похода в Мурманск, Гера  встречала меня на причале. Я был так рад, я понял, что это моя судьба, и в этот вечер на нашей любимой скамейке сделал Гере предложение стать моей женой и вместе поехать в Клайпеду. Гера приняла мое предложение!  Вот так круто изменилась моя жизнь за считанные дни, я как-то забыл свои разглагольствования о том, что надо сначала окончить училище и т.п. Я написал письма своим родителям и родителям Геры о нашем решении, о том, что мы любим друг друга, просил согласия на наш брак. От родителей Геры с Нарьян-Мара ответ пришел довольно быстро, мама Нина Дмитриевна писала, что хотя наше решение застало их врасплох, но если мы любим друг друга и уже договорились пожениться - они с отцом не возражают, ведь нам строить новую, совместную жизнь. Родители желали нам счастья.

 От своих родителей я письма не дождался, но это не повлияло на мое решение. Моя практика заканчивалась в конце июля, а Гере пришлось частенько задерживаться после рабочего дня, чтоб досрочно выполнить все задания, собрать необходимые материалы. Она позвонила в Ленинград своему руководителю, сообщила, что собирается  выйти замуж, и просила разрешения досрочно закончить практику, так как все необходимые материалы уже готовы. Гера училась на географическом факультете Университета, окончила третий курс, и во время практики собирала материалы для своего руководителя, а также для будущей курсовой работы.

Руководитель, доцент Чертов Л.Г. (я с ним познакомился позднее), был добрейшей души человек и, конечно, разрешил сократить практику. Таким образом, все складывалось хорошо, и мы решили оформить брак прямо в Архангельске. Отправились в городской ЗАГС, но у нас там даже не приняли заявление: оказывается, для регистрации было необходимо, чтоб хотя бы один из нас был прописан и проживал по месту регистрации, мы же были в Архангельске “гостями”. Я уговаривал Геру ехать сразу в Клайпеду, чтобы там сыграть свадьбу, но она наотрез отказалась и сказала, что поедет туда только законной женой. Решили расписаться в Ленинграде. Интересно, что когда мои однокурсники узнали о моем решении жениться, все одобрили мой выбор, и никто не пытался меня отговаривать. 31 июля наша группа, благополучно закончив практику, выехала с Архангельска в Ленинград на поезде, со мной ехала моя невеста, мой Герчик, как я ее называл. Ехали весело, на маленьких станциях покупали вареную картошку и соленые огурцы, шиковать не приходилось, денег у нас почти не было.

         Вот и Ленинград. Наши курсанты вместе с командиром пожелали нам с Герой удачи и всего наилучшего, и продолжили путь в Клайпеду, а я остался. Мы с Герой поехали в ее общежитие на Васильевском острове, на Детской улице. В общежитии в это время жило много абитуриентов, поступавших в Университет, комната, в которой жила Гера, была занята, и комендант поселил нас в Красный уголок, где стоял диван и телевизор, и куда мы еще внесли кровать, так что устроились хорошо. Меня удивляло очень благожелательное отношение к нам людей, мы как-то почти ни в чем не встречали отказа.

 Гера познакомила меня со своими подругами и друзьями, которые были в это время в городе, и я сразу почувствовал себя своим среди них. 2 августа днем мы пошли в районный ЗАГС подавать заявление.  Но оказалось, что там большая очередь, надо ждать регистрации две недели.  Секретарь ЗАГСа посоветовала обратиться нам во Дворец бракосочетания, который открылся год назад. Тогда в Союзе было всего два Дворца бракосочетания, где совершался торжественный обряд - в Москве и в Ленинграде. Мы отправились на набережную Красного флота, во Дворец, впрочем, уже не очень рассчитывая на успех. Но нам везло:  во Дворце нас внимательно выслушали, я объяснил, что должен ехать к месту учебы в Клайпеду, у нас приняли заявление и назначили время торжественной регистрации 4 августа 1960 года. И прощай моя холостяцкая жизнь! В ночь перед регистрацией и я, и Гера, почти не спали, волновались, думали о будущей  жизни.  Она не обещала быть легкой, нам неоткуда было ждать помощи, а у нас впереди были разлуки, ведь Гере надо было учиться еще два года, да и мне предстояло окончить училище, пройти стажировку и определиться с работой. Но мы рассчитывали на свою молодость, на свою любовь, которая помогает преодолевать все трудности.
         
Настал день нашей свадьбы. Она была очень скромной, ведь мы были “нищие” студенты -  не было свадебного белого платья, я был в курсантской форме, Гера в белой блузке и юбке. Денег у нас было в обрез - летняя стипендия Геры и жалкие остатки от моих архангельских “заработков”. Нужно было оплатить саму регистрацию, она стоила, конечно, очень дешево, всего двадцать рублей, и шестнадцать за свидетельство о браке. Еще во Дворце можно было заказать шампанское, фрукты, конфеты, сделать памятные фотографии. Но на все у нас не хватало денег и мы, не знаю уж почему, решили не фотографироваться (о чем потом весьма сожалели), а заказали  шампанское и апельсины.

 С нами были друзья Геры: Неля и Саша Филатьевы, недавно поженившиеся в этом же Дворце, школьные подруги Галя Никонова и Валя Соловьева со своими парнями. Было много цветов:  в августе цветы в Ленинграде стоили тогда очень дешево. Дворец бракосочетания запомнился своей красотой, роскошным интерьером. Сначала жених и невеста расходились в разные комнаты: для жениха с друзьями предназначалась голубая, для невесты и ее сопровождения - розовая. Через некоторое время нас приглашают в зал торжественной регистрации. По широкой, парадной, с золочеными перилами, устланной красной ковровой дорожкой лестнице, поднимаемся на второй этаж и под звуки  “Свадебного марша” Мендельсона входим в огромный зал. От волнения все происходящее воспринималось, как в тумане - торжественные речи, музыка, поздравления друзей, тосты. И вот все позади, мы выходим из Дворца молодой семьей, теперь моя Гера перестала быть Купцовой,  стала Рыбаковой. Нас не ждет у Дворца кортеж из свадебных машин, с огромными букетами гладиолусов и роз мы тихонько пешочком идем по мосту Лейтенанта Шмидта на Васильевский остров, где в квартире наших друзей  приготовлен скромный свадебный ужин. Нам весело и мы счастливы!

  Через день после нашей свадьбы   я поехал в Клайпеду.   Мне необходимо было явиться в училище, а Геру  я попросил на несколько дней задержаться в Ленинграде.   У  нее, в общем-то, были кое-какие дела.  С Ленинграда я дал домой телеграмму, чтоб встречали меня, и мои родные решили, что я еду уже с женой.  В Клайпеде к поезду пришли отец с мамой и Фаина. Когда я вышел из вагона, никто на меня даже не посмотрел - все ждали, когда появится невеста, и только убедившись, что я приехал один, подошли ко мне. Отец обругал  меня  непутевым, а мама плакала и была недовольна, что я рано женился. Дома я подробно обо всем рассказал, убедил маму в правильности своего выбора,  ведь, в конце концов, это моя жизнь, и мне ее строить по своему вкусу. Стали обсуждать, как встретить Геру, отец настаивал на обязательной свадьбе, ведь я - единственный сын, и надо не ударить лицом в грязь перед родственниками. Решили справить небольшую свадьбу в конце сентября, пригласив моих друзей и близких родных.   10 августа встретили Геру. Моим родителям, особенно отцу и Фаине, невестка понравилась, с сестрой они сразу нашли общий  язык. С мамой было сложнее, она никак не могла примириться с тем, что я уже взрослый, женатый человек, а не маленький мальчик, и что у меня теперь своя семья, хоть и маленькая.

 Через два дня мы с Герой отправились в небольшое путешествие по Литве - навестить многочисленных родственников и пригласить их на нашу свадьбу.    Мы пробыли в поездке почти две недели, навестили маминых сестер и братьев, бабушку Евдокию, везде нас хорошо встречали, радовались за меня, что я встретил хорошую девушку и женился. Гере поездка тоже понравилась, хотя временами она чувствовала себя нехорошо, так  как  моя жена уже ждала ребенка, и ее не особо радовала предстоящая свадьба, тем более, повторная. Но с родителями спорить не хотелось, поэтому пришлось потерпеть.
 
      Свадьбу играли 17 сентября, после нашего возвращения из колхоза, куда мы ездили на уборку картошки всей курсантской группой. Гера ездила вместе со мной в качестве повара, и заслужила там уважение со стороны всех моих однокурсников. На свадьбу собралось около 30 человек, в основном родственники отца и мамы. Было и несколько ребят из моей группы: Толя Егоров, Гена Обрубко, Валера Колесов, который играл на  аккордеоне.  Много пели и танцевали, все прошло хорошо и спокойно. Вскоре, 10 октября, Гера уезжала в Ленинград, надо было продолжать учебу и ей и мне. Я всегда вспоминаю наше расставание в этот вечер, мы стояли, обнявшись в привокзальном скверике, Гера рыдала, уткнувшись мне в грудь, и я никак не мог ее успокоить. Наверное, в тот момент мы были близки к тому, чтоб бросить учебу, лишь бы быть вместе. Но разум все-таки возобладал над чувствами, и Гера уехала. На праздники 7 ноября я поехал в Ленинград, и три праздничных дня пролетели для нас, как одно счастливое мгновение.

СТАЖИРОВКА. ОКНЧАНИЕ УЧЕБЫ.       

         В начале декабря 1960 года для нашего курса начались государственные экзамены, подводящие итог почти пятилетнему обучению. Первый и самый важный экзамен - по военной подготовке, не сдав который, курсант не получал диплома, а только справку о том, что прослушал курс мореходного училища.  Это лишало права работать по специальности. Мы все очень боялись этого экзамена. Экзамен проходил так.  Рота, отглаженная и начищенная до блеска, построена перед аудиторией, где заседает государственная комиссия. Старшина роты четко, по военному, докладывает Председателю  экзаменационной комиссии о готовности группы такой-то к экзамену по военной подготовке.  Председатель, капитан второго ранга Гогин, здоровается и дает команду: “разойдись!” Затем двое курсантов входят в аудиторию для сдачи экзамена. Взяв билеты и доложив их номера комиссии, курсанты готовятся к ответу у доски, садиться за стол не разрешалось, время на подготовку - 30 минут, так что ни о каких шпаргалках не могло быть и речи. На оценку влияло также то, насколько четко докладывал ответ курсант, наличие у него командирских данных.

 К счастью, наша группа, сдала этот экзамен успешно, я получил  по военной подготовке “5”. Остальные экзамены сдать было уже значительно легче. 24 декабря 1960 года в актовом зале нам торжественно вручили дипломы об окончании Клайпедского мореходного училища, по специальности техник-судоводитель. Но для того, чтобы работать судоводителем, то есть штурманом, необходим определенный плавательный ценз, надо наплавать на судах несколько месяцев матросом. У меня на первый рабочий диплом плавценза хватало за счет практик и, забегая вперед, скажу, что после военной стажировки я получил диплом капитана малого плавания, позволявший занимать должность третьего помощника капитана на судах среднего класса.

         25 декабря нас направили для прохождения военной стажировки в разные места, на разные корабли Балтийского флота. Меня и еще трех наших ребят, направили в Таллинн, на крейсер “Комсомолец”, которым командовал капитан первого ранга товарищ Цветков.  26 декабря мы были уже на корабле, нас разместили в четырехместной  каюте, выдали погоны мичманов. Крейсер стоял на рейде в Купеческой гавани Таллинна, в полной боевой готовности. На 10 января был запланирован переход в Лиепаю Латвийской ССР, во время которого предстояло отрабатывать военные задачи - взаимодействие военных кораблей между собой, постановка мин, взаимодействие с самолетами и т.д. На следующий день нас отпустили в увольнение для знакомства с городом. На берег и обратно доставляли катерами, на крейсер надо было возвращаться до 24часов. В первое увольнение бродили по городу, удивляясь узким улочкам, где могут пройти только два человека, и большим современным проспектам, множеству маленьких кафе и баров. Я отправил Гере сообщение в Ленинград, что нахожусь в Таллинне, поздравил ее с приближающимся днем рождения и Новым годом.

         По давней морской традиции Новый год все офицеры встречают на корабле, вместе с экипажем. 31 декабря увольнений в город не было ни для кого,  команда наводила лоск на корабле, все готовились к празднику. Поздно вечером, в 23 часа 30 минут все офицеры были приглашены в кают-компанию. Командир крейсера произнес краткую речь, подвел итоги боевой и политической подготовки за год уходящий, рассказал о планах на новый 1961 год. Первый тост подняли за уходящий год, затем, под бой  Кремлевских курантов, заместитель командира корабля поздравил всех с Новым годом. Второй тост - бокалы шампанского - пили за удачу и счастье в новом году. Лишь после этого часть офицеров, чьи семьи  жили в Таллинне, была отпущена на берег на сутки.

 После праздничного обеда первого января получили увольнение и мы, курсанты. Решено было пойти в Дом офицеров на новогодний вечер, где был  концерт и танцы, увольнение было до 24 часов. Я и предположить не мог, какой новогодний сюрприз получу вечером. Вскоре после нашего убытия с корабля на мое имя пришла телеграмма от Геры с просьбой встретить ее вечером, поезд “Ленинград - Таллинн”, вагон такой-то. Но меня уже не было на корабле, никакой предварительной договоренности о встрече у нас с ней не было. И вот, как положено, в 23 часа 30 минут подходим мы с ребятами к проходной, а от нее навстречу мне идет моя любимая женушка.

 От неожиданности я чуть не потерял дар речи, это был такой подарок! Оказывается, приехав в Таллин около восьми вечера и не найдя меня на вокзале, Гера не растерялась и обратилась к военному патрулю с просьбой помочь найти мужа. Офицер дал ей в сопровождение матроса, и Геру привезли к проходной Купеческой гавани. Дежурный офицер связался по радио с кораблем, и к моменту моего возвращения вечером для меня уже было получено разрешение на трехдневный отпуск, в связи с приездом жены. И всего этого добилась моя  Герушка, мой Герчик!

 Я от счастья не чуял земли под ногами, сердце мое ликовало! Взявшись за руки, пошли мы искать гостиницу по ночному Таллинну, и хоть это было нелегко сделать в незнакомом городе, как говорят - кто ищет, тот всегда найдет. Около двух часов ночи мы, наконец, устроились в скромном “доме колхозника”, были тогда такие гостиницы. Конечно, три дня пролетели быстро, мы гуляли по городу, благо, было не холодно, любовались древним Таллинном, побывали в парке Кадриорг, в доме-музее Петра Первого, обошли Вышгород с его башнями Длинный и Толстый Герман. 4 января Гера уехала обратно, у нее начиналась зимняя сессия, меня ждала служба. После этой встречи я еще больше стал ценить свою жену, ведь только сильно любящая женщина, к тому же ждущая вот-вот ребенка, могла решиться на такую поездку.
 
          10 января, согласно плану, крейсер вышел в Балтийское море для отработки  боевых задач, были учения, авралы, все как обычно на военной службе. Описывать все это скучно и не интересно. На стажировке мы должны были пробыть четыре месяца, до 26 апреля. C 20 января наш крейсер стоял в сухом доке военного судоремонтного завода в Лиепае, Латвийской ССР, это всего 90 км от Клайпеды. 25 февраля меня, как старшего в нашей четверке курсантов, послали в Клайпеду, в мореходное училище, получить стипендию на всех. Там я узнал, что по приказу Министра Обороны стажировка нам сокращена и дано указание всем вернуться в училище. На этом моя “военная служба” завершилась, и я уже никогда больше не был связан с военным флотом и армией. После возвращения в училище нам вручили военные билеты офицеров запаса, (были присвоены звания младших лейтенантов), и предоставили месячный отпуск перед началом самостоятельной работы. По распределению я был направлен  на работу штурманом в Клайпедскую базу океанического рыболовного флота (БОРФ). Но - сначала отпуск, и я поехал в Ленинград на целый месяц!