Краденая жизнь 5

Герцог вошел к нам в гримерку. Сначала все мы подумали, что он явился к одной из наших девушек и те зашушукались, оживились, но высокий, роскошно одетый мускулистого телосложения мужчина направился прямо к Лестату, салфеткой стиравшему со щек белила.

К нашему "Лелио" часто приходили. Дамы под вуалями и их слуги. Пару раз врывались мужья с намерениями внести коррективы во внешность "белокурого подонка". Иногда собственноручно, без помощи слуг, ибо у некоторых буржуа сдавали нервы, когда дорогая супруга впадала в любовную горячку из-за нелепой влюбленности в актеришку. По этой причине Лестат не расставался со шпагой, как, впрочем, и я. Мы могли себя защитить и поостудить пыл обиженных господ рогоносцев.

Тут же вышел беспрецедентный случай. К нам пожаловал сам герцог - персона слишком высокородная для нашей жалкой комнатушки. Впрочем, и сам Лестат не лыком был шит, но кто же об этом знал? Он и сам едва уже помнил, я думаю, что его род древностью мог бы поспорить с родом нашего гостя, если он вообще когда-либо придавал этому значение, что вряд ли.

Все мы замерли, когда герцог остановился перед Лестатом и похвалил его игру. Он что-то говорил о смелости, о том, что не всякий артист способен пойти по стопам великого Мольера, больше все же последователей Расина, потому что естественность в игре доступна не каждому, для этого нужен живой ум, наблюдательность и настоящий талант. Конечно же, Лестату было приятно. Полному пожилому нашему хозяину Рено польстило внимание знатной особы, но он слегка нахмурился, переваривая информацию. Сам Рено был ярым последователем Расина, а Мольера чурался, опасаясь, что, следуя ему, можно скатиться до пошлости и банальщины, хотя игру Лестата любил и втайне гордился хорошим приобретением в его лице.

Все мы молчали, затаив дыхание слушая Герцога Орлеанского. Лестат поклонился, сказал витиевато, немного смущенно, но улыбаясь:

- Ваше высочество очень добры и снисходительны ко мне. Мне остается только еще работать над собой, чтобы не разочаровать, потому что после такой милости посредственная игра будет преступлением.

Герцог нахмурил высокий красивый лоб.

- Ложная скромность не идет тебе, мальчик. Тебе идет быть собой. Потому тебе и удается роль прекрасного возлюбленного, что ты умеешь на сцене жить, забыв обо всем, даже о том, как ты похож на тех, кого играешь. Это редкий дар. Именно его я похвалил. Но в обычной жизни ты предпочитаешь прятаться под общими фразами.

- О! Простите меня, ваше высочество. Я неотесанная деревенщина, увы. Но я искренне польщен, что ваш благосклонный взор...

- Довольно, - резко перебил его герцог.

Он будто стал еще выше ростом, хотя никогда до этого я не видел такого рослого мужчины. Его атлетического сложения тело смотрелось еще более мощным из-за украшавшей камзол золотой вышивки из драконов и лилий.

Лестат умолк и внешне напрягся. Будь на месте герцога простой буржуа, он уже бы схватился за шпагу, так же он терпеливо молчал, а в комнате стало тихо-тихо, и было слышно, как трепещут наши сердца, отчего воздух словно звенел.

- Я потому и пришел, что хотел предложить тебе погостить у меня некоторое время. Скажем, для начала хотя бы на эту ночь.

Тут его высочество позволил себе улыбнуться и нечто жадное, горячее поднялось с глубины его глаз. Тогда даже у самых испугавшихся из нас возникла догадка - Лестат мог заинтересовать герцога не только, как актер. Не то, чтобы его похождения были известны, но в то время ходили слухи о его нетрадиционной ориентации и чрезмерно либеральных взглядах.

Лестат вздрогнул, побледнел и расширил фиалковые глаза.

- О! Это великая честь для меня, но я сегодня приглашен к одной даме. Увы, куртуазность моего поведения...

- Довольно, - перебил его смутно-насмешливую речь герцог. - Завтра, к этому же времени я желаю видеть тебя у себя. За тобой приедет моя карета.

Лестат поклонился.

- Ах, монсеньор, мое сердце разрывается от скорби, но я вынужден сообщить вам, что как раз завтра я уезжаю навестить свою тетушку. Она больна, бедняжка и я...

- Нет у тебя никакой тетушки.

- Нет? – удивился Лестат, чуть отпрянув.

- Нет. И не было. Здесь, во Франции, во-всяком случае. Итак, ты отказываешь мне?

- Да, - спокойно сказал Лестат.

Герцог рассмеялся, и явное восхищение промелькнуло в его глазах, когда он услышал этот простой ответ.

- Что ж... В таком случае до скорого свидания.

- До скорого свидания? Я не ослышался?

- Нет.

Герцог тут протянул руку, неторопливо освободив ее от перчатки, и коснулся щеки Лестата. Жест был недвусмысленным. Восторженный любовник не смог бы с таким сладострастным томлением погладить кожу возлюбленной.

- Словно персик, - с придыханием произнес герцог и удовлетворенно улыбнулся.

Его глаза источали мед, а градус вожделения был так велик, что даже у самых хладнокровных из нас запылали щеки. Глаза Лестата сделались темно-фиолетовым, а щеки медленно залила краска. Он ждал, когда ласка закончится. К счастью герцог недолго нас смущал, оставив объект своей страсти бессильно задыхающимся от бешенства.

- О нет! - простонал Рено, когда за высоким гостем захлопнулась дверь. - Как ты мог ему отказать? Оскорбить особу королевской крови! Что теперь с нами будет?!

- Вы... Вы предлагаете мне принять такое предложение? - прошептал Лестат.

- Да. А что с тобой сделается из-за одной ночи? Не стеклянный! Что теперь будет с театром? Ты подумал?

- о Боже... - Лестат опустился на стульчик у зеркала и закрыл лицо руками, уткнувшись локтями в колени.

Девушки захихикали, подбежали к нему, принялись обнимать и тормошить. Они вечно занимались такими тошными вещами, причем мне временами казалось, что, дай он им волю, не только раздели бы до нитки, а зацеловали бы до смерти. Я терпеливо наблюдал, как они к нему ластятся и мысленно прикидывал: а принял бы я предложение герцога. И каждый в комнате, кроме причитавшего Рено, который метался из угла в угол со словами: "Я бы своей родной дочери не простил бы такого легкомыслия! Отказать герцогу! Безумец!" - думал о том же, о чем и я.

Я решил, что одну ночь, в принципе, можно пережить. Ну что, в самом деле, съел бы его герцог заживо? Подумаешь! Не велика печаль. К тому же, говоря по совести, не нам с ним шарахаться от подобных предложений, да и все это знали, хотя никогда вслух не обсуждали наших отношений. Это просто было для всех данностью, нас и воспринимали почти, как супругов, иногда тихонько гадая, кто из нас какую исполняет роль. Но не обидно, правда. Даже Жаннет и Молли, и Жоржетта, и Элиза... в общем, все они были так деликатны с нами, что я не всегда сердился на них, когда мне временами приходилось делить его с кем-нибудь из их легкомысленной компании.

- Ты правильно сделал, - сказал вдруг задумчиво один наш угрюмый, но великолепно исполнявший комические роли артист, Гийом.

Он смотрел на Лестата с уважением. Вернее будет сказать, впервые взглянул на него с уважением. С неприятным чувством я заметил, что слово Гийома много значит для Лестата. Исподволь он очень уважал этого клоуна, обычно несколько пренебрежительно с ним обращавшегося, хотя он и знал, что Лестат аристократ и в отличие от прочих действительно в это верил. Они с самой первой встречи заметили друг друга, но их притягивал талант и ничего более, но саркастический, блестящий артист Гийом презирал женоподобных мужчин, тем более, содомитов.

- Всему есть пределы. То, что ты потерял, с лихвой компенсирует твое уважение к самому себе, - убедительно заявил Гийом и ободряюще улыбнулся Лестату.

Лестат немного смущенно кивнул, но я понял по выражению его глаз, что предложение герцога оскорбило его, даже, думаю, напугало, открыв всю глубину нашего падения.

- Пойдем, Лестат, пойдем, - сказал я, уводя его прочь от все более гневавшегося Рено и насмешливо-сочувственных глаз наших товарищей.