Отрывок из повести Прыжок в Зазеркалье - 2

                10.

Близилась ночь. Уже на набережную ложились вечерние сумерки. От Волги жара постепенно отступала вглубь города, а здесь, в ресторане «Звезда Востока» царила прохлада. Звучала негромкая мягкая музыка, располагающая к отдохновению от трудов праведных. Тихо, как призрачные тени, проносились официанты в белых смокингах, тонули в таинственном полумраке, потом снова выныривали на свет уже с пустыми подносами.
На первом этаже отдыхала молодежь, а здесь, на втором, в большом зале, отделанном по мотивам сказок Шехерезады «Тысяча и одна ночь», декорированном под волшебную пещеру, где небезызвестный Али-Баба нашел сокровища, собралась состоятельная публика. Она жаждала томной неги и наслаждений. Именно этот этаж со своей экзотической начинкой прославил валютный ресторан  – ночной клуб Футасова далеко за пределами области. Между колоннами, стилизованными под сталагмиты, шли по направлению к эстраде шеренгами между столиками полуобнаженные танцовщицы варьете. Эстрада, залитая голубым светом, была выполнена в виде грота.
Театральное шоу началось.
 – Не княжье это дело  – пустые щи хлебать, а с верными людьми, с дружиною своею трапезничать. Милости прошу. Угощаю всех по-царски!
Футасов широким барским жестом приглашал своих гостей за стол, ломившийся от яств. В черном строгом костюме при галстуке, несмотря на тучность фигуры, он символизировал собой солидность получаемых от своего бизнеса доходов, монументальность и незыблемость фирмы  – того дела, которое он представлял.
Рядом стояла Эльвира Ивановна. Его пассия была неотразима в декольтированном вечернем платье с люриксом. Перед этим в сопровождении мужа она величественно шла по залу и ловила на себе восхищенные взгляды мужчин, невольно поворачивающихся в ее сторону. От всего этого у нее слегка кружилась голова, притупилось чувство тревоги за Александра Даниловича, который волею случая был втянут в последнюю ее интригу. Был как бы подставлен ею же самой. В бешенстве она чуть не каталась по полу перед Футасовым. Закатила истерику своему «Николя». Но это ей нисколько не помешало тут же ублажить его. Преподнести ему такой сексуальный шарм, который невидимыми узами в очередной раз привязал его к ней.
За столом сидели также Женя Милахин и Денис Лихачев. Александр Данилович еле уговорил сына принять приглашение дяди Эльвиры Ивановны прийти на вечер, ссылаясь на нечто такое, которое знает только Футасов. И которое может их всех троих избавить не только от суда, но даже от следствия.
 – Как ты не поймешь, – говорил, отчаявшись уговорить сына, Александр Данилович.  – Сам Николай Сергеевич сказал: «Если Денис не будет на вечере, то я сомневаюсь в том, что моя помощь реально повлияет на ход событии». Чем ты ему приглянулся  – ума не приложу. Потом до тебя что не доходит, что нам инкриминируется провоз наркотиков?? И все эти разговоры, что кто-то эту гадость нам подкинул  – это все сказка про белого бычка при отсутствии свидетелей.
Денис тогда еще порывался ответить отцу: «Вот видишь, это все твоей жены  – моей мачехи козни». Но внутренний голос остановил его от этого шага. Он только отрешенно махнул рукой, сказал:
 – Ладно, поехали. Послушаем, что нам напоет вершитель судеб человеческих, уважаемый дядюшка Николай Сергеевич.
… Сейчас они впятером сидели за столом. Чего на нем только ни стояло из закусок: были тарелки с купатами, долмой, белугой и непременной икрой черной. В центре находился запеченный поросенок с яблоками. Но Футасову этого показалось мало. Он щелкнул пальцами. На его сигнал из полумрака вынырнул метрдотель.
 – Гости хотят омаров, – последовала властная команда. – Из фруктов, разумеется, манго и ананасы. Да, разберитесь с театром. Пора девочкам показывать нашим друзьям свой высший класс.
Зазвучала мелодия восточного танца. Откуда-то из темноты под колеблющимся пламенем факелов, укрепленных на колоннах, выходили на сцену юные красавицы. Словно зов отдаленных веков, промчавшихся над древними Бухарой и Хорезмом, зазвучал в завораживающем ритме танец. Стройные смуглые тела в прозрачных одеяниях, точно колышущиеся водоросли в проточной воде, то изгибались в такт музыке, то вновь распрямлялись под рокот барабанов, как цветы лотоса, очаровывая всех чувственной грацией.
Обстановка неразгаданной тайны и волнительного интима заставила новоявленных нуворишей России конца 20-го века вскочить со своих насиженных мест в зале и бешено аплодировать длинноногим красоткам, сходившим со сцены. Каждая из них, как апофеоз кратковременной юности, несла между столиками свои обнаженные упругие груди. Покачивая бедрами, они, как ожившие наложницы грозного Тамерлана, шагнувшие из вечности шли по деньгам, брошенным к их ногам вновь народившимся купечеством.
«Эх, гуляй-не хочу, сытая орда! – думал Денис, оглядываясь вокруг на эту пьющую, чавкающую и дрожащую от похоти стаю.  – Когда же ты, окончательно насытившись, набьешь свое брюхо?! Повернешься к большинству  – трудовому люду?!»
Мысли, одна горестней другой, проносились в голове Дениса: «Америке понадобилось пройти исторический путь развития длиной в двести с лишним лет, чтобы достичь материальных благ, какие она имеет сейчас. А сколько тебе, твое величество отечественный капитал, надо пройти, чтобы твой безработный в будущем мог, не ущемляя себя в еде, приобрести на свое пособие легковую машину? Если случись, не дай бог, это будут мои дети? Или дети моих детей? Или, может быть, внуки моих внуков, хотел бы я знать сейчас, черт тебя возьми?!  – обращался мысленно к залу молодой Лихачев.
 – Ты не создающий рабочие места и нисколько не стремящийся внедрить в отечественное производство передовую западную технологию, превращаешься в трупного червя. Именно таким ты вгрызаешься еще в живую плоть России: вывозишь за кордон в ущерб будущим поколениям сырье своей страны, продаешь ее задешево оптом и в розницу. Поэтому эта трапеза для тебя  – как реквием на твой предстоящий уход в небытие».
 – Дамы и господа! Давайте дружно поднимем свои бокалы вот за что, – Футасов, широко улыбаясь, обратился к присутствующим:  – Все, что вы видите сейчас вокруг себя, – это прекраснейшая иллюстрация человеческой сути. Все эти люди пришли  – обратите внимание их сюда никто не заталкивал насильно, повторяюсь, за свои деньги насладиться атмосферой сказочного спектакля, который резко отличается от их повседневной жизни. Все, что приходило или, может быть еще приходит во снах, здесь является наяву к ним фантасмагорией красок, упоительных запахов и пленительных женских тел. И важно для меня то, что моя фирма должна честно, даже с избытком, деньги своих клиентов отработать. Поэтому не стоит, господа, грустить о прошлом и размышлять о будущем. Давайте выпьем только за настоящее.
Футасов осушил свой бокал вина.
 – Как говорится: мгновение, остановись  – ты прекрасно!  – добавил он, глядя на приближающуюся к нему обнаженную девушку из варьете. Одного движения его пальца было достаточно, чтобы она очутилась рядом с их столиком, наклонившись ждала его дальнейших распоряжений.
 – Молодец, крошка, – говорил Футасов девушке, которая, положив отдыхать свои полные груди на плечо хозяина ресторана, зазывно улыбалась, заглядывая ему в глаза. – Ты своей труппой хорошо подзавела публику. Благодарю, и помни мою щедрость.
С этими словами Футасов, полуобняв ее, со стороны спины затолкал ей в набедренную повязку пачку смятых «зелененьких».
 – Это тебе и всей твоей команде. А теперь, – он, игриво хлопнул ее по круглой ляжке,  – исчезни!
 – Вы знаете,  – обратился Николай Сергеевич к своим гостям, глядя на уходящую от него девушку,  – это самая породистая кобылка в моем табуне, Я без ума от своих «казашен герлс». Представляете, друзья мои, эти юные козочки предпочитают, чтобы с ними расплачивались только «капустой», – заметил Футасов, многозначительно похлопывая по бумажнику, где хранились у него американские доллары.
 – Распни свой дух и дай жить плоти, – продолжал Футасов, сладко улыбаясь с видом знатока вслед удаляющейся девице.
 – Как вы, молодой человек, разделяете не помню кем до меня высказанную эту мысль? – Николай Сергеевич вопрошающе смотрел на молодого Лихачева.
Денис встрепенулся. Во время беседы за столом он был мрачен и не принимал в ней никакого видимого участия. Он чувствовал, что серьезный разговор с дядей Эльвиры предстоит впереди. От нескольких выпитых бокалов вина на него нашла размягчающая волна раскованности в мыслях. И в то же время он вдруг ощутил холодок еще неосознанной им до конца опасности. Он понял, что ему сейчас необходимо ответить на поставленный вопрос.
 – Позвольте вам возразить, – Денис смотрел в глаза Футасову, – и привести здесь противоположную мысль, но тоже не знаю кем до меня сказанную: «Плоть человека, да будет вам известно,  – это конь, а дух  – это всадник. Если подчиниться коню, отпустить вожжи, то он наверняка заведет вас в конюшню».
 – Очень умно, оригинально, но... не ново, – рассмеялся Футасов на рассуждения молодого Лихачева. За маской добродушия и веселого настроения Николай Сергеевич скрывал в эту минуту нарастающую волну неприятия, глухого раздражения к пасынку Эльвиры. Он понял, что их шпаги скрестились.
 – Всем давно набившие оскомину сентенции типа: «Не единым хлебом жив человек» именно сейчас, при нашем всеобщем желании побыстрее пройти фазу дикого ларькового капитализма и занять достойное место в цивилизованном мире, крайне не популярны в народе. Он и так сторицей расплатился за воплощение в жизнь кодекса строителей коммунизма: «Человек человеку друг, товарищ и брат» и за всякие другие штучки. Все, сыт по горло! Ведь на алтарь неудачного эксперимента большевики положили жизни миллионов своих соотечественников, замученных в лагерях ГУЛАГА и замордованных в советских пятилетках. Ради какой-то химерной идеи о всеобщем равенстве и братстве они уничтожили массу людей которые верили в эту саму идею, а их превратили в прах, в навоз Истории. Есть о чем задуматься, господа, чтоб сделать для себя соответствующие выводы.
Футасов не смотрел на своего оппонента. Он уж окидывал взглядом всех присутствующих за столом. Александр Данилович, подавшись вперед, выражал своим видом крайнюю заинтересованность в теме разговора. Женя Милахин все еще не мог оторвать взгляд от сцены, где труппа варьете сменялась оркестрантами, а парень с длинными волосам собранными сзади в пучок-косичку, видимо, певец, разминал в руках микрофон. Зазвучала песня Вячеслав Добрынина: «Синий туман похож на обман...». Эльвира Ивановна нет-нет да и поглядывала на сидящего в напряжении пасынка. Футасов тем временем продолжал говорить:
 – Да, да, дамы и господа! Весьма доступен в восприятии, прост и понятен всем без исключения лозунг, выдвинутый логикой настоящего времени: «Обогащайтесь, кто как может!». А как, каким образом  – это дело сугубо индивидуальное для каждого. Принцип подобного рода деятельности однозначен: как объегорить, извиняюсь за откровенность, нашего ближнего.
 – Нет, позвольте, позвольте,  – директор ресторана замахал на порывавшегося что-то сказать Дениса своими пухлыми руками. – Позвольте, молодой человек, довести свою мысль до логического конца. Так вот, вы хотите продемонстрировать перед всеми нами свой юношеский максимализм, зацикленный на любви к ближнему, на всеобщем равенстве, и что счастье, мол, не в деньгах... Помню, помню, Сам был такой в молодости. Но, к счастью, вовремя переболел... Это как погоня за горизонтом. Чтобы вам было известно, все эти теории до Маркса и Ленина и вместе с ними о сменах общественных формаций  – это все от лукавого… Мне представляется весь путь развития человечества в виде развернутой во времени, длинной-предлинной очереди людей за какими-то материальными благами. Пусть это будут куски мяса мамонта, убитого племенем на охоте. К этому моменту уже сформировавшаяся элита проводит дележ без очереди в свою пользу мяса, обделяя тем самым рядовых соплеменников, которые с риском для жизни загнали это несчастное животное в яму и посадили его на колья. Еще очередной виток по спирали времени. Проходят века. Сменяются поколения. Происходят социальные взрывы, когда напряжение в очереди настолько вырастает, что она приобретает монолитную сплоченность в единственном порыве выбросить на помойку Истории свою элиту, прорвавшуюся без очереди к материальным благам. Порядок в очереди на короткое время восстанавливается... Кстати, горошина, находящаяся на сферической поверхности шара при любом толчке извне скатывается в ту или иную сторону. Так и очередь, когда в ней появляются лица, рвущиеся без очереди к сладким пирогам, постепенно выходит, как та горошина, из фазы неустойчивого равновесия и скатывается в состояние социальных потрясений...

               
                11.

Женю Милахина притомил разглагольствующий Футасов, державший в руке все еще недопитый бокал шампанского. Он устал выслушивать его дифирамбы нарождающемуся классу российских буржуа, всем этим менеджерам, диллерам или «хилерам». Сам черт ногу сломит в этих заморских словечках. Будто других слов нельзя было найти в русском языке, отображающих попроще суть происходящего расслоения российского общества на бедных и богатых. К примеру, не диллер, а посредник по «хухры-мухры», то есть по сбыту сырья за границу. Тогда все стало бы на свои места. Наконец, не выдержав, Женька шепнул Денису:
 – Слышь, старик, интересно он закручивает насчет истории. Я понимаю, что какой-то мальчик выпустил старика Хоттабыча из кувшина или бутылки, я не помню. Но мы же не мальчики. Мы этими шалостями не занимаемся. И вообще, когда он начнет говорить, ради чего он нас пригласил сюда?
Почувствовав, что слушатели порядком подустали от его рассуждений, Николай Сергеевич закончил свою речь такими словами:
 – Молодые люди, – обратился он к бывшим десантникам, – я предоставляю вам Выбор...
Эти слова напомнили Денису кого-то, кого он сразу не мог вспомнить. Ах, да, все-таки он вспомнил. Это был грузин Гиви Мурванидзе, ехавший с ними в поезде. Он также тогда начинал с этой фразы вербовать друзей в наемники. Вот и Футасов точно так же обращался к ним:
 – … Ведь с того времени, когда человек поднялся с четверенек его суть осталась та же самая. Ничего не изменилось. И вот в конце 20-го столетия я предлагаю вам, молодые люди, выбор: или стать боевым отрядом современной элиты по дележу без очереди мяса мамонта  – в этом случае я сделаю все возможное, чтобы против вас не было возбуждено уголовное дело, – или не исключено, что вы уйдете отбывать срок, после чего вольетесь в безликую армию честных тружеников, еле сводящих сейчас концы с концами.
 – А если эта армия раньше времени взорвется и выкинет пролезший без очереди наш боевой отряд без штанов и без кое-чего, как вы говорите, на помойку истории? Тогда что?  – спросил у директора ресторана охмелевший Милахин, лукаво подмигивая своему другу. – Потом, что за отряд? И если серьезно, что за работу вы нам предлагаете?
 – Во-первых, – Футасов сменил выражение поучающего мэтра на невозмутимую маску идущего в бой гладиатора, – прошло время героев того времени, когда с завидным фанатизмом гибли за идею на фронтах гражданской войны или закаляли свою волю и сталь при строительстве узкоколеек, крича при этом, какая по счету ими была уложена шпала. Сейчас настала эпоха других героев нашего времени, молодых, энергичных мужчин, делающих деньги из ничего  – из «воздуха». Это уже  –  во-вторых. Именно они цвет нации, руководствуясь советами нас, стариков, не допустят, чтобы в этой плебейской стране, как в паровом котле, поднялось давление выше допустимого и чтобы всех нас разнесло в клочья. Будьте спокойны, они придумают какой-нибудь новый «сникерс» или «баунти»  – райское наслаждение, чтобы отвлечь наших пахарей от своих проблем.
 – Теперь о главном, – Футасов перехватил вопросительные взгляды друзей, какими они обменялись.  – Работа вам предстоит не пыльная. Не то что на буровой, где вы по уши барахтались а растворе. Вдобавок высокооплачиваемая не только в «деревянных», но и в «капусте». Не скрою, не лишена опасности и риска...
 – Дело в том, что…  – Николай Сергеевич на миг сделал паузу, – я являюсь слишком заметной фигурой в городе для рэкетиров и всякой другой нечисти, которые предпочитают зарабатывать деньги, нарушая закон. Мне нужны крепкие решительные парни, способные оградить меня от их грязных домогательств. Знайте, в моем лице класс предпринимателей России обращается к вам за помощью, желая востребовать вашу молодость, высокий военный профессионализм, знания и опыт, приобретенные в армии. Я думаю вы, Александр Данилович, будете только рады такому повороту событий. В вашем сыне, скажу откровенно, и в его друге я хочу видеть своих «Джи-Ай» по защите частной собственности. В ответ на их согласие я ручаюсь избавить их от последствий того нелепого случая... Провоз наркотиков  – это тягчайший проступок в наше время, направленный на разрушение здоровья нации. И мне не так уж будет легко замять это дело.
 – Короче, выражаясь вашим языком, вы нам предлагаете сделку, – сделал вслух заключение Денис.
 – Да, молодые люди. Вы правильно меня поняли. Что касается моих взглядов на жизнь и на людей  – это мои лирические отступления. Хотите соглашайтесь с ними, хотите нет  – это ваше дело.
 – Сынок, принимай предложение Николая Сергеевича. Чего уж там?  – не выдержал Александр Данилович.
 – А что? В этом нет ничего противозаконного, – Женя Милахин приводил свои доводы на этот счет, – Не знаю, как ты, но я... согласен. Лучшего нам не предложат. Эх, охрана, встает так рано!
 – Подумать надо... Синий туман похож на обман…  – сказал молодой Лихачев, как бы вслед пропетой песне.
С этими словами он встал из-за стола, подошел к эстраде. Эльвира Ивановна, до этого отмалчивающаяся, все время пыталась поймать взгляд Дениса. Он же старался не смотреть на нее. Молодая женщина ощущала всей своей кожей холодное отчуждение, граничащее с ненавистью, с его стороны. На удивление самой себе, ее притягивало к нему с непостижимой силой. Она до сих пор была растворена в том коктейле любви, который как океан безудержных страстей нес ее на гребнях исполинских волн к бывшему десантнику. О, какая то была восхитительная ночь! Вспоминая о ней, мачеха Лихачева чуть не застонала. Она видела, как Денис подошел к оркестрантам, что-то сказал им, вероятно, заказывал музыку. Попытался дать деньги ударнику. Тот отрицательно покачал головой, показывая рукой с палочками в их сторону.
Назад Денис возвращался, улыбаясь всем сидящим за столом. Он полностью овладел собой.
 – Николай Сергеевич, – услышал от него Футасов. – Вас здесь так любят, что для находящихся, с вами рядом будут играть бесплатно.
В этот момент, как бы в подтверждение сказанному, было объявлено с эстрады:
 – Друзьям уважаемого Николая Сергеевича наш музыкальный привет!
Зазвучали первые, до боли знакомые Денису аккорды.
 – Послушаем любимую песню моей покойной матери,  – сказал он, ни к кому не обращаясь,  – В 1942 году никому не известная мексиканская девушка сделала свое имя бессмертным, сочинив легендарную «Бесаме мучо». Ее имя было Веласкес.
 – Вот и прекрасно,  – Футасов на правах тамады обратился к своим гостям.  – Однако же и нас сейчас окружают не менее прекрасные женщины. Объявляю дамское танго.
Он с удовлетворением отметил про себя, что его поняли с полуслова, что его тяжелая кавалерия снова в бою.
Перехлестова вышла из-за стола и с обезоруживающей грацией взяла под локоть молодого Лихачева. Под перекрестными взглядами отца и друга ему ничего не оставалось делать, как принять приглашение.
Она танцевала в полутемном зале ресторана, стараясь, как в прошлый раз, прижаться к нему всем телом. Эльвиру начала бить мелкая дрожь. Звериный инстинкт заставлял трепетать ноздри, приводя в движение ее чувственные губы. Желание любить своего пасынка переполняло ее до отказа. Она еле сдерживалась. Ее состояние было сразу подмечено молодым Лихачевым.
 – Что с тобой? – спросил он.
 – Денис, это как наваждение. Я не могу без тебя. Только не думай, что я нимфоманка и бросаюсь на кого попало. Ты первый в моей жизни мужчина, который сумел взорвать меня изнутри. Я до сих пор не могу успокоиться, прийти в себя после той ночи...
 – Меня это мало сейчас волнует,  – услышала она равнодушный ответ. – Ты лучше скажи: икра и гашиш под сиденьем  – это твоих рук дело?
 – Нет, что ты?!  – у Эльвиры навернулись на глаза слезы. – Как ты мог такое подумать?!
Теперь партнерша по танцу Лихачева была уже не обворожительной красоткой, а скомканной и убитой горем женщиной.
 – А как же объяснить такие факты? Наркотики в твоей квартире и твое желание вовлечь меня и моего друга в свои игры? – продолжал пытать Перехлестову.
 – Денис, ты только не покидай... Потанцуй со мной еще немного, Я тебе все расскажу.
Лихачев верил и в то же время не верил всему, что услышал от Эльвиры. Она ему рассказала о якобы физической расправе, которой угрожал ее подельник в случае, если она больше не будет заниматься сбытом наркотиков.
 – Каков негодяй!  – еле сдерживаемые рыдания слышались в ее голосе. – Когда вышла замуж за твоего отца, я сразу наотрез отказалась заниматься переправкой этой гадости. Он мне пригрозил, что я пожалею еще об этом. Под страхом смерти принудил меня, чтобы я попыталась вовлечь вас обоих в его грязные дела. Это его рук дело, что в вашей машине вначале была обнаружена икра, а потом наркотик. И как результат: подставил следствию не меня, а вас троих, совершенно ни в чем не повинных людей... Теперь только надежда на моего дядю. Он наверняка сумеет отвести беду от нашей семьи… Николай Сергеевич деловой человек. Да, естественно, он хочет, чтобы вы, оба друга, дали согласие стать его верными телохранителями в благодарность за помощь. Денис, соглашайся...
 – Что-то мне не нравится, что он оказался в нужный момент там, где нас тормознула ГАИ.
 – Поверь мне. Это чистая случайность. И это наша удача, что он оказался во время оформления протокола рядом с вами...
Лихачев в словах мачехи мучительно искал ответ на все те головоломки что преподнесла ему жизнь. Уж слишком много «странных случайностей» пришлось на его послеармейский период. Он чувствовал, что кто-то ему навязывает свою игру, что схватки не избежать. И ценой любого его неверного шага по невидимой шахматной доске будет им с другом их собственная жизнь. Но ему нужно было выиграть время, чтобы вначале вычислить, а потом заставить пока неведомого ему противника играть по его правилам, Словно издалека доходили до него слове Эльвиры:
 – Мне кажется, что ты лишаешь меня последней надежды любить тебя. Это так?
 – Да, ты не ошиблась. У нас с тобой уже был уговор, что наша первая встреча с разминкой в постели не перейдет в марафонский забег. Пусть она, как спринтерский эпизод, навсегда похоронится в нашей памяти.
 – Как чудесно Просто изумительно!  – Эльвира в смятении теребила его за ворот рубашки. Она была искренна в своих чувствах – Но я помню! Только тогда я об этом не буду помнить, когда перестану дышать и жить на этом свете. Ты меня слышишь?!
 – Слышу, Эля, слышу, но ничего не могу поделать. Ты жена моего отца. И этим все сказано, – Лихачев, тронутый искренностью и страстью мачехи, пытался ее успокоить.
 – Пусть будет так. Ты волевой. Ты сильный… Я понимаю. Черт бы побрал твою порядочность. Ладно, но только не исчезай из моей жизни. Тюрьма  – это не лучший вариант, чтобы реализовать себя как личность. Приняв предложение Футасова, я уверена, ты будешь иметь лучшую возможность оградить нашу семью от притязаний того ужасного человека. Если б ты знал, как я хочу порвать с моим прошлым. Я так устала все время жить в страхе. Ты знаешь, он... на все способен. Чтоб не подставлять под удар Женю и Александра Даниловича, ты им, надеюсь, не рассказал о содержимом парфюмерных коробок?
 – Да, я сдержал свое слово. Можешь быть спокойна.
 – Ну и хорошо, – с облегчением вздохнула Эльвира, – я верю тебе. Отчего я без ума от тебя. Но ты, пожалуйста, ничего не говори Александру Даниловичу. И не волнуйся. Твой отец никогда не узнает, что между нами произошло в ту ночь. Я тебе это обещаю. А сейчас пошли к столу. Наверняка они нас заждались.
Там их встречал Футасов с распростертыми объятия
 – Эх, молодость, молодость! Ты правишь миром, – говорил он с грустью. – Никаких бы денег не пожалел, чтобы скинуть с себя этак лет тридцать, чтобы уравняться с вами. Но, увы, над временем я не властен.
Александр Данилович встал из-за стола. У него на глазах навернулись слезы. Он подошел к сыну, благодарно его поцеловал:
 – Спасибо за песню. Она затронула мое сердце. Я вспомнил время, когда мы втроем были счастливы.
 – Помянем светлым словом мать Дениса. Как говорится, царствие ей небесное,, – при общей тишине за столом сказал Николай Сергеевич.
Все встали, выпили не чокаясь. В очередной раз глядя на молодого Лихачева, Футасов думал: «У каждого свой путь на Голгофу у меня  – свой, у него  – свой». А вслух, благодушно улыбаясь, спрашивал:
 – Ну, а сейчас, Денис, что надумал? Принимаешь мое предложение?
 – Да, принимаю. Но с единственной оговоркой.
 – С какой именно?
 – Мы только что поступили работать на буровую. И тут же сразу увольняться на следующий день  – это не в моих правилах. Короче, работаем с другом ровно месяц. После чего, твердо обещаю, переходим к вам в охрану. В свою очередь, за этот срок вы попытаетесь, чтобы с нас сняли подписку о невыезде. Идет?
 – Идет! – рассмеялся Футасов. – Молодец! Правильно рассуждаешь. Меня это вполне устраивает.
 – Николай Сергеевич, будь уверен: он сдержит свое слово, – вступила в разговор Эльвира.
 – Да я и не сомневаюсь в этом.
Когда они выходили из ресторана, она сумела шепнуть на ухо Денису:
 – Прошу тебя. Не исчезай из моей жизни… не исчезай!