Часть первая. Потеря
Выстрел прогремел глухо и тревожно. Деревня вздрогнула. Никто сразу не мог понять, что произошло. Для охоты вроде не сезон, да и охотников побаловаться с ружьем в деревне не было. К тому же в поселениях стрелять запрещено. Но как только услышали душераздирающий крик Софьи, жены местного лесника, сразу поняли, что случилось несчастье. Этот звук, как заноза, вошел в сердца деревенских жителей, не оставляя никого равнодушным. Все враз, словно не по своей, а чужой воле, потянулись к дому лесничего. Никому и в голову не могло прийти, что во вполне благополучной семье, о неурядицах в которой никто не слышал, могло что-то произойти.
В деревне-то ведь любая беда или радость всех касается. Здесь и роды сами примут, и сообща проводят в последний путь, в печали и горе помощь окажут, хлебом-солью поделятся, в любом положении что-нибудь утешительное для людей отыщут. На то она и деревня - здесь нельзя иначе, потому она и считается матерью, душой России. Без нее мертва русская земля, без нее и страна - не страна вовсе, а так, территория без здравого смысла.
Первой у дома лесничего оказалась Полина, лучшая подруга Софьи. Она и жила рядом, по соседству. Это была женщина с характером, про таких говорят «бой-баба», а мужики их не очень жалуют. Она и драчунов разнимет, и сама, если за дело, может навесить, да так, что мало не покажется. Кулаки у нее, как у кузнеца, да и голос крепкий, басовитый.
Подойдя к калитке, Полина перекрыла ее крепким своим телом и приказала:
- Тихо, бабы, сама разберусь и вам доложу. И не судачьте без толку, нечего из мухи слона делать. Я сейчас, мигом. - И она отправилась к бане, откуда и раздавались рыдания закадычной подруги. Увиденное повергло женщину в шок. На стуле в предбаннике сидел, запрокинув голову, Петр, младший сын Софьи. Его белая рубаха была вся в крови, глаза закрыты, по лицу разлилась смертельная бледность. На полу валялось охотничье ружье с привязанным к курку шнурком. Обхватив сына руками и положив голову на его колени, рыдала Софья. Ее муж, Матвей Иванович, молча стоял рядом, сжав зубы и еле сдерживая слезы на глазах, рука его поглаживала волосы супруги. Вовка, старший сын Софьи и Матвея, отвернувшись от всех и прижавшись к стене, рыдал, никого не стесняясь. Повернувшись к вошедшей Полине, он попросил:
- Милицию, теть Поль, вызови и скорую. Петька наш застрелился. - Произнеся это, он разрыдался еще больше.
Полина молча вышла на свежий воздух и как подкошенная села на крыльцо. Воздуху не хватало и ноги не держали. Горькая мысль билась в голове: «Господи, за что ему такое наказание. Не заслужил вроде». Немного придя в себя, женщина медленно двинулась к толпе баб, которые, облепив забор, ждали от нее новостей.
- Груня, - с трудом произнесла она, - вызови сюда милицию и скорую. У меня сил нет. Петька застрелился.
Новость ошеломила всех. Кто-то из женщин стал усиленно креститься, кто-то замер, не произнеся ни слова, кто-то утирал выступившие слезы уголком платка, а одна из баб проворчала:
- За Софью обидно. Петька-то у нее хороший был. Легкой-то жизни у бога не просил, а ему такая смерть... Грех же это. Таких вроде и не отпевают, и на православных кладбищах не хоронят. Как семье-то быть в таком случае? В писании-то ведь как сказано: если не смог нести креста своего по своей воле, потому и не имеешь права называться сыном божиим и войти в его царство небесное.
- Чего несешь-то, - перебила говорившую другая женщина, Лукерья, - темь беспросветная. Семя-то благодатной жизни им и по нашей вине утеряно. Это мы не смогли научить его истинам веры и помочь ценить жизнь. Далеко от себя отпустили, сатану допустили в его сердце, оттого и душу его погубили. Именно поэтому и наш это грех, милая. Мы же равнодушно на любую смерть смотрим.
- Вера здесь, голубушка, ни при чем, - внесла свою лепту в спор Прасковья. - Просто у нас такая вялость к жизни, что хоть в петлю лезь. Жизнь его, видимо, угнетать стала. Это просто у него на лбу было написано. Жаль, что ушел из жизни некрасиво, не пожил в свое удовольствие. Но, как говорят, честная смерть лучше позорной жизни. Да и откуда нам знать, может, он счастливым ушел от нас. Жизнь-то его прожита без порока. По мне, так лучше сразу умереть, чем жить позорной жизнью. И не нам его судить. Парень сам на это пошел, и, наверное, были для этого причины. У нас же как все происходит-то: копится, копится, а потом взорвется. Может, и мы дождемся, что в снег башкой упадем. Потому как в нашей стране больше гробы любят, чем людей. Вот мы и расстреливаем свою любовь к жизни, если уж на грядущее счастье надежды нет. У нас от такой жизни только слезы на глазах, а надо, чтоб душа стонала и кулаки от боли сводило.
Пока бабы судачили меж собой, подошли мужики. Один из них, приятель Матвея Ивановича, поинтересовался:
- Правда, что ли, Петька застрелился?
- Правда, Миша, правда, - ответила Полина, смахивая рукой выступившие на глазах слезы.
- Вот глупец. Контроль над собой, что ли, потерял? Что же его толкнуло-то на это? Вроде здоровый был, не душевнобольной, приятный во всех отношениях парень. Ему бы девок мять да мять и детей растить. Он же верующий был, у таких только бог хозяин. Подвел он, значит, его. А такие, даже хорошие, царства божия не наследуют. Видно у него были веские причины для смерти, о которых мы не знаем.
- А чего тут знать-то, - выкрикнула из толпы Фаина, местная ударница труда. - Счастье свое потерял, а оно - в необходимости и удовлетворенности. Человек-то ведь тогда счастлив, когда кто-то рядом с ним есть. А у него что? Пока в армии был, невеста замуж за другого собралась. Говорят, свадьба скоро, да и брюхатая она, того и гляди родит. Несчастная-то любовь к добру не ведет. Да и чего тут говорить: если бога в душе нет - все позволено. И любовь тут виновата, и то, что без дела был. Каждая собака должна быть при деле. А у нас что? Ни работы, ни перспективы. Смысл-то в жизни потерян, если цели нет.
- А зачем он, смысл-то жизни, если мы никогда не ощущали ее вкуса? - вступила в разговор Матрена, бывшая доярка. - Делаем-то в жизни все мы, а они все имеют. Курочка-то по зернышку клюет. Свалить бы отсюда куда-нибудь, да деревню жалко. Без нее не могу, и забыть ее не получится. Любовь у нас с ней взаимная. А что Петьки касается, то ему не стреляться бы надо, а переписать свой сценарий жизни. Тогда, может, было бы все иначе. Баб-то у нас навалом - любую выбирай. Кстати, кто его обманул-то? Не Любка ли уж Сорокина?
- Она самая, - подтвердила Прасковья.
- Ну тогда все понятно. Хотите Любку - копите деньги. Это же королева ночных удовольствий. Петьке-то вот только зачем она была нужна? Ей же косметический ремонт везде нужен.
- Это ты зря говоришь, - заступился за девицу Любку муж Прасковьи, - у нее одни сиськи чего стоят.
- Большие, что ли?
- Не то слово. Товар с выставки народных достижений. Всех парней деревенских с ума свела, и не только их.
- А размер-то хоть какой?
- 56-й. А что?
- Да нет такого размера, даже силиконовых нет.
- Есть. Гришка, ее нынешний мужик, своей кепкой мерил. А она у него 56-го размера. Аккурат помещаются.
- Эх, ты! Пустобрех деревенский, - возмутилась Матрена. - Все бы тебе хахоньки. А тут такое несчастье. О-хо-хо... Петьке-то бы надо характер проявить, остановить бабу, а не слюни распускать. Тогда бы и 56-й размер его был, и пальбы бы не было. Любимую-то женщину надо обеими руками держать и стараться сделать ее счастливой. Вот я, например, хоть и строптивая была, а муж сумел удержать меня, а я его до сих пор люблю. Любить-то надо по-настоящему, тогда и счастье в доме будет.
- Интересно девки пляшут, - не унимался Федор, Прасковьин муж. - Да эту Любку конная милиция не остановит. Общедоступная любовь разве может выжить?
- Может, - не сдавалась Матрена. - Если это не только чувство, но и дар божий. Да и понимать надо, что там, где ты ничего не можешь сделать, ты ничего и не должен хотеть. Ходи тогда по жизни, не оборачиваясь. Даже за голые коленки бабу не пощупаешь.
Неожиданно в разговор вмешалась Дарья, бывшая бригадирша:
- Не пойму, почему вы все на Любку-то навалились? Из-под палки-то любить все равно не получится. Ну произошло у нее опьянение какое-то с Гришкой... Так ведь по согласию: одному любовь, другому деньги. Да и что делать-то, если один ее бюст - лучшее средство от импотенции. У нас ведь есть экземпляры и похлеще.
- Это ты о ком? - поинтересовалась Полина.
- О Светке Ивановой, о ком же еще...
- А что Светка? Вроде нормальная баба, сына родила. Без мужа, правда, так это бывает. Замуж хоть и не вышла, а все равно песни поет. А что поделаешь-то, если все наши мужики тряпкоподобные. Хорошая девчонка, только ее до конца воспитать не сумели.
- Воспитать не сумели, говоришь? Зато краткий курс счастливой жизни прочитали. Только вот уроки жизни обошлись ей слишком дорого. Парочка неудачных романов и все, пошла вразнос. Завышенная самооценка у нее, вот что я вам скажу.
- Ты это к чему, Федор? Может, тебе самому отказали? А? Так ты скажи, признайся, может, когда постель была свободна, ты свою кандидатуру предложил, а тебе отказали? Так ведь? - подначивала мужика Полина.
- На тухленькое меня, дорогуша, не тянет. Свой товар есть, и получше. Дарья-то ведь правду говорит. Ну, родила мальца Светка - так радуйся. А она что сделала? На трех мужиков на алименты подала. Правильно говорят, что у бабы волос долог, а ум короток.
- А что суд-то решил? - поинтересовалась Полина.
- Отказали ей в алиментах. Сказали, что доказательств мало.
- Ну, а те, кого она в отцы записала, что говорили?
- Связи с ней никто не отрицал, но отцовства никто не признал.
- Почему?
- Один сказал, что мало зарабатывает и вообще детей иметь не может, хотя у самого уже двое ребятишек. Другой заявил, что в это время от пьянства лечился. Третий ссылался на то, что был с презервативом. Так Светка и осталась без алиментов.
- Дурак судья, - возмутилась Полина. - Надо было всем троим влепить алименты, тогда бы уж они меж собой нашли виноватого. А так всю ответственность несут почему-то одни бабы. Разве это справедливо? Ведь обидно же. А знаешь почему? А потому, что откроешь свое сердце какому-нибудь уроду, а он обязательно туда плюнет. Видно знает, паразит, что только русская баба готова трудиться до пота и кормить ленивых мужиков. Любовь-то вечная-бесконечная от нас все время за горизонт уходит. Поэтому, батенька, не всегда и не во всем женщина виновата, может и барин виноватым быть. Мечта-то у женщин всегда одна - быть женщиной мечты. А у нас что? Даром-то на красоту женскую глаза не пялят. Да и любви вечной-бесконечной мало бывает, а потому грех становится привычным и перестает быть отвратительным.
- Это почему же? - ехидно поинтересовался Федор.
- Да потому, дорогой, что от любви часто устают. А если устают от любви, то устают и от семьи, жизни и вообще от всего. Любовь - ведь это не когда задыхаешься от страсти, а когда задыхаешься от нежности. А вот нежности-то порой нам и не хватает. А теперь собери свои мозги в кучку и сообрази: может, Петьке-то как раз этой нежности и не хватало? - подытожила Полина.
- Не нежности ему не хватало, а ума, - не согласился с ней Федор. - Женился бы до армии и поселил бы молодую жену в дом к родителям. Там бы она и была под присмотром, а он ей свободу дал. Потому и поезд его ушел в другую сторону. Неужели не видел сразу, что она пустышкой была?! Как только ушел в армию, к ней тут же коллективный интерес. Чуть ли не каждый вечер любовные встречи при свечах. Одной на всех стала.
Встретил я ее как-то на улице, а из нее такое количество красоты прет - ахнешь. Говорю ей: «Упакуй свои прелести-то поглубже за пазуху». А она мне: «Шевеление на нижнем этаже тела, что ли, вызываю?» А сама улыбается и кормой крутит. Ясно же сразу, что без сильной встряски организма ей не обойтись. Так постепенно заигралась и про Петьку забыла. Вот и выходит, что нам надо больше бояться жизни, чем смерти. Полное же кругом бытовое разложение.
- Здесь ты, Федя, пожалуй, прав. Все, что происходит сейчас у нас в деревне, с жизнью не совместимо. Все, особенно бабы, словно на грани помешательства. Не отдаем отчета своим действиям, свою, деревенскую, школу жизни утратили. Хоть из собственного дома беги. Откуда только это все взялось? Не от скрещивания же беспутных матерей и дегенеративных мужиков.
- Не от печки, господа, танцуете, - вдруг раздался откуда-то из-за спин деревенских мужиков голос. Это в разговор вмешался Михаил, друг отца застрелившегося Петьки. - Умом износились, что ли? Ведь вилами на кофейной гуще гадаете. Ответьте-ка лучше на вопрос: почему у нас бабы такими стали? Раньше ведь ничего подобного не было. Ну почему? А все очень просто - власть изменилась, не нашей стала. Сейчас не только бабам, но и нам, мужикам, терять стало нечего. Понять теперь трудно, кто в доме хозяин. Одни сыто и богато газом и нефтью живут, а остальные - это почти все население - вообще никому не нужны. Все мы для кучки прохвостов балластом стали. Живешь и не знаешь, какой кирпич и когда упадет тебе на голову. Да и женщин-то в селе у нас нет и никогда не было - одни ломовые лошади. А сейчас, когда все порушили, как им жить?
Жить, как раньше, нельзя, а как нужно - не понятно. Все на ощупь идем. Неужели власть не понимает, что наш ржавый «Титаник» на скалы идет?! Все, суки, под нож пустили, да и нас продают за копейки. И не Любка, а власть оторвала Петьку от жизни. Он же любил ее, жизнь-то, а она ему что дала взамен? Дырку от бублика. Тут-то Петька и сорвался из-за растущего чувства горечи за деревню, из-за человеческого равнодушия к ней, да и вообще из-за жестокости жизни.
Толпа задумалась над словами Михаила, а Лукерья поинтересовалась:
- Ну и как нам теперь жить-то, а, Миш? Жить-то нам действительно тяжело, а покончить с такой жизнью ни бог не велит, ни сил не хватает. По мне так только слабые люди кончают жизнь самоубийством.
- Еще время и обстоятельства делают свое дело, Лукерья. Да и зачем жизнь, если она отгорела, смысл потеряла, в тупик зашла?! Я тебе больше скажу: у нас в стране каждый год несколько десятков тысяч людей жизнь самоубийством кончают. Мы же второе место в мире занимаем по количеству самоубийств на душу населения. И что обидно: из жизни уходят самые здоровые, трудоспособные, красивые люди. Обидно, что в число самоубийц попадают малолетки пацаны и старики.
- Откуда знаешь-то? - спросила Матрена.
- В газете прочитал. Правда все это?
- А причина этого безобразия? Может, газетчики преувеличивают.
- Лично я думаю, что всему причиной - наша власть, которая нас за людей не считает. Судите сами. Год от года жизнь наша становится все хуже, народ в депрессию впадает, появляются проблемы в личной жизни, к тому же - одиночество, алкоголизм, безработица, бедность, развал сел и деревень. Жизнь потеряла смысл, кругом серость и нищета. А что с селом сделали? Производственная база разрушена, поля заросли лесом, работать негде, селяне никому не нужны, а потому не ощущают собственной необходимости и востребованности для государства. Даже фермерство не развивается. У нас почти каждый пятый житель - бедняк или бомж. К сожалению, большинство самоубийств приходится на сельскую местность. А почему? Не видят выхода из ситуации, потому что не могут найти работы. Помните, в соседней деревне уже был случай, когда многодетный отец пырнул себя ножом на глазах у всей семьи. А все почему? Да просто не мог всех прокормить.
- Ну а в лидерах-то кто? - поинтересовалась Полина.
- Наши соседи - Литва или Белоруссия, точно не знаю. Легкой самостоятельной жизни захотели - вот ее и получили.
- Выходит, не зря наши бабы с ума-то посходили. Понятно теперь, почему их сексуальную жадность ничем не обуздаешь. И молоденькие девчонки с них пример берут. В прошлом году, помните, четверо девчат и парнишка один были направлены с центральной усадьбы на слет молодых патриотов. На Волге это было. Обещали их управлению хозяйством научить, так сказать, резерв правящей партии создать. Мол, придет время - замените нас. Все уши развесили, деток своих без всяких скандалов отпустили. А что в итоге получилось? Все четыре беременными приехали на радость родителям своим. И спали-то все четверо с одним парнем. Как это у них получилось, ума не приложу... А в этом году у всех малыши появились. Суд даже по этому поводу был. Три девчонки против одной восстали, которая заявила, что никаких генетических экспертиз она делать не станет, что сын у нее от этого парня, и он это признает. Другие-то экспертизы делали на предмет установления отцовства и доказали, что у всех трех один и тот же «производитель». А подали иск потому, что на троих больше алиментов достанется.
- Ну и чем вся история закончилась? - поинтересовался Федор.
- Парню этому, да вы все его знаете - Борька, сын нашего конюха, присудили по полной, - платить всем четверым одинаково.
- Лихо. Вот это я понимаю, власть: и резерв себе подготовила, и без особых хлопот демографическую ситуацию улучшила. Если так дело и дальше пойдет, то по численности населения мы, пожалуй, скоро и Китай догоним. А что? Бабы у нас лихие, плодовитые, на любовь широкие. Иностранкам до наших баб далеко, - усмехнулся Федор.
В защиту всего женского рода вступилась Лукерья. Она недобро покосилась на Федора и заявила:
- Зря ты так, Федор, не все бабы такие, которых только на любовь тянет. Для нас ты как комар за окном - зудит, зудит, но не кусает. Сгореть бы вам, всем мужикам, дотла, тогда бы и нам легче стало. Бабы для них не те, видите ли. Да хороших-то баб вы просто не видите или не хотите видеть.
- Это почему же? - возмутился Федор.
- Да потому, дорогой, что логика жизни у нас с вами разная.
- Это как понимать?
- Очень просто. Женская логика до предела проста и понятна: сначала хранить честь свою для будущего мужа, а после свадьбы - свою честь от него. А у вас что? Сначала баба должна защищать свою честь от женихов, а потом честь мужа от беспутных баб. Чувствуешь разницу?
- Нет, не чувствую. Но если бы даже и чувствовал, то все равно вы, бабы, божия ошибка. Баба, даже став богатой, все равно останется особью с непредсказуемой сексуальной наклонностью. Как только подумаешь об этом - жить не хочется.
- Тебе, Федя, похоже, расслабиться надо, иначе твои дурные мысли из твоей башки обухом топора не выбьешь. Мыслишки твои, как грязная муха, - всю стену изгадили. Есть среди нас и хорошенькие, честненькие, на дурной поступок не способные.
- Ой, не смеши меня. Где ты таких в нашей деревне видела?
- А Марфа? Дочь Александры Румянцевой. Девочка не скандальная, впечатлительная. Правда, есть один пунктик - очень уж беспорядок на своей голове любит. Зато дома чистота. Для Петьки-то бы точно подошла. Таких кренделей, как Любка, не выкаблучивает. Жить с такой - одно удовольствие. Баба-то ведь роскошная.
- Да видел я таких. С виду-то тихони, а оберут до нитки. Не по нашим доходам товар предлагаешь, милая. Она до этого где работала?
- В городе. На мойке автомашин. А что?
- Вот именно, на мойке. Только это не мойка, а скрытый под нее бордель. Мойщица там не только машины моет, но и клиентов ублажает. На такую работу только девок молодых, с приятной фигурой и внешностью берут, и то ненадолго. Больше года не держат, потому как клиентам надоедает. Вот отчего она в деревню и вернулась, невостребованной стала потому что. Да и с боссом спать она тоже обязана была, иначе бы и на работу не взяли. Вот так-то, голубушка. И не говори мне больше, что в вашем обществе сорняков нет. Есть, сколько угодно. Поэтому, дорогая моя, Марфа эта такой божественной сейчас и кажется, что прошла такую школу жизни, что другим и не снилась в страшном сне.
- Откуда знаешь-то?
- Да весь город об этом говорит, а мне мужики по пьянке рассказывали, когда я туда ездил на работу устраиваться. Клиентов-то на мойке этой много, особенно тех, кто о нашей нравственности заботится. Ведь все, паразиты, делают, чтобы заставить нас бежать к ним со своей веревкой и мылом. Прицел, что ли, у нашей власти сбился?
- Эх, Федя, петушок ты недожаренный. Наставляешь всех на путь, по которому сам не ходил. Язык уж свой намозолил о нас плохих, - с укором произнесла Полина, досадливо качая головой. - А сами-то вы чего стоите? Неужели томленой курочкой побрезгуешь? Знаю, что не побрезгуешь. А потому нет у меня для тебя ни одного приличного слова. А знаешь почему? Потому что каждый мужик готов без всякого повода треснуть локтем в бок любую из нас и не извиниться. В первую же очередь мы - женщины и лишь потом все остальное.
- Вот так сказанула, - протянул с усмешкой Федор. - Я же вас, баб, насквозь вижу. Вот попробуй здесь, - и он обвел рукой все стоящих у забора женщин, - найти одну, но чтоб на всю жизнь.
- Ты чего несешь-то, голубь сизокрылый, - взъярилась на мужа Прасковья. - Я перед ним распинаюсь в чувствах, а он такое несет, что уши вянут. Прибила бы, паразита, да детей жалко.
- А я смерти не боюсь. А чего ее бояться-то, если удовольствия презираю, к славе равнодушен, к труду отношусь с предубеждением, к любой боли терпим. Отсюда и мое полное презрение к смерти.
- Зачем же ты тогда мне говорил-то, что любишь меня, да так искренне, так нежно? И какого тогда хрена в постель лезешь без разрешения? Поменяю-ка я тебя, паразита, на Степку. Тот хоть ухаживал культурно, приятные слова говорил, а этот... Ни дна бы тебе, ни покрышки.
- Только попробуй, - захорохорился Федор, - обоих по чертежам разберу. Федор не успел договорить свою пламенную речь, поскольку к дому подъехали милицейская машина и «скорая помощь». Разговоры в толпе сразу прекратились, наступила полная тишина. Все ждали, что же будет дальше.
Подъехав к толпе, машины остановились. Из милицейского «уазика» вывалилась целая толпа оперативников, а из «скорой» вышла женщина в белом халате. Один из приехавших оперативников грубо спросил:
- Где труп-то?
Непривычное для жителей деревни слово проехалось по ним, как нож по сердцу. Никто не мог вымолвить ни слова. Один лишь Федор глухим голосом произнес:
- В бане. Там вся семья Мироновых.
Прибывшие милиционеры молча прошли по тропинке к бане. Вскоре на носилках вынесли тело Петьки и погрузили его в «рафик», а старший из милицейских произнес:
- Тело забираем на вскрытие для экспертизы, а мужчин-родственников в отдел для составления протокола и выяснения обстоятельств смерти парня. За хозяйкой присмотрите, она вне себя от горя. Одну не оставляйте. Если потребуется, кого-нибудь из вас пригласим в качестве свидетелей. Потом все расселись по машинам и отбыли. Молча проводив взглядом процессию автомобилей, Полина спросила:
- Кто со мной к Софье пойдет?
- Я пойду с тобой. Там ведь не только Софью успокаивать надо, но и в бане навести порядок. Набезобразили там наверняка по самое никуда, - ответила ей Груня и, подхватив подругу под руку, направилась к бане.
Теперь уж и остальные молча стали расходиться по домам. От случившегося у всех на душе было неспокойно и тяжело. Одна лишь Прасковья никак не унималась и продолжала высказывать свои мысли желающим послушать:
- Вот ведь любовь-то поганая что наделала. Ничего, бабы, хоть и тяжко на душе, но переживем. Бывает в жизни и такое, но на все воля Божия.
Накануне девятого дня Софья встала раньше обычного. Скользнувшие по стене лучи летнего солнца и приятное мурлыкание на ее груди кошки чуть-чуть успокаивали растревоженную нелепой смертью сына душу. «Помыслы-то в нашей семье всегда были разумными, - горько думала она, глядя в потолок комнаты, - поступки честными, стыдиться вроде нечего. Бог-то все видит и к Петьке милость проявит. А что народ болтает, так пусть. Ведь, кроме доброты и любви к людям, ничего в его душе не было. И память о нем не угаснет». Раздумывая об этом, она тихо поднялась с постели, подошла к образам и стала молиться.
- Не гневи бога, мать, - укорил ее муж. - Молиться за тех, кто сам ушел, грех.
- Сегодня Троица, Матвей, сегодня все можно. Завтра девятый день, как нашего Пети не стало. Поминки надо провести, подготовиться надо. Как только Вовка проснется, отправь его к бабе Лиде. Она мне яиц обещала. Их же много надо: и в пироги, и в салат, и в другое что сгодятся. Наши-то куры почему-то плохо нестись стали: то ли корм плохой, то ли старые уже. Пусть сетку с собой возьмет.
- Я могу и сам сходить, чего парня-то пустым делом мучить.
- Ты мне здесь нужен. Лучше дров принеси и печь растопи. Воды в доме ни капли нет. Сделай так, как я прошу, не трави мою душу.
Вовка проснулся поздно. Подойдя к матери, он быстро ткнулся губами в ее щеку:
- Чем помочь-то, мам? Может, скотину накормить?
- Отец все давно сделал: и кур накормил, и корову на выпас отвел. К тетке Лиде сходи, она мне яиц обещала. И чесночку у нее возьми немного, мне он на соус нужен. И еще. Сегодня у Любки с Гришкой свадьба. Если их встретишь, не задирайся. Набери побольше воздуху в грудь, закрой рот, прикуси язык, но промолчи. Понял, сынок?
- Чего говорить-то об этом, - пожал плечами Вовка, - что прошло, того уж нет. Не ко двору пришлись, значит, чего возмущаться-то. Пусть Любка денежки в косички заплетает, если они у нее будут, и жует горячие бублики на радость местной публики. А вообще-то я бы их обоих в порошок стер, да совесть мешает.
- Зло-то, сынок, нетерпимо, конечно, но перенеси его без сожаления. Больше ведь все равно страдает тот, кто обдумывает гадость другому.
Вовка лишь рукой махнул в ответ на слова матери и отправился по своим делам. И надо ж так случиться, что на обратном пути он все же столкнулся с женихом и невестой. Оба нарядные выходили из Любкиного дома, веселые. Надо сказать, Любка замечательно смотрелась в белом платье и воздушной фате. Жених тоже был хорош: черный костюм, галстук и белоснежная рубашка оттеняли загорелую шею парня. Увидев молодых в свадебных нарядах, Вовка поморщился: «Вот, наглота. У нас поминки, а у них брачная ночь. Стыда никакого нет. А этот пупырь еще и улыбается, будто пива в жару хлебнул». Вовка хотел было пройти мимо, но Гришка остановил его:
- Может, по стаканчику, сосед? У нас сегодня такой день, что и горлышко промочить можно.
Вовка зло посмотрел на жениха и долго соображал, что ему ответить. Видя состояние парня, Гришка решил разрядить обстановку:
- Да ты на меня, Вован, не обижайся. Я же говорил Петьке, что любить - люби, но детей рожать она от меня будет. Он, правда, сомневался, в драку лез. А результат-то, вот он, - произнес жених, поглаживая уже заметный животик невесты.
Тут уж Вовка не выдержал, размахнулся сеткой с яйцами и со всего маху опустил ее на голову расхваставшегося жениха. Посмотрел в испуганные глаза невесты, плюнул в ее сторону, процедив сквозь зубы: «Сука», развернулся и пошел своей дорогой. Вслед ему понеслась отборная брань вымазанного куриными желтками жениха и угрозы. Однако Вовка вышагивал по улице, не оглядываясь и не обращая внимания на слова, летящие ему вдогонку. Подойдя к своему дому, Вовка выдернул из плетня здоровенный кол, поставил его в сенях в угол. Заметив это, мать спросила:
- А кол-то тебе зачем? И где яйца?
- Тебе, мам, это страшно не понравится. Я хамства не могу терпеть, потому и сорвался.
- Натворил что-нибудь?
- Долг отдал твоими яйцами, а тому, кому отдал, это, похоже, не понравилось. Гостей-то незваных чем-то встречать надо. Вот эта вещь может вполне сгодиться, - кивнул он на стоящий в углу кол.
- С Гришкой подрались, что ли? - ахнула Софья, хватаясь за сердце.
- С ним, только не подрались. Я ему по харе сеткой с яйцами врезал. Видела бы ты, какой у него вид был: весь в яичной подливе и скорлупе. Мужики от смеха за животы хватались. Пусть теперь в таком виде женится. А то время какое подлецы выбрали?! У нас поминки, а у них свадебные столы до горизонта... Разве я не прав, мам?
- Ладно, - устало вздохнула Софья, - что сделано, то сделано. Хотя и нехорошо это. Это их выбор, и им решать свою судьбу. Сам-то что собираешься делать?
Вовка, не задумываясь, ответил:
- Поминки пройдут, в город уеду.
- Ты же здесь хотел где-нибудь на работу пристроиться.
- Хотеть-то хотел, только кто мне ее даст. Деревня-то отжила свое, видно, неперспективной стала. Какая уж тут работа. Поезда-то уже давно в нашу сторону не ходят.
- Как тебе это только в голову могло прийти?! Здесь же жизнь наша, - в сердцах произнесла Софья и расплакалась.
После сорокового дня Вовка все же уехал в город, и, как оказалось, навсегда.
Часть вторая. Новые русские
Солнце уже клонилось к закату, жара спала, и Дарья решила сходить на речку белье сполоснуть. И тут до нее донесся шум ссоры. Выйдя во двор, она прислушалась. Один из голосов женщина узнала - он принадлежал Антону, бывшему сторожу их разваленного и разобранного до фундамента коровника. Другой - был ей не знаком. Заметив проходящую мимо Антонину, вдову сгинувшего по пьянке Егора, который работал когда-то скотником, Дарья окликнула ее:
- Что там случилось-то, Тонь? Кто-то там бузит, что ли? Не поделили что?
- Не деревня, а сплошной театр, милая. Два барана выясняют отношения, аж до белого каления дошли.
- Да что произошло-то? - не унималась Дарья.
- Да ничего особенного. Понаехали тут, машинами всю дорогу забили, кругом одни «фольксвагены» да «мерседесы». Ни пройти, ни проехать. Корову-то Антона, сторожа нашего, знаешь?
-Ну...
- Вот тебе и ну. Вот эта скотина и боднула одну из машин, как раз красного цвета. Она этот цвет и не любит. А в машине-то собачонка была - маленькая, плюгавенькая, а на корову-то, как на слона, залаяла. Животина, ясное дело, такого хамского к себе отношения не снесла. Помнишь, как она Кольку- Челкаша нашего к забору приложила? Он-то себя тореадором хотел почувствовать, а ее быком на арене представлял, видимо. Чуть ведь жизнью тогда не поплатился, паразит. Хорошо хоть Зойка, хозяйка этой бодливой бестии, рядом была, а то упаковали бы с миром, как Петьку Миронова.
- Так с кем Антон-то отношения выясняет? - не поняла Дарья. - С новыми русскими, что ли, которые у Петровых дом только что купили?
- С ними, паразитами. Житья от них нет. Денег-то навалом, вот наглость у них из всех щелей и прет.
- А откуда у них деньги-то? Ты ведь по соседству с ними живешь, может, знаешь чего? - все выспрашивала Дарья.
- Да скорее всего бандюги какие-нибудь, - отмахнулась Антонина. - О деле-то мало чего говорят, больше о деньгах. Да и гости к ним наведываются все какие-то непорядочные, с бравадой наглой. На всех цепи золотые, перстни, поди, цены небывалой, а морды у всех какие-то пустые, глупые. У наших мужиков хоть денег и нет, зато ведут себя с достоинством. Трудом-то праведным не наживешь палат каменных. А эти?.. Посмотри, какие хоромы из домишка Петровых сделали! А машины импортные, баба вся в золоте и брильянтах ходит. Одеваются, опять же, не как мы, деревенские. Ты много видела наших дачников с таким-то достатком?
Дарья пожала плечами.
- Вот то-то и оно, - резюмировала Антонина.
- Выходит, что со стыдом родились и честь потеряли. От таких всяких гадостей ожидать можно. С тобой-то хоть они не воюют, или бывает?
- Бывает, что я сама с ними воюю. Каждую неделю корзинами бутылки из-под пива и водки на грядках собираю. Все огурцы и помидоры побили, паразиты. Зинке, хозяйке-то ихней, замечание сделаю, а она меня тут же посылает в одно красивое место. Вот не пойму я их, что за люди, - продолжила свой рассказ Антонина. - Найти бы ту нору, где эти волчата выкормлены. Сыновья-то у нее, похоже, наркотой балуются. За огородом шприцы находила. Да и сама она какая-то чудная. Пошла я как-то на речку, чтобы сына домой загнать, а она на берегу лежит, только низ прикрыт полоской, а так абсолютно голая. Дети рядом купаются, а ей трава не расти. Говорю ей: «Прикройся хоть, дети же рядом». А она меня послала, куда Макар телят не гонял. Чокнутая, что ли? Ведь срамота же это, прости господи!
- У таких срама нет, голубушка, - развела руками Дарья. - Да и откуда ему быть-то, если деньги нынче в цене?
- А может, это и не от денег вовсе?
- От чего же?
- Может, трещина в семейной жизни появилась. Бывает и такое.
- Как это, какая трещина? - удивилась Дарья.
- А то не знаешь? В бабе проснулась женщина, а в ее муже мужчина уснул. Вот и потянуло ее на подворный подряд. Наши-то мужики до баб, сама знаешь, охочие. Ни один не промахнется. Если цена будет сходная. Ради такого дела они и рубашку до пупа разорвут, и на пулемет грудью лягут. Вон посмотри, один такой идет.
В их сторону действительно шел Колька-Челкаш и улыбался во весь рот.
- Чего веселый-то такой? Поднесли, что ли? - поинтересовалась у него Дарья.
- Там поднесут, - хмыкнул Колька, - догонят и еще добавят. А смех оттого разбирает, что Зинка Антону все волосы с башки выдрала. Ему бы этой сучке в харю плюнуть, а он даже не возмутился, как будто так и надо. Он-то тут причем, если корова у него бодливая...
- Волосы - не зубы, отрастут, - спокойно резюмировала Антонина. - А вот что дальше-то будет?
- Сейчас участковый приедет, протокол составлять будут. Похоже, что Антону от них просто так не отделаться, догола разденут и слезам не поверят. При нашей-то бедности ему одно остается: штык в землю и уйти с поля боя с поднятыми руками.
- Протокол-то со свидетелями пишется, а они у них есть? - поинтересовалась Антонина. - Лично я, хоть и наблюдала эту картину - братания коровы и красной машины, - никакой протокол подписывать не буду. Да и другие из деревенских, думаю, тоже не очень разбегутся. Сделаем так, что во всем барин виноват будет. Пусть чувствует себя у нас в деревне как дома, но не забывает, что в гостях. К тому же, как мне показалось, они все под кайфом, потому и машину на дороге бросили. Вот об этом я участковому скажу обязательно. Нам только наркоманов в деревне не хватает.
Колька заулыбался во весь рот.
- Вот до чего же мне наши деревенские бабы нравятся - жуть. Особенно когда у вас юбка в складку и ветер снизу. А что, Антонина, может, у нас с тобой какие-нибудь отношения и получатся? - добавил Колька, пытаясь приобнять женщину.
Антонина, улыбаясь, скинула руку новоявленного ухажера со своей талии и произнесла:
- Не ставь меня, Коля, между пивом и водкой. Ты же не нас, баб, любишь, а жареную курицу и стакан. Если каждому давать - сломается кровать. Ищи для себя тепленькое место в другой хате. Вот уж никак не думала, что спросом у мужиков пользуюсь. Ведь кто только не претендует на мою постель. А мне вот в прошлое хочется вернуться. Было же ведь там что-то хорошее, - мечтательно проговорила Антонина. - Даже с моим беспутным мужиком.
- Да я пошутил, - ретировался Колька, глядя в глаза женщины. - Да и не пошел бы я к тебе никогда.
- Это почему же?
- У тебя пол в доме неровный, - пытался отшутиться мужичок, - и дорога к твоей хате в ухабах. Или лоб расшибешь, или ногу сломаешь. Махнул на прощание рукой и отправился по своим делам вдоль деревенской улицы.
- Правда, что ли, к тебе мужики валом валят? - проводив глазами удаляющегося Кольку, повернулась Дарья к Антонине. - Их же больше на водку тянет, чем на бабу. А ты скупущая всегда была. Мужику своему четвертинки никогда не покупала.
- Покупала, после бани всегда покупала, - ничуть не обидевшись, ответила Антонина. - А что не знаете об этом, так не орать же мне было на всю деревню. А про мужиков соврала. Не хоронить же теперь в себе женщину. Чем-то и похвалиться можно. Правда, есть один, который сватается сейчас. Ну и он мне нравится, по крайней мере он не из тех, кого с вечера не найдешь, а утром не добудишься.
- Ну ты даешь, мать, только не торопись ножки раздвигать. Ты не должна давать ему... - не успела Дарья договорить, а уже прозвучал ответ Антонины:
- А я уже ему дала.
- Да я не о том, дура. Не должна давать ему понять, что нравится он тебе. Поразвлеклись ночку и хватит. И не больно-то рассказывай о своей симпатии. Народ-то у нас не простой, свои выводы сделает. Поэтому делай свое дело, но сиди тихо, как мышка. А так-то ты права, конечно, там, где есть любовь, там есть и жизнь. В ней, любви, точка жизни. Не пинай только своего мужика к светлому финансовому будущему. В наше время это бесполезно.
- Да не в этом дело. Жизнь затянулась, как болото тиной, пустыми надеждами. Больше на дурные дела тратим душевные силы, на безделье, а не на то, что нужно. Поэтому и живем, как можем, если уж нельзя, как хочется. Раньше ведь как у нас с мужем было. Чтобы почувствовать себя счастливыми, нам только стоило улыбнуться друг другу. А сейчас? Дошли до того, что полное безразличие ко всему. А это уже конец, прозябание. Ведь народ так не живет, как по телевизору показывают. Там и солнце светит по-другому, что ли?
- Солнце везде одинаково светит, - возразила Дарья. - Просто теперь крестьяне не ко двору пришлись. Потому и жизнь в деревне на корточки опустилась, и голоса нашего не слышно. И руки у них до нас не доходят. Может, уж нам возмутиться пора?
- Это каким же образом? Что ты имеешь в виду?
- Мы же заложники своего безразличия и бездействия, но хорошо знаем, где сапог ногу давит. С малого начнем. Нам всем миром надо встать на защиту Антона. Оберут же их эти бандюги до нитки, и корову продать придется. А как им без нее-то? С голоду сдохнут или по миру пойдут. Нельзя этого допустить. Пора когда-то и смелости набираться, чтобы изменить все в собственном доме.
- Тогда давай подписи в их защиту собирать, - предложила Антонина. - Всем миром на суд навалимся, если до него дойдет. Хотя можно бы сделать и иначе, если бы мужики наши гусарами были. Взять-то настоящих мужиков негде. А так собрались бы вместе и разнесли эту халупу по досочкам вместе с хозяевами.
- Ты что, про УК забыла?
- Ничего не забыла. Если речь идет о справедливости, наши бабы не сдадутся, всегда в законе будут. Нам и нужно-то всего ничего: помнить имя свое и какого ты роду-племени, - решительно возразила Антонина. - Только давай в таком разе быстрей за дело браться. Времени-то у нас не так много, как бы не опоздать. Посмотрим, чья возьмет: бедная деревня или эти бандюги, у которых в душе одни доллары. В аду бы их всех собрать и сжечь.
- Зачем так далеко, лучше уж в тюрьме, - улыбнулась Дарья. Обе рассмеялись и решили пойти по домам местных жителей, агитировать в свою команду.
Народное возмущение сделало свое дело. Сначала словесная перепалка, потом чуть до рукопашной не дошло. А когда мужики за колья взялись, новоселы задумались и мир предложили. Отстоял народ своих односельчан и их корову бодливую тоже. Без суда отстоял, путем «дипломатических» переговоров. Да и как не отстоять-то? Ведь все вроде за одним столом сидим, из одной миски хлебаем. Только вот у одних черпак большой, а у других ложка с дырками. По справедливости ли это?
Расходясь после общего сборища, Дарья заметила бабам:
- Вот ведь, паразиты, только приехали и уже замарались. Не нравится мне вся эта гоп-компания. А еще кресты носят. Каким только богам они молятся?! Нас местная власть достала уже, а тут еще и приезжие бандюги на нашу голову. Приехали и права свои качают. Откуда у них смелость-то такая? Неужели наверху их кто-то крышует, за кроликов нас считая? Ну, это мы еще посмотрим, - энергично потрясла она сжатым кулаком в воздухе, - кто кому харю намылит. Цыплят-то по осени считают, а сейчас еще не сезон. Во всяком случае торга с ними - ты - мне, я - тебе - не будет. Нам хоть в ад, хоть в рай, только ножки поднимай.
Но не надолго успокоилась деревня. В одну из теплых летних ночей всех ее жителей поднял на ноги рев гоняющего на предельной скорости автомобиля и пьяный гомон его пассажиров из открытых окон. Дополняла все это безобразие громкая музыка. Кто сидел в автомобиле, жители не признали.
Однако утром выяснилось, что пьяная компания молодых парней под кайфом не просто гоняла на машине по деревне, а грабила дома дачников, которых в это время в деревне не было. Приехавшая на вызов милиция мало что прояснила. Обнаружилось, что брали не только технику, одежду и спиртное, но и набезобразили в домах, устроив кое-где настоящий погром.
На вопрос следователя, кто что видел, ответила Верка Степанова:
- Я видела, но не как дома грабили, а как водку и самогонку у Мишки Румянцева глушили. Часа где-то в два подъехали к нему на машине и с бутылками прошли в дом. Пробыли там тоже часа два, а потом уехали. Двоих я узнала: это дети наших новоселов. Я же напротив Мишки живу, потому и видела.
Разговор с родителями подростков тоже ничего не дал. С их слов выходило, что дети уже дня два как в городе живут и здесь не появлялись. К тому же, они ничего не слышали - спали крепко. Составив протокол и предупредив всех об ответственности за дачу ложных показаний, опер попросил собравшихся, чтобы те сообщили потерпевшим о произошедшем погроме в их домах и чтобы хозяева этих домов явились в отдел с заявлением об украденном имуществе. Разговор с Мишкой тоже ничего нового не прояснил.
- Да, были у меня ночные гости, - заявил он. - Двоих я знаю, других первый раз видел. Налили мне стакан самогонки, после чего я и отрубился. Что было дальше - не знаю. Когда проспался, их уже не было. Вещей я никаких не видел. - Повернулся и пошел в дом.
Когда оперативники уехали, бабы разговорились.
- Ну и чудеса в решете, - ухмыльнулась Верка. - Понять эту шелупонь трудно: где живут, там и гадят. Понятия и сознательности ни на грамм нет.
- Эх, куда хватила, милая, - ответила ей Пелагея, полеводка бывшая. - В наше время порядочность - штука ненадежная. Да и откуда ей, порядочности-то, взяться, если даже лишний раз на образа не перекрестимся. Поэтому, дорогуша, ничему и не удивляйся. Как мыслим, так и живем. Все мы вроде люди и от людей же страдаем. А почему? Да потому, что всему верим. Сказок на ночь наслушаемся и спим спокойно. Не понятно только: как мы еще до сих пор живы.
Пелагею поддержала Антонина:
- И то верно. Ведь как в бурю в лесу живем: наверху шумят, а на нас внизу шишки валятся. Вот и получается, что покорного судьба ведет, в упрямого тащит. Но ведь до бесконечности этот бардак продолжаться не может. Надо что-то и делать ведь.
- Сражаться надо всем миром против всякой нечисти и несправедливости, - вставила свое слово и Дарья. - Сколько же нам еще горя надо перетерпеть, чтобы навести порядок в собственном доме? Ну, обокрали несколько домов, взяли что-то. Подумаешь, дело какое. Для кого-то это, может быть, и мелочь, но не для нас. Нам в душу плюнули, на колени хотят поставить, хотят нам показать, что деревня наша не для нас, а для них, что они здесь хозяева, а не мы. Вам это нравится? - обратилась она к бабам.
- Выходит, что без насилия-то нам не обойтись? - откликнулась на ее слова Зойка.
- А ты что думала? Сердце у тебя мягкое, как валенок, что ли? На подобную мерзость надо подобным и отвечать. И быть готовым к любому ответу. Безмятежно-то этой твари все равно жить здесь не дадим. И еще надо помнить: настоящий хозяин в своем доме не ворует. Значит, эти паршивцы не хозяева и даже не гости, а оккупанты. Для них же грабить и воровать всегда дешевле, чем купить. И принцип у них в жизни один: если сказали, что не брали, значит, не отдадут. Значит, еще что-то сотворят. Помяни мое слово. У нас ведь как: наверху тьма власти, а внизу - власть тьмы. Попробуй ее рассмотри.
Бабы замолчали на какое-то время, обдумывая услышанное. Потом Прасковья произнесла:
- Что же тогда в стране-то у нас делается, бабоньки? Сколько же терпеть-то всяких проходимцев можно?! Как мы живем-то: и солнышко вроде пригревает, и ветерок продувает, а покою в душе нет.
- Говорят, что нас кризис накрыл, - продолжила разговор Полина. - А я думаю, что у нас кризис один - кризис человеческой личности, которая перестала различать, что такое хорошо, и что есть зло, а что добро. Мы все деградируем потихоньку. Неужто этого сверху не видно? Мы дошли до такой черты, что у нас дефицит справедливости и милосердия возник. Ну и правды, конечно. Нам вот все о темпах роста твердят, а на кой хрен они мне нужны, темпы эти. Мне за землю и дом платить нечем, детей своих накормить, обуть и одеть, как следует, не могу. С чем мне сравнивать-то мой жизненный уровень, если уровня-то этого у меня вовсе нет? А, бабоньки? - Вдруг Полина замолчала на полуслове, глядя во все глаза в конец улицы. - Бог ты мой, явление Христа народу. Смотрите, бабы, что делается-то!
Бабы как по команде повернули головы. Да так и ахнули. По деревенской улице, низко опустив голову и еле передвигая ноги, плелась Агафья, местная старуха, которой недавно перевалило за восемьдесят. Вид ее был ужасен. На ногах черные чулки, вместо штанов стринги, короткий, выше пупка топик, шляпа соломенная на голове и туфли на высоком каблуке. Как она могла держаться на ногах, немыслимо. Когда старушка подошла ближе, все увидели, что рот ее вымазан яркой красной помадой, под глазами наведены тени. А корзина, которую она с трудом удерживала в руках, была полна мухоморов. От старушки сильно попахивало. Почти дойдя до стайки женщин, бабушка рухнула на землю и залилась слезами.
- Ну и дела, - произнес удивленно кто-то из баб, - она, что, напилась? Раньше за ней такого не водилось.
- Ты что, дура, или глаза твои на заднице? - со злостью одернула говорившую Дарья. - Не понятно разве, что над ней кто-то надругался? Что случилось-то, Агафьюшка, - участливо склонилась она к старушке. - Не лей слезы-то, рассказывай.
- За грибами я пошла, - с трудом произнесла престарелая женщина. - И уж из леса выходила, когда заметила машину в кустах. Подошла поближе, а возле нее мальчишки молодые валяются. Двое-то из нашей деревни, новенькие, что недавно приехали, а других не признала, ненашенские. Увидели меня и головы начали поднимать. Я хотела пройти мимо, но они меня остановили и заставили с ними посидеть, перекусить даже предложили. Я с дуру-то и согласилась. Жрать дома нечего, а тут даром предлагают, почему не воспользоваться. Я думала: парни они порядочные, а оказалось, сущий сброд. Тошно говорить об этом, но скажу. Напоили они меня там, а потом силой раздели. Стыдно говорить, но покуражились они надо мной. Выродки какие-то, а не люди. А потом одели меня в это барахло и домой отправили, предупредив, чтобы молчала. Пообещали, что если проговорюсь кому, то пенсию отбирать будут. И никто мне не поможет. Ну и что мне оставалось делать?
Бабы заохали, загалдели возмущенно все разом.
- Может, в прокуратуру или администрацию обратиться, -предложил кто-то.
- Какая прокуратура, какая администрация?! - строго вопрошала Дарья. - Да там же все такие же проститутки: берут за все, что всегда даром было. С толку нас не сбивай. Здесь другое решение должно быть. Главное - не смириться со своей участью, не зарывать голову в песок и не ждать, что само рассосется. Я так думаю: если уж с ними по закону нельзя, то по совести уж всяко можно. Да и госпожа удача, может, протянет нам руку помощи. Ведь старуху не пожалели, а что дальше будет? Не знаю, как сейчас поступить, думать надо. Одно только знаю: ни днем, ни ночью им, паразитам, покою давать нельзя. В тихой гавани да по своим домам нам уж не отсидеться, раз такое дело.
- А что это мы все без мужиков-то решаем? - произнесла вдруг Груня.
- Где ты видела мужиков-то? - возразила ей Дарья. - Посмотри вокруг. От них только и слышно: «Давай еще по стаканчику...» Сплошное болото, чего с них спрашивать. Самое большое разочарование в моей жизни - это мужики. Болтовни много, а поступка - ни одного. Нет уж, голубушка, пусть у них своя жизнь будет, а у нас своя. Пусть уж лучше в своем параллельном мире живут. Да и вожаков-то в их среде нет. Приходил тут ко мне один. Спрашиваю: чего пришел? А он мне: «Да я так, по мужской части». Нет бы, паразиту, гвоздь мне в стену забить, а он так, по мужской лишь части. Вот поэтому у нас, в России, и выходит, что баба - главный двигатель всего.
- Ну ты, Дарья, не скажи, - гнула свою линию Груня. - Мой-то всегда моей гордостью был. Негоже как-то бабам против мужиков-то.
- Скучно говоришь, подружка. Мы хоть и слабые, но зато умные. Пора нам перестать перед ними шапку ломать. Только сами, своими руками, своими сердцами, своим умом будем дело свое творить. А рядом должен быть тот, на кого положиться можно, с кем рисковать не страшно. Случай тут со мной был, - начала вдруг рассказывать Дарья. - Подходит ко мне один и спрашивает: «Что мне делать-то, бригадир? Сенокос на носу, а у меня жена помирает. Может, мне второй раз жениться?» Вот, каков гусь. А ты говоришь... Слава Богу, жива осталась. Нет, не нужны они нам. Пустая бочка только гремит, без них справимся.
Бабы одобрительно закивали и засобирались по домам, как вдруг Лукерья вскрикнула, указав на голову Агафьи:
- А мне, бабы, шляпа эта знакома. Я такую у Ирки-москвички видела, в такой она всегда на реке загорала. Значит, все вещи, которые на Агафью напялили, тоже все ихние. Да и грабители, похоже, те самые в лесу. Может, и машина еще на месте, вот и возьмем всех с поличным.
Немного придя в себя, Агафья тихо произнесла:
- Нету там уже машины. Они при мне собрались и уехали. Ищи теперь ветра в поле.
Дарья ее успокоила:
- Не переживай, Агафья, найдем мы этих подлецов и накажем. А пока пойдем ко мне в дом. В баньке у меня помоешься, переоденешься, чайку с тобой попьем. Глядишь, и в себя придешь. Ну, а вы, бабы, пока по домам ступайте, - обратилась она к односельчанкам. - Мы с вами люди не злопамятные, отомстим и забудем. Но об этом молчок - сами знаете почему.
Часть третья. Находка в лесу
Как-то с утра пораньше Дарья зашла к Антонине и застала ее сидящей у настежь распахнутого окна с кружочками огурца на лице. Увидев подругу в таком виде, женщина поинтересовалась:
- Что-то ты такая красивая? С мужиком поссорилась, что ли?
- С чего ты взяла?
- Да сиротское выражение лица какое-то, скорбное, я бы сказала даже. Дорожки, что ли ваши разошлись? Неужто к другой ушел? В любви ведь как на рыбалке: поплавок вроде один, а мужик видит два. Значит, и рыбалка, и любовь закончились.
- Да не в этом дело, - возразила Антонина. - Просто я в таком возрасте, что стараешься взять все или как можно больше, потому что понимаешь, что в скором времени это будет недоступно или крайне сложно.
- Эк, куда хватила... Почему же недоступно-то?
- Да потому, милая, что природа у нас такая. Бытовые прелести обеспечены нам судьбой навечно, а любовь и страсть явления временные, то ли будут, то ли нет. Поэтому и надо любой бабе не упустить шанс. И ничто ее в этом плане не остановит.
- Вон как тебя заносит сегодня. Что-то в лирику ты сегодня впала.
- Мне уже сорок с прицепом, голубушка, а ты - в лирику. Будто бы не знаешь, что до 30 лет женщину бог делает, от 30 до 50 она сама себя делает, а уж после имеет то, что заслужила.
- Ну все с тобой понятно. Стоит мужику улыбнуться, и ты сразу же его десерт. Так, что ли? Тут уж одно тебе посоветую: не ищи, где светло, а ищи, где потеряла. Ну и еще кое-что скажу: в нашей бабьей доле все, как в сказке: чем дальше, тем страшнее. Или, как еще говорят, горя не знаешь, счастья не найдешь. Усекла?
- Усекла, конечно. Но чтобы начать новую жизнь, надо со старой покончить.
- Так что у тебя все-таки случилось? - напрямую спросила Дарья. - Денег не дает, что ли, или к зазнобе какой намылился?
- Да не в деньгах дело. Они мне не очень-то и нужны. Печально, когда их делить начинают. Другая баба тоже, наверное, есть.
- Откуда знаешь? Может, сорока на хвосте принесла? У нас ведь много таких, которые грызут ногти от зависти.
- Да я сама все подстроила: положила в его карман собственный бюстгальтер, а потом будто бы сама и обнаружила. Начала расспрашивать, чей да чей? А он во всем и сознался, паразит. Прощения потом просил. Ну и на какой хрен мне такой любовник? - засмеялась Антонина.
- Правду, значит, люди говорят, что, не раскусив ореха, о ядре не толкуй. Вот тебе и вся любовь, стоит только к стенке прижать, - удрученно произнесла Дарья.
- Любовь, любовь... А я и не знаю, что это такое. С этим моим паразитом я ее точно не видела. Моя вера в счастье утрачена. Вот я и прогнала моего молодого козленочка. Заявила ему: «Вали-ка ты теперь, друг сердешный, на все четыре стороны. Я думала, между нами что-то может быть серьезное и надолго. А не вышло». Ушел, паразит, и даже вилку мою и ложку с собой забрал. Окаянные дни для меня какие-то наступили, что ли?
Дарья от всего сердца сочувствовала Антонине и попыталась ее успокоить:
- Сожми, подружка, покрепче зубы и терпи. Только вот домой к себе теперь никого не води, иначе ложек не хватит.
- О, господи, - простонала Антонина, - с тобой точно не соскучишься. Ну и язычок у тебя, прямо-таки змеиное жало.
- А чего нам остается делать-то? Ведь всего два корня в нашей жизни и осталось-то: земля да язык. Хоть наша жизнь и в грязи по ноздри, но идти в похоронной процессии я не хочу. Посмотри-ка, - повела рукой вокруг Дарья, - как хороша земля-то наша. Всели в себя уверенность и живи. В самый решающий момент Господь все равно возьмет нас на руки. Святое-то дело всегда правое.
- Ну, уж сказанула ты, так уж и возьмет. Я тебя умоляю, - простонала Антонина. - Почему же я в совершенные лета и никем не занята?
- Свободная любовь всех в плен взяла, голубушка. Но ты не переживай. Любви все возрасты покорны, даже нашей бабке Агафье, - рассмеялась Дарья.
- А чего ты пришла-то? - спохватилась вдруг Антонина. - Язык почесать, или дело есть?
- Да мы тут с бабами по чернику собрались, вот и тебя пришла пригласить. Пойдешь?
- Где ее искать-то? Все ведь вокруг обобрали. Посмотри, сколько народу в лесу, яблоку упасть негде.
- Я хорошие места знаю. Туда наши местные не ходят, побаиваются. За болотом это, где раньше воинская часть стояла. Далековато, правда, но зато наверняка наберем.
- Вдвоем пойдем, или еще кто?
- Софья с Полиной напросились, - ответила Дарья. - Как солнце взойдет, так пораньше и отправимся.
- Хорошо, чайку попьем и пойдем, - согласилась Антонина.
- Ну уж нет, никаких чаев. С собой возьмем. По дороге и позавтракаем.
- А ведь что говорил-то, паразит, - вернулась к прежней теме Антонина. - Против тебя, Антонина, мол, ни одна баба не звучит. Горели бы они все синим пламенем. - Антонина взяла в руки фотографию, где они вдвоем с ее никудышным ухажером, и бросила ее в сердцах в печь. - Печка у меня, как «Доместос», все микробы наповал убивает. Жаль вот только, что пока на горизонте никого нет, кто бы мог подставить мне свое плечо. Век бы им, паразитам, воли не видать.
- Чего разошлась-то, глупая, - попыталась успокоить хозяйку дома Дарья. - У меня дела, что ли , лучше? Вот вместе и будем пить молоко на свежем воздухе и травке зеленой. Все лучше, чем чужие-то портки стирать. Чего нам ныть-то? И то сказать, не падают только лежачие. А мы с тобой вроде еще в соку. Переключи, подруга, свой рубильник на позитив, и жизнь твоя изменится. Мы же с тобой бабы русские, а у нас порядок такой: если поставим задачу, то решим ее обязательно.
- Сказать-то легко, сделать трудно, - усомнилась Антонина.
- Трудно, это верно. Но лишь тогда, когда воля к сопротивлению гаснет и уныние одолевает. А уныние - один из семи смертных грехов. А нам это надо? Нам надо знать мужиков лучше, чем они о себе думают. Кстати, ахиллесова пята знаешь где у них? В башке, милая. Они ж для нас как тяжкий крест, а нас они в развлекуху превратили. Ведь почти для всех из мужской братии там дом родной, где заднице тепло. А у тебя что получается: чтобы мужик с тобой ни делал, все равно жалко его, - Дарья чуть передохнула, а потом продолжила, спохватившись: - наговорила я тут тебе с три короба, аж язык распух. Всерьез-то все не принимай, я так - по-дружески. У каждого своя голова на плечах, свои кошки-мышки. Завтра я за тобой рано зайду, не проспи.
Лес встретил женщин неприветливо. Дорога была вся разбита, да так, что и на тракторе не проедешь. Земля была словно плугом вспахана и завалена обрубленными сучьями с сосен, которые когда-то красавицами здесь стояли. Напиленный лес беспорядочно громоздился везде бесформенными кучами. И от этого уже не выглядел завораживающим, манящим. Скорее, был похож на свалку, созданную человеком. Когда-то тут были грибные места, теперь о них придется надолго забыть, если не навсегда. Оглядев все лесное безобразие, Полина в сердцах произнесла:
- И какая же сука такое здесь наворотила? Повесить бы этого гада за яйца или сжечь на костре. Какой лес погубили, засранцы!
- Не получится повесить-то, - возразила ей Софья. - Эту часть леса выкупил заместитель нашего губернатора. Он же и земли наши прихватил, где мы раньше картошку сажали. Правда, там сейчас ни пашни, ни картошки, одни елки да березки. Мой восставал против этого, лесник все же, да кто его слушать будет. Их оторвешь разве от кормушки, сгноят заживо.
- Заигрались, паразиты, - со злостью в голосе произнесла Дарья. - И про нас, и про страну забыли. Драки с ними уж точно не избежать, уж больно расшалились. Хоть и на кормушке сидят, а все равно от жадности захлебываются. Неужели же никто не видит, что страной банда командует? Разве ж это дело?
- Не на своем месте сидят - это точно. Но что делать-то? - воскликнула Софья.
- Порядка у нас до тех пор не будет, пока власть и партии будут торговать надеждой. Они же себя незаменимыми возомнили - ну и вот результат, - повела рукой вокруг Дарья. - А мы для них так - обычное быдло.
- Да не совладать нам с ними, вся сила на их стороне: и милиция, и прокуратура, и суды тоже. Общественность тоже разная, многие к кормушке тянутся. Русским вольным духом уж давно не пахнет, - заметила Антонина.
- Сможем, если шкура дорога. И процесс этот будет необратим, когда гражданская инициатива пойдет от нас, от народа. И всего-то для этого нужен один смелый поступок. Вот только жаль, что люди сейчас сломлены, многие считают, что ничего изменить нельзя. А я думаю иначе. Смерть насильников, убийц и казнокрадов - это закономерно и справедливо. Да и не по-людски как-то, если слуги народа живут намного лучше, чем сами хозяева. Вот никак в толк взять, видимо, не могут эти наши народные слуги, что у савана-то карманов нету, на тот свет с собой ничего не возьмешь, - не на шутку разошлась Дарья.
- Люди перестали мыслить, потому и общество у нас дурное, - добавила Софья.
- А знаешь почему, дорогуша? Да потому, что радостью наша жизнь не стала, всякий смысл потеряла. К тому же, смешнее правды у нас сейчас ничего нет и, похоже, не будет.
- Это почему же? - поинтересовалась Полина. - Разве правда может быть смешной?
- Да потому, Полинушка, - принялась пояснять ей Дарья, - что наша власть в цыган превратилась - предсказывает нам судьбу, но не говорит, когда это произойдет. Или того хлеще. Если наверху всем советуют считать доходы, а не расходы, то для чиновников это как приказ: воруйте, господа. А когда одного спросили, почему других партий в парламенте нет, знаете, что он ответил? К кормушке, мол, рвутся. А отсюда что получается? А получается, что ему можно, а другим нельзя.
Антонина, присев на пенек, с нежностью произнесла:
- А я, бабы, знаете, о чем подумала? Ведь у нас был коммунизм, но мы его как-то не заметили. И продукты были дешевые, и медицина, и образование бесплатные, и зарплаты приличные, бытовое обслуживание, концерты и кинофильмы доступные, да и личное подворье не в тягость было содержать. Даже пожаловаться было кому. И работы всякой было невпроворот. И кому-то пришла в голову идея все это поломать...
- Жуликам пришла такая идея, - сказала ей Дарья. - Раньше-то думали, что у нас вроде ничего и нет, а теперь и вообще ничего не осталось. Мало того, что нет работы; мало того, что все разграблено и испоганено, так еще и над народом издеваться стали. Насиловать, грабить, унижать, жизни лишать. Нет, милые дамочки, так у нас дело не пойдет. Драться будем во имя жизни, во имя правды. Народ все равно своего потребует и своего добьется. А этим ворам и жуликам никакая сила не поможет.
Лично я ничего своего терять не желаю и чужого иметь не хочу. Хочу, чтобы у власти были честные и справедливые люди. А у нас сейчас что? Если начинаются разговоры о справедливости, значит, сало надо подальше прятать. А когда заговорят о честности, тогда хочешь - не хочешь, а прячь кошелек. Поэтому мы все, и даже дети, боимся такого государства, а многие при первой возможности из него удирают наутек. Потому как не по закону живем, а по понятиям. Да и за что законы-то уважать, если всякий закон против нас, простых людей. Разве это не позор нации и всей власти. С сомкнутыми ртами ходим, слова лишнего боимся сказать. Ладно, бабоньки, - переменила вдруг тему Дарья, - не будем больше об этом говорить. Пойдемте-ка лучше ягоды собирать. Авось, от этого у нас настроение улучшится. - Дарья поднялась с поваленного дерева, потянулась, разминая мышцы: - Эх! Жизнь малиновая, где наша не пропадала. Пошли, бабы, а то солнце уже припекать начинает, да и путь не близок.
Когда шли по лесу, Дарья заметила идущей рядом Антонине:
- Вот ты о нашем былом коммунизме вспомнила. Тогда действительно хорошо было. Даже семейные проблемы мирно и честно решались. Твой-то бы хахаль не уходил от тебя по выходным с возвращением в четверг. Вызвали бы его в местком или партком, пропесочили хорошенько, тринадцатой зарплаты бы лишили, и не говорил бы он тебе, что ты по выходным для него не звучишь. А сейчас что? Остается только киллера нанимать.
- Ох и дорого это будет стоить, - отшутилась Антонина.
- А я бы наняла, - произнесла Дарья и рассмеялась. - На бартере бы сошлись.
- Не трави мою душу. Лучше скажи, долго еще топать будем, ведь больше часа уже идем? Ну ты и Иван Сусанин местного разлива.
- Да уж и пришли, посмотрите вокруг, бабоньки, ягод-то сколько.
Бабы рассыпались по лесу, а через какой-то час-полтора собрались на поляне отдохнуть и перекусить. Дарья постелила свой платок, выложила на него немудреный завтрак и завалилась на траву:
- Как хорошо-то здесь. А запах какой? Только от него одного с ума сойдешь. Птички чирикают, а цветов сколько!
Однако ее лирическое настроение подпортила Полина.
- А Софья-то где? - озадачила она всех вопросом. - Вроде все со мной рядом была и вдруг пропала. Давайте покричим, вдруг и откликнется.
- Не надо кричать, - услышали они неподалеку. - Я здесь в яму какую-то провалилась, ушиблась малость. Подайте мне руку кто-нибудь, а то мне самой отсюда не выбраться. Яма-то глубокая.
На помощь Софье пошла Полина как самая здоровая и ловкая из всех. Протянув руку подружке, она с любопытством спросила:
- А под ногами-то у тебя что? Белеет что-то, уж не клад ли?
- Ящики какие-то. О них-то я и ушиблась. Да здесь их много, может, как мусор выбросили. Здесь же рядом склад военный был, а может, и есть, черт его знает.
- Ящики, говоришь. А ну-ка открой один, посмотрим, что военные в мусор превращают. Силенок-то хватит, поди, или помочь.
- Сама справлюсь, эка невидаль, - отозвалась Софья и принялась за работу. Через некоторое время раздался ее голос: - Бабы, а ведь здесь оружие спрятано. Да и много, чего тут только нет.
Услышав про оружие, Дарья вскочила со своего места, быстро подбежав к яме, скомандовала:
- А ну-ка вылазь. По неопытности-то ты нас и взорвать всех сможешь. Я сама посмотрю - с таким товаром дело имела.
Бабы вытащили из ямы Софью и помогли спуститься Дарье. Повозившись там немного, Дарья подняла к краю ямы что-то тяжелое и попросила:
- Принимайте осторожно и раскладывайте на траве.
Когда все из ящика перекочевало наверх, из ямы выбралась и сама Дарья. Отряхнувшись от мусора, она произнесла:
- Господь явно услышал мои слова и преподнес нам подарок. С таким-то арсеналом да против бандитов и власти не устоять?! Да они от нас шарахаться будут, и теперь-то всего боятся, а с таким подарком и подавно.
- Что предлагаешь-то? - поинтересовалась Полина.
Дарья призадумалась, а потом, оглядев своих товарок по очереди, сказала:
- Вам решать. Чтобы жить по чести и справедливости, надо драться, кусаться, делать все возможное, чтобы всякую дрянь и нечисть на колени поставить. От нынешней власти нас никто не защитит, от нее мы должны защищаться сами. Да и терять нам нечего, кроме собственной чести, которая и так давно утеряна.
- А может, нам прокуратуру сюда вызвать. Оружие-то ведь наверняка ворованное, - произнес кто-то из женщин, со страхом разглядывая страшные предметы.
- То, что ворованное - это точно. К тому же, наверняка бандитами приготовлено для продажи. Чтобы нас с вами потом расстреливать. А прокуроров вызывать не надо. Они наверняка в связке с этими вояками, что приготовили такой арсенал для продажи. Они же считают себя хозяевами жизни. Потому я не исключаю, что нас же и обвинят в воровстве всего. Закон-то всегда на стороне денежных и сильных.
- А может, лучше его обратно в яму бросить, - предложила Софья.
- Можно, конечно, - будто согласилась с ней Дарья. - Но тогда оно точно достанется бандитам или отморозкам каким-нибудь, которые по большим дорогам сейчас слоняются без счета. Оружие может и в руки нашим детям попасть, тогда уж точно беды не оберешься. Спрятать его нужно, я так думаю, и понадежнее. Мы же свою человеческую честь и достоинство собрались защищать - вот оно нам и пригодится.
- А что это за оружие? Я раньше никогда нечего подобного не видела, - удивилась Антонина.
- Здесь много всего, - потрогала один из несущих смерть предметов Дарья. - Автоматы, гранаты-лимонки, пистолеты с глушителями, дымовые шашки. А эта штука, по-моему, «Иглой» называется. Такими вертолеты сбивают и транспорт на дорогах уничтожают. А в мешках обмундирование припрятано.
- Ничего себе подарочек, - поразилась Полина. - Но этим же надо учиться пользоваться. А мы, кроме вил и граблей, сроду ничего такого в руках не держали. Как быть-то, Дарья?
- Учиться будем. В интернете все эти вещи подробно расписаны.
- А ты не боишься? Ведь какой камень покатим, такой и встретить можем. Нож на нож не нарвется? - задала вопрос Софья.
- Сражаться будем не мечом, а хитростью. Да и не собираемся мы Зимний брать, нам свое отстоять нужно. Мы хоть и цезари, но наш Рубикон здесь, в нашей деревне. Жизнь наша короткая, а потому на реверансы с властью у нас времени нет. Кругом же одни жулики: нам рубль, а себе в карман миллионы кладут. Разве это справедливо? Вот только жаль, что начинаем учиться жизни, когда большая ее половина уже прожита.
- Ну, а с этим-то хозяйством что делать? - задала вопрос Антонина. - Не оставлять же все на поляне...
- А я знаю, куда его спрятать, - сказала вдруг Софья. - Муж-то мой здесь все места хорошо знает, вот и мне показал одно местечко. Здесь недалеко есть заброшенное волчье логово. Довольно вместительное. Туда все это барахло и уберем. Кстати, просто так его не обнаружишь - глазу людскому оно не доступно.
- Дело говорит Софья, так, пожалуй, и сделаем. А потом возьмем у фермера лошадь, якобы за сеном съездить, и перевезем все ко мне в сарай. Я же на отшибе живу, к вечерку все и перевезем, чтобы глаза людям не мозолить. Сегодня оружие в логово, а завтра ко мне в сарай. Тянуть нельзя, а то хозяева спохватятся, искать его будут. Так ведь, - оглядела всех Дарья.
Никто и не думал спорить, и часа через два они шагали в деревню с полными корзинами ягод. Настроение у всех было приподнятое, временами женщины переглядывались друг с другом, связанные одной тайной, чувствуя поддержку товарок. Молчание прервала Полина. Повернувшись к Дарье, она задала мучивший ее вопрос:
- А что, Даш, неужели у нас все так плохо, что уже пора браться за автоматы? Неужели власти сами не понимают, что происходит с народом? Вроде и демократия у нас в стране...
Дарья похлопала подругу по плечу:
- Какая может быть, к бесу, демократия, если есть «мнение»? Игра с нами идет краплеными картами. Тот, кто стоит наверху, в позе господа бога поворачивает колесницу жизни в нужную ему колею. А тот, кто на шесте сидит, клюет и толкает ближнего, гадит на нижнего ради своих корыстных интересов. Одни пустозвоны кругом. Ничего не замечая вокруг, упорно карабкаются вверх, к кормушке. А на нас, тех, кто ниже всех, плевать. Мы же бараны, какой от нас прок!
- Ну и пусть барахтаются на этом шесте, нам-то что до них?
- Эх ты, ничего в жизни не понимаешь. Да именно этот шест и убивает всю местную жизнь. Разве не видишь, что с нами со всеми стало. Работы нет, медицины тоже, школа закрыта, за хлебом приходится за восемь километров ходить. А где культурный досуг? А чем платить за свет, дом, землю? На что живем-то, не задумывалась? Говорят, что только за последний год таких деревень, как наша, три тысячи погибло. Скоро такая же участь и нашу деревеньку постигнет, - в сердцах выпалила Дарья. - Заботиться о людях надо, а власть что делает? Кидает нам подачки. А нам подачки не нужны. Нам волю, свободу надо, которые цены не имеют. А сейчас у нас смутное время, голубушка, смутное. Потому и очень хочу, чтобы в этой борьбе народа с властью, пусть в одной нашей деревеньке, мы были победителями. И чтобы победить, я тебе скажу, надо быть жесткими, даже жестокими. В противном случае проиграешь. Ну а поскольку по-хорошему с властями не договориться, нам проще поменять власть.
- А как это сделать? - заинтересовалась Софья.
- Поживем - увидим. Голь-то всегда на выдумку хитра. О своем достоинстве надо помнить всегда.
- Да я в таком положении... - начала Софья, но Дарья, не дослушав, воскликнула: - Беременная, что ли?
- Да нет, что ты?! Муж у меня больно ревнивый. Просто так, молча, из дома не уйдешь. Как только соберусь куда - сразу вопросы: куда пошла, зачем, и чего ты там не видела...
- Может, ты повод дала? Колись сейчас же, было что? - настойчиво вопрошала Дарья.
- Хорошая ты баба, Дарья, - разозлившись, ответила Софья. - Только совесть у тебя ни к черту. Я ж порядочная, ко мне это не пристанет.
- Тогда каюсь и низко кланяюсь. А по мне, так лучше прожить жизнь бабью коротко, но ярко. На кой мне хрен длинная и скучная жизнь? Улыбаться каждый день хочется, а не раз в году. Мне жить хочется, летать, обгоняя собственную тень. Я свободной хочу быть, независимой. А мне только и твердят: отсюда и... до обеда.
Бабы заулыбались, слушая бесшабашный треп Дарьи, а Софья все свое гнула:
- А с мужем-то все же мне что делать, если приставать будет с вопросами?
- Включай смекалку и все остальное на всех этажах. Делом займи, напои. А на четвертинку мы ему всегда скинемся. Не переборщить только, и все путем будет. Не переживай, когда потребуется, сообща думать будем.
Женщины замолчали, потому что уже подходили к деревне. Дорога шла мимо разрушенного картофелехранилища. И тут они вдруг услышали стон. Вроде девичий, довольно громкий. Оставив корзины с ягодами на дороге, все четверо бросились внутрь. Войдя в хранилище, они ужаснулись. На небольшой копне сена, сжавшись в комочек и натянув подол платья на колени, сидела Ольга, дочка Антона и Зойки, и рыдала, захлебываясь от слез. По ногам тоненьким ручейком текла кровь, волосы взлохмачены, а платье порвано. Бабам не надо было объяснять, что произошло. Все и так понятно: девочку изнасиловали.
- Кто это сделал, Оленька? - участливо спросила Антонина. Девочка продолжала всхлипывать, но, размазывая слезы по щекам, ответила, стыдливо отводя взгляд:
- Новенькие, которые нашу корову отобрать хотели за то, что машину поцарапала рогами. Я сопротивлялась, даже укусила одного, но их было двое.
Успокоившись, девочка рассказала, что она собирала грибы в ближайшем лесу и уже возвращалась домой, как вдруг ее догнала машина. Из нее эти двое и вышли. Сначала предложили с ними покататься, а когда девочка отказалась, затащили ее в хранилище. Надругались над ней оба, а на прощание один сунул ей тысячную купюру и пригрозил:
- Считай, что все по согласию было. Правду кому скажешь, отцу твоему голову в городе отпилим.
- А отец-то твой где? - спросила Дарья.
- Да в город он уехал на заработки. Дома мы с мамой остались. Как мне теперь домой-то идти?
- Пойдем умоемся в речке, - предложила Дарья, - а потом ко мне пойдем. Нельзя тебе в таком виде домой идти. А маме мы все сами расскажем. Тебе же еще и тринадцати нет, так ведь?
- Может, участковому пожаловаться стоит, - предложила Полина, - или в прокуратуру заявление написать.
- Напишем, обязательно напишем. Только, боюсь, отмажутся гады. Денег дадут и отмажутся. В первый раз, что ли, такое происходит? Система у нас такая: если деньги не будешь брать, живо с небосклона изгонят. Власть-то у нас продажная и покаяния себе не ищет. Ну а с нами и вообще простой разговор - надоели мы властям до смерти своими жалобами, болезнями, просьбами, потому и невыгодны ей.
- Но это же не по-людски. Наказывать надо таких людей, чтоб другим неповадно было, - возмущенно произнесла Софья.
- Вот дожили, мать их подери, - в сердцах воскликнула Антонина. - Разве мы такой жизни хотели? Ведь ад, а не жизнь. Права-то мы им дали, а что взамен получили? - и она кивнула на растерзанную девочку. А с этими-то выродками что делать будем? Наказать бы их надо как-то.
- Накажем, обязательно накажем, - уверенно произнесла Дарья. - Народ этого потребует, и он это сделает. А где они сейчас-то, Оленька? Может, они при тебе о своих планах говорили чего?
- В город, наверное, поехали. Что-то они говорили, что сейчас им в деревню пока нельзя.
- Ну и ладно, все равно достанем, никуда не денутся. А теперь пошли, приведем тебя в порядок, чтобы мать инфаркт не хватил. Слушайте, бабы, - обратилась она к подругам, - не болтайте нигде об этом. Народ у нас непростой, всякие попадаются. Есть и такие, о которых говорят: мал клоп да вонюч. А вот вони-то нам как раз сейчас и не надо.
- А с деньгами-то этими погаными что делать? - брезгливо держа за уголок тысячную купюру, спросила Полина.
- Ох, нелегкая, еще и деньги эти. Участковому отдадим или тому, кто из прокуратуры приедет. Пока это улика, к тому же с пальчиками. Хотя это нам вряд ли поможет. Коррупция же кругом, а при ней деньги выше закона.
Женщины всей толпой привели девочку домой. Зойка, ее мать, увидев такую делегацию, сильно встревожилась:
- Что случилось? Натворила, может, что? - беспокойно перебегала она глазами с одного женского лица на другое.
Девочка метнулась к матери и расплакалась опять.
- Да что же все-таки случилось? - тревожно спрашивала мать, гладя дочь по растрепанной голове.
- Изнасиловали ее, Зоя. Подонки новых русских это сделали. Пытались даже откупиться от нее за это. Вот деньги, которые они ей сунули. Вам с мужем надо с этим разобраться, а мы поможем. Насильники должны быть наказаны. Во всяком случае, мы так думаем. Если что, всей деревней навалимся, а зло будет наказано.
Зойка в одночасье состарилась. Она отстранила от себя дочь, метнулась в кухню и вернулась оттуда со скалкой в руке. Глаза ее горели недобрым огнем. Со скалкой наперевес женщина метнулась к выходу. Бабы пытались остановить ее, но все было тщетно. Она видела свою цель и к ней устремилась.
- Вот куда баба поперлась? - проворчала Антонина. - Там же пьяные все, натворят еще чего. На ее слова никто не откликнулся. Все продолжали стоять в дверях. Прошло уже около часа, а Зойка все не возвращалась. Женщины забеспокоились.
- Ты бы, Антонина, сходила посмотрела, что там происходит, - предложила Дарья подруге. - Все же по соседству с ними живешь. Уж больно долго ее нет. Может, случилось чего?
Антонина нехотя пошла к дому соседей. В окнах уже горел свет, громко звучала музыка, слышны были пьяные голоса. Двери были слегка приоткрыты, но никакого скандала слышно не было. Женщина решила обойти вокруг дома. И за углом чуть не наступила на женщину, сидящую прямо на земле. Женщина пыталась подняться, но у нее ничего не получалось. Она что-то бормотала, но Антонина не могла ничего понять из ее несвязных речей. Это была Зойка. И она была просто-таки в стельку пьяна. Поняв, что дело плохо, Антонина кое-как ухватила товарку за бока и поставила на ноги. Крепко держа свою ношу, Антонина кое-как добралась с ней до дома. Увидев Зойку в таком состоянии, бабы ахнули. Подхватили ее и кое-как усадили на диван. Вид ее был еще тот: волосы всклокочены, платье чем-то заляпано и порвано во многих местах. Расспрашивать ее в таком состоянии было делом бесполезным. Поэтому Дарья попросила девочку:
- Оленька, чаю приготовь, и покрепче.
Когда девочка вышла из комнаты, Дарья тихо произнесла:
- Похоже, что и ее тоже изнасиловали. И деньги в лифчик засунули за услуги. Вот же скоты, и управы на них нет.
Выпив с грехом пополам крепкий чай, Зойка с трудом приходила в себя. Но все же кое-что смогла рассказать:
- Изнасиловали меня, бабоньки. Человек пять их было. Сначала напоили силой, а потом платье разодрали, и что тут началось. Чего только они со мной не делали, сказать стыдно. Мы, говорят, не бесплатно, мы за деньги. А потом выволокли меня в огород и бросили под забором, предупредив, чтобы не жаловалась, а то еще хуже будет. Вот так-то, бабоньки, я проституткой и стала. А что я теперь мужу-то скажу? Выгонит же он меня вместе с дочкой со двора. И что я тогда делать буду? Может, уж сразу повеситься? Все сраму меньше.
- Я тебе повешусь, - вскипела Дарья. - Сейчас в прокуратуру заявление напишем и участкового вызовем. Пусть разбираются. Есть закон, и он для всех один.
- Не смеши меня, Дарья, нашими законами только задницу подтирать, а не правду искать. Скажут, что сама напросилась, напилась и забылась. Ведь что, скоты, делают? Забрали у нас все: детство, радость, честь, надежду, покой. А что нам осталось? Злоба и ненависть. А с мужиками что нашими сделали? Выбирай, мол, такую профессию, чтобы в лагере легче было. И когда эти медведи только сдуются. Попили уж нашей кровушки, хватит.
- Так что, Зой, вызывать нам следователей из прокуратуры? Или подождем? - настойчиво спрашивала ее Дарья.
- Никого не надо вызывать, - твердо ответила Зойка. - Посмеются только над нами да ославят меня на всю округу. А мне и без этого тошно. Был бы у меня автомат, я бы и сама с ними расправилась. А кроме вил, ничего у меня нет. С ними не повоюешь, в лобовую атаку не пойдешь. Эти двое наглецов сделают все, чтобы себя отмазать. Мы ж для них не люди, а так, обычный отработанный материал. А народ-то все равно их умнее. Ведь если народ недоволен, то надо что-то делать.
Бабы слушали Зойку, не перебивая. Дарья же думала: «Вот и еще один воин в нашем полку. Вот и слава богу. Проспится - тогда и поговорим по душам. Не простит она этим новым русским своего позора и дочкиной обиды». А вслух сказала, дотронувшись до Зойкиного плеча:
- Завтра с утра ко мне приходи, поговорим по душам. А про то, что было, молчи пока. В нашей жизни и не такое бывает. Придет время, эти негодяи свое получат. А пока иди спать - утро вечера мудренее.
Накормив девочку и отправив ее мать спать, бабы стали расходиться по домам. На прощание Дарья сказала девочке:
- Ты тоже не переживай, все пройдет. Скоро начнется новый отсчет времени. А с этими паразитами мы разберемся. От них же все живое гибнет. Как тарантулы, право слово.
Часть четвертая. Убийство
Однажды рано утром в окно Дарьи постучали. Хотелось еще поспать немного, и она с досадой проворчала:
- Кого еще нелегкая несет? Поспать не дадут...
Накинув халат, сунув ноги в шлепанцы, женщина вышла на крыльцо. У ступенек стоял, переминаясь с ноги на ногу, Колька-Челкаш. Лицо его было бледное и какое-то помятое. Дарья неприветливо спросила:
- Чего надо? Я по утрам не подаю.
- Мишку убили, - проговорил Челкаш с трудом. - Милицию надо вызвать. Кроме тебя, некому.
- Ох, господи. Ты-то откуда знаешь? - вздохнула Дарья.
- Да мы с утра на рыбалку собрались, вот он и просил зайти за ним. Стучу, стучу, а дверь никто не открывает. Заглянул в окно, а он на кухне на стуле сидит, и кровь кругом. Я в окно постучал, а он ноль внимания. Милицию бы вызвать надо, Даш.
- Может, пьяный. Глушил с кем-нибудь водку всю ночь, вот и встать не может и глаз не открыть. Чего панику-то поднимать? - возразила ему Дарья.
- Сама иди посмотри. Неживой он.
Дарья как была в шлепанцах и халате, так и отправилась вслед за Колькой по деревенской улице к Мишкиному дому. Заглянув в окно, она ужаснулась. На стуле около кухонного стола сидел Мишка, голова его свесилась набок. На шее видны были какие-то пятна. Точно такие же пятна были и на его рубашке. Дарья для порядка еще раз постучала в окно, но Мишка не отзывался. Повернувшись к своему провожатому, она сказала:
- Пожалуй, ты, Коля, прав, не пьяный он. Что-то тут другое. Пойду милицию вызывать. Похоже, дело керосином пахнет.
Милиционеры приехали через пару часов. Прибыл и участковый. Окружив дом кольцом, они оттеснили собравшихся ротозеев подальше от дома и приказали:
- К дому не подходить. Кто чего знает, расскажете следователю или участковому.
- Да кто чего знает-то, о чем речь-то идет? Сначала скажите, что случилось, а потом допрос учиняйте, - неслось из толпы.
- Скажем, скажем, - пообещал один из оперативников и вошел в дом вместе с другими.
Толпа, между тем, волновалась не на шутку. Не было в их деревне ничего подобного. Драки, разборки по пьянке - это бывало, но до убийства дело не доходило. Были, конечно, среди мужиков и такие, которые фасон держали, но их вовремя останавливали, а те даже потом извинялись. Ну а Мишка-то вообще спокойным был. Ни с кем не задирался, со всеми приветлив был, в помощи никому не отказывал. Если выпить захочет, ни у кого не побирался: нечем платить, так или грибов принесет, или ягод, или картошки на худой конец. Хороший мужик был. За что же его убивать? Минут через тридцать к столпившимся деревенским вышел следователь и объявил:
- Самоубийство это. Раз пять пытался себе в грудь нож воткнуть, но, похоже, не вышло. Тогда горло себе перерезал. Дверь-то в дом изнутри была заперта, и стакан один на столе, и отпечатки пальцев на нем только его. Посторонних в доме вроде не было. У кого есть что нам сообщить, прошу ко мне подойти, я все запишу для протокола. Пока следователь с кем-то из местных разговаривал, в толпе были свои разговоры и свои догадки.
- Дверь, говорят, изнутри была заперта, - разглагольствовал Колька-Челкаш, - а чего ее закрывать-то, если она сама закрывается. Подними крючок повыше и хлопни дверью посильнее, тогда она сама закроется. Сколько раз у них уже так было. Окно выставляли и в дом входили. Да и зачем себя ножом-то терзать, если у него от отца ружье осталось? Нечистое это дело-то какое-то. Не мог он сам этого сделать. Мы же с ним с утра на рыбалку собирались. Большую рыбу, говорил, завтра поймаю, Нюрке подарю. Он же с ней вместе жить собирался, а тут такое.
- Жалко мужика-то, - скорбно произнесла Верка Степанова. - Только что пенсию начал получать. Жить-то с таким огородом, как у него, и с пособием можно было. Да и руки у него были золотые, без куска хлеба никогда не оставался.
- Ты же напротив живешь, - повернулась к Верке Дарья, - неужели ничего не видела и не слышала?
- Ничего не видела. Окошко-то занавеской наглухо закрыто было. Свет, правда, в доме всю ночь горел, - ответила Верка. - Но так всегда бывает, когда к нему рыболовы в гости приезжают. Но вчера их не было. Машина, правда, с другой стороны проезжала, но это когда было.
- Когда? - тут же подхватила Дарья.
- Да в час или два ночи, не позже. Но возле его дома не останавливалась.
- Ох, нечисто что-то тут. А вот что, непонятно.
- Верно мыслишь, красавица, - поддержал Дарью Матвей Иванович. - Даже кирпич никогда случайно на голову не падает.
- Ты это к чему сказал? - спросила Антонина.
- Да дом уж у него больно хорош и земли много. А вот наследников вроде на все это добро нет. Может, в этом причина его смерти? Золотое правило нынешней жизни: если по закону нельзя, но очень хочется, тогда можно. И не смотри на меня так, - обратился Матвей Иванович к Антонине. - Вся Россия так живет. Давно бы нам проснуться надо, иначе лихое буйство с головой накроет. И такое еще не раз повторится.
- Да что же нам делать-то тогда, Матвей Иванович? - в сердцах сказала Дарья. - Пятиться назад?
- По-хорошему-то жулики из Кремля не уйдут, милая. Им помочь надо. Сама подумай, что мы сейчас имеем-то? Большую нищую страну с тенью былого величия. Политической правды нет. Потому нет и человеческой нравственности. Наверху-то все себя умными считают. А мудрость-то знаешь что такое? Это ум, соединенный с добротой. Ум-то без доброты хитростью считается. Потому так и живем, хлеб жуем.
Народ затих, потому что из дома накрытое простыней выносили тело Мишки. Дом опечатали, и милицейские чины, прихватив с собой Кольку-Челкаша, уехали.
- А этого-то почему забрали? - недоуменно спросила Верка. - Вроде друзьями с покойным были, не скандалили. Ну, бывало, выпивали вместе, но это же не повод.
- Заказное это дело, вот что я скажу, - припечатала Лукерья. - Им стрелочник нужен, они его и нашли. Босяк, безработный, нищий, да и родственников никого нет. Там они распишут сценарий его будущей жизни и к стенке прижмут. А потом мы услышим, что преступление раскрыто по горячим следам. И попробуй докажи, что ты не верблюд.
Деревенские примолкли, осознавая ее правоту. А кто-то, не выдержав, с тоской произнес:
- Да что же у нас, сельчане, за страна такая? Ведь что ни делается, все против нас. Что же у нас за правительство, если оно не может защитить своих граждан от произвола. Ведь когда-то мы все неплохо жили. А сейчас? Памяти у них нет, что ли?
- О чем говоришь-то, милая? Если с ценами на гречку справиться не смогли, то чего уж с них спрашивать? - развела руками Прасковья. - По моим-то понятиям, они, может, и хорошие люди, но это же не профессия. Когда беда простого народа касается, то для них это - спад, а когда их самих - то уже кризис. И ничего тут поделать нельзя. Но мы же не глупые люди, все понимаем. Зачем нам лапшу-то на уши вешать?
- Эк, куда хватила! Да они нас к политической трескотне приучают. У них это называется «режим управляющей демократии». А по мне, так все просто: или она есть, эта демократия, или ее нет вовсе. Зачем людям ложью мозги промывать, - энергично вмешалась в разговор Верка. - Они же, власти наши, самоуправление с самоуправством спутали.
- Ничего они не перепутали, Вера. Все это сознательно делается, - не согласилась с ней Дарья.
- Если население недовольно, то какой смысл в этой власти? Сейчас ведь только дурак так не думает и со всем согласен. Ведь все, что от нас ушло, у них в карманах очутилось. Разве это справедливо? - возмутилась Антонина.
- Вот поэтому-то я все свое ношу с собой, - пошутила Дарья и засобиралась домой.
За ней потянулись и другие. Настроение у всех было подавленное, да и то сказать, откуда ему быть-то, бодрому настрою. Ни за что ни про что в их деревне погиб еще один человек, который жил себе и жил, никому не мешая.
А вот Антонина домой и не думала возвращаться. Ей хотелось поговорить с Дарьей о происшедшем без свидетелей. Поэтому она и заявила, догнав женщину, без обиняков:
- Ни за что не поверю, что он сам ушел из жизни. Это дело чьих-то рук. Как ты думаешь, Даш?
- А чего тут думать-то? - откликнулась Дарья. - Наверняка это соседи твои новоявленные или из их компании. Фактов у нас, правда, нет, они у следователей появятся. Но моя интуиция еще ни разу меня не подводила. Спрятались, паразиты, к людям не вышли, чтобы своим поведением себя не выдать. Матвей Иванович прав. Дом Мишки кому-то из них потребовался, а другого способа заполучить его они не придумали. Ничего, отольются кошке мышкины слезы. Пора и нам выходить на тропу войны. Пусть на своей шкуре почувствуют, что такое бойцы женского невидимого фронта, - погрозила кулаком в сторону дома приезжих Дарья.
- Неужто воевать будем? - ахнула Антонина, всплеснув руками от волнения.
- А ты как думала? Верить этой шушере все равно, что сидеть на пороховой бочке - рано или поздно рванет. И как бы они ни пыжились, а наказание неминуемо. Побольше бы нам смелости, ну и наглости, конечно.
- Наверное, ты права, - в раздумье произнесла Антонина. - Ведь сил уже нет терпеть все их выходки. Надоело беспомощно наблюдать, как жизнь проходит. Вот тебе и социальное общество, и правовое. Одни слова только.
- Ничего, - утешала Дарья подругу. - Будет и на нашей улице праздник. Знаешь, о чем я сейчас подумала?
- О чем?
- Подумала, а у самой аж дух захватывает. Крестьяне-то должны жить от всех отдельно, своей жизнью. И никакой власти нам здесь не надо. Одна власть должна быть - власть земли и воли. Здесь же все наше: и закат, и крик петушиный на рассвете, и роса поутру. А нас в такой-то прелести до отчаяния довели, ценности, смысла жизни лишают силой. Вот тебе и гуманизм нового времени. Порой просто умереть хочется.
- Да, я с тобой согласна. Похоже, что у нашего корабля якоря нет.
- Не в якоре дело. Порядок начинается внутри нас, а мы об этом забываем порой. Запомни: сначала порядок в душе и сердце, а потом все остальное. Недостатки свои тоже надо уметь видеть. А властям нашим этого не дано. Не понимают они, что пора меняться и уступать дорогу умным и развитым. Из власти сам по себе добровольно еще никто не уходил. А если выносят кого, то только вперед ногами. Разве такую систему исправишь? Поэтому и умирать нам придется в своих трущобах, если будем жить с закрытыми ртами и глазами и ничего не делая.
- Но ведь устали же очень. Сколько же можно терпеть-то? - с сомнением покачала головой Антонина.
- За жизнь, милая моя подруга, надо бороться. Других шансов у нас нет. Мы бы и сами здесь все наладили, да ведь нам не дадут. Награбленного, что ли, не хватает?
Антонина, видимо, устав от всех этих разговоров, ничего не ответила Дарье и засобиралась домой:
- Пойду я, Даш. Дома дел много. А на прощание вот что скажу: все у нас получится. За тобой вся деревня пойдет.
На следующий день, ближе к вечеру в деревню вернулся Колька-Челкаш. Лицо его было серым, измученным. По деревенской улице он шел, уткнувшись взглядом в землю. По-видимому, ему ни с кем не хотелось разговаривать. Однако пришлось. У околицы дома, мимо которого ему надо было обязательно пройти, стояла Лукерья, она-то и поинтересовалась:
- Что в милиции-то было, Коль? Неужели Мишка на самом деле сам покончил с жизнью. Никогда бы не подумала, что он на такой шаг решится. А, Коль?
Колька нехотя повернулся к ней и процедил сквозь зубы:
- Не верю я в это. Не было у него повода так поступить. А в ментовке меня пытались убедить, что я не прав. Может, говорят, ты сам с ним пил? Может, поссорились вы, а ты спьяну ничего не помнишь? Но я-то в тот вечер трезвым был, и Мишка пить не собирался. Мы ж на рыбалку собирались. А вот откуда у него водка появилась, это для меня загадка. Кто-то наверняка у него был и выпить заставил. Вот только кто?
Поскольку Колька явно был не в настроении продолжать разговор, Лукерья больше не приставала к нему с вопросами, пожелав ему отдохнуть как следует. Колька недобро посмотрел на женщину, махнул рукой и зашагал к своему дому.
Живым Кольку-Челкаша в деревне Лукерья видела последней. Утром по делу к нему в дом заглянула баба Лида. Ей надо было починить забор, а потому она пришла попросить об этом Кольку, захватив с собой угощение: блины и сметану. У Кольки, известное дело, было шаром покати. Вот и хотела она его подмазать слегка, чтобы дело споро пошло. Однако вылетела она из его дома через секунду, крича на ходу:
- Ой, люди добрые! А Колька-то умер.
На крик бабы Лиды сбежалась половина деревни. Все сгрудились у крыльца, но в дом войти никто не решался. Одна лишь Марфа, бывшая медсестра, растолкав всех, прошла в комнату.
- Пульса нет, надо милицию вызывать.
Милицейские чины прибыли на этот раз быстро. Опросив деревенских, погрузили тело в машину. На все вопросы нехотя отмахивались:
- Перепил ваш Челкаш наверняка. Много ли ему надо, ведь шестьдесят уже.
- Ну и что, подумаешь, шестьдесят, - возразила старая Агафья. - Здоров он был, ни на что не жаловался. Недавно в районе проверялся. Все нормально было. А возраст тут ни при чем. Мне уже девятый десяток идет, а я еще ничего, и выпить тоже могу.
Деревенские дружно заговорили:
- Не в вине тут дело. И пил он в последнее время немного. Что-то тут другое, ребятки.
- Ну, это мы разберемся, - ответили «ребятки». - Вскрытие покажет. Скажите, родственники-то у него есть кто?
- Сестра у него в городе живет и ухажерка бывшая. А больше и нет никого, - ответила баба Лида.
- Сообщить бы им надо обо всем, да и к нам в отдел бы зашли, - произнес оперативник, усаживаясь в машину.
Милиция уехала, а деревенские все стояли у осиротевшего дома Челкаша. Обсуждали случившееся, каждый строил свои догадки. Дарья тоже высказала свою версию.
- По-моему, так его отравили, - произнесла она. - Верно в народе говорят: «Держи друзей близко, а врагов еще ближе». Наверняка, Челкаш знал или догадался, что произошло с Мишкой. Может, даже и убийцу видел. Вот свидетеля и убрали. А молчал потому, что за жизнь свою боялся. Но, возможно, в милиции все же рассказал о своей догадке, а те сообщили кому надо. И вот результат.
- А перепить и отравиться он не мог, - сказала вдруг Верка. - Я вчера его угощала, потому что он мне крышу чинил. Вот я ему бутылку самогонки и поставила. А она у меня чистая, без примесей - для себя же делала. Многие рыбаки у меня берут, и никто не жаловался.
- Ну ты и молодец. А чего милиции-то не рассказала об этом? - упрекнула ее Полина.
- Так меня и не спрашивали, потому и промолчала.
- Самой надо было сказать. И так все на нервах живем. Уж даже не в Кольке дело. Себя бы как теперь спасти, - перекрестившись, промолвила Антонина.
- А что нас в этом мире спасти-то может? - проговорила Антонина.
- Только любовь и правда, голубушка. Да и зевакой не стоит быть. Из всего выбирать надо то, о чем разум говорит.
- Ну что, бабоньки, - прервала их спор Дарья. - Наелись мы, похоже, по самое горло этой самой суверенной демократии. Подумать только: на каких-то сорок домов три смерти, грабежи, издевательство над стариками, изнасилования, и неизвестно, что еще будет. Не многовато ли для одной-то деревни. От власти ждать милости нечего. А молчать уже нельзя, иначе всю деревню до лысины сотрут.
Матвей Иванович, доселе молчавший, неожиданно предложил:
- Атомный взрыв должен быть направленного действия. Посмотрите, сколь сволочи всякой кругом развелось?! Одними митингами и протестами с этим дерьмом не справиться.
- Очумел, что ли, Матвей? Какой еще атомный взрыв?
- Я правду говорю. Академик Сахаров это придумал, но не для нас, а врагов наших. Лежит такая бомба на дне моря недалеко от Европы, и лежит спокойно, пока на нас зубы не точат. А как зашумят, то и дел-то никаких нет. По сигналу бомба взрывается и вызывает волну цунами. Тут и всей Европе конец. Так же и с Америкой. Один такой взрыв и нет ее половины.
- Нет у нас больше таких Сахаровых, брешешь все, - не поверили Матвею люди.
- Не вру. По телевизору сам слышал. Бывший сподвижник Сахарова выступал. Ему верить можно. Да и Сахаровы у нас не перевелись. В Европе многокилометровый коллайдер строят, а у нас один миниатюрный построил, в самолет убирается, на высоких энергиях работает. Один с него импульс, и все атомные реакторы на крейсерах и авианосцах американских в один миг взорвутся. А ты говоришь, что у нас Сахаровых нет. Есть, и не переведутся.
- Ты к чему это все рассказал-то нам, Матвей? - спросила Дарья.
- Да к тому, милая, что ваша мышиная возня никому не слышна будет. А я бы собрал всю эту нелюдь в каком-нибудь живописном месте, на красивом озере, например, и устроил бы им саммит с куршавельским размахом, а потом накрыл бы всех этой волной, чтобы только мокрое место осталось. Другие методы борьбы с ними, видимо, бесполезны. Живучи больно, гады.
- Нет у нас такой атомной бомбы, Матвей Иванович, - улыбнулась Дарья, - нет, и слава Богу. Своими методами справимся.
- Да не слушай ты его, Дарья. Выдумщик он у меня, фантазер. Иногда, как из лесу придет, такого наговорит - спать страшно. Случай у нас один с ним был, до сих пор при воспоминании сердце щемит. Деньги ему нужны были, выпить, видимо, захотелось. Он ко мне и так, и сяк, а я на своем: денег нет и не будет. И что он тогда, паразит, с Петькой моим придумали?! Нашли где-то диктофон, у дома пристроились и орать в него начали: «Граждане! Горим! Забирайте все ценное: деньги, документы, драгоценности, и выходите на улицу». У меня от такого вопля сразу сердце в пятки ушло. Ценного-то у меня в жизни ничего не было, кроме обручального кольца, а деньги были. Схватила я документы с деньгами и на улицу. А там этот паразит на бревнышке сидит и покуривает. Досталось ему тогда от меня. Но на чекушку пришлось дать. Куда от него денешься.
- Да он же скромный у тебя, тихоня, никого пальцем не тронет, - заметила Дарья.
- Да какой он скромный, если о его скромности на каждом углу бабы шепчутся. Что делать с таким скромнягой, ума не приложу.
- Побрей его наголо, и кризис пройдет у него, - пошутила Дарья.
- Не поможет. На мои упреки только обещает, что по бабам больше не ходок. Да куда там, каждой второй готов под юбку залезть. А ты говоришь, скромный. Посмотрела бы я на тебя, если бы он твоим мужем стал.
- Для себя лучше сохрани. У меня ведь не выдержит, снова к тебе сбежит. У меня не забалуешь. Не каждый мужик со мной уживется, оттого и незамужняя осталась. Обещают жениться многие, а как до дела дойдет - так бегут без оглядки. Может, понимают, что в любой момент могу из дома восвояси выпроводить, - пошутила Дарья. А потом, враз посерьезнев, проговорила: - Ну ладно, смех смехом, а мужиков-то помянуть надо. Давайте предлагайте, как это устроить.
- А чего тут предлагать. Ко мне пойдем, во дворе посидим, самогонки моей попробуете. Сами убедитесь, что она не отравленная. Самопалом не торгую, клиентов своих берегу.
В толпе посмеялись над словами Верки, и гуськом народ потянулся к ее дому. Вынесли из дома столы, принесли закуски, кто чего мог. Когда все расселись, Верка налила полный стакан самогонки и протянула его Матвею Ивановичу:
- Пей, дамский угодник. Пусть одним паразитом в нашей деревне меньше будет. Не при Софье будь сказано, но стерпеть все равно не смогу. На центральной-то усадьбе Марья Сорокина недавно родила. В годах уж баба, а без мужа на такое решилась. Спрашиваю, на кого похож малец? А она мне: ты его не знаешь. Это я-то не знаю? Свечку я, конечно, не держала, но уж больно на Иваныча похож.
- Мели, Емеля, твоя неделя, - невозмутимо произнес Матвей Иванович. - Ну, за упокой рабов божиих, пусть земля их будет пухом, - поднял он стакан и выпил одним махом. - Мужики-то ведь не плохие были. Пусть ничего особенного и не сделали для деревни, но никто ведь из нас не вспомнит, что они кого-то обидели или кому-то в чем-то отказали. Им бы по сохе да бабу для направления действия, они бы такое здесь сотворить могли...
- А самогоночка-то у тебя, Верка, и правда, хороша, - продолжил Матвей Иванович. - Вот только на столе у Кольки Марфа видела недопитую бутылку водки. Откуда она там появилась? Домой-то он трезвый шел и пустой. Так Лукерья говорила. Вот и делайте выводы.
Народ посидел еще немного, повздыхал, вспоминая о смерти двух односельчан. Мало ли что: промысел-то не только божиим бывает.
Часть пятая. Деревенские амазонки
Дождь лил как из ведра. Небо покрылось черными, пугающими взгляд тучами. Кромешная тьма вмиг окутала всю деревню. Ни одного проблеска ни на небе, ни в окнах домов не было. Ужасающие раскаты грома и яркое свечение молний наводили на обитателей деревни страх. Сильный ветер без труда гнул стволы деревьев к промокшей земле. Казалось, что такой ураган не только сломает деревья, но и снесет крыши домов, стоящих уже не один десяток лет. Все притаились в домах, не ожидая ничего хорошего от такой непогоды.
Однако некоторые из деревенских баб оказались не из пугливого сословия. Укрывшись накидками от дождя, скользя резиновыми ботами по деревенской грязи, они пробирались в кромешной тьме к дому Дарьи. Первой там появилась Антонина.
- Ну и погодку ты для девичника выбрала, подружка, - произнесла она, переступив порог. - Пока к тебе шла, раз пять о березы билась да еще на пень наехала.
- По женской части много работаешь, подружка, потому и глаз на мягкое место натянула, - в тон ей ответила Дарья. - Мужики каждый готов помочь, но нельзя же породу-то портить от каждого встречного.
- Откуда знаешь?
- Тут и знать нечего. У тебя вид томной кошки в критические дни.
- Зря ты так, Дарья. Ты моего нынешнего ухажера видела? У него хоть морда и как у хорька, зубы обломавшего, но в остальном он хоть куда. С таким и молодость вспомнить не грех. Да и красавцев-то на всех все равно не хватает.
- Простила, что ли, своего ненаглядного или думаешь, что перед Богом все всем зачтется? Выглядишь-то ты ну прямо как великая блудница.
- Эх, Дарья! А что в наше время деревенской бабе осталось-то... Если хорошо подумать, то, кроме секса, ничего. А тут, как в песне, не важно, как выглядишь, а важно, что чувствуешь. Поэтому у меня всегда одно состояние: постоянно чего-то хочется, а кого не знаешь. Это ведь только ты у нас, словно лебедь белая, вся такая воздушная. Всех мужиков беззаботными колунами считаешь, каждому готова кольцо в нос повесить.
- Без царя в голове живешь, милая, и, судя по всему, без мозгов. Так тебя и тянет непотребное что-то сделать, добиться такого состояния, чтобы дух захватывало. Слава Богу, что еще сотрясение мозга тебе не грозит ввиду отсутствия такового.
- Эх, Дашуня, все ты верно говоришь, только об одном забываешь. В гордом-то одиночестве стареть не хочется. Бабы-то мы все почти одиночки, вдовые. А все почему? Разобрали наш колхоз, все по частям растащили. Одним словом, сломали нашу жизнь, нас не спросив. Поэтому, голуба моя, если и есть у кого-то из нас натруженная мозоль, то только не на руках и не на холке, и прет отовсюду безрассудный блуд. Мы же до безобразия полного дошли от безысходности. У кого-то всегда праздник, а у нас? При такой-то жизни хоть в омут головой. Завыть можно от такой перспективы.
- Ну и чего разнылась-то? Господь никогда и ни от кого не отказывался. И нам поможет. Главное - не молчать и не изображать, что так и должно быть. Поэтому и совет тебе даю: не ходи к колодцу, где и воды-то для тебя нет.
И тут в сенях зашумели, Дарья открыла дверь, и в комнату вошли несколько женщин. Все были мокрые, растрепанные, но счастливые, привыкшие жить одни, без мужа, на мизерную зарплату, или с мужем, но без зарплаты. Но не склоняющие головы от невзгод и не кланяющиеся сильным мира сего. Эти обычные, забытые русские крестьянки, а не пыль лагерная, как о них власть судить привыкла, главное для которых - жить по совести. К Дарье пришли Полина, Софья, Прасковья с Лукерьей, а вот Степаниды не было. Поэтому Дарья поинтересовалась:
- А Илья Муромец где? Баклуши бьет, что ли, потеряв интерес к делу?
- Да здесь она, - ответила со смехом Полина. - Она ж, как бульдозер, все на своем пути сметает. Вот и сейчас за пень зацепилась и в лужу загремела, только брызги в разные стороны. Умоется и придет чуть позже.
И правда, только успели все сесть, как в доме появилась Степанида.
- Ну и погодку ты выбрала для встречи, Дарья. В такую плохой хозяин собаку из дому не выгонит. Словно на нелегальном положении живем. Только за это с властей спросить надо: на чьей они стороне? За народ или за эту мразь, которая у нас в деревне поселилась? Хоть бы один фонарь на всю деревню повесили, - подвела она черту под свой монолог.
- Чего разошлась-то? От ночи шальной не отошла еще, что ли? - поддела ее Полина.
- А что, и полежать можно, если с мужичком тепло и комфортно. Да и думается на мужском плече лучше. Во мне же полтора центнера любви, куда-то же ее девать надо... А в вас одна крестьянская скупость на это дело, потому вы такие дохлые. Мужиков содержите в качестве домашнего животного, поскольку за услуги им платить нечем. У городских вам надо поучиться. Тамошние-то бабы, прикрытые только волосами, везде вне конкурса идут. Трудно им там, конечно. Все больше в ночную смену приходится работать, а днем сборщики налогов одолевают. Доход-то от них больше, чем от продажи нефти и газа, а их до нитки обирают. Разве это справедливо?
- Хватит вам, бабы, оценивать свой интимный опыт, - прервала сурово их спор Дарья. - Забыть нам надо на время, голубушки, кто кого любит. Временно, конечно, перетерпеть можно. Не на продажу жизнь свою выставляем, а идем «на вы», как говаривал кто-то из великих.
- Мы что, организацию создавать будем? - поинтересовалась Верка.
- Будем, обязательно будем. Да такую, чтоб всем чертям тошно стало. Нас обирают как липку, дерут даже больше, чем зарабатываем. Поэтому и пора сказать власти: хватит.
- Мы что, банду или партизанский отряд создавать будем? - никак не могла угомониться Верка.
- Ни то и ни другое, - ответила Дарья. - Мы не бандиты с большой дороги. Мы организуем в нашей деревне воинственное поселение, состоящее исключительно из женщин. И называться мы будем «Амазонки деревни Кузьминки». Когда-то на побережье Черного моря, - продолжила Дарья, - жил древнегреческий народ - воинственное племя женщин, которые не вступали в брак, но чтобы сохранить свой род, рожали от мужчин соседних племен. Родившихся мальчиков отдавали отцам или убивали, а девочек воспитывали сами. Учили их скакать на лошадях, стрелять из лука, метать копье или дротик. Амазонки все время проводили в битвах, защищая свой очаг, свой образ жизни. У них имелись свои законы, которые потом позаимствовали другие народы.
- Как же они без мужиков-то жили? - спросила Степанида. - Говели, что ли, постоянно? При всем уважении к тебе, Дарья, но нам так не выдержать. Мы же привыкли наступать на одни и те же грабли, которые или с собой носим, или о них думаем. Я мужиков имею в виду. А если мужика - с воза, то и телега не повезет.
Во время войны случай один в нашем городе был, а произошло все в том месте, где сейчас стоит знаменитый монастырь. Раньше-то его использовали под склады и хозяйственные нужды всякие, ну и люди в свободных помещениях проживали. Это сейчас он красавцем стоит, а раньше развалюха натуральная был, проходной двор, одним словом. Женщин там много жило и детишек. А мужики-то все на фронте, где же им еще и быть-то. Верность мужьям бабы, вроде, в сердце своем и хранили, да ведь бабья-то природа свое возьмет.
Изловили они как-то в этом проходнике мужика, более-менее крепкого, затащили его в сарай, раздели. Как смогли, привели его рабочий инструмент в стоячее положение и пользовались им всю ночь. Правда, за содеянное все участницы срок получили, а мужика еле откачали. Так что бабам завсегда допинг любовный нужен.
Вот про моего мужика многие говорят, мол, тупой, только вчера с ветки спрыгнул, а мне с ним приятно.
- Да слышали мы про это, - оборвала ее Лукерья. - Извечная бабья жалоба: или мужики не те, или их вообще не хватает. Ну, а мы, пожалуй, найдем для себя занятие более достойное, чем рыдание в подушку. Хотя если по совести, то с хорошим мужиком мы готовы ехать хоть на край света. Хотелось бы только знать, к какому краю придем?
Дарья, нахмурившись, слушала перебранку женщин.
- Слушаю вас, бабы, - вдруг начала она, - и думаю: может, это и хорошо, что сегодня нам плохо?! Логика у вас потрепанная и с моралью амазонок не совпадает. Вы же стремитесь из каждого сохатого красавца северного оленя сделать. У амазонок все было иначе: делу время, потехе час. Для продолжения рода и любовных утех они ежегодно в течение двух весенних месяцев встречались с юношами соседних племен. Другого времени у них для любви не было - они его в битвах проводили. Ими были захвачены земли Южной Азии и Сирии, они основали города Эфес, Смирну, Фибу, захватили Трою. Красивые, говорят, были бабы, стойкие, непреклонные, воинственные, преданные своему роду-племени. Были бы в наше время такие амазонки у нас в стране, то и бардака такого наверняка бы не было.
- Что ты предлагаешь-то, Даш? - спросила Полина.
- Создать такое воинственное поселение на нашей земле и начать наводить порядок. Людям, стране нужна наша помощь. На родной же земле живем, не на чужой. И другого времени у нас не будет. И забывать об этом нельзя. Но, создавая такое поселение, мы должны быть во всем умными, расчетливыми, скрытными. Всем же давно ясно, что всех нас на фиг послали. Вот высказывайте свое мнение, обсудим, - заключила Дарья.
Бабы задумались. Все хорошо понимали, что собрались они здесь не просто чайку попить. Все они понимали, что так дальше жить нельзя, когда произносятся одни слова, а дела получаются совсем другие. В результате одни становятся миллиардерами на фоне общей нищеты. Противно им было сознавать, что они так плохо живут, деревню свою сохранить не могут. Что труд их не стоит выше капитала, что воля одного господствует над волей всех, да и вообще трудно понять, что вокруг происходит.
Наступившую тишину нарушила Антонина:
- А чего тут думать-то? Будем амазонками крестьянского поселения. Мы что, разве хуже тех прежних амазонок, и за честь свою постоять не умеем? Родители нас вроде нормальными воспитали. Всем же давно ясно, что нам в деревне нужна новая творческая атмосфера, чтобы победить процветающую бедность, наркоту, проституцию, жульничество, безработицу. Нас принуждают выезжать из собственной страны, создали режим, при котором трудно жить по закону, во власти одни и те же люди. Не знаю, как другие, но лично я за амазонок. Точно уж хуже не будет.
Антонину поддержала и Степанида.
- Деревню нашу надо сохранить, ведь мы у себя дома, а не в гостях. Шепотом свои мысли выражать не намерены. Да разве это дело, когда у наших детей нет детства, улыбки на лицах пропали. Мы хоть и громко говорим об этом, но нас никто не слышит. Жить стало страшнее, чем умереть. Ведь каждый день люди десятками из жизни уходят. Пора, наконец, понять, что власть ничего не может, а народ-то может все.
- Правильно говорит Степанида, - поддержала подругу Полина. - При таком-то положении нам надо непременно решить вопрос о предоставлении нам права на самоопределение на основе самоорганизации. Самостоятельным поселением мы должны стать.
Выслушав своих односельчанок, Дарья предложила:
- Тогда голосуем. Голосуем за добровольную женскую беспартийную патриотическую организацию, основной целью которой является наведение порядка в собственном доме. Главное для нас - свобода личности, равенство, справедливость высочайшая нравственность. Если есть другие предложения - говорите начистоту.
Однако других предложений не оказалось, и все проголосовали единогласно.
- А как организацию-то назовем? - задала вопрос Софья.
- Так мы же определились с этим, - улыбнулась Дарья. - «Амазонки». Думаю, название достойное. Нам осталось определить структуру нашей организации: выбрать руководителя, создать штаб для разработки операций, подобрать разведгруппу, сформировать опергруппу для проведения экстренных мероприятий и неплохо бы иметь в составе организации агитационно-пропагандистский отдел. Вранья кругом много, а люди должны знать обо всем правду. Да и ряды наши надо пополнять достойными людьми. Как только мы начнем действовать, вся система политическая на нас ополчится. Все время будем находиться в жерновах чиновничьего давления.
- Кого сама-то предлагаешь? - поинтересовалась Верка у Дарьи. - Ты это предложила начинание, тебе и выбирать.
- Ну ладно. Поправьте меня, если кто не согласен. В штаб предлагаю Полину, Софью и Степаниду. Эти женщины не в теплице выросли, действовать по обстановке умеют. А в разведку бы я рекомендовала Зойку с дочкой. Накипело у них на душе, а девчушка шустрая, во все дырки пролезет. Агитацией и пропагандой может заняться Антонина, подкованная и уверенная женщина. Да и уважают ее. Мозгов достаточно и рассудок на месте. Все остальные составят опергруппу, включая и всех вышеназванных. Все от обстановки будет зависеть.
Почесав затылок, Верка спросила:
- А руководить-то кто нами будет?
- Глупый вопрос задаешь, - ответила ей Полина. - Дарья, конечно. Ее идея создать организацию, ей и ответственность нести. Дело-то наше не шуточное, тут и голову положить можно. Ведь рискуем-то за жизнь нашу лучшую, за наших детей. Понятно ли?
- Чего уж не понять. А как руководителя-то звать будем? - не унималась Верка.
- Амазонками всегда царица правила. От этих правил и мы отступать не будем, - прояснила вопрос Полина.
- А заместитель у царицы будет? - никак не унималась настырная Верка.
- У цариц заместителей не бывает, - улыбнулась Полина. - А ты чего спрашиваешь? Сама, что ли, метишь в заместители?
Среди собравшихся раздались смешки. Дарья удовлетворенно вздохнула и предложила:
- Давайте-ка теперь чаю выпьем, с медком да с вареньем. Еще пироги с черникой есть. Можно, конечно, и чего покрепче выпить. На такой случай не жалко. День-то у нас сегодня не простой - судьбоносный, можно сказать. Кто знает, может, господь нам свою милость явит, уверенность в нас вселит, чтобы все поняли: что бы ни случилось, другого выхода у нас нет.
Все одобрительно закивали головами и принялись за чай.
За чаем Дарья сообщила, что уже продумала и устав организации, о котором расскажет позже.
- По уставу мы будем называться «Амазонками». В жизни же будут другие имена. Предлагаю руководителю присвоить звание майора, участникам штаба - капитана, агитационному отделу - старшего лейтенанта, разведчикам - лейтенантов. Прасковья, Лукерья и Фаина будут прапорщиками, а все остальные сержантами. Марфа, если согласится, - медсестрой. В быту эти звания фигурировать не должны. Обращаться друг к другу будем только по имени, а звания использовать во время проведения операций. Всем все ясно?
- Ясно, - за всех ответила Степанида. - Только ведь мы воинственное поселение, а в оружии, тактике и стратегии операций ни ухом, ни рылом. Да и физическая подготовка у нас хромает. Как с этим-то быть?
- Всему учиться будем, - ответила Дарья. - Амазонки тоже не в готовом виде появились. Я тут на днях в городе была и кое-что оттуда для нас привезла. Что-то в магазине купила, а кое-что сын из интернета скачал. Он же у меня в колледже учится на юриста, - продолжила Дарья и достала из ящика стола папку. - Вот здесь все инструкции по оружию, которое у нас есть, а также всякие уставы воинской службы. Привезла я вам еще пособия по восточным единоборствам, самообороне и рукопашному бою. Кое-что, бабы, я уже прочитала и скажу вам откровенно: это вам не веники вязать и носки штопать. Серьезно подойти к этому делу надо. Учить всех не собираюсь, сами до всего дойдете. Делая общее дело, каждая из нас должна помнить, что цель у нас у всех одна - в нашей деревне должен царствовать разум. Ну а если цель справедлива, справедливы и цели для ее достижения. Все ли понятно?
- Понятно, чего ж не понятно, - откликнулась Антонина. - Прорвемся, где наша не пропадала.
- Я вот еще что подумала, бабы, - опять заговорила Дарья. - Дело наше серьезное, не только нас, но и всей страны касается, но мало нас пока. Нам нужно сотрудничать с другими людьми, которые думают так же, как и мы. Я имею в виду наших знакомых, соседей, которые не боятся власти и готовы испортить ей жизнь. Подойдут нам и те, кто не хочет жить рабом у нашей власти, кто живет в вере, кто верит в наши ценности и идею. А такие есть, я уверена. Даже в нашей деревне.
- Кто же это, например? - поинтересовалась Полина.
- Да вот хоть Наталья Воронцова. Боевая баба, хоть и характер у нее сволочной. Ну что, почтенная публика, - шутливо поклонилась бабам Дарья, - привлекать кадра будем?
- Слов нет, надежная женщина. Ее уговорить надо, - согласно закивали головами все.
- А это уж теперь дело Антонины. Она, думаю, с ним справится, - высказала свое мнение Софья.
- А я бы Катьку Фролову предложила, - высказалась и Верка. - Баба деловая, своего не упустит. К тому же связей много, в том числе и деловых. Если во вкус войдет, любые дела своротит. Чем не кандидат?!
- Да, связей у нее много. Только вот водочкой наш кандидат увлекается. Как с этим-то быть? - поинтересовалась Лукерья.
- В дело ее надо втянуть, тогда и про водку забудет. Забот-то у нее нет, вот и потягивает спиртное. А так баба честная, не подведет.
- Присмотреться к ней надо, может, и подойдет, - произнесла Дарья. - А что вы о Ленке Сурковой думаете?
- Умная тетка, но с ней лучше не связываться. Агрессивная, злопамятная, мнительная. К тому же лжива, она же, как вампир, все соки из тебя выпьет ради своей цели. Думаю, что и перевоспитать ее невозможно, - высказалась Прасковья.
- Не подходит, значит. Ну и черт с ней. А как вам Галка Васильева?
- Хорошая баба. Верна в дружбе, люди к ней тянутся, особенно побитые жизнью. Последнее отдаст. Конфликтов вот только не переносит, суетные разборки ее меньше всего интересуют, - высказалась снова Прасковья.
- У нас, милая, не бабьи конфликты и петушиные разборки. У нас конфликт с властью. А это покруче будет. Власть-то из берегов вышла. У нас на плечах ватники, у них - норки. Разве это дело? Сама с ней поговорю, потому как нравится она мне, настоящая баба. И еще я бы на Юльку Иванову обратила внимание. Всегда знает, что надо делать, что сказать, как поступить. Активистка, к тому же. Таких людей у нас в деревне мало. Наша баба, привлекать будем. И последнее, о чем я хотела сказать. Все крепко должны запомнить: то, что мы начинаем делать - это не игра. Это опасно. - Дарья замолчала, переводя взгляд с одной своей соратницы на другую. - Ничего, бабы, наше дело правое. Завтра за грибами пойдем к волчьему логову. Там часть нашего оружия, обмундирования. Все остальные материалы по теоретической и боевой подготовке принесу с собой. Там в лесу и проведем свой первый амазонский сбор. Если всем все понятно, тогда на сегодня, бабы, все. Сбор в десять утра.
Все дружно потянулись к выходу. Задержалась Антонина, поклонившись Дарье, она произнесла:
- Спасибо тебе, царица, за хлеб-соль. Что бы мы без тебя делали?
- Да ладно тебе, подруга, - обняла ее Дарья. - Без вас у меня ничего не получится.
Дождь на дворе не переставал, лил как из ведра, стучал по крышам домов, словно скрывал от чужого взгляда событие, которое для многих жителей деревни в этот час было судьбоносным.
Часть шестая. У волчьего логова
Наутро погода выдалась как по заказу: солнце ярко светило, на небе ни облачка, приятный ветерок приносил прохладу. Следы вчерашней грозы остались лишь в глубоких канавах возле деревенской дороги.
Деревня просыпалась, и жизнь ее входила в обычное русло. Наши амазонки, как и договорились накануне, по одной и парами отправились в лес. Первой к волчьему логову пришла Антонина. Найдя подходящее для ожидания остальных место, она постелила на влажную от вчерашнего дождя траву головной платок, уселась на него, вытянув усталые ноги. «Господи, - вздохнула женщина, - благодать-то какая. Жить так хочется, глядя на эту красоту. Аж дух захватывает. А мы живем скучно, не по-человечески. А так иной раз у костра посидеть хочется, песни попеть, кавалера какого-нибудь закружить. Хорошо вот раньше было: хоть и со смехом, но вперед. А что сейчас? Ни шуток, ни песен. Люди над собой смеются, ибо кругом ложь, несправедливость, насилие, все с ног на голову встало. Так и хочется крикнуть: «Люди, улыбайтесь, обнимайте друг друга, будьте добрее и терпимее друг к другу. Мы же талантливы, и это нас от других отличает». Так, сидя на траве, размышляла Антонина, и тут из кустов на поляну вышла Дарья.
- Как самочувствие? Все хорошо, или опять с мужиком несчастный случай? - ехидно спросила она Антонину.
- Что ты, затворница, в этом деле понимаешь? Мужики хоть и не ахти у нас, но один мне все равно нужен. Холодная-то постель никого не греет.
- Да уж, тебя она очень согрела, прямо кипишь вся, - парировала Дарья. - Ну ладно, подруга, не переживай, все у тебя хорошо будет. Придет время, и он цветочки тебе по утрам носить будет.
- Чем цветочки носить - лучше бы огород вскопал или забор починил. А то походит пару раз под окнами и в постель лезет. Разве это мужик? Я бога каждый день молю, чтобы помог мне отыскать достойного партнера, только это не делает меня счастливее и моложе. А все равно люблю я его, Дашуня. А он мутный какой-то, - разоткровенничалась Антонина.
- Изменяет, что ли?
- Да нет. Мне он никогда не изменял. Мне ведь изменить не так просто... - тут Антонина, не договорив, замолчала, заметив подошедших баб, которые издали прислушивались к их разговору.
- И чего ты, Антонина, на него вешаешься? Других мужиков, что ли, нет? - встряла в их разговор Степанида.
- Я не вешаюсь, я люблю, - ответила на ее выпад Антонина. - Ты на себя лучше посмотри. Глаза ввалились, щеки горят... Опять, что ли, после бессонной ночи?
- Так жить же хочется, девки. Куда от этого денешься? Счастья-то не пожнешь, если любовь не посеешь.
- Ну, еще одна проблемная баба, - вздохнула Дарья. - Не знают, похоже, с кем своей радостью поделиться. Кто вам, товарки, в этом деле силы-то дает? Не господь же бог?
- Природа-матушка, - произнесла Степанида. - Если баба светится улыбкой, значит, у нее все хорошо, все в порядке. И деревня под надежной защитой. Родную деревню не посрамим, как пить дать, не посрамим.
- Ну и славненько. Тогда выходи строиться. В одну шеренгу становись! - скомандовала Дарья.
Бабы со смешком, толкая друг друга, стали выполнять приказание Дарьи, прижимаясь плечом друг к другу и выстраивая прямую линию.
- Что ржете-то, дуры, - укорила их Дарья. - Амазонию мы с вами создали, теперь будем делать из вас амазонок. А это труд, нелегкий труд. Ясно?
- Ясно, - ответила за всех Полина.
- А раз ясно, то все должны знать, что в шеренге каждая из вас по команде «Равняйсь!», должна повернуть голову влево так , чтобы было видно грудь четвертого от нее человека. А ну, слушай мою команду! Равняйсь!
На этот раз все повернули головы налево и застыли, вытягивая шеи.
- Не вижу я никакого четвертого человека, и вообще никого не вижу, - заволновалась Груня.
- Почему? - поинтересовалась Дарья.
- Сиськи Полины мешают. У нее же они, поди, седьмого размера, все собой прикрывают.
Поняв свою ошибку, Дарья приказала:
- Перестройтесь по комплекции! - и обратившись к Груне, заметила: - Чего застыла, как петушок на палочке? Сама не могла сообразить, что ли? В конец шеренги ступай, там твое место.
Когда женщины наконец построились, Дарья отдала другой приказ:
- По порядку рассчитайсь!
Бабы, улыбаясь, начали перекликаться:
- Первая, вторая, третья...
- Двенадцатая, - закончила счет Груня.
Дарья провела глазами вдоль строя:
- Чертова дюжина, значит. Маловато, конечно, - грустно произнесла она. -Привлекать других баб нужно. Мы с кем воевать-то собираемся? С жульем, с ворьем, с бандой отщепенцев, которые пытаются подменить собой государство. За счастьем своим идем. Это понимать надо. Поэтому первое для всех задание - привлечь на нашу сторону хотя бы еще по одной стороннице. Веселей воевать будет. Ладно, об этом мы еще поговорим, а на сегодня повестка дня следующая. Вытаскиваем все барахло из логова, знакомимся с оружием, примеряем одежку, изучаем несколько тактических приемов и слушаем короткую политинформацию от Антонины. Если всем все ясно, принимаемся за дела. Времени у нас мало, успеть бы хоть все. Да, чуть не забыла, - спохватилась вдруг Дарья. - Мы все тут женского пола, а дело с мужиками иметь будем. Среди нас есть кто-нибудь, кто мужской голос имитировать может?
- Ну я, наверное, смогу, - откликнулась Полина. - Голос у меня с детства грубый. Кто меня не видит, думают, что мужик говорит. У Степаниды тоже голос не женский. Когда говорить начнет, ее мужик уши затыкает. А Антонина? Она же может любой голос сымитировать. Помните, как она в нашем клубе председателя колхоза играла? За животы все хватались.
- Да нам вообще-то и слов-то много произносить не придется. Мы же не лекции читать будем, а приказывать типа: стоять, руки вверх, сдать оружие и т.д. и т.п.
- Не боись, Дарья, - заверила ее Прасковья, - все путем будет. Нам же в душу гадят, а на это мы должны с достоинством ответить.
И бабы принялись с усердием доставать из волчьей ямы припасы. Когда все содержимое было вытащено наружу, Дарья приказала:
- Примеряйте сначала одежду. Может, кому-то подгонять придется. Подбирайте себе по росту и по фигуре, чтоб посмешищем не выглядеть. Мы же военизированное подразделение, а в нем порядок нужен. Надо, чтоб каждая вещь имела своего хозяина. Если что не так, жаловаться некому. И помните: никаких сомнений в успехе нашего дела быть не должно. Поэтому надо приложить все усилия, чтобы быть уверенными в результате. Делайте все так, чтобы каждой из вас я с удовольствием могла пожать руку. А теперь работаем, бабоньки, и бог нам в помощь.
Бабы, толкаясь, принялись рыться в куче военного тряпья, выискивая более-менее подходящее по размеру. Подобрав одежду, они надели ее на себя, и, смеясь, рассматривали друг друга.
- Не нравится мне это казарменное барахло: и тут жмет, и там тянет, - ворчала Полина, одергивая китель. - Мне бы лучше чего-нибудь веселенького, чтоб каждая зараза внимание обращала. А это что? Одно расстройство, бабы.
- Это уж точно, - поддержала ее Софья. - Не понятно, где бюст, где талия. - Амазонки бы точно возмутились, если бы им пришлось щеголять в таком виде. Колготки хоть свои под леопарда я могу под эти штанищи надеть?
- Можешь, конечно, можешь, - спокойно сказала ей Дарья. - Хоть портянки на них наматывай. И без бюстгальтера можешь ходить, если тебе тесно.
- Да, в таком костюме сексуальности никакой. Да и цвет у него холодный какой-то.
- Вы что, бабы, - воскликнула Дарья, раздраженная ворчанием женщин, - с ума, что ли, все посходили? Мы ж не на свидание собираемся, и здесь не салон красоты и не магазин модной одежды. А ты, Груня, чего расплакалась? На голливудских звезд мы все равно не потянем. Главное - чтобы форма удобно сидела и не натирала нигде. Мы же амазонки, причем крестьянские. Мозгами-то шевелить же надо.
- Да, похоже, сумасшедшей романтики в такой одежке у нас явно не будет. Уверенности уже нет, что я женщина.
- А ты уже и не женщина, - поправила ее Дарья. - И одежда ваша не красивое платье, а наряд воительницы, символ борьбы и свободы. Это вам не лозунги толпы и письма протеста. Для нас, амазонок, важно не то, что происходит сейчас, а то, что будет завтра. А это зависит только от нас. Не имеем мы, девоньки, никакого права той погани, что управляет нами, уступать.
Никто Дарье не возражал, только Степанида поинтересовалась:
- А что делать с касками и бронежилетами?
- Примерять давайте. Они нам тоже когда-нибудь пригодятся.
Женщины с воодушевлением и смешками принялись подыскивать себе амуницию по размеру. Только Степанида копалась дольше всех.
- Черт, - ворчала она, - пытаясь убрать свою мощную грудь в тесный жилет, - ни одна зараза под жилет не убирается. Да и не одна я такая. Полина, смотрю, тоже мается. И кто ж такой узкий жилет придумал.
- Резиновый бюстгальтер купи, или прячь свои груди под мышку, - съязвила Груня.
- Да уж, их, паразиток, запрячешь, скорее рак на горе свистнет. Может, мне лучше без бронежилета обойтись. А? Можно, командир? - обратилась она с надеждой к Дарье.
- Можно, конечно, - улыбнулась в ответ Дарья, - но не желательно. Мало ли что может случиться. Вы бабы умные, смекалистые, найдете и на этот раз достойное решение.
Когда все успокоились и кое-как обрядились в жилеты, Дарья приказала надеть каски и маски для лица.
- Хочу посмотреть, - говорила она, - как вы выглядите. Уж очень хочется выйти из роли жертвы, получить славу и любовь народную. Ну, а погани всякой нужно обязательно мат поставить.
- Что ты нас, Дарья, воспитываешь? - возмутилась Антонина. - Не маленькие, сами понимаем. Не желаем мы жить, колени преклонив, и прогибаться ни перед кем не будем. Да и не одни мы такие - вся Россия во мгле. Всем же нам ясно, что мы хотим видеть другой нашу деревню. А то, что одни мы решили идти против власти, так это временно. Люди поймут свою мечту, в конце концов, и потянутся к ней. Иначе и жить незачем.
- Взгляд у вас, девки, должен быть строгим, - говорила Дарья, проходя вдоль строя деревенских амазонок и внимательно вглядываясь в их лица, скрытые масками. - Ну вроде все в порядке, можем изучать оружие. А пока небольшой перекур, все свободны.
Женщины уселись на траве, тихонько переговариваясь. Вдруг из кустов вынырнула дочь Зойки, Ольга. Увидев женщин, одетых в военную форму, она так и застыла на месте.
- Сюда Матвей Иванович идет, - еле смогла проговорить девчушка. - Я его опередила, чтобы вам об этом сообщить.
- Это что еще за штучки? - строго посмотрела Дарья на Зойку. - Объясни, что происходит? О таком мы вроде не договаривались.
Зойка, нисколечко не смутившись, ответила:
- Здрасьте, приехали. Не ты ли нас с дочкой в разведку назначила. Вот я и подумала, что в любом деле шухер нужен. Поэтому и поставила ее у дороги, которая к логову ведет, чтобы посматривала вокруг. Мало ли кому взбредет в голову направиться в нашу сторону. С дозором-то надежнее и спокойнее будет. Да и как ни крути, она тоже член нашей команды. Мала, правда, еще, но смекалистая. Вот я и права оказалась, сразу польза от нее вон какая.
Дарья в ответ улыбнулась и уже другим тоном сказала:
- Ладно, проехали. Молодое поколение нам тоже растить надо. А то, что про охрану забыли, - моя промашка. Впредь умнее буду. А тебе, Зойка, спасибо, что о всех нас подумала.
- А с Матвеем-то Ивановичем что делать? - напомнила Антонина.
Не задумываясь, Дарья приказала:
- Пойдешь вместе со Степанидой и Софьей навстречу ему. Наденьте маски и возьмите автоматы. Когда его встретите, действуйте по обстановке. Хоть в болоте утопите, но чтоб ноги его здесь не было.
- Ишь ты какая, - возмутилась Софья. - Своего топи в болоте, а мне мой в любом виде нужен.
- Да пошутила я, глупая, - успокоила ее Дарья. - Так, к слову пришлось. Но если бы на месте твоего Иваныча был мой мужик, которого, к сожалению, а может быть, к счастью, нет, то утопила бы точно. И только за то, что мы, бабы, делаем их мужское дело. Срамота одна. Жиром скоро все мужики заплывут, избалованные до предела. К сожалению, нами же. Такая уж наша бабья доля.
- Ну, царица, смотри, - доложила со смехом Антонина. - Академий мы с бабами не проходили, но шашкой махать можем. Ну, как насчет командировочных. Будут?
- И это говорят девки, - покачав головой, произнесла Дарья. - Идите, выполняйте задание, да в ловушку не попадите. Лесник против вас все же.
Женщины кивнули головами и через минуту скрылись за деревьями.
- А ты, голуба, - обратилась Дарья к Софье, - иди за нами и мужику своему на глаза не показывайся. Говорить с ним будет Антонина, а Степанида будет рядом , но сзади. Тебя он может и по фигуре, и по походке узнать, всю ведь жизнь прожила с ним в обнимку.
Вскоре женщины услышали шорох шагов идущего человека. А потом и его самого, с корзиной в руках, наполовину наполненной грибами. Антонина, не раздумывая, вышла из кустов навстречу идущему, а за ней и Степанида, и преградили мужчине дорогу, направив на него дула своих автоматов.
- Стоять, руки вверх, - громко произнесла Антонина. - Кто такой?
Матвей Иванович, увидев человека в форме, уронил от испуга корзину и поднял руки.
- Лесничий я местный, из деревни Кузьминки. Грибы в лесу собираю.
- Документы, - строго потребовала Антонина.
Мужчина достал из внутреннего кармана корочки и протянул их Антонине. Посмотрев, та вернула их хозяину:
- А вас, Матвей Иванович, разве не предупредили, что в этом лесу идет военная операция и местным жителям здесь в это время находиться запрещено.
- Нет, в первый раз об этом слышу.
- Ладно, разберемся с вашим начальством, а за безответственность накажем. Дожили, называется. Кругом бандиты снуют, высоковольтные башни ломаются от большого ветра... А кто лес раскорчевывать будет, топором орудовать? Не бабы же наши?! Я ясно выражаюсь, лесник?
- Ясно, конечно. Хватит нам ныть-то, пора и за ум браться. А то стоим как локомотив без угля. Разве это дело?
Не слушая мужика, Антонина приказала подруге:
- Капитан, проверь-ка его. Может, оружие есть.
- Какое оружие, братцы, - со страхом в голосе произнес мужчина. -Столовый нож только. Без ножа за грибами не ходят. Вот он, возьмите.
- Здесь запретная зона, мужик. Спецоперацию по поимке бандитов проводим. У нас здесь каждый на подозрении. А потому, хоть ты и лесник, а человек посторонний. Сматывай отсюда удочки, и чтоб тебя мы здесь больше не видели. Да, и язык держи за зубами, иначе в гости к тебе нагрянем и по заслугам накажем. Понял, о чем я толкую?
- Понял, конечно, как не понять. Ума пока не лишился, - сказав так, Матвей Иванович собрал рассыпавшиеся грибы в корзину и хотел уж было уйти, однако Степаниде пришла в голову блудливая мысль, и она решила подшутить над лесничим, тем более, что его супруга была рядом.
- Постой-ка, мужик, - остановила она Матвея Ивановича. - Нас, городских, любопытство заело. Поговаривают, что деревенские мужики верны своим бабам до гробовой доски. Правда это?
- Истинно так, голубчики мои. У нас в деревне одна баба на всю жизнь. Мы же здесь православные, крещеные, по божьим законам живем. Нам иначе нельзя. Кому нужны лишние обязательства-то?
- Ну а сам-то ты как? Неужели своей жене ни разу не изменял?
- Ну, если только иногда с Марьей из соседней деревни. Так это она сама хочет, а мне-то что, жалко, что ли?
- А где встречаетесь-то, если в деревне все на виду?
- Как где? У меня в лесном домике. Он за этим болотом стоит. Каждую пятницу Марья туда приходит. Лютая она на это дело баба, я вам скажу, аж дух захватывает.
- Жена-то об этом знает?
- Да куда ей? Она больше по хозяйству хлопочет, ей не до меня.
- Платят-то вам, лесникам, хоть прилично? - перевела разговор на другую тему Антонина.
Матвей Иванович назвал сумму, а потом добавил:
- Так это без приработков, разумеется, а с ними прилично получается.
- А заначку-тот где прячешь? В сапоге, поди, как и все?
- Зачем в сапоге? В лесном доме храню. Дома-то моя баба в любую щель залезет. От нее ничего не спрячешь.
- Смелый ты мужик, однако, - улыбнулась Антонина, довольная результатами расспросов. - А теперь чеши отсюда, куда глаза глядят. И чтоб в этом лесу мы тебя, подлеца, месяц не видели. Иначе подстрелить можем.
Когда Матвей Иванович скрылся из виду, бабы подошли к Софье и со смехом спросили:
- Ну что, подружка, довольна своей первой вылазкой? Права ведь поговорка-то: как волка ни корми, он все в лес глядит.
- Не вгоняйте меня в слезу, бабы. Мои ожидания оправдались. Теперь-то я уж точно покажу ему Кузькину мать. Откормила обалдуя на свою голову. Приготовлю я ему подарочек - век помнить будет. Я-то всегда думала, что семья - это крепость, это дом, в котором свои люди, готовые пожертвовать ради другого. А что получила? А ведь я ему верила, считала, что он всегда прав. Теперь-то я уж точно знаю, за что его благодарить. Столько лет с ним прожила и не подозревала, что все это время он жил с кукишем в кармане. Я ему покажу правду-матку!
- Да успокойся ты. Какой мужик к чужой бабе не лезет? Все они одинаковые. И не забивай гвоздь в собственное сердце, не разжигай конфликт-то. А то у нас все как получается: сначала бубен, потом барабан, а там и труба позовет, к другой бабе уйдет. А тебе это надо?
Софья стянула с головы маску, смахнула слезу, навернувшуюся на глаза, и спокойно произнесла:
- Ладно, бабы, разберусь я с ним. Вот никак я не пойму, почему мужики ведут-то себя так? Зажрались, что ли? Женщин вещью считают и думают, что они хозяева. Дудки, ничего у моего осла теперь не получится. Хорошо хоть что теперь знаю, в каком банке он деньги хранит. Ладно, бог с ним. Пошли к логову, заждались нас уже, наверное.
А в логове их действительно ждали. Услышав, как ловко разведчицы развели Матвея, бабы расхохотались.
- Ольгу опять надо на стреме на тропе поставить. Может, опять кто из ваших мужиков сюда забредет, - распорядилась, отсмеявшись, Дарья. - Ну, о пустяках хватит, давайте оружием займемся. У нас его вон сколько. Но - уговор - в людей не стрелять. Только в самом крайнем случае. Мы же не бандиты, мы освободители нашего края от всякой нечисти. Поводов к нашему делу у нас достаточно. Так что, бабоньки, вперед.
Первой к оружию потянулась Полина, а уж за ней и все остальные. Дарья тоже взяла в руки автомат.
- Вот эта штука - наше главное оружие.
- Стрелять из него будем? - спросила Груня.
- Только если нас к этому вынудят, - ответила Дарья. - Все, что касается устройства автомата, читайте инструкцию, там все подробно написано.
- А это что за штука, - спросила Прасковья, указывая на предмет, похожий на трубу.
- Это переносной зенитно-ракетный комплекс «Игла». Стреляют из него снарядом с плеча. Тяжеленная, скажу вам, штуковина. Пожалуй, под силу только Полине да Степаниде. Инструкцию от этого агрегата передаю им, - пояснила Дарья. - А вот эти штучки - светозвуковые гранаты. Убить ими нельзя, а вот оказать психологическое давление на противника вполне возможно. Есть у нас и шумовые гранаты. Издают они яркий свист и свет, чем и деморализуют противника. Еще у нас есть дымовые шашки, мины. Ну а про пистолеты вы все знаете. Их у нас шесть штук, есть даже с глушителем.
А теперь представьте себе, что все это оружие попало в руки бандитов. Соображаете, сколько мы жизней спасли тем, что вытащили его из тайника. А мы этим оружием будем бороться за свою свободу, за справедливость. Соответственно, и о дисциплине нам надо подумать. Мы же не секта какая-нибудь, а воинственное подразделение. Вот ты, Прасковья, что думаешь по этому поводу?
Прасковья растерялась немного от того, что ей первой задали столь важный вопрос, однако ответила:
- Если мы бабы, то и вид у нас должен быть соответствующим. Ну и уважать друг друга нужно, кому нужно помощь оказывать. В семье чтоб был порядок.
- А ты что скажешь, Софья?
- Верить нам всем надо друг другу, помогать кому потребуется. Многие же из нас в помощи нуждаются. И не надо нам быть стаей. Мнение каждой из нас ценить надо. Научиться жить по принципу: «Ты хороша, и я тоже, а вместе мы просто супер». При всех неблагоприятных перипетиях судьбы мы сообща должны находить выход. Ну и дела надо делать добрые, ложь искоренять, свет нести людям. Ведь если света нет, то и в головах тьма стелется.
- А у Антонины какое мнение по этому вопросу? - обратилась Дарья к еще одной женщине, стоящей в сторонке.
- Я со сказанным согласна. Вот только добавить хочу. Например, держать язык за зубами. Уважать друг друга, вести себя с достоинством, укреплять себя физически и гордиться своей организацией. Если всего этого не будет, то мы и не амазонки вовсе, а стадо баранов. Ведь конечная цель у нас - стать островом свободных людей, борющихся за новые формы жизни. Я так все это понимаю.
Дарья, слушая своих подруг, улыбалась, и чувство гордости за них не покидало ее ни на минуту. Ведь это были обычные русские крестьянки, которых за всю их трудную жизнь никто даже в бархатной перчатке по руке не погладил. Как это могло случиться, Дарья понять не могла. Может, все от того, что доверие к власти потеряно? Но ведь этого доверия, можно сказать, никогда и не было. А эти женщины торопятся дела добрые делать, хотя и не находят никакой поддержки от власти. Наоборот, власть их постоянно обманывает. То, о чем говорит и обещает, никогда не исполняет.
Почему они решили объединиться? Может, ныть надоело, решили за ум взяться? Свою вежливость как протест власти выставляют. Смехотворное противостояние какое-то. Обидно стало Дарье за баб, и она с болью в голосе начала говорить:
- Правильно вы все, мои хорошие, говорите. Только нам не островок свободных людей нужен, а целый континент, вся страна наша. Почему, спросите? Да потому, бабоньки, что нет уже в нашей стране уголка без погибших деревень, без слез матерей и стариков, униженных и оскорбленных. Поэтому нам надо набираться храбрости и отделываться от страха и трусости. Ведь только храбрым судьба помогает, а в трусливых душонках нет места для счастья. Цель-то ведь наша справедливая и благородная, а потому идти к ней надо, не останавливаясь, и не бросать камни во всякую лающую на тебя собаку. И запомните: трусы грызут друг друга, а храбрецы сражаются. В сердце амазонок трусости никогда не было, как и страха тоже, - завершила свою речь Дарья.
- Храброй-то хорошо быть, - откликнулась Верка. - А если силенок не хватит? Я ведь не гренадер какой-нибудь, как Степанида или Полина, которые своих мужиков по углам гоняют. У меня-то все наоборот получается. Как с этим-то быть? Одно скажу: я не трусливая и страху во мне ни на грош нет.
Бабы посмеялись на ее слова.
- Страху у тебя действительно нет, и гоняет тебя твой муж за дело, - заметила одна из них.
- Это почему же? - возмутилась Верка.
- Да потому, дурочка, что твой мужик давно за потолок рогами держится. Поэтому и жизнь у тебя такая полосатая: то грустишь, то радуешься, то радуешься, то грустишь. Пересмотри сценарий своей жизни, может, и поможет.
- Много ты понимаешь в нашей бабьей жизни, - огрызнулась Верка. - Муж-то от слова «может» происходит, а жена от слова «дружбина». Ну а если мужик не может, то жене-то дружить с кем-то надо. А то от тоски сдохнешь.
- Ну-ну, дружбина, шуткуй и дальше, только смотри, чтобы за твои проделки твой мужик тебя на свои рога не посадил. Капля-то камень точит.
Видя, что нарастает ссора между женщинами, Дарья громко их прервала:
- Все, бабы, хватит. Сами подали тему дальнейших занятий. Будем проверять нашу физическую подготовку и изучать тактику рукопашного боя. Чувствую, что некоторым из вас это особенно необходимо. В этом смысле амазонки всегда на высоте были, и нам отставать от них нельзя.
- С чего начнем? - задала вполне резонный вопрос Полина.
- Осваивать передвижение на местности по-пластунски.
- Может, я первой начну.
- Давай, начинай. Покажи всем пример, как это делается, - согласилась Дарья.
Женщины натянули веревку между деревьями, на расстоянии от земли сантиметров сорок. И Полина поползла, однако зацепилась задом за веревку. Бабы захихикали над незадачливой товаркой.
- Ты чего делаешь-то, голуба моя, - остановила ее Дарья. - Ты не по-пластунски ползешь, а в сексуальную позу встаешь. К земле надо задницу-то прижимать, а не выставлять ее напоказ. Любой снайпер из твоей задницы решето сделает. Ну а теперь посмотрим, как у Степаниды это получится.
Степанида подошла к веревке, нашла небольшую ложбинку в траве, и легко проскользнула по ней под веревкой.
- Вот, - заметила Дарья. - Учитесь, как надо это делать.
Все остальные довольно легко справились с заданием. Проблемы появились с подтягиванием. Несколько раз сумела подтянуться только Антонина. Все остальные с большим трудом по одному разу. И уж совсем ничего не смогли сделать Верка и Полина. Последняя вообще сломала сук, на котором все тренировались, и с грохотом рухнула на землю. Но даже никто при этом не засмеялся, потому что все уже устали.
- Ладно, - успокоительно сказала Дарья, - последнее для вас испытание. Отжиматься будем, - и показала, как это надо делать.
С этим упражнением женщины справились легко, лишь с Полиной опять случился казус.
- На коленках-то не стой, - заметила ей Дарья, - тело параллельно земле держи, тогда все получится.
- Да, неуклюжая я, толстая к тому же, - с грустью произнесла Полина, - хоть застрели, но не виновата я.
- Лиха беда начало, - успокоила ее Дарья, ласково потрепав по плечу. - Все мы здесь одинаковые, недоношенные. Что мы в жизни-то имели? Мужика непутевого, огород с подворьем, коровник загаженный. О себе-то и подумать-то некогда было. Сейчас все по-другому. Приведем себя в порядок, от страха и трусости избавимся, окрепнем физически. И все это в наших силах. Самая скорая помощь для нас - это мы сами. начнем с малого, а там бог поможет. Не унывайте, все у нас сладится, все сбудется. Урок мы с вами получили, на ус намотали, продолжать занятие будем.
Оружие к нам в руки попало не случайно, по божьей воле, значит. С этой минуты физической подготовкой будете заниматься самостоятельно. И неважно где: дома, в огороде, в лесу, на речке, в поле - где угодно, но физически нам подтянуться надо. Теперь мы не доярки, полеводки простые, а воины Господни. А это ко многому обязывает. И не ныть! Нет крепостей, которые бы амазонки не брали. Через недельку соберемся здесь снова и посмотрим, чего мы достигли. А теперь новое для нас задание. Будем изучать тактику и приемы рукопашного боя.
- А это-то нам зачем? - поинтересовалась Софья.
- Да хотя бы затем, чтобы тебе твой муж синяк под глаз не поставил. Самооборона еще никому не вредила. Мало ли что в нашей бабьей жизни бывает.
- И Полине со Степанидой этим придется заниматься? Они ведь и так, без всяких правил, кого хочешь уложат.
- И им это тоже делать придется. В тактике и принципах рукопашного боя много тонкостей, о которых обычный человек ничего не знает. Вы же должны быть готовыми ко всему, иначе потерпите поражение. А Полине со Степанидой это особенно надо, ибо в рукопашном бою важна не столько сила, сколько ловкость, изворотливость, маневренность тела. При их тучных фигурах достичь этого не так-то просто.
Теперь по делу. О тактической схеме и принципах рукопашного боя я вам рассказывать не буду. А вот несколько приемов разучим. Первый - болевой, с заведением руки противника за спину. Ну, кто будет моим партнером?
Вызвалась Софья.
- Тогда становись напротив меня и запоминай движения. С выпадом левой ноги влево вперед я пропускаю левую руку между твоим предплечьем и бедром, а правой захватываю твою одежду или локоть на правой руке. Затем наношу удар ногой в пах и сильным рывком правой руки тяну тебя на себя вниз, выводя из равновесия. После этого завожу твою руку за спину. Далее сгибаю твою руку, быстрым движением предплечье захваченной руки в локтевой сгиб левой руки, ставлю левую ногу сверху твоей правой ноги и захватываю правой рукой за плечо или волосы, или предплечьем за шею спереди и провожу болевой прием. Ну, поняла? - спросила Дарья. - Ну раз так, тогда попробуй сделать то же самое со мной. Главное, Софья, чтобы мышцы у тебя были расслаблены и никаких посторонних мыслей и сомнений. Начали!
Софья расслабилась, заняла удобное положение напротив своей соперницы и точно сделала все так, как рассказала ей Дарья.
- Молодец, выше всяких похвал, - одобрила ее действия Дарья. - А теперь проведем бросок с передней подножкой. Ну, кто теперь будет моим партнером?
И снова отозвалась Софья.
- Немноговато ли для начала? Может, передохнешь?
- Я в настроении, справлюсь.
- Поняла. Ну, следи за моими действиями и запоминай. Левой рукой я захватываю твою одежду под локтем правой руки, своей правой - за отворот одежды на груди. Поворачиваясь затем влево, спиной к тебе, левую ногу ставлю на одну линию с твоими ногами, правой перекрываю твои ноги, при этом вес своего тела переношу на полусогнутую левую ногу и провожу бросок. Все понятно?
- Без проблем.
- Ну, тогда вперед, и давай быстро.
Софья и в этот раз сделала все очень четко.
- Глаза у тебя светлые, подружка, молодец, - похвалила ее Дарья. - А вот сдается мне, что ты что-то задумала. Потому как спешишь. Куда, хотелось бы знать?
- Никуда, наверное, я так от страха избавляюсь.
- Уж больно все хорошо у тебя получается. Ладно, это твое дело. Не надорвись только. А теперь изучаем удушающий прием, - вернулась снова к занятиям Дарья. - Давайте, кто из вас будет моим партнером.
И опять Софья выступила вперед. Дарья посмотрела на нее с удивлением:
- Смелая ты баба, Софья. Словно программируешь свои поступки. Имей в виду, что ситуация может измениться, и программу придется менять. Ну ладно, оставим лирику, становись ко мне спиной, прием показывать буду.
- Смотрите, бабы, что я с ней буду делать, - продолжала обучение Дарья. И она, как в замедленной съемке, показала очередной прием. Бабы только головами качали в восхищении. Однако Софья и на этот раз все повторила верно, причем в темпе. А после уселась на траву и разрыдалась, выкрикивая сквозь слезы:
- Придушу я его, паразита. Что я ему плохого сделала? Ведь жили душа в душу, деток растили, все же хорошо было. А ему все неймется. Ни за что не прощу. Вот возьму и найду себе тоже кого-нибудь.
- Кого ты в нашей округе найдешь-то, дурочка? - ласково пожурила ее подруга. - Кругом одни скоморохи с дудами да пьяницы. Настоящее-то крестьянское дело мужики наши давно забыли. Кроме насмешек, они уже ничего не вызывают. Юродивые какие-то. Шило на мыло, смотри, не поменяй. Сама, что ли, этого не видишь, вроде баба умная. А теперь, бабоньки, - обратилась Дарья к остальным своим товаркам, работайте сами в парах. Отрабатывайте приемы. Иначе вас противник затопчет.
Усевшись в сторонке, Дарья наблюдала за парами в процессе освоения приемов. У кого-то получалось неплохо, кто-то беспорядочно топтался на месте, не соображая, как половчее прихватить своего противника. Дарье приходилось показывать снова и снова, пока все более-менее не овладели техникой. Когда все уже изрядно притомились, она предложила Антонине провести короткую политинформацию. Антонина достала из лифчика какие-то бумажки и стала докладывать:
- Расстрою я вас, бабы, своей информацией. Говорю так потому, что на душе тошно. Мы же великая и богатая страна. Все у нас есть: и нефть, и газ, алмазы, золото, лес. И народ наш грамотный, талантливый, трудолюбивый. А что же мы имеем за последние годы? Кроме позора, ничего. Кругом убийства, грабежи, мошенничество, нищета и бесправие. Власть дает реальный доступ к обогащению людей нечестных, забывая о нас, нищих. И это в одной из самых богатых стран мира. И все оттого, что власть посмела игнорировать волю народа, а чиновничье тщеславие не знает границ. Не знаю, как вы, а лично я невысокого мнения об умственных способностях власти. Наверное, ни у кого из вас нет сомнений в том, что наша судьба зависит от нас самих. А та идея и те ценности, которые мы с вами беремся отстаивать, дорогого стоят.
- Ну что ж, все ты правильно сказала, Антонина, - подытожила Дарья. - Думаю, что на сегодня хватит. Через день-два соберемся у меня дома. Будем разрабатывать план первой операции. А теперь давайте-ка по домам. Тропинку к логову надо скрыть, иначе непрошеные гости его найти могут.
Разобравшись по парам-тройкам, женщины исчезли в лесу.
Часть седьмая. Первое дело
Вечерело, солнце клонилось к закату, однако жара не спадала. Духота, как подушкой, накрыла деревню. В душном деревенском мареве висела тишина.
Прихватив с собой полотенце, Дарья направилась к речке искупаться. На мостках, откуда обычно ныряли в воду местные, никого в этот час не было. Лишь поодаль резвилась в воде детвора. Раздевшись, женщина с размаху нырнула в воду. Тело почувствовало холодок от речной воды. Дарья с удовольствием доплыла до середины реки. Повернувшись на спину, она застыла на водной глади, глядя в чистое голубое небо. «Благодать-то какая», - произнесла вслух разомлевшая женщина.
- Как водичка-то, Дарья? - услышала она чей-то голос на берегу. Повернув лицо в сторону берега, Дарья увидела Софью, которая пришла полоскать белье на речку.
- Тепленькая. Залезай в воду, разгони кровь, сразу молодкой себя почувствуешь. - крикнула она Софье и, повернувшись, поплыла в сторону берега. - Живая. Значит, удушение блудного мужа не состоялось, - сказала Дарья Софье, выбравшись на берег.
- Мы же с ним, как два дерева, давно в одно срослись, - ответила, смутившись, Софья. - А он своими признаниями прямо на изнанку меня вывернул. Убить его готова была.
- Ну а сейчас-то остыла небось немного. А если есть сомнения, проверь. Ради профилактики устрой ему порку по пятницам, - Дарья отжимала мокрые волосы и улыбалась, глядя на растерянную Софью. Повернувшись к солнцу, Дарья застыла, прикрыв глаза. По крепкому загорелому телу капельками стекала вода.
- Красивая ты баба, Дарья - почти с завистью произнесла Софья. - Ну и дурак твой муж был, не сумел оценить такую красоту. И чего он от тебя сбежал?
- Не сбежал, а пулей летел. Ему нужна была карьера, а мне - любовь. Ресурсы-то его личные были ограничены, вот он и хотел использовать меня как таран для исполнения своих замыслов, забыв, что у меня есть свои честь и достоинство. Разве это надежный мужик был? Поэтому-то я и решила, голубушка, что уж лучше одной быть, чем себя потерять. У каждой из нас, как видишь, своя осень в жизни.
- А все же ты хороша, шельма, - восхищенно произнесла Софья, поглядывая на Дарью. - Куражу у тебя через край. Почему же одна-то ты? Мужиков, что ли, вокруг для тебя нет?
- Есть, конечно, но нет тех, кого я могла бы в свою веру обратить. Красота, она, конечно, привлекает внимание, но для каждой женщины должен быть свой мужчина. И не тот, который пришел, увидел, наследил, а который проявлял бы интерес к тебе, чтобы жизнь с ним была в самом деле жизнью. Ты думаешь, мне мужика не хочется? Хочется. Но я хочу умного, заботливого, особенно по четвергам.
- Почему по четвергам-то?
- В этот день я баню топлю. Нужно же кому-то мне спинку потереть, - засмеялась Дарья. - Да шучу я. Нет пока такого мужика и, очевидно, не предвидится. Луна для меня, что ли, все время не в той фазе? Я ведь такая же, как и все остальные бабы, однако же мне больше всех в этом деле не везет. Может быть потому, что живу по принципу: «Лучше с умным потерять, чем с дураком найти». Может, божественное возмездие на меня нашло?
- Меньше думай об этом, а то и свихнуться недолго. Свят, свят, свят, - перекрестилась Софья. - В себе разберись, подумай, ведь годы-то наши летят. Можно и не заметить, как состаришься. Во всех мужиках есть красота и доброта, надо только ее увидеть. Сама этого не можешь - у бога попроси, он поможет. Все же видят, что к тебе мужики тянутся.
- Не преувеличивай мои скромные способности, подружка, - осадила ее Дарья. - Ведь то, что было со мной, забыть трудно. А те, кто ко мне тянется, как ты говоришь, всякие ласковые слова плетут, а о любви никогда не говорят. Прохвосты все они, одним словом. А своей репутацией я торговать не собираюсь. Вот, к примеру, тебя взять. Кто не знает то, что ты своему мужику, когда он в лесу или пьяный, с азартом шлифуешь рожки. Так ведь?
- Ничто человеческое мне не чуждо, - с вызовом, ничуть не смутившись, ответила Софья. – Я-то живу по принципу, что жизнь дается один раз, вот и радуйся, что жив. А я своего боюсь, как черт ладана. Рубцов от него и на сердце, и на душе предостаточно. Вот и есть у меня человек, с которым я как цветок распускаюсь. Кругом все гниет, а у меня сердце поет, душа ликует. Разве от такого откажешься?
- И откуда в нашем болоте такое золото выискалось? - с сарказмом произнесла Дарья. - Ну и бабы пошли, прямо, как машина: не углядел - увели. А ведь это подрывает ценности нашей жизни. Такие поступки, как правило, без последствий не бывают.
- Да думала я об этом, - оправдывалась Софья.
- Думать - не соображать, милая, - отрезала Дарья. - Или уже ничего изменить нельзя?
- Лучше радикулит перенести, чем с тобой спорить, - в сердцах сказала Софья. - Им, значит, все дозволено, а нам нет?
- Теперь понятно, почему самая ревнивая жена та, которая сама много изменяет. Видимо, потому, что сама знает, как это делать.
- Женщина и сильна тем, что знает, куда лучше ударить, - парировала Софья. - Женщина всегда должна быть выше. Не все из нас мечтают о готовке борща. Есть и такие, у которых изнутри пробивается дьявольская сила. Попробуй ее удержи.
- Ну и кто же у нас любовник, если не секрет, конечно? - поинтересовалась Дарья у подруги.
- Дачник он, Корней Иванович. Рядом с нашим его дом стоит. Одинокий, к тому же.
- Так он же старше тебя намного. Как же вы ладите-то?
- Возраст значения не имеет. Желание-то у всех одно, только подходы разные. Как увижу его, меня как на волне несет.
- А как же вы познакомились, и как первый раз все произошло? - любопытничала Дарья.
- Зашла я как-то к нему по делу, уж и не вспомню, зачем. А он смотрит на меня и улыбается. А потом взял и поцеловал меня. Так что я и забыла, зачем пришла. Одно только помню: довел меня до полного удовлетворения. Так потом все и закрутилось. И до сих пор все хорошо. Вот бы только ему чуть-чуть увеличить... - мечтательно произнесла Софья.
- Что увеличить-то? - не поняла Дарья.
- Пенсию, конечно. А ты что подумала? - прыснула смехом Софья.
- И я о том же, - не растерялась Дарья. - Кстати, пятница завтра. Ну как, будешь своего донжуана с поличным ловить?
- Обязательно. Я же жена его и должна иметь свой голос.
- Голос-то свой ты имеешь, конечно, но и мозгами пораскинь. Бойню еще устроишь сгоряча, все наши карты раскроешь. Лучше прикуси пока язычок и сиди дома. С этим делом мы и без тебя разберемся. Не переживай, мы его так пуганем, что о других бабах и думать забудет.
В пятницу у логова собрались четверо: Дарья, Степанида, Антонина и Верка. Именно Верка знала в лицо загадочную Марью, с которой тайком встречался муж Софьи. Переодевшись в спецформу, женщины по известной им тропинке через болото двинулись к домику лесника. Из сторожки через полуоткрытую дверь раздавался женский смех, которому вторил мужской голос.
- Может, шуганем, и тем самым прекратим половое сближение, - предложила Верка.
Дарья отрицательно покачала головой.
- Не надо, не будем отвлекать мужика от любимого дела. А может, у них любовь? Да и ты не дева Мария, а я не Иисус Христос, чтобы их судить. Время само определит их дальнейшую судьбу.
Через каких-нибудь полчаса на крылечко вышел хозяин сторожки. Мужчина был в одних трусах, по его лицу блуждала довольная улыбка. Мужик сыто жмурился на солнце, ну прямо как мартовский кот. И вдруг заметил четыре пары глаз, наблюдающих за ним сквозь прорезь масок. Мужчина испуганно присел и пролепетал:
- Мы уборку тут делаем, сейчас закончим и уйдем.
На звук его голоса из домика вышла полуодетая женщина. Весь ее вид не оставлял сомнений в том, какой уборкой они тут занимались.
- Мы из федеральной службы безопасности, - строгим голосом сквозь маску произнесла Антонина, - С лесником Матвеем Ивановичем мы уже знакомы. А вы кто такая, дамочка?
- Я Мария Михайловна Сорокина. На центральной усадьбе живу. А Матвей Иванович - отец моего сына, - залепетала оправдательно женщина. - Здесь мы иногда встречаемся с ним. Что в этом плохого?
- А почему встречаетесь здесь? Что, вместе не живете, что ли? Он же отец твоего сына.
- Семья у него. А разбивать ее я не хочу. Мы с ним давно любим друг друга. Но так уж сложилось, что он в семье живет, а я одна век коротаю. А мне ребенок нужен только от него. Мы же любим друг друга.
- Сохнешь по нему, что ли? - продолжала строгий допрос Антонина.
- Сохну, еще как сохну, - согласно закивала головой женщина.
- Пусть так и будет. Один вопрос еще, дамочка: он тебе сына растить хоть помогает?
- Помогает, очень хорошо помогает, - затараторила растерявшаяся Мария Михайловна. - По хозяйству, правда, помочь не может, а деньгами обязательно.
- Вот что, лесник, - обратилась теперь Антонина к топтавшемуся на крыльце мужику, - предупреждение наше остается в силе. Появишься здесь в течение месяца, неприятностей тебе не избежать. Другого предупреждения не будет. А теперь забирай свою дамочку, и чтоб ноги вашей здесь не было сию же минуту. Да и язык свой в деревне не ломай, а то не ровен час - отвалится. Понял, о чем я говорю?
- Понял, как не понять? Мы сейчас, мигом, через секунду здесь нас не будет.
Когда любовники скрылись за деревьями, Дарья спросила у своей команды:
- Что, бабы, делать будем? О похождениях мужа своего Софья узнала прошлый раз, а вот о сыночке от другой бабы не знает. Будем ей об этом сообщать или промолчим?
- Ты в своем уме, Дарья? - возмутилась Верка. - Разве можно ей такое говорить? Она ведь или с собой покончит, или муженька своего прибьет.
- Может быть, нам новость как-нибудь пожиже развести? - встряла в разговор Степанида. - Чтобы ее с ног такой шоковый удар не снес.
- Все, бабы, - резюмировала, поразмыслив, Дарья, - мы здесь ничего не видели и не слышали. Мужик в домике убирал и вокруг него. А больше никого и ничего не было. Да и любовница у него совестливая, не вертихвостка какая-нибудь. Все ясно?
- Царская воля для нас закон, - произнесла Антонина улыбаясь. - С этим-то ясно, а когда к настоящему делу приступать будем?
- Завтра соберем штаб и этот вопрос обсудим. Прошу всех присутствовать. А теперь по домам без шума и гама. Давайте из леса выходить по одной. Да хранит вас Господь.
На следующий день, к вечеру, все посвященные в амазонки сидели в доме своего предводителя: кто на стульях, а кто и на скамейке.
- Ну что ж, - твердо сказала Дарья, осматривая внимательно своих подданных, - нас хоть и мало, но зато мы вместе. И собрались мы не просто так. Это божий промысел, так судьба распорядилась. И запомните: здесь мы все равны. Встали мы все в один строй лишь потому, что все понимаем, что деревня гибнет, а без деревни нет жизни на нашей земле.
- Чего огородами-то ходить, милая? - прервала Дарью Прасковья. - Нам на самих себя надо надеяться. Ведь ни президенты, ни губернаторы, ни мэры всякие разные изменить нашу жизнь не могут. Им же не привьешь любовь к делу, которого они не знают. И не дождемся мы никогда, чтобы нашу беду исправил кто-то другой. Мы всю жизнь только и делали, что боролись: то за построение коммунизма, то за перестройку. Вот только строим, получается, все на песке, а потом на нем же и перестраиваем. Строим, строим и собираемся строить, а жизнь наша почему-то не состоялась? А? почему? Да потому, что только и делали, что долг выполняли. А долг не выполнять надо, а платить за него. Только вот долг-то не наш, а платим почему-то мы, - горько закончила Прасковья.
- Умная ты у нас баба, Прасковья, - похвалила ее Дарья. - Где ты только книжек таких начиталась? Позвольте тогда и мне сказать свое бунтарское слово. Мы тут все обсуждаем да обсуждаем, а нам же сражаться надо. И чем быстрей, тем лучше.
- Быстро, дорогуша, только кошки, сама знаешь, что делают, - встряла в разговор Степанида. - А где в нашем деле любовь?! Где? я вас спрашиваю? Без любви-то ведь ни одно дело не делается. Об этом забывать не надо. А мы ведь не просто бабы, мы - амазонки. Кстати, Дарья, в твоих книгах об амазонках про их любовь что-нибудь сказано?
- Что касается амазонок, это же были такие же бабы, как и мы. Мудрости, силы и боевого духа у них, правда, было больше, а в любви они так же, как и мы, нуждались. Но знали предел во всем, в том числе и в любви. Такими были наши предки, Степанида.
- Да, - задумчиво произнесла женщина, - красота - это мощное оружие, а любовь - бесценна. Ты вот так все красиво рассказываешь, а сама-то почему без любви живешь? Почему замуж не выходишь, или тебя устраивает положение неприступной крепости? Ты же у нас вон какая красавица...
- Да кому нужна деревенщина-то? Мало того что с виду такая, так еще и одеваюсь как сапог, - хитро улыбнулась Дарья.
- Хитрющая сукина дочь, ай-яй-яй, - поцокала языком Полина. - Понимает, что врет, а даже не краснеет. Может, уже что-то в заначке имеешь?
Дарья улыбнулась и сказала:
- Сон мне давеча приснился, да такой - аж дух захватывает.
- Что за сон-то, расскажи, - нетерпеливо перебил Дарью кто-то из сидящих.
- Эх, бабы, слушайте. Плывет якобы по нашей реке яхта с алыми парусами. Пристает она к нашему берегу, а с нее сходит красавец мужчина, в моем, кстати, вкусе, и спрашивает детвору: где здесь, ребята, Дарья Николаевна Соболева живет? Ведут его ребята к моему дому, а у меня сердце, как у влюбленной, колотится. А я в платье будто бы подвенечном и фатой глаза прикрываю. Взяла я его за руку и в дом свой веду. А на столе яства и вина всякие, да и постель пуховая.
- Да знаем мы про это, - опять нетерпеливо произнес тот же голос. - Только у тебя все по-другому: стол, правда, был, но на нем не яства, а автоматы Калашникова да шумовые гранаты. А на постели пуховой форма спецназовская. Улыбнулся твой гость в твои очи ясные и говорит: «Руки за спину, красавица!» И ждет тебя дорога дальняя да казенный дом в краях далеких и холодных.
- Дура, - обиженно произнесла Дарья, - сон же это был, а не выдумка. А то, что благодарности мы от власти не получим, так это точно. Не знаем, что от властей наших еще ждать? Все думают о путях оживления стоячего болота нашей жизни, а деньги вкладывают в бордель, а не в образование. Неужели же не видно, что кругом одни паханы, воры в законе и отцы крестные. Раковая опухоль, а не система, - махнула рукой в досаде Дарья. - А теперь, бабы, давайте по делу. Для нас все только начинается. Докладывай, Полина, какие у вас предложения?
- Мы с бабами так решили: кто первый начал, тот первым и ответственность нести должен. Я о пацанах Зинкиных говорю. Судя по всему, они по уши в дерьме. А по мне так это полное гнилье.
Полину поддержала Зойка:
- Да эти паршивцы образ человеческий потеряли. Дома грабили, над бабкой Агафьей надругались, несовершеннолетнюю девочку изнасиловали, детвору наркотой травят. Это ж нелюди, и терпеть их пакости больше нет сил. Никакой ответственности они не признают. Словно весь мир только для них и существует.
- От таких и наша жизнь сокращается, - внесла свою лепту в мрачную картину деревенского беспредела Верка. - Для них все их поступки - это подвиг, для нас - преступление. Они же ничего не признают, кроме правды силы. Велико ли, мало ли зло, но его надо искоренять.
- Да и чего тут обсуждать-то? - вставила свое слово и Груня, больше молчавшая при народе. - Они же своим родителям подражают. Гидра-то ведь родит только гидру. А бешеные деньги этим детям силы придают и храбрости прибавляют. А своих поступков даже и не стыдятся, мерзавцы.
- О каких детях речь, дурочка? - возразила ей Софья. - Здесь нет детей, здесь только подонки, которые развратом наслаждаются. Им только слабинку дашь - раздавят. А с деньгами они силу свою чувствуют - не горят и не тонут.
- Конечно, пора очистить нашу деревню от погани, - подвела итог дебатам Дарья, - это всем ясно. Но помните: если око за око, то весь мир ослепнет. А одна из заповедей закона божьего гласит: «Не убий!». Как бы и нам искушению не поддаться. Давайте составим план действий. Кто какие мысли имеет в этом отношении?
С места поднялась Степанида. Подойдя к Полине, она решительно заявила:
- Мы на штабе подумали и решили: будем посвящать эту скотину в мужиков.
- Как это? - изумилась Дарья.
- Да просто все. Пусть они сделают сами с собой то, что они с Ольгой сотворили. Причем под наши дружественные аплодисменты и под блеск фотокамер.
- Педиков, что ли, из них хотите сделать?
- Именно так, ваше царское величество. Перед этим постращаем, конечно, и, уверяем, они на это пойдут по доброй воле.
- Ну и где вы эту экзекуцию проводить будете?
- Охотники обычно говорят, что вола надо ждать у водопоя. Ну а наших мальчиков на месте преступления. Их туда Ольга приведет. Возьмет корзиночку, наденет красную шапочку, поднимет юбочку и пойдет за ягодами в сторону картофелехранилища. И все это на глазах своих обидчиков. Я лично не сомневаюсь, что эти подонки захотят повторить свои подвиги. Двинутся они на своей машине за юбочкой, а мы их там уже ждать будем. А Ольга в лес свернет у хранилища.
- А почему так-то решили? - спросила Дарья.
- Правильно штаб все придумал, - резко выкрикнула Зойка, больше всех заинтересованная в отместке своим обидчикам, - так и действовать надо. Может, конечно, кто и против. Тогда высказывайте свой план.
Противников не оказалось, и решение было принято.
На следующий день рано утром к Дарье зашла Антонина и сообщила, что объект их охоты возится с машиной, и предложила начать операцию прямо сегодня. Дарья с ней согласилась и велела собираться всем, за исключением Зойки. Потому что та своим горячим нравом могла испортить всю операцию. Хотя ее понять можно, ведь обидели ее ребенка. Решено было всем отправляться к логову, там переодеться, достать оружие и идти тогда уж к картофелехранилищу.
- А ты возьми с собой фотоаппарат и голубую краску, - наказала Антонина Дарье.
- А краска-то тебе зачем? - не поняла та.
- Пейзаж по Левитану распишем на их интересном месте, чтоб форма содержанию соответствовала.
- Твоя идея?
- Моя. А что? Нечего с ними нянчиться. Думаю, после этого у них навсегда отпадет охота с девками общаться. А так сколько еще девчонок пострадать могло? Глядишь, мы им здоровье и психику сохраним, а то и жизнь, - подытожила Антонина.
- Ладно, делайте что хотите, - согласилась с нею Дарья. - Только это как-то на садизм больше смахивает.
- Да ты не переживай, - успокоила ее Антонина. - Все хорошо будет. А от этих малолетних подонков вся деревня уже стонет.
Операция началась через два часа. Из дома вышла Ольга и, как и было задумано, направилась в сторону леса с корзинкой в руках. Парни, возившиеся у машины, сразу заприметили ее и переглянулись. Как только Ольга прошла и свернула на зимнюю дорогу, они уселись в машину и двинулись следом. Парни почти нагнали ее, и девочка резко свернула в лес. Остановив машину, пацаны бросились следом за ней. За хранилищем в это время сидели Дарья и Антонина.
- Ну, вот и наше время пришло действовать, - тихо произнесла Дарья и поспешила на выручку Ольге. Следом двинулась и ее подруга. А та мчалась, не разбирая дороги, сердечко ее билось от страха, потому что она не чувствовала обещанной помощи. Парни уже почти догнали ее, как вдруг перед ними выросли фигуры в камуфляже с автоматами наперевес, которые тут же взяли их в кольцо. Вскоре к окружению присоединились и Дарья с Антониной.
- Что здесь происходит, капитан? - громко спросила последняя у Степаниды.
- Да вот эти два огольца девчушку хотели изнасиловать, а мы помешали. Что нам делать-то с ними?
- Сколько тебе лет-то, милая? - ласково спросила Антонина девочку.
- Двенадцать, - сквозь слезы ответила та.
- А сама откуда? Как в лесу-то оказалась?
- Из Кузьминок я, - ответила зареванная девочка, - в лес пошла за ягодами, а они, видимо, за мной увязались. Они уже однажды надругались надо мной.
- А вы кто такие? - строго обратилась Антонина к пацанам.
- Мы тоже из Кузьминок, дачники.
- Родители имеются или как? - продолжала допрос Антонина.
- Отец есть, матери нет, мачеха у нас.
- Ну и где они сейчас?
- Дома, где же еще? Пьют, наверное.
- А где отец работает?
- Не знаем. Вроде не работает сейчас, - ответили оробевшие парни.
- На что же тогда вы живете?
- А нам приносят?
- И много приносят?
- Достаточно. На жизнь хватает, - похвастались парни.
- Вор в законе, значит, ваш папаша. Дань с предпринимателей собирает. Что делать-то с ними будем, капитан?
- Приказ знаешь, мы здесь не на прогулке. Девочка пусть домой идет. Надо ей сказать, чтоб держала язык за зубами, нам огласки только не хватало. А с этими парнями отдельно поговорим, - кивнула в сторону парней Степанида.
Услышав такие слова, один из парней попытался проскользнуть между фигурами в форме и сбежать. Но его прихватила за шиворот Полина и отвесила такую оплеуху, что подобное намерение пропало сразу у обоих.
- Выверни-ка их карманы, сержант, - обратилась Антонина к Верке. - Посмотрим, чем они балуются.
Парни, не дожидаясь, сами вывернули карманы. На землю посыпались деньги, пара складных ножей и какие-то пакетики. Антонина подняла один из них, вскрыла и понюхала.
- Похоже на наркотики. Где вы их берете-то, сукины дети?
- У цыгана на хуторе.
- Уж не у того ли, чью дочь посадили вместе с начальником отдела по борьбе с наркоманией?
- У него.
- Не успокоился, значит, барон цыганский. Смертью торговать продолжает паршивец. Ну ничего, мы и до него доберемся. А с этими-то все-таки что делать?
- Я же сказал, - вступила в разговор Степанида, - что был приказ - без свидетелей. Утопим в болоте и концы в воду.
- Шуму будет много. Да еще и родители искать начнут. Народ, милицию подключат, - размышляла вслух переодетая женщина. - Тогда и родителей их ликвидировать придется, чтобы не искали. Хотя для нас это дело плевое.
Парни, слушавшие разговор, не на шутку перепугались и взмолились о пощаде:
- Простите нас, мы больше не будем, - ныли они в один голос.
- А о девочке вы думали? Как ей жить-то после такого позора? К тому же, вы наркоманы, может, вам и жить-то осталось с гулькин хрен. А о прощении вы просите, потому что испугались. А страх постоянный спутник неправды. Веры вам поэтому никакой нет, голубчики. Раздевайтесь-ка догола и восхвалите бога, что здесь порядочные люди, а не ваши мамаша с папашей, на которых пробы негде ставить. Ну, чего ждете, догола, я сказал, - прикрикнула на замешкавшихся пацанов Антонина.
Парни послушно разделись, прикрыв руками причинное место. Антонина вытащила из кармана ножницы и, протянув их Верке, торжественно произнесла:
- Отрежь-ка им, сержант, мужское хозяйство. Больше оно никому, кроме собак, не пригодится. За все надо платить, мальчики, вот так-то.
Парни встали на колени, заливаясь слезами.
- Не делайте этого с нами, - говорили со слезами на глазах они. - Мы сделаем все, что вы скажете. Только не убивайте нас. И молчать мы будем, честно говорим.
У Дарьи, наблюдавшей всю картину со стороны, невольно навернулись на глаза слезы, и она отошла в сторонку. Полина, видя, что спектакль затянулся, сама приняла решение. Подойдя к мальчишкам, она приподняла их лица за подбородки и, глядя строго в глаза малолетних преступников, произнесла:
- Жалко вас, паршивцы, но нам нужна гарантия вашим словам. Сделаете сейчас сами друг с другом то, что проделали с девочкой. Вам же за это, да плюс наркота, может и пожизненное светить, а вы о пощаде лопочете. Делайте то, что вам говорят, а то вас вместе с вашим хозяйством в болоте утопим. А для гарантии весь этот аморальный спектакль мы на фото зафиксируем. И если вдруг вы разболтаете, что кого-то в лесу встретили, ваши фотографии эти будут висеть как плакаты по всей дороге от Кузьминок до города.
Пока парни упражнялись друг с другом, бабы снимали весь спектакль на фото.
- Фотографии-то прислать? - поинтересовалась с издевкой Антонина.
Парни с ужасом смотрели на нее.
- Ладно, - успокоила она оконфуженных пацанов, что обещал, то сдержу. Но это еще не все. Теперь берите кисти и краску, и разрисуйте друг другу задницы, чтобы издалека было видно, какого вы направления. Свобода вам дорого встанет, голубчики.
Парням пришлось выполнить и этот приказ.
- Что дальше-то будем делать? - спросила сквозь маску Антонина.
- Пусть эти недоноски улепетывают отсюда, пока мы не передумали, - произнесла Полина.
Парням не надо было повторять дважды. Подхватив штаны в охапку, они рванули в лес, забыв про машину.
- Пока эти выродки в город не уехали, - кивнула вслед скрывшимся парням Полина, - надо бы цыгана навестить. А они нам в этом помогут.
- Чем помогут-то? - поинтересовалась Антонина.
- Пойдут к нему за очередной дозой и скажут, что есть покупатель еще, который оптом может взять. За углом, мол, ждет, в их машине сидит, поторговаться хочет. Там мы его и возьмем с поличным.
Дарья, не говоря ни слова, лишь покачала головой, давая понять, что этого нельзя делать. Антонина об этом сразу догадалась и возразила Полине:
- Нет, мы этого делать не будем. Пацанов подведем. Это ж мафия, их сразу возьмут в оборот как наводчиков. Тогда им болота точно не избежать. Сами без их помощи с бароном разберемся, когда основное дело закончим. Мы же парням слово дали офицерское, должны его сдержать. А нам еще с бандой предстоит воевать, и с властью. Там все покруче будет, - продолжала Антонина. - Тех раком не поставишь, в отличие от парнишек этих. Пожалуй, пора нам к людям выходить и говорить с ними. Властный-то пресс еще силен, и он всех давит.
- Кстати, как у нас с этим, Антонина? - спросила Дарья, стягивая с головы маску.
- Говорила я с бабами на центральной усадьбе, большинство нашу идею поддерживают и готовы помогать. Карты я, конечно, не раскрывала, все намеками. Но уже есть такие, которых сразу можно записать в амазонки.
- Ну и славненько. А теперь будем готовить новую операцию. Только не затягивая. А сейчас давайте-ка все по домам, и будьте здоровы.
Женщины рассыпались по лесу и скрылись из виду.
Часть восьмая. Последняя рыбалка
Дарья проснулась от стука в окно.
- Подъем, Дарья, - кричал кто-то неприятным голосом. - Женское царство тебя заждалось. Да и самовар стынет, будешь пить холодный чай.
Голос принадлежал Верке Степановой. Честно говоря, местные ее не очень жаловали, в их числе была и Дарья. Не жаловали за то, что вечно совала нос не в свои дела, считая себя слишком умной. Вечно бросалась из крайности в крайность: то страстная любовь до смерти, а уж если не взлюбит кого, то держись - дело может дойти и до наведения порчи, с помощью гадалок, конечно. Еще была у нее одна черта - страстно любила давать советы, даже в том, что не очень понимала и в чем не слишком разбиралась.
- Чего звенишь-то? - спросила Дарья, выглянув в окно. - Точно струна натянутая. И почему злая такая? Клопы не давали спать, что ли?
- Бабы тебя у Антонины ждут, - совсем тихо сообщила Верка. - Совет твой нужен, вот меня к тебе и командировали.
- А губы-то что накрасила? Не на гулянку шла ведь. Или перед своим мужиком стелешься? Чего молчишь-то, словно в рот воды набрала?
- Я не молчу, - парировала Верка, - я думаю. У нас же, у баб то есть, все от погоды зависит. А она, как известно, всегда разная: то дождь, то снег, а то и все вместе. А при хорошей-то погоде постоянно думаешь: уж не последние ли яркие жизненные впечатления для тебя, бабонька?
- Эх ты, птичка певчая. Правду люди говорят, что каждой дуре мается, как ей нравится. От любви башню у тебя сносит, что ли, чертова болячка? В мужа собственного, что ли, влюбилась? Так твоего мужика бабы не только за любовника не принимают, его и бить не хотят. Самое место ему в интернате для умственно отсталых. Сохраняй уважение к себе, дурочка. Накажи его хоть раз примерно, чтоб знал. С нашими мужиками напролом надо идти, а не слюни распускать. Ну а если счастья не хватает, то заимей его с кем-то другим, - поучала Дарья Верку. - Ладно, чего воду-то в ступе толочь. Ты баба умная, сама уймешь свою боль. Не в лесу же с пнями выросла. А сейчас пошли к нашим девкам, заждались, поди, а мы с тобой тут лясы точим.
В доме Антонины их действительно ждали. За столом, попивая чай из блюдца с сахаром вприкуску, сидели Полина, Степанида, Софья и сама хозяйка дома.
- Чего звали-то? - с порога поинтересовалась Дарья. - Общая тревога, что ли?
- За Зинкой наблюдаем, - за всех ответила Антонина. - Посмотри, в каком виде она на огороде работает. Наши мужики вконец от этого зрелища сомлели, каждый готов помочь ей. Ничего не стесняется баба, только что голую задницу не показывает.
Дарья посмотрела в окно.
- Ни хрена себе, елочки зеленые. Вот она, значит, какая, сексуальная революция-то. Выходит, что и этот рубеж мы взяли: кто может - где хочет, кто хочет - с кем может. Остается только о цене договориться. Очевидно - баба знает себе цену.
- Чего несешь-то, царица ласковая? - возмутилась ее словам Полина. - Ее задница давно должна на нарах париться, а ты - цену себе знает. Я лично столько черноты в одном человеке впервые вижу. Холопка же это, содержанка у бандитов.
- Чего злишься-то, дурочка? - успокаивающе произнесла Дарья. - Может, человек пошел не той дорогой и заблудился. И такое ведь бывает. Женщина-то она с виду приятного наполнения. Может, в этом причина, что у нас с бандитами якшается. А от твоих слов черной завистью попахивает. В ней чувствуется наша порода, крестьянская. Посмотри, как она в огороде-то работает. Городские бабы так не могут.
- Пусть порода нашенская, как ты говоришь, деревенская, но глаза-то, посмотри, какие наглые на потасканном лице, - гнула свою линию Полина. - А ты говоришь, что мы с ней на одной поляне паслись. Не паслись. Да я с ней на одном поле даже рядом не сяду.
- Чего вы, девки, завелись-то? - вмешалась в спор Степанида. - Да черт с ней, этой барышней с обложки, все равно последний раз видимся.
Слова Степаниды насторожили Дарью.
- Это как понимать? Чего надумали-то?
- Поскольку подружиться мы с ней не можем, а спросить ее кое о чем надо, то будем ее ловить. А как говорят: чтобы поймать крота, надо выманить его из норы. Вот и попытаемся это сделать. Покараулим немножко.
- А почему покараулим-то? - не поняла Дарья.
- Да она, похоже, по ягоды собралась. Корзиночку вон приготовила, сапожки резиновые, халатик затасканный. Думаю, что как только с огородом управится, так сразу в лес отправится. А мы за ней тихонечко.
- А что мы ей предъявим в качестве обвинения? Ведь, кроме того, что своим видом мужиков деревенских соблазняет, предъявить-то ей нечего, - разочарованно произнесла Дарья.
- Ничего мы ей предъявлять не будем. Просто поинтересуемся, чем банда дышит? От жен и от любовниц ведь ничего не скроешь. А нам надо знать, какие у бандитов планы, кто и с какой целью мужиков наших убил, зачем к ним постоянно участковый ездит. А еще о поведении ее поговорим. Если помнишь, она за Зойку даже не заступилась, когда ее насиловали. Мы для нее, как и для всей этой банды, трава, которую косить и топтать можно. Разве не помнишь, как она с Антоном Зойкиным сцепилась? Зачем же мы тогда на свет-то родились? - продолжала свою горячую речь Степанида. - Чтобы такие, как она и ее подельники, нас грабили, насиловали, убивали, рылом в помойную яму тыкали? Именно благодаря таким, как она, мы в скотов превращаемся. И не переживай. Лишним гадом на земле меньше станет.
- Я и не переживаю. Просто думаю, что все мы одинаковые, только судьбы у нас разные. Как бы нам порог совести не переступить, - высказала свои сомнения Дарья.
- Все, бабы, кончай базар, - прервала их Антонина. - Наша дамочка, похоже, готова к испытаниям. Пора и нам за работу браться. Ты, Верка, пулей домой и прихвати бутылку самогонки. В чувства бабу приводить будем. Да и одежку, в которую ее пасынки бабку Агафью нарядили, тоже с собой прихватить бы надо. Пусть наш народ деревенский посмотрит вживую на местную порнозвезду, пусть потешится на этот самородок. Одежка-то эта у тебя, Даш?
- У меня, в чулане лежит.
- Ну тогда все: становимся на линию огня - и бог нам в помощь.
Зинаида, за которой из окна наблюдали наши героини, действительно закончила прополку грядок, убрала инструмент на место и пошла к дому. Через некоторое время вышла во двор в косынке, повязанной на голову, и с корзинкой в руке. Видимо, как и предполагали бабы, отправилась в лес за ягодами. Дорога ее тоже проходила мимо все того же картофелехранилища.
- Ну что, бабоньки, поехали, работа не ждет, - позвала всех Дарья и первой вышла из дома.
Зинаиду амазонки подкараулили примерно там же, где и ее негодников-пасынков. Наблюдая за ней, Дарья шепнула Антонине:
- А ведь наша-то Зинуша действительно баба деревенская. По всему видно. По какой причине скурвилась, не понятно пока.
- Тут и понимать нечего, - без раздумий ответила ей Антонина. - Если народ беден, его легко купить, голубушка. А того паразита, который ее соблазнил, разорвала бы на кусочки за каждую обманутую женщину. Да и баба-то вроде работящая. Ее бы энергию да на благие цели. Ну, хватит болтать, время не ждет, пора начинать.
Женщины осторожно, чтобы не напугать, окружили Зинаиду, а Степанида своим грубым, почти мужским басом произнесла:
- Может, помочь, красавица?
Женщина, увидев людей в форме и с автоматами, вздрогнула, да так и застыла, забыв про корзину с ягодами.
- Чего это ты сюда забрела? Тут ведь запретная зона. Предупреждали же деревенских, чтобы сюда ни на шаг. Выходит, не до всех дошло. Здесь нападение на склад с оружием было. Может, ты и есть участница этого дела? Ягоды собираешь, прикидываешься, а сама разнюхиваешь здесь все, бандитам помогаешь. Кто ты такая-то, признавайся?
- Из этой деревни я, - едва преодолев страх, пролепетала Зинка. - Дом мы здесь недавно купили. Лето здесь проводим. А сюда я действительно за ягодами пришла, не знала, что здесь запретная зона. А о предупреждении ничего не слышала.
- А родом-то откуда? - продолжала расспросы Степанида.
- Из соседней области. Деревни, правда, моей уже нет, одни пустые дома стоят. А жители все разъехались кто куда. Да и чему удивляться-то, деревень таких брошенных страшные тысячи.
- А ты как здесь оказалась?
- В городе на рынке торговала. Там меня муж мой и приметил, к себе взял. Теперь с ним тут живу. Домохозяйка я, нигде не работаю.
- А мужик твой чем занимается?
- Не знаю. Только в городе его все уважают, даже власть с ним считается.
- Вор в законе, значит, и кличка его Пахан. Правильно я говорю, бабонька? - вкрадчиво спросила женщину Степанида.
Зинка на это ничего не ответила, лишь продолжала мелко трястись от пережитого страха.
- Налей-ка ей стаканчик, сержант, пусть в чувства придет, - смилостивилась Степанида. Но зло продолжила: - Не понимает даже, зараза, в какое дело впуталась. Ей же, сучке, все на подносе несут. А такими подачками всю страну от голода спасти можно. На лесоповале, в шахтах, в коровнике они не работают, отцы крестные, мать их ети. Как стервятники, народом кормятся.
Зинка выпила из предложенного стакана, утерлась рукавом и завыла:
- Не виноватая я. Я же ничего не знаю, и о планах мужа мне ничего не известно. Мое дело бабское, мужиков обихаживать.
Надо сказать, что в стакане была не вода, а самогон. И по лицу Зинки было видно, что она начала хмелеть.
- Раздень-ка ее, сержант. Может быть, у нее в портках и в сапогах оружие есть.
- Ничего у меня нет. Но я разденусь, сама. И разделась без всякого смущения. Осталась только в лифчике и трусиках.
- Снимай все, - скомандовала ей Полина. - Не слышишь, что ли, что тебе приказывают. Чего скромничаешь?
Зинка сбросила с себя последние вещи и предстала перед бабами обнаженной. Бабы только ахнули: по всему ее телу поблескивал пирсинг.
- Повернись-ка к лесу передом, а к нам задом, красавица. Посмотрим, что у тебя на нижнем бюсте имеется, - опять скомандовала Полина.
Зинка выполнила, что было велено. Амазонки прыснули со смеху: на одной ягодице у женщины была наколка мышки, а на другой - кошка.
- Ну-ка пройдись по подиуму, девонька, раскрой нам свою тайну, - приказала Полина и захохотала.
Зинка прошлась немного, а на ее заднице при этом кошка пыталась поймать мышь.
- Впечатляет, - оценила видок и Степанида. - Похоже, у тебя, девка, самая заманчивая задница в округе. Только вот обманула ты нас. Ни на каком колхозном рынке ты не работала, а в борделе была, похоже. А значит, и веры тебе никакой. Тоже мне - колхозница, с такой-то задницей. Придется тебе, девонька, возвращаться к тому, что уже прошло. Дело-то у тебя там было верное, надежное. Да и выглядишь ты, как кошка Мурка, которой вечно кота хочется. А на такое дело тебя наверняка и уговаривать не придется. - Степанида на минуту отвлеклась и обратилась к стоящей рядом Верке: - Сержант, налей-ка ей еще полстаканчика, а потом можешь отправиться с ней в увольнение на полчасика. Можешь и прапорщика с собой захватить, одного-то тебя ей наверняка мало будет, баба-то вон какая вулканическая.
- Не надо, никуда ходить не надо, - запричитала Зинка. - Я все скажу, о чем спросите. Я и так по домострою живу, то есть по дому строем ходить приходится. С моим-то мужиком скорее в тюрьму попадешь, чем в рай. У него один расчет - деньги. Я же деревенская, меня, как и всех, несправедливость давит. Ведь пользуются тем, что им не принадлежит. И живу как вещь - пользуются мною все как последней девкой. И защиты ни от кого нет. А муж мой, как серый кардинал, все в своих руках держит.
- Как зовут-то тебя? - спросила Антонина.
- Зинка я, Васильевна по батюшке. А что?
- На жизнь свою, Зинка, потом пожалуешься. А нам ответь на пару вопросов. Кто вас в этой деревне крышует и кто мужиков местных убил? Только без обмана.
- Крышует их участковый и глава местной администрации, - сходу ответила женщина. - Они им деньги за это платят. А мужиков на тот свет отправил Федька Косой. Сегодня он со всей компанией сюда приедет. На рыбалку они все собрались.
- А за что же мужиков-то прикончили? Дороги их, как нам известно, нигде не пересекались.
- Из-за дома все это. Места здесь красивые. Вот Федька и решил здесь обосноваться. Дом себе присмотрел, план придумал, как от хозяина избавиться.
- А второго-то зачем отравил? - поинтересовалась Полина.
- Свидетелем тот оказался. Видел, как он из дома хозяина выходил и в машину садился. Да им же все делишки просто обстряпать, их же все прикрывают.
- А участковый к вам часто ездит?
- Когда мой мужик дома, всегда у нас ошивается. Водки нажрется, денег возьмет и на карачках домой возвращается. Жадный до денег-то. За них любого на ленточки порежет. Сегодня опять появится, как только мужики приедут.
Бабы переглянулись меж собой, а Степанида заворчала:
- Спасу нет от таких баб, как ты, Зинка. Леший бы вас побрал. Считай, что на этот раз повезло. Можно, конечно, сделать тебе эротический массаж, местный ОМОН на это горазд, но мы милостивы и по-другому поступим. До тебя взяли мы тут одну такую же с неприличным багажом. В штаб пришлось отправить, а вещички ее при нас остались. Примерь-ка на себя, теперь это будет твой парадный костюм. Тут и чулочки черные, стринги, шляпка модная, туфли на шпильках. Размер, похоже, твой. Так что подойдет.
У женщины не было выбора, и она покорно нарядилась в предложенные вещи.
- Обстоятельства, голубушка, не дают нам никаких шансов поступить с тобой иначе. Ведь по краю бездны ходишь. Вылезай из этого дерьма сейчас, иначе поздно будет. А теперь иди домой через всю деревню, и чтобы тише воды, ниже травы, девонька. Язык за зубами крепче держи, иначе кирпич на голову может упасть. Ну и приказ тебе на посошок - чтобы завтра же в этой деревне ноги твоей не было, иначе сдадим местной службе безопасности. Налей ей, сержант, еще полстаканчика и проводи до дороги, а там пусть сама топает до дому и сухари сушит, если не одумается.
Когда Зинка со своим провожатым скрылись за деревьями, Дарья обратилась к своим амазонкам:
- Очевидно, что драки с властью нам не избежать. Случай как раз подходящий и упустить его нельзя. Этого участкового, тупоголового защитника режима, пора наказать по полной. Хозяином стал, мать его подери. От страха перед ним на усадьбе все в норках сидят, боятся. Лично для меня он как для быка красная тряпка. А вы как думаете?
- А чего тут думать-то? Этот паразит живет по принципу: для друзей все, а остальным - строго по закону. Люди в округе стонут от всех его выходок. В каждом деревенском дома ненависть к нему копится. Я с Дарьей согласна полностью, - высказалась Софья.
- А ты что думаешь, Степанида? - обратилась к ней Дарья.
- Да я, как и все. Нет у нас пока таких правил, по которым с властью дружить можно. Чего спрашивать-то? Ведь по закону леса живем. Нет, без большой войны нам с ними не разойтись.
- Я тоже так думаю, - подключилась к разговору Антонина. - Хоть и не за бабское дело беремся, но другого выхода у нас нет. Этот прохвост меры не знает, а таких жизнь всегда наказывает. К тому же все бабское сословие от участкового стонет, такой кот мартовский, ни одной юбке проходу не дает. Думаю, что пора с ним счеты свести. Не все же коту масленица.
- А как поступим с ним? У кого какие предложения? - спросила Дарья у своего войска.
- Я вот о чем подумала, - после долгого молчания сказала Антонина. - Он же к Зинке на мотоцикле ездит, а потом пьяный в стельку возвращается. Причем о скорости не думает. Помните, гроза была, и береза над дорогой накренилась. Так вот, когда он в нашу деревню приедет, надо ту березу подпилить и положить поперек дороги, оставив метра два для проезда. Вырыть на этом месте канаву и засыпать ее травой и листьями. На большой скорости да пьяный, он обязательно в эту канаву угодит. А там мы его и подхватим под белы рученьки. Я думаю, что у нас все получится.
- Получится, - после некоторых раздумий произнесла Степанида. - Сделать нужно только все так, чтобы комар носу не подточил. А то у нас новости быстрее мух летят. Бездарей уж слишком много развелось, а этот один из них. К тому же, самовлюбленный бездельник, живет, не задумываясь о завтрашнем дне. Разве это справедливо?
- Поскольку все с предложением Антонины согласны, - прервала гневную Степанидину речь Дарья, - предлагаю следующий сценарий событий. Вечером предстоит провести две операции: наказать участкового и разобраться с рыбаками. С участковым поступим так. Антонина следит за домом Зинки, и когда там появится наша жертва, сообщит об этом Верке и Зойке. А вы, девушки, немедленно идите к березе, уложите ее поперек дороги, ройте канаву и замаскируйте ее. На этом ваша роль заканчивается. Я же с Антониной, Полиной и Степанидой пойдем к месту предполагаемой катастрофы. Там и подождем нашего героя. Захватите с собой презервативы, возможно, они нам пригодятся.
- Это еще зачем? - удивилась Полина.
- Сами же говорили, что участковый тот еще кобель. А это роковое увлечение может в корне изменить его жизнь. Обнаружив в его карманах презервативы, жена устроит ему такой самосуд, что мало не покажется. Пусть она и будет ему мстителем за все поруганные женские судьбы. За свои поступки и отвечать надо. Это, что касается первого дела. Теперь о банде. Объявляем общий сбор и банду тормозить будем. Мужики-то на рыбалке что делают? Правильно, водку пьют немерено и баб по косточкам разбирают. Подберемся к ним ночью незаметно, а там посмотрим, кто окажется на коне. Как только они тронутся с места, а Антонина нам сообщит об этом, тихо собираемся в подлеске у Шачи, там, где она в нашу речку впадает. Это излюбленное место рыбаков. Наши наверняка там же окажутся. Правда, место то открытое, ну да ладно, по-пластунски поползем. Окружим их и будем действовать по обстановке. В операции участвуют все, кроме Полины, - подытожила Дарья.
- А почему без меня-то? - возмутилась та.
- Ты по-пластунски неважно ползаешь, задница тебе мешает. Тебе другое задание будет. Возьмешь рацию, другая будет у Степаниды, и будешь корректировать наши действия из перелеска, как из командного пункта. Когда услышишь наши голоса или шум какой, по рации скажешь: «Беркут, Беркут, я первый. Что с бандой? Что с бандой?» Степанида в свою очередь тебе ответит: «Банда лежит. Что делать?» На это ты ей ответишь: «Банду уничтожить. Приказ». После этого идешь к нам, где мы и добиваем противника. Условно, конечно, добиваем, имитируем расправу. Слишком уж много крови в нашей жизни в последнее время, а на наших руках ее быть не должно.
- А с мужиками нашими что делать? Они же из дома нас могут не выпустить ночью, - высказала вполне резонное соображение Степанида.
- Тут уж каждая пусть думает, как с этой проблемой справиться. На войне все средства хороши. Я бы их всех упоила вусмерть, чтобы до утра спали и интерес к бабе потеряли. Кстати, о мужиках, - обратилась вдруг Дарья к Антонине. - А у тебя-то как дела на любовном фронте?
- Да нормально, дружим пока. Пригласил меня как-то к себе домой будто бы на свидание, а сам заставил уборку делать и белье гладить. Словом, делает все, чтобы я от него сбежала.
- Может, повод дала, а он почувствовал, что мужики в дефиците, и другую на прицел взял?
- Никакого повода я ему не давала, уроду этому.
- А если сегодня вдруг он к тебе любовью воспылает и придет, что делать будешь? - не унималась Дарья.
- Не придет. Сегодня он на усадьбе с мужиками кайфует. А это до завтрашнего утра затянется. Завтра вот обязательно придет.
- Не пойму я тебя, Антонина, - посмотрев в глаза женщине, покачала головой Дарья. - Как ты только его выдерживаешь? Он же наплевал на твою жизнь, а ты все проблемы от него в чулан складываешь. По мне так, чем спать с таким, лучше сразу застрелиться. Ловко же он управляет тобой.
- Мной никто и никогда не управлял, - упрямо возразила Антонина. - Только после тридцатника баба уж вряд ли будет оптимисткой. Сердцу-то ведь не прикажешь. Это слабость наша - боязнь остаться одной. Ведь как банный лист к мужику прилипаем - попробуй оторви. Вот я и веду себя как та собака, которая кусает свой хвост.
Не успели бабы договорить, как вернулась Верка.
- Ну что, проводила? - хором спросили ее. - До дому-то хоть дойдет, ведь накачали-то мы ее самогоном прилично.
- Дойдет, куда денется. Если что и ползком доползет. А дальше что делать будем? - спросила она.
- Сейчас все по домам разбегаемся. Мужиков собственных спаивать начинайте. Сначала по чарочке, а там уж как пойдет. И помните, что противник на этот раз у нас крутой. Нам любой ценой надо на склоне удержаться. Всем действовать только по плану и ничего лишнего, - предупредила всех Дарья.
- Да ты не переживай, царица. Все будет хорошо. Бабское ополчение свое дело сделает. Нам срамиться нельзя, мы же все внучки победителей в великой войне. Мы же не за хлеб воюем, нам правду давай, - высказала общие мысли Антонина.
Зинка амазонок не обманула. К вечеру в деревню действительно приехал ее мужик с подельниками, а вслед за ними объявился и участковый. Антонина сразу предупредила всех об этом. И каждая амазонка стала готовиться к порученному ей делу. Верка с Зойкой отправились мастерить ловушку для участкового. Дарья со своим штабом приготовились к засаде. А сама Антонина и остальные бабы, прихватив экипировку и оружие, поодиночке стали подтягиваться к условленному месту на реке Шаче.
Сидя в засаде, Дарья размышляла вслух:
- И чего надо этому паршивцу участковому? И должность нормальная, и платят неплохо. Ан нет. Весь деревенский народ поделил на своих и чужих, не работает, а баклуши бьет. Куда мы только с такой властью катимся?
- Не знают, куда идти, милая. Вот и заходят дальше всех и куда не надо, - поддержала разговор Полина. - Не понимают, что ли, что плюют в свой народ.
- А это оттого, Полинушка, - откликнулась на ее слова Степанида, - что народ от своей правды отступился, спиной к власти повернулся, а та свою неправоту признать не хочет. Поэтому нас и ведут по дороге рабов под флагом свободы. Ведь ясно же, что если нас начинают пугать, то, значит, у них что-то не так.
Разговор дальше женщинам продолжить не удалось, ибо со стороны деревни послышался рокот мотоцикла и вскоре блеснул свет его фары
- Едет подлец, - тихо произнесла Софья, и все приготовились к встрече ожидаемого гостя.
Мотоциклист, между тем, на приличной скорости приближался к засаде и, не сбавляя ее, попытался проскочить мимо поваленной березы. Однако сделать это ему не удалось. Колесо мотоцикла провалилось в канаву, машина перевернулась, а его водитель вылетел из седла и свалился в канаву. Мотоциклист не шевелился, лишь колесо его машины продолжало вращаться с бешеной скоростью. Бабы замерли в ожидании.
- Разбился, что ли? - в тишине произнесла Дарья. - Пойду посмотрю, а вы пока уберите березу с дороги и засыпайте гравием канаву. Давайте сделаем так, чтобы следов нашей работы не было видно. Подойдя к мужчине, лежащему в нелепой позе на земле, Дарья пощупала у него пульс и даже похлопала по щекам, однако тот даже не пошевелился.
- Да он спит, девки, храпит даже, - захохотала она. - Ведь как свинья нажрался, за версту от него несет. Что теперь с ним делать-то будем?
Степанида, не говоря ни слова, подошла к спящему, сорвала с плеч погоны, вытащила из кармана удостоверение и пистолет из кобуры.
- Сунь-ка в его карманы презервативы, - попросила она Полину. - Пусть его жена полюбуется, чем ее муж в служебное время занимается. Чес-то хороший она ему точно устроит, уж я-то ее знаю. А без удостоверения и оружия он и не участковый больше. Без него и мы спать спокойнее будем. - Собрав немного сухих листьев и веток, она развела маленький костерок, и в огонь полетели красные корочки и милицейские погоны. Попозже женщина прикрыла следы от огня листьями и травой, чтобы было незаметно.
- А пистолет я в речку выброшу, - произнесла Степанида, глядя на молчавших подруг. - А что вы молчите-то? - спохватилась она. - Может, я что не так сделала?
- Да нет, все так, - ответила ей Дарья. - Только уж быстро все очень. Мы думали, что с ним повозиться придется, а тебе на все дело пары минут хватило. Мы вот все без дела остались.
- Вот твои-то бы слова да богу в уши, - улыбнулась Степанида. - Дел-то, выходит, с такой властью и нет. Надо быть легкими на подъем. Кругом же, наоборот, какое-то общественное разделение ума. Всем же видно, что власть плевала на народ, а в народе нет единения. Да хрен с ней, с этой властью. Что дальше-то делать будем? Ты же у нас царица, вот и давай, приказывай, - обратилась она к Дарье.
- Какая я тебе царица, - возмутилась та. - Запомните, бабы, раз и навсегда. Мы по принципу: «Вождь и племя» не работаем. Мы все, как пальцы на одной руке: когда их сжимаешь, получается кулак, который силу имеет. И в нем, кулаке этом, все равны, иначе и силы бы не было. А сейчас нам надо подтягиваться к Антонине. Без нас они не начнут.
Женщины согласились с Дарьей и направились к месту нового назначения, оставив участкового досыпать в канаве.
В перелеске их действительно ждали.
- Почему так долго-то? - недовольно спросила Антонина.- Мы уж было подумали, что у вас там что-то непредвиденное случилось. Ну что, все нормально прошло?
- Без единого выстрела противник сдался, - улыбнулась Дарья. - Да теперь он, пожалуй, такой же безработный, как и мы. А у вас-то что здесь происходит?
- Похоже, что вся банда в сборе. Одни на лодке прибыли, другие на машине, сети поставили, костер развели, а сейчас вроде водку пьют да хохочут над чем-то. Пора, наверное, и нам в дело вступать.
- А сколько их всего-то? - решила выяснить Степанида.
- Человек семь или восемь, точно не знаю, но не меньше, - озабоченно произнесла Антонина.
- И всего-то, - насмешливо протянула Степанида. - Под пьяную лавочку с такой мелюзгой я и одна в рукопашной справлюсь. В моей жизни и не такое бывало. А сейчас, при нашей-то подготовке, это вообще плевое дело. Не противник это, а шелуха всякая.
- Не кипятись и не спеши, - тормознула подругу Дарья. - Для нас это самая сложная операция. Я даже последствий предположить не могу. Только всех предупреждаю: нам трупы не нужны, в плен брать будем и судить. По принципу: «Кто сильнее - тот и прав» работать не будем. Основное наше оружие - страх. Заставим их в этот раз ногами думать. Пусть летят от нас у страха на спине.
- Чего ты нас воспитываешь-то? Из пеленок мы уже давно выросли. А если кто-то из нас и трусоват, так это бедность его таким сделала. Нас можно уничтожить, но поколебать не получится. Может, сейчас и есть главный выбор всей нашей жизни. И не переживай - никого не зацепим. Лично я, конечно, влепила бы каждому из них в задницу по целой обойме. Жить же никому не дают, паразиты, - в сердцах высказалась Антонина.
- Ну если все к бою готовы, то бог нам в помощь, - твердо произнесла Дарья. - Полина здесь остается, а мы короткими перебежками, а потом ползком окружаем банду и действуем по плану. Нас они заметить не должны, потому что сидят у самой воды. И нас это устраивает. Включаем рации, и вперед, бабоньки, - скомандовала Дарья.
Женщины действовали внешне спокойно, но в душе каждой бушевала буря. Поддерживало осознание того, что они сами приняли такое решение, что это их выбор, ибо жизнь для всех стала уже невыносимой под гнетом страха и унижений. Когда правосудие бессильно, надо брать в руки оружие. Сомнений по этому поводу ни у кого не было.
Окружив банду и различая в сгущающейся темноте пьяные рожи мужчин, женщины замерли перед решающим броском. И тут Степанида крикнула:
- Ну, братва, принимай на закуску подарок от амазонок, - и бросила в костер шумовую гранату.
Над костром сразу вспыхнуло яркое свечение, раздался неприятный свист, хоть уши затыкай. У костра возникла паника, которой тут же воспользовалась Степанида. Поднявшись во весь рост, она грубо закричала:
- Лицом вниз, живо, руки за спину, - и для убедительности дала очередь из автомата поверх голов растерявшихся мужиков. - Кто голову поднимет, уложу замертво. Сержант, собери у них ружья, чтоб не баловались, - обратилась она громко к Верке.
В это самое время заработала рация, которую Степанида включила на полную мощность: «Беркут, Беркут, я первый. Что с бандой? Что с бандой?» Женщина ответила, как договаривались: «Банда лежит. Что делать?» В ответ тут же прозвучал приказ: «Банду уничтожить...»
Услышав такое, лежащие на земле люди неожиданно бросились в воду, и, не поднимаясь над поверхностью воды, поплыли к другому берегу. Женщины не растерялись. Помня о предупреждении Дарьи, они начали палить из автоматов: кто по кустам на противоположном берегу, а кто-то в воздух. Но грохот от очередей стоял оглушительный. Через пять минут как по команде стрельба стихла. И в оглушающей тишине раздался голос Степаниды:
- Ну вот и все, мальчики, побаловались, а теперь рыбок покормите. Клин-то ведь только клином вышибают. Сержант, - обратилась она нарочито громко к Верке, - приказ - лодку потопить и отправить группу для засады в их доме. Может, там еще кто появится. Нам приказано всех их уничтожить. Да, и машину осмотрите, может, там что-нибудь интересное найдется.
В темноте прозвучала одинокая автоматная очередь. Через некоторое время раздался голос Антонины.
- Да здесь, капитан, целый арсенал, - крикнула она от машины, - да еще и наркотики. Если бы подлецы живы были, всем бы на пожизненный хватило. Что делать-то с этими находками будем?
- В штаб доставим, - прозвучал ответ, - пусть там со всем этим дерьмом разбираются. Оружие их тоже в машину сложите, трофей все же. А сейчас всем к месту нашей дислокации, кроме сержанта с командой, которые в засаде будут. С дома глаз не спускать, пока всех не выловим. А нам со старлеем и помощниками еще в одно местечко заскочить надо, кое-кому шею свернуть. Землю-то нашу очищать пора от этой нечисти. Слава богу, что у нашего руководства, наконец, политическая воля появилась: сказал - сделал, а то до сей поры только нюни распускали.
Степанида говорила громко, с азартом, чтобы ее слова обязательно дошли до слуха бандитов, которые затаились на противоположном берегу.
Уже сидя в машине, Дарья спросила у Степаниды:
- И кому это ты шею собираешься свернуть?
- Да я так, для острастки, чтоб знали бандюги, с кем дело имеют. А наказать кое-кого надо, за этим и едем.
- Кого же?
- Цыгана на хуторе. Наркота-то в машине явно от него. Других поставщиков этого дерьма в округе нет. Дочку свою в тюрьму посадил, а все неймется.
- А откуда ты про волю-то политическую знаешь? - вдруг вспомнила Антонина.
Степанида усмехнулась и зло произнесла:
- Да нет у нас никакой воли. Если бы была, то давно бы этой нечисти в стране не было. Так, одна говорильня. Во власти, оказывается, одни трусы сидят, все-то им боязно. Да черт с ними со всеми. Пусть делают что хотят, лишь бы нам не мешали. А про волю я так, сбрехнула просто, может, и поверят голубчики, что их спокойной жизни конец пришел.
- Может, нам в парламент наш обратиться... Пусть примут закон, по которому сам народ, а не всякие там органы, мог навести в своей стране порядок, - мечтательно произнесла Полина.
- Дура, что ли? - осадила ее Дарья. - Никогда не примут такого закона. Это же закон против самих себя принимать надо. Они скорее за изменение таблицы умножения проголосуют или поставят под сомнение таблицу Менделеева. Да и побоятся они остаться без охраны наедине со своим народом.
- А сама-то ты каких взглядов придерживаешься? - спросила Дарью Степанида.
- Я-то? А я анархистка, - игриво ответила Дарья.
- А это что такое?
- Потом расскажу. А если коротко, то не делай того, что не умеешь, а делай то, что получается.
За разговорами женщины и не заметили, как оказались возле хутора. Остановив машину, Степанида всех предупредила:
- Действуем по моей схеме. Машину я ставлю против ворот дома цыгана и караулю его у калитки. Кто-то из вас дает два сигнала: один короткий и один длинный. Когда он выйдет, я его вырубаю и доставляю к вам. А там будем действовать по обстоятельствам.
- Откуда про сигналы-то знаешь? - поинтересовалась Дарья.
- Сорока на хвосте принесла. Лучше у Антонины спроси, она же баб на усадьбе агитирует за нас выступать. Кто-то из них проговорился, поскольку цыган у них поперек горла стоит.
- И многих сагитировала? - обратилась Дарья к Антонине.
- На усадьбу пойдешь, сама увидишь. Кто из баб в белой косынке, значит, наш товарищ. А таких уже больше половины жителей. Но я еще эту работу не закончила, так что будет и больше. А про сигналы кто-то из баб сказал, точно кто, не помню. Но им верить можно.
- Ну тогда вперед, бабоньки, и бог нам в помощь, - перекрестившись, произнесла Дарья, и машина покатила дальше.
Остановив машину возле ворот дома с трехметровым забором, женщины заметили свет на верхнем этаже.
- Деньги, наверное, считает, паразит, - зло произнесла Степанида и вышла из машины. - Как только подойду к кустам у калитки, сигнальте, - предупредила она своих подельниц.
Дарья так и сделала. В доме тут же погас свет, а через некоторое время загремел засов калитки, и в проеме показался сам цыганский барон. Не успел он и рта раскрыть, как получил мощный удар в солнечное сплетение, негромко охнул и согнулся пополам. Степанида схватила его за шиворот и потащила волоком к машине.
- Ну вот, торговец смертью, - говорила она, - теперь смерть и за тобой пришла. Достань-ка, старлей, его зелье, сегодня хозяин им ужинать будет, - приказала она Верке.
Увидев людей в масках и с оружием, мужчина не на шутку струхнул. Он задергался в крепких руках и забормотал:
- Не мое это. Наговор чей-то, я этим не промышляю.
Степанида встряхнула его основательно и в самое лицо с яростью произнесла:
- Твое это зелье, барон, твое. Тебя покупатели твои сдали. Машину-то их узнаешь? Степанида приказала Антонине принести пакет с наркотиками и, с силой разжав зубы мужика, стала совать ему в рот содержимое.
- Жри, барон, свое лакомство, да так, чтобы пар из заднего места шел.
Мужик выворачивался как мог, плевался, но вырваться не получалось, а разозленная женщина все совала и совала ему в рот белый порошок. Когда мужчина от бессилия упал на колени, она его спросила:
- А кто крышует-то тебя, цыган? Уж не майоришка ли из команды твоего несостоявшегося зятя? Отвечай, паршивец! Ты же угроза нации, гад, детей наших на тот свет отправляешь без угрызения совести. Раковая ты опухоль, тебя вырезать надо. И почему тебя местная администрация-то не беспокоит? Куплена тобой, что ли?
Цыган молчал, опустив голову на грудь. Поняв, что от него ничего не добьешься, Степанида продолжила:
- Твое счастье, цыган, что не ты главная задача для нас на сегодняшний день. Потому и обойдемся на сей раз без шума и драки. Но совет, добрый совет для тебя, цыган: сорок восемь часов тебе на размышление, и чтоб ноги твоей на этом хуторе не было. А то, не дай бог, в аварию попадешь, или кирпич тебе на голову упадет. Так что думай, если твоя голова что-то соображает. - Степанида выпустила мужика из своих «объятий» и, толкнув его к калитке, произнесла: - Не вздумай с нами шутить, мы этого не любим.
Потом, когда цыган скрылся в воротах и запер калитку, Степанида размахнулась и закинула во двор шумовую гранату.
- Это от нас тебе подарок, цыган, чтобы память у тебя не была короткой.
- Ну, Степанида, ты даешь, - уже в машине по дороге в свою деревню восхищенно произнесла Дарья. - Тебе не на печи дома лежать, а в наркоконтроле работать.
На что Степанида ответила:
- А что? Смогла бы, если бы народу самому доверили это дело. Мы же не пеньки березовые. А то разбрелись по углам и думаем, что с нами ничего не происходит. А у меня душа горит от такого контроля над торговцами смертью. И хочу я, чтобы все было иначе. И для этого есть шанс, только надо им воспользоваться. - Помолчав, Степанида тихо произнесла: - Едем быстрее домой, бабы, а то, не дай бог, мужики наши отойдут от похмелья, искать нас будут. Вот уж тогда шуму-то будет. Степанида прибавила скорость, и вскоре машина въехала в деревню.
Глава девятая. Амазонки и власть
На следующий день, ближе к вечеру, деревенские амазонки снова собрались у Дарьи. Им не терпелось узнать, что они будут делать дальше. Ну побили они одних мерзавцев, но по всему свету их меньше не стало. Все они хорошо понимали, что нужно что-то менять, но для этого надо что-то делать. Но что? Ответ на этот вопрос они ожидали услышать от Дарьи. Дарья размышляла. Она представила себе картину недалекого прошлого, когда все были при деле, когда в каждом доме был какой-никакой но достаток, когда они сообща веселились. Были времена, когда каждая баба могла поделиться радостью то от рождения ребеночка, то от долгожданной покупки, то от успехов своих или мужа. Поля раньше были вспаханы, скотина паслась на лугах, не умокал гул тракторов, даже петухи пели с какой-то особой гордостью. Мужики тоже пили, конечно, но больше от радости, чем от безысходности.
А сейчас что? Ничто никого не беспокоит, никто ничего не делает. Да разве же это свобода, если с ее приходом вокруг нет ни одного человека без боли в душе и сердце? Власть-то, очевидно, думает, что в деревне все скоро передохнут, и ей дышать будет легче, забот будет меньше. «Ну это мы еще посмотрим, это еще бабка надвое сказала», - подумала про себя Дарья, а вслух сказала:
- Нам надо жить, бабоньки. И требовать возвращения наших земель и лесов, и права на самоопределение, требовать восстановления справедливости, ибо мы для власти никто, ненужные люди. Во власти-то народ сплоченный, не то что мы, чужаков к себе не допускают, а если и пустят, так в качестве кандидатов для отсидки. А нам надо назло всем возродиться. А для этого и надо-то всего ничего: чтобы хорошие люди сейчас были вместе, помогали друг другу. Время такое. Помните, что наша свобода с риском связана, с ответственностью, а жизнь сама все расставит по местам. Главное - полагаться друг на друга, и пока есть дело, мы должны быть связаны крепче некуда. Именно в этом залог нашего успеха. Только тогда у нас все получится, - Дарья замолчала, ожидая, что скажут подруги.
Женщины долго молчали, видимо, размышляя над услышанным.
- Я тебя уважаю, Дарья, - произнесла Верка. - Бесстрашная ты какая-то, все-то тебе нипочем. На такое дело замахнулась, аж страшно. И что власть-то о нас подумает...
- А мне по барабану, что о нас подумают, - ответила Дарья. - Мне важно, что я о них думаю. К тому же страх опасности, моя милая, во много раз страшнее самой опасности. Он в нас самих сидит. Ну а трусами может командовать любой проходимец. Да и чего бояться-то?! Я не фея, ты не Золушка, в тыкву не превратят. Нас же, деревенских баб, умными не считают. Что, мол, с них взять-то, если дальше скотного двора ничего не видят. Видят наши бабы, все видят и понимают, куда пастух скот гонит.
Дарью поддержала Антонина:
- Верно ты, Дашунь, сказала. Власть-то на самом деле - штука мерзкая. Как только кто-то занимает руководящий пост, сразу становится шишкой на ровном месте. Выстраивается вертикаль сверху вниз: хозяин-холоп, и опять хозяин-холоп, и так до самого последнего скотника или сторожа. От этого у одних в сознании возникает комплекс особой исключительности, у других - подчиненности, ущербности, ненужности. Такого в нашем обществе быть не должно. Такого для себя и своих детей я не хочу. Потому и душа горит, потому и бунтую вместе с тобой, а не жду, когда меня отоварят дубинкой по башке. Мы же все выброшенные из жизни люди. Разве это можно дальше терпеть?
- Чего, бабы, тоскуете-то? - вступила в разговор Полина. - У нас же, как в том анекдоте, когда мужик изнасиловал всех баб в деревне, кроме одной. А почему, спрашивается? - Она не захотела. Вот и наша деревня одна не захотела лежать под этой властью. Побеждает ведь не тот, кто самый сильный, а тот, кто идет до конца. А я бы этих паразитов во власти через одного расстреливала. Что с деревней-то сделали, сволочи! Опустела деревня, нет в ней больше места для счастья. Наказать всех их надо за это и тряхнуть до седьмого колена, чтоб другим неповадно было. Мы же сильные, бабы, духом и умом не слабы, как о нас думают. Нам уже мало того, что дают, нам настоящее счастье подавай.
От слов Полины у многих по коже побежали мурашки, глаза загорелись радостным огоньком. Огонек этот появился от сознания того, что свою историю они будут писать сами, а не ждать, когда за них это сделают другие. Заметив эти огоньки в глазах подруг, Дарья произнесла, поднявшись из-за стола:
- Вы все правильно говорите, девоньки, и возмущение ваше понятно. А что власть-то при таком народном недовольстве должна делать? Или меняться, или уходить со сцены. Но она не делает ни того, ни другого. А народ в основном почему-то молчит, неужели ржавый гвоздь уж слишком глубоко забили в наше сознание? Так глубоко, что сразу и не вытащишь. Может, поэтому у нас в стране вор на воре сидит и вором погоняет? Равнодушие кругом, потому и человеческая жизнь ничего не стоит, никто у нас никому не нужен.
- Да это все понятно, - отмахнулась Степанида. - А нам-то, конкретно, что дальше делать?
- В такой ситуации нам, бабам, ничего не остается, как самим отстаивать свои интересы любыми способами, и отстаивать их до конца. Нельзя нам останавливать начавшийся процесс, иначе проиграем. А проиграв однажды, будем проигрывать всю жизнь. Пусть уж лучше сдохнут те, кто нас не захотел.
- Да не зрелые мы, зеленые еще с властью тягаться-то, - засомневалась Зойка.
- Может, и не зрелые, - согласилась Дарья. - Зато сплоченные, да и терять нечего.
- Мало нас, к тому же, - продолжала гнуть свое Зойка.
- Важно не количество, милая, а качество команды, - поправила ее Дарья. - Главное в нашем деле - быть уверенным в любой ситуации. Власть наша держится на силе да обмане. Одолеть ее можно только народным возмущением и правдой. А мы с вами и есть частичка этого самого народа, который оскорблен и унижен, угнетен и живет без надежды. Да и о чем говорить-то, если у нас дети кончают жизнь самоубийством, самолеты падают, корабли тонут. Обмануть, украсть, убить - стало обычным делом. Нам все о каких-то чудесах рассказывают, иногда даже показывают, а в руках подержать не дают. Власть только и делает, что байки рассказывает.
- Чего зря говорить-то, ведь все равно будут делать что хотят, - мрачно возразила Дарье Софья. - У нас ведь все зависит от того, кто руководит страной, а не от общества. А кто у нас в лидерах? Вот то-то и оно. По слухам, так один из них вообще блудливым котом оказался. А это уж вовсе ни в какие ворота не лезет, не по-божески это. Святое-то писание всех верующих касается, а в нем сказано черным по белому: не прелюбодействуй. Да и какие они верующие, если свечку в правой руке держат, как стакан с вином, словно на брудершафт с церковью пить собрались. Порку бы им всенародную устроить, может, тогда бы поумнели.
- Не поможет, думаю. Мафия-то наша бессмертна. Поэтому, голубушки, нам и надо выходить на баррикады. Видно, кроме нас, некому. Ведь некому? - с улыбкой произнесла Степанида, обнимая Дарью.
- А может, у них все получится, как говорят, - внесла свою лепту Прасковья.
- Не получится, - твердо ответила Дарья.
- Почему? - не унималась Прасковья.
- Команда у них старая. Перекладывают ее с места на место, а от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Да и идей новых у них никаких нет. И даже не в этом дело. Народу в их планах места не нашлось. Он как был ишаком, так им и остается. Такая власть неисправима и никакое лекарство ей не поможет. Она просто должна умереть. Ну да бог с ней, с этой властью. Сейчас у нас цель другая, нам надо отстоять свою независимость, право на жизнь по своим правилам, основанным на уважении к людям. Альтернатива действующей власти одна: социальная справедливость во всем. равенство и свобода каждой личности. И начинать надо с любви к ближнему, помня о десяти заповедях божиих.
- Не воспитывай нас, Дарья, - остановила ее Антонина. - Мы же знаем, на что идем. Если уж поставили себе задачу, то ее надо выполнять. Механизм-то уж запущен, и отступать нам некуда. Надо подумать, что дальше делать.
Дарья опять задумалась. Взбудоражить-то сельский народ легко. А что дальше? С подручными-то этой власти многим из ее подруг придется сталкиваться на каждом шагу. И как бы в ощип не попасть, втягивая их в не продуманное до конца дело.
- Вы мой характер знаете, - отозвалась Дарья. - Я не паникую. А предлагаю вам следующее: наказать за жульничество и мошенничество главу местной администрации и заместителя губернатора, который незаконно захватил наши пахотные земли и пустил под пилу наше главное богатство - лес. Их поведение не поддается обсуждению, за это только наказывать. Если у кого-то есть другое мнение, давайте обсудим.
- Да какие там мнения, - развела руками Груня. - Наказать надо паршивцев. Наш-то глава даже парк под бензопилу пустил. А какой парк был, одно загляденье. Ребятишки там обычно играли, а теперь коттеджи местных олигархов стоят. Разве это дело. По этим деятелям давно Уголовный кодекс страдает. И статьи, кстати, по таким делам имеются. Читаю. Статья пятьдесят девятая: приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием. Срок до трех лет. Далее, статья двести шестидесятая: незаконная порубка деревьев и кустарников. Срок до трех лет. Вот еще, статья двести девяностая: получение взятки. Срок до семи лет.
- Ну а к заму губернаторскому какие статьи применить можно? - поинтересовалась Матрена.
Груня, полистав книжечку, произнесла:
- Вот нашла. Статья двести восемьдесят пятая: злоупотребление должностными полномочиями. Срок до семи лет. И вот еще одна. Статья двести шестьдесят первая: уничтожение или повреждение лесов. Срок до восьми лет. Ну а если это вырубка по поддельным документам, то срок еще круче. Вот так-то, бабоньки.
Бабоньки посмеялись над Груниной находчивостью.
- Ну а нам-то за наши благородные деяния что полагается? - пошутила Степанида.
- А нам, милая, - вместо Груни ответила Дарья, - за все наши поступки полагается пожизненное заключение. Такова цена нашей удачи.
Женщины восприняли слова Дарьи как шутку, а Полина заметила:
- Что тут поделаешь? Пустое-то дерево не трясут. Значит, мы огромную ценность имеем, если к нам с таким уважением. Давайте лучше о деле. Пора наконец доказать, кто здесь хозяин. Я думаю, что нам с Петровича надо начинать, главы нашего. А через него мы и на губернаторского зама выйдем, если хорошо прижмем. Вот только как нам с ним один на один выйти, чтоб без шума и драки? Может, у кого какие мысли есть?
- А я знаю, как с ним один на один выйти, - заявила Антонина. - Подружка у меня на усадьбе есть, Любка Горохова. Она с ним шуры-муры крутит. Как-то мне сказала, что он карасей в сметане любит. Замучилась, говорит, ему готовить этих карасей. Он эту рыбу каждую пятницу на озеро ездит ловить. С утра отправляется, пока городские не понаехали. Вот там мы ему и устроим встречу.
- Подойдет, - одобрила предложение подруги Дарья. - Сегодня среда, до пятницы еще есть время, чтобы подготовиться, перетащить и спрятать в лесу обмундирование и оружие. На такое дело со мной пойдут Антонина, Степанида и Полина. Всем другим отдыхать. Так и порешим. А теперь давайте по домам, кое-кого наверняка мужики заждались.
Женщины по одной попрощались с Дарьей. Задержалась только Антонина.
- Последние-то слова в мой огород, что ли? - с упреком произнесла она. - Так свободная я сейчас. Похоже, на целую неделю, если не больше.
- Что так-то? - удивилась Дарья.
- Неожиданные деньги у мужика появились, в запой ушел, на неделю, не меньше.
- А почему в запой-то? Чем ты ему досадила?
- Да достал он меня своей ревностью. А было бы еще к кому ревновать. Кругом же одни упыри. Да и не секс-машина я, которой безразлично, с кем и когда. Такое-то дело с любви начинается. Ничего, подожду, когда у него деньги закончатся. Вот ведь дурак, не понимает, что деньги никому и никогда счастья не приносили. Ну и фиг с ним, убивать его за это не буду.
- Правильно и сделаешь, подружка. Только не проспи в пятницу из-за любви-то своей. Мужики на рыбалку часа в четыре отправятся. Нам нельзя опаздывать. Помните: кто рано встает - тому бог подает.
- Не просплю, я ведь самая дисциплинированная, - заверила Антонина Дарью.
В пятницу в лесочке у озера, еще до восхода солнца амазонки ждали своего противника. Утро было холодным, и женщины с тревогой думали, что вся их операция из-за этого сорвется: вдруг глава администрации на рыбалку передумает ехать. Поежившись от холода, Дарья высказала эту мысль вслух:
- Не приедет наш глава, наверное. Погода-то вовсе не рыбацкая. Не захочет из теплой постели выбираться в такую рань. Подождем еще полчасика и по домам.
Однако она ошиблась. Минут через пятнадцать вдалеке послышался шум автомобиля, а вскоре на дороге появился «уазик» местной администрации. Остановив машину почти напротив того места, где скрывались за деревьями амазонки, Петрович вышел наружу, достал из багажника пару удочек, банку с червями и нырнул в прибрежные кусты. Женщины скоординировали свои действия.
- Полина подходит к объекту слева, Степанида справа, а мы с Антониной перекрывает ему путь к отступлению. Работаем, бабоньки, - скомандовала Дарья.
Женщины окружили ничего не подозревающего рыбака со всех сторон.
- Как клев, папаша? - имитируя мужской голос, спросила Степанида громко.
Петрович, не ожидавший никого увидеть в столь ранний час, вздрогнул, а увидев людей в форме и с оружием в руках, и вообще потерял дар речи, даже удочку из рук выронил.
- Я глава местной администрации, - еле смог произнести он.
- Ты-то нам как раз и нужен, глава местной администрации. Мы представители федеральной службы наказаний при президенте РФ. И задача наша простая - приводить в исполнение указ президента по искоренению коррупции на нашей грешной земле. А грешков, больших и малых, за тобой навалом. Но если ты о них забыл, то мы тебе напомним. Вот слушай: парк на центральной усадьбе вырубил, земли его продал местным дельцам, лес по поддельным документам заму губернаторскому спустил вместе с пашней, весь левый берег реки под коттеджи продал, магазин бывший промтоварный за бесценок отдал, хозяйство позволил распустить, вырезав весь скот. И при этом, что в местную казну от этих денег ни рубля не поступило. Зато у тебя иномарка появилась дорогущая и огромная дача у сыночка твоего. За такие делишки тебя наказать надо. Усекаешь, о чем я говорю? - жестко произнесла Степанида.
Петрович невольно поежился.
- Ну, было такое. Но ведь не только я один такой. В области таких навалом. В большинстве случаев нам приказывают так поступать. Большую часть денег у меня забрали: делиться, дескать, надо. Да и прикрыть обещали, а тут такое... Что мне делать-то, мужики?
- Чистосердечное признание смягчает вину. А мы тебя утопить хотели тихонько. Что ж, видимо, придется повременить. А сделаешь ты вот как. Во-первых, автомобиль и дачу продашь, а деньги вернешь в казну. Во-вторых, напишешь заявление по собственному желанию. И, в-третьих, звонишь сейчас своему дружку и приглашаешь его на делянку. Скажешь, что его заготовленный лес воруют. Тебе одному, мол, с этими жуликами не справиться. Ясно?
- Куда уж яснее, - запечалился чиновник. - Сделаю, как сказали.
На этом, быть может, все бы и закончилось, если бы вперед не выступила Полина. Она грозно произнесла:
- Ты что, капитан, веришь этому прохвосту? Разве не видишь, что на нем пробы негде ставить. Нам же приказали: без суда и следствия, и без шума. Он у нас не первый такой. Помнишь, один тоже похоже скулил и те же обещания давал. Пожалели, а что из этого вышло? Теперь этот номер не пройдет. Зальем ему глотку спиртом и притопим малость. Пусть думают, что по пьяни утонул. Для него же это лучше.
- Да жалко мужика. Семья, наверное, есть, дети опять же. Рука, командир, на такое не поднимется. Из-за каких-то десяти миллионов человека губить совестливо как-то.
- Пять, всего пять, а не десять, - пробормотал Петрович и расплакался.
Степанида усмехнулась.
- Вот видишь, командир, мужик-то порядочным оказался. Сам признался, сколько наворовал. Что делать-то с ним будем?
- Ладно, топить не будем. Но в заложники жену с дочкой возьмем. Так надежнее будет.
Услышав про заложниц, Петрович совсем сник и взмолился:
- Не трогайте их, богом прошу. Сделаю для вас все, что прикажете. Если не выполню, то хоть на куски меня режьте.
Не говоря больше ни слова, Полина вытащила из его кармана мобильник и приказала:
- Звони!
Петрович набрал номер и с кем-то долго разговаривал.
- Завтра приедет к девяти утра, - произнес он, отключая телефон.
- Ну что ж, завтра сам привезешь своего гостя на делянку. Если шельмовать вздумаешь, головы тебе не сносить. Да и семья пострадать может. Таких, как ты, учить надо, - произнесла Полина. - Пошли, братва, - обратилась она к своим товаркам, которых невозможно было узнать под форменной одеждой и масками. - Здесь нам больше делать нечего. До скорой встречи, мужик, и хорошего тебе лова.
Через пару минут женщины скрылись в лесу так же незаметно, как и появились.
- А что делать-то предлагаете с замом? - спросила Дарья подруг, бодро вышагивая по лесу. - Этот-то рыбак последняя ступенька в вертикали. Да и не нужен он никому в этой самой вертикали. Так, стрелочником окажется в случае чего. А зам-то покруче будет, его наши славные органы защищают. А награбили такие паразиты уже столько, что на целое хозяйство хватит. Ну, у кого какие предложения есть?
Женщины задумались, но никто ничего предложить не смог.
- А чего тут думать-то? - сказала вдруг Антонина. - Идет война народная, а в ней все средства хороши. Главное - эффект неожиданности, и все получится. Действовать по обстановке будем. И чем жестче, тем лучше Главное, еще самим страха не чувствовать и делать то, что сердце подскажет.
С этим все согласились и молча направились в деревню, раздумывая над тем, что рано их, баб, со счетов списали. Они не только, как сказал поэт, в горящую избу войдут, но и со всякой нечистью могут бороться. Потому что у каждой доброе и благородное сердце, готовое пожалеть слабого и помочь бедному. Готовы отдать свое, кровное, нуждающимся людям, хорошо осознающие, что альтернативой справедливому обществу может быть только фашизм.
Готовясь отправиться на другое утро на делянку, Дарья всех предупредила:
- Действовать собранно и только наступательно, с властью все же дело иметь будем. И всем взять маскхалаты. В них мы еще внушительнее будем выглядеть и скроем все наши прелести. А Полина и Степанида, вы рацию прихватите. Разыграем тот же сценарий, что и с бандитами. Только на этот раз Степанида «Беркутом» будет, а Полина «Первым», но уже генералом. Статус с этой сволочью надо повысить, чтобы у него, паршивца, веры в наши намерения было больше. И ты, Поль, в разговоре Степаниду припугни малость: мол, тебе, майор, ни одного дела нельзя доверить, чтобы объект не пропал. То смерть при попытке к бегству, то якобы несчастный случай - в общем, придумаешь что-нибудь, главное, страху нагнать. Хороших-то слов он все равно не поймет - сам командовать привык. Если всем все ясно, то двинемся в путь, чтобы через полчаса всем на месте быть. Все у нас получится, верьте. За нами правда.
На делянке амазонки гостей ждали недолго. Едва успели притаиться, как услышали шум приближающегося автомобиля. Это был все тот же «уазик» главы администрации, на котором он приезжал рыбачить. Увидев приближающуюся машину, Дарья скомандовала:
- Всем по местам. Всю инициативу берет на себя Степанида, Антонина ее страхует. Мыслим глобально, действуем локально. А ты, Степанида, возьми сук покрепче и постучи по дереву. Создай видимость работы тут, на делянке. Пусть понервничают, пусть покипятятся. С такими проще дело иметь.
Когда машина прибыла на место, из нее вышли двое, местный глава и губернаторский зам. Последний, оглядевшись, строго спросил:
- Ну, и где тут жулики-воришки? Вроде здесь кто-то работал. Скрылись, что ли? Или ты лапшу мне на уши вешал?
- Да был здесь кто-то. Сам же слышал стук топора. Наверно, сбежали или притаились, заслышав шум мотора.
- С кем же мне теперь разбираться? Не с тобой же...
В это время из кустов появились амазонки, как обычно одетые в камуфляж, с масками на лицах и с оружием в руках.
- С нами, господин хороший, - произнес один из вооруженных людей, приближаясь к мужикам. Один из них сделал в замешательстве несколько шагов к стоящей неподалеку машине. - Стоять! - крикнул военный, заметив его движение. - Руки за голову! Кто такие и что здесь делаете?
- Я заместитель губернатора, - с апломбом произнес один из мужчин. - Это моя делянка, приехал ее проверить. А вы кто?
Не отвечая на вопрос, Степанида плюнула в сторону, смачно выругалась:
- Этот упырь, глава то есть, пусть сматывается отсюда, а с тобой, гражданин заместитель губернатора, отдельно поговорим. Не думали мы тебя здесь встретить, а выходит, что на ловца и зверь бежит. Тебя ведь вроде Леонидом Михайловичем кличут и в списке нашем, если мне память не изменяет, ты сто первым будешь.
Пока Степанида пудрила мозги заму, местный глава проворно нырнул в свою машину и умчался, взвизгнув на старте мотором. Проводив его глазами, Степанида продолжила, обращаясь в сторону оставшегося чиновника:
- Кто мы такие, спрашиваешь? Федеральная служба по борьбе с коррупцией, дорогой. По этой теме есть специальный указ президента. Разве ты о нем не знаешь? Мочить вас даже в сортире приказано. А ты взяточник, причем крупный взяточник, к которым у нас особое отношение. По нашим прикидкам, по тебе статей сто УК плачут: за превышение должностных полномочий, за неуплату налогов, за уничтожение и повреждение леса, за лжепредпринимательство, ну и еще кое за что.
И в это время заработала рация. Степанида включила ее на полную громкость. И все услышали сначала отборную брань, а потом: «Беркут, Беркут, я Первый. Почему молчишь?». Степанида глубоко вздохнула и громко произнесла:
- Слушаю вас, товарищ генерал.
- Взяли объект, или опять ты воду мутишь?
- Взяли, товарищ генерал, беседу профилактическую проводим.
Рация затрещала, и сквозь помехи все услышали:
- Знаю я твою профилактику. Ты там только через край не лей, майор. А то тебя на какое дело ни отправь, все у тебя объекты пропадают, нужные нам, всегда какая-нибудь оплошность случается: то несчастный случай, то гибель при попытке к бегству, то сердце не выдержало. Этого сберечь приказываю, его труп нам не нужен. Судить его будем. Ясно?
- Так точно, товарищ генерал. Постараюсь сберечь эту сволочь. Рация смолкла, а Степанида проворчала: - Как же, судить они его будут. Знаем мы эти суды. Если даже судья прямой, то суд все равно кривой выходит. Отмажут... - Степанида смачно выругалась и со злости дала очередь из автомата рядом с ногами чиновника. - А в руках-то у тебя, голубок, что?
- Документы на этот участок. А что?
- Дай-ка мне их сюда, посмотрим, что за липа такая. - Взяв из рук чиновника бумаги, она внимательно рассмотрела их. - А где свидетельство-то на лес, на его собственность? Здесь всего лишь распоряжение местного главы о передаче делянок в твое пользование. А глава не хозяин этого леса. Вот так-то, уважаемый. А теперь бери бумагу и пиши нам чистосердечное признание о своих делишках: с кого и сколько взял, о махинациях с лесом - словом, обо всем, что нам доподлинно известно и не очень. Если правду напишешь - считай, жизнь свою спас.
Чиновник было воспротивился, но увидев направленный на него автомат, тут же сник и стал писать. Закончив, он протянул бумагу Степаниде.
- Ну вот, другое дело, - произнесла она. - А то не буду, не буду. Отвечать за свои поступки надо. Думаете одно, говорите другое, а делаете третье. Гнилая у вас во власти философия жизни, товарищ заместитель, так и споткнуться можно.
- Я могу идти? - робко спросил Леонид Михайлович.
- Подожди, голубчик, - последовал ответ. - Ты физическим трудом когда-нибудь занимался?
- На даче только. А что?
- Прибери этот участок от сучьев, которые нарубили твои помощники, тогда и будешь свободен. Скрыться-то ты от нас все равно не сможешь. Я тебе просто время даю, чтобы ты успел сухарей насушить и с семьей попрощаться. Добрый я сегодня.
Больше часа чиновнику потребовалось на расчистку участка от ветвей и сучьев. Когда дело было сделано, Степанида его милостиво отпустила на все четыре стороны, напутствуя при этом:
- И не воруй больше. Это же некрасиво.
Чиновник направился было восвояси по старой дороге, но его остановил голос:
- Не туда, голубчик, пошел, тебе в обратную сторону, через лес. Машины у тебя все равно больше нет. Мы ее конфискуем. Она же на ворованные деньги куплена. Так что пешочком, дорогой, через лес.
Когда мужчина скрылся из виду, Дарья восхищенно произнесла:
- Ну ты, Степанида, даешь! Никак не скажешь, что ты дояркой всю жизнь работала. У тебя же талант следователя. Какого специалиста родина потеряла!
- Я теперь не доярка вовсе, а амазонка. А с таких спрос другой. С врагом нужно бороться его же оружием. К тому же за правду и побороться приятно, душа очищается. Даже звери сражаются за своих детенышей, а мы что, хуже, что ли?
- Не хуже конечно. Но теперь на нас обязательно клеймо преступников наклеят. Поэтому будьте начеку. Посмотрим, что дальше будет. А ты, Антонина, предупреди всех наших на усадьбе, пусть тоже не дремлют. Нутром чувствую, что они к нам своих сторожевых псов пришлют, чтобы нас раздавить.
- Пусть только попробуют. Мы ко всему уже привычные, да и бог нам поможет. Мы же не виноваты, что свобода стала товаром. А отступать нам все равно некуда, так что и скулить нечего. Встретим всех, как надо: кто со злом к нам придет... Это моя деревня, я ее люблю и никому не отдам, - твердо произнесла Степанида. - А теперь пошли по домам, хватит уже по лесу шариться. И есть хочется, к тому же.
Однако Дарья оказалась права. Через день ей позвонили с усадьбы и предупредили, что в сторону их деревни направляется машина с вооруженным ОМОНом. Женщина сразу же подняла по тревоге своих товарок.
- Не дергаться никому, - наказывала она им. - Мы ничего не знаем, ничего не слышали, но все же будьте готовы. Это уже не мелкие мошенники, а их защитники. Ну, держитесь, бабы, бог за нас.
Действительно, вскоре на дороге показалась машина. Когда она притормозила у дома Дарьи, та как раз ворошила скошенную траву у себя в палисаднике. Вышедший из нее военный спросил про дорогу на лесную делянку.
- К какой делянке? - переспросила Дарья, сделав вид, что не поняла.
- Ну, к той, где лес заготавливают, - уточнил военный.
- А, к этой, так это просто. Выедешь из деревни, там сразу справа дорога будет. По ней и езжай. Увидишь три березы, за ними и делянка начнется. Только туда дорога плохая. Разбили ее всю, паразиты, своей техникой. Ни дна бы им, ни покрышки...
- Чего злая-то такая?
- А чему радоваться, если дураков в России прорва. Колхоз разорили, поля запустили, всех без работы оставили. Рыдать от этого хочется, а не смеяться.
- А ты, я гляжу, строптивая. Одна живешь или муж есть?
- В моей семье главный папа, а кто папа, решает мама, - с усмешкой ответила Дарья, поглядывая на военного сквозь сощуренные веки. Женщина кинула в сторону грабли и пошла к дому. Вслед ей мужчина прокричал:
- В гости-то, может, пригласишь?
- Не разевай роток на чужой медок, касатик, - не оборачиваясь, ответила Дарья и захлопнула за собой дверь.
Омоновцы вернулись в деревню часов через пять. Они снова остановили машину возле дома Дарьи.
- Барышня, выйди во двор, разговор есть, - постучал в окно согнутым пальцем командир.
- Чего тебе, касатик? - спросила Дарья, выйдя на крыльцо и вытирая влажные руки полотенцем.
- Речка тут у вас далеко? Приморились мы малость, ополоснуться хочется.
- Да вон она, за огородом. Прямо через картофельник пойдешь, там и речка будет. Берег песчаный - все деревенские там купаются. А в лесу-то что делали, грибы, что ли, собирали? Сейчас ведь в лесу ходить опасно.
- Почему опасно-то? - взъерошил волосы военный.
- Клещей много, потому и опасно. Лес-то запустили, вот они и расплодились на нашу голову. Наши-то, деревенские, давно туда не ходят, особенно после того, как двое мужиков от укусов зараженных клещей умерли.
Услышав про клещей, военный невольно встряхнул китель и брюки и снова спросил:
- Так недалеко говоришь?
- Недалеко, сразу за картофельным полем, - уточнила Дарья.
- У вас тут тихо, или кто-нибудь пошаливает? - как бы невзначай спросил военный.
- Кому у нас тут шуметь, если в деревне одни старики да старухи, - развела руками Дарья. - Тихо у нас здесь. Деревня-то тупиковая, дальше никаких селений нет. Грибники с рыбаками иногда мимо проезжают. Но после тех случаев, о которых я вам говорила, уже реже. А другим здесь делать нечего - все уже давно украли, что плохо лежало.
- За машиной присмотри, - попросил военный, - а мы искупаться сходим.
- Да ради бога, купайтесь. Кому она здесь нужна? Присмотрю, конечно.
Командир приказал всем выгружаться из машины и повел свою команду к речке. Как только военные скрылись за огородом, к дому Дарьи потянулись амазонки.
- Что делать-то будем, царица? - задала вопрос Антонина.
- Вам решать, девки. Можно вообще ничего не делать и отпустить с миром. Но можно поступить и по-другому. Они хоть и молодые, но уставшие и голодные. Измотались все, разыскивая нас в лесу, а потому в лобовую атаку идти не придется. На реке их можно взять тепленькими и мокренькими. Случай подходящий, другого такого может и не быть. Думайте сами, вам решать.
- Чего тут решать-то? На войне как на войне, действовать будем, - высказалась Степанида. - Защитнички, мать их. Да и кого они защищают-то? Проходимцев и жуликов всех мастей, а из-за этого и сами негодяями стали. Из-за зарвавшихся чиновников, паразитов этих, целые поколения потеряли смысл жизни, а мы их жалеть собрались. Нет уж, дудки! На абордаж пойдем, покажем им, где раки зимуют.
Степаниду поддержали все амазонки.
- Тогда действуем так, - произнесла Дарья. - Переодеваемся, надеваем маскхалаты, берем с собой шумовые гранаты и гуськом за мной, пригнувшись, пробираемся незаметно к реке. Степанида и Полина, возьмите с собой рацию. Роли на этот раз поменяются: Степанида, ты будешь «Коршуном», а Полина останется генералом. Пусть думают, что нас здесь много и у нас есть прикрытие. Ну, давайте, девоньки, за работу.
Приблизившись к реке, Дарья взмахом руки остановила своих воительниц:
- На разведку схожу, посмотрю, как там у реки и что. А вы приготовьтесь, мало ли что. Я мигом. Пробравшись через кусты к краю откоса, она оценила обстановку на берегу и вернулась довольная.
- Ну что там, Дашуня? - поинтересовалась у нее Антонина.
- Голышом купаются все, кроме майора. Не смущайтесь и не заводитесь только, девки, на эту голую команду. Сегодня не наш день в этом смысле. Майор сидит на берегу с голым торсом, загорает. Хилый уж очень. С ним проблем быть не должно. А его огольцы прямо перед нами, их вещи и оружие на берегу.
Действуем так. Степанида выводит из строя майора, а мы с вами забрасываем берег гранатами, а потом отсекаем очередями из автоматов всю команду майора от берега. А уж дальше действуем по обстановке. Главное - довести их до панического состояния. Пусть маму вспоминают, вояки хреновы. Даже охрану не выставили. Предупреждаю всех: действовать одновременно, по сигналу Степаниды, когда она махнет рукой. Ну, с богом.
Женщины подползли к краю обрыва тихо, без шума и стали ждать сигнала от Степаниды. Та тоже уже была на месте и, посмотрев вниз, тут же махнула рукой. Поднявшись во весь рост, женщины забросали берег гранатами, а когда дым немного рассеялся, дали короткие очереди по берегу. Полина же как заправский мужик произнесла:
- Стоять! Руки за голову! Шаг вперед - расстрел!
В это же самое время Степанида навалилась сверху на майора, заломила ему правую руку за спину, да так, что тот взвыл от боли. Степанида вытащила у него из кобуры пистолет, разрядив, засунула обойму в собственный карман.
- Ну что, вояка, приказывай своим огольцам, чтобы брали свои шмотки под мышку и шагали в затылок друг другу к машине. И не медли, а то в расход пущу.
Полина с остальными амазонками собрали все оружие на берегу, мобильные телефоны. Майор выполнил приказание Степаниды, однако решил прояснить ситуацию вопросом:
- Кто вы такие?
- Придет время - узнаешь, - был короткий ответ. - А теперь одевайся, отдай мне свой мобильник и веди свою команду к машине. Да не шали, майор, у нас приказ стрелять в случае сопротивления. А этого бы делать не хотелось. Мужики твои отменные жеребцы, им бы баб ублажать, а ты их на такое дело настроил, по лесам шастать. Наверняка и дети, и жены есть у них. Не доводи нас до греха, майор.
Когда амазонки привели голую команду ОМОНа к машине, у Степаниды заработала рация. «Коршун, Коршун! Я Первый! Что с ОМОНом?»- услышали все, потому что рация была настроена на максимальную громкость. Степанида ответила, что, мол, товарищ генерал, все в порядке, всю команду взяли. В ответ раздалось: «Действуй по обстановке, майор, задачу знаешь!»
- Запомни одно, майор, - выключив рацию, повернулась она к военному, - по статусу мы намного выше вас и нам не положено проигрывать. А кто мы такие, узнаешь позже. А теперь сажай своих молодцев в машину, там они и оденутся. Оружие мы вам вернем, но без боекомплекта. Выкручивайся перед своим начальством сам как знаешь. И не возвращайся той же дорогой, по которой приехал, - она заминирована. Да и на снайперов наших можешь нарваться. Езжай берегом - так надежнее. И запомни, мы везде, под каждой елкой, за каждой кочкой, поэтому попытайся исполнять закон даже там, где он не работает. Тогда мы с тобой, может быть, и поладим. Езжай, и чтоб глаза мои тебя больше не видели.
Когда машина с военными скрылась из глаз, Дарья попросила у Степаниды телефон майора и стала набирать чей-то номер. Из разговора все поняли, что она звонила сыну:
- Здравствуй, сынок. Это мама говорит. Давай срочно запускай наше заявление в интернете, по всем каналам запускай. Нам помощь нужна. Мятежная деревня к бою готова. Целую тебя, скоро увидимся.
Из разговора этого амазонки мало что поняли. Дарья пояснила:
- Такого позора омоновцев власть нам не простит. Сюда доставят не только новый отряд, а целую армию. Мы же посягнули на всю вертикаль власти, которая является основным условием ее существования.
Поэтому мы с сыном и бывшим мужем обращение к общественности подготовили, чтобы к нам сюда добровольцы ехали, пресса, правозащитники и вообще все честные и порядочные люди. Без их помощи нам теперь не обойтись. Ведь ни суды, ни следователи, ни милиция, ни прокуратура нас не защитят. Именно они вопреки здравому смыслу - главные источники преступности в стране.
- Ну приедут все, и что дальше? - задала резонный вопрос Полина.
- А дальше поступаем так. На центральной усадьбе проводим общий сход и начинаем начистоту говорить с народом.
- О чем говорить-то? - спросила Полина.
- О жизни новой, - невозмутимо ответила Дарья.
- И план построения этой жизни новой у тебя тоже есть? - с сомнением спросила Степанида.
- Все у меня есть. Мой муж подготовил. Мы хоть и не живем с ним, но дружим. Он же у меня профессор, в университете в области преподает. Но деревню знает и за ее судьбу переживает. Это его проект переустройства деревни, и он мне нравится. Я вам всем раздам его для ознакомления. Читайте, критикуйте, вносите предложения. Другого исхода дела я не вижу.
Женщины еще долго судили да рядили о новой жизни, а потом разошлись по домам, сознавая в душе правоту своей царицы: это их земля и ее защищать надо.
Глава десятая. Анархический социализм
Как преобразовать деревню? Этот вопрос не давал покоя амазонкам ни днем, ни ночью. Сомнения одолевали, на душе кошки скребли, хотя каждая прекрасно понимала, что срок, отпущенный нынешней власти, давно вышел. Созданный ею гнилой мир привычек, нравственности, образ мышления и поступков вырос на почве бесправия. А ему, похоже, и конца нет. К тому же, есть вещи, существование которых разум просто оправдать не может. Заманчиво, конечно, предложение Дарьи, все в нем разумно и справедливо, но как это все претворить в жизнь.
Поссориться с властью, конечно, можно и нужно, но тогда придется держать ухо востро. Ведь местные сильные мира сего до сих пор не знают, кто они такие и что дошли уже до предела. И другое понимали бабы: если оставить все как есть, то люди в деревне точно перемрут как мухи, тогда и деревня погибнет. Об этом и размышляли амазонки, расположившись во дворе дома Дарьи.
- Что пришли-то? - спросила хозяйка, выходя на крыльцо. - По какому поводу девичник?
- Да вот план твой обсуждаем, - за всех ответила Степанида. - Мужик твой, что ли, его писал?
- Он. А что?
- Круто написано. Чувствуется, умный человек, а умный не бывает плохим, - рассудила Степанида. - Чего развелась-то с ним?
- Умней не бывает. Сын у нас общий есть. А развелись потому, что сбежались по недоразумению. Зато уж расходились по принципам. Расслабьтесь, бабы, давайте лучше по делу. Вопросы появились, что ли?
- Уж появились, всю голову сломали, думая, - ответила за всех Степанида. - Вдолби нам, деревенским дурам, царица наша: мы что, социализм в отдельно взятой деревне строить будем? Так мы его, вроде, уже строили. И развитой у нас был, и с человеческим лицом... А что вышло из всего этого?
- У нас никогда социализма не было, подружка, - срезала всех Дарья. - Была диктатура одной партии. Власть тогда только вид подавала, что платит нам за работу, а мы, получается, делали вид, что работаем. А сейчас что? То же самое, только хуже. Когда-то отменили крепостное право, а сейчас отменили право вообще. Время правления кухаркиных детей миновало, зато появилось право своих да наших. Вот вам и вся справедливость. Деньги есть - ты человек, нет - тем хуже для тебя. Разве это нормально? Кучка проходимцев живет за наш счет, детей своих за рубежом учат и откровенно плюют в нашу сторону. Сейчас даже планировать свою жизнь бессмысленно: от нас уже ничего не зависит. Общественность хоть и возмущается, а сделать ничего не может. Ну ничего, сухой закон пережили и это переживем.
А социализм мы строить будем, только наш, народный, анархический. А что в былые времена хорошего было, возьмем, так сказать, на вооружение.
- Ну и что это за народный анархический социализм? - задала вопрос Антонина. - В твоем плане этого совершенно нет. Там только о справедливом обществе говорится.
- Справедливое общество, бабы, это и есть анархический социализм. И строится он на трех основных принципах: свобода личности, равенство в правах и социальная справедливость. И конечно, на основе высочайшей нравственности, а не той, которую нам навязывают. Даже с экрана телевизора только и видишь, что голые сиськи и задницы. Вам это нравится?
Бабы рассмеялись, а Полина, усмехнувшись, произнесла:
- А что делать-то, если показать хочется, а кроме этого, показать больше нечего. Ну да ладно, а об этом анархизме поподробнее можно? А то болтовня о их справедливости давно надоела. А когда мы сами об этом говорим, то нас никто не слышит.
- Наш социализм, бабы, должен быть народным, - начала Дарья. - Приближенным к народному форуму и не должен зависеть от представительного собрания, которое, по моему мнению, себя изжило. Сами же видите, что в нашей думе происходит. Мы должны добиться своей независимости и перейти к самоуправлению, которое должно строиться не на клятвах, присягах и обещаниях, а на основе соглашений, договоров и решений, свободно выраженных, серьезно обсуждаемых и всеми принятых.
А мы что имеем? Нынешняя власть стремится все сосредоточить в своих руках и уничтожить всякий след независимости территориальной и участия в общей жизни страны. Причем делает она это путем насилия. Нам нужно организоваться вне государства и заменить его во всех сферах деятельности, особенно в тех, где оно просто бессильно. Ну а наша с вами независимость - это всего лишь первый шаг к успеху. А я с такой властью, которую сейчас имеем, шагать в одном строю не хочу. Я даже руку никому из них пожать не могу, поскольку она у них всегда сжата в кулак.
Поэтому, бабоньки, наш социализм, сохраняя нынешнюю государственную машину, не построить. Не построить его и при смене людей у власти. Ведь вся система гнилая, ее никакими молитвами на ноги не поставить.
А социализм мы будем строить не одни. Сегодня наша деревня, завтра - другая, а там и вся Россия образумится. Это же понятно.
- Как же сообща строить, если сейчас каждый за себя? Как с этим-то быть? - задала вполне резонный вопрос Груня.
- Что ж, поясню, - ответила Дарья. - Стремление каждой отдельной личности обеспечить себя, помимо всех остальных, объясняется, прежде всего, стремлением людей ограничить себя от власти капитала и государства. Все думают, что деньги дадут им возможность купить все, в том числе и свободу. Но это ошибка. Деньгами ни свободу, ни даже личного, продолжительного и стойкого обеспечения не купить. Взять, к примеру, хоть даже нашу жизнь. Ясно же ведь, что без сотрудничества всех отдельный человек бессилен, пусть даже его сундуки полны золота. А нам надо научиться жить по-другому, когда вместо маленьких забот нашей ежедневной жизни вперед выступает какая-нибудь общая идея. А такой идеи ни у нашей власти, ни у общества пока нет. А у нас такая идея есть. Всем же ясно, что когда работа ведется сообща, а труд почетен - результат будет другим, более весомым. А это уже начало новой жизни. Тогда и появится новая сила, которая сломит силу, поддерживающую современный антинародный порядок, и мы получим другое общество, общество свободных людей, со свободой экономической и политической. Нам нужно такое правление, которое не выходило бы из повиновения общества. И сделать это просто. Мы должны создать такой порядок, при котором путем свободного соглашения между людьми могли бы стремиться к одной цели - к независимости, поскольку без вмешательства сверху люди устраиваются легче и удобнее. Только это уничтожит несправедливость, всякие притеснения и скопление богатства в руках отдельных лиц.
И еще одно вам скажу: неужели нельзя построить общество, основанное не на законах, а на взаимном доверии, неужели исчезла привычка держать слово, исчезло само понятие честности?!
- Исчезли, милая, ибо обогащение стало единственной целью в жизни людей. И тут уж не до принципов, потому что основой общественной жизни стало присвоение результатов чужого труда, - согласилась с Дарьей Софья.
- И я о том же. Мы же выросли все на предрассудках, нас приучали верить в нашу власть, в достоинство всемогущих наших правителей. А это далеко не соответствует действительности. Они ведь все только одно и орут: дайте нам в руки власть, и мы избавим вас от угнетающих вас бедствий. Якобы они имеют возможность это сделать. А на самом деле? Сколько лет прошло, а воз и ныне там.
- Это ты верно сказала, Даш, - поддержала подругу Антонина. - Мы уже действительно привыкли думать, что вне этой власти ничего другого не существует. Наша-то жизнь давно идет своим путем. Мы сами по себе растем и умираем, страдаем и трудимся, думаем и творим, не замечая правителей всех мастей, которых мы до того возвеличили, что даже их тень заслонила собой истину.
Нам действительно нужна вольная деревня. А мешает этому непреодолимое пока препятствие - наша бедность, деление общества на касты, формы собственности, да и само государство тоже. Если все это уничтожить, то для нас, селян, да и для городских тоже, откроется возможность создать свое справедливое общество. Нам лучше жить на основе свободных соглашений, нас устраивающих.
- Ишь чего захотела, - встряла в разговор Пелагея. - Мы же при крепостном праве живем с неограниченной властью кучки лиц неизвестного происхождения, в обществе наемного труда. Поэтому власть имущим нужен парламент, который защищал бы их интересы, а не наши. Мы для них кто? Быдло обычное. Поэтому нам и нужна независимость, чтобы освободиться от такой власти. Вопрос только один: как это сделать?
- А чего тут думать-то... - высказалась Матрена. - Мы же одного хотим, бабы, - достатка для всех. Это же можно сделать, если бы не те, кто пользуется чужим трудом. Вот если бы сами они стали заниматься каким-нибудь делом, тогда и не росла бы в ужасающих размерах армия тунеядцев и посредников, не выплачивались бы миллиарды чиновникам. Миллиарды ведь тратятся на судей, на тюрьмы, на милицию, на весь механизм, называемый правосудием. Разве это нормально? А ведь и нужно-то всего ничего: облегчить бедность, и преступность уменьшится.
- Ты о другом забыла, - перебила Матрену Зойка, - сколько денег тратится попусту! На содержание конюшен, дворни богачей, на удовлетворение капризов светских барынь, на стремление к роскоши развращенного светского общества. Эти бы деньги да в благих целях. Не пора ли нам сказать: довольно! Не пора ли сделать так, чтобы этот огромный капитал перестал считаться частной собственностью. Он же создан чужими руками, нашими то есть. Нужно, чтобы все это богатство, с таким трудом приобретенное, выстраданное, изобретенное нашими предками, стало общей собственностью, чтобы общество с помощью коллективного ума могло извлечь из него наибольшую выгоду для всех. Все, что служит для обеспечения благосостояния общества, должно быть возвращено народу. Но законодательным путем этого не сделать.
- Почему? - поинтересовалась Груня.
- Может, тебе напомнить, как по закону отбирали наши земли и лес, развалили наше хозяйство местные проходимцы? А произошло это потому, что свободы сопротивляться этому беспределу не было. Помощь, поддержка и покровительство государства всегда были обращены в сторону одних прохвостов, а не нас, бедноты деревенской. При таком раскладе народное возмущение неизбежно. Важно, чтобы оно общественной необходимостью стало. Нам новая перестройка нужна. А вот как это сделать - вопрос.
Бабы задумались над словами Зойки.
- А наша-то независимость, - обратилась снова к Дарье Верка, - не подорвет основы единства страны? Если все так, как мы, будут поступать, что дальше-то будет?
- Не подорвет, - уверенно ответила Дарья. - Силой-то, подачками и привилегиями всякими национальное единство не удержать. Временно, если только. Но как только все это исчезнет, федерация начнет возникать на развалинах такого государства, и мало-помалу она создаст союз действительно прочный и вместе с тем свободный. Пока же власть действует так, что сама способствует развалу государства. Не от большого ума, конечно.
- А почему мы так должны поступать-то? Разве нет других решений? - поинтересовалась у Дарьи Ксения.
- Мы же на предрассудках воспитаны, милая. Нас приучили, что мы повсюду видим только одну власть - правительство, законы, суд. Поэтому мы и думаем, что если бы не постоянная бдительность милиции и властей, то люди бы перегрызлись, как дикие звери, и что если бы государственная власть рухнула, то на земле водворился бы полный хаос. Так нас учили и так продолжают учить. Но это не так. Все в нашей жизни может быть устроено на основе свободных соглашений, договоров, обмена предложениями, путем съездов и сходов, на которых можно обсудить разные вопросы и принять проект соглашения, которое может быть далее принято или отвергнуто самим народом. И для этого нет никакой необходимости призывать на помощь милицию или солдат. И неужели мошенникам легче вступить в соглашение, чем честным людям? Я так не думаю.
Хотим мы или не хотим, но для этого необходимо крестьянское движение, а каждое селение должно иметь своего Робеспьера. Поэтому крестьяне сами должны начать строительную и воспитательную работу на местах на социалистических началах, не ожидая приказов и распоряжений сверху. Сама власть, сформировавшаяся в результате сомнительных выборов, не сможет сделать ничего. Для этого требуется коллективный ум народных масс, работающий над конкретными вещами: над возделыванием полей, содержанием ферм, лугов и лесов. Новые формы жизни никакое правительство выработать не сможет, пока эти формы не определятся сами по себе в созидательной работе народных масс, в творческом процессе в тысяче мест подряд. Поэтому лучше дать освобождение народу сверху, чем ждать, когда оно придет снизу.
-А что, Дарья, при твоем социализме и эксплуатации не будет? Ее же, заразу, извести трудно,- поинтересовалась Полина.
Дарья ответила, даже не задумавшись:
- Эксплуатация не прекратится до тех пор, голубушка, пока не исчезнут ее основные причины: частное владение капиталом и бедность, на две трети созданные государством. К тому же, пока существует капитал, крупный капитал всегда будет подавлять мелкий. Наше законодательство делает все, чтобы разорить мелкое производство, довести до нищеты крестьянина, и предоставить в распоряжение крупных промышленников целые армии бедняков, вынужденных работать за какую угодно плату. Крупный капитал всегда может подавить мелкий с помощью государства, если ему это выгодно. Противостоять этому может только наш социализм, основанный на свободных соглашениях, на свободной организации производства. Таким образом можно отлично заменить дорогостоящий государственный механизм и выполнить ту же задачу лучше его.
Молчавшая до сих пор Фаина неожиданно произнесла:
- Вот, паразиты. Да эта сволочь вообще больше не имеет права оставаться на нашей земле. Конституцию под себя подмяли, а им все, как с гуся вода. В ней же ничего не сказано про вертикаль-то. Профессия у них у всех, что ли, одна - казнокрады? Одно только и видишь: то этот слева, то этот справа, и наоборот. Нет, с ними обязательно поквитаться надо, иначе все это в привычку войдет. А нам это надо? Ведь ясно же, что в их поезде мы неудобные пассажиры, хотя мы и никому, и ничего не должны. Им же никто не мешает обустраивать страну, а они что делают? Дыры на тришкином кафтане латают. Так это любой дурак может сделать. Ответь мне только на один вопрос, Дарья: цель-то у нас в итоге какая?
-Да все просто, Фаина. Беда нашего общества в том, что все производство ведется ради барышей а вовсе не ради общественных нужд, ибо капиталистическое производство не может быть в интересах всех и не может быть основано на благотворительности. Капитал всегда вызывает отток жителей деревень, разоряет их, лишает селян образования, порождает их нищету. Его устраивает, чтобы крестьянин был вьючным животным общества, чтобы население деревни оставляло ее и уходило в город. Мы же хотим построить анархический, вольный социализм, а не государственный со своей вертикалью. Это мы уже проходили. Наш же социализм подразумевает не только новую цель, но и новый способ решения социальных задач, посредством усилий снизу, посредством самопроизвольного действия всего населения. А это вам не фунт изюма. Одним словом, мы строим общество для себя, чтобы в нем было комфортно жить и работать. Но для этого необходимо сильное общественное возмущение, которое могло бы нанести удар самому корню зла - лжи культурной жизни, которую разум оправдать не может. В жизни нашего общества этот период наступил, но период этот не легкий. Мы постоянно будем испытывать сопротивление тех, кому выгодно сохранение существующего порядка.
Многие женщины задумались, а Степанида сразу поддержала Дарью:
- Наверно, ты права, царица. Жить-то под гнетом такой власти становится уже невозможным, и потребность в новой жизни уже чувствуется. Народной-то совести каждый день приходится возмущаться: то скандальными происшествиями из жизни богатых, то преступлениями во имя сильных или ради поддержания существующей несправедливости. Терпеть-то это сколько можно? Ясно же, что необходима им всем встряска народная, которая смела бы всю эту плесень, оживила бы застывшие сердца и вдохнула бы в нас дух героизма и самопожертвования, без чего любое общество становится пошлым, падает и разлагается. Да и надоело все. У нас же время безумной погони за обогащением, время, когда огромные состояния наживаются в несколько лет. Люди-то ведь уже давно заметили, что все институты, которые обязаны обеспечить нам достойную жизнь, не отвечают своей цели.
Вместо порядка они производят хаос, вместо благосостояния - бедность и неуверенность в завтрашнем дне, вместо согласия - постоянную борьбу. Общество все резче делится на два лагеря - бедных и богатых. Разве это порядок? Одно хотелось бы узнать у тебя, Дарья: откуда анархизм-то пошел и где его корни? Не из университетов же идет к нам эта анархия?
Дарья улыбнулась и твердо произнесла:
- Правильный вопрос задаешь, Степанида. Конечно, не из университетов идет к нам анархия и не от ученых, которые находятся на службе у государства. Она идет из народных масс и родилась среди народа. Народ, народные массы выработали в форме обычая множество учреждений, необходимых для того, чтобы сделать жизнь в обществе возможной, чтобы поддержать мир, улаживать ссоры и оказывать друг другу помощь во всем, что требует соединенных усилий. Анархизм - это творческая, созидательная сила самого народа, вырабатывающая учреждения обычного права, чтобы лучше защищаться от желающих господствовать над нами. Он стремится выработать учреждения, необходимые для обеспечения свободного развития общества, в противоположность тем, кто возлагает свою надежду на законотворчество, выработанное правительством. - Дарья хотела продолжить свою мысль, но тут до нее донесся голос из группы женщин:
- Во дает, как лекции нам читает. И не подумаешь, что это деревенская баба. Где набралась-то всего этого?
- Не сплю по ночам, голубушка, - ответила Дарья, ничуть не смутившись, - книги читаю, а не держу своего мужика за руку и не рассказываю ему смешные анекдоты, подобно тебе. Ты ж у нас темпераментная, не мне чета, сладкая ягода. Тебя ведь редко какой мужик выдержит. Да и разница у нас с тобой большая. Если ты оргазм наяву испытываешь, то я его только имитирую. Потому и умная такая. Продолжать, или байки травить будем?
- Продолжай, Дашуня, - выкрикнула Степанида, - и не слушай ты ее, жертву зеленого змия. Ведь как только грамм выпьет, то ее сразу понесет без конца и края.
- Во все времена, - продолжила Дарья, - появлялись личности и течения мысли и действий, стремящиеся не к замене одной власти другой, а к полному уничтожению власти, завладевшей общественными учреждениями. Они провозглашали верховные права личности и народа и стремились освободить народные учреждения от государственных наростов, чтобы иметь возможность дать коллективному народному творчеству полную свободу, чтобы народный гений мог свободно перестраивать учреждения взаимной помощи и защиты согласно потребностям простых людей. - Дарья остановилась на время и спросила: - Может, опять все заумно говорю? Могу и замолчать, если хотите.
Бабы зашумели разом, а Полина произнесла:
- Да понятно все, продолжай дальше, мы тебя слушаем.
И Дарья продолжила:
- Испокон веков многие тысячи людей в селах и городах поднимались против государственного принципа, против органов государства и его орудий - судов и законов, и провозглашали верховные права человека. Каждый человек должен повиноваться лишь голосу своей совести. Люди всегда стремились создать общество, основанное на принципах равенства, полной свободы и справедливости. А по сути своей анархизм родился из протеста, из которого родился вообще социализм, поскольку централизация власти, закона и суда создаются главным образом ради защиты власти и капитала. Думаю, что это всем понятно. Анархизм возникает тогда, когда в обществе начинают попирать свободу, равенство и справедливость.
Взять хотя бы нас. Мы же только по зову собственного сердца объединились в команду и взялись за оружие. Вот вам и пример анархии. И не надо говорить, что анархизм - это хаос, бандитизм или распущенность. Может, мне кто-то возразить хочет?
Возражать Дарье никто не захотел. Только Груня, горестно вздохнув, заметила:
- Сказать-то все можно. А делать-то кто это будет? Да и страшновато как-то в такое дело влезать...
Но ее тут же остановила Степанида:
- Не хнычь, дура. Разве не видишь, что вокруг происходит?! Если не видишь, то наверняка хорошо слышишь. На веру, конечно, все это трудно принять, но ведь и выхода у нас другого нет, кроме как отстаивать свои права. Мы ведь с вами даже не знаем, в какой грязи еще застрянем, в какое болото влезем с этой властью. И не мы виноваты, что народ и власть не совсем подходящая пара. Мы хоть здесь все и хорошие, только жизнь у нас тяжелая. По нашей вине, что ли? - Степанида смачно выругалась и, повернувшись к Дарье, продолжила: - Да все нам понятно, царица. Кому не понятно, на сходе дойдет. Все равно всем властям покажем, где раки зимуют. Главное-то для нас сейчас жить не будущим, а настоящим. Тогда все у нас и сладится. Я верно говорю, бабы? - обратилась она к своим подругам.
- Верно, - откликнулись бабы и потихоньку стали расходиться по домам. Впереди-то у них должен быть самый важный бой с властью, который проигрывать никак нельзя. Амазонки все же.
Глава одиннадцатая. Деревенский сход
За день до общего схода Дарья сама собрала своих амазонок для последнего разговора перед их новым испытанием. Женщины собрались охотно. Все были взволнованны, и каждая понимала, что это для них если и не последний бой, то сражение похлеще битвы за Москву, ибо сражаться придется со своими же за свое право на достойную жизнь, за свою мечту, за свое счастье.
- Сегодня, бабы, - начала Дарья, - романтические свидания отменяются. Каждая из вас пусть думает о том, чтобы бог нам помог, потому что доколе уж терпеть-то можно?! Если завтра власть на сход явится, давайте не принимать ее пустые слова близко к сердцу. Обманет.
Женщины одобрительно зашумели, а когда наступила относительная тишина, раздался одинокий смущенный голос:
- Тяжеловато нам без мужиков-то будет... Может, и их пригласим? Это была Груня.
- И что ты за баба, Груня, с такой в разведку идти нельзя, - возмущенно качая головой, произнесла Степанида. - А нам с тобой придется в бой идти. Судьбу нам, видишь ли, предсказывать взялась. Да если хочешь знать, именно сейчас мы ее и делаем. А если страх одолел, то одевайся в мужскую одежду и держись от нас подальше.
Нарастающую ссору на корню пресекла Дарья.
- Тихо, бабы. Не время и не место нам ссориться. Ну, сказала одна, не подумав. И такое с нашим братом бывает, а потом локти кусаем. Думать сначала всем надо, прежде чем плохие слова кому-то говорить. Мы же велики лишь тогда, когда щедры по отношению к другим. А щедрости нам не занимать. Давайте лучше обстановку оценим. Что мы на сегодня имеем? Доложи нам, Антонина.
- Докладываю всем, - строго произнесла Антонина. - На сход соберутся почти все женщины нашего бывшего хозяйства: и с усадьбы, и со всех окрестных деревень. А их будет больше двух тысяч. Все женщины придут в белых косынках. Понаехало много, одних Любка Горохова по домам разместила, а другие добровольцы разбили на берегу реки палаточный городок. Тьма народу со всей России понаехала. Похоже, что вопрос, который мы поднимаем, интересует не только деревенских, но и людей из городов малых и больших. Поговорила я кое с кем. Все приличные и доброжелательные люди, готовы оказать нам помощь. Говорят, что думают, и не унывают. Надежные, одним словом.
Оставшееся у нас обмундирование и оружие я раздала самым надежным и приказала выставить по периметру усадьбы посты на всякий непредвиденный случай. Мало ли что. Пока все в масках стоять будут, до твоего распоряжения, царица. План наш все изучили и одобряют. Наши требования отправлены губернатору. Его мы и на встречу пригласили. Завтра с утра за нами приедет грузовая машина, на которой мы и поедем на сход. Если что упустила, исправить можно, - закончила свой отчет Антонина.
- Кто стоит на въезде в усадьбу, пусть у всех проверяют документы, - добавила Дарья. - Подозрительных не пускать, а то, не дай бог, провокаторы налезут. Мы же не овцы слепые, а амазонки все же. Что сохраним, то и иметь будем.
Поговорив еще немного, амазонки разошлись по домам с надеждой, что и предстоящую задачку они решат без особых проблем, ибо иначе им нельзя. Им лучше всем умереть, чем и дальше терпеть эти муки ада. Одолжений от власти они никаких не ждали, да и не потерпели бы они их. Им всем просто хотелось жить в стране, где заботятся о людях, об их счастье и благополучии.
Общий деревенский сход начался точно в назначенный день и час. Собрались все, кого интересовала повестка дня, у кого произошло пробуждение мысли, и даже те, кто думал, что, чтобы ни произошло, а хрен редьки не слаще.
Когда амазонки приехали в село, они сразу увидели людское море, иначе не скажешь. Повсюду колыхались белые косынки на головах, а на помосте, смастеренном местными мужиками, стоял губернатор. Поглядев грозно поверх людских голов, оно грубо произнес:
- Чего ждем? Я - государственный человек, у меня нет времени, чтобы с вами лясы точить.
Кто-то из толпы ответил:
- Кузьминские не подъехали, без них не начнем.
Губернатор в сердцах произнес бранное слово. Однако тут полетели голоса:
- Да вот они, едут.
Из остановившейся машины высыпали десятка два людей в камуфляжной форме, вооруженные, как обычно говорят, до зубов. И направились сквозь людское море к помосту. Первой к губернатору подошла Дарья. Сняв маску, она с улыбкой произнесла:
- А вот и мы! Похоже, вы нас не ждали. Вслед за ней и другие амазонки стали стаскивать с себя маски.
- Да это ж бабы, - воскликнул один из местных мужиков. - Ни хрена себе, поворот событий. - И подобравшись поближе к одной из них, попытался ущипнуть ее за достойное место. Этой жертвой оказалась Софья. И тут, к удивлению всех, в том числе и губернатора, мужик неожиданно от неуловимого приема Софьи перевернулся в воздухе и плашмя шлепнулся на землю. Его падение сопровождали слова: «Не балуй, а то зашибу». Все дружно расхохотались, а Дарья спокойно произнесла:
- Амазонки мы, с нами шутить опасно. Действительно зашибить можем. - И, обращаясь к людям, сказала: - Начнем, пожалуй, товарищи. А то, похоже, наш губернатор нервничать начинает, время свое бережет. У него времени нет, зато у нас навалом. Если никто не возражает, то я начну. Что скажете, селяне?
- Начинай, чего резину-то тянуть, - тут и там слышались голоса. - И так заждались.
Дарья перебросила автомат с одного плеча на другое и начала:
- Гостям спасибо, что нас поддержали. Выходит, что вся Россия потихоньку в себя приходит. Мне лично приятно видеть людей, не утративших чувства взаимной поддержки, доверия, солидарности. Поверьте мне, это дорогого стоит.
А теперь о главном. Когда-то наши бабушки советовали нам не класть ребенка в постель, не расстегнувши ворота его рубашки, иначе дьявол будет мучить дитя во сне. Этим застегнутым воротом для нас является власть. От нее уже дышать стало невозможно. Слова «душа» и «совесть» вообще вышли из обихода, вместо них у нас процветают «плоть» и «страсть». Поэтому мы просим у власти: оставьте нас свободными и не уродуйте нас. Мы же чувствуем необходимость проявить свою силу и волю, ибо действовать и работать стало нашей потребностью. Условия же, в которые власть нас поставила, лишили нас всего. И причиной этого стали взращенный ею пресловутый капитализм, нелепое правосудие и еще более нелепое правительство. Мы возмущены этим и не хотим гнуть спину на барина. Неужели это трудно понять? Неужели кого-то устраивает жизнь в разладе со своей совестью? Поэтому мы и готовы бороться за свою независимость, пренебрегая опасностью, питаться черствым хлебом, чтобы положить конец окружающей нас неправде. Во всяком случае в таком состоянии мы хотя бы чувствуем, что живем. Поэтому пока мы свои проблемы не решим в свою пользу, мы будем оставаться военизированным поселением, ибо от власти нашей любой пакости ожидать можно.
Ее, власть нашу, не интересует, что мы едим, пьем, во что одеваемся, есть ли у нас работа, и вообще к нам никакого внимания с ее стороны. Мы у этой власти дети подземелья какие-то. Поэтому пока мы живы, мы будем защищать свое правое дело.
Пока Дарья говорила, губернатор хмурился и хотел уже прервать ее горячий монолог, но его опередила одна из жительниц усадьбы.
- Хотелось бы с вами, губернатор, переговорить в спокойном тоне, по-дружески, но не получается. Сравнивать нашу и вашу жизнь просто стыдно. Зайдите в наши дома, посмотрите на нас и наших детей, одетых неизвестно во что, живущих неизвестно как, сравните с вашей благополучной жизнью, и вы поймете, почему одни задыхаются от богатства, другие ноги протягивают от бедности. Ведь ваше-то благополучие на нашей нищете основано.
Ее тут же поддержала другая женщина.
- У вас же что происходит-то, господин хороший? Массу тунеядцев, всех существующих посредников, живущих за счет чужого труда, спасаете, сохраняете государство с его бесчисленными чиновниками. И вы думаете, что от этого положение изменится? Вы же у нас право на жизнь отнимаете. И не пора ли нам, народу, в таких условиях провозгласить, наконец, свое право на общее наследие и завладеть им?! У нас будет хорошее будущее, обязательно будет, но без вас. А вы кусаете руки, которые вас кормят. Разве это дело?
- У них же деньги дороже всяких слов, а потому у нас и не деревня вовсе, а гетто, - выкрикнула из толпы какая-то местная жительница. - От бога их всех отлучить надо, чтоб в ад попали.
От слов выступающих женщин толпа заволновалась. Собравшиеся на сход, пожалуй, впервые слышали столько нелестных слов в адрес власти, что у многих мороз по коже пошел.
А тут еще на помост вышла Антонина, которая всегда славилась своим дерзким характером и была остра на язык.
- А что, собственно, вы, господин губернатор, вместе со своими подельниками из себя представляете? Ведь ничего путного. У вас у всех детский умишко, который легко покорить с помощью страха. Все напыщенные какие-то, самодовольные. Ваша подлость по отношению к нам без границ. На прошедших выборах ведь почти все наше хозяйство, за исключением некоторых, против Петровича, главы нашего, голосовало, а по вашему хотенью за него почти все «за». Когда расплачиваться-то за это будем? Мы лицемерить не можем, это не в наших правилах. О других фактах вообще не говорю.
Я хочу вам прочитать стихотворение, которое написал мой сын, а ему двенадцать лет. Вот что он думает о вас.
Перестань, родная власть,
Вне земли своей гулять
И искать свои основы
За пределами страны,
Где родились и росли.
Почву засорять обильно,
К сожаленью, тем,
Что давно противно всем.
Возвратись-ка ты домой,
Измени характер свой,
В своих людях познай силу,
Породнись с народом так,
Чтобы шла от силы в силу,
А не в бездну и бардак.
Прочитав стихи, Антонина на минуту замолчала, а потом продолжила:
- Вы вроде у нас в одночасье верующим стали? А по вере-то говорится: не сотвори себе кумира. А вы что сделали? Своего вождя вырастили и нам подсунули. Противно нам вместе с вами жить. Чиновники ваши, как хищники, поддаются дрессировке теми, кто их кормит. А мы вас кормить уже не можем, потому вы и смотрите на нас, как на проказу. Поэтому и народ наш, деревенский, за вами больше не пойдет. Он пойдет за нами. Вы забыли простую истину: относись к человеку так, как ты хотел бы, чтобы он относился к тебе. Мы никогда не были завистливыми, а сейчас меньше всего. Поэтому нам и нужна независимость от вас. Поскольку только так мы и можем защитить свои права. И если для этого нужна наша жизнь, мы ее отдадим.
Губернатору неприятно было слышать это от какой-то деревенской бабы, и он строго произнес:
- Не торопитесь с решением-то, надорваться можно.
- Мы не торопимся, - с достоинством ответила Антонина. - Мы боимся опоздать. Нам, бабам, жить, как мы теперь живем, бессмысленно. Поэтому и не надейтесь - наш бастион никогда не падет. Вы даже не понимаете этого: чтобы взять власть над людьми, надо отдать себя разуму. А у вас на словах-то все равны, а на деле почему-то одни все равно равнее, чем другие. Поэтому извини, губернатор, от нас вы заслуживаете одного презрения и жалости.
- Права вы на свою независимость никакого не имеете, - только и мог произнести губернатор.
Антонина на минутку растерялась, но тут на выручку ей неожиданно пришли добровольцы. Из толпы вышел мужчина средних лет, спокойно поднялся на помост и представился:
- Меня Иваном Павловичем зовут, я из команды правозащитников, приехавших сюда, чтобы поддержать мятежную деревню. По образованию юрист. Поэтому с полной ответственностью хочу всем сказать, что такое право у вас есть. А господин губернатор ошибается. Или по недомыслию, или сознательно это делает. По Конституции, которую они постоянно нарушают в своих целях, местное самоуправление отделено от государственной власти и имеет самостоятельное право на организацию населения по месту его жительства. А они вмонтировали его в свою вертикаль власти. Это уже нарушение основного закона нашей страны. При этом надо сказать, что любая форма местного самоуправления принципиально неприкосновенна. Это конституционная гарантия. А власть что сделала? Построила вертикаль, при которой власть народа, то есть демократия как одна из прогрессивных форм управления и социальной организации общества, полностью исчезла.
Да и про Европейскую Хартию она забыла, хотя сама же ее и подписывала. А в ней сказано, что местным сообществам, перешедшим на самоуправление, она гарантирует полную политическую, административную и финансовую независимость. А это значит, что население само, без участия власти, непосредственно и под свою ответственность имеет право вести дела местного значения. Если это так, то мне непонятно, что вы-то, губернатор, здесь делаете?
- Одного не могу понять, - не сдавал своих позиций губернатор, - от кого они независимыми-то хотят стать? От народа своего, что ли?
- Ошибаешься, господин губернатор, - смело вступила в полемику Дарья. - Не от народа, а от чиновников-казнокрадов, от государства, которое нас угнетает, от всей правоохранительной системы, которая в гестапо превратилась, от насилия, которое процветает, и вообще от всей вашей власти, которая хозяйство наше разрушила и лишила нас работы. Вы же все не по Конституции живете, а по понятиям, прикрываете тех, кто народ обирает, издевается над нами, лишает даже молодых смысла жизни. Разве вам этого мало? У вас же свобода личности, равенство в правах и справедливость на словах только, а по жизни - одно лицемерие. Поэтому мы и хотим независимости, поскольку скотская жизнь нас не удовлетворяет. Поэтому мы и готовы бороться со всем этим злом, сесть на хлеб и воду, чтобы только положить конец возмущающей нас неправде, которая нам тягостна.
А вы даже и представить себе не можете, что такое жить плодотворной жизнью, умом, чувством и волей, сеять вокруг себя жизнь, жить в согласии со своей совестью. Вам этого просто не дано. Мы же хотим построить общество, в котором бы вошло в привычку чувство взаимной поддержки, солидарности, в котором человек будет ходить на двух ногах, а не на четвереньках. Вы же нравственность на колени поставили. В церковь вроде ходите, а святого в вас ничего нет. Поставить бы вас всех на наше место, тогда бы вы почувствовали, какому злу, обиде и несправедливости вы нас подвергаете. Мы же одного хотим: чтобы человек не делал другим того, чего бы он не хотел по отношению к себе. Равенство для нас не пустой звук. И оно должно быть у нас не только в мыслях, но и во всей нашей жизни. Мы за доброту и за любовь, которой нам не хватает.
Мы уже не те, что были вчера. Мы уже осознаем свою волю и способны сделать все, чтобы изменить ситуацию. Нас внутренний долг к этому обязывает. Мы уже способны не только пожужжать, но и слиться в единый кулак, чтобы все почувствовали силу нашей мощи. У нас стало потребностью действовать, работать, помогать другим. Мы вас не испугали, господин губернатор?
- Не получится у вас ничего, - произнес задумчиво губернатор. - Какая может быть независимость в одном отдельно взятом населенном пункте? Курам это все на смех...
- Да мы и не собираемся замыкаться в одной деревне, - дерзко ответила на это Дарья. - И жить исключительно для нее мы тоже не собираемся, не собираемся мы устраивать свою жизнь по образу семьи братьев и сестер. Мы не собираемся уклоняться от мира сего, а хотим слиться с ним. Нам, как и всем, нужно постоянное общение с другими обществами, наукой, искусством, прогрессом, наконец. Деревне это всегда удавалось. Для нас и всего общества наша инициатива - только начало, а там посмотрим. Общество-то у нас все же цельное, а мы его часть, поэтому любая услуга, оказанная кому-нибудь, есть вместе с тем и услуга, оказанная всем. Мы ведь нисколько не сомневаемся, что все наше общество пойдет нашим путем и неизбежно будет двигаться к анархизму, который мы и собираемся строить. Просто мы сейчас первые в этом деле.
Сход затянулся. Люди никак не могли разойтись по домам. Уже и губернатор уехал, а отдельные кучки людей все толпились возле помоста. Свои услуги амазонкам предложили добровольцы. Тот же юрист стал их успокаивать:
- Не переживайте, милые дамы, мы останемся здесь до тех пор, пока ваши требования власть не удовлетворит. Да и хорошо у вас здесь. Рыбу половим, в лес по грибы пока сходим. И вам поможем ваши планы довести до ума. Среди нас много всяких специалистов: журналистов, юристов, экономистов, людей, знающих сельское хозяйство, историю его развития. Ваш поступок всех за живое задел, потому ваше дело стало и нашим тоже. И все у нас получится. С миру-то по нитке - всегда бедному на рубашку будет.
Поэтому обрадованные неожиданной подмогой женщины расходились по домам с большой надеждой на свое недалекое светлое будущее. Сдвинутую-то с места лавину не остановишь.
Деревенские амазонки
© Copyright: Станислав Мозохин, 2012
Свидетельство о публикации №212101600741
Свидетельство о публикации №212101600741
Рецензии