Гений Одного Дня, глава 23

 Глава двадцать третья
Александр Вингерфельдт сидел в самой своей задумчивой позе. Предложение, которое ему прислали из далёкой Швейцарии, лишило его всякой умственной деятельности минуты на две. Потом он пришёл в себя. Ему было как-то не по себе. Настроение было прескверным в течение долгого времени. Сказывались неудачи с лампой накаливания, последние капризы Уолл-стрит, и прочие мелкие, но гнетущие душу вещи.
За эти пару дней он превратился в сварливого капризного старика, но как сказал Нерст, всё ещё изменится к лучшему, едва он почувствует вновь утерянный вкус триумфа. Пока же он пылал ненавистью, разве что пар не выходил из его ушей. В эти дни он старался не пересекаться с кем бы то ни было из своих знакомых и домочадцев, ведь им же было хуже. Впрочем, они всё это понимали и без слов.
Николас так и застал этого человека с письмом наготове, в согбенной позе с каменным лицом, и лишь глаза всё ещё сверкали той недавней проницательностью. Он закуривал уже двенадцатую сигару, ибо это помогало ему как-то уйти от своих проблем, хотя бы на мгновение. Но этого мгновения было уже достаточно, чтобы пришло вдохновение, столь необходимое ему для жизни.
Серб был абсолютно спокоен, в контраст Вингерфельдту. Он не знал, для чего его призвали сюда, но его вид говорил, что чтобы то ни случилось, это только к лучшему. Его глаза вообще говорили о том, что ничего и вовсе не происходило. Тем не менее, душа клокотала, и страдало от наплыва столь огромного количества самых противоречивых чувств. Что же там написано, в этом письме? И почему опять именно он?
- Ну, и чего ты тут встал? У меня ещё и сидеть можно.
Вспомнив о том, что ещё он умеет сидеть, он поспешно принял это на свой счет, и присел рядом на стул. Глаза Вингерфельдта смотрели словно бы, сквозь него. Угрюмое выражение лица приобрело некоторый характер задумчивости, и Алекс перестал курить. Он взглянул из-под густых бровей на серба и решил всё-таки начать разговор, чтобы не пропадало так зря время. Можно дать взамен всё, но никто не даст тебе взамен времени…
- Итак, дорогой мой приёмыш, пришло мне тут одно письмецо. Наверное, тебе будет очень интересно его содержание, меня только вот оно на самом пороге великого открытия не слишком трогает. Раньше или позднее я ещё бы радовался ему. Но не сейчас. Обстоятельства складываются далеко не лучшим образом. Эх, а сколько всего надо успеть!
Поняв, что Вингерфельдт начинает отклоняться от темы, как от удара справа, Николас решает спустить его с небес на землю, прекрасно зная о рассеянности этого великого человека.
- Ну, так что там, с письмом-то?
- А, с письмом! – вдруг спохватился, словно что-то вспомнил, Алекс Вингерфельдт. – Понял ход твоих мыслей. Хорошо, сейчас расшифрую те каракули, что выведены тут таким невероятным каллиграфическим почерком. Так вот, собственно: в письме упоминается об отделении одной из моих компаний, процветающих в Швейцарии. Она занимается ремонтом и изготовлением электромоторов, и я думаю, нет ничего плохого в том, если ты поедешь туда.
- И это всё? – удивился Николас, зная, что что-то недосказано.
Вингерфельдт не испортил мнения о нём Николаса. Он тяжко вздохнул, словно бы последующие фразы, сорвавшиеся с его уст, были для него непосильным бременем, и решил всё-таки сказать основное, что так тревожило его взбунтовавшуюся душу:
- Хорошо. Если ты этого хочешь, я скажу тебе те немногие слова, которые в нашей беседе и станут ключевыми. Ты ведь этого хочешь, да? Эх, что за народ нынче пошёл, чёрт побери! Всё им расскажи на блюдечке, никаких тайн нельзя заиметь. Для тебя же стараюсь, чтоб сюрприз не испортить!
Он закашлялся после своего длинного монолога, и в глазах его встали слёзы от такого сильного кашля. Затем он взглянул на Николаса и решил продолжить, поняв, что его одного все тут ждут:
- Мне надо проведать, как там дела творятся в Швейцарии. Что-то мне смутно подсказывает, что отчёты лгут. Не верится мне в счастливое будущее. Как ни странно… Вот и надо туда наведаться. К тому же, кое-какие неприятные дела снова всплыли на поверхность. Надо бы их загладить, а то совсем как-то нехорошо получается. Не находишь ты всё это так же, как и я?
Николас лишь коротко кивнул головой. Он понял, что Вингерфельдту требовалась пауза, чтобы продумать дальнейшие фразы своего выступления, и с ходу всё он не мог сказать – слишком немногословен был весь этот странный человек, что и проявлялось часто в последствие.
- Так вот, - продолжал разглагольствовать величайший изобретатель нынешнего столетия. – Я хорошенько взвесил кандидатуры всех у меня работающих и пришёл к одному выбору. Один я не могу вот так взять, и поехать, мне нужен компаньон. Я подумал, и решил взять тебя.
- Почему? – вырвалось у серба.
- А потому что все остальные работники, в отличие от тебя (глаза Вингерфельдта беззвучно рассмеялись) заняты лампой накаливания. Я сдам на попечительство лабораторию Нерсту, он их там всех будет в железных тисках держать, его я знаю. Их нельзя отрывать от этой работы. А ещё у меня есть ты. Ты – молодой, амбициозный человек, жаждущий новых знаний, впечатлений. Мне пришлись по нраву твои деяния в Венгрии (эти слова он произнёс как-то нехотя, с меньшим энтузиазмом). И я бы хотел того же увидеть в Швейцарии. Заодно я покажу тебе электромоторы, что-нибудь расскажу, объясню. Да и новую страну поведаешь. Я думаю, тебе там понравится!
Два противоречивых чувства боролись в нём: искренность и радость за успехи Николаса и некоторая доля пренебрежения, что скоро его потихоньку задвинут на полку со всеми его бывшими достижениями. А это означало крах всему, к чему он пристрастился. Смысл жизни был бы для него потерян. Ах, эти ужасные человеческие чувства! Почему он не может поступать так, как ему велит инстинкт! Почему у него есть совесть, мешающая совершать правильные поступки? Почему? Молчание. Стена не ответит.
Зато решился ответить Николас.
- Это… это было бы просто восхитительно! Я думаю, я вполне оправдаю ваши надежды. Простите, а когда же мы собираемся в путь?
- Сегодня вечером.
- Какое неслыханное коварство! – подметил с улыбкой серб. – Несмотря даже на моё мнение, меня бы всё равно насильно запихали бы в вагон поезда. Хотя, кого тут вообще интересует моё мнение…
- Твоё мнение будет интересно в Швейцарии! – просто ответил Алекс. – Через полчаса жду тебя с вещами. Не надо удивляться. Я знаю, что ваше благородие вполне справится с этой непосильной задачей.
Наверное, он был прав, ибо Николас за весьма короткий срок собрал свои немногочисленные пожитки, после чего они отправились в путь. Как и предполагалось в самых спонтанных путешествиях, без приключений оно просто не могло обойтись физически. Так и получилось…
Началось всё с того, что поезд, на котором они добирались до Швейцарии, можно сказать, сошёл с дистанции из-за каких-то неполадок в системе. В целях безопасности пассажиров решено было дальше не ехать. Так они оказались в абсолютно незнакомой местности, куда их закинула судьба. Но последней этого было явно мало, и дальше пошло ещё веселее. Денег было взято с собой совсем немного – да и не могло их быть слишком много по одной простой причине, что сейчас оба путешественника пребывали далеко не в лучшем финансовом положении. Так или иначе, по злому умыслу судьбы, их выкинуло к черту на рога, да ещё и без дальнейших надежд на существование.
Алекс Вингерфельдт сложившейся ситуации был не сильно рад, впрочем, расстраиваться далеко не спешил, и принялся просчитывать что-то в своём мозгу, похожим на огромную библиотеку самых различных томов и вкусов.
- Итак, что же мы имеем?
Он присел на скамейку, а возле него осторожно встал Николас, размышляя, стоит ли отвечать на этот вопрос или попусту дождаться монолога самого изобретателя. Серб ещё немного поколебался, после чего Вингерфельдт удостоил его самым удивительным взглядом и поспешил задать вопрос, дабы Николас не подумал, что про него тут все забыли:
- Что это ты стоишь? Думаешь, под нами обоими прогнётся лавочка? Постоять ты ещё, я чувствую, вполне успеешь. Может, сейчас заодно уж что-нибудь решим.
Он ещё немного посидел, углубившись в себя, затем достал портмоне из внутреннего кармана пиджака с таким видом, словно бы держал достояние мира, и открыл его. Казалось, решение уже нашлось, и у Николаса загорелись надеждой глаза, когда он смотрел на абсолютно спокойного Вингерфельдта. Изобретатель закурил дорогую сигару и неторопливо достал одну бумажку.
- Так, тебе повезло, что ты попал именно к дяде Алексу. Ведь последний имеет связи по всему миру, поэтому он никогда не пропадёт. В любом городе у меня, или у моих знакомых есть друзья. И сейчас самое время вспомнить о них, ибо я ночь на улице не собираюсь провести. Да и ты, наверное, тоже. Опять же, я хочу есть. Не ел с утра, чёрт побери! Не, так не пойдёт!
Теперь он поднял свою бумажку гордо вверх, словно бы держал какое-то сокровище, и его лицо приобрело таинственный взгляд кудесника.
- Видишь этот фантик? В нём заключается наше с тобой спасение от голодной смерти!
В этом маленьком городке, на счастье обоих, оказался один из старых знакомых Алекса, к которому они и поспешили отправиться. Там же они и заночевали, уставшие и обеспокоенные. На следующий день им поспешили возместить ущерб, и коварные впечатления предыдущего дня окончательно сгладились и исчезли из памяти.
Потом они доехали всё-таки до Швейцарии, а от своего старого знакомого Вингерфельдт утащил какую-то литературу и прочие мелкие, не нужные там в хозяйстве вещи. «Мне всегда надо, чтобы всё было под рукой не только для моего изобретения, над которым я сижу сейчас, но и для последующих», - любил говорить Алекс. Сам он был сегодня явно в настроении, когда наконец все злоключения, что неотступно преследовали всю его жизнь, на миг решили отступить.
В Швейцарии развивалась компания по ремонту и устройству электромоторов. Так уж повелось, что Алекс терпеть не мог пустующих или не занятых им мест на рынке, он был прирождённым монархом и стремился подчинить себе всё, всего-навсего по одной простой причине, что увлекался всем, что могло быть интересно. Жизнь у него была насыщенной и яркой, полной всяких неслыханных впечатлений.
Все города относительно похожи на себя, - так решил про себя Николас, когда попал сюда, в эту страну. Швейцария встретила их не слишком приветливо, впрочем, на её приветливость все уже давно не рассчитывали и даже не хотели зацикливать на этом внимание. Здесь им предстояло провести неделю, - ровно столько мог уделить времени на разрешение всех конфликтов дядя Алекс, и так злой на всё на свете, за то, что его оторвали от работы.
Николас не столько видел город, сколько компанию Вингерфельдта. Зато если он не мог ориентироваться в первом, он мог до мельчайшего болтика рассказать обо всех входах и выходах в этом страшном и чарующем здании. Здесь уж ему уделили достаточно внимания. В особенности дядя Алекс, который любил его называть «неблагодарным приёмышем». Тут уж сказывались особенности его чересчур крутого нрава…
Жизнь в Швейцарии потекла весело. Целый день Николаса таскали по заводу, где Алекс, холодный и надменный, словно бы специально, стремился высосать из него все соки, пичкая различными электромоторами и рассказывая всякие нюансы, связанные с ними. Занятие было интересным, но утомительным. Вингерфельдт добился своего: приходя домой, серб уже падал без сил на кровать. А кстати, следует добавить, жили они у одного из знакомых Алекса – кто же не найдёт местечка для великого изобретателя, возле которого крутится весь Уолл-Стрит с его интригами? Место в квартире им досталось весьма просторное, мало того, улица на которой они жили, была достаточно тихая, и Николас наконец мог позволить себе отдохнуть от городской суеты, царящей в Праге.
Тем не менее, в жизни было что-то ещё, помимо этих электромоторов с их прекрасным содержимым. Литература литературой, а учёба пусть идёт своей дорогой, но время на посещение чужой страны, в которой он никогда не был, у него естественно, оставалось, чему он был несказанно рад. Николас выкраивал это время в нечеловеческих условиях и нечеловеческими усилиями, и фортуна в который раз ему уже улыбнулась.
Вечерами Вингерфельдт куда-то любил уходить – в основном, это касалось работы, ибо именно в этом он видел смысл своей жизни, и довольно мало времени посвящал отдыху и всяким мелким заботам, если, конечно, и посвящал. Именно в этот миг Николас оставался наедине сам с собой, и это позволяло распоряжаться своим временем по собственному усмотрению. Так он стал бродить по городу, в который его так удачно закидала судьба. К тому же прогулки позволяли мысли возвратить в привычный порядок. Николас сам удивлялся, откуда у него появляются силы бродить после столь утомительного дня. Но факт есть факт: и у него открывалось второе дыхание.
Швейцария понравилась сербу. Маленькая уютная страна, много зелени и старинных домов, которые наводят на приятные мысли и размышления. Домов было достаточно много здесь, тем не менее, это нисколько не портило впечатления от этой страны, в которую он попал. Было много цветов в окнах домов, что мгновенно создавало завесу приятного домашнего очага. Маленькие улочки, выложенные камнем, всё это, казалось бы, сошло с древних картин времён Средневековья.
Так или иначе, но эти ежедневные прогулки Николаса, независимо от его мнения и желания, увеличивались всё больше и больше. Он заходил всё дальше и дальше, желая увидеть что-то новое, что никогда не видел, словно бы боялся упустить что-то важное, без чего его жизнь была бы не совсем дополненной. Так он уходил всё дальше и дальше.
Гуляя вечерами по деревянным мостам, мимо газовых фонарей, у которых нетерпеливо кружил фонарщик, он думал о лампе накаливания, думал о том, что так тревожит умы и сердца Вингерфельдта и его товарищей. Наверное, даже сейчас, в то время как он гуляет по швейцарским улицам, работа кипит во всю в лаборатории. Наверное… Кто знает, может и ему в будущем предстоит такая же прекрасная работа – служить на пользу человечества, упрощая и облегчая ему жизнь? Если бы кто-нибудь знал и мог ответить на этот вопрос…
В глазах мелькнуло сожаление. Он не знает, что будет через пять секунд, а пытается предугадать, что будет вскоре. Так уж устроен человек – жить будущим, а не настоящим, которое столь же мгновенно уходит в прошлое и становиться лишь историей. Почему он сейчас думает об этом? Что есть смысл жизни? Может, зря он здесь стоит, на мосту и смотрит на бесконечно уносящуюся воду. Но и река когда-нибудь пересохнет, она не вечна.
Зачем мы живём? Зачем ты пришёл в этот мир? Ты не постоянен, ты лишь пыль в руках Высшей Силы, так что же можешь ты сделать? Какой смысл тебе топтать эту грешную землю, если через некоторое время тебя всё равно предадут забвению? Что есть слава, что есть счастье? И правильно ли ты поступаешь, что идёшь именно этим путём? Может, там, за поворотом, есть тот путь, который навсегда изменит твою жизнь к лучшему… а может к худшему. Кто знает? В том-то и дело, что никто.
Этого не знает никто, кроме тебя. В тебе самом и заключено главное решение всех этих бесконечных вопросов. Именно ты, что пройдёшь через множество испытаний, узнаешь всех ответы на вопросы. А может, и не узнаешь, и вообще не доживёшь.
Все мы лишь пыль, уносимая ветром. Так чего же ты кичишься? Чему радуешься, существо? Ведь ты даже не знаешь, кто ты и зачем здесь! И тем не менее. Вот он ты, стоишь на мосту, и зачем-то думаешь о своём. Потом ты зачем-то пойдёшь домой, будешь что-то читать, чему-то учиться. Значит, жизнь имеет смысл? Значит, Высшей Силе зачем-то понадобилось этим заниматься и зачем-то посылать тебя.
Да и что вообще такое жизнь? Секунда между прошлым и будущим в масштабах Вселенной! И ты даже не властен управлять ею по собственному желанию…
- Долго вы тут стоять будете, товарищ?
Первые звёзды отражаются на воде. Сгустки света, на которые можно бесконечно смотреть, даже не отрываясь. И все мы, как звёзды: светим себе остальным, а потом – кто потухнет, а кто сгорит, яркой искрой осветив всё небо! И вода течёт, такая тёмная и вечно в движении. На руках отражается сияние темноты, постепенно пожирающей и обволакивающей всё пространство. Звёзды… какие красивые звёзды!
- А, вы ко мне обращаетесь?
Николас оборачивается и не сразу замечает того, кто его звал. Не поняв, кто бы мог его звать, он лихорадочно рыщет глазами по сторонам, пока наконец не находит искомое прямо перед носом. Иногда задумываться плохо – можно не увидеть человека в упор! Улыбнувшись своей рассеянности, серб теперь решил оглядеть незнакомца, облокотившись на мост.
Перед ним стоял невысокий человек в клетчатом пиджаке и длинных штанах. Брови не слишком густые, приподняты достаточно высоко над глазами. Волосы в несколько лихорадочном смятении на голове, однако, подобная причёска нисколько не портила этого незнакомого человека. Нос большой, узкое лицо. Щегольские усы. Немного полноват. Но самое главное не это, самое главное были его глаза!
В этих глазах был запечатлён весь мир. Они горели какими-то идеями, казалось, в них было помещено какое-то горящее яркое солнце. Одних этих глаз могло хватить, чтобы сказать об этом человеке, что он умён не по годам, и что его мозг наверняка содержит в себе мировой институт человеческих знаний.
Серб долго всматривался в глаза человека, что-то почувствовав странное. Мгновенно этот незнакомец стал ему симпатичен. Николас почувствовал в нём что-то родственное себе самому. Такое бывает редко. Таких людей бывает немного. И обычно, их в мире можно сосчитать даже на пальцах одной руки. Неужели это тот самый человек? Эти глаза… Они явно контрастируют с молодым телом и далеко не молодой душой, которой ещё многое предстоит повидать на своём веку. Куда смотрят глаза этого человека, похожие на отражение звёзд?
Николас сжался. Взгляд человека был прикован к его глазам. Таким же загадочным и мистическим, в которых крылось какое-то природное обаяние и блеск, который темнота лишь подчёркивала. Словно бы звёзды мерцали в этом сосредоточенном и вечно грустном взгляде.
- Меня зовут Николас. Николас Фарейда.
Сам не ведая того, зачем это делает, он представился и протянул руку для пожатия. Человек мгновенно пришёл в себя, моргнул, и всё смотря в глаза незнакомому человеку, которого всё же знал немного, пожал руку. Он представился неким Альбертом Эйнштейном. Такое сочетание имени и фамилии как-то сразу отложилось в голове серба и отдало странным предчувствием, что заключалось в следующем: память принялась искать в своих закоулках это сочетание, хотя слышала его в первый раз. Как будто этот разговор уже происходил когда-то, давным-давно. Николас помнил эти фразы, но откуда они, этого он так понять и не смог.
- Далеко пойдёте, - словно эхом отозвался Альберт, - уж я это чувствую.
Какие-то сомнения не покидали Николаса, и они усилились ещё больше после этой сказанной фразы. Словно бы что-то шло по заранее запланированному сценарию. Это и отразилось на его лице, к удивлению серба. Николас мгновенно согнал с себя всю нахмуренность, оставшись по-прежнему приветливым и несколько загадочным. Напряжение какое-то витало в воздухе. Словно тут были не простые люди, а именно те, кому суждено было перевернуть мир.
Первым разговорился Альберт Эйнштейн. Они отошли от моста, сели на какую-то скамейку и там начали увлечённо беседу. Но проходила она не совсем, как у всех. Разговор мог неожиданно замереть и так же неожиданно продолжиться, начаться тихо и так же резко перейти на резкий тон. Эти два человека мгновенно почувствовали в себе что-то странное, и теперь пытались понять, что же это такое.
Собеседник Николаса, как и ожидалось, оказался человеком умным и начитанным. Побеседовав с ним несколько подробнее, серб понял, что этот немецкий еврей работает в Патентном офисе, где выпускал в свободное от работы время всякие трактаты и доклады, которые весьма пользуются спросом в людях. Так они плавно перетекли в сторону физики, и беседа превратилась в нечто задушевное между закадычными друзьями. Резко заговорив, они уже никак не могли остановиться, всё продолжая и продолжая наращивать темп поступающих тем и обсуждаемых вопросов.
- И всё же, - вздохнул чуть ли не сокрушенно Альберт Эйнштейн, - мне кажется, главное дело моей жизни – впереди. Я всё время топчусь возле него и никак не могу к нему подступиться. Но придёт день, и тогда я его, в конце концов, достану. Одно лишь меня обижает: почему все великие идеи приходят ко мне именно тогда, когда я моюсь в душе?
- Увы, я не тот, кто мог бы ответить на подобный вопрос, - усмехнулся Николас, слушая с интересом своего нового интересного собеседника, которым господин Эйнштейн и являлся. – А почему же вы считаете, что бродите вокруг да около этого вашего гениального решения какой-то задачи, на которую ушло полжизни?
- Вы помните теорию относительности моего авторства?
- Увы, не читал, - сокрушённо покачал головой Николас. – Но смею предположить, идея была грандиозная.
- Так вот. Как вернетёсь, не забудьте о том, что надо бы восполнить этот пробел в ваших знаниях. Идея да, была грандиозная, но это ещё только шаг к тому, чтобы открыть что-то воистину замечательное. Если я продолжу просто эту идею и немного продумаю её, то я действительно переверну весь этот мир своими теориями!
- Переворачивать мир не всегда хорошо, - мягко заметил Николас, скрестив на груди руки.
- Что такое эфир? – вдруг спросил Эйнштейн в упор.
Николас повернул голову в сторону собеседника, однако остался по-прежнему невозмутим, а в глазах продолжал отражаться странный свет, идущий откуда-то из глубины. Не успел серб ответить на этот вопрос, как вдруг этот загадочный человек, доктор наук по определению, встрепенулся, взглянул в глаза Николасу и поспешил громко произнести запальчивым тоном:
- Эти глаза! Эти яркие, как звёзды, глаза! Так не бывает… - и вдруг утих, даже не высказав своей мысли до конца. Лишь затем он поднял голову вновь на собеседника и тогда решил продолжить свою начатую речь. – В ваших тёмных глазах слишком много света. Они притягивают как магнит. Словно бы вы владеете чем-то таким, чем не владеет никто. Я смотрю в ваши глаза и вижу: вы – великий человек! Вы ведь физик, вы работаете, наверное, на Вингерфельдта?
- Как-то так, - просто ответил серб, продолжая слушать этого интересного человека.
- Нет-нет, не могу! Этот взгляд… он что-то мне напоминает!
Эйнштейн прервал свою речь, решив отогнать прочь все предрассудки и сомнения, но того ответа на незаданный вопрос, которого так искал, увы, не нашёл. Воцарилась небольшая пауза, которую прервал спокойный, и меж тем необычный, словно идущий из глубины Земли голос Николаса:
- Так что же вы считаете вашей теорией? Эфир – это весьма веское и интересное понятие… - он на миг задумался, затем сгоряча решил продолжить. – Это деталь, без которой наша Вселенная невозможна. Она соединяет собой пространство и время. Я ухожу немного в лирику, это свойственно мне, вы уж извините. Человек обладает многими препротивными привычками, от которых почти невозможно избавиться. Эфир – это загадочное вещество, в котором распространяются световые волны и радиоволны. Оно есть везде, это вещество, оно окружает нас и содержит само в себе гигантскую толику энергии. Дармовой энергии! И наша задача научиться извлекать эту энергию! Тогда человек станет воистину велик!
- Но это глупость! – удивился Альберт. – Ведь эфир экспериментально обнаружить никому не удавалось! Помните эксперимент, поставленный Майкельсоном и Морли? Помните его отрицательный результат? Эфир – не существует! Это лишь сказка для физиков!
Смеялись чёрные загадочные глаза серба. Как будто бы этот серб знал нечто такое, чего не знал этот сидящий тут на скамье человек. Этот жалкий студент из Праги явно знал нечто такое, чего не могли знать другие, он был уверен в себе. Николаса не пугали теории и великие специалисты в области физики. Все склонны ошибаться. Но у него есть свой путь – и он будет состоять не только из проб и бесконечных ошибок.
- Но ведь если бы эфир был носителем света, который распространяется по нему в виде возмущения, как звук по воздуху, то скорость эфира должна бы была прибавляться к наблюдаемой скорости света или вычитаться из неё, подобно тому, как влияет река, с точки зрения наблюдателя, на скорость лодки, идущей на веслах по течению или против течения!
- Разве я сказал, что ваши суждения неправильны? – продолжали смеяться глаза серба. – Я лишь выдвинул свою гипотезу. И кому, как не мне, суждено на практике узнать, права она или нет.
- Но… - хотел было начать Альберт, но неожиданно запнулся.
- Господин Альберт Эйнштейн! Вы ошибаетесь! Эфир существует!
Николас поднялся со скамьи, медленно подошёл к мосту, ещё раз взглянул на бесконечно уносящиеся вдаль воды, и тогда позволил себе обернуться. На скамье по-прежнему сидел этот странный и необычный человек, мгновенно привлёкший внимание серба. Эйнштейн смотрел на него. Ему в глаза. Но уже ничего не говорил.
- Это великое время. Время подлостей и доброты, время величия и бесславия! Куда оно нас ведёт, мы ведь даже не знаем, кто мы. Господин, забудьте мои слова и думайте только о своей теории, может, она нужна людям. В ней – ваш путь. У меня своя дорога – и именно ей я сейчас и пойду.
Высокая тощая фигура человека скрылась за углом, полная новых впечатлений и мыслей. В дневнике появилась скромная запись: «Господин Эйнштейн уводит людей в сторону своей теорией относительности. Они пойдут все за ним, уходя от истины. Может, это и правильно. Так и надо. Истина – она такая, её надо сначала назвать ложью и вывалять в грязи, чтобы она потом выходила оттуда с большим триумфом, освещая всем людям дорогу к знаниям. Тот путь, на который становлюсь я, может привести человечество к катастрофе. Но это мой путь – и мне предстоит идти этой тропой…» Ему недавно исполнилось двадцать три года.
Забегая вперёд, скажем, что в своей общей теории относительности, Альберт Эйнштейн поправил свою ошибку, тем самым доказав существование эфира. Он признал это. Теория его изменила кардинально физику – как, об этом мы узнаем далее…
Сияют звёзды над одиноким мостом в Швейцарии. Таким же одиноким, как и этот высокий человек, стоящий на нём. Тот самый человек, который обрекает себя на сомнения и мучения, бросается в объятия несчастьям и изгнанию, и всё ради науки. Одна, одна всепоглощающая страсть! Наука, наука, и уже ничего кроме неё. Куда он идёт? Куда ведёт его тропа жизни? Что его ждёт за поворотом? Он этого не знает. Он идёт по тропе вслепую. Но веря в себя. И эта вера подогревает его.
Над рекой раздаётся громкий возглас высокого человека, обращённого к небу:
- Так кто же я?!
Но небо молчит. Ответит время…

Эта встреча даром не прошла для Николаса. Вингерфельдт сразу приметил припозднившееся возвращение своего «неблагодарного приёмыша» и поспешил узнать, в чём тут собственно, собака зарыта. До конца открывать свою тайну серб не стал, ограничившись вполне общими фразами. Вингерфельдт слушал с удовольствием, а его хитрые глаза то и дело бегали по комнате. Он сложил пальцы в кулак и расплылся в улыбке, как Чеширский кот.
- Поздравляю, дорогой друг! Ты встретил всемирную знаменитость! Такое не каждому удаётся в течение всей жизни, не то, что в студенческие годы. Конечно, этому башковитому парню явно что-то предназначается впереди, и это его теория только шаг к открытию, но тем не менее, каких-то успехов он уже добивается.
- Так что же там с этой теорией относительности? Каковы её принципы? Что это вообще такое?
- Терпение, друг, терпение. Не надо убегать вперёд паровоза. К тому же, я не договорил до конца первую часть своего монолога, представляешь? А ты уже вперёд лезешь и давай тараторить!
Вингерфельдт облокотился на ручки стула и сложил руки под подбородком. Его глаза блистали какой-то таинственностью, ему нравилось держать в интриге своего собеседника. Дождавшись, пока Николас полностью переключит своё внимание на этого полноватого мужчину, король электричества кивнул головой и начал издалека, чем ещё больше подлил масла в огонь столь внимательному его слушателю:
- Заметь, какой сегодня прекрасный солнечный день. Давненько я уже не замечал подобной красоты, совсем в потёмках своей лаборатории не вижу света…
Он помолчал и о чём-то ещё грустно вздохнул, словно бы утерял что-то важное, но что именно, он ещё вспоминает.
- В этот прекрасный тёплый солнечный день мы, по моей инициативе, ожидает очень, очень важных гостей! И знаешь, кто будет в их числе?
- Не уж-то Альберт Эйнштейн? – недоверчиво прищурился Николас.
- Правильно мыслишь, друг, - подмигнул правым глазом Вингерфельдт. – Этим вечером ты можешь узнать много нового. Главное, чтобы твоя несчастная башка, в которую я столько всего пихаю в течение столь долгого времени, выдержала сегодняшний мозговой штурм!
- Уж ей не привыкать. Выдержит, - смущённо улыбнулся Николас.
- А это значит только одно – пора готовиться к приёму наших высокочтимых гостей, не так ли?
Сказано – сделано. В этот день больше никуда уходить не надо было, поэтому его всецело посвятили приготовлениям по поводу столь прекрасной встречи, причём главный виновник торжества – дядя Алекс, сам заражал всех своей никогда неиссякаемой энергией, и это здорово у него получалось! Вскоре к ним присоединились ещё одни знакомые Вингерфельдта, и все заодно решили привести гостевую комнату в порядок, потом жена одного из этих знакомых позаботилась о столе в этой комнате. Дело осталось за гостями.
И гости поспешили не разочаровывать тех, кто их так ждал и вскоре явились. Здесь, в дверях этой небольшой квартирки, столпился весь цвет науки Швейцарии, и видно было, что скоро здесь станет пахнуть атмосферой новых открытий и деловых разговоров. Людей пришло много, что сначала даже Николас испугался, что может не хватить места для того, чтобы разместить всех тут. Однако, опасения были напрасные. Всё уже было продумано до него.
В числе самых последних из гостей как раз и пришёл тот, кого ждал Николас. Эйнштейн рассеяно осмотрел новую квартирку, нахмурился, увидев, что здесь слишком много людей, затем посмотрел прямо и увидел знакомую высокую фигуру серба. Он долго смотрел на него, потом многозначительно кивнул ему и произнёс холодно одну-единственную фразу вслух:
- А, это снова вы!
Многое осталось без слов, и просто отразилось в его глазах, затем Эйнштейн прошествовал далее, к своему местоположению за столом, решив долго не стоять в дверных проёмах. Серб проводил его долгим взглядом, после чего тоже вошёл в комнату. Много противоречивых чувств смешивались в его голове, но он решил выкинуть их все, оставив лишь одну всепоглощающую страсть к науке, которой и должен был быть посвящен весь этот вечер.
Вингерфельдт занял место в центре стола, как хозяин банкета. Эта встреча стала немного походить на салон, за тем лишь исключением, что эти люди презирали все эти изысканные манеры высшего света, а дяде Алексу даже нравилось показывать себя таким неприятным, колючим и наглым. Вот рядом с ним и сел Николас – давно уже прозванный знакомыми местным аристократом за многие из своих многочисленных привычек.
- Ну что ж, предлагаю открыть эту нашу замечательную встречу!
Он демонстративно постучал вилкой по тарелке, как судья после сказанной им фразы «встать, суд идёт!». Все взгляды устремились на него и сосредоточенного соседа по правую от него руку.
- Пусть этот вечер будет полностью подарен науке, и я надеюсь, он пройдёт не зря!
После этого тоста, все принялись с каким-то неистовством за еду, успевая одновременно разговаривать. Приятная атмосфера быстро воцарилась за этим маленьким столом. А Николас заметил, что один лишь Вингерфельдт пока ничего не ест, а скорее внимательно осматривает собравшихся за его столом. Его охота за слушателями не оказалась напрасной.
- А вот вы, молодой человек, в синеньком пиджачке, вот вы скажите, кто вы и какой путь держите?
Человек обернулся и благодарно взглянул на короля изобретателей. Видно было, что он польщён столь большим вниманием со стороны великого человека.
- Я молодой электротехник, в Швейцарии лишь мимоходом. Я прибыл сюда всего лишь на несколько дней.
- А, так вы приезжий! – усмехнулся Вингерфельдт. – и как вам здешняя обстановка?
- Швейцария слишком велика, чтоб её можно было обойти в одну неделю, - любезно ответил он. – Но честно скажу, меня не покидает лишь одно впечатление: куда бы я не поехал, всюду попадаются люди из моей Родины, работающие по моей специальности!
- Ну, - рассмеялся Вингерфельдт. – Все изобретатели в основном кучка эмигрантов!
- Именно изобретателей, - уточнил собеседник. – Хорошо хоть, тут такое приятное общество! Не то что там, где я работаю. Мои знакомые и друзья то и дело тратят деньги по всяким там театрам. Мне кажется, стыдно тратить столько денег подобным образом.
- И почему же? – встрял в разговор Николас.
- Там платят больше, чем оно на самом деле всё стоят. Платят за показной шик. А в это время кто-то умирает с голоду в трущобах. Меня никогда не влекло к богатству, да и до сих пор не влечёт. А тем более нет у меня желания тратить деньги таким путём.
- В самом деле? И почему же всё-таки? – заинтересовался разговором Николас.
- Как почему?! Какая от этого польза? Разве в этом счастье человека?
Серба вполне удовлетворил этот разговор. Но больше он понравился Вингерфельдту, мгновенно почувствовавшего в этом человеке родственную себе душу. Так и не притронувшись к еде, он вынул из кармана небольшой клочок бумаги и разборчиво вывел свой адрес, после чего вручил этому собеседнику:
- Вот. Здесь вы меня можете найти!
- Какое совпадение! Я же буду на следующей неделе в Праге! Да, кстати, меня зовут Эмс.
- Очень приятно, - Вингерфельдт запылал любезностью. – Так на кого вы работаете?
- Официально на компанию Генри Читтера (глаза Алекса округлились). Нет, вы не удивляйтесь! Талантливые люди есть по всему миру, и не только у вас! Я обязательно к вам загляну.
После этого внимание Вингерфельдта окончательно переключилось в другую сторону. Он взглянул на Николаса и решил нужным вывести на чистую воду его старого знакомого Альберта Эйнштейна, занявшего место в конце стола, однако отнюдь не обделённого вниманием от этого. Алекс улыбнулся ему и поспешил поинтересоваться:
- О вашей теории я слышал лишь слегка, не могли бы вы восполнить мне здесь этот пробел? Рассказать что-нибудь интересное?
- Вам, наверное, интересно узнать, с чего вообще всё началось? Вот был подросток. Звали его Альберт Эйнштейн. И думал он о пространстве и времени, как все нормальные подростки во всём мире. Шло время, рос этот подросток. Но он неизменно думал об этом. Он думает об этом и сейчас, и именно эти думы, но уже с точки зрения взрослого человека натолкнули его на столь грандиозное открытие – теорию относительности.
- Так вы сделали это открытие или лишь на шаге к нему? - задумался Николас.
- Открытие я сделал. Но я на пороге чего-то более грандиозного! Чего именно, пусть покажет время. Вот смотрите, - он окончательно разговорился. – По Ньютону, тела притягивают друг друга, даже если их разделяют огромные расстояния. Гравитационная масса служит мерой силы притяжения. А ещё есть инертная масса этого тела, которая характеризует способность тела ускоряться под действием данной силы. Меня заинтересовало, а почему же эти две массы совпадают.
- И? – в один голос сказали Алекс и Николас.
- Допустим, один наблюдатель находится в кабине лифта небоскрёба, другой снаружи. Внезапно канат, поддерживающий кабину, обрывается, и она свободно падает. Экспериментатор вынимает из своего кармана платок и часы и выпускает их из рук. Относительно него падают он, часы и платок. Внутренний наблюдатель описывает это так: пол постепенно уходит из-под ног. Платок движется быстрее, чем часы вверх. Т.е, все тела к земле движутся с разным ускорением. Вывод – система неинерциальная. Внешний наблюдатель: Все четыре тела: лифт, человек, часы, платок, падают с различным ускорением вниз. Вывод совпадает с выводом внутреннего наблюдателя: система неинерциальная. А мы рассуждаем так: внешний наблюдатель замечает движение лифта и всех тел в нём, и находит его соответствующим закону Ньютона. Для него движение тел не равномерное, а ускоренное. Однако, физик, рождённый в лифте, думает совершенно иначе. Он уверен, что обладает инерциальной системой, и соотносил бы все законы природы к своему лифту. Для него было бы естественным считать свой лифт покоящимся и свою систему координат – инерциальной.
- И всё? – с надеждой продолжить разговор опять спросили оба.
- Нет, - усмехнулся учёный. – Представим себе дальше: если луч света пересекает кабину лифта горизонтально, в то время как кабина падает, то выходное отверстие находится на большем расстоянии от пола, чем входное, т.к. за это время, которое требуется лучу, чтобы пройти от стенки до стенки, кабина лифта успевает продвинуться на какое-то расстояние. Наблюдатель в лифте понял бы, что луч искривился. Это значит, что в реальном мире лучи света искривляются, когда проходят на достаточно малом расстоянии от массивного тела. Тела не притягивают друг друга, а изменяют геометрию пространства-времени, которая и определяет движение проходящих через него тел. Вот так-то, товарищи!
Воцарилась небольшая пауза, в течение которой каждый старался переварить всё только что услышанное из первых уст первооткрывателя. Такой мозговой штурм вполне пришёлся по душе всем сидящим за столом – ибо таких умных разговоров на улице редко когда и услышишь. Но Николас так и не мог простить этому чудаковатому человеку с усами отрицание существования эфира, поэтому дальше что-либо делать или говорить он не стал.
Вингерфельдт перешёл к своим давно наболевшим проблемам. Он не нашёл общества и времени для их решения лучше, чем здесь и сейчас. Его взгляд опять вызывающе упёрся на Альберта Эйнштейна.
- Вот, послушайте, я думаю, вы поймёте меня. Вы ведь знаете, как я принимаю к себе людей на работу, не правда ли? Я до сих пор не могу найти себе идеального помощника, который мог бы заменить меня в случае какой-либо беды… Ежедневно приходит множество молодых учёных, но не один из них не может подойти для моей работы.
Такая ситуация показалась Эйнштейну (изобретателю Теории Относительности!) крайне маловероятной, поэтому он попросил своего великого знакомого подробнее познакомить его с условиями работы в «лаборатории Вингерфельдта». Изобретатель не задумываясь, протянул листок с перечнем вопросов для кандидата в помощники.
«Каково расстояние от Нью-Йорка до Чикаго?» - с удивлением прочел Эйнштейн первый вопрос. Немного поразмыслив, физик ответил, что для ответа на этот вопрос можно просто заглянуть в железнодорожный справочник.
«Из чего делается нержавеющая сталь?» - второй вопрос не показался Эйнштейну более простым. – «А ответ на этот вопрос можно получить из справочника по металловедению», - скорее, для себя самого пробормотал он.
В легком недоумении, Альберт Эйнштейн пробежал глазами по остальным вопросам. С каждым пунктом его вера в свои знания уменьшалась, а удивление росло.
Не успев дочитать последний вопрос, основатель современной теоретической физики, почетный доктор множества университетов, член различных Академий наук и просто блестящий физик Альберт Эйнштейн отбросил листок с вопросами Вингерфельдта и сказал:
- Пожалуй, я не буду дожидаться Вашего отказа и сниму свою кандидатуру сам.
Алекс хорошенько призадумался, но уже ничего не ответил. Значит, - подумал про себя гениальный изобретатель, идеального помощника можно искать вечно. Вечно и безрезультатно, поэтому надо подумать о хорошем. Альберт Нерст был уже давно у него на примете…
На этом, можно сказать, и завершилось путешествие в Швейцарию, но есть одна деталь, без которой наше повествование было бы просто неполным.
… Злость и досада мелькнули в глазах высокого худощавого человека, стоящего над мостом. Он чувствовал, что проигрывает. Но он ещё не был побеждён окончательно!
- Нет! Я справлюсь! Я создам этот генератор, чего бы мне это не стоило! Я докажу свою правоту!