О бессильной мощи Разума

                Парадокс «камня».

Был в старой схоластике софизм относительно божественного всемогущества. Проблема формулируется так: «Может ли всемогущий Бог создать камень, который он сам не мог бы поднять?» Ясно, что всемогущество Бога – это сразу физическое и духовное всёсилие. «Камень» софизма, этот символ «преткновения», легко перевести в область идеальную и познавательную: «Может ли Бог (или Разум) задать вопрос, на который не сможет ответить в принципе?» Но в познании на многие важнейшие вопросы нет ответа и вряд ли может быть. Это в порядке вещей и проблема нивелируется.
Область, средняя между физичностью и идеальностью – это смысл действия. Деятельность может быть сразу и идеальной и материальной. Стало быть, требуется преобразовать проблему. Бог может создать такой камень, но захочет ли? Нужно ли ему это? Будет ли он, с помощью всёсилия, творить условия уничтожения своего всёсилия? Сможет ли всемогущий по природе Бог вообще отказаться от своего всемогущества? Следовательно, его действие опосредуется разумной волей. Всёсилие имеет достаточно силы для самоуничтожения, но его же природа властно требует не делать этого – и осуществляет это через волю-разум. Но в этом случае Бог себя ограничивает, добровольно подчиняется разуму. Для этого, во-первых, он уже должен быть разумен. Во-вторых, Разум и оказывается истинным Богом, Богом в Боге, сущностью Бога. А следовательно, происходит лишнее удвоение Бога. Разум (= идеальное начало, идеальная реальность) может вполне обойтись Без Бога, как своего физического субстрата. Разум и оказывается всёсильным. И именно Разум может и делать нечто и не делать. Только его самоограничение свободно.    

                Разум человека и создатель парадоксов.         

Человеческий разум не претендует на всемогущество. Стало быть, он не может физически  создать условия своего уничтожения. Стало быть, он может создать эти условия идеально, без негативных последствий, как парадоксальную, противоречивую, ошибочную идею. Ошибки разума не уничтожают его сущности.
Разум также нуждается в своём физическом и конечном субстрате (тело человека и мозг), ограничен им.
Как идеальное относительное преодоление этого возникает фантазия. Фантазия может сотворить много фантастических идей и, в частности, создать образ Наблюдателя без тела. Фантазия имеет свою логику и вместе с тем открыта для парадоксов и алогизмов. Вот почему она обязательное свойство Разума. С одной стороны, она выражает бессилие Разума, не способного воплотить свои фантазии (определённого типа) материально. С другой она расширяет свою сферу «реальности» вплоть до «реальности» сказочной, противоречивой, парадоксальной. Таким образом создаётся и мысль, всякое идеальное содержание.
А поскольку фантазия создаёт и невозможные в мире явлений образы, то Разум оказывается способным создавать и «камни», которые не может «поднять», спрашивать – и не иметь окончательного ответа. Значит, на один вопрос может быть множество вариантов решений, относительных и субъективных ответов.

                Разум начинается с неразумия.

Отсутствие разума стимулирует его появление. Именно «Не-Я», согласно Фихте, порождает «Я». Затем необходимо осуществляется движение разума. Он обнаруживает, что многое из того, что он считал «гальками» на самом деле являются «глыбами». Ошибки мышления и чувства наращивают опыт, оказываясь основанием «озарений». Разум ставит себе пределы. Вместе с тем он пытается их нарушить.
И начинает он с того, что осознаёт, познаёт своё незнание. Как бы разум не развился, Незнание остаётся с ним, только из примитивного становится тем, что Николай Кузанский называл «учёным незнанием».

                Разум необходимо диалектичен.

Если рассудок ориентирован на «рассудок» и здравый смысл, то Разум любит прыгать в пропасти без дна. Диалектика сразу сила и слабость Разума, его счастье и проклятие, комедия и трагедия, построение опор и их уничтожение, смесь смысла с абсурдом, уверенность и сомнение, его начало, середина, конец. Разум причастен и к метафизике – особенно в её диалектической форме. Разум сам-в-себе диалог Конечного с бесконечным, относительного с абсолютным. Почти все понятия Разума, по мере их осмысления, теряют свою однозначность, открывают свою сущностную непознаваемость.  «Истина», «Мир», «Человек» здесь становятся глобальными проблемами. Очевидное становится неочевидным.

                Разум приводит логику к противоречию.

Логика вдруг оборачивается против себя. «Всякая логическая или опытная проверка истинности суждения – говорит она, - нуждается в собственной проверке – так до бесконечности». Реально мы приходим к признанию основополагающих, но уже недоказуемых аксиом.

                Разум как неверие-вера.

Вера никогда не удовлетворяла мышление. Но в итоге остаётся лишь верить. Но одной»вере» может быть противопоставлена «другая», в результате обе веры оказываются под вопросом. Чем больше опыта сомнений во внешнем, тем больше веры в истинность внутреннего, тем больше Разум верит в себя, в своё предназначение гармонизировать хаос целого – хотя бы чисто идеально, морально, эстетически. Прозрение «глубин» становится основной страстью и целью Разума.

                Разум через познание испытывает себя на прочность.      

Но чем привычнее и обычнее внешнее, тем таинственнее и необычнее «глубина». Тем больше парадоксов мерцает в ней, тем ужаснее пение сирен-противоречий. Разум устаёт пребывать среди неопределённостей и возвращается в форму рассудочности. Он раздробляется на более мелкие и эмпиричные цели. Желаемое и полезное становится для него ценностью – и подчас более существенней, чем «истина». Разум учится лгать, притворяться, казаться, прятаться за высокие и пышные слова, принимает зло за добро. Оказывается, что необходимая составная  бытия диалектичного разума, его составная, фаза движения, состояние – догматичность. Не существует отдельно «рассудка» и «разума». Разум – это рассудок в фазе и состоянии Разума,  а рассудок – разум в форме рассудочности.

                Разум это раздвоение. Догматичная составная.

Внутри себя Разум находится в состоянии борьбы начал – диалектического и догматического. Догматическая составная Разума формирует ряд его необходимых особенностей. Это и вера Разума в свою мощь и принципиальную познаваемость сущего. Реальность при этом мыслится внутренне разумной, рациональной. Абсолют приобретает черты Божества. Смысл и самоценность Разума уже заключаются в его самоутверждении, в потребности стать истиной и смыслом мироздания. В реальности он видит отражение собственного лика. Реальность противоречива, парадоксальна, частично иррациональна. Но Разуму нужна реальность именно разумная.    

                Культ Разума, как начало его безумия.

В Разуме всегда существует желание стать Богом и Душою мира, или быть Абсолютом. Но как тотальный дух самолюбования, сотворив кумира из самого себя, Разум деградирует и впадает в состояние, которое Лев Шестов удачно назвал «тиранией разума». Разум становится силой зла, разрушения. Он уже может быть врагом человека и жизни, властью холодных абстракций, умом без души.
Очень часто незаметно для себя он превращается в раба эмпирики и обслуживает её интересы. Формальное и случайное он начинает использовать как главное. Но и глубины, в которых Разуму дано скитаться, - сколько таят они чуждых человечности стихий, чудовищных истин, ледяных пространств! 


                Чтобы стать собой, Разуму нужно отказаться от себя-единственного.

Разум, чтобы оставаться собой не должен самодавлеть и заменять собой противоречивое по природе целое. Он должен стать важной, но частью человеческого мира. Эту проблему хорошо проанализировал ещё Вл. Соловьёв.
Перед разумом стоит задача – наполнить ум чувством, а чувство («сердце») – умом. «Я – пишет Свами Вивеканда – в тысячью раз охотнее согласился бы иметь маленькое сердце и вовсе не иметь мозга, чем состоять из одного мозга без сердца». «Мозг без сердца иссыхает». Но важно и не третировать разум в угоду сердцу.
Разум царюет только тогда, когда не считает себя царём и внимателен к интересам других частей целого.
Самодовольство разума губит его вернее и быстрее, чем враги.

                Разум определяет пределы разумного в жизни и для жизни.

Надо не только выявить противоречия, парадоксы, антиномии действительности, но и познать возможности и особенности разумной жизни человека, не отказываясь от диалектики, выявить должное.
И третье – проверить сомнением ценности, утверждая те, которые успешно пройдут эту проверку на прочность.
Следующая функция разума – установить всевозможные синтезы и обозначить всевозможные логические, этические, культурные, социальные антитезы. Разоблачить лжеразум. Понять самого себя и свои силы.
Эвристическая и этическая функции разума важнее даже гносеологической, познавательной.

                Слабости разума оказываются его силой.

Существует много вечных вопросов без ответа, огромная реальность непознаваемого. Но вместе с тем именно на эти вопросы без абсолютных ответов находится большое множество ответов относительных, ценных для конкретной жизни общества и конкретного человека. Вечная неудовлетворённость разума достигнутым является стимулом нового движения. Закрытость Вселенной (её сущностной неочевидности, таинственности) сформировала открытость разума новому знанию. И хотя разум не может избежать проблем и вопросов, но именно эта слабость перед ликом Абсолютной Истины и есть залог его познавательной мощи через развитие его творческих возможностей. Через неудачи, ошибки, конфликты со злом, через победы зла развивает разум свою мудрость и этическую способность противостоять негативу. Становясь в эмпирическом мире физически слабым, он от этого делается мощнее идеальней, моральней.     Только чувствуя себя слабым материально, разум развивает свою идеальность, духовность и через это воздействует на физический мир. Только разумное действие может что-то положительное.

                Разум не должен покоряться социуму всёцело. Антитеза разума и жизни.

В принципе, разум может быть путеводителем в лабиринте жизни. Но жизнь несёт в себе и иррациональное, разрушительное, косное начало. Она хочет властвовать над разумом, диктовать ему условия, сделать его своим слугой, использовать во имя корысти, зла, разрушения. Но всякое рабство противоречит природе истинного разума. В результате возникает проблема адаптации разумных людей к человечеству. Вот почему многие гении третируются толпой, жизнью, сталкиваются с массой препятствий и часто несчастны. Само наличие духа в косной среде становится с одной стороны «подвигом», с другой – «вызовом общественным устоям».
Кошелёк желает сделать Мыслителя придатком к себе. Часто мыслитель должен «плыть против течения». Испытывать страдания и одиночество в мире людей – это так не ново. Кьеркегор считает, что «разум ведёт к отчаянью». Очень может быть, что Глупость более мощное основание социума, чем Разум. Недаром книга древнего автора Эразма Роттердамского «Похвала глупости» актуальна и  сейчас.
Разум колеблется между гармонией с жизнью и отчуждением от неё.

                Разум усложняет душу личности. Познавательное раздвоение разума в себе.

Разум как теория усложняет до предела всю реальность. Помимо мировых глубин, открывает он и противоречивую бездну человеческой души, духа, субъективности. Желая всё сделать явным, он сам для себя становится тайной. Чтобы жить и творить, ему нужна пустота, чтобы заполнить её новыми знаниями и проблемами. Старое знание подчас мешает ему двигаться вперёд. Поневоле разум становится ареной для борьбы двух гладиаторов – Старого и Нового. Уже добытое знание иногда велит разуму остановиться и почивать на лаврах. В глубинах реальности ему чуется «шевеление хаоса», встреча с абсурдом, который вообще невозможно объяснить и понять. Но разум по природе вечный скиталец. Новое чарует его, становится главным. Девиз разума – «Познай или погибни!» (Ф.Ницше). Он есть вечная борьба «вырождения и возрождения» (Н.Бердяев).

                Разум – жажда вырваться за грань себя.
 
Разум часто тоскует по «твёрдо установленным основам» и основополагающим истинам». И всё же его суть – движение. Жертвенность, экстаз самопожирания, эрос познавания – судьба разума. Познание его этический императив. С одной стороны разум нуждается в определённой стабильности, в достаточно прочном, устойчивом  знании и опыте. С другой – он сам текуч и близок к стихии становления.