7. Цена глупости

7. Цена глупости


   Наутро после таких снов Кайрин всегда просыпался в слезах и всегда спешил поскорее умыться, чтоб никто из остальных мятежников его не увидел и не поднял на смех. Он и сам не понимал, почему всегда плакал во сне, когда ему снился Летиас, ведь сам-то он считал такие ночи самыми счастливыми – он снова видел своего дорогого «Блистательного господина офицера» пусть и только во сне.  Но в эту ночь его разбудил вовсе не дурной сон и не слезы, а женский крик. Громкий истошный надрывный. Женщина кричала снова и снова и невыносимая боль в ее голосе мешалась с не менее невыносимым ужасом и мольбой о помощи. Не успел он толком проснуться, как почувствовал сразу несколько рук тормошащих его.
- Пойдем, пойдем скорее. - Пара бунтовщиков из тех, что не занимали в отряде такого уж высокого положения, но и не из самых низких, с кем можно было бы не считаться, схватив его и буквально выдернув из постели, пыталась, куда-то тащить.
– Тебя вожак кличет, срочно – тут же объяснили они свое поведение, прежде чем он успел возмутиться их бесцеремонностью. «Вожак кличет», это было серьезно, во-первых, конечно, потому что он вожак, а в отряде мятежников, не смотря на все слова о всеобщем равенстве и свободе, так же как и везде была своя иерархия и, причем довольно суровая. Слово вожака и нескольких его самых близких помощников-заместителей имели силу приказа, и горе было тому неосторожному, кто считал, что бывшие рабы не сумеют навести в отряде, из которого пытались сделать что-то похожее на имперскую армию, дисциплины. Ну а кроме того он повиновался со всей поспешностью еще и потому, что поняв что его зовет именно их главарь тут же догадался что случилось, и кто и почему может так кричать. И он не ошибся. Женщина их предводителя рожала! И судя по обеспокоенным лицам самого вожака и самых близких из его друзей, что мерили нервными шагами сейчас комнату соседнюю стой, что выбрали для роженицы, что-то в этих родах определенно шло не так. Едва завидев Кайрина, предводитель мятежников тут же кинулся к нему.
- Хвала богам, пошли скорее! Ты должен посмотреть, что там происходит. Она кричит уже почти два часа, не переставая, а меня даже не пропускают к ней, говоря, что раз уж я ничего в этом не смыслю то и помощи от меня никакой только вред. Но раз уж ты тут, то пускай эти курицы только попробуют снова закрыть перед нами дверь! – «Курицы» видимо были женщины, что еще заранее вызвались помогать в родах. Кайрин и прежде предлагал свою помощь как целителя, но эти ушлые девицы только подняли его на смех. Чем им по нескольку раз прошедшим через подобное может помочь мужчина, даже не мужчина, а мальчишка пусть и возомнивший себя великим целителем. Пускай идет, лечит раненых, где от его знаний действительно есть толк, а с родами они и сами справятся. Уж на это-то простое дело, которое женщины с начала времен проделывали самостоятельно без всякой лишней помощи их собственных знаний и умений вполне достаточно. И вот теперь видимо этих самых знаний и умений оказалось все-таки маловато.
- Почти два часа? -  ужаснулся паренек. - А я ничего и не слышал! - Впрочем, и не мудрено он вчера так вымотался. Сначала как, обычно проверяя и перепроверяя раненых, потом поверял собранные травы, хорошо ли слушаться? Потом принялся зачем-то перебирать все пополняющееся содержимое своей драгоценной сумки и под конец запоздалыми воспоминаниями и бесплотными сожалениями довел сам себя чуть ли не до нервной горячки, что даже не уснул, а просто провалился в сон, так что наверняка спал и не слышал ничего, пока его не принялись будить. Вот только почему за ним послали так поздно если, похоже, уже давно поняли что что-то не так?
- Поначалу все шло нормально, ну, по словам этих гарпий конечно – объяснил ему вожак  в ответ на вопрос, который он все-таки решился задать вслух. - И только чуть меньше часа назад я понял, что что-то не так, когда она начала кричать, почти не переставая. - Не теряя времени, продолжая говорить они направились к дверям ведущим к роженице, но путь им преградила высокая рыжеволосая девица с внушительными далеко не женственными мускулами.
- Мужчинам нельзя входить туда, где рожает женщина – непреклонно процедила она, но смутить вожака привыкшего не раздумывая вступать и не только вступать, а побеждать в любых самых немыслимых схватках с любым противником оказалось не так-то просто. Тем более что его терпению видимо, пришел конец. Он просто обнажил клинок и направил в грудь женщине.
- Алона не заставляй меня прорываться к жене с мечом в руках через тебя и твоих помощниц! Ты еще могла пытаться не пропустить меня, пока я был один, но теперь-то со мной Кайрин! Он лекарь, пускай посмотрит ее, и если сможет, поможет. Ты и сама знаешь, что тебя и твоих помощниц не хватает, чтоб спасти моих жену и ребенка, так что просто отойди в сторону, не заставляй причинять вам вред. Я не позволю моей жене умереть из-за вашего упрямства!
- На все воля богов… - начинает упрямая воительница, демонстративно воздевая мускулистые руки и очи к закопченному потолку и к скрытому за ним ночному небу. Однако ей снова не удается сбить с мысли донельзя обеспокоенного судьбой своей любимой и своего будущего дитя мужчину.
- Так же как и на то, что они послали сюда этого мальчика! Может быть именно для того чтоб он их спас…-  новый истошный крик раздался изнутри комнаты – Прочь с дороги, немедленно! – и мужчина угрожающе взмахивает мечом не оставляя сомнений – еще мгновение промедления со стороны грозной стражницы и он не раздумывая пустит его в ход.
- Ну, если ты мне больше не доверяешь, если больше веришь тому, кто по всем рассказам жил при своем хозяине припеваючи не хуже любого свободного и вообще непонятно зачем сбежал…
- Мне сейчас не до игр женщина!  Сейчас я принял бы помощь от кого угодно, так что просто посторонись и дай пройти! – Войдя в комнату Кайрин и предводитель тут же направились к широкой постели, на которой лежала рожающая. Она была абсолютно обнажена, может именно в этом и была причина, по которой их мужчин так упорно не пускали сюда! Впрочем, едва только стоило Кайрину бросить первый же взгляд на несчастную, как мысли о ее голом теле тут же стали волновать его меньше всего на свете. Лицо женщины было неестественно бледным, что придавало ее обычно оливковой коже пугающую пергаментную желтизну, совершенно не похожую на цвет кожи живого человека. Под глазами и в уголках тонкокрылого носа залегли синеватые тени. Дыхание было не глубоким, очень частым и прерывистым, вот она вся напряглась, крепко ухватилась за спинку кровати над своей головой и по знаку одной из женщин видимо в очередной раз принялась тужиться, испуская уже знакомый, так пугающий мужчин крик. И очередная попытка вновь не приносит ни малейшего успеха. Покрытая струящимся по лицу и телу потом женщина вновь в изнеможении откидывается на подушки. Что-то странное чудиться Кайрину в форме ее живота и, невзирая на угрожающе предостерегающие взгляды, явно недовольных их вторжением женщин, он, протянув руки,  убеждается, что прав! Ребенок движется в этот мир из матери неправильно! Он пытается выйти вперед ножками! И это продолжается уже так долго! Счастье еще, что у  роженицы каким-то чудом не открылось кровотечение, но учитывая, сколько попыток она уже предприняла, то гибель и ее и ребенка теперь, пожалуй, только дело времени. Ей не разродиться, никак! Кайрин чувствует, как его охватывает паника. Как сказать их грозному вожаку, что его женщина и ребенок обречены? Если конечно вообще ребенок уже не умер от неудачных попыток появиться на свет. Но нет, отчетливый толчок изнутри большого живота женщины подсказывает перепуганному пареньку, что тот еще жив. По крайней мере, пока! И тут отчаяние толкает его на совершенно безумную мысль. От всего сердца моля богов чтоб никто не разрубил его пополам за одно только подобное предложение, он как можно быстрее и как можно понятнее объясняет уже почти готовому к самому страшному вожаку, что именно происходит и чем это грозит. Рассказывает, что он предлагает сделать, чтоб попытаться спасти будущую мать и ребенка, или хотя бы одного из них, если на то будет воля богов. Но тот внезапно сразу поверив, что другого выхода действительно нет, даже и не думает возражать на безумный в своей дерзости план парня. Неужели и в правду так сильно уверовал что боги послали Кайрина в этот отряд для того чтоб он спас сейчас несчастную женщину и ее ребенка? Или просто понял, что если ничего не предпринять они все равно умрут и в отчаянии решил ухватиться за последнюю надежду?
- Ты когда-нибудь прежде делал такое? – Единственный вопрос, который задает ему предводитель, без лишних объяснений понимая как мало у них времени и как еще меньше шансов на то, что его любимая справиться с родами каким-нибудь другим способом, кроме придуманного этим юным целителем. Может, не успей Кайрин зарекомендовать себя действительно умелым лекарем, мужчина и не согласился бы так легко на его предложение, но сейчас он соглашается.
- Я никогда прежде не делал этого сам, но я несколько раз помогал отцу с самого начала и до конца. Я знаю, что и как нужно делать. Поверь мне, это единственная надежда спасти твою семью.
- Что тебе нужно? – Кайрин тянется к висящей на поясе сумке и убеждается что, по крайней мере, все, что касается нужных снадобий, у него есть. Что же до всего остального…
- Много горячей воды, пускай кипятят ее в небольших котлах, чтоб побыстрее было, и несут сюда, а так же несколько котлов с холодной, чтоб разводить и не обжечь твою жену. Самого крепкого вина, что только у нас есть, пусть несут все, то, что останется, я после верну. Как можно больше чистой ткани, бинтов. Очень острый нож. Иглы для шитья и нити. – По одному только зову предводителя в комнате оказывается несколько мужчин и часть их тут же кидается, чтоб принести перечисленное. Пытающихся возмущаться женщин оставшиеся мужчины тут же оттесняют в самый дальний угол комнаты, чтоб не мешали. Все, дело сделано. Теперь пути назад нет, он должен сделать все мыслимое и не мыслимое, чтоб спасти женщину их предводителя и его ребенка или ему просто конец! Позже пытаясь вспомнить, что же именно он делал, Кайрин никак не мог воссоздать ни большую часть из своих действий, ни что, и сколько времени у него заняло. Последнее что он помнил отчетливо это как поил женщину разведенным маковым настоем и как нетерпеливо отсчитывал мгновения до того момента когда она уснет достаточно крепко и можно будет начинать. Как  изо всех сил молился, сам толком не зная кому именно, чтоб до этого не произошло новых схваток, каждые из которых, теперь могли бы стать роковыми и для матери и для ее младенца. Что происходило дальше, он вспоминал словно в тумане, какими-то обрывками, словно нереальный кошмарный сон. Словно вовсе и не он отдавал какие-то приказы добровольцам мужчинам, что сами вызвались помогать ему. Что и не он вовсе недрогнувшей рукой разрезал туго натянутую кожу на животе женщины, а после и мышцы что были под кожей, действуя очень аккуратно, чтоб ни в коем случае не задеть ребенка. Наверное, сами боги помогали ему в ту ночь, наверно кто-то из них, сжалившись, вошел в тело юного лекаря, в его разум и сердце, подсказывая нужные решения и давая силы и умения воплощать их в жизнь. Он помнил обрывками, как останавливал кровь принесенными большими лоскутами ткани. Как промывал вином рану. Как зашивал ее обратно, уже после того как достал младенца и перерезал пуповину. Как держа его за ножки вниз головой, несколько раз несильно ударил по такой маленькой спинке заставляя откашлять, отрыгнуть заполнившую маленькое горло жидкость и начать, наконец, кричать. Как плакал большой и сильный мужчина, впервые беря на руки своего кричащего сына завернутого в перепачканные кровью куски ткани, превращенные в пеленки. Как зашивал казавшуюся такой страшной рану, обрабатывая ее вином и своими снадобьями. Как с тревогой они до рассвета ждали, когда же, наконец, очнется измученная и опоенная сонным зельем женщина. Как другая, тоже совсем недавно тоже родившая, кормила малыша своим молоком тут же в этой комнате, потому, что новоявленный отец не желал ни сам выходить и на мгновение пока не очнется его жена и выпускать с таким трудом доставшегося ему сына из виду тоже не желал. Как женщина, наконец, открыла глаза, и первое о чем она спросила было «Где мой ребенок» Как ей показали уже спящего  сытого и спокойного младенца, и она тоже расплакалась от невыразимого счастья. С трудом он вспоминал и последующие три или четыре дня.  Пока не был уверен что женщина все-таки не умрет от того что ей довелось пережить и от того что он с ней сделал, но боги по прежнему благоволили им и в одно прекрасное утро он со всей уверенностью понял – ее жизнь тоже как и жизнь ребенка в неопасности. И только тогда он смог позволить себе, наконец, осознать, что же сделал и уже по-настоящему испугаться. Кое-как добравшись до своей постели, он свалился в не и проспал почти весь день всю ночь, и еще весь следующий день к ряду, а когда все-таки проснулся и вновь встретился с предводителем, то первое что он услышал было
- Я твой должник! – произнесенное таким тоном, что у него мурашки  пробежали по спине. – Я твой должник – снова повторил командир, невзирая на его лепет о том, что он только исполнял волю богов и что без их помощи ничего бы не удалось. – И моя жена, и мой сын выжили благодаря тебе. Может боги, и направляли твою руку, но без тебя и у них бы могло не получиться, так, же как и у тебя без них. Скажи, только честно, она сможет еще иметь детей?
- Я не знаю, - откровенно признается паренек, и тут же добавляет, не особо задумываясь о том, что говорит. Видимо усталость и долгий сон не до конца отпустили его разум – Некоторые кобылицы после такого снова беременели и  рожали, безо всяких проблем, а некоторые больше никогда. На все была воля богов. Даже отцу не удавалось заранее угадать, как все сложится.
- Кобылицы? – потрясенно переспрашивает его предводитель. – Ты решился проделать с моей женой то, что вы там в своих диких лесах проделывали с лошадьми? А с людьми хоть что-то подобное вы раньше хоть делали?
- Нет, - вынужден признать паренек. Мы с отцом никогда, только шаманам дозволялось помогать рождаться на свет тем из людей, кому боги отказывали в этом праве. Только им, а не простым целителям. И это было очень редко, всего один или два раза на моей памяти и то когда я еще был слишком мал чтоб как следует запомнить даже рассказы.
- И ты решился сделать это с моей женой?
- Она умирала. По-другому ни она, ни ребенок бы не выжили.
- А ты  хотя бы понимал, что я убил бы тебя, если б хоть один из них не выжил?
- Да, -  теперь уже Кайрин может позволить себе почти спокойный кивок, ведь все позади и как бы там ни было, все закончилось как нельзя лучше. - Я догадывался об этом, но я должен был попытаться спасти их любой ценой. Поступи я иначе и боги что вручили мне целительный дар, ни за что не простили бы меня.
- Ты один из самых смелых людей в моем отряде парень, и я сам плюну в лицо любому, кто в этом усомнится. То, что ты целитель, а не воин вовсе не сделало тебя трусом, - и паренек невольно чувствует гордость от этой похвалы. – Я твой должник мальчик, - в третий раз повторяет мужчина. - Клянусь перед теми самыми богами, в которых ты так веришь и которых так чтишь, что однажды я сумею сполна вернуть тебе долг, а до тех пор ты можешь потребовать у меня всего чего только угодно. Если тебе однажды понадобиться моя помощь, если тебе когда-нибудь понадобиться жизнь твоего врага, жизнь любого имперца только назови и я дам тебе ее, чего бы  мне это не стоило. – И мужчина, наконец, выходит из комнаты, оставляя парня одного. Кайрин тяжело вздыхает – предлагать смерть за две жизни – одну возвращенную и дну новую, что лучше могло бы подсказать ему, что все эти люди обречены и что они сами с радостью движутся навстречу своей гибели? Если он хотел выжить, а не сгинуть вместе с ними, нужно было как можно скорее искать способ выбраться отсюда. И не нужна ему никакая благодарность, он сделал лишь то, что должен был сделать целитель. Откуда же Кайрину было знать, что не минет и трех дней как он будет вынужден потребовать от предводителя выполнения его клятвы и что плата, от которой он сейчас так легкомысленно пытался отказаться достанется ему вовсе не так уж и легко но будет нужна ему больше всего на свете. Даже более собственной жизни!
   Весть о том, что отряд брата вернулся, застала Тимерия на одном из их южных полей, куда он отправился, чтоб понаблюдать как усердные рабы трудятся ради уже совсем скорого урожая. Обрадованный, он тут же оставив несколько мелких, ничего особо не меняющих распоряжений управляющим, которые и без него хорошо знали свою работу и достаточно дорожили своим местом, чтоб прежде еще никогда не подводить хозяев, поспешил поскорее вернуться домой. Как же сильно он соскучился по брату. Просто самому не верилось. Даже прежде, когда Летиас уезжал в свои «военные походы», когда не несколько месяцев а когда и вовсе почти на год, Тимерий никогда еще так остро не чувствовал нехватку старшего брата. Может, дело было в том, что прежде с ним всегда оставался отец, который всегда и за всем следил, решал все проблемы помогал и подсказывал, что и как нужно делать? Словом управлял и распоряжался, не давая младшему сыну слишком уж много свободного времени для праздных рассуждений? Хотя нет. Скорее всего, дело все-таки было в том, что за эти дни, в которые Летиас сейчас оставался на вилле, приняв, наконец, на себя как и хотел всегда их отец обязанности ее хозяина, они с братом, впервые, после далекого детства снова по-настоящему сблизились. Снова научились общаться друг с другом не только по делам, а и просто так. Делиться мыслями надеждами чувствами, и к их взаимному удивлению обнаружили, что у них куда больше общего, чем они прежде думали. Наверное, именно поэтому в этот раз отсутствие Летиаса и ощущалось младшим братом так, особенно, остро. А еще была постоянная тревога за него. Ведь он же пытался выследить этих, таких опасных рабов-мятежников которые смогли навести такой ужас на всю округу. Которые уже умудрились разбить по крайней мере два имперских военных отряда посланных на их поимку, доказав что они вовсе не просто жалкая кучка рабов вооруженных украденным оружием, а вполне серьезные противники которых следует воспринимать со всей серьезностью. Да еще была эта их с братом последняя размолвка, хотя, пожалуй, нет, все-таки не размолвка конечно, а просто спор из-за этого мальчишки лекаря. Дурацкая ссора, по правде сказать. Мальчишку было действительно жалко. И совершенно не понятно к стати зачем вообще он сбежал? Уж кто-кто, а он-то совершенно не мог пожаловаться ни на какое дурное обращение, он жил тут дай Юпитер каждому свободному так жить. Наверняка сбежал же просто, из-за какой-нибудь глупости, может даже уже и раскаяться успел в том, что сделал. Да и вообще, кто сказал, что он сбежал именно к этим мятежникам? Стоило просто дождаться, пока отряды разъездной милиции поймали бы одиноко бредущего, где-нибудь по дороге мальчишку, беглого раба, да и вернули бы его сюда для хозяйского суда. А тут уже можно было бы конечно, и напугать паршивца как следует, да и в самый последний момент помиловать маленького негодника заменив смерть, чем-нибудь другим, не таким суровым. Так нет же. Летиас воспринял этот побег как оскорбление лично ему как господину и вбил себе в голову, что просто должен, обязан поймать вернуть и наказать парня в назидание всем остальным, причем непременно сделать это сам. И как Тимерий не пытался переубедить его ничего не вышло. Братец просто бредил необходимостью отловить и примерно наказать «маленького неблагодарного предателя»! И вот теперь брат, наконец, вернулся! Оставалось только надеяться, что за время поисков он остыл достаточно, чтоб не казнить провинившегося беглеца тот час же, а дать ему, хотя бы шанс объяснить свое дурацкое поведение.
   Первым кого встретил Тимерий, въехав в ворота виллы, оказался вовсе не брат, а старший из солдат его отряда. Первый его помощник и заместитель. Он даже не успел сказать ни единого слова, когда предчувствие беды охватило Тимерия, заставив внезапно поежиться, словно от стужи.
- А где Летиас? Почему он не тут? – Спрашивает младший господин, обегая глазами двор, где все еще находились спешившиеся, но так и не успевшие разойтись солдаты. Ни среди них и нигде рядом брата не было так же. – Где он? Он что, ранен? –  Теперь уже Тимерий встревожен по-настоящему. Солдат, не отвечая ни слова, смотрел на него строго и серьезно, и под этим взглядом юноше с каждым мгновением становилось все страшнее. Он перестает задавать свои вопросы и просто ждет, что же скажет ему заместитель брата.
- Господин Летиас погиб, - наконец произносит мужчина. – Мы хотели устроить мятежникам ловушку, но приманили больший их отряд, чем рассчитывали. Так что в ловушке оказались уже мы сами. Поняв, что происходит Ваш брат, велел спасать отряд. Он с несколькими бойцами решил немного задержаться и прикрыть наш отход. Я видел, как он упал, но мы были уже слишком далеко, чтоб успеть спасти его. Все что мне оставалось это выполнить последний приказ моего командира. Спасти отряд. – Каждое слово, что произносил солдат, доносилось до Тимерия, словно откуда-то  издалека. Все кромке первых самых страшных слов: Летиас погиб! Погиб! Боги отняли у него отца, но взамен вернули едва не украденного армией брата, с которым им казалось, наконец-то удалось протоптать дорожки к сердцу друг друга,  и теперь вот забрали и его тоже!  Он больше не вернется! Не въедет в эти ворота. Не спросит, как идут дела? Усердны ли были рабы? Не бездельничал ли, как обычно, сам Тимерий пока его тут не было? Не примет отчета не даст совета, не пошутит, не засмеется. Его больше нет! Он умер! Убит бандой беглых рабов! Стаей взбесившихся псов, посмевших накинуться на своих хозяев. А солдат все продолжает и продолжает говорить. Что-то объяснять, что-то рассказывать.  И никак не желает заткнуться. Он что решил свести Тимерия с ума? Словно очнувшись от странного кошмара, потрясенный юноша понимает, что стоящий перед ним посреди утоптанного двора мужчина смотрит на него снизу вверх и вспоминает, наконец, что так и не успел спешиться. Он тут же спрыгивает со спины лошади.
- Где он? Я должен его увидеть. – Произносит он, надеясь, что хотя бы необходимость ответить на его вопрос, наконец, прервет нескончаемый рассказ солдата.
Мужчина действительно прерывается и пару мгновений молча, смотрит прямо в лицо Тиберия. В его полном сочувствия взгляде появляется изумление.
- Господин, вы слушали, что я говорил? У нас нету тела вашего брата.
- Как это нету? Так что вы просто говорите мне, что мой брат погиб и даже не можете показать его тело? Кто-нибудь вообще видел его мертвым? – надежда немедленно закипает в сердце Тиберия, но ответ солдата тут, же гасит ее как холодная вода горсть тлеющих углей.
- Он погиб господин, даже не сомневайтесь. Я сам видел, как его ударили мечом несколько раз, и он упал на землю. Мы не смогли забрать тело, потому что когда он упал, его со всех сторон окружали эти мерзавцы, а мы уже отошли достаточно далеко, чтоб успеть добраться до него раньше, чем им удалось бы его прикончить, даже если б он и был жив. Я, поверьте, ни за что не бросил бы моего командира, если б была, хоть малейшая надежда спасти его. А так, я должен был позаботиться о живых, это был и его последний приказ кстати тоже. Вот и господин сенатор сказал, что мы поступили правильно.
- Вы уже были у сенатора? – Почему то это известие неприятно поражает юношу. Это его брат погиб. Это его брата, их командира не уберегли эти люди. А вместо того чтоб идти с этой скорбной вестью прямо к нему они направились к этому старому лису. Наверняка чтоб заручиться его поддержкой на случай, если Тимерий обвинит их в трусости перед лицом врага и в том, что они бросили своего командира на поле боя, даже не потрудившись удостовериться, что он действительно мертв! – Наверно что-то из этих мыслей отразилось на застывшем от горя лице молодого человека, потому что солдат принимается снова объяснять.
- Мы должны были прийти к нему. Погиб центурион, пусть бывший, но ведь именно господин консул поручал ему эту охоту за беглыми. Так что он не просто имел право, но обязан был первым узнать, чем закончился отданный им приказ. – А я? – тупо подумал Тимерий,  - Я разве не имел права знать, что моего брата больше нет на этом свете, а не надеяться, не ждать его возвращения еще целых…. Сколько вообще они проторчали у этого консула?
- Так, когда именно погиб мой брат? – слышит он свой странно спокойный голос.
- Вчерашней ночью мой господин. Отступив мы тут же направились к консулу оставив возле места боя лишь нескольких человек, чтоб, когда эти мерзавцы снова уберутся в свои норы найти тело командира и вернуть его домой для погребения, но они вернулись на виллу консула уже утром и ни с чем. И мы тут же направились сюда, чтоб поскорее донести вам скорбную весть.
- А мой брат, точнее его тело? Почему они не принесли его?
-Они нашли доспех вашего брата его шлем его оружие, но не его самого. Эти выродки, да проклянет их Юпитер да пошлет он им…
- Покороче солдат! – внезапно повышает голос Тимерий. Ему вдруг делается словно плохо. Воздух двор камни, солнце, словно все вокруг давит на него с невероятной силой. Хочется сбежать куда-нибудь в темноту, чтоб в тишине наедине с самим собой, прочувствовать до конца какое же горе его сейчас постигло. Хоть как-то принять его и подумать, что же делать и как жить дальше, а этот несносный солдат никогда видимо не закончит свои никому не нужные объяснения если не остановить его.
- Простите, - тут же бормочет мужчина, видимо поняв, что же происходит с юношей. – В общем, они зачем то забрали тело с собой.
- Но вы уверены, что он был точно мертв? Зачем бы им его мертвое тело? – снова пытается цепляться за остатки надежды Тимерий.
- Я уверен, господин.- Твердо отвечает солдат. - Эти скоты никогда прежде не щадили никого из солдат империи. А тут офицер да еще из высших, они не могли не разглядеть ни алого плаща ни шлема с гребнем, так, что прекрасно знали кто он. Не знаю, зачем он им понадобился, может поглумиться, может еще для чего, в конце концов, они просто животные и мне не ведомы причины их поступков, но клянусь вам. Клянусь всеми богами, наступит время, и мы вернем вам тело вашего брата и нашего командира, а до тех пор…- Тимерий чувствует, что с него уже хватит. Он снова прерывает солдата и почти бегом скрывается в доме. Что сейчас делать они могут пока решить и без него, старший управляющий хвала Юпитеру очень толковый дядька, а он просто должен, наконец, остаться один, чтоб не сойти с ума. Брат погиб. И виноват в этом этот маленький негодяй целитель! Лучше бы брат поймал его и прикончил! Если бы только боги послали бы солдатам, хоть одну подсказку, когда тот бежал! Ну почему его никто не заметил?! Почему никто не послал стрелу хотя бы и в спину? Сейчас его брат был бы жив, а теперь?
  Поздним вечером, он покинул наконец свои покои, в которых он безвылазно  просидел весь остаток дня и вышел, лишь приняв хоть какое-то решение. Велев управляющим собрать людей, всех людей и рабов и свободных что трудились в этом доме во дворе, чтоб они послушали то, что он им скажет. Выступая вперед, он обводит взглядом  всех собравшихся тут. Солдаты, слуги, рабы. На всех лицах растерянность, которую кто-то пытается скрыть, кто-то даже и не пытается, не видя в этом смысла. Очевидно, что все уже знают о привезенной солдатами вести. На многих лицах вместе с растерянностью читается скорбь. Брата любили. Любили, как и прежде их отца. Сумеет ли он когда-нибудь оказаться достойным их приемником? Что ж он будет стараться. Изо всех сил. Дождавшись, когда смолкнут не громкие переговоры и все взгляды повернуться к нему он начинает говорить.
- Вы все уже наверняка знаете что произошло. Мой брат, ваш хозяин погиб. Его убили. Убили беглые бунтовщики, что наполняют ужасом нашу округу. – Сразу начинает он с самого главного. – Вместе со смертью моего отца это уже вторая тяжкая утрата, что постигла наш дом за прошедший год. Все мы осиротели, и вы наверняка спрашиваете себя: «Что же будет дальше? Как мы будем жить без их надежной поддержки, без их мудрого совета, без их опытного руководства?» Я расскажу вам как. – Он немного перевел дух и, видя, что внимание слушателей не ослабевает, продолжил, все больше воодушевляясь с каждым словом, все лучше понимая, что он должен им сейчас сказать.
 - Теперь я стал вашим хозяином. Имея старшего брата, я никогда не думал, что это может произойти и видят боги, никогда не хотел этого, но так распорядилась судьба. И я обещаю вам, всем вам, ничто в жизни этого дома, в нашей с вами жизни ни теперь, ни потом не изменится. Мы не позволим этому горю ни сломить, ни уничтожить нас. Я продолжу все традиции моих дорогих предшественников, которыми всегда гордился наш дом. И вы все, я уверен, сделаете то же самое. Все вместе мы выстоим и сумеем пережить это тяжелое время. Главное не забывать о нашем долге. О наших обязанностях, усердно трудиться каждый в меру своих сил так, чтобы и мой отец и мой брат,  и все остальные мои славные предки, которые несомненно наблюдают за нами из своего нового мира не сомневались: мы помним их. Мы  чтим их память. Чтоб они могли гордиться всеми нами.-  Он видел, как светлеют лица людей по мере произносимых слов. Конечно же, скорбь у тех, кто ее испытывал, не рассеивалась, но тревога за свое будущее покидала их. Новый хозяин не намерен ничего менять, не намерен прямо сейчас продавать кого-то из рабов или рассчитывать кого-то из наемных слуг. Значит все хорошо и можно жить дальше. Солдаты слушали его так же внимательно, как и все остальные. С ними, конечно же, все было немного сложнее. В тех из них кого нанимал еще их отец он был уверен, а вот отряд брата… Многие из них служили под началом Летиаса еще в армии, и продолжили считать его командиром выйдя в отставку. Будут ли они так же верны теперь ему? Не посчитают ли его, мальчишку, не достойным командовать ими? Но сейчас это могло и подождать. С этим можно было разобраться и завтра, а сейчас пора было заканчивать свою речь. Люди наверняка хотели поскорее разойтись и обсудить между собой все что произошло. Но было еще кое- что, что он должен был сказать.
- Мой брат, которого мы все любили пал жертвой убийц. И эти негодяи посмели украсть у нас его тело. Наверняка для того чтоб мы не смогли отдать ему последние почести и как следуе6т проститься с ним. Ни одно из этих злодеяний не пройдет безнаказанным.  Когда мерзавцев, наконец, поймают, они ответят за все свои преступления, и я клянусь, я сделаю все чтоб узнать, куда они  посмели деть его тело.  Если потребуется я сам, собственноручно буду пытать каждого из них, пока не узнаю, куда они его спрятали. Я клянусь что не буду знать покоя пока не найду и не верну тело моего дорогого брата в этот дом чтобы он мог обрести покой в нашей родовой усыпальнице рядом с нашими с ним ушедшими ранее предками. Тогда мы, наконец, похороним его, как подобает по обычаю и как он, несомненно, заслуживает. Тогда и будут и жертвоприношения и траур и время для скорби, а пока.... Пока я распоряжусь, чтоб вам всем выдали вдоволь  еды и вина, чтоб вы могли почтить его память, пока хотя бы так, и у вас у всех будет целых два дня отдыха для этого. По толпе стоящих людей проносится быстрый одобрительный ропот, и он спешит добавить.- Но только два дня, пока так. А потом мы все, как и положено вернемся к прерванной работе, и вы и я.  Время для настоящей скорби настоящего траура наступит потом, когда у нас будет тело, а пока мы все должны как следует постараться, чтоб сберечь, сберечь и преумножить благополучие этого дома так, словно мой дорогой брат по-прежнему с нами, и по-прежнему руководит нами. – Почувствовав себя полностью опустошенным, Тимерий  делает людям знак расходиться и поворачивается, чтобы снова вернуться в дом. Распоряжения управляющим он успел дать еще до своей речи и теперь снова мог немного побыть один. Следовало бы конечно остаться, выслушать сочувственные речи себе и хвалебные брату и немного выпить с людьми, хотя бы со старшими из отряда и управляющих, но сейчас он не чувствовал себя способным на это. Однако сбежать на этот раз ему просто так не дали.
- Отличная речь, мой мальчик. Ты молодец. Я вижу, как больно ударила по тебе эта новая беда, но ты справился даже на много лучше, чем я надеялся. – Небо! Когда это сенатор успел прибыть сюда, да еще и пробраться по-тихому во двор и слушать все что он говорил и так чтоб Тимерий его даже не приметил? Почему ему ни кто не доложил и почему он сам ничего не слышал? Ну, пускай даже он и был увлечен своей речью, а старый лис въехал очень-очень тихо, но почему никто из людей не…
- Я велел не прерывать тебя мальчик. – Словно читая его мысли, говорит старый вельможа. – Не сердись. Я не мог упустить такого удобного случая, сразу понять, что тут происходит и как у тебя тут дела. И должен сказать, что очень доволен тобой. Уверен, что и твой отец и твой брат, где бы они сейчас ни были, гордятся тобой. Начал ты, по крайней мере, хорошо.
- И продолжу! Я намерен придерживаться каждого, слова что сказал, но пойдемте скорее в дом. Вам наверняка нужно освежиться с дороги и выпить поскорее вина, чтоб смыть вкус дорожной пыли. - И взяв сенатора руку, Тимерий поскорее увлекает его в дом, велев напоследок, как следует разметить людей гостя. Позже когда с омовением трапезой, с праздными вежливыми разговорами, выражением сочувствия и разделением скорби было покончено, Тимерий в очередной раз поймал себя на мысли, что старый хитрец так и не сказал ему, зачем же действительно пожаловал сюда. Ведь не для того же чтоб только выразить ему свое сочувствие и поддержать в трудную минуту в самом то деле. Сенатор хоть и был старинным другом их семьи, но к самому юноше всегда относился более чем прохладно если не сказать с неприязнью. Откуда вдруг такой странный приступ заботы? И, кроме того, сейчас с тем, что творилось на дорогах и с тем, что произошло в самом этом доме,  время для обычного визита вежливости было немного не подходящее. Не выдержав, он, наплевав на все приличия, спрашивает об этом мужчину напрямик.
- Я хотел убедиться, не нужна ли тебе тут помощь, - последовал ответ. - Ты никогда не собирался и не стремился становиться хозяином ни этого дома, ни этого имения и, честно говоря, по тому, что я знаю о тебе от твоих отца и брата и по тому, что видел я сам я сомневался, что ты годишься для этого. Хотя твой брат в последние дни отзывался о тебе и совершенно иначе, чем прежде. Похоже, когда он поселился тут вы с ним сумели получше понять друг друга.
- Мы стали настоящими братьями, - как ни старался, Тимерий но его голос все же предательски дрогнул.
- Я очень сочувствую тебе, - тут же уверяет его мужчина. – И я обещаю сделать все, чтоб найти тех, кто это сделал, и заставить их заплатить. Что до моего визита, то я просо хотел убедиться, что ты со всем тут справляешься и не пустишь все имущество вашей семьи по ветру, слишком сильно предавшись скорби. Я рад, что ошибся в тебе.
- Вы хотели убедиться, что поместье не нуждается в вашем управлении, - перебивает его юноша и сам же холодеет от этой своей дерзости. Но сенатор только смеется и машет на него своими пухлыми ручками.
- Думаешь, я хочу прибрать к рукам твой дом? На что он мне, когда у меня есть свой? И не один если уж на то пошло? Зачем бы мне понадобился еще один? Думаешь, я смогу забрать их с собой в могилу? Детей у меня нет и теперь, когда не стало твоего брата, я понятия не имею, кому достанется все мое имущество после моей смерти. – И, видя изумленный взгляд юноши, он кивает. – Да, он был моим наследником, единственным.
- Я не знал, - потрясенно шепчет юноша
- Он тоже. Я хотел, чтоб он навещал старика по велению сердца, а не по обязанности. Он узнал бы только после моей смерти. Твой брат всегда был мне как сын, после того как я потерял собственного, а твой отец как брат. Теперь из моей второй семьи остался только ты один. И я, конечно, хотел убедиться, что у тебя все в порядке.
- Простите…
- Ничего. Я понимаю каково тебе сейчас и забуду твои слова словно их и не было, но при одном условии. – сенатор улыбается, показывая что то что он говорит все-таки шутка, хотя тон его и остался совершенно серьезным. – Если тебе вдруг все-таки понадобится помощь… Если ты только решишь что тебе нужна помощь ты попросишь ее у меня и не станешь упрямиться только из гордости. Ладно?
- Обещаю.
- Ладно. – и тут же перешел к делам, которые видимо еще раньше, запланировал  обсудить прежде чем уехать обратно к себе. -  Как у тебя дела с солдатами? Они согласились остаться?
- Те, что еще от отца – да. Они даже сделают это с радостью. – больше ни в чем не подозревая старинного друга семьи с готовностью отвечал юноша. -  Они столько лет живут тут что только рады возможности не искать себе заново дом и работу. А вот те, что из отряда брата, с ними я переговорю завтра. Я думал предложить им то же жалование и те же самые условия, что и брат. Уверен, они согласятся.
- Согласятся. Я уже переговорил с их главным. Прости что раньше тебя.
- Не важно. Я действительно еще только учусь все делать во время.
-Ты им доверяешь? Они не подведут в случае чего? Времена то сейчас очень не спокойные.
-Летиас доверял им. Кто я такой, чтоб сомневаться во мнении брата?
- Ну ладно тогда, пожалуй, все. Ты позволишь старику остаться твоим гостем до утра, или выгонишь на ночь глядя? – лукаво спрашивает сенатор, ни чуть не сомневаясь впрочем, в ответе.
- В этом доме Вам всегда рады и это никогда не изменится хоть и хозяин тут теперь другой
- Ну и ладно, тогда с твоего разрешения я останусь тут до утра. Только вот еще о чем я хотел бы поговорить с тобой мой мальчик. Я слышал, что ты говорил о том, чтоб найти и покарать убийц брата и отыскать и вернуть его тело.
- Я … - Начинает было Тимерий, думая, что сенатор посчитал его слова пустым ребячеством и не поверил, что у него хватит сил и решимости сдержать это обещание, но тот неожиданно жестко и властно перебивает его. Наверняка именно таким тоном старик обычно разговаривал в сенате, с легкостью заставляя и врагов и друзей слушать себя, слушать и слушаться.
- Твое желание вполне похвально, и я и понимаю и разделяю его. Но не вздумай сделать какую-нибудь глупость мальчик! Если ты задумал что-нибудь безумное, лучше выкинь это из головы  прямо сейчас же или я оставлю тут своих солдат, чтоб они присматривали за тобой. Например, на случай если тебе вдруг придет в голову бросить тут все и самостоятельно ринуться на поиски тела бедного Летиаса. И сгинуть вслед за братом! – Тимерий в изумлении уставляется на сенатора. Так вот о чем тот подумал! Он-то боялся, что его  считают пустым бахвалом, а его наоборот принимают за безумного героя. Тимерий горько рассмеялся.
- Я даже и не думал ни о чем подобном. – Спешит он поскорее успокоить тревогу старика. – Я знаю, где предел моих сил и это на много превосходит их. Каким бы самонадеянным юнцом я не был, это я понимаю прекрасно.
- Уверен? – В голосе старика слышится сомнение, но, похоже, он все еще не убежден до конца и словно ожидает подвоха, от юноши которого прежде всегда считал безответственным и не способным принимать разумные решения.
- Уверен, - твердо заверяет его молодой человек. – Я дождусь, когда этих негодяев поймают. Ведь поймают же их когда-то рано или поздно! Армия, ополченцы, солдаты, власти, да кто угодно! Рано или поздно их всех переловят и вот тогда и наступит время и для моей мести и для того чтоб сдержать данное обещание. А пока я подожду, и как и сказал, останусь тут и постараюсь как можно лучше позаботиться о том что оставили мне отец и брат.
- Вот и славно, мой мальчик. – Мужчина успокаивается. – Я рад, что хоть ты не планируешь никаких безумств. Сейчас не время для того чтобы покидать дом. Тут нужен хозяин, да и твои люди должны не только узнать, но и признать, что они не остались без господина. Хватит с нас и одной глупой смерти. – Слово «Глупой» больно режет и слух и сердце юноши, но он и сам в душе согласен, что сенатор прав. Брат действительно повел себя как неразумный упрямец, за что, и поплатился.  А старик между тем продолжал
- В общем, ты меня успокоил Тимерий. Оставайся тут, занимайся делами, вникай во все. Имение у вас, точнее у тебя, - тут же неловко запинаясь, поправляется он, вызывая у юноши новую волну протеста и боли. Это должно было быть и оставаться «Их» а не «Его» имением! - Имение у тебя большое, работы тебе хватит. А я завтра же, как только вернусь, отправлю новый отряд уже на поиски тела твоего брата. Это будет большой и сильный отряд из опытных солдат, способный выдержать не одну стычку с этими мерзавцами и у них не будет никакой другой задачи кроме поисков тела. Ни месть, ни поимка бунтовщиков, ни их розыск, только твой брат! И они не вернуться до тех пор пока не найдут хоть что-то. Или тело или верные сведения о нем! Так что доверься старику и не переживай, а когда этих мерзавцев наконец все-таки поймают, я уж позабочусь о том, чтоб ты не остался в стороне просто наблюдать за тем как их будут допрашивать и наказывать. Я обещаю. Как потерявший родича ты будешь иметь право участвовать в этом и неважно удастся ли до того момента разыскать тело нашего дорогого Летиаса или же нет.