Вечность. Часть I. Глава 7. Дом отдыха

Продолжение. Шестая глава: http://www.proza.ru/2012/10/18/875


Глава 7
Дом Отдыха. Скоро мы все исчезнем…


Ночью исчезла Валентина. Узнали мы об этом перед самым завтраком. Марья Алексеевна пошла в комнату к Тамаре с Валентиной, чтобы позвать их в столовую. Я, конечно же, поплелась следом. С самого раннего утра меня тошнило, голова кружилась и болела. Наверно поэтому я с трудом соображала и боялась оставаться одна.
Тамара сидела на кровати, не отводя взгляда от окна. Вид у нее был ужасный. Марья Алексеевна окликнула ее, но Тамара не сразу отозвалась. Наконец она повернулась  и посмотрела на нас мутными глазами.
– Валька исчезла, – еле слышно произнесла она. – Затуманилась и уплыла в окно, – лицо Тамары исказилось, она вскочила. – Черт, я-то тоже чуть не бросилась за ней. Проснулась, смотрю, Валька стоит у окна. Я крикнула, мол, отойди, дура! Она стоит, смотрит, меня не слышит. Я посмотрела в окно, а там глаза эти, – Тамара с недоумением обвела взглядом комнату. – Я кричу Вальке, не помню что кричала-то, а сама в глаза эти посмотрела – и вдруг сердце у меня зашлось. Словно я в ледяную воду нырнула. А внутри меня мураши забегали, – она смущенно улыбнулась, – щекотно так, ужас. И чувствую я, что мне туда, за окно, к глазам этим попасть надо. И не потому, что заставляет кто, а потому, что я сама хочу. Я руки вперед вытянула и, прямо как зомби какая-то, к окну потянулась. А Валька-то уже просачивается сквозь стекло. И, верите ли, я ей так позавидовала, что чуть не заплакала. А он на меня посмотрел и ласково так говорит… Ласково так, что у меня все внутри перевернулось, и душа к нему потянулась.  Ты, говорит, котенок, – это я-то котенок! Смех, да и только! – подожди пока. Твое время, говорит, еще не пришло. А я в слезы и кричу ему: почему, мол, не пришло?! Ее, Валькино, пришло, а мое не пришло?! Обидно мне так стало. Он усмехнулся и отвечает: «Мало в тебе, Тамарочка, еще злости, ненависти нет, добрая ты слишком». Я вижу, он исчезать начал. Кричу: «Не добрая я, злость во мне! Не уходи! Возьми меня с собой!» А он тихо так говорит: «Скоро, скоро, зайчонок, мы все будем вместе». И все…
Тамара опустилась на кровать, закрыла лицо руками и начала раскачиваться из стороны в сторону. Ни она, ни Марья Алексеевна не смотрели на меня. И хорошо, что не смотрели. Я была не в лучшем, чем Тамара, состоянии, может, даже в худшем. Ноги у меня подкосились, я чуть не упала. С трудом я нащупала рукой кровать и буквально повалилась на нее. В голове у меня зашумело, снова накатилась волна тошноты. И одна-единственная мысль пробивалась сквозь дурноту и стучала в виски, вызывая невыносимую боль: «Этого не может быть! Не может быть! Не может! Этого не может быть…»
Откуда-то издалека до меня доносился голос Тамары, которая продолжала сидеть, раскачиваясь из стороны в сторону.
– И вот он исчез, а я бросилась к окну и в стекло стучу. А на душе такая тоска смертная, словно меня любимый человек бросил. И смотрю я теперь в окно, и жду: вот сейчас глаза его появятся, вот сейчас услышу я его голос ласковый. Больше всего на свете хочется мне еще раз голос этот услышать. И кажется мне, что жить мне незачем, если рядом его не будет…
Тамара резко вскочила, безумными глазами посмотрела на окно и с отчаянием закричала:
– Мы все здесь скоро чокнемся!
В этот момент ее взгляд случайно упал на меня. Лицо ее изменилось. Глаза прояснились. Она с криком бросилась ко мне:
– Лерка! Ты чего это, Лерка! Тетя Маша, Лерка помирает! Ой, что делать-то! Лерка, ты глаза-то не закрывай! Тетя Маша, вот я дура так дура! Лерка, ты брось, не бери в голову! Я же вот она, стою здесь, живая-здоровая! Ничего со мной не случилось!
Со мной тоже ничего не случилось. Я даже сознание не потеряла. Через несколько минут тошнота отхлынула, мозги встали на свои места, и я смогла взять себя в руки. На уговоры Марьи Алексеевны пойти в комнату и прилечь, я решительно замотала головой. Больше всего я сейчас боялась остаться одна.

К началу завтрака мы, конечно же, опоздали. Когда мы вошли в столовую, все молча посмотрели на нас. Я поняла, что они уже знают об исчезновении Валентины. Значит, после завтрака снова начнется обсуждение. Что ж, придется это вытерпеть, никуда не денешься…
Тамара не захотела сидеть одна за опустевшим столиком. Она схватила стул и села за наш стол, между мной и Марьей Алексеевной. Помимо нас за столом сидели еще два человека: молодой симпатичный художник Володя и не слишком молодой – тоже симпатичный и к тому же еще и веселый – преподаватель истории Борис Тимофеевич.
Несмотря на то, что я абсолютно не интересовалась окружающими меня людьми, историю Володи мне пришлось выслушать не один раз. О нем много говорили: всем, кроме меня, он казался обаятельным и таинственным. А мне казалось, что его история банальна и скучна. А сам Володя… Ну, не скрою, мне он не был неприятен.
Итак, история Володи такова. Он приехал в Дом Отдыха не один, а с молодой развязной девицей. Говорили, что это его сестра. Марья Алексеевна уверяла, что жена или подружка. Странно, но мне почему-то больше нравилась первая версия. Так вот, эта сестра или подружка через несколько дней после приезда заскучала и вскоре сбежала на грузовичке, привозящем продукты. Некоторые злые языки говорили, что она сбежала не на грузовичке, а с водителем этого самого грузовичка. Я эту девицу не застала, поэтому не могла сказать о ней ничего: ни плохого, ни хорошего. Странно, но мне почему-то не хотелось думать о ней хорошо… Говорили, что Володя сильно переживал из-за ее отъезда. Но, мне казалось, что Володя не очень-то и расстроился. Мне даже показалось, что он рад этому. Может, мне хотелось так думать…
Не успели мы приступить к еде, как в столовую ворвался Петр Ильич. Его было просто не узнать. От его доброжелательного спокойствия не осталось и следа. Он был взволнован, нет, больше чем взволнован, он был напуган и не скрывал этого.
– Господа! – прерывающимся голосом произнес он. – Только что я узнал, что исчезла наша сестра-хозяйка, наша Любовь Степановна.
В столовой воцарилась мертвая тишина. Любовь Степановну знали все. Я тоже ее прекрасно знала. Не далее как вчера она отказалась заменить изодранное Валентиной постельное белье на целое. Мне пришлось спать на голом матрасе. Впрочем, меня это сильно не расстроило. Но после слов Петра Ильича мне стало не по себе. По спине пополз холодок, а в голове снова задолбилась мысль: «Этого не может быть! Не может быть! Не может! Этого не может быть…»
Вдруг тишину в столовой нарушил громкий женский голос, в котором явственно слышались истерические нотки.
– Скоро мы все исчезнем! – прокричала женщина, сидящая справа от нас. – И я знаю, кто во всем этом виноват! И вы знаете, только боитесь сказать! А я не боюсь! Вот она, виновница всего происходящего! Вот она, посмотрите на нее!
Она указала рукой на меня. Кто бы в этом сомневался… Все посмотрели на меня. Ах, как все предсказуемо!.. Я обвела взглядом напряженные лица и не увидела сочувствия ни в ком. И где, по-вашему, логика?! Люди! Если вы считаете, что я всему виной, почему же вы смотрите на меня с ненавистью? Вы должны любить меня, и тогда с вами ничего не случится! Любить, а вы ненавидите! Глупо и неразумно! Я засмеялась, сначала тихо, чуть слышно, а потом во весь голос.
Из-за смеха я что-то пропустила. Что-то важное. Всегда со мной так: замечаю плохое, неприятное, а хорошее пропускаю мимо ушей… Вот и сейчас я услышала только обрывок фразы:
– … не вижу оснований обвинять в чем-либо Валерию.
Я перестала смеяться и растерянно обвела глазами столовую в поисках того, кому принадлежал голос, произнесший эти слова. Но защищавший меня замолчал, и я не могла понять, кто он.
– Володя! – раздался голос справа.
«Снова та же тетка, сейчас скажет гадость», – подумала я. Однако мне даже не пришло в голову встать и уйти. Я хотела знать, чем все закончится. Одно я уже узнала: меня защищал Володя. Оказывается, я ни разу не слышала его голос… Странно… И с чего он вдруг решил встать на мою защиту? Теперь все поднимутся против него…
– Володя, боже ж мой! – всплеснула руками противная тетка. – Как вы можете так говорить?! Как это – нет оснований?! Да их больше, чем надо! Вы не на ее красивое личико смотрите, а на факты! На факты! А факты все против нее. Судите сами. Сначала между ней и Юрой что-то происходит. Не знаю, что, но что-то гадкое. Мальчик, по словам матери, был в смятении.
– Ага, прямо весь в смятении, – проворчала Тамара. – В таком смятении, что я молчу…
Не обращая внимания на Тамарино ворчание, женщина продолжала:
– Ночью Юра исчез. Мать и отец, впавшие в глубокое отчаяние, естественно обвинили в этом Валерию. И что же последовало дальше? Они оба исчезли! Но этого мало. Любовь Степановна отказалась заменить порванные Валерией простыни…
– Ты чего врешь-то? – закричала Тамара. – С чего бы Лерке простыни рвать? Это Валька их порвала! У нее крыша съехала от горя, она и порвала…
Женщина краем глаза глянула на Тамару и, как ни в чем не бывало, продолжила:
– Так вот. Вчера она отказалась, а ночью – исчезла! Ну, что? Мало вам фактов? – победоносно закончила она.
– Это не факты, а ваши домыслы, – резко ответил ей Володя. – Во-первых, я уверен, что Валерия не могла ничем обидеть Юрия. А вот он мог ее обидеть. Все прекрасно знают, каким был этот мальчик. Прости, Тамара, – виновато сказал он, – но твой племянник многих обидел за несколько дней пребывания здесь. А его родители были неуравновешенными людьми…
– Чего ты извиняешься? – воскликнула Тамара. – Все так и есть! Юрка был поганцем. Вальку бог умишком обделил. А Виктор любил поскандалить и подраться. Что уж тут поделаешь… Такие у меня родственники… Были…
Володя с благодарностью посмотрел на Тамару, потом перевел взгляд на меня и сказал:
– Я верю, что Валерия ни в чем не виновата. И не позволю никому обвинять ее.
– Почему же, позвольте спросить?! – возмутилась противная тетка. – И как это вы, спрашивается, не позволите? Я, например, спрашивать у вас разрешения не собираюсь! Я ее выведу на чистую воду! А вам, Володя, советую помолчать! Вы, наверное, не в курсе, что она творила в городе. А я все прекрасно помню! И…
Что на меня нашло, я не знаю… Обычно я молчу в таких случаях. Или ухожу. Но сейчас я почему-то не могла и не хотела молчать. Я встала и с усмешкой, очень тихо и спокойно произнесла:
– Если ты все помнишь, то почему же не боишься? Или ты настолько глупа, что думаешь, что у тебя хватит сил остановить такое? Если я уничтожаю всех, кто меня обидел, то тебе стоило бы отнестись ко мне с любовью. Разве ты не боишься стать следующей?
После этих глупых слов я развернулась и молча пошла к двери. Я знала, что теперь я снова осталась одна. Никто не решится защищать меня, никто… Я сделала все, что в моих силах, чтобы убедить окружающих в том, что я виновата во всем, что произошло, происходит и произойдет…