Вилена - моя любовь. Глава 13

Глава 13.
Их небольшой участок на косе, где соединялись два моря, был отдален для всех, как с суши, так и со стороны воды. Двухэтажный домик: четыре спальни первого этажа, с гостиной, холлом и кухней-столовой, две комнаты на втором и мансарда.  Собственный пляж, хороший сад и, главное, никаких соседей. Под самой крышей, в мансарде, с окнами на бездонные просторы небосвода, были комнаты Жана и Вилен, но приехав в этот раз, они поселились в небольшой комнатке первого этажа, выходящей окнами на участок заповедника, где в затоке, по утрам и вечерам, собирались птицы и, никого не боясь, спокойно разгуливали.
Вторые сутки, растянувшиеся до вечности, равнозначно для двоих.  СМС с детьми, небольшие передвижения по дому. Ела, только чтобы как можно меньше говорил. Мужа слышала, но не реагировала никак, он был для нее сейчас, как радио или телевизор, работающий для фона. Просыпалась так же в три утра, до пяти сидела у окна, затем засыпала. Вздрагивала от его объятий, даже во сне, но не гнала и сама не перебиралась в другую спальню. А он настойчиво находился рядом. К десяти утра Вилен  меняла кровать на кресло, укладывала голову на подоконник и смотрела в одну точку. Жан говорил, советовался, делился новостями; взял на себя все хозяйство, отправив на выходные даже сторожа - садовника. В общем, делал все, на что только падал ее взгляд, внимательно следя за ней и прислушиваясь к любому вздоху.  Он усвоил для себя одну истину: «Женщину нельзя завоевать ни подарками, ни угрозами. Женщину нужно покорять годами, столетиями – своей любовью, заботой и самоотдачей. Вот тогда она вернет тебе, то же самое и сполна».
Да, для Жана началась совершенно новая жизнь, трудная, но с каждой прожитой минутой он убеждался в том, что приятная.  Ему не надо было завоевывать ее, задабривать или покупать ее внимание. Тут не помогли бы даже оранжереи цветов, или горы подарков. Он старался вернуть доверие и любовь, учился быть нужным и необходимым, понимать без слов и не раздражать действиями. Еще в дороге он давал себе отчет,  что не знает с чего начинать, да и что вообще делать. Но рисковал, в очередной раз, ставя на кон их любовь, их дальнейшие отношения.  Прошло всего два дня, а он успел: устать до изнеможения, опустить себя ниже плинтуса, зарядиться новым оптимизмом и разработать план действий, меняя его чуть ли не каждый час.  Говорить в пустоту трудно, но Жан говорил, пытался даже шутить. Приносил и уносил почти не тронутую пищу, помогал одеться, выводил на улицу,  говоря при этом:  - Слушай! А это оказывается не плохо. Вот имей ты голос, послала бы меня! А так я тебя взял под руку и повел на прогулку, а ты отмолчалась!  - Его прекрасные, черного шоколада глаза, загорались, лишь только ее голова поворачивалась в его сторону и тухли, становясь пересохшей гуашью, когда он был один. Виен никак не реагировала на подобные реплики, но то, что она тут же не делала обратное, внушало ему надежду, что он идет правильным путем.  Освоил массаж, научился разбираться в ее кремах, бальзамах и прочем. Вилене был безразличен собственный вид, все, на что ее хватало, это душ, дважды в день. С едой были большие проблемы. Готовил и почти все убирал в холодильник. Иногда срывался, уходил, давая ей, возможность побыть одной и позлиться на него, догадывался, что она даже не замечала его отсутствия.  Уединяясь на кухне, доставал из холодильника им же приготовленное, и заедал все, что вырывалось из души в тот момент, не потому что был голоден  или жалел продукты, просто так он мог заглушить, удержать внутри вырывающийся от бессилия, крик. 
На второй вечер после их переезда в любимый ею домик, была такая замечательна погода, что ему самому не хотелось заходить в дом. Вилена сидела в мягком кресле, специально для нее вынесенном и поставленном так, чтобы все красоты местечка были видны, никак не торопила его, томно опустив веки, наблюдала закат. И он случайно, по наитию, припомнил, как ей нравится его голос, когда он поет, или читает стихи. Петь не было случая, а вот строки, просто рвались из него:
«Берёза с ветром целовалась,
Манила хрупкостью своей.
Её, тревожа, ветер рвался
Увидеть наготу ветвей.
И, словно в танце, стан берёзки
Он нежно гнул и обнимал.
Она же, приодев сережки,
Внимала, что он ей шептал.
Был ветер сильным и упрямым.
Она податлива была.
До поздней осени до самой.
Он приходил. Она ждала.
Когда, всю ночь, дразня собою,
Последний лист с неё сорвал.
Любуясь хрупкой красотою,
Шепнул "Люблю" и вдруг пропал.
Неделю плакала берёзка
И дождь ей вторил невпопад.
Ей снился ветер, речка в блестках
И ветром сорванный наряд.
И вдруг увидела, проснувшись,
На ветках нежный первый снег...
Вернулся ветер, чуть коснувшись,
Её ветвей, как солнца век.
Одев в нежнейшие одежды,
Укутав милую свою,
Не рвался шквалом он как прежде,
Лишь тихо выдыхал: "Люблю..."»
 Виен слушала, он это заметил сразу, и внимала с большим интересом, чем просто его слова! Вздохнул с облегчением, радуясь еще одной ниточке надежды, и добавил: - В интернете прочел, даже не знаю, чьи они.   
  Третье  утро началось с СМС Эдгару:  «Нужна твоя помощь!»
Дети примчались, преодолев за короткий срок, достаточно большое расстояние, влетели в дом, бросив машину с открытыми дверцами, перегородив въезд, кому бы то ни было. Вел пронеслась мимо, не поздоровавшись с Жаном даже кивком, тот, ни сном ни духом не ведая о их приезде, услышал машину и вышел из кухни, растерявшись внезапному появлению.
- Что случилось? – спросил Эд у отца, прежде чем зайди к Виен, забыв даже сказать скупое «здравствуй».
- Не знаю, мы не общаемся. Вернее, она так со мной и не заговорила. Но вроде ничего не произошло… - Он был крайне удивлен, и удивление сменялось страхом.  У самой двери Вел притормозила, собралась с духом, глубоко вздохнула и открыла дверь :
- Привет! – обеспокоенность в глазах, хотя улыбка и растянула губы: - Что случилось?- Ви замотала головой, взяла мобильный, начала писать, но психанула, отвернулась. - Ма! Тебе нужна тетрадь и карандаш? – Кивок. - Надо было так и написать, мы летели, думали, что-то серьезное. - Ви закивала, показывая, что очень важно. Вел принялась ее успокаивать, гладя по руке, пытаясь вывести на улицу, но Виен сопротивлялась, разводила руками,  пытаясь пояснить, зачем вызвала.
- Привет! – Появился Эд и поцеловав ее руку, присел на низенький табурет, стоявший рядом с креслом. – Что у тебя стряслось? – Виен словно оттаяла. Его мягкий, бархатный голос, от которого дочь сходила с ума, внушал ей доверие и покой. Глаза его, как гречневый мед, были настолько теплы, как может быть теплым летний вечер, и это действовало на Вилену, как гипноз.
- Эд! – Перебила их Вел. – Надо что-то думать, для нашего общения с Ма. СМС – это не очень удобно для мамы, она их и раньше терпеть не могла.
- Эх вы, женщины! А электронная почта… – Он подал Ви блокнот, который всегда носил с собой, отдал свой карандаш. Лицо Виен просветлело, тотчас написала: « СПАСИБО! Ты настоящий! – улыбнулась и продолжила: - Эд! Мне нужна помощь юриста. Я хочу оформить квартиру на Лерочку.»  Дети прочитали, в недоумении посмотрели друг на друга и Эд заговорил с ней:
- Ви!  С чего вдруг? Да и зачем?
« Я так хочу! И еще!  Сдайте ее на этот год». 
- Мама! Вот что стукнуло тебе в голову?! И вообще, этот вопрос можно было бы и с Жаном решить. – Вел не понимала ее решения; от скопившихся нервных дней, повысила голос  - получилось грубо. Виен сразу съежилась:
 «Что ж, извини, что побеспокоила!» - написала  и закрыла блокнот, показывая, что не хочет больше общаться, отдала его Эду, отвернулась к окну. Тот глянул на жену, развел руками и, положив руку на плечо Вилен, тихо, доверительно проговорил: - Я все сделаю, займусь сразу же. Только и ты мне пообещай, никогда больше не нервничать, это все не стоит твоего здоровья! – Вышел, давая им с Вел возможность обговорить все и найти понимание.
- Мам! Я не хотела обидеть. Просто мы очень испугались. Я привезу ноутбук, будешь мне писать. – Сев рядом, обняла ее. – А вообще надо заканчивать с безмолвием. Наорать на всех как следует, высказаться и жить. У нас все нормально, ничего не меняется. Собираемся на тот берег. Ев там и останется, а мы к концу сентября вернемся в город. Вот только не знаю на сколько. А вы как? Что-то планировали? - Виен все еще не поворачиваясь к ней, пожала плечами, Вел погладила ее по спине: - Ты идешь на поправку! Лицо порозовело, синяков почти нет. Он старается. А тебе здесь лучше? - Ви опять пожала плечами. Повернулась, поцеловала дочь. - Мы поедем? Бросили все второпях. Младшие беспокоятся. Комп привезут завтра. Потерпишь немного? – Виен закивала, боковым зрением заметила мужа и насторожилась.  А он не входя, стоя у порога, обратился к Вел:
- Может, перекусите? Не завтракали ж еще? – Говорил в надежде, что они задержатся хоть на полчаса и Виен сможет поесть с ними, без его надоедливых уговоров.
- Нет! – Отрезала Вел, но посмотрев на мать добавила более мягче, - спасибо! Я очень спешу!
Жан прикрыл дверь, вышел на улицу, оторвал веточку с куста сирени и прикусил ее:
- Так и курить начнешь! – не сдержавшись, высказался вслух. В груди появился еще один «камень», брошенный холодностью Вел. Он не сердился на нее, все понимал, им с Ев тяжело будет его простить. А сыновья…, что ж поделать, они поступают мудро, молодая семья, надо беречь отношения, он же их и так любить будет.
-  Тяжело? – появился за ним следом  Эд, не спеша подходить ближе, вымучивал дверную ручку, крутя ее.
- Строить - не ломать! Выдержу…. Обязан! «Двери счастья открываются не снаружи бурным напором, а только изнутри, и тут уж ничего не поделаешь».   – Эд в ответ ничего ни сказал. Проводив их до машины, поднялся к жене: - Ви! Я могу заняться всем сам.  Не понимаю причин твоего решения, но раз так хочешь - сделаю. Ты поправишься, и я сразу всем займусь. - Виен даже не посмотрела в его сторону. Опять воцарилась тишина. Постояв немного, он ушел на кухню заканчивать готовку завтрака.
После отъезда детей она еще больше погрустнела, отказалась от еды, сделав пару глотков  чая, сдвинула тарелку, не глядя и та грохнулась об пол, но Виен даже не вздрогнула. Жану показалось, что она и этого не слышала. Не стал спешить убирать, решил проводить ее на улицу, но и этого она тоже не захотела. Впервые за два дня поставив руку перед ним, давая понять, что не хочет. Села в кресло и уставилась в стену. В пустой угол. Телевизор категорически игнорировала. В общем, потеряла всякий интерес к жизни. Жан постоял минуту, посмотрел на нее и вышел. Вернулся с системником, затем принес комп, настроил, напечатал и повернул экран к ней.
« Милая! Я говорю, ты не слышишь…. Прошу, прочти! Не убивай себя. Пожалуйста! Не наказывай меня дважды. Я сам себя не прощу.
Любовь делает нас не только сильными, но и глупыми. Я готов быть твоим рабом вечно.
Ругай, бей, ломай и круши все, только вернись. Выберись из своего панциря, пожалуйста!
Это адрес детей……..»
 Виен долго смотрела на экран, видя лишь какие-то значки. Наконец буквы сложились в слова и начали приобретать  смысл. Прочитала несколько раз. Взяла и написала, смысл доступен был только ей:  « Больно быть черепахой под зонтиком. В любую погоду!» - оставила послание, но это подействовало на нее благоприятно. Задышала ровнее, глаза забегали, ища новую опору. Мысли зашевелились.  Открыв почтовую страничку старшей дочери, отправила следующее:
« Простите! Не подумала. Очень прошу выполнить просьбу. Я не хочу в нее возвращаться. А лишними деньги не бывают. Я вас всех очень люблю».
Закрыла и, оставив сиять ответ Жану, перебралась на кровать, включила телевизор, практически без звука, так, чтобы мелькали картинки. Кажется, уснула, по крайне мере дыхание подсказывало о полном ее покое. Жан вернулся не скоро, занимался делами. Посмотрел на нее, но она не повела даже бровью. Вышел ненадолго, принес кучу баночек и очень бережно сделал то, что делала она каждое утро, до того как…
- Тебе нравится быть куклой? – Ви проигнорировала. – Только я не брошу это занятие. Твое тело обезвожено, кожа пересохла, ей нужна помощь, чтобы вернуть былую красоту. Так что, терпи мою неуклюжесть, раз не хочешь сама. А это хорошие крема, их сделал Дэн, специально для тебя. – Взял сломанную руку, растер пальцы. – Неделю еще придется поносить гипс, твоему любимому доктору пришлось сломать то, что начало неправильно срастаться…. – Он говорил и говорил, все слова улетали в пространство. Но и положительный эффект присутствовал – она не сопротивлялась. Затем расставил все баночки на ее прикроватном столике, поколебался минуту и убрал зеркало, чтобы Виен, нечаянно, не глянула в него.  Заметил в ее косметичке помаду, достал, нарочно долго крутил в руках, обращая на себя внимание: - Если на глаза мы можем надеть очки, то губам нужен уход и ничуть не меньше, чем твоей коже, а возможно даже больше.  – рассуждал он вслух, а казалось, что читает ей лекцию. - Да, еще немного и я стану опытным косметологом. -  Взял зеркало, которое только что решил унести из комнаты и открыл тюбик: – Я только раз, попрактиковаться, чтобы правильно  наложить! – Провел кисточкой по своей губе, поглядывая на ее реакцию. – Кажется, я понял! – сделал шаг к Виен. Она вырвала из его рук тюбик, без лишних эмоций на лице, автоматически, сделала два быстрых мазка, по своим, все еще поврежденным губам, в сердцах  бросила губную помаду и  улеглась к нему спиной. Жан не поддавался, закончив с косметикой, подал ей костюм:
- Хочешь или нет, но надо съездить в магазин, так что давай одеваться. Сам я не куплю то, что хочется тебе. - Виен качнула головой, говоря, что ничего не хочется, в ответ услышала: - Мало ли, что нам не хочется – надо!
Не стала больше сопротивляться, оделась, нацепила черные очки и уселась на заднее сидение. Жан праздновал маленькую победу.
Устав насыщенным днем, уснула очень рано и проснулась ночью, как всегда. Долго смотрела в окно, просто так, на сияющую точку луны. В углу белел экран компьютера. Повернула голову к нему пару раз, на третий подошла и нажала кнопку, высветилось письмо:
« Я сам чувствую себя ничтожеством! Не ищу оправдания, не хочешь, не прощай. Только не молчи и живи, пожалуйста! Возьми мое сердце, забери мою душу! Позволь быть рядом, просто тенью.
Я сделал больно всем: тебе, детям, друзьям. Не уподобляйся мне, подумай о них».
  Виен опять несколько раз прочла его послание, пока смысл того, что он хотел сказать не дошел до нее.  Раздвоилась. Одна ее часть требовала вычеркнуть напрочь все, что связано с ним, а вторая, просила обратного, говоря: «Это еще кто кому нужен! Уж он тебе – это точно. Иначе, зачем бы ты с собой подобное вытворяла. Хватит быть неизвестно кем, хватит! Держись за него, пока он этого хочет!» - Наконец решилась и написала:
« Ты ушел и я умерла.
С последней слезою скатилась душа.
Пепел любви разметала заря.
Тень моя по земле пошла.
С последней буквой – последний вздох.
Желанье твое – ты одинок».
Прочитав ее ответ рано утром,  Жан очень испугался. Душа заколотилась, первым порывом было искать помощи, но,  посмотрев на нее, безмятежно спящую, успокоился. У них начался новый виток в общении. Эра ночной переписки. Он писал ей о том какая она нежная и любящая. Вспоминая добрые курьезы за год семейной жизни. Лаской и вниманием надеялся вернуть доверие. Не давал тупо сидеть, постоянно заставляя двигаться, то просто на берег, погреться на солнышке, то покататься на лодке вдоль берега, не далеко и не долго. Обязательно съездить в люди – рынок, магазин, да и так, просто проехаться среди людей, обратить ее внимание на яркие краски природы. Она же была на своей волне. Подчинялась, ездила, ходила, даже ела уже без лишних уговоров, но на лице полное безразличие и обязательно черные очки. Жан неоднократно замечал, что у нее, за очками, глаза закрыты. Но хоть какие-то действия делала! И письма. Ее письма! Жестокие, порой совсем безжизненные, зато откликалась. Каждый раз отвечала!
« Мечты затягивают в болото. Невыполнимые обещания превращают сердце в камень и тянут на дно. Ложь закапывает в могилу живьем. Даже мысленная измена сжигает душу заживо.
Если это происходит неоднократно, то это не подлость Судьбы – это кощунство Жизни!»
****
Так прошло несколько дней, и Жана радовало то, что они хотя бы не отдаляются.
Еще одна ночь, еще одно переживание: прогонит, разрешит лечь рядом,  не уйдет ли в другую комнату. Он весь вечер старался не надоедать разговорами, но и молчать не мог – цеплялся за любой повод «поговорить». Рассказывая о звонке сына, заметил, что она сидит и внимательно смотрит на его, зачитанную до неузнаваемости, книжечку Анны Ахматовой, лежащую сверху стопки книг. Он просто обожал Ахматову, от того и возил томик с собою всегда и всюду. Ну, не то что бы только ее, но больше всех. Взял книжку с полки, показал Виен и она моргнула. Был ли то просто импульс, или она действительно захотела послушать нечто иное, чем рассказы о жизни других, но Жан открыл и начал читать:   
«Оставь, и я была как все,
И хуже всех была,
Купалась я в чужой росе,
И пряталась в чужом овсе,
В чужой траве спала…» - он знал каждый стих наизусть, поэтому открыв первую попавшуюся страницу, лишь мимолетно глянул на первые слова, читал, глядя на жену. Виен вздрогнула от этих слов, Жан опять испугался, что навеял  строками пережитое, постарался быстро исправиться, перевернул пару листочков:    
«Тот же голос, тот же взгляд,
Те же волосы льняные.
Все, как год тому назад.
Сквозь стекло лучи дневные
Известь белых стен пестрят...
Свежих лилий аромат
И слова твои простые…»
Виен тут же вырвала книжечку из рук, быстро открыла страницу и всунула ему в руки, требуя читать вслух, Жан глянул на строки, глотнул слюну, а она прищурила глаз, глядя прямо на него, ждала. Жан подчинился:  «А ты думал - я тоже такая,
Что можно забыть меня,
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.
Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе странный подарок -
Мой заветный душистый платок.
Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь,
И ночей наших пламенным чадом -
Я к тебе никогда не вернусь.»
Не хотел, но дочитал до конца, не сводя с нее глаз и она, открывая свои все шире, наполнялась новым светом, исходящим из ее души. Довольно кивнула, тут же легла в кровать, ближе к окну, оставляя больше свободного места, закрыла глаза и сразу же заснула. Жан устало прилег рядом, подрывался несколько раз, но Ви спала, на этот раз ни разу не проснувшись. На рассвете он замер, чувствуя, как ее косточки прижались к нему, обнял, пытаясь согреть, но она тут же отстранилась, но уже не так далеко, как еще прошлой ночью.  Утром, прежде чем открыть глаза, он уловил ее взгляд на себе, внимательный, изучающий, потянулся, сел:
- С Добрым утром, родная! Чай в постель? – Она приподняла бровь и отвела глаза. Жан машинально поцеловал в щеку. Виен насупила брови, но во взгляде не было брезгливости и он, боясь спугнуть, выскочил в душ. Только там смог понять, что произошло и, от радости запел, не думая, услышит она или нет: « Летящей походкой, ты вышла из мая!…»