Про Хиос

Стасис подводит меня к невысокому парапету, что огораживает площадку перед домом. Говорит: посмотри, какое это старое место. На парапете стоит водоразборная колонка из желтоватого песчаника, видны полустертые цифры: 1736. Да, место старое. Теперь здесь маленькая гостиница, на каменном пятачке, увитом зеленью, сервируют завтрак. Но внизу, под настилом, прячется старинная цистерна, в которой всю зиму копится вода. Сквозь длинную прорезь туда опущено большое железное колесо - правда, им давно не пользуются, достают воду как-то иначе. Воды нужно много, у Стасиса большой сад, по утрам нас угощают домашним вареньем.
 
Но это - по утрам, сейчас на Хиос опустилась ночь. Сада и не видно совсем, не видно ничего, только ярко-розовые, красные и светло-зеленые пятна под белесыми фонариками. Сложенные из крупных камней стены врастают в полумрак, сливаются с черными силуэтами деревьев в непроглядной темноте. Настало время цветов. Они начинают пахнуть только в сумерках, и пахнут так, что забываешь о реальности: о давешнем самолете, что сделал истребительный вираж над бухтой, об узких улочках, петляющих меж бесконечных стен из желтого камня, о провинциальной архитектуре, о дизельных дымках забегающих в гавань паромов… В резком аромате, появляющемся внезапно, чувствуется намек на местную тайну, на то, чего глазами не увидишь, что скрыто и от остальных чувств, но, несомненно, существует. Как море - оно ведь совсем невдалеке, за деревьями и заборами, его шума не слышно, а все же неподалеку живут его волны и где-то до сих пор бегут по геродотовским строчкам хиосские триеры.

Днем Хиос пахнет ладаном, тончайшим эфиром мастичного дерева. Поначалу этого запаха не замечаешь, но стоит узнать, как пахнет хиосская мастика, и ее аромат начинает чудиться повсюду. Мастичное дерево выращивают здесь тысячелетиями, ведь только на красной почве Хиоса оно дает смолу с целебными свойствами. Мастикой пользовались и Юстиниан, и Сулейман Великолепный. Расцвет острова, случившийся в восемнадцатом столетии, произошел именно благодаря ей. Мастику добывают всего лишь две недели, в мае – делают глубокие надрезы на коре деревьев и собирают прозрачные слезы, быстро белеющие на воздухе. Я нашел последнюю запоздалую капельку на коре и положил на язык – удивительно тонкий и волнующий аромат, мы от таких отвыкли. Теперь понятно название острова: Хиос - это свистящая струйка ионического ветра, несущего к морю аромат вечно раненых деревьев.

Неа-мони расположен довольно высоко в горах, туда можно добраться на такси, что мы и сделали. Византийский монастырь 11 века, с кафоликоном, цистерной, развалинами и двухэтажными постройками турецких времен. Здесь почти совершенно пусто. Пожилой смотритель в храме, видя крестящихся людей, сразу догадывается: рус?

В Неа-мони живут несколько монахинь. А пластмассовый стул над обрывом, с царственным видом на лесистую ложбину, которая раскрывается на море и на близкий берег чужой страны, наверняка принадлежит игуменье. Интересно, был ли виден отсюда пожар Смирны? До нее более восьмидесяти километров, но все же… Это могло быть поистине пугающее зрелище – над голубой водой, из бледной дали азиатского материка – клубы черного дыма, знаменующие конец цивилизации… Впрочем, дым давно рассеялся, а кто-то до сих пор приходит сюда и созерцает нечто большее, чем то, что видно простому глазу – иначе зачем и смотреть на тот же самый пейзаж?

Говорят, в хиосских горах есть каменное кресло, на котором восседал Гомер – Хиос, как и Смирна, и еще пять городов, считает себя его родиной. Если великий рапсод действительно был здесь, то уж точно рассматривал то, для чего не нужно глаз – вселенную Илиады и космогонию Одиссеи, а может быть и нечто такое, для чего до сих пор еще не настало время, совсем другие драмы... Радует уже то, что он обонял те же запахи мастики, сосен и моря, что и мы сейчас. Все остальное изменилось неузнаваемо…

Добравшись до Неа-мони, мы весьма необдуманно отпустили машину, да водитель особо и не навязывался. Теперь оказалось, что обратно до города нужно добираться пешком, около четырнадцати километров, никакого транспорта нет. Одно утешение, что идти придется вниз, медленными извивами пустынного шоссе, змеящегося по гористым склонам. В этот момент особо ясно понимаешь, что пришельцы никому здесь особо не нужны, Хиос совершенно самодостаточен. Пытаться остановить редкие машины бессмысленно, люди за рулем погружены в созерцание. Или в молитву? Пролетевший мимо на хорошей скорости мотоциклист внезапно затормозил у придорожной часовенки и бросился прикладываться к иконе…

Но я не в обиде на хиосцев, дорога совершенно великолепна. Она идет по сосновому лесу, и время от времени зеленые кулисы раздвигаются, демонстрируя море, разлитый над ним предвечерний свет, синеющую на горизонте Азию. Солнце уже почти спряталось за горы, оглядывает их то сзади, то немного сбоку. А иногда посылает желтый луч, который резко очерчивает перекрученную ветку сосны с длиннейшими иглами, край каменной осыпи, пучок сухих травинок и еле заметное дымчатое облачко соснового аромата, висящее над хвойными кудрями. Спасибо бельгийским туристам, они подвезли нас последние три-четыре километра, до городской площади. Так что мы успели еще в сумерках полюбоваться на генуэзские развалины – они казались необычайно напыщенными из-за непомерной толщины башен.

Для Стасиса не существует «завтра», завтра будут более важные дела, важно только то, что говорится сегодня. Так что утром на остановку автобуса, который отправляется ровно в 10.15., вместо Стасиса нас отвозит его очаровательная мама. Едем, лихорадочно считая повороты и запоминая ориентиры в лабиринте желтых заборов… Потом еще около часа ждем автобус, который немного опаздывает. Действительно, куда ему спешить? Зато, увидев входящих в салон туристов, греческая бабушка сразу же вскакивает с переднего сидения – говорит, ей сейчас все равно выходить. Подходит к двери и… повисает на поручне минут на двадцать, не меньше. Положение страшно неловкое, но здесь, очевидно, свои законы, приходится с ними мириться, ведь даже автобус как-то приспосабливается под формат хиосского пространства. Пока едем среди невысоких зеленых холмов с желтыми осыпями, это не заметно. Но, попадая на деревенские улочки, сразу думаешь: нельзя ли было использовать здесь машины поуже, да покороче? Автобус теперь выглядит если не верблюдом в игольном ушке, то уж, по крайней мере, кривоватым кинжалом в тесных ножнах. Я почти уверен, что он был способен изгибаться, иначе как бы мы вписались в узкие желоба переулков? В одном месте пришло даже ощущение полета, водитель явно проехал колесами по воздуху, нащупывая поворот над каменной террасой.

Наконец, мы добрались до Месты - знаменитой, хотя и весьма глухой деревни семнадцатого века. Вернее, до каменного лабиринта, которым окружили себя когда-то жители в надежде защититься от разноязыких пиратов. Говорят, эти деревни в запустении после хиосской резни 1821 года. Действительно, из некоторых каменных нор несет вековой сыростью и тленом, а трухлявые двери кажется взятыми из Ноева ковчега… Впрочем, здесь же, рядом – не рядом, а в том же каменном массиве, в соседних сотах, видны вполне современны «квартиры» - на старинных порталах навешены пластмассовые датчики и счетчики. Правда, ни одного человека в самой деревне не видно, слышен только человеческий дух – вперемешку с запахом сушеных рожков, пыльного камня и ласточкиных гнезд. Да еще старик с клюкой у ворот. Да еще радушный стеклодув в сувенирной лавочке на остановке – последний автобус, кстати, вообще не пришел, пришлось долго идти мимо редких посадок мастичного дерева до соседней деревни…

Вообще, здесь пустынно, хотя туристический сезон уже начался. И в вежливом радушии местных жителей все же заметна спокойная уверенность, что можно обойтись и без нас, бродяг с фотоаппаратами. Да, положим, это очень хорошо, что на остров везут какие-то деньги, но все же есть нечто более важное, нежели суета вокруг туристов – она все равно не имеет отношения к вечности. Впрочем, можно ли в таких случаях полагаться на ощущения, и если – да, то что сие может означать?

Ответ пришел неожиданно. На набережной, среди пыльных фасадов, ветряков, песчаных пляжей с соломенными плетенками и смешных бетонных шишек, развернутых амбразурами в сторону Турции, стоял невысокий храм под синими куполами. В его ограде располагался ухоженный парк с розами, несколько микроскопических храмиков и нечто вроде амвона а архиерейскими инсигниями, вырезанными на белом камне. В главном храме, несмотря на будний день, сидели прихожане, и бородатый человек в гражданской одежде, что-то довольно воодушевленно им объяснял.

Пожилая женщина в платке попыталась растолковать местную тайну. Поминутно разводя руками, словно ощупывая кромку языкового барьера, она все-таки донесла до нас, что здесь построено что-то вроде святой Земли. Нового Иерусалима. Храмики в парке означают Гефсиманию, Вифанию, Елеон…

- Вот и ответ, - сразу подумал я. - Просто Хиос это не какой-нибудь рядовой остров, здесь центр вселенной. Если не всей ойкумены, то уж эгейской – точно. Во всяком случае, так он воспринимается его жителями, и этого вполне достаточно, разве нет? Куда уж им тут до пришельцев – осмыслить бы свое бытие в центре маленького космоса… задача, во всяком случае, вполне достойная. Византийская.

Отплывали мы довольно долго, это была компенсация за совершенно формальный таможенный контроль. Суденышко наше стояло у мола, носом к гавани, и я с удовольствием созерцал спокойную голубую бухту и низкие силуэты Хиос-тауна на фоне дымчатых гор. Рядом стоял пограничный катер, который то ли готовился к отплытию, то ли сейчас пришвартовался. На нем была заметна суета, но когда один из моряков отцепил кормовой флаг и, небрежно свернув, сунул его по мышку, я понял, что корабль вернулся домой.
Прямо подо мной, на носу нашего суденышка, промасленный моторист в свитере колдовал с лебедкой. Он то запускал ее, и тогда якорная цепь начинала выходить из воды, то вдруг останавливал механизм и снова отпускал цепь в объятья моря. Так – раз за разом, пять, десять попыток… Видимо он хотел сосредоточиться на важности момента: якорь поднимается, корабль готов покинуть Хиос, но это событие необходимо осмыслить, ведь там, на севере, встают берега совсем другой вселенной.


Рецензии
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.