Вечность. Часть I. Глава 6. Из дневника Валерии

Продолжение. Пятая глава: http://www.proza.ru/2012/10/18/348


Глава 6
Из дневника Валерии. Мидзару, кикадзару, ивадзару…


Вадим заключил меня в объятия, и я тотчас же расчувствовалась и приготовилась излить потоки слез в его жилетку. Но тут наши взгляды встретились и… И я увидела холодное профессиональное любопытство в его глазах. О, я не против любопытства, нет! Мы все страдаем этим пороком. Но любопытство простого обывателя чаще всего основано на обычной скуке и изрядной доле глупости. Оно не вызывает у меня раздражения, хотя я и не люблю излишне любопытных людей. Совсем другого рода профессиональное любопытство журналистов. Оно вызывает у меня отвращение. Разве не отвратительно, что главной движущей силой такого любопытства являются деньги?! Журналисты зарабатывают деньги и славу на чужих несчастьях и промахах. Они первыми появляются на месте происшествия, но совсем не для того чтобы оказать помощь или  утешить пострадавших. Вид крови и людских страданий вызывает у них отнюдь не сострадание. Да и откуда ему взяться в холодной циничной душе журналиста, который сует микрофон в лицо обезумевшему от горя родственнику потерпевшего, задает поражающие своей бестактностью вопросы человеку, чудом спасшемуся от смерти, копается в грязи и вытаскивает на свет божий интимные подробности. И все для того, чтобы развлечь падкую на дешевые сенсации толпу! А потом получить за это деньги. Получить плату за то, что сломали чью-то жизнь, втоптали в грязь чье-то имя, уничтожили, в конце концов, и самого человека. Так скажите же мне, чем журналист лучше убийцы?! Один, всаживая нож в тело человека, убивает свою жертву относительно быстро. Другой, вливая по капле яд в душу и мозг, убивает медленно, но не менее верно. Но убийца вызывает гнев у толпы, его преследует закон, его наказывают за совершенное преступление. А журналист проделывает то же самое под рукоплескания восторженного обывателя. Взгляды журналиста, политические и так далее, напрямую зависят от суммы, которую ему платят. Заплати больше и купишь нужного тебе журналиста со всеми потрохами.
Может быть, среди журналистов и есть исключения, но я таких не встречала…
– Я не отвечу ни на один твой вопрос, – резко произнесла я, отстраняя Вадика от себя. – Тебе не удастся, прикрываясь дружеским участием, добиться от меня того, чего не добились другие журналисты!
С лица Вадима медленно сползла улыбка. Глаза потеряли профессиональный блеск. И я увидела того Вадика, которого знала много лет, смешного веснушчатого мальчишку, друга моего детства. И Зиночкиного…
Вадик смущенно потупил голову и тихо сказал:
– Лерка, как ты могла подумать такое… Я пришел к тебе, как друг, а не как журналист. Конечно, скрывать не буду, мне хотелось задать тебе несколько вопросов, но, Лера, я никогда не стал бы публиковать твои ответы без твоего согласия, потому что ты и я, мы оба, и Зиночка, мы все… – он совсем запутался в словах и замолчал.
Я протянула ему руку. Нет, я не поверила ему. Я знала, что журналист все равно пересилит в нем друга, но сейчас, в эту минуту мне так не хватало обычного человеческого тепла и сочувствия.
Мы помолчали. Вадик по-прежнему смотрел на меня виноватыми глазами. Наконец он не выдержал затянувшегося молчания и начал говорить:
– Лера, я знаю, как тебе тяжело. И очень сочувствую, нет, не то слово… Я переживаю, даже можно сказать, страдаю вместе с тобой. Смерть Зиночки и это трагическое происшествие на работе… Знаешь, Лера, я постоянно думаю о том, кто все это сделал. И мне страшно, потому что я уверен – это только начало.
Я удивленно вскинула брови. Вадик схватил меня за руки и взволнованно продолжил:
– Да, да, Лерка, я думаю, что это начало в страшной цепи.
– Но почему?! Почему ты так думаешь?!
– Не знаю… – он прижал мои руки к своему лицу и тихо поцеловал. – Лерка, ты же знаешь, что я тебя люблю… Всегда любил, с самого детства… Я думал, что мы будем вместе, но… Друг детства Вадик как всегда в пролете! Мы с Зиночкой часто говорили о тебе и о нем.
Я резко выдернула руки и отшатнулась.
– О ком?
– О твоем муже, – спокойно ответил Вадик и посмотрел мне прямо в глаза. – Мне он не нравится. Ты можешь сказать, что это ревность. Да, и ревность тоже. Но Зиночке он тоже не нравился.
– Ты хочешь сказать, что мой муж – маньяк-убийца? Что он бегает по городу и убивает ни в чем не повинных людей? Ты это хотел сказать?!
– Нет, – покачал головой Вадик, – нет, Лерочка, не это, хотя мне бы хотелось обвинить его, – глаза Вадика гневно сверкнули. – Но я не это хотел сказать. Твой муж, он, конечно же, не убивал, он даже на ЭТО не способен, – с презрением процедил Вадим, – нет, он не убийца в прямом смысле этого слова, но…
Вадик замолчал и долго сидел молча, опустив голову. Я не видела его лица, и почему-то мне не хотелось его видеть.
– Лера, – он говорил медленно, словно с трудом подбирая слова. – Лера, ты не ощущаешь в себе перемену? Ты не замечала за собой что-нибудь… – он замялся.
– Что-нибудь этакое кровожадное, – продолжила я фразу. – Например, Лерочка, не замечала ли ты, что тебе хочется кого-нибудь убить? Да! Замечала! Мне хочется переубивать всех без исключения журналистов! И начать я хочу с тебя!
Вадим грустно посмотрел на меня.
– Лера, если я не скажу тебе этого, скажут другие, но сделают тебе больнее. Поэтому скажу я. Я знаю, что ты возненавидишь меня, но я все равно скажу. Так вот, Лера. По городу поползли слухи, страшные слухи. Люди говорят, что убийца – ты, Лера. В этом есть логика. Соседка слышала, как вы с Зиночкой ссорились в тот вечер перед убийством. Потом Зиночка пробежала мимо соседки и даже не заметила ее, так была расстроена и взволнована. Ночью Зиночку убили. Твой шеф уволил тебя, честно говоря, он поступил с тобой по-свински. И вот он и Светлана Невзорова, его секретарь, которая приняла горячее участие в твоем увольнении, убиты. Какой вывод напрашивается сам по себе? Кое-кто считает, что ты убивала сама, некоторые склонны думать, что ты наняла какого-то уголовника или наркомана. Есть и такие, которые подозревают твоего любимого мужа. По их версии, он убивает всех, кто нанес тебе обиду.
Я была потрясена словами Вадима. Неужели кто-то мог подумать, что я способна на такое! Я закрыла лицо руками. И увидела: Зиночкино обезображенное окровавленное тело и ее полные боли глаза, мертвая голова моего шефа на окровавленном столе, мертвые глаза Светочки и ее тело у моих ног. И кровь, всюду кровь…
Я вскочила.
–  Это неправда! Они не могут так думать! Не могут!
А если они так думают, то я ненавижу их! И мне наплевать, что они думают обо мне и о моем муже! Этого я не сказала Вадику, но, мне кажется, он и без слов все понял.
– Успокойся, Лера! Я еще не все сказал. Это слухи, а я хочу сказать тебе, что удалось выяснить мне. Я давно уже слежу за твоим мужем. Не скрою, слежу с тайной надеждой поймать его на чем-нибудь отвратительном. Не перебивай меня, Лера, я должен сказать тебе все. Так вот. Недавно я узнал от одного своего приятеля, что твой муж проводит какой-то эксперимент. Вернее, серию экспериментов. Все это делается в строжайшей тайне, что, естественно, возбуждает любопытство журналистов. Многие из нас пытались проникнуть в лабораторию твоего мужа, но все их попытки не увенчались успехом. Не повезло и мне. Я не смог попасть в святая святых гения. Не смотри так на меня, Лера, я не иронизирую. Да, он гений, только гений страшный. Его гениальность способна разрушить весь мир. По-моему, он и стремится к этому. Вернее, не совсем к этому. Он хочет сначала запугать, а потом завоевать мир. И для этого в своей лаборатории он готовит секретное смертоносное оружие. Похоже, оно уже готово.
– Ты просто сумасшедший! – прошептала я.
– Нет! – гневно прокричал Вадим. – Сумасшедший не я, а твой муж! И я докажу это! Мне уже удалось кое-что узнать.
– Ты не мог ничего узнать! Не мог! Ты же сам сказал, что тебе не удалось пробраться в лабораторию! Ты все придумал! Я не хочу тебя больше слушать!
Я закрыла уши руками и закрыла глаза, чтобы не видеть гневно-печального взгляда моего бывшего друга. Вадим разозлился. Я поняла это по его голосу. Он вскочил и бросился ко мне. С силой отодрав мои руки от ушей, он прижал их к своей груди и, задыхаясь от волнения и ярости, закричал:
– Ты не хочешь слушать?! Почему?! Почему ты не хочешь слушать?! Да потому, что ты боишься услышать что-то плохое про своего обожаемого, непогрешимого, неповторимого мужа! – я открыла рот, чтобы возразить ему, но, увидев темные от боли глаза Вадика, не смогла произнести ни единого слова. А он продолжал, но уже тише, без крика. – Лера, ты знаешь о трех обезьянах?
Я с изумлением уставилась на него.
– Трех обезьянах? – повторила я и пожала плечами. – Причем тут какие-то обезьяны?
Вадим усмехнулся и, отпустив мои руки, начал объяснять таким противным тоном, что мне захотелось вцепиться в его лицо всеми десятью ногтями. Но я этого не сделала, молча смотрела на него и слушала.
– В японском буддизме очень популярно изображение трех обезьян, символизирующих буддистскую идею недеяния зла, отрешенности от неистинного. «Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нем, то я защищен от него» – своеобразные  идеи «невидения» (мидзару), «неслышания» (кикадзару) и «неговорения» о зле (ивадзару).
– И что? – нетерпеливо прервала я его.
– Ты, Лера, напоминаешь мне такую обезьянью композицию, которая символизирует твое отношение к окружающему миру и твое противостояние ему. «Если я не буду видеть, что делает мой обожаемый супруг, не буду слушать, что говорят о моем обожаемом супруге люди, не буду говорить о моем обожаемом супруге ни с кем, – то я буду защищена от всего зла, которое совершает мой обожаемый супруг!» К этим твоим обезьянам можно добавить еще одну: если я не буду думать… – Вадим опустил голову, помолчал и вдруг снова повысил голос. – Но ты не сможешь спрятаться от того, что происходит! Когда-нибудь тебе придется принять ту или иную сторону!
Тут я не выдержала. Бред моего бывшего друга начал меня раздражать.
– О чем ты болтаешь?! Что ты напридумывал себе?! У тебя больная фантазия! Извращенный ум! Хватит! Довольно болтать всякую ерунду!
– Нет! Я говорю правду! И сейчас я докажу тебе это…
И тут в комнату вошел Илюша. Вадим, не здороваясь с ним и не прощаясь со мной, выскочил за дверь. Как только за ним захлопнулась дверь, Илюша с тревогой взглянул на меня.
– Что с тобой, зайчонок? Он тебя обидел? Расстроил? Каких гадостей он наговорил?
Я не выдержала и выложила все, что говорил Вадим. И обо мне, и о моем любимом муже. Илюша выслушал меня молча, не перебивая. Он внимательно смотрел мне в лицо, и в его взгляде не было ни злобы, ни обиды, ни страха. Казалось, он уже ожидал чего-либо подобного. Когда я закончила, Илюша привлек меня к себе.
– Знаешь, котенок, я сам в какой-то мере виноват в том, что слова Вадима так задели тебя. Мне надо было побольше говорить с тобой о своей работе, о том, что я делаю в лаборатории. Да, я действительно не позволяю журналистам вторгаться в лабораторию. Но совсем не потому, что готовлю там секретное оружие, как сказал этот фантазер Вадим. Нет, все гораздо банальней. Просто я не хочу, чтобы кто-то совал свой нос туда, куда не следует. А почему не следует? Потому что, во-первых, работа еще не завершена, во-вторых, они вряд ли смогут понять, в чем заключается смысл эксперимента. И, самое главное, я хочу, чтобы люди узнали о моем открытии не со страниц бульварных газетенок, а из более солидных источников. Лучше всего непосредственно от меня.
– Илюша, а мне ты тоже не можешь сказать, что ты делаешь в лаборатории?
– Могу и скажу. Но не сейчас. Я хочу показать тебе свое открытие во всей красе. Пока это не очень впечатляет. Скажу только одно: я не собираюсь становиться властелином мира, я не собираюсь разрушать и запугивать, и я не убивал никого и никогда. Мое открытие не является оружием и не несет смерть человечеству. Напротив, оно сделает мир лучше и чище. Ты веришь мне, Лера?
– Да, – не задумываясь, ответила я.

На следующий день до самого обеда я не поднималась с постели. Я чувствовала себя разбитой, уничтоженной. К тому же страшно болела голова. И чем дольше я лежала, тем хуже мне становилось. Наконец я решила, что лучше заняться домашними делами, на которые я, честно говоря, последнее время совсем не обращала внимания.
К вечеру я навела порядок в квартире. Головная боль никак не проходила, настроение не улучшилось. Я попробовала почитать, но не могла сосредоточиться и бросила это занятие. Подошла к телефону и поняла, что не хочу никому звонить, не хочу ни с кем разговаривать.
Я села в кресло и включила телевизор. Не надо было мне этого делать… Но я сделала… И увидела фотографию Вадима в траурной рамке…
Его убили утром, когда он собирался на работу. Убийца выколол ему глаза, отрезал уши и язык.
Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю…
Мидзару, кикадзару, ивадзару…
Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нем, то я защищен от него…