О паразитах, которых мы не хотим замечать

«Когда малыши выведутся, они сжирают левый глаз улитки и распространяются по всему телу. (Разве я не говорил, что это будет мерзко?) Однако они не убивают улитку. По крайней мере, не сразу».

  «Приветствую вас в удивительном мире паразитов.
  Там, где я живу»
  Скотт Вестерфельд «Инферно. Армия ночи»

1. Чарли, что живет в доме с темно-зеленой дверью.

  Я читаю Скотта Вестерфельда, когда мой старший братец вбегает в комнату и с диким воем кидается на кровать. Мою кровать. Я сижу в этот момент у окна, положив на стол ноги. Солнце светит ярко, прогревая мою кожу, мне приходится щуриться. Солнечные зайчики умиротворяюще скачут по стенам. Братишка за моей спиной все воет и воет. Я спрашиваю о том, что случилось у него? Точней я равнодушно произношу: «Что за дерьмо происходит?»
 – Мой… мой… мой хомячок, – воет он. Его толстая мордашка кривиться в истерике.
  И я повторяю вопрос.
 – Мой хомячок… мой… мой… умер хомячок мой… – рыдает братишка.
  И я переворачиваю страницу. 
  Моему брату двадцать два года. Он жирный и слабоумный. В первом классе ему сделали прививку от гриппа, какой-то побочный эффект из-за аллергии и… оп-ля: мой брат навсегда остается шестилетним идиотом. Этому куску жира уже можно покупать спиртное и сигареты. Но он не хочет сигарет, он хочет хомячка и леденец на палочке. Этому куску жира уже можно жениться. Но он не хочет жениться, он хочет спать в кроватке с любимой мамочкой.
  Я уверена, что в смерти маленького лохматого уродца братишка Чед будет винить маму. Ох, мама. Очаровательный скелетик, обтянутый кожей. Тончайшей светло-зеленой кожей, пахнущей дешевым табаком. Это и есть моя семья. 
  Моя семья. Моя семья – это совокупность придурков на площади размером в двадцать квадратных метра. Но я слишком жалею свою мать, чтобы повторять эту фразу чаще, чем пару раз в неделю. Но очень часто эти слова просто вырываются из сомкнутых губ. Школу я все не бросала, чтобы не сойти с ума. Я учусь средне, голова все время забита воплями брата, слезами мамы и звонками отца. Отца, который бросил нашу чертову семью, когда мать забеременела мной.
  Если вы считаете свой дом сумасшедшим, то просто посетите наш дом. Вы с радостными криками выбежите из нашей поцарапанной темно-зеленой двери.
 – Чарли, вынеси мусор! – кричит мне мама Мартинес.
  Тогда мне пришлось бы вынести из дома совершенно все, включая братца и кашляющий скелет, зовущий нас детьми.
  И я говорю мамочке Мартинес, что я читаю.
  Говорю, что плевать я хотела на приказы Мартинес.
  Тогда этот скелет в желтой пижаме врывается в комнату и начинает кричать, вторя воям братишки. Я молчу, пытаясь сосредоточиться на чтении.
  «Трематоды – крошечные рыбки…наш дом полон хлама».
  «Твоя задница прилипла к…глазикам улитки».
  Я раздраженно захлопываю книгу и кидаю ее прямо в пухлую рожицу Чеда.
 – Она разбила мне нос! – еще громче начинает вопить старший маленький брат.
 – Чарли!!! – орет Мартинес.
  Я криво улыбаюсь.
  Я говорю, что иду гулять.
  Я говорю, что к ужину не вернусь.
  И за мной захлопывается темно-зеленая поцарапанная дверь.

2. Чарли и Скала Идиотов.

  Гулять я иду обычно на Скалу Идиотов. Это небольшая возвышенность посреди зарослей камыша, укрытая густой темно-зеленой травой и колючими сорняками с маленькими фиолетовыми цветочками. По форме Скала Идиотов напоминает гигантскую чашу, полянка наверху загибается краями вовнутрь, а за ними скала спускается острыми камнями из песка и глины в болото.
  Забираюсь я в «чашу» по ломким выступам, царапая колени и загоняя под ногти песок.
  Скала Идиотов так называется из-за всех придурков, что собираются или живут здесь. Я люблю это место. Я среди этих сумасшедших. Я здесь своя.
  Под сливовым деревом у самого края живет всеми обожаемый Чокнутый, по совместительству мой парень. На самом деле он Макс. И он сбежал из дома, будучи мальчишкой. Сейчас ему тридцать лет, и он добился большего, на мой взгляд, чем все эти банкиры и звезды ТВ-шоу. 
  Светлые кудри Макса так пленительно ласкает ветер, что мне не удержаться от того, чтобы потрепать его за волосы.
  Я говорю Максу, что хочу есть.
 – Привет, Чарли, – отвечает он, мило улыбнувшись. Макс притягивает меня к себе.
  Я привычно целую его. Он пахнет землей, мятой и дождем. Я люблю его.
  Я говорю, что собираюсь жить с ним. Прямо на этой полянке. Под этой сливой.
  Он смеется и толкает меня в плечо.
 – Заткнись, не неси чепуху, – говорит Чокнутый.
  Я говорю, что Мартинес сводит меня с ума.
 – Наплюй на этот скелет ходячий, – заявляет Гектор.
  Парень с грязными волосами и волосатыми руками. Грязными руками и волосатыми волосами. Лучший друг Макса, хоть и носит женские светло-розовые кеды. Да, даже не смотря на это, Гектор является жутким засранцем, бунтарем и мерзким типом.
 – Закрой рот, Гек, – шипит Макс и покрепче прижимает меня к себе.
  Я равнодушно смотрю на болото и назойливое солнце, светящее прямо в глаза. Воздух пронизан запахами гнилой листвы и полевых цветов.
  Гектор садится рядом с нами. В своих клетчатых шортах и светло-желтой, как мякоть дыни, толстовке в пятнах от травы он выглядит подростком-бродягой, если бы только не колючая черная щетина. Гектор сплевывает на землю и цокает языком.
 – А что там твой слабоумный братишка? – лениво спрашивает он.
  Я говорю, что как всегда.
  Гектор неодобрительно качает головой и опускает свою крупную ладонь мне на коленку.
  Я брезгливо убираю ногу.
  Макс хмурит брови и хватает меня за руку. Мы уходим на противоположную часть «чаши» и садимся на первые глиняные выступы. Макс снимает рубашку и бросает ее в траву. Я смущенно увожу глаза, тогда Чокнутый берет меня за подбородок и направляет мое лицо к своему так, что я не могу увести глаз от его пристального осуждающего взгляда.
  Я говорю, чтобы он отпустил меня.
 – Ты совсем не бережешь Мартинес. Она твоя мать, – серьезно начинает Макс.
  Я благодарю его за пояснения.
  Я ведь совсем не знала, кем мне приходится Мартинес, так ведь?
 – Я серьезно, Чарли. У нее только на тебя надежда.
  Я закрываю глаза, все еще ощущая на подбородке горячие пальцы Макса.
 – Тебе семнадцать, Чарли, а не пять.
  Я снова благодарю его.
  Я говорю ему, что очень рада, что он открыл мне мой возраст.
  Тогда Чокнутый со всей своей исполинской силой толкает меня в плечо, и я лечу прямо в камыши, царапая спину об острые камни. Или мне кажется, что лечу, ведь Макс хватает меня за руку над этой пропастью. Над грязной водой.
  Я кричу.
  Я кричу, что он спятил. Кричу, что он придурок.
 – Я ни за что не отпущу тебя, Чарли. А ты отпустила бы мать?
 – Что ты там творишь? – слышу я голос вездесущего Гектора.
 – Вытащи из этой ямы свою старую мать! – приказывает мой Макс.
  А я беспомощно болтаю ногами и смотрю на покрасневшее лицо Чокнутого. На его сильные руки.
 – Если тебе наскучила эта девчонка, то я с радостью заберу ее себе, – мерзко хохочет Гек. Я вижу только его розовые кеды.
  Я молчу.
 – Ну, хватит с нас, – вздыхает Макс и вытаскивает меня одним рывком на траву из этой болотной пустоты.
  Я ударяю Макса носком ботинка по коленке и убегаю. Я тяжело дышу. Сердце ухает, словно филин, в груди.
  Я знаю, что сейчас будет.
  Чокнутый заключает меня в каменные объятия и не дает пошевелиться.
  Я чувствую на губах соль.
  Я говорю, что хочу убраться отсюда.
 – А я хочу, чтобы ты поняла, зачем я устроил это представление.
  Макс снова берет мой подбородок, но на этот раз нежно. Его ладони бережно касаются моих щек. И вот, он говорит:
 – Я ухожу через три недели.
  Это так, на всякий случай: он живет под сливовым деревом столько, сколько я себя помню. Он принимает душ у меня дома раз в неделю. Он ненавидит сливы, но обожает это место.
  И вот, спустя годы, он собирается уйти.
  Его не держит Скала Идиотов. Его не держу я.
  Он оставляет мне приказы. Наставления. Правильность.
  И я спрашиваю, куда он собирается идти.
 – Не знаю.
  А я прошусь с ним.
  Он качает головой. Нет.
  Тогда я молчу. Я не знаю, что я могу сказать сейчас.
  Загорелое Лицо Макса изрезано морщинками-лучиками, идущими от глаз и уголков рта. Я не могу оторваться от ЗЛМ. Не могу и все тут.
 – Просто помоги своей маме. Хватит на меня тратить время.

3. Чарли в стране разноцветных кубиков.

  На улице уже темно. Так темно, что мне должно быть страшно идти одной по пустынной местности. Все еще жарко, не смотря на прохладный ветерок. Потасовки на Скале Идиотов – дело обычное. Поэтому Макс и не смог проводить меня домой. Поэтому я и тащусь так неохотно в этот сумасшедший дом.
  Я все еще не могу поверить в то, что Чокнутый оставляет меня с этими. Одну. Я расстроена. Я подавлена.
  Я захожу в дом.
  Мой маленький старший брат строит из разноцветных пластиковых кубиков свой мир. Свой замок, где я его верный пес, приносящий ему в зубах тапочки в форме драконьих лап, где мама всегда рядом, а папы просто не существует. Свой замок, где он сам король, самый прекрасный и самый умный. Я просто прохожу мимо, а он своими пухлыми неловкими пальцами случайно задевает самую вершину, верхний красный кубик. Весь его замок, весь его мир рушиться. Каждый кубик готов вылететь за пределы дома.
 – Это все из-за тебя! – хнычет мой старший маленький братец.
  И я согласно киваю. Говорю, что, да, так и есть.
  Если что-то в этом мире и происходит, то только из-за меня. Конечно. Где-нибудь в Канаде сумасшедший дядя пристрелил своего племянника и его собаку? Ха, это я виновата. Доллар снова падает, евро взлетает и т.д.? Это я, я виновата. Всему виной только я, милый братик.
  Все как обычно, я прохожу мимо, утирая непрошеные слезы. Это Макс заставил меня плакать. Это он виноват.
  Дверь в мою комнату закрыта, я тянусь, чтобы открыть ее.
  Поскальзываюсь и падаю на задницу в какую-то липкую лужу. Чед разлил морс. Или ягодный ликер.
  Я говорю братишке, что он олух. Говорю, что из-за него я испортила джинсы.
  Чед закатывает очередную истерику и забивается в угол комнаты, подобрав под себя толстые ноги.
  Я зову Мартинес, все еще бултыхаясь в алой жиже.
  Я говорю ей, что Чед олух.
  Говорю ей, что из-за него мои джинсы испорчены.
  Просто, чтобы я помнила этот момент: в комнате темно. Темно не на столько, чтобы я не могла различать цвета, но настолько, что я не смогла отличить ликер от крови. Крови Мартинес.
  Я все ползу в этой крови в свою комнату. На моих ладонях кровь, на моих коленях. Я все приближаюсь к скелетику. Я все не могу понять, что происходит.
  Я кричу Чеду, чтобы он шел на улицу. Кричу, чтобы он звал Макса.
 – Ты сломала мой замок, сломала мой замок, – воет мой маленький старший брат.
  Он воет. А у Мартинес в голове дырка.
  Я ползу к телефону, чтобы вызвать «скорую».
  Меня останавливает рука. Рука Чокнутого.
 – Что, черт возьми, происходит?! – кричит Макс.
  Я кричу, что Мартинес. Кричу, что. Кричу.
  Я бьюсь в руках Макса, вся измазанная кровью.
 – Она мой замок сломала! – жалуется Чед.
  Я говорю, что дырка в голове. Говорю, что не смогла.
 – Не звони никуда! На тебя повесят убийство! – он трясет меня за плечи.
  Я не могу ничего понять.
 – Мы пустим тело в болото.
  Чье тело? Я спрашиваю, о каком он говорит теле.
 – Прости, но так надо! Я спасу тебя так! – отвечает Макс.
 – Замок! Замок!
  Таким образом, Чарли попадает в Страну Кошмаров. Я попадаю.
  Кузнечики стрекочут, а мы тащим худое тело с дыркой в голове к болоту.
  Я говорю, что мне страшно.
 – Через три дня ты обратишься в полицию, мол, твоя мать ушла в магазин и не вернулась, – говорит Макс.
  Я говорю, что боюсь, что и меня могут убить.
 – Я поживу с тобой. Не бойся.
  Я спрашиваю, что же мне делать с одеждой.
 – Мы сожжем ее. Ты чиста, Чарли.
  Тело мамы поглощает болото. Засасывает, ест. Я смотрю, как мой скелетик Мартинес исчезает навсегда. Тонет, утопает. Таким макаром мы избавляемся от трупа.
 – Пойдем скорей отсюда, – шепчет Макс.
  Я заливаюсь слезами.

5. Чарли и паразиты.

  Я читаю Чеду сказки перед сном. Он лежит в моей кровати и сосет большой палец. Это отвратительно.
  Макс сжигает мою испачканную кровью одежду, моет полы и снова сжигает кровавую тряпку. Я пробегаю глазами по комнатам. Все на местах. Старенький телевизор, картина отца. Домашний телефон, шкатулка с золотом, конверт с деньгами. Все на местах, ничего не украдено.
  Нет только Мартинес. Нет только еды. Нет только хомячка.
  Я спрашиваю Чеда, собирается ли он засыпать. Я спрашиваю, собирается ли он заснуть навсегда. Он не зовет маму. Он не спрашивает о ней. А я не знаю, почему это так.
 – Все будет хорошо. Я помогу тебе во всем, – шепчет Макс.
  А меня это не волнует. Я понимаю, что я тварь. Понимаю, что я паразит. Паразит, что вгрызался в шею Мартинес, паразит, которого не интересовало ничего, кроме книг и еды. Книжный червь. Паразит. 
  Я говорю, что все плохо выходит. Говорю, что дело дрянь.
 – Тебе надо прилечь. Тебе нужно заснуть, отдохнуть.
  Я соглашаюсь. Это единственное, на что я способна.
  Макс отводит меня в гостиную, укрывает пледом. Я не уверена в том, что сегодня засну. Я не уверена, что вообще когда-либо усну.
  Макс присел рядом.
 – Как ты?
  Я покачала головой, мол, не знаю. Что тут вообще можно узнать? Понимать? Ощущать? Моя мама умерла, и я была бы еще большим чудовищем, если бы не страдала сейчас.
  Пока вокруг темно. Макс хочет отвлечь меня. И так всегда происходит, страсть гуще печали. Она давит ее с присущей легкостью. И чем чаще колотится мое сердце, тем размытей мысли. Мы на диване в гостиной, запутаны в пледах. И я отчетливо слышу детско-взрослый противный голос над ухом.
 – Вы собираетесь заняться сексом?
  Я останавливаю руки, мои пальцы на лице Чокнутого.
  Я спрашиваю Чеда, что это он городит?
 – Вы собираетесь делать это прямо здесь?
  Я спрашиваю Чеда, почему он не спит.
 – Я хочу к маме.
  И я начинаю реветь, с новой силой реветь. Макс закрывает глаза. Вокруг слишком темно для любви. Вокруг слишком ярко для смерти.
 – Иди спать, Чед. Сегодня я за мамочку, – Макс оставляет меня. Он целует мой холодный лоб и желает мне уснуть.


6. Чарли в новом времени.

  Время. Оно шло, я не хотела обращаться в полицию. У меня были планы. Не смотря на то, что я потеряла любимого Макса, бросившего меня вопреки своим обещаниям, не смотря на смерть мамы и толстую ношу в виде брата на плечах.
  Треск доски. Полы довольно старые, дом тоже. Крашеные доски скрипят чертовски. Я остановилась у кухонного стола. Пол в этом месте был не таким, как в остальных комнатах. Я легонько подпрыгнула. Все верно. Доска была своеобразной дверцей для тайника. Прижавшись к земле, я, предвкушая нечто странное, дрожащей рукой сняла доску. Просунула руку в черное отверстие. И ничего, кроме пыли и грязи не нащупала. Кто-то побывал здесь до меня.
  Я, приторно улыбаясь, зову Чеда к себе.
  Слабоумный братец медленно движется ко мне. Еще бы! Такая туша.
 – Что? – недовольно хнычет он.
 Я гневно спрашиваю, притянув «малыша» за воротник, о том, знает ли он, что эта за дырка в полу.
 – Тайник! – Чед заливается слезами.
  Крича, заливаясь злобой, я спрашиваю братца, совал ли он свой жирный нос туда. Я хватаю его за этот самый нос, грозясь оторвать его.
   Резкий стук в дверь заставляет меня остановиться. Это Макс? Ведь он ушел пару дней назад. Ушел, а куда? Он не сказал.
  Я бросила брату, чтобы он стоял на месте, и, схватив первый попавшийся под руку кухонный нож, двинулась в прихожую.
  Я осторожно спросила незваного гостя, пряча нож за спиной. Страх, что это полиция, не давал мне покоя.
  Поддерживать легенду, что мать бросила нас, становилось все труднее. Работать в магазине автозапчастей я не могла на полную ставку из-за брата. Денег катастрофически не хватало. В голове всплыла картинка: разлагающийся труп Мартнинес в мутной болотной жиже.
 – Чарли, это миссис Эрл! Я принесла вам с братом горячее на обед, открой мне, пожалуйста, – раздался старушечий голос. Я положила нож на тумбу и открыла дверь. Женщина помогала мне с едой, за что я была чертовски благодарна.
  Я поздоровалась с Нормой.
– Я ненадолго, девочка моя… Вот, возьми кастрюльку. Поедите, помоешь… Я приду через денек, заберу посуду, хорошо? – Норма Эрл была практически слепа. Ее глаза были бледно-бледно-голубыми. За пеленой тьмы.
  Я облегченно вздохнула и пригласила женщину войти.


7. Чарли в Зазеркалье.

  Я, снова вхожу в кухню, чтобы сварить кофе. Вожусь с кофеваркой, не обращая внимания на стоящего позади брата.
  Неожиданно резко чья-то толстая рука, пахнущая пластиком, зажимает мне рот и бросает мое тело на пол. От страха я не могу выдавить из себя ни слова. Я пытаюсь подняться, но грубый удар громадной ногой в живот заставляет меня прижаться к шкафчикам.
  Я закрываю рот рукой, слезы катятся из глаз.
 – Ты сломала мой замок, – отрывисто шепчет Чед.
  И достает из-за ремня маленький дамский пистолет, который подарил наш отец матери перед уходом. Дуло направленно мне прямо в лоб, и я не смею даже пошевелиться.
 – Мама убила моего хомячка. Мама наказана.
  Я сжимаюсь в комок, не в силах поверить в окружающий кошмар.
 – Чарли, все в порядке? – спрашивает из соседней комнаты миссис Эрл. Я пытаюсь закричать. Вырывается слабый хрип.
 – Тетя Норма, я описался, Чарли моет меня! – убедительно хныкает Чед.
 – А… Я тогда пойду, Чарли! Уиндом голодный сидит, требует обеда…
   Я дико кричу. Настолько громко, что горло буквально горит.
  Мой маленький старший брат жмет на курок.