Фиолетовый снег

Ветер обгонял мысли, стоя на обветшалой полупожухшей коричневой горе, я лицезрел остатки дальнего вида, конченного вида мёртвого города. Его останки, погрязжие в шум безмятежного ветра и унылые виды обгоревших вдали труб. Заводы вымерли как исчезнувшие с планеты насекомые, оставляя за собой только подобие чёрных карликов, это были не сны…

Живу я, это если можно назвать «жизнью» в канализационном люке. Моя дыра на вершине горы, где обитают только я и ветер. О снеге можно только мечтать, ведь снег – это смерть, такая долгожданная и сладостная смерть. Смерть – это высвобождение, облегчение и дуновение всех резервных потоков внутренней сущности и порывов души. А если душа мертва?

А если мёртво тело?
 
Спиритизм порывов сжирал и выплёвывал последние надежды, я знал, что всё вокруг мёртво, как мой мрачный ноябрь, промозглый моросящий и едкий, как кислотный вдох радиации, отчуждённый и призрачный, безнадёжный и непреданный последний мой ноябрь.

Моей признанной «ячейкой» был мой люк, моя дырка в земле, мой колодец, на дне которого я обитал как гнусное пресмыкающееся, голодное, грязное и вонючее. Моими соседями были мутировавшие крысы, чесоточные клещи, грибки и вши. Всем я был заражён, помимо … лучевой болезни и иммунодефицита. Но я не отчаивался, я мысленно играл на клавишах пианино и сочинял в голове мелодии. Виртуально я их присуждал какой ни будь певице…

Господи Иисусе, пресвятая Богородица! За что мне всё это? Дайте мне смерть наконец! Спаси и сохрани, Господи!

Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

Небо было копчёным, полужидким, пропитанным ядом, диоксином, патологичными бактериями и радиоактивным стронцием. Воздух… Он такой странный, он не пах ни чем, но я то чувствовал зло, которое вдыхаю, это было на уровне подсознательной интуиции. Эти смардные крысиные краски  разукрашивали небо в тягостные оттенки моих безнадёжных предчувствий, стремлений и крушений. Да, сердце моё ещё билось, затаившись как облезлый хорь в своей норе, я и чувствовал себя как ещё не подохшее животное. Вокруг – ни души. Даже травинки были уже мертвы от жуткой интоксикации, но сердце ещё билось словно в слизи, проталкивая подгнившую вязкую кровь по хрупким полуразложившимся трубочкам - сосудам. Аорта - подчревная артерия, подмышечная, подключичная, сонная…

Мозг, снабжаемый тусклой полупрозрачной вязкой бескислородной средой, как всё это «жило»?
Я хотел снега. Я очень хотел первого снега, думая, что, что ни будь изменится, но снег тоже мог  стать инфицированным и заражённым.

Самое страшное – это чесоточные клещи, которые обитали под моей кожей уже месяца четыре. Лекарства не было, паразит прогрессировал и грыз меня, вызывая жуткий непроходящий зуд. Расчёсы кровоточили и покрывались пиодермией и гнойными струпьями.

Я был поражён одновременно несколькими паразитами и болезнями – педикулёзом, чесоткой, глистами, туберкулёзом, гепатитом, грибками и аутоиммунным псевдомембранозным колитом.
Но я всегда мечтал о снеге, я верил, если выпадет снег другой конфигурации, значит меня настигнет свобода – значит я умру…

Помимо жутких болезней, меня гложило постоянное чувство холода, я мёрз и не отогревался, даже комкаясь в свою смардную смятую фуфайку, я не мог отогреться, это постоянное чувство холода… Я мёрз и погибал в своём тёмном колодце, вместе с клещами и крысами… Вместе с необогреваемой фуфайкой, я её обнимал, но во снах, представляя…

Я искал спасение только в одном – в «нематериальном» бытие, во всём том, что не имеет отношение к данному миру - ко снам, но, к сожалению, во снах я видел только кошмары. Господи! За что  ты меня так сурово и жестоко наказываешь? Мои сны несли содержание ужаса – безысходность, разговоры о часотке, о том, как меня увольняют, как я лежу в гробу, о том, как моя сестра умирает, о том, как мёртвые говорят о…

Я не видел также света, моё небо было запорошено радиоактивной пылью, и те облака, которые перекрывали солнечный свет, состояли наполовину из химии и смардной радиации, я не видел солнышка. На ночь я закрывал вверху канализационного люка чугунную крышку, круглую и заветную, накрываясь этим чугунным «кругом» я мысленно представлял, что я хотя бы на ночь избавлюсь от кошмара, зудящего и сверлящего во плоти и душе.

Господи, помоги! Помоги мне, грешнику, спаси и сохрани, избавь меня от мучений! Господи! Благослови и прости мои прегрешения, я каюсь, Иисусе!

Света не было. Электричества. В пять часов вечера я уже не видел света, я видел только темноту…

Мама! Мамочка! Почему я не вижу тебя? Я хочу поцеловать твои руки… Почему я впитываю воспалённой кожей гарь сожжённой резины и ржавчину металла? А я так хотел радугу и луг, я так хотел света, света, исходящего из твоего искреннего сердца, но я знаю, что ты там… Но почему же ты мне не являешься во снах? Почему меня гложит страх и недомолвки даже во снах? Почему? Почему этот ад? Почему этот кошмар? Господи! Мама! Почему я не умираю! Смерть – это вознаграждение, смерть – это покой, смерть… Как я люблю смерть!
С утра было однообразное бытиё – я вылазил из своей норы и ел пожухшую жёлтую траву, а что есть то ещё?

А ещё меня мучил голод, стойкий, фантастический и галлюциногенный. Я мог есть только траву. Я жевал её вместе с корнями и почвой. Не витамины В, А, С… Токсины…
Меня рушил страх постоянный, как жить? Как умереть?

Я знал, что вокруг меня все умерли, живы были только мутировавшие огромные крысы, интересно, как они жили? Что они думали? Они были такие жирные и огромные… Они стали моими друзьями. Они грели меня ночью, они спали со мной на дне колодца, они действительно меня согревали от постоянного чувства холода, я любил их, а они меня…
Крысы вовсе не противные, их шёрстка тёплая и мягкая, они ласковые, они прижимались ко мне ночью, они живые, это грело моё существо на дне колодца, а этот чугунный круг над головою… Нет, я не хочу …

Я хочу курить! Это один из моих страшных…

Я хочу курить! А что?  Я решил эту проблему. Постольку, поскольку, акт дефекации был редок, но я придумал, что курить, я сушил мои испражнения на ветру, высушивал их, перемалывал в порошок, крутил и… курил…. А что мне оставалось делать то?
Ещё одной проблемой были голоса. Ночью, в темноте, на дне канализации, я стал слышать голоса. Это был индифферентный  голос, такой грубый, мужской. Он всегда говорил только одно словосочетание. Из галлюцинаций я больше то и не слышал ни чего, не видел. Только голос, а точнее вопрос этот – «Кто как Бог». «Кто как Бог», «Кто как Бог?».
И действительно, КТО КАК БОГ? НИКТО!

Я не верил в Бога. Бог, почему ты оставил меня? Ты же милостливый, почему ты меня не уничтожишь? Бог – есть любовь…. Я тоже любил…

Гнойные корочки покрывали мои остатки ресниц, а потом…

Однажды, мне приснился приятный сон, это было первый раз за многие месяцы, я даже тогда кончил во сне. Это был эротический сон, я занимался сексом, но мой член был настолько покрыт язвами, что я даже не мог заняться мастурбацией на яву. Но тогда я реально кончил, наверное, ещё какие то физиологические процессы остались в нервной системе, а точнее, их обрывки…

Я ждал не мутацию, я ждал снег. Во снеге – спасение. Я помнил те сны, которые доставляли мне облегчение, когда выпал снег…  Первый снег, такой пушистый, я люблю снежинки, я люблю играть со снегом, а сугробы предоставляли мне особое удовольствие! Ведь снег можно пить, снег можно есть… Какая разница, какого цвета снег? Ведь он не горит, как аура человеческая…

Боль свою глушил я тоже во снеге, снег – это полготитель боли, вещество, нейтрализующее страдания…  А страдания свои я научился любить… Знаете как интересно? Страдать и наслаждаться воедино…  Это моя была уникальная способность, наверное, так мог только я в этом мире.

Мама! Мамочка! Я хочу снег!  Сформируй там и скажи там Богу, если ты там, чтобы Бог послал мне снег, потому что я чётко знаю, когда выпадет снег первый, я умру…. А смерть – это наслаждение и моя цель. Смерть – это философское вещество, лекарство от клещей, клопов, туберкулёза, холода и голода, тьмы и мрака, заточенья и страданий. Я хочу смерь! Я хочу умереть! Я хочу снег!

На мне сидело в эту ночь четырнадцать крыс, милые мои! Я не осмеливался их убивать и сжирать, это мои друзья. Накануне вечером, ветер как то странно дул, в долине труб далёкого мёртвого радиоактивного города не было видно совсем. Я предчувствовал, что утром что то должно случиться. Был ноябрь, наверное, а может быть конец октября. Я ждал сны, я ждал снег…

В эту ночь я замёрз как никогда, даже мои друзья – крысы не согрели меня, они наоборот, кусали меня почему то…
Под утро я услышал голос, свою галлюцинацию, голос теперь не говорил «Кто как Бог», голос тогда сказал….

Одна из крыс вцепилась в моё предплечье, по сгибательной поверхности, вызвав венозное кровотечение, она что, с ума сошла? Кровь так и хлынула не пульсирующей струйкой. Я решил выпить свою кровь, мало ли… Кровь на вкус показалась мне тёплой и со вкусом железа, такой приторно сладко – кисловатый вкус…  Это как загадка и тёплое вещество понимания мира. Я стал понимать мир, а вместе с ним уход свой. Кровь помогла мне в какой то степени…
Прокарабкавшись вверх, к люку, я открыл крышку колодца, странно, но было уже совсем светло, и так приятно… Такое облегчение, Господи Иисусе! Как мне хорошо то! Я вспархнул из ямы… И увидел то, что грезилось последние месяцы – я увидел фиолетовый снег…


Рецензии