Тетя Люба

Станица Славянская /ныне г.Славянск на Кубани/ раскинулась на берегу речки Протока, впадающей в р.Кубань.
До войны население станицы было многонациональным, местные жители кубанские казаки спокойно соседствовали с армянами бежавшими от турецкой резни, украинцами,  евреями, русскими перебравшимися сюда к плодородной земле и кочующими цыганами. Иногда только в пылу спора обзывая друг друга «кацапами», «жидами» и «пиндосами» все это разнообразие языков и культур жило дружно, без превосходства одних над другими.
 
Рухнуло все в одночасье – в войну.
Бои шли тяжелые и наши войска вынуждены были поздно вечером выйти из станицы. Станичники засуетились и подхватив кто мешки, кто кошелки ринулись к магазинам и складам. За секунды разлетелись двери и с криками «не оставим фашистам» потащили все что можно было взять и что успел кто схватить.
Мы же детвора юркнули в наш любимый отдел конфет, набили ими полные карманы, позасовывали  еще за пазухи и побежали по домам.

 Все затихло в ожидании, так как немец уже стоял на другом берегу реки. Наступила тревожная ночь, и вдруг, в предрассветье  раздались громкие крики «выходите, наши пришли».

Полусонные, все старались скорее выскочить на улицу, думая, что вернулись наши воины.
Но увидели разряженную группу мужчин и женщин с хлебом – солью встречающих немцев.

Дом, где мы жилы, был на улице, у реки, рядом с базаром, в центре станицы, поэтому эта улица сразу стала заселяться немцами и румынами.
Под крики «шнель» и пинки нас выгнали из дома и мы все расположились в глубине двора в сарае, где были куры и корова Зойка.
Бабушке  тут же было приказано носить «млеко» офицеру после каждой дойки, и бедная моя бабушка, относя эту дань вынуждена была присутствовать при  их испражнениях, т.к. не считая нас за людей испражнялись открыто, тут же спокойно переговариваясь друг с другом.
В этом же дворе был домик и моей тети Любы -  бабушкиной старшей дочери. Она была колхозницей, было у нее четверо детей, веселый, но не очень хозяйственный муж. Дом был, маленькая мазанка с бедным убранством. Немцам он не приглянулся, поэтому остались они жить в нем.

И вот однажды поздно вечером, тетя Люба услышала тихий стук.
У окна стояли согнувшись двое мужчин, они сказали что пробираются с задания к своим, попросили поесть, подробно расспросили о делах в станице и под утро ползком через бурьян ушли  соседними огородами.

 Так и не узнали мы, кто выдал тетю Любу, только   днем за ней пришел полицай, наш станичник.
Били тетю Любу очень сильно, требовали сознаться и все рассказать о ночных гостях. Правда, били не сами немцы, а по приказу наши станичники – теперь стоящие на службе у немцев. Ничего не добившись, тетя Люба твердила, что к ней никто не приходил, приказали утром вывести на площадь у рынка и расстрелять публично.
В первое время для задержанных не было специального помещения, вероятно, успокаивало немцев радушие встречи, не думали, что эта горстка еще не все станичники, не ждали бед от населения.
Тетю Любу закрыли в старом дровяном сарае. От природы маленькая, щупленькая, битая жизнью – она была очень волевая, с сильным  характером. Чуток отлежавшись, она выломала нижнюю доску, выползла из сарая, забралась в бурьян и тут увидела идущего к сараю полицая. Спрятаться было некуда, рядом стояла только уборная. Она заползла туда,  понимая, что будут искать везде, заглянут и сюда, стала медленно погружаться в жижу выгребной ямы. Она надеялась, что достанет до дна ногами, выгребные ямы не делали очень глубокими, они  наполнялись их засыпали и рыли новую, в другом углу огорода, так и чередуя места.

 Крики, ругань и топот были уже рядом, кто-то шел к уборной, слава богу, яма не была полной – оставалось сантиметров тридцать до досок брошенных сверху для ног, поэтому, запрокинув голову чуть в бок можно было под доской держать рот и нос на поверхности. Когда в поисках заглядывали в уборную, она с головой погружалась в фекалии. Так и сидела она в этой яме, пока совсем не стемнело и ее, перестали искать.
Только глубокой ночью она подползла к нашему сараю.
Не заводя в дом, там же, в бурьяне бабушка с мамой кое-как отмыли ее, переодели в мужской костюм младшего брата, обрезали волосы, и по ночной темноте она перебралась к родственникам, жившим на краю станицы у кладбища. Так прячась, она избежала расстрела.

 Несмотря на жестокость кары, население мстило, кто как мог. Пацаны бегали к местам сбора техники и тихо подсыпали песок в баки мотоциклов и машин, протыкали шины, взрослые помогали партизанам.
А немцы, хлеще же их румыны, свирепствовали, но армия наступала, и вот пришел конец оккупации, в станицу вошли наши войска.

 Все были во дворе, когда в калитку застучали и во двор вошли два офицера. Они подошли к тете Любе с вопросом, не узнает ли она их? Это были ее ночные гости, как выяснилось сотрудники особого отдела, цель их визита тогда была сбор сведений.

Спустя много лет в г.Краснодаре проходил суд над полицаями станицы. Тетя Люба  приглашена была для опознания полицая – станичника пытавшего ее. Все эти годы он прятался в глухом селе на Украине под чужой фамилией. Его судили.
За  убийства  станичников, расстреляли.
 
Ушла из жизни уже и тетя Люба.
Светлая ей память, светлая память всем кто  не отдал нашу землю и нас, живущих на ней, в рабство.

Сейчас можно услышать от молодежи, зачем была эта самоотверженность?
Может было бы лучше жить, если бы так не сопротивлялись, вон, как богато живут немцы?
Так может говорить только тот, кто не знает правды о войне, кто не знает, как себя чувствует человек, к которому относятся как к низкосортному существу.


Иллюстрация взята из интернета.