Дальний Восток. Служба на острове Русский

    Я ехал на Дальний Восток с волнением и большой охотой. Тихоокеанский флот создавался заново. После поражения в Русско-Японской войне 1905 г. согласно Портсмутского соглашения с Японией Россия была вынуждена ликвидировать все укрепления на тихоокеанском побережьи и лишалась права держать военно-морской флот на Дальнем Востоке. Решением  Советского правительства этот договор был аннулирован и с 1932
Года началось создание военно-морских сил на тихоокеанском побережьи. Учебный отряд, куда я направлялся, был основной кузницей, готовившей кадры квалифицированных специалистов для растущего Тихоокеанского флота.
      Развитие флота начиналось с создания укрепрайонов, которые на первых порах являлись основной защитой тихоокеанского побережья. Принимая мой рапорт о прибытии, бригадный комиссар Бородин сообщил мне,  политуправление временно командирует меня замполитом на военно-транспортное судно «Яна» для сопровождения нового пополнения по укрепленным районам. В этом рейсе я познакомился с нашим дальневосточным побережьем, которое изобилует множеством заливов и бухт. Яна заходила во все бухты укрепрайонов ,такие, как Совгавань, Тетюхе,
Находка, Петропавловск Камчатский и другие. Бухты, особенно Совгавань и Находка, поразили меня своей необычной красотой. Во Владивосток мы возвращались уже к концу 1934 года в ледовой обстановке. В это время объединенная школа переехала из Владивостока на остров Русский, на мыс Тупой.
     На Русском острове я прослужил около 4-х лет, хочется немного о нем рассказать. О его причудливой красоте пишет Николай Герасимович в своих мемуарах. Он посетил остров осенью 1936 года после прибытия в  Тихоокеанский  флот. «Едва корабль повернул в сторону Пассета, как слева от нас развернулась величественная панорама острова Русский с высокими сопками посередине…Остров неописуемо красив. Осенью он раскинулся перед нами во всем своем великолепии. Лиственные деревья уже сменили зеленый убор на багряный наряд. На сопках перемежались желтые, красные и зеленые цвета, образуя богатейшую гамму. Когда мы подымались на одну из сопок, из под ног то и дело выскакивали фазаны или вылетала крупная серая дальневосточная куропатка.»
Наша объединенная школа и полк ПВО разместились в двухэтажных кирпичных домах старой постройки на мысе Тупой, у подножия сопки. На вершине сопки разместились пушки полка ПВО. Узкий канал соединяет бухту Босфор-восточный с бухтой Новик, которая, причудливо врезаясь в остров ,делит  его пополам. По сторонам подымаются небольшие сопки, покрытые густой порослью лиственных деревьев, в основном, дуба и пробкового дерева. Осенью в лесу много ягод: малины, дикого винограда, лимонника. На фотографии я с женой у причала этой бухты во  время рыбалки. Клава поддела удочкой большого бычка. Надо отметить, что тихоокеанские бычки очень жесткие и несъедобные в отличие от черноморского бычка, который является деликатесом. Иногда в бухту заходит много наваги, скумбрии и другой рыбы, изредка появляются акулы. Каждой весной после освобождения бухты ото льда ее посещает кашалот. Все выбегают посмотреть на это чудо, а он, демонстрируя свое мастерство в нырянии, то показывает свою бочкообразную голову, то обнажает спину, кружась и ныряя недалеко от берега. Бывал он и в бухте Золотой Рог, где его наблюдали жители Владивостока.
    Параллельно с бухтой Новик от мыса Поспелов до мыса Тупой идет сухопутная дорога. Она проходит сквозь строй деревьев, которые смыкаются вверху своими кронами и переплетены гирляндами дикого винограда, образуя местами настоящий зеленый туннель. Приятно было здесь пройтись, дорогу часто перебегали  фазаны и дикие косули.
Кроме замечательной красоты остров имел и огромное стратегическое значение, ведь он прикрывает Владивосток от возможного нападения с моря.
Главную огневую мощь острова в то время составляла 9-я артбригада. На остров были доставлены и смонтированы дальнобойные орудия главного калибра одного из демонтированных линкоров Балтики. Из них была создана мощная береговая батарея им.Ворошилова, которая была способна вести дуэль с японскими линкорами на дистанции более 40 км. Посты наблюдения для корректировки стрельбы были выведены далеко в сторону от острова, а специальная эскадрилья гидросамолетов могла корректировать огонь батареи с воздуха.
   Интересно было забираться на вершины отдельных сопок, с которых как на ладони открывалась панорама Владивостока. Говорили, что с моря он похож на Нью-Йорк. На некоторых вершинах сохранились следы бывших  до 1905г. укреплений. Остались бетонированные площадки, на которых стояли пушки, казематы с металлическими дверьми, складские помещения для боеприпасов и другие сооружения, которые были построены добротно и надолго. Теперь боевая мощь России на Дальнем Востоке возрождалась. Я горжусь, что внес свой вклад в это возрождение.
=*=
     Хочется вспомнить отдельные моменты своей флотской жизни, хороших людей, с которыми довелось служить.
    Первым, с кем я сдружился в учебном отряде, был секретарь комсомольской организации Филипп Зинченко, старожил – второй год службы. Он меня знакомил со всеми сторонами жизни в школе и на острове, а я делился своим опытом комсомольской работы. Работоспособность он имел замечательную, при этом чутко и внимательно относился к товарищам, поэтому вскоре он был избран освобожденным секретарем партбюро объединенной школы. После своего освобождения я встретил его в  Ленинграде ,он был на большой командно-политической работе во флоте и заочно заканчивал военно-политическую академию.
    Интересные люди были и среди курсантов моей 1-й роты. Высокий, стройный красавец Георгий Струа, москвич, до службы работал токарем на заводе. Активист, отличник учебы, он отличался исключительной скромностью. Комсомольцы его избрали секретарем ротной ячейки и не ошиблись, по нашей роте равнялись все комсомольские организации учебного отряда.  я поручал ему проведение политинформаций, присутствовавший на одной из них инспектор политуправления флота был в восторге от этой политинформации. На втором году службы Струа попросил у меня рекомендацию в партию, которую я ему с удовольствием дал. На последующем партийном собрании выяснилось, что его отец является председателем ЦИК Грузинской ССР, а мать ответственный работник ЦКК при ЦК ВКП(б).Во время Великой Отечественной войны он командовал боевым кораблем на Балтийском или Северном флоте, после войны моя жена встречала его в Ленинграде.
    Запомнился мне курсант по фамилии Шитиков, член партии, закончил философский факультет одного из сибирских университетов. Его часто вызывали во Владивосток, в политуправление для чтения лекций по философии на занятиях начсостава. Я часто думал позднее: не тот ли это Шитиков, который был председателем Совета Союза в Верховном Совете СССР?
    Вспоминаю еще одного курсанта нашей роты - Акимова. Он хорошо учился, был активным комсомольцем, но из всех выделялся веселым нравом, он заряжал хорошим настроением окружающих. Душа ротной самодеятельности, он знал много прибауток, рассказов, шпарил наизусть отрывки про бравого солдата Швейка. Однажды он притащил на сцену облезлого пуделя, которого успел покрасить, и сыграл с ним забавную сценку под дружный хохот зрителей, чуть не умиравших со смеха. Шефы в нем души не чаяли. Во время гуляний в парке на 19-ой линии   он познакомился с группой наших торговых моряков, наугощался с ними и явился из увольнения в нетрезвом состоянии, за что и был наказан: лишен права на увольнение. Тут он отмочил номер, который стал чрезвычайным происшествием для всего учебного отряда.
   В один из выходных дней он, одевшись в парадную форму, подошел к портрету Ворошилова и отрапортовал: «Товарищ народный комиссар обороны, красноармеец курсант Акимов отправляется в самовольную отлучку». Дневальный по роте оторопел и кинулся разыскивать старшину, тем временем Акимова и след простыл. Вернувшись из самоволки, Акимов опять подошел  к портрету Ворошилова и доложил о своем возвращении. За этот случай я получил нагоняй от начальника политотдела Афанасьева, а Акимов 10 суток гаупвахты от командира учебного отряда.
   Расскажу немного о командире  1-ой учебной роты  Мише Садовничем, с которым мне пришлось не только вместе работать, но и посидеть в одной камере во время следствия. Миша  родом из Донбасса из г.Славянка прибыл на Тихоокеанский флот после окончания Севастопольского военно-морского артучилища. Сначала мы вдвоем жили в одной комнате казарменного помещения. Как-то утром мы решили отращивать бороды до приезда моей жены Клавы. За полгода у меня отросла солидная черная борода лопатой. Сначала товарищи надо мной подшучивали, потом привыкли и часто можно было слышать: Смотри, Борода идет! С этой бородой я шагал с Садовничим во главе своей роты и колонны учебного отряда на первомайском параде во Владивостоке в 1935 году. Когда мы проходили мимо трибуны, командующий флотом Викторов, толкая в бок начальника штаба Салонникова,  у которого была похожая борода, показал в мою сторону - смотри, твою бороду украли. В это время на соседней трибуне, где были представители иностранных посольств и торгпредств, сильно зашевелились японцы. Наш торгпред после рассказывал, что японский торгпред обратился к нему с вопросом: «Скажите, пожалуйста, у вас на параде проходит такая большая масса моряков, а флота нигде не видно, где же ваш флот?»-На что получил вежливый ответ:»Я ведь специалист по торговле, в военных вопросах не разбираюсь». А наш тихоокеанский флот тем временем бурно рос, становясь грозной силой, появлялись все новые типы боевых кораблей.
   Дальнейшая судьба моей бороды такова. 11 мая 1935 года я встречал на вокзале жену, приехавшую из Ленинграда. Ей борода очень понравилась и я носил ее на протяжении всего пребывания на Тихоокеанском флоте. Расстаться с ней мне пришлось в тюрьме, где мне ее принудительно сбрили машинкой вместе с волосами.
   А Миша свою бороду сбрил сразу после парада: она ему не шла. После приезда жены мне дали комнату, Миша остался в комнате один. По-настоящему мы с ним так и не сдружились, уж очень высокомерно он держался, считал себя покорителем    дамских сердец, влюблялся, но безответно. В конце концов, он привез из Владивостока  себе в жены окрашенную под блондинку рыжую даму, звали ее Зиной. Во Владивостоке ее знали многие моряки. вскоре она и Мише наставила рога. Зина любила большие деньги, а у Миши одно жалование, начались скандалы. Устроившись зав.магазина военторг, она  сумела растратить 27 тысяч рублей. Через несколько дней после ареста Миши она бесследно исчезла с острова и из Владивостока. Как потом выяснилось, она познакомилась с парнем электриком и в погоне за длинным рублем уехала с ним в один из глубинных леспромхозов Уссурийской тайги, сменила фамилию и, как говорят, концы в воду.
   Еще хочу рассказать о моей встрече с комендантом Владивостока Кваченком. О нем ходили байки и легенды среди военных моряков во всех флотах, куда его перебрасывало управление ВМФ для наведения порядка в гарнизонах.  обещали дать красок для оформления красного уголка. Красок надавали так много, что мы с выделенным мне в помощь курсантом еле перенесли их к 36-му причалу, куда приставал наш рейсовый катер. Время было обеденное, тянуло на еду. Я купил курсанту несколько горячих пирожков у лотошницы, а сам пошел в кафе дома Красной армии и флота, где к обеду можно было выпить кружку хорошего пива. Когда  я выходил из кафе, передо мной, как из-под земли, вырос комендант Кваченок с патрулем и сразу ко мне: «Ваши документы?» Не разворачивая предъявленное удостоверение, он забирает его и приказывает: В 20.00 явиться в комендатуру!- Повторяю приказание в полном недоумении, наверно, думаю, моя борода пришлась ему не по душе.
Делать было нечего, пришлось ждать. Побежал на 36-ой причал, передал своему курсанту, чтобы он с грузом отправлялся на остров, а сам остался в городе. Явился  я в комендатуру на полчаса раньше, дождавшись 20.00, постучал в дверь, из-за дверей раздался голос  Кваченка: «Подождите!» – так повторялось 4 раза. Чтобы время проходило быстрее, я стал вспоминать рассказы моряков о Кваченке. Однажды он задержал спокойно идущих по улице краснофлотцев, приказав патрулю: Забрать! - те  стали объяснять, что у них увольнительная ,плохого ничего не делали и не пьяны, он рявкнул: Напьетесь!- В кармане он всегда носил ножницы и прямо на улице выстригал клинья из брюк у моряков, любителей пощеголять в непомерно широких клешах. Однажды его здорово поддел старшина, прибывший с группой подводников из Севастополя и знавший Кваченка по Черноморскому флоту. Заметив, что Кваченок идет с расстегнутой пуговицей на кителе, он вытянулся перед ним, спрашивая разрешения обратиться Получив добро, этот старшина говорит: «Товарищ командир, у вас на кителе не застегнута пуговица. Застегните ее быстрее, а то здесь ходит комендант Кваченок,  а это такая собака: если заметит, обязательно потащит в комендатуру». Кваченок сделал вид, что это не он, плюнул и пошел дальше. Эти воспоминания рассеивали грустные мысли. Где-то около 22-х часов из кабинета раздался голос: Эй, там,
 с бородой, входите! - и протягивая мне удостоверение личности, он пробормотал: Чтобы впредь неповадно было нарушать форму… Когда я спросил, что именно я нарушил, он заявил: У вас был не застегнут верхний крючок на кителе, можете идти.
    Последний рейсовый катер на остров давно ушел, но мне повезло: на причале стоял рыбацкий сейнер, направлявшийся на остров Попова, капитан согласился меня захватить и высадить на мысе Поспелов, откуда я добрался до дому.
     История с Кваченком закончилась печально. Отдыхая в нашем санатории на Океанской (это в 19-ти километрах от города), он рассказал какой-то смешной анекдот касательно репрессий,  за что в белом парадном обмундировании в один из солнечных дней был зачален особоотдельцами и препровожден за тюремную решетку.
    Поздней осенью после трибунала его отправляли очередным этапом. Очевидцы рассказывали, что он был в том же белом парадном обмундировании, сильно потемневшем от грязи, брюки заправлены в ботинки. Согнувшись, он трясся от холода, а заметившие его моряки-заключенные ругались и кричали: «Кваченок, с…, почему не по форме одет?»     Говорили, что в лагерях он и отдал концы. Но вернусь к своей службе.
-*-
      В 1936 году мне пришлось более полугода проработать в партийной комиссии Тихоокеанского флота по проверке и обмену партдокументов. 
На эту работу  комиссар объединенной школы Бородин рекомендовал меня секретарю этой комиссии, своему старому другу по Балтике т.Кежуцу. Вначале я отказывался от этой работы, мотивируя это тем, что больше люблю работать с людьми, Кежуц, старый балтиец, участник гражданской войны, ответил: «У вас будет большая возможность общаться с людьми, да еще с какими!». Проверка и обмен партдокументов  были своего рода чисткой партии. Проверялись не только подлинность и правильность документов, факты биографии и, но и то, как человек оправдывает высокое звание члена партии, При этом обязательно присутствовали руководители парторганизаций проверяемого. Мне приходилось оформлять протоколы и меня поражало,  как просто и душевно Кежуц вел разговор с каждым коммунистом, внимательно выслушивая каждого и давая ему полезные советы.
     Мы проверяли коммунистов всех рангов,  парторганизации штаба флота, боевых кораблей, Владивостокского гарнизона. С некоторыми  Кежуц вместе воевал в Гражданскую войну и тогда разговор превращался в интересные воспоминания. Я слушал, затаив дыхание: это была живая история.   Однажды мы работали в партийной организации СНИС - служба наблюдений и связи. Шла беседа с командиром части, человеком средних лет с прекрасной строевой выправкой. На груди у него красовался орден боевого Красного Знамени, которым он был награжден за участие в боевых действиях на КВЖД в 1924 году. Во время беседы у него заметно подергивался подбородок. Это оказалось последствием большой трагедии, пережитой этим человеком. Во время гражданской войны его отец, сельский активист и  участник партизанского движения, был казнен белогвардейцами. На место казни были согнаны все жители села, в том числе и его семья. Когда вешали отца, мальчик потерял сознание, а когда его привели в чувство, оказалось, что он потерял дар речи, который восстановился лишь через длительное время, а нервный тик остался.
   Очень жалею, что не вел для себя записей отдельных рассказов прекрасных людей, кристально чистых большевиков, многие из которых вскоре стали жертвами репрессий.
   Работа в парткомиссии была очень напряженной, к ней были привлечены как технические работники, так и многие работники    политуправления, приходилось прихватывать и часть ночи. Вместе с нами ночами напролет работал и сам Кежуц, он организовал для нас ночное питание. Он был очень душевным и чутким человеком. Однажды, заметив мой усталый и задумчивый вид, он вызвал меня в кабинет и сказал:»На сегодня хватит, сворачивайте работу, идите на 36-ой причал, за вами подойдет катер и отвезет вас к семье, а завтра утром прибудет за вами.» Прибыв на 36-ой причал, я увидел, что это разъездной катер командующего флотом. Во время посадки к катеру подбегает жена преподавателя гидроакустики Саховская с просьбой захватить ее домой. Когда мы в бухте Новик подходили к причалу нашей школы, дежуривший по школе политрук Анзин, увидев катер комфлота, разбежался, чтобы отдать рапорт командующему. Каково же было его разочарование, когда он увидел сходящую с катера Саховскую (я сходил последним)!Потом над Анзиным в школе подшучивали, что он рапортовал   
Саховской.
   В парткомиссии я познакомился с некоторыми работниками политуправления и штаба. Сначала всех смущала моя борода, потом она примелькалась, только начальник штаба Салонников свирепо на нее поглядывал. Однажды при встрече на лестнице, когда я ему козырнул, он остановился и, поздоровавшись со мной, заметил: «А вы, пожалуй, мою бороду обставили», на что я ему ответил: «Но зато по знакам различия мне вас не обставить!». Этот ответ ему, видимо, понравился.
    Ход проверки партдокументов постоянно был в поле зрения начальника политуправления Окунева, который после окончания проверки, захватив  все протоколы, поехал в ЦК ВКП(б) для отчета об итогах проверки. После утверждения отчета было разрешено производить выдачу новых партбилетов.
   В парткомиссии я познакомился с Н.Г.Кузнецовым, который прибыл к нам в  1936 году в качестве заместителя командующего флотом после Испании, где за помощь испанскому республиканскому флоту был награжден орденом Ленина. Бывший командующий Викторов был   отозван в Москву в главное управление ВМС, а затем арестован и расстрелян. Командующим стал бывший зам.командующего Киреев, а после его ареста командующим Тихоокеанским флотом стал Н.Г.Кузнецов.
   Еще в 1936 году некоторых коммунистов приходилось исключать заочно, т.к. они были арестованы. В 1937и 1938 году это стало эпидемией, парткомиссия была завалена отобранными во время арестов партбилетами. Решения выносились стандартные: Исключить из партии как врага народа. Количество исключенных из партии стало огромным. И это сумели свалить с больной головы на здоровую: Кежутцу было предъявлено обвинение во вражеских действиях, выразившихся в преднамеренном избиении коммунистов, он был арестован и осужден военным трибуналом. Рассказывали, что в камере он тронулся умом, изобретая какой-то аппарат для полета на луну. Встретившийся со мной после войны инструктор объединенной  школы ТОФ, чемпион ВМФ по плаванию Дубницкий рассказывал, что Кожутц после отбытия срока заключения работал слесарем сантехником, сильно состарился.
В ЦК ВКП(б) работой по проверке и обмену партдокументов руководил Ежов,  бывший тогда секретарем ЦК, назначенный затем наркомом внутренних дел вместо впавшего в немилость арестованного и расстрелянного Ягоды.
  Ежов отличился особой жестокостью в осуществлении репрессивных мер. Деятельность руководящих работников оценивалась прежде всего количеством разоблаченных «врагов народа». Он обвинил первого секретаря ВЛКСМ Косарева перед Сталиным в том, что он плохо разоблачает врагов народа в комсомоле. В результате Косарев был арестован и расстрелян.В одной из центральных газет того времени был помещен рисунок, изображавший большие рукавицы с шипами, с подписью «ежовы рукавицы».Большая масса народа побывала в этих рукавицах,а само выражение стало нарицательным. Весь этот период до конца 1938 года в народе называли «ежевщиной».
   После окончания работы парткомиссии приказом от 1 января 1937 года я был назначен комиссаром курсов хозяйственников флота, готовивших заместителей командиров частей и кораблей по хозчасти, начальники продовольственного и вещевого снабжения частей флота. Начальником этих курсов был назначен старый опытный хозяйственник с высшим образованием по фамилии Белоконь, родом из Киева. Я вел курс истории партии и занятия по практике плитработы по воспитанию личного состава. Вскоре я был назначен инструктором политотдела по пропаганде и начальником дивизионной партийной школы учебного отряда и переехал на  мыс Поспелов, где был наш штаб. Начальником политотдела был Афанасьев, человек высокой культуры и широко эрудированный. В политотделе я сблизился и хорошо сработался с политруком Михаилом Быковым, который вскоре был избран секретарем парторганизации учебного отряда.
   В 1937 году всюду шли повальные аресты, начавшиеся с разоблачения так называемого центрального военного заговора во главе с маршалом Тухачевским. Из письма Сталина, с содержанием которого нас знакомили, следовало, что заговорщики ставили своей целью свержение социалистического строя и реставрацию капитализма в нашей стране. Далее в письме говорилось, что заговор пусти свои корни вглубь и предлагалось всем, кто замешан в заговоре, явится с повинной, им обещалось прощение.
   Но заговора не было и с повинной никто не являлся. Те, кто для нас был образцом: Тухачевский, Якир, Затонский,  Касиор, Постышев - были расстреляны.
На нашем Тихоокеанском флоте были арестованы: комфлота Викторов его заместитель Киреев, начальник политуправления Окунев, его заместитель Земсков, начальник Владивостокского укрепрайона Елисеев, начальник политотдела Афанасьев, командир учебного отряда Дацыгин и многие другие. С мая 1937 по сентябрь 1938 года был истреблен весь генералитет нашей армии и флота.
   Средства массовой информации того времени призывали к усилению  бдительности, всячески оправдывали репрессии. В таком духе проводились собрания партактива флота, на одном из которых в конце 1937 года мне пришлось присутствовать. Запомнилось выступление командующего флотом Кузнецова, который, говоря о задачах флота, делал особый упор на усилении бдительности, посылая гром и молнии в адрес бывшего «вражеского» руководства флотом. Особенно он разносил Окунева как врага, оказавшегося  во главе партийно-политического руководства флотом. Сейчас, читая мемуары Николая Герасимовича, где он берет под защиту невинные жертвы и отдает дань уважения Окуневу, я сомневаюсь, что он верил словам, которые произносил с трибуны .Но такова жизнь, иначе не видать бы ему поста министра военно-морского флота , как своих ушей. На этом совещании начальник областного отдела внутренних дел приводил сногсшибательные факты враждебной деятельности отдельных лиц, зачитывая протоколы допросов. Впоследсвии я на своей шкуре испытал, как добывались эти «показания». Интересный случай рассказал мне один из побывавших в застенках моряков. Во время допроса начальник отдела  медсанслужбы флота, не выдержав «силовых приемов «раскололся» и дал письменные показания, что в случае начала войны он ставил своей задачей  вывести из строя командование флотом, в первую очередь отравить Викторова и Окунева. Когда последние были расстреляны, его вызвал следователь и заставил писать новые показания, иначе его следовало представить к награде: ведь он собирался отравить врагов народа.
  Я часто задумывался над тем, что происходит, как это  могла появиться  такая масса врагов народа? Здравый смысл не допускал, чтобы старые большевики-ленинцы могли стать на путь борьбы против строя, за который они боролись, не щадя жизни. Но высказывать эти мысли было опасно: грозила 58 статья за антисоветскую пропаганду и, как следствие, 10 лет лагерей. Казалось, что весь этот кошмар – извращенная деятельность органов внутренних дел, внутри которых происходила непонятная чехарда.
  В январе 1938 года я был направлен на курсы военных комиссаров при политуправлении флота. Учебную программу я усваивал хорошо, готовясь одновременно к поступлению в военно-политическую академию им.Ленина.
        В 1938 году репрессии на Дальнем Востоке усилились, арестовывалось множество людей, особенно во флоте. К этому грязному делу приложил свою руку и тогдашний нарком военно-морского флота Смирнов, у которого морского были только нашивки до локтя. Главной задачей своей поездки на Тихоокеанский флот в апреле 1938 года он считал «очистить флот от врагов народа», насущные проблемы вновь создаваемого флота его мало интересовали. Аресты продолжались. Был  арестован  бывший командир моей  учебной роты Миша Садовничий и ряд преподавателей учебного отряда. Когда был арестован бородатый начштаба Салонников, один из курсантов пошутил:» Герман, сбрей бороду, а то тебя, как Салонникова, тоже  могут заграбастать». Эта шутка вызвала хохот товарищей, но он как в воду глядел.


Рецензии
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.