Подавление мятежа Силбаннака, 250г

Августа-Треверорум, провинция Белгика, февраль 250г.

         Эта зима на западе империи была небывало суровой. В Лондиниуме британском (1) река Тамезис (2) замерзла и стояла, скованная льдом, сорок дней. В Галлии же стояли такие морозы, что вино застывало в подвалах. Замерзал скот в стойлах, и даже маленькие дети в постелях. Волки из лесов подступали с невиданной силой к человеческому жилью; путешествовать по дорогам в иных местах было небезопасно, из-за зверей, нападавших на людей и домашних животных.
         В феврале же, когда морозы, наконец, стихли, пришло новое бедствие. Родившись где-то далеко в океане от неведомой причины, огромная волна обрушилась на побережье в Арморике. (3) Разрушена была Кондовиция (4) и многие поселки в устье Лигера, (5) залиты водой поля, погибло тридцать тысяч человек. При таких грозных явлениях в соседних землях, истекал первый год узурпаторства Силбаннака, которому подчинилась Белгика и германские провинции. Впрочем, все это происходило на территориях, подвластных императору Децию, а земли, контролируемые самозванцем, оставались в относительном покое. Пока в одно прекрасное утро не произошло то, что должно было рано или поздно произойти.

- Префект, приближается войско! – начальник караула в крепости Августа-Треверорума, ворвавшись без предупреждения, доложил Гаю Кариовиску, префекту 1-ой аквитанской когорты.
       Тот, не медля, надел панцирь и шлем и вышел на стену, уже занятую солдатами
гарнизона. С юга, по имперской дороге, к городу приближалась длинная колонна войск.
- Проклятье! – выругался Кариовиск, - Как они прошли? Почему никто не известил нас?
- Мы застигнуты врасплох, - мрачно процедил Эгидий, старший центурион когорты.
- Молчи, и без тебя знаю! – зло оборвал его префект.
               Две когорты гарнизона Августа-Треверорума спешно становились по стенам,
готовясь к обороне. Занимали позиции лучники и пращники, втягивались наверх метательные машины.
- Нам не продержаться долго против такого войска, - тихо шепнул Эгидий, - Нужен какой-то выход.
 
      Император Деций, намереваясь покончить с узурпаторами, отправил на Рейн против
Силбаннака два легиона и вспомогательные формирования под командованием своего старшего сына, Геренния Этруска. Воспитав юношу в строгих староримских нравах, Деций решил, что пришла пора ему послужить отечеству, встав во главе войск. Напутствовав сына должным образом, август отправил его на войну с самозванцем.
       Геренний Этруск шел из Италии на север через заснеженные альпийские перевалы. Несмотря на все трудности, горы были преодолены. Отсюда армия спустилась на равнины Реции, (6) а затем двинулась по имперской дороге до города Аргенторате. (7) Дальше на север и на запад начинались владения Силбаннака. Геренний Этруск повел войско туда, будучи готов вступить в противоборство. Но самозванец проявлял весьма удивительную беспечность. Нигде не было видно ни одного вооруженного мятежника.
          Первый же город в Белгике, Диводурум, был застигнут врасплох и занят без малейшего сопротивления. Геренний Этруск послал туда небольшой отряд верных людей, переодетых в обычную одежду. Посланные оказались недалеко от города вечером, в час, когда тушат светильники, и, скрывшись в овраге, провели там ночь. Утром, когда деревенские жители с телегами стали входить в город, они тихо, смешавшись с ними, проникли в город и безо всякого труда его заняли.
         Ободренный первым успехом, сын императора двинулся дальше на север, к Августа-Тревероруму, который также совершенно не ожидал прихода имперской армии.      
- Товарищи! – кричал Геренний Этруск, лично явившийся для переговоров с гарнизоном под стены города, - Помните, что вы римские воины! Зачем нам убивать друг друга?!
              Со стен его слушали молча. Никто не высовывался. Сын императора смотрел вверх, задрав голову. На нем был красный плащ полководца, шлем с алым гребнем и богато украшенный панцирь. Он явно хотел произвести впечатление на противников. Сопровождали его несколько кавалеристов. Понимая, что перебить их со стен ничего не стоит, Геренний Этруск решил, тем не менее, совершить этот рискованный визит, чтобы продемонстрировать свою искренность и дружеские чувства.
- Давайте положим конец междоусобицам, друзья! – продолжал он, - Я знаю, что вы были вынуждены примкнуть к мятежу не по доброй воле, а уступая силе узурпатора! Но сейчас мы здесь, и враг римского государства и народа более не угрожает вам. Совершите же то, что вы должны совершить!
               Префекты когорт, Кариовиск и Ардуэннис, мрачно размышляли. Снизу, из-под стен продолжала доноситься речь Геренния Этруска.
- Доблестные солдаты когорт, 1-ой аквитанской и 3-ей васконов! – взывал он, - Обещаю, что не будет никаких кар к вам за то, что вы временно служили негодяю! Вы сохраните все свои прежние посты, выслугу и жалованье!
             Кариовиск и Ардуэннис заметили, как вдруг оживились, услышав это, солдаты. Ждать дальше было опасно. Префекты грустно посмотрели еще раз друг на друга и сделали знак открыть ворота. Когорты гарнизона вышли наружу, приветствуя Геренния Этруска. Тот был рад. Лицо его светилось довольством. Он дружески приветствовал командиров сдавшихся когорт.
- Вы все правильно сделали, друзья! Император Деций, отец мой, ценит людей, преданных делу Римского государства. Будем же служить!
         Префекты, со скучным видом, закивали, выражая формальную благодарность.
Геренний Этруск, казалось, не замечал их настроения, будучи во власти радостных чувств. А когорты гарнизона, тем временем, приносили присягу императору Децию.
         Легионеры Геренния Этруска маршировали по улицам Августа-Треверорума, занимая город и возвращая его под контроль центральной власти. Никто им не сопротивлялся. Мятежников словно и вовсе больше не было. Лишь когда солдаты оказались на одной из окраинных улочек, навстречу им выскочил некто.
- Ну, здравствуй, храброе войско антихристово! – буравя солдат белыми от злобы глазами, процедил незнакомец.
              Он был грязен, оброс неряшливой бородой, одет в рубище.
- Император Деций, нечестивец, враг церкви Христовой! – начал, было, он, - Ведомы мне дела его! Истязания, которым подвергает он исповедников истинной веры!
              Но легионеры не желали вступать в споры и знать не знали, что перед ними предстал сам епископ Евхарий. Оттолкнув божьего человека с дороги, они проследовали дальше по своим делам. Евхарий же бегом бросился в другой конец города, где обычно собиралась христианская община Августа-Треверорума.   
         Паулин, бывший епископ, был там и занимался небогоугодным делом. В руке у него была маленькая статуэтка египетского бога Анубиса, небрежно сделанная из глины.
- Ты, египтянин с песьей мордой, - произносил поставленным голосом ритора Паулин, обращаясь к идолу, - Кто ты таков, любезнейший, и каким образом ты собираешься быть богом, ведь ты же лаешь?
         Несколько подростков из общины, собравшиеся вокруг бывшего епископа, прыснули
со смеха.
- Или этот индиец Митра, - продолжал Паулин, - Ведь он даже не знает латыни и, следовательно, не понимает, когда пьют за его здоровье.
        Слушатели смеялись. Паулин обладал талантом рассказчика и умел облечь свои
мысли в красивую форму. Он считал, что так можно привлечь больше сторонников и лучше объяснить положения веры.
        Епископ Евхарий свалился нежданно, как снег на голову. Тяжело дыша после бега через весь город, он грозно поглядел на собравшихся.
- Бесы! Паулин, нечестивец! Соблазняешь малых сих образами диавольскими?!
         Евхарий выхватил у Паулина статуэтку Анубиса и с размаху швырнул ее в окно.
- Ты чем тут занимался?!
- Отче, отче, прости.., - извинялся тот, - Ничего дурного. Риторическими приемами я занимался, посредством которых можно доходчивее донести до язычников нашу веру. Ведь они так любят риторику…
- Пес!!! – прервал его епископ, - Бесовское дело риторика, порождение сатаны! Не риторикой, но верой своей утверждаем мы истину слова Христова! Верой! И мученичеством! Мученичеством, вы слышите!!!
                Голос Евхария гремел, отражаясь от стен. 
- Скоро! Говорю вам, скоро мученический венец примем все мы! Слава богу, что дал он нам это! Ныне же войско антихристово пришло в град сей! Будут пытать и мучить, пытать и мучить исповедников веры Христовой!
- Как? Что ты? – спрашивали епископа непонимающие прихожане.
- Воины Деция, нечестивого императора языческого вступили в город! Скоро заставят всех поклониться сатане и идолам его!
        Все знали о тех гонениях, которым, по приказу Деция, подвергались христиане по всей империи. Молва доносила все подробности страшных пыток и казней; слухи о кровожадности Деция и его сподвижников заставляли иных поверить в то, что это сам зверь из Апокалипсиса явился на землю, и приходят «последние времена». Избавленные до поры до времени, силами самозванца Силбаннака, от власти Деция, германские христиане пока еще не подвергались гонениям. Тем страшнее казались им новые вести.       
- Ох, истинно же говорили намедни! В Аргенторате родился урод – в шерсти и с рогом на голове! Дурной знак, видать, сам диавол, сатана пришел в мир!
- Что же принесет он?
- Известно что. Страх, несчастья, бедность, брань, насилие и смерть!
- И оттуда же, от Аргенторате, явилось войско гонителей! Знак божий!
- Несчастные мы…
- Попали к черту в лапы!
- Молчи дурак, чего пугаешь! Пусть епископ говорит!
- Всех нас ждет мученичество! – вещал Евхарий, - Всех! Единственный путь в царство божие! Кто взойдет на костер во имя господа нашего, того ждет рай небесный. Кто отречется, устрашившись мучений, тому уготована после смерти геенна огненная! Погибель на веки вечные!
          Епископ знал, о чем говорил. По всей империи, в страхе перед ужасными пытками и казнями, христиане массово отрекались от своего бога, принося жертвы языческим богам и гению императора. Упорствовала лишь меньшая часть верующих, и на них падала вся мощь возмездия Деция.
- И в день суда божия все души погибшие будут брошены в озеро огненное, и пребывать им там во веки веков! Костер здесь или озеро огненное, огонь негасимый навеки там! Третьего не дано!
- Пойдите и подумайте, милости хочу, а не жертвы, - возразил вдруг Паулин.
- Что?! – грозно сверкнул глазами Евхарий.
- Бог милостив, отче, - отвечал Паулин, - Он милостив и к падшим, и к тем, кто, устрашившись мук, словесно отрекся от него, совершив приношения идолам, но в душе остался с ним.
- Молчи, богохульник!
- Можно на словах отречься от веры, но в душе остаться христианином. Слаб человек, боится он, не каждый готов на подвиг. Как можно за это обрекать на вечные муки? Бог нас любит, а не гонит на убой, отче. У каждого свой путь, и если придет время гонений, пусть каждый поступает по совести.
- Проклят! – страшным голосом закричал епископ, - Проклят каждый, кто отступится на словах или на деле! Совершившим подношения сатане и образам его нет прощения! Геенна! Геенна всем им! Проклятье! Смерть вечная!
       И долго еще содрогались стены молельного места от крика епископа Евхария, напутствовавшего прихожан на грядущее мученичество.      

             А Геренний Этруск со своим войском, не желая терять времени, двинулся дальше на север, к логову узурпатора. Силбаннак расположил свою ставку в большом городе Колония-Агриппина, (8) на берегу Рейна. Резиденцией ему служила роскошная вилла, принадлежавшая ранее императорскому наместнику провинции Нижняя Германия. Приказав казнить бывшего хозяина, как сторонника Филиппа Араба, тогдашнего императора, Силбаннак занял виллу сам. Двести расположенных в четыре ряда колонн из порфира, три базилики длиной в сто футов каждая, с мозаичным полом из африканского мрамора, великолепные термы, сады, фонтаны, места для прогулок, пруды с садками для рыбы – в окружении всего этого сибаритствовал самозванец, ведя размеренную и роскошную жизнь.
         Вкушая все прелести жизни и не желая заниматься ничем другим, Силбаннак упустил время, чтобы подготовиться к обороне и проспал само вторжение имперских войск. Когда он узнал о приближении Геренния Этруска, было уже поздно. Сдалась Августа-Треверорум, затем пал Конфлуэнтес (9) и, наконец, Бонна (10) - последняя преграда на пути к ставке Силбаннака. Гарнизоны и прочие войска, ранее поддерживавшие узурпатора, теперь не хотели за него сражаться и охотно переходили на сторону Геренния Этруска. Опомнившись от праздного образа жизни, Силбаннак стал лихорадочно готовиться к обороне своей столицы. Войска, еще сохранявшие ему верность, спешно созывались к Колонии-Агриппине. Но и тут ожидала измена. Помощь не подошла. Почти все подразделения принесли присягу Децию, а кто не принес, те сидели тихо в своих лагерях, желая посмотреть, чем дело кончится, и не собирались вмешиваться. 
          Силбаннак решился на отчаянный шаг. Он приказал жителям Колонии-Агриппины вооружиться кто чем может и выйти в поле защищать узурпатора от имперских войск. Личной охраны Силбаннака хватило для того, чтобы заставить горожан сделать это силой, казнив нескольких строптивцев, не желавших брать оружие.
           Шансов одолеть или хотя бы задержать на время легионы Геренния Этруска с таким воинством не было. Во время столкновения и численное превосходство было не на стороне ополченцев, и, кроме того, они не имели боевого порядка, не были обучены военным делам и были лишены настоящего оружия и военных орудий. Каждый насильно мобилизованный прихватил из дома либо маленький меч, либо топор, либо дротики, употребляемые на охоте. Нарезав оказавшиеся под рукой шкуры и распилив бревна на куски случайных форм, каждый, как мог, изготовлял щиты.
          Геренний Этруск, увидев нестройные толпы, преградившие ему дорогу к Колонии-Агриппине, выслал вперед свою тяжелую конницу – паннонских катафрактов. Бронированные всадники, сбившись в лаву, понеслись в атаку. Они с легкостью повергли массу ополченцев, которые, не выдержав их напора, побросали все и обратились в бегство. Тесня и топча друг друга в панике, они раздавили насмерть и покалечили своих же больше, нежели было убито врагами. Беглецы, которым удалось вернуться в город и скрыться там, рассеялись по улицам и домам. Спаслись, однако, немногие. Остальная же масса, теснясь около ворот, в которые каждый спешил проникнуть, погибла от мечей катафрактов и подоспевшей тяжелой пехоты Геренния Этруска. Имперские войска ворвались в город.
              Колонию-Агриппину постигла обычная судьба города, взятого неприятелем.
Геренний Этруск не успел или не хотел остановить своих солдат и удержать их от грабежей. Опасно отнимать у своевольного войска то, что оно считает своим по праву. Прибывшие из города паннонцы, первыми ворвавшиеся в столицу мятежников, уверяли всех прочих, что город официально отдан на разграбление. Эта весть, хотя и не соответствовала действительности, вскоре была подтверждена людьми, которых послали за провиантом и которые вернулись с огромными запасами хлеба, зерна, вина и всякого рода ценных предметов. Теперь уже не было средств сдерживать солдат. Все, кто не был занят в строю, исчезли. Кухни, походные мастерские и обозы были брошены. Все, даже сторожевые патрули, ушли, стремясь не упустить свою долю. Солдаты, отыскивая себе добычу, пищу и питье, проникали в дома и лавки. Разграбление началось с магазинов съестных припасов, вин и спиртных напитков. Ворота были разбиты, двери выломаны. Толпы солдат растаскивали соль, зерно, сушеные фрукты, муку, амфоры с маслом, вино. Вино пили тут же, заедая изюмом и пшеницей из горсти. Затем грабежи перешли на частные жилища, общественные здания, храмы. Шайки солдат бегали по городу, ища жилища побогаче. Захватив такое, все бросались внутрь. Один из солдат оставался на входе, с обнаженным мечом в руках, отгоняя других добытчиков:
- Здесь уже занято! Нас много!
           В лагерь имперских войск принесли огромное количество съестных припасов, вин, серебряной посуды, столового белья, дорогих материй и мехов, на которых растягивались солдаты, целую массу мебели. Еще вчера все это было общественным или частным достоянием, теперь же сделалось добычей жадных воинов по праву войны. Переносить добычу грабители поручали захваченным местным жителям – впрочем, часто таким же пьяным, как они сами. Прямо на месте, на ходу, как попало завязывался торг. Солдаты обменивались добычей, и большинство ее было скуплено по низкой цене торговцами, которые в подобных случаях всегда являются, словно из-под земли.
           Геренний Этруск вступал в город через ворота, на которых еще красовалась надпись: «Арка господина Силбаннака» - ее забыли удалить впопыхах. Триумфатор заметил ее и поднял кверху негодующий взгляд. Положение спасла находчивость одного из городских чиновников.
- Но ведь ты и есть господин Силбаннака! – воскликнул он.
          Геренний Этруск засмеялся. Депутация горожан могла вздохнуть с облегчением.

           Увидев поражение своих последних сил, Силбаннак покончил самоубийством, бросившись в воды Рейна. Вилла его стала добычей солдат, вытоптавших розовые сады, выломавших украшения, выловивших и зажаривших на кострах рыб из прудов, унесших все, имевшее хоть какую-либо ценность. 

              Мятеж был подавлен, Белгика и германские провинции возвращены под власть Рима.  Но провинциалов это нисколько не обрадовало - имперская армия вела себя здесь, словно в варварской стране. Высокопарные слова о победе над узурпатором, о воссоединении государства и восстановлении справедливости были забыты. Геренний Этруск приказывал разыскивать и казнить видных граждан, поддерживавших Силбаннака, а простых — изгонять. Войску он позволил сжигать поля, грабить города и деревни под видом наложения наказания за измену, не останавливаясь даже перед грабежом храмов. Солдаты шарили повсюду в поисках добычи, проламывали стены, перекапывали землю, где она казалась им недавно тронутой. Удача, улыбнувшаяся некоторым «кладоискателям», побудила остальных заняться тем же промыслом. Шайки солдат, накачавшихся вином, жаждущих добычи, наводили страх на всех провинциалов. Мародеры врывались в богатые дома и на виллы, хватали всех, кто казался им зажиточным. Людей пытали, чтобы заставить выдать сокровища. Пойманных растягивали на земле и избивали впятером палками по конечностям и туловищу. Многие не выдерживали пыток и умирали. Другие, бросив все, бежали. Страсти, как и всегда на войне, распалялись. Имперские солдаты зверели, встречая сопротивление; зверствовали, не встречая сопротивления. Отныне врагом был каждый  житель Белгики, сторонник Филиппа, Силбаннака или Деция — безразлично. Убивали, чтобы снять с трупа жалкую тряпку. Тех, с кого нечего было содрать, резали для забавы. Римляне более не церемонились и не сдерживали себя. Бельгийцы исподтишка отвечали тем же.            
          Вслед за солдатами в города и веси рейнских провинций являлись сборщики налогов, скрупулезно подсчитывавших недоимки жителей, которые те не платили, пока были под властью Силбаннака. Заставляли платить за себя и за умерших ранее, за бежавших и скрывавшихся. За клочок земли и за дом, даже совершеннейшую развалину. За содержание войска, хотя вовсе не Рим обеспечивал безопасность рейнской границы при Силбаннаке. За дороги, хотя никто не заботился об их содержании. За зрелища, хотя цирк был закрыт. Налоги взымались беспощадно, неплательщики лишались имущества и домов, многих за долги продали в рабство. Городские и сельские магистраты умоляли Геренния Этруска проявить снисхождение к разоренной, впавшей в нужду провинции. Тот был глух к просьбам. На место бежавших городских налогоплательщиков силой тащили сельских, заставляя вносить подати за горожан. Кто-то из местных юристов робко обратился к Гереннию Этруску со ссылкой на закон, изданный некогда Септимием Севером, (11) который запрещал привлекать селян к городским литургиям. Геренний Этруск отвечал, что закон этот издан, когда города были еще богаты, а ныне интересы государства требуют от граждан решительного самопожертвования. 
          Так рейнские земли были освобождены от узурпатора и вернулись в лоно империи. 

           Только после спустя время Геренний Этруск отдал распоряжение своим войскам прекратить грабежи и бесчинства.
- Воины! – обратился он к ним на сходке, - Не следует далее давать волю мечам. Довольно уже зарублено и зарезано людей! Мы не пощадили женщин, мы перебили детей, перерезали стариков, истребили жителей деревень. Кому же мы оставим потом землю, кому оставим город? Надо пощадить тех, кто остался в живых. Я уверен, что эти, столь немногие, исправились после наказания многих.
          Розга сборщика податей приносит государству больше пользы, нежели меч или копье. Геренний Этруск, наконец, понял это. Нехотя, ворча, солдаты возвращались к порядку. Сын императора, словно желая загладить вину перед провинциалами и побудить их к лояльности, наказывал новому наместнику:
- Я хочу привести в прежний вид храм Солнца, который разграбили в Колонии-Агриппине солдаты 3-го легиона. Я выделяю сто фунтов золота из захваченной казны Силбаннака и девятьсот фунтов серебра, а также драгоценные камни. Храм должен быть восстановлен, дабы угодить и августу Траяну Децию, и бессмертным богам. Я напишу сенату и попрошу прислать понтифика, который произвел бы вновь освящение храма.

1. Лондиниум — город Лондон (Великобритания),
2. Тамезис — река Темза,
3. Арморика — полуостров Бретань,
4. Кондовиция — город Нант (Франция),
5. Лигер — река Луара,
6. Реция — римская провинция, по территории примерно совпадает со современной Швейцарией,
7. Аргенторате — город Страсбур (Франция),
8. Колония-Агриппина — город Кельн (Германия),
9. Конфлюэнтес — город Кобленц (Германия),
10. Бонна — город Бонн (Германия),
11. Септимий Север — римский император в 193-211гг.

Иллюстрация: Геренний Этруск, сын и соправитель (в 251г.) императора Деция