Санаторно-курортный роман. ч. 5
День обнял наших друзей солнечными лучами, а Привоз радушно принял в свои неподражаемые чертоги юмора и массы мини сцен из жизни одесского обывателя. Впрочем, почему одесского? Вся Бессарабия гомонила наречиями, предлагая абсолютно все, что может пожелать душа и желудок человека. Не буду рассказывать историю Одесского Привоза: об этом разольется рекой Серафим, но понять, что вы до этого ни разу не были на подобном рынке – читателю все же необходимо. При этом, прозвучит неподражаемый одесский говор с некоторыми деталями, за которые прошу заранее извинить. Без них понять Одессу невозможно, а без этого города – в мире жить скучно.
– Да! Неувядаемый, ничем таки не заменяемый в жизни одесситов Привоз! – восхищенно раскинув руки, мечтательно произнес Серафим.
Такие чувства понимали многие присутствующие, и тоже выражали свою патетику, правда, каждый на свой манер. Какой-то пацан, даже толкнул нашего белгородца: в порыве эмоций, что-то объясняя другому, такому же восхищавшемуся и жующему пирожок с горохом за 4 копейки.
Разумеется, Серафим не обиделся. Продолжая смотреть на вход, мешая людям нормально переместиться на рынок, он изрек многозначительно:
– Давайте просто прогуляемся в противоположную сторону и выпьем свежего пивка с таранькой.
– У нас ее называют воблой! – вставил Степан, с интересом разглядывая снующих в разные стороны носильщиков, грузчиков, и массы перемещающихся жителей и гостей этого благословенного города. Покупатели вели себя чуть степеннее и стеснительнее. Приезжих – можно было отличить по некоторой неуверенности и, удивлению, которое отчетливо читалось в их взглядах.
– Молодой человек, почем томаты? – спросила вдруг Кэт у стремительно передвигавшегося «молодого человека», лет пятидесяти.
– Какие томаты? А-а-а! Помидоры?.. Для вас дамочка бесплатно! – улыбнулся тот, продолжая путь.
Заметив рядом стоящую в розово-прозрачном сарафане Вику, он приостановился и уже добавил:
– А вам весь ящик отдам!
Серафим хотел, что-то сказать, но Вика отреагировала с улыбкой:
– Мы купим! Сколько стоит?.. Нам всего килограмчик.
– Да, берите сколько хотите! – он восхищенно рассматривал гостей, больше уделяя внимание Вике.
Прелестницы не собирались что-либо покупать, но раз уж так получилось – выбрали десяток бурых мясистых помидор.
– Так сколько? – спросила все та же Вика.
– Да хозяина небыло, я не платил!
– Как так? – удивились гости Одессы.
– Пусть не лазит и смотрит за товаром! Все! Наше – вам с кисточкой! Вы, мадамы, мечта! – окинул он Вику и Кэт загадочным взглядом: благо, первая опять стояла залитая лучами солнца, а вторая была вообще...
Поправив кепку и подмигнув, одессит заспешил на выход.
Разумеется, это невыдуманная история, что-то такое, или почти такое – есть в хронике Привоза и Одессы. Мне лишь представилась честь, применить их в своей повести.
Первым делом наши друзья решили угостить дам мороженым. Эскимо само просилось в несколько распаленные вчерашним излиянием души. Чекушки придали Серафиму и Степану уверенность, однако прошло достаточно времени, и желудок потребовал добавки. Но, не начинать же с пива, вот так, сразу.
Серафим заказал четыре эскимо и полез за портмоне, но нащупал пустой карман.
Он недоуменно взглянул на продавца, а та на него.
– Странно! – пробормотал белгородец. – Были в этом кармане.
– Вы берете мороженое? – спросила мамаша с коляской, в которой агукал младенец.
– Да-да! Беру! – Серафим обшарил все карманы, но портмоне испарился.
Степан заметил растерянный взгляд друга и, извинившись перед дамами, подошел к нему.
– Что случилось?
– Деньги сперли! – подал голос белгородец и тоскливо глянул поверх друга на Вику.
– Много?
– Да 150 рублей!
– Н-да-а! – только и произнес Степан.
Подошли Вика с Кэт – их обеспокоил вид Серафима.
– В чем дело?
– Да деньги украли! – отозвался белгородец.
– Это тот юноша, что о тебя протерся! – предположила Вика.
– Да-да! Точно! Я сразу, было подумала: что-то он уж близко прошел возле Серафима, – кивнула Кэт!
– Много было? – участливо переспросила Вика.
– Немало! В номере еще есть, но…
– Да, не переживай, ты! Разберемся! Я же тебе говорил… – утешил его Степан.
Он не хотел при дамах затрагивать столь деликатный вопрос и лишь сказал, то, что должен был понять один Серафим:
– Да, неудобно, как-то!
– Послушайте, мальчики!.. – хорошо поняли, о чем они говорят девчата. – У нас этого добра много! Мы же приехали не узоры снимать, а отдыхать, так что не переживайте!
Такую заумную, то есть полную двойного смысла фразу выдала Кэт.
«Мальчики» переглянулись, а Вика добавила:
– Так что?.. Продолжаем экскурсию? Как наш гид? Готов удивить знаниями?
Тот виновато кивнув, только и сказал:
– И поделом мне! Знал, что в этом замечательном месте расслабляться нельзя!
– А мы, как раз пришли расслабиться! Я уже от души насмеялась, когда нам подарили тома…, то есть помидоры! – подмигнула ему Вика и взяла под руку.
Тысяча пар глаз представителей сильной половины человечества, а может и не тысяча, а больше – уставились на счастливчика завистливым взглядом. Такая прелесть в розово-прозрачном сарафане, определила для неравнодушного к ее прелестям контингента, своего кавалера.
Это заметил Серафим и почувствовал себя, совсем хорошо. Он словно король важно поднял голову и сделал шаг вперед и… и… и стал в лукошко с яйцами.
Ох, уж эти старушки, как саранча облепили со всех сторон Привоз. Не хотят платить за место и всегда располагаются прямо на земле за метров 5-10 от выхода.
Бабуся под именем, кажется, Пелагея, только что купила с колхозной машины на другом конце рынка 120 желтых яиц колхозных тружениц-несушек по 60 копеек за десяток. Несмотря на дружбу с Богом, она, постелив газетку, стала продавать их совсем не по божеской цене, как домашние: по 1 рублю 40 копеек. Фортуна была на стороне старушки, и ей удалось уже продать не совсем сведущему мужику два десятка. Но, видимо, Господь таки видит неправедные дела людей, потому что прислал Серафима: не ангела, правда, но тоже способного наказать за греховные дела. Когда возник этот, черт знает откуда пижон, и, задрав голову, вступил в самую середину лукошка, яйца приказали долго жить! Не все, конечно. Несколько осталось, но определила их бабуся уже позднее, а пока вопль из ее горла, заглушил споривших невдалеке двух грузчиков, не поделивших грузовую тележку.
– Антихрист! Убил! Что ты наделал? Караул! Господи, убивают!
Обескураженная Пелагея, попробовала выдернуть из-под ноги Серафима лукошко, а оно, и вовсе разлезлось. И если Апокалипсис, наступивший для ее яиц, взбудоражил пол Привоза, то представьте, что ощущал сам виновник. Только что король, и на тебе – уже антихрист, причем, об этом узнало сразу половина рынка. Хорошо еще, что старушка в борьбе за свое кровное, так молниеносно вырвала корзинку, что он не успел изгадить обломками яичного кораблекрушения джинсы.
Кэт и Степан, несмотря на драматичность ситуации, от такой картины чуть не задохнулись со смеху. Вика, проявляя удивительную выдержку, попыталась успокоить бабушку, но тут же получила, что-то типа:
– И эта матрона с антихристом… что б вас!.. Что б вы!.. Понаехали тут, и с жиру бесются!.. Фулюганы!..
Крик прекратился также внезапно, как и начался. Увидев 25 рублей с профилем очень знакомого, уже советского бога по имени Ленин, да, еще на светло-фиолетовом фоне, Пелагея мгновенно сообразила: – не перестараться бы. До нее уже дошел и вопрос Вики:
– Бабушка, со всеми случается! Муж нечаянно!.. Сколько у вас было яиц?
– Двисти! – не моргнув глазом, соврала старушка. Где-то занятый своими делами на небесах Господь, явно недовоспитал рабу божию Пелагею.
– Двести? – недоверчиво глянула та на лукошко и тщедушную стать бабуси.
– Мои наседочки цилу нэдилю нэслы! – не моргнув выдала старушка. Таки нечистый, вполне спокойно управлялся в ее сознании.
– Ладно, считать не будем! – заключила, вдруг ставшая для старушки симпатичной, особа, правда, несколько вызывающей прозрачности. – Сколько стоят яйца?
– Порахуйте! Двадцять висимь рублив!
Старушка «запамятовала», что два десятка яиц, она все же продала, но кому сейчас до этого было дело.
Вика достала из кошелька 15 рублей и, добавив к 25-рублевке, всунула ей в руки.
– Хватит? Тут и за корзинку.
Ошарашенная баба Пелагея только кивнула – она никак не рассчитывала на такой удачный день.
– Дай Бог вам здоровлячка! – прозвучало вполне искренне. – Цила пэнсия! – последняя фраза, уже мелькнула в голове, и она поспешно засобиралась. – Прамо, ангел с небес! – эта мысль преисполнила ее благочестием, и она ощутила потребность срочно посетить церковь: – было в чем покаяться.
Серафим, словно во сне отошел с Викой и друзьями. Ему никак не верилось, что за несколько минут он дважды опозорился. Это он: тот, кто хотел показать Привоз и так много рассказать. Получилось, что сам рынок, уже показал белгородца в очень неудобном свете. Серафим молчал и, идя под руку с Викой, почему-то сосредоточил внимание под ноги.
И если ему было не очень хорошо, то есть, неудобно, то его друзья, когда отошли немного в сторону, разразились гомерическим смехом. Больше всего смеялась Вика. Ей пришлось сдерживаться при улаживании вопроса со старушкой, и она дала волю своим чувствам.
Серафим с виноватым видом, стал вытирать желток с туфли и делал это так старательно, что те поняли – ему сказать нечего. А когда поняли – перестали смеяться.
Степан сочувственно похлопал друга по плечу:
– С людьми такое случается, что потом всю жизнь вспоминаешь, а это… это пустяки!
Вика утешила по-своему. Она поцеловала его и, нежно проворковав что-то на ухо, поцеловала еще раз.
Все, кто это видел: разинули рты от зависти, а Серафим опять почувствовал себя королем. Правда, королем, внимательно поглядывающим по сторонам и под ноги: вдруг еще кто-то решит разложить на газетке что-нибудь съестное.
Учитывая пережитый нашим другом стресс, решили выпить пивка. Время было такое, что нельзя было еще вести себя так, как сейчас показывают в рекламе по телевизору. Там прелестное создание, радостно улыбаясь, прикладывается к литровому бокалу пива, и обыватель верит: пиво – женский напиток!
Наши друзья решили заменить его другим напитком. Взяв девочкам изящную «Кока-колу», кавалеры отлучились к киоску невдалеке.
Вика с Кэт устроились поблизости от овощного ряда и с улыбкой наблюдали за бытом одесситов.
Вот до них доносится:
– Бабка, почем перец? – мужчина с вологодским говорком остановился возле гор салатного перца на прилавке.
– Какая я тебе бабка? На себя посмотри!
– А кто ты? Принцесса?
– Ой, не делай мне беременную голову! – отвернулась от него оскорбленная продавщица.
– Какую?.. – не понял покупатель.
– Таки, он меня достанет! – отмахнулась та – отвечая на какую-то фразу соседки.
– Перец, почем? – решил отстоять свои права вологодец.
– Нипочем! Жуй свой! – прозвучало вдруг очень отчетливо.
– Да у меня нет! – не понял тот.
– А игде ж ты его дел? – ехидно улыбнулась Броня, так звали продавщицу из овощного ряда с десятилетним стажем.
Выгружавшие рядом помидоры, грузчики покатились со смеху.
– А, ну вас! – махнул тот рукой и уже спросил у мужчины с лукошком яиц. – Мужчина, почем ваши яйца?
– Ты шо? Я свои не продаю.
– Да, вы тут чокнутые все! – психанул гость из Вологды и, махнув рукой, направился в другой ряд.
Вика с Кэт стояли чуть в сторонке и давились смехом.
С другого прилавка, шла бойкая торговля огурцами. Здесь свои были нюансы, которые поражали слух неискушенного покупателя. Благообразная дама, решив взять пару килограммов огурцов, спросила у продавщицы:
– Сколько стоят вон те, что поменьше?
– Одын рупь! – отреагировала мгновенно продавец, женщина лет сорока, в красном сарафане. Ее миловидное личико обветренное южным солнцем, приветливо смотрело на покупательницу.
– Дорого!
– А скильки недорого? – не обиделась она.
– Давайте по 80 копеек.
– Не!.. Нэ можу! Це цина, яка, навить, не покрывае росходив на ихне вырощування.
– Ну, тогда, хотя бы по 85?..
– По 90 – зважу, якшо бажаете!
Дама помялась, постояла и немного с претензией произнесла:
– Да вялые они какие-то.
Миловидная продавщица, отреагировала весьма неадекватно, причем, так, что Вика и Кэт не могли не услышать.
– Шо вы таке кажэте титонько, яки ж то вьяли огурци?.. Як бы у всих чоловикив булы таки, як оци огурци, то мы булы б королевамы!
Пораженная дама на несколько секунд потеряла дар речи, но не возмутилась. Помолчав, она, то ли убежденная искренностью слов продавщицы, то ли еще чем-то, нам неизвестным, только и сказала:
– Хорошо! Взвесьте два килограмма по 90 копеек.
– Убедила – выдохнула Вика, и расхохоталась с Кэт.
Пока Серафим и Степан осилили по кружке «Жигулевского», они получали массу удовольствия от отдельных долетающих фраз и сценок, которыми была насыщена жизнь Привоза. Правда, получали они удовольствие и от того, как, абсолютно все мужское присутствие рынка, независимо от возраста, пялилось на них, таких восхитительных и очаровательных.
Два мужчины, несшие большую корзину огурцов, наверное, к миловидной продавщице, заглядевшись на них, задели инвалида, просившего тут же невдалеке милостыню, и рассыпали половину. Задели хорошо, потому что одноногий инвалид, настолько оскорбился, что вскочил на обе ноги и огрел одного из носильщиков костылем по спине. А когда те, что-то сказав, начали собирать огурцы, он перетянул и второго.
Видя такое дело, мужчины, видимо не очень храброго десятка, ухватили корзину, и поспешно, переходя на бег, ретировались. Одноногий инвалид досадуя, даже погнался за ними, но затем вернулся и собрал оставшиеся огурцы. Внезапно, вспомнив, что он инвалид, запрыгал на одной ноге и прислонился к прилавку. Дальше Вика с Кэт уже не видели, подошли взбодренные пивом мальчики.
– Девочки, идемте в рыбные ряды – там есть на что посмотреть.
– Мы уже и тут насмотрелись всякого, – кивнула, сдерживая смех, Вика.
– Да-а!.. Одесситы – это что-то с чем-то! – согласилась Кэт.
– Правда, интересный народ? – воодушевленно отреагировал Серафим.
– Именно, народ! – кивнул Степан.
– По Привозу нельзя ходить, по нему нужно гулять. Книга юмора и веселья! – забыв о недавнем инциденте, уже провозгласил Серафим, и друзья согласно закивали головами.
К рыбным богатствам Черного моря, прошли через Фруктовый пассаж. Он представлял собой великолепно выстроенные ряды с аркой и каменной надписью.
– Этот замечательный Фруктовый пассаж был построен, в результате очистки старого Привоза в начале века, от деревянных лавочек и лабазов, – блеснул знаниями Серафим.
После бокала пива, он забыл, или сделал вид, что забыл о происшествии с деньгами и яйцами, и чувствовал себя уже совсем неплохо.
– Чума в Одессе – это бич благословенного города. Полчища крыс разносили заразу во время очередной вспышки в 1902-1903 годах. Их было так много, что на борьбу поднялась вся Одесса. Сожгли все, что могло служить пристанищем для этих тварей, а на освободившемся месте, со стороны улицы Преображенской, ныне Советской Армии, этот… как его? – запнулся Серафим, вспоминая архитектора. – Неструх, кажется… Нет! Нестурх Федор Петрович, или Павлович! Да, он! Именно, он построил этот великолепный Фруктовый пассаж в 1913 году.
– Ты, такая умница! – тут же отпустила комплимент Вика. – Все помнишь!
– Если это Фруктовый пассаж, то почему тут торгуют барахлом, а не фруктами? – поинтересовался Степан.
Он внимательно осматривал ряды, которые они прошли, и увидел в полном смысле барахолку, больше похожую на восточный базар. Брюки, шорты, панамки, женские платья, сарафаны, рубахи, обувь, абажуры для торшеров и сами торшеры, утюги, сковородки, магнитолы, телевизоры – все это, москвич выделил из многотысячного ассортимента неимоверного количества товара. Поражала несуразность товарного соседства и его сочетания, вернее не сочетания.
– Да, вид, конечно, не очень – зато все есть! В этих рядах можно найти, абсолютно все! – встал на защиту пассажа Серафим.
Девчата, только улыбнулись на его попытку – они уже присматривали себе шляпки.
Рассматривая приглянувшиеся с бантиком головные уборы из итальянской соломки, Вика и Кэт стали свидетелями еще одного, весьма деликатного разговора.
Следует отметить: для одесских торговок, деликатность в разговоре заключалась лишь в одном, невзирая на окружение и покупателей, успеть поделиться, какой-то свежей новостью или происшествием. Такой он этот Привоз, такие, наверное, и другие рынки города-героя Одессы, а, может, подобное – происходило и в остальных городах нашей, тогда необъятной Родины? Судите сами!
– Сарочка, как животик Абрамчика? Он сегодня хараше покакал?
– Таки, хараше Цилечка. Сегодня, как никогда! Все простыни обосрал! Как гости стали все виниматься, так он и обосрался!
– Ше ви говорите? Это же щастье!
– Щастье, то щастье, но простыней чистых не осталось Цилечка! Сейчас иду стирать.
– Послушайте, он же такой маленький.
– Маленький, но таки человек! Все люди делают это!
– Сколько ему вчера стукнуло?
– 82!!! И так, Цилечка, стукнуло, ше работы мне на целый день!
– Наверное, переел!
Несколько минут Вика и Кэт не могли прийти в себя от смеха. Они стояли, держа в одной руке по шляпке, а другой зажимали рты.
Увидев, что с ними что-то не так, вернулись ушедшие, было вперед, Степан и Серафим.
– Что-о?.. Что с вами! – недоуменно уставился на них белгородец.
А прелестницы, уже положив шляпки, расхохотались во весь голос.
Привоз – есть Привоз, и был он, именно, таковым, потому что здесь можно было делать, все, или почти все, кому что заблагорассудится. Поэтому, на почти истеричный смех двух красивых дам, женщины не обратили внимания, а мужское население, с интересом наблюдало, что же будет дальше.
А дальше: Кэт, все еще не в состоянии говорить, отсчитав за две шляпки «Made in Paris» – 18 рублей, одну из них – надела на себя, а другую водрузила на подругу. Это получилось тоже весьма забавно, и они опять расхохотались.
Степан и Серафим, пребывая на седьмом небе, от их такого веселья, и, конечно же, ничего не понимая, дали прелестницам увлечь себя дальше в ряды.
Здесь, следует сделать авторскую ремарку: прелестные головки наших героинь увенчали две шляпки «Made in Paris». Но все эти, и другие шляпки, никогда не были в Париже, потому что не прибывали оттуда: весь дефицитный импорт изготавливался совсем невдалеке – на Малой Арнаутской. Пусть вас не смущает, что написано именно «Made in Paris», а не «Made in Frances». Первое звучало более солидно и приоритеты отдавались, тому, что нравилось. Поговорка: «За ваши деньги – любой каприз!» – родилась в Одессе. Были и другие артели пошива на улице Воровского, то бишь, Малой Арнаутской. Всегда, даже в жесткие советские времена до горбачевского периода – здесь производили продукцию всех вражеских и не вражеских, но все равно, западных стран.
Одесса первая побила рекорды по производству «импорта» в местных условиях. Это, именно, по пути из Одессы в Баку была задержана «доблестными органами» МВД СССР, фура, груженная шерстяными свитерами. Ее задержание дало ход: «Делу Ленкомбината» (Текстильный комбинат «Имени В.И.Ленина».) в городе Баку, которое начавшись 1970 году, не завершилось еще в 1974-м. Я принимал участие в процессе в эти годы, над группой «расхитителей» (сейчас они вряд ли б даже привлеклись к ответственности) социалистической собственности в особо крупных размерах. По размаху, это «Дело» было почище «Дела по Елисеевскому гастроному №1». Так вот, суть огромных барышей состояла в следующем: вместо трех шерстяных нитей, на изготовление свитера использовались две шерстяные нити, а третью заменяли простой ХБ. «Экономию» пускали на производство дополнительной, но уже качественной продукции из 3-х шерстяных нитей. Эта элитная и модная продукция, была очень уважаема в не бедных Азербайджане, Грузии и Армении и уходила весьма дорого. Весь доход шел в карман инициаторов: двух одесситов и десятерых бакинцев. Одного из них, как сейчас помню, звали Сурик.
Предприимчивые одесситы и в царское, и в советское время славились выдумкой и предпринимательской, не всегда легальной, деятельностью. Недаром весь одесский лексикон в полном объеме перекочевал в лексикон уголовного мира всей России, а затем и СССР. Причина одна: уголовный мир состоял на 70% из выходцев южных регионов двух империй, и центром была все та же Одесса. В этом городе спели впервые «Мурку…» Якова Ядова, его «Бублички» и «Гоп со смыком», а, затем, неизвестный поэт-куплетист выдал задушевную: «Серебрится серенький дымок», в которой, «… жил в Одессе славный паренек – ездил он в Херсон за арбузами…».
Эти песни подхватила вся блатная публика нашей необъятной Родины, и это стало настольным вариантом каждого уважающего себя уркагана. Понятно, что такая малина могла расцвести только на благополучии уже делового мира.
Поэтому, во все времена выше указанных империй, в этом славном городе можно было приобрести все! И это – не шутка. Она означает, что от моднейших туфлей из Испании, до, не менее модных нарядов, оттуда же – вам могли представить в Одессе, по вашему заказу. Италией и Францией – тут тоже не брезговали. Французских магазинов в царское время – было не счесть. Чехия уступала этим странам, но ее «товары» тоже котировались, я имею в виду уже советское время. Правда, были и небольшие неудобности, точнее неожиданности. Например, в случае дождя, такую одежду не рекомендовалось носить – она попросту расползалась, как навозная куча на асфальте. Испанские туфли – теряли подошву, часто оказывающуюся картоном, а платья, уменьшались в размере так, что реальная возможность остаться в чем-то типа: «нигляже» на улице – неоднократно имела место.
Кэт и Вика ничем не рисковали: соломенные шляпки должны были 18-20 дней, выдерживать солнечную нескромность и попытки вскружить им головы своей активностью.
Выйдя на противоположную сторону Фруктового пассажа, они попали, к всеобщему удовольствию кавалеров, на рыбный рынок. Нет, я не оговорился – именно рынок. Он был вынесен за ограждение Привоза, но являлся его основной частью.
От такого количества рыбы, которое предстало перед нашими друзьями, глаза у них разбежались в разные стороны. Разбежались не у всех: Серафим уже бывал здесь, и, победно поглядывая на них, довольный от эффекта, только и сказал:
– А я что говорил!
– Если в Париже говорят: Увидеть Париж – и умереть, то в Одессе, нужно говорить: Увидеть Привоз – и умереть! – восхищенно произнесла Кэт.
Степан, услышав такую фразу, перевел на нее, взгляд и в глазах его ударил теплый… Нет!.. Не теплый, а уже, пожалуй, знойный ветер. Кэт овладевала его сознанием и, поглядывая на нее со стороны, он благодарил Петра за то что, тот, буквально, выпер его в Одессу. Правда, что из этого получится, ученый даже представить не мог, но то, что он влюблялся – было непреложным фактом.
Рыбные ряды поразили не только количеством королевы Привоза – кефали, но множеством осетра, судака, камбалы, скумбрии, сельди, леща и щуки свежих и вяленых, чехони, бычков морских и из пресных водоемов, огромных вязок вяленой воблы, рыбы копченой и соленой, раками живыми, издающими шелест-потрескивание, и варенными, креветками в том же варианте, но и гомоном, который плыл на уровне ушей не растворяясь, а постоянно дополняя сказанные фразы тысяч продавцов и покупателей. Здесь вы услышите все, все то, что не услышите в остальных овощных рядах, в рядах с битой птицей и в крытых мясных и молочных корпусах.
– Не говори твой рот! – возмущенно машет вяленым лещом перед носом у, не очень трезвого на вид, и с не первой свежести лицом одессита, дородная продавщица. – Вчера у мине ничего не било. Эту рыбу, Сема с Пересыпи только поднес.
– Да, ше ты врешь, Роза! Я тебе послал вчера киндера, так ты загилила ему таку цену, ше мине и щас еще тошно в карманах!
– Ой! Вей! Ой-вей! Ви мине просто начинаете нравиться! Как я могла загилить цену пацану? Ви вчера тоже были! Вон там прислонились! – продавщица показала на стоявший в конце рынка мусорный ящик, – так ше ж не подошли? А я скажу, не подошли, бо не в себе били, и спутали мине с кем-то!
– Ну, випил я! Я свободный одессит!
– Слушай Венчик, ше тибе с под мине надо? Говори прамо!
– Дай ишо лещ, и разбежимся красиво в разные стороны!
– Не гони волну, а то получишь инфаркт со срання!
– Таки, нет в тебе души – правильно говорят! – вздохнул Венчик.
– Кто говорит? Покажи мне эту морду! Кило ему дусту, если он такое говорит! – стала загораться Роза. – Душа у мине есть, а сердца таки для вас нет, алкашей! На! Бери цей лящ, и с глаз долой!
Веня угодливо кивнул, и растворился в толпе.
Наши друзья стояли рядом, присматривая соленую сельдь и, так получилось, что Роза, уже глядя на них, завершила:
– Щас с цим лещом выгатят пол бочки пива, а дома все погибай! У мине сердца нет! Что вам мама?
Последние слова уже были обращены к старушке, мнущейся возле голов рыбы.
– Внучку надо на уху, а денег мало! Дайте, так что б хватило!
Было видно, что ей стыдно говорить: не всем хорошо жилось даже в то благословенное советское время. Пенсии едва хватало.
И вот тут с Розой произошла разительная перемена. Она, молча, выбрала две головы толстолобика, две головы судака и пару мясистых хвостов. Затем, взяла среднего леща, и все это, сложив в пакет, подала старушке. Та удивленно напомнила:
– Та, вы ж зважьте, и багато це – мени не выстачить коштив.
От волнения она заговорила на родном языке.
– Кушайте мамочка на здоровье и накормите внука. Не тяжело будет? Донесете?
– Та донесу! Дякую, донечко! Це ж таки гроши коштуе! – старушка в нерешительности взяла пакет.
– Ничего, не последнее! На здоровье вам и вашему внучку! Приходите, я буду вам давать рибки!
– Дякую!
Старушка нерешительно еще раз поблагодарила и медленно направилась на выход.
– Тяжело жить старим людям! – сказала Роза, так получилось Вике.
Та наблюдала картину с Веней и, пока Степан с Серафимом и Кэт выбирали сельдь, видела сценку и с бабусей.
Вика поражалась этим людям. Только что грубые и неадекватные – они проявляли себя так неожиданно!.. Неожиданно, и приятно!
– Трогательно, – только и произнесла Кэт. Она тоже слышала разговор, не сильно отвлекаясь на покупку сельди Серафимом и Степаном.
А те, выбрав самую жирную и крупную платанную сельдь, гордые покупкой увлекли девчат к рядам с вялеными балыками осетра и кеты. Копченый бок кеты выбрали быстро, а осетра взяли немного – осилить четырем, даже отдыхающим все купленное – было не под силу.
Вика и Кэт вдруг захотели отдохнуть. Впечатлений много, ноги требовали отдыха. На них повлияла последняя сценка с бабушкой и Розой.
Уже сидя в парке Ильича с мороженым в руках, они задумчиво смотрели на прохожих и думали, каждая о своем.
Серафим не на шутку встревожившись, спросил:
– Что-то случилось?
– Нет! – отвлекаясь от мыслей, улыбнулась Вика. – Просто удивительные эти одесситы – в них собрана мудрость многих народов, и они: такие интересные!
– Да! – просто отреагировал Серафим. – Потому меня и тянет каждый год именно в этот город. Я был в других курортных городах – видел немало хорошего. Красиво везде, но такой, как Одесса… – он махнул рукой. Помолчав, завершил: – Понимаете?.. В Одессе – я свой. Я нигде себя так хорошо не чувствую, как здесь! В какой-то жизни я уже, видимо, был одесситом.
– Конечно, потому тот пацан и «позаимствовал», как у своего, твое портмоне. – Не удержался Степан.
– Это плата за вход на Привоз. За все хорошее нужно платить! – рассмеялась Вика.
Фраза Степана уже полностью вернула ее к друзьям.
– Вот-вот! Считай, что это мы все заплатили за входной билет, – подхватила Кэт. – Но у меня есть предложение, – тут же, вставила она.
– Какое? – в один голос спросили Вика и Степан: Серафим в это время отвлекся, укладывая в сумке сельдь, осетрину и кету. Помидоры были в отдельном пакете.
– Взять все, что мы купили и поехать домой, то есть в санаторий. Пока доедем, приведем себя в порядок: солнце станет полезным и… и на пляж!
– Заметано! Согласен! – закончив с сумкой, отозвался Серафим.
– Я тоже! Мы так и планировали! – поддержал Степан.
– Понятно, что и я, «за»! – кивнула Вика.
Они еще понежились в прохладной тени платанов парка Ильича и, поймав такси, направились в благословенное, райское место – под названием Аркадия.
Продолжение следует.
Свидетельство о публикации №212102001479