Ударим крепким сном по мукам совести

Он уже несколько минут с интересом рассматривал себя в зеркале.Лицо овальное, лоб покатый, глаза миндалевидные, брови темные и очень густые с внутренней стороны, где они часто бывают сросшиеся над корнем носа.Если он сейчас так похож на папу то,о Боже,что ждет его близких в будущем?
Точные и естественные науки ему, в сущности, никогда не давались. Он любил историю и литературу — столько приключений! А вот химические элементы и алгебраические уравнения нагоняли сон. И потому в шестом классе, когда каждый ученик должен был самостоятельно провести какой-нибудь эксперимент и в конце апреля устроить презентацию на школьном «Фестивале науки», он обрадовался не больше, чем приказу посмотреть, допустим, первый сезон «Анатомии Грея» с начала до конца. Причем не по телевизору, а в театральном зале. Зато его папа ликовал — на тот момент у него имелся уже двадцатипятилетний опыт медицинских исследований.
— Теперь ты сможешь заглянуть в мою жизнь,сын. Узнаешь, чем я на работе занят, — заявил он Моне вечером, когда тот рассказал ему о домашнем задании. — Ну смотри: теперь я с тебя не слезу. Ты проведешь самый блестящий эксперимент в истории твоей школы. А не проведешь — пеняй на себя.
— А ты будешь проводить эксперимент вместе со мной? — умоляюще спросил Моня.
— Что? Ох, блин, с меня и моих экспериментов вот так хватает. Я же тебе сказал — сам проведешь.С А М!
Папа присел на кушетку в нашей гостиной, закутанную в целлофан — чтоб не пылилась, и жестом пригласил его присесть рядом:
— Итак, каждый эксперимент начинается с вопроса. Что тебе хочется узнать?
Моня задумался на несколько секунд.
— Я считаю, что пес у нас очень клевый, — сказал он, указав на Бакса — нашего метиса лабрадора (самец, шоколадный окрас, пять лет).
— Что-о? Это еще что за хрень? Разве это вопрос, блин?!
— А можно спросить: «Люди тоже считают, что пес у нас очень клевый?»
— Просто взять и охренеть! — вскричал папа и схватился за голову. — Придумай какой-нибудь вопрос типа: «Падают ли большие предметы быстрее, чем маленькие?»
— Хорошо. А ничего, если вопрос будет про Бакса?
— Про что захочешь, блин! Ладно, раз уж ты зациклился на Баксе, пускай будет вопрос: «Умеют ли собаки различать геометрические фигуры?» Нравится?

Моня закрыл глаза и задумался.Ему понравилось. Он обожал Бакса и охотно привлек его к эксперименту. Папа помог ему разработать условия и метод. Надо было каждый день держать перед собакой листочки с нарисованными треугольниками, кругами и квадратами. Показав круг, сын должен был каждый раз давать собаке лакомство, показав квадрат — давать команду «сидеть», а показав треугольник — абсолютно ничего не делать. После пятнадцати дней обучения он проведет двухдневные испытания — будет показывать Баксу фигуры, но лакомств не давать и команд не произносить. Задача — отследить его реакцию. Будет ли он реагировать на фигуры, ожидая действий, которые я совершал в период выучки? Каждый день Моне полагалось записывать результаты эксперимента в журнал наблюдений.
В первый же день «исследований» он заскучал. Пес напрочь не понимал, что от него требуется: когда он держал перед ним бумажки, пялился недоуменно, а иногда начинал вылизываться самых неприличных местах. Ему хотелось только играть. И они наигрались всласть — Моня бегал по двору, а Бакс гонялся за ним, пока оба не выбились из сил.
Папа каждый день допоздна пропадал на работе и не догадывался, что его талантливый сын уже давно забросил эксперимент. Нет,иногда он спрашивал, как идут исследования. «Все в порядке», — отвечал сын, надеясь, что времени еще много. Главное — начать за пятнадцать дней до школьной презентации. Но месяцы сменяли один другой, а Моня вообще позабыл про эксперимент.
Однажды на уроке учительница напомнила им, что до «Фестиваля науки» осталось три дня. У Мони засосало под ложечкой. В тот день его забрала из школы мама. Едва оказавшись дома, он юркнул в свою комнату, прикрыл дверь и вытащил журнал наблюдений. И начал вносить в графы результаты несостоявшихся испытаний, высосанные из пальца. Подделывал все, вплоть до дат. У него хватило ума смекнуть: для правдоподобия надо написать, что к концу эксперимента пес постепенно начал различать фигуры. А когда я провел тесты без лакомств, то по реакции пса понял, что он распознает фигуры. Ему вспомнилась история про собаку Павлова. Павлов, по его разумению, был очень похож на безумных гениев из комиксов, а наш с папой эксперимент — на его эксперименты. Значит, получилось убедительно, рассудил Моня.
Так уж случилось, что в тот день папа вернулся домой рано. Едва сын закончил заполнять журнал, громко хлопнула входная дверь. Моня испуганно швырнул ручку в угол — избавился от улики. А папа сразу прошел к нему. Он похолодел: неужто он меня насквозь видит?
— Ну, как дела на научном фронте? — спросил он, как Моня и ожидал.
Не успел он раскрыть рот, а папа заметил журнал, раскрыл.
— Вот тут все данные, — сказал Моня.
Предок на него даже не посмотрел — углубился в журнал. Перелистал страницы, поразмыслил над результатами, положил журнал на стол и взглянул на сына.
— Значит, пес распознает фигуры, а?
— Ну да. Даже странно, — пробурчал сын как можно уклончивее.
— Ну да, даже странно, — повторил он за ним. — Наверно, ты не будешь возражать, если я проэкзаменую Бакса — должен же я увидеть своими глазами.
Моня похолодел. Спасала лишь одна надежда: а вдруг Бакс каким-то чудом, по наитию распознает фигуры и среагирует так, как он написал? Папа поднял листочки с рисунками — все эти месяцы они пылились в детской комнате на полу — и вышел во двор.
— Вообще-то Бакс не всегда реагирует. Это от его настроения зависит… и еще от разного… — придумал Моня на ходу отмазку.
Папа его уже не слушал. Он позвал пса, и Бакс подбежал к ним. Папа поднес к слюнявой морде этого лохматого предателя первый листочек — с треугольником. Согласно журналу наблюдений на треугольник Бакс не должен был реагировать никак. Ну, он и не среагировал. К сожалению, на круг и квадрат он не среагировал тоже — а ведь должен был, соответственно, либо обнюхивать руки, предвкушая лакомство, либо выполнить команду «сидеть».
Бакс просто слинял, а папа обернулся к своему сыну. Взглянул в глаза. Лицо у него было настолько спокойное, что смотреть жутко.
— Даю тебе шанс: немедленно расскажи мне все, что имеешь сказать, — проговорил папа.
Моня тут же заревел в голос. Рыдая и давясь соплями, сознался, что не провел эксперимент, потому что забыл. Сознался, что подделал наблюдения и выводы. Папа схватил тетрадку с журналом, порвал надвое и попытался зашвырнуть за забор. Но страницы посыпались на землю, точно унылые конфетти. А папа принялся их топтать — яростно, будто пытался стряхнуть с ноги прилепившуюся какашку. Это длилось секунд двадцать, не дольше. Папа в сердцах схватил игрушку Бакса и зашвырнул через весь двор, точно олимпиец — ядро. Бакс тут же сбегал за игрушкой и принес ее папе — мол, давай еще поиграем. И тут папа взорвался:
— Брехня! У тебя не журнал наблюдений, а брехня на брехне!
— Папа, папа, ты же говорил, что даешь мне шанс рассказать! — взмолился Моня.
— Вот ты и рассказал. Одна брехня, блин!
На крики выбежала мама. Успокоила папу, увела его в дом для разговора.
Минут через десять папа вернулся во двор. Он немножко отошел, но чувствовалось: в его душе еще не все перекипело.
— Ты опозорил весь наш род ученых,моего отца и моего деда, все научное сообщество. Всех ученых поголовно, самого, блин, Эйнштейна!
Моня прикрыл тяжелые веки и сказал, что осознаю свою вину и просит прощения.
— Черт подери, это же моя профессия! Я к своей профессии серьезно отношусь, блин!
— Знаю, папа.
— Ни хера ты не знаешь! Слушай, что тебе теперь делать.
И он заявил: ты должен пойти к учительнице, сказать, что эксперимент  не провел и данные подделал, и попросить у нее разрешения публично извиниться перед одноклассниками за обман.
— А если она скажет, что извиняться не обязательно, ты ей скажи: «Фиг с два, все равно выйду извиняться». А заявление, которое будешь зачитывать в классе, сначала покажи мне. Я его исправлю, если что. Последнее слово — за мной.
На следующий день Моня признался учительнице в содеянном, а она обратилась к моим одноклассникам:
— Ребята! Моня Пицкер хочет вам кое-что сказать.
Он встал и зачитал заявление по бумажке. Начиналось оно примерно так: «Моим одноклассникам и всему научному сообществу. Я совершил подлог. Я фальсифицировал данные эксперимента и тем самым опозорил дело, имеющее громадное значение для прогресса нашей цивилизации». И еще несколько фраз. Смысла текста не понимал никто, включая самого Моню. Переводя дух, он косился на одноклассников. Тридцать шестиклассников таращились с недоумением. Он зачитал заявление, сел, учительница поблагодарила его, прочитала всем мораль, что жульничать нехорошо, и урок вернулся в обычное русло.
Вечером папа спросил сына, как все прошло. Моня сказал, что зачитал извинения и что учительница его поблагодарила.
— Дорогой мой пока еще единственный сын!Извини, что я так сильно на тебя наехал, но я не хочу, чтобы тебя считали брехуном и мудаком. Ты не брехун и не мудак. Ты отличный парень и. Я тебя,блин,люблю, а теперь марш в свою комнату. Гулять не пойдешь — ты наказан.
Папа громко хлопнул Мониной дверью и пошаркал шлепанцами к маме на кухню...
- Ну,блин,-сказала мама-а ты,когда по вечерам с чужими духами,блин,я,что....Одно дело — лгать, другое — заблуждаться в речах и отступать от истины в словах в силу заблуждения, а не злого умысла...Понял,блин!Сегодня ужин.....
- Нельзя ли вместо ужина,жалобно лепетал папа,- отдать врагу утреннюю зарядку?
Что-то заскрипело и Моня, сладко зевая,провалился в сон,где Бакс за каждую геометрическую фигуру платил ему наличными...!