Сон 2010-12-08. Сундук с сокровищами

Из серии "Репортажи спросонья"
- - - -

Сон с 07 на 08 декабря 2010 г. Сундук с сокровищами


Я в составе экскурсии осматриваю поместье, которое когда-то, ещё до революции, принадлежало нашему роду. Экскурсанты в количестве 12-15 человек находятся в полуподвальном помещении. Женщина-краевед рассказывает нам о быте среднего сословия тех времён.

– Вот здесь, – она тычет указкой в стену, – была печь. Видите, отверстие кирпичом заложено?

Мы внимательно видим.

Здание находится на реставрации. Началась она давно, ещё при Брежневе, а когда закончится, не знает никто. Денег не хватает, специалисты разбежались по Европе и коммерческим структурам и никого ход работ, похоже, не интересует.

– Есть надежда на то, что скоро ситуация изменится к лучшему, – как бы оправдываясь, говорит экскурсовод, – на утверждении в правительстве находится постановление о возврате объектов подобного рода наследникам. И уже наследники, вступив в свои права, будут за свой счёт заканчивать реставрацию.

Среди экскурсантов – оживление.

– А если клад какой-нибудь найдётся? – вдруг спрашивает любопытный парнишка, по виду – сельский механизатор.

– Значит, он достанется наследникам, – отвечает экскурсовод.

Тут вбегает взволнованная секретарша и передаёт экскурсоводу какую-то бумагу.

– Ну вот, что я говорила, – обращается к нам экскурсовод, мельком взглянув в документ, – Постановление утверждено и теперь хозяином всего этого, – она делает широкое движение рукой, – Является один из вас. Поздравляю, – обращается она теперь уже ко мне лично.

Я смущённо улыбаюсь, не зная, как на это реагировать.

– А давайте искать сокровища, – не унимается механизатор.

– А давайте, – соглашаюсь я. В конце концов, почему бы и нет? – Начнём с этой печки.

Невесть откуда взявшимся ломом мужская часть экскурсантов с моим непосредственным участием довольно быстро вскрывает замурованное отверстие пода и... Натыкается на сундук с сокровищами!

– Так, спокойно, всем отойти, – командую окружившим сундук кладоискателям, – Дальше я сам.

Без особого энтузиазма собравшиеся отступают  на пару шагов.

Вскрыть сундук оказалось не так-то просто. У него не было никакого замка или видимого запора. Открыть его можно было, нажав одновременно на несколько секретных кнопок, которые сначала ещё нужно было найти. Кнопки я нашёл довольно быстро, а вот дальше… Самому справиться с этой задачей физически было невозможно. Попробуйте в одиночку одновременно нажать на шесть кнопок, расположенных на разных сторонах сундука! Мне пришлось прибегнуть к помощи двух присутствующих, которые нетерпеливо топтались рядом в ожидании развязки.

За время моих манипуляций сундук увеличился в размерах и теперь уже представлял собой не столько сундук, сколько художественно оформленный гроб. С красиво изогнутой полированной крышкой, инкрустациями и серебряным окладом по углам.

Щёлкнув, крышка открылась. Народ двинулся вперёд, но тут же отпрянул. Сундук с сокровищами и в самом деле оказался гробом.

Из-под савана торчали почерневшие высохшие босые ноги. Экскурсия как-то сразу потеряла интерес к сокровищам и сама собой очень быстро и незаметно рассосалась. Я остался один на один с кем-то из своих, как я понимал, предков.

У меня возникло странное ощущение. Тело, лежавшее рядом, не умерло, а находится в состоянии сомати, хотя и выглядит, как полная мумия. Следов разложения нет, так же, впрочем, как и признаков влаги. Мышцы и внутренности высохли настолько, насколько это было возможно. На ощупь – почти камень, но в нём ещё теплилась жизнь.

Так, думаю, что делать? Никогда с подобной ситуацией не сталкивался. Интуитивно понимаю, что, раз уж мы это тело "расконсервировали", то надо довести дело до конца, то есть вернуть к жизни, иначе оно, так и не "включившись", может по-настоящему умереть, теперь уже окончательно.

С одной стороны, можно было не торопиться. Старушка (а это была именно старушка) пролежала в гробу не один десяток лет и пара-тройка часов ничего не решали. С другой стороны, затягивать тоже было нельзя, процесс разложения мог начаться в любую минуту. С чего начать?

Не придумав ничего другого, перетаскиваю гроб с телом на диван, оказавшийся в соседнем помещении и звоню в "Скорую помощь".

Уже набрав номер, спохватываюсь: а что я им скажу? Начинаю на ходу импровизировать. Уверенно, со стальными нотками в голосе, требую выслать реанимационную бригаду. Бабушке очень плохо, она при смерти (что, кстати, соответствует положению дел больше, чем когда бы то ни было).

Дежурный на другом конце провода равнодушным и бесконечно усталым голосом начинает задавать вопросы. Судя по всему, сталь в моём голосе не произвела на него особого впечатления.

Возраст? Откуда я знаю, какой у неё возраст. Лет триста? Да нет, что это я? Восемьдесят лет, говорю уверенно. Фамилия, имя, отчество, симптомы заболевания?

Э-э-э, фамилия? Э-э-э, симптомы? Не сориентировавшись сразу, начинаю слегка плавать. Уловив в моём голосе нотки неуверенности, дежурный делает вывод, что мой звонок – очередной ложный вызов и кладёт трубку.

Так, ёлки-палки, что же делать-то? Выждав минут пятнадцать и более тщательно продумав возможные вопросы и ответы, звоню опять.

На этот раз мне повезло, трубку поднял другой врач. Чётко отрапортовав, слышу долгожданное: "Ждите, бригада выехала". Уф-ф-ф!

Так, что дальше? Взглянул на "родственницу". Она лежала совершенно недвижима, но я почти физически чувствовал слабые энергетические токи, которые пульсировали в её высохшем теле.

Реанимационная бригада прибыла довольно быстро. Впрочем, это как раз не вызвало удивления. Городок маленький, всё рядом, а до больницы – пару кварталов. Да, забыл сказать! Дело происходило на родине отца – где-то в Кировской области.

Врач, лысоватый мужчина предпенсионного возраста, повидавший на своём веку всякого, устало присел на предложенный табурет и приготовился слушать.

Я, как мог, начал обрисовывать ему сложившуюся ситуацию. Разумеется, про "сундук с сокровищами" я сказать не мог. Наплёл что-то про крайнюю степень истощения в смысле анорексии, внезапную пигментацию и прочую муть. Врач без особых эмоций слушал меня, не перебивая. Когда дело дошло до предъявления больной, которую я всё это время старательно загораживал от врача своим телом, пришлось поторопиться.

Откинув край савана, я увидел под ним ещё один, потом ещё. Ч-ч-чёрт! Не мог раньше подготовить "пациентку", олух! Сейчас врач всё поймёт и вызовет другую бригаду врачей, с санитарами. Крепкими такими ребятами без фантазии и комплексов.

Наконец-то! Открываю лицо "больной", такое же чёрное и высохшее, как и всё тело.

Брови врача удивлённо ползут вверх. Он непонимающе смотрит сначала на неё, потом на меня, потом опять на неё. Нет, сейчас точно вызовет психиатричку!

Внезапно по телу старушки пробегает чуть заметная судорога. Рука слегка дёрнулась и замерла опять. Мы с врачом тоже замерли, не будучи уверенными в том, что нам это не показалось. Из приоткрытого рта "усопшей" раздаётся едва уловимый полустон-полувздох. Брови врача ползут ещё выше. Я его понимаю и стараюсь не мешать, – пусть придёт в себя и примется за дело.

Правая рука старушки опять вздрагивает и неожиданно сгибается в локте. Врач отпрянул. Сказать, что на его лице было написано изумление – значит, ничего не сказать. Крайняя степень изумления, полного обалдения и окончательного ох….я!

Старушка, между тем, продолжает оживать. Опять судорога, теперь уже по всему телу. Опять вздох, уже более явный. Она открывает глаза. Глаза вполне живые, влажные. Внезапно она садится в гробу, некоторое время остаётся неподвижной, потом поворачивается, привстаёт, выбирается из своего узилища и садится рядом со мной.

Мы смотрим на неё, затаив дыхание. Старушка сидит неподвижно, глядя прямо перед собой, постепенно приходя в себя и осознавая своё новое положение-состояние. Глаза её оживают. Она осматривает помещение, замечает нас, наши открытые рты, переводит взгляд на своё тело. То ли у него сработал профессиональный рефлекс, то ли от невозможности дальнейшего молчания, врач вдруг спрашивает её имя.

А и в самом деле, как её зовут? Я ведь пока понятия не имею, кто она. И является ли она моей родственницей? Это ведь только моё предположение.

"Ольга Фёдоровна", – мелькает в моём мозгу.

– Оль-га Фё-до-ров-на, – с усилием произносит она.

– Как Вы себя чувствуете? – не унимается врач

Она замирает и прислушивается к своим ощущениям.

Врач вдруг спохватывается. До него, наконец, доходит, что перед ним человек, нуждающийся в его профессиональной помощи. Он раскрывает свой чемоданчик, быстро набирает в шприц какой-то голубоватый препарат и замирает в сомнении. Куда делать укол? И каким образом? Я его понимаю. Тело пациентки настолько обезвожено, что воткнуть обычную иголку куда бы то ни было практически невозможно. Это всё равно, что пытаться вогнать шприц в дерево.

Таким мне и запомнилась эта последняя немая сцена моего сна.

Врач со шприцем в руке наизготовку. Ольга Фёдоровна, прислушивающаяся к тому, что происходит в её теле. Я рядом с ней, ещё не до конца пришедший в себя, но в полной готовности оказать помощь, как только это потребуется.

Из ощущений, пережитых во сне, хочу отметить мои "взаимоотношения" с Ольгой Фёдоровной. Я чувствовал, что я ей не чужой. Она чувствовала, что я к ней хорошо отношусь и готовилась сообщить мне что-то важное, когда придёт в себя и сможет общаться без насилия над своим организмом.

Кроме того, я понимал, что в свою "экспедицию" сквозь время она отправилась добровольно и что её заточение – миссия, причём весьма важная. Информацию, которую она должна мне передать, имеет громадное значение. Не только для меня, а для всех ныне живущих. Доверить эту информацию бумаге или другому носителю было нельзя. Поэтому она легла в гроб.

Я поражаюсь её мужеству и самоотверженности. Я бы так не смог.

Кто и каким образом погрузил её в состояние сомати? Сколько времени она провела между жизнью и смертью? Что это за информация, которую можно было доставить только таким вот неординарным способом?

К сожалению, на эти вопросы я ответа получить не успел. Они остались там, по ту сторону сна.