За стишки ответишь

Утром, по дороге на ферму, соседка сказала Анне, что в сельповскую лавку привезли какие-то ботинки: «Ты сходила бы в лавку-то, а то я видела, дочь у тебя босиком еще в школу ходит, а уж снег пролетает». Все время до окончания утренней дойки и управы Анна не переставала об этом думать, уж скорей бы управиться да идти в лавку, разберут ботинки, ей не достанется. Пришла вовремя, ботинки еще не разобрали. Но, когда сама взяла их в руки, ужаснулась, уж больно велики и тяжелы они были, а дочь такая маленькая да худенькая. Продавщица уж не раз спрашивала, будет ли брать, а как решиться, не посоветовавшись хоть с кем-то. Тут и увидела среди народа в лавке дальнего родственника по мужу, подозвала его, спрашивает: «Как думаешь, брать ли для дочери, босиком все еще ходит?»
«А сапог-то, что, не успела справить?» ;спросил сперва тот.
«Справить-то успела бы, отнесла кожи к сапожнику, да увидел милиционер и приказал из них для свой жены шить. А куда пойдешь жаловаться, кожи-то запрещено выделывать. Вот его жена и ходит в новых сапогах вместо моей дочери».
«Бери, Анна, подвернешь на ноги портянки, походит дочь до снегу, а там видно будет. Если что – сама доносишь».
Так у второклассницы Шуры появились первые в жизни ботинки. Утром мать старательно накрутит на маленькую ножку грубые холщовые портянки, завяжет потуже шнурки, обернет их концы вокруг ноги и отправит дочь в школу. Верно, не босиком, но дочь идет, не поднимая ног, передвигает их, как лыжи. Подними ногу, так она сама выскользнет из ботинка. Думала ли мать, что, покупая ботинки для дочери, у нее возникнут большие неприятности.
Учительница задала выучить наизусть «Песню советских школьников» на стихи В.Гусева, где были такие слова: «За детство счастливое наше, спасибо, родная страна!». Отогреваясь на печи, слушала мать не раз повторенные дочерью слова стихотворения, которые та декламировала уже наизусть. Подала с печи свой голос, не для дочери вовсе, а рассуждая вслух сама с собой: «Есть за что спасибо говорить, уж такое у вас несчастливое детство, несчастней вас никого и нет на свете». Думала, дочь не слышала этих слов, а потом видит: дочь-то уткнулась лицом в книжку, плачет. Чем тут поможешь, пожалеешь? Все она сама понимает.
На следующий день на уроке учительница спрашивает всех подряд учеников рассказывать наизусть это стихотворение. Дошла и до Шуры. А она встала, молчит, слова сказать не может, слезы катятся по щекам. Учительница пристает с расспросами:
;Ты что, не выучила?
     ; Выучила, ; отвечает,  ; Но рассказывать не буду.
     ; Почему не будешь?
     ; Потому что несчастливое у меня детство. У Коли отец с войны пришел не раненый. У Люси отец с войны много посылок прислал. У Вити отец на войне не был, а милиционером работает. А у меня тятька с войны чуть живой пришел и сразу умер, брат на войне погиб, мама все время на работе, у нее трудодней больше всех в деревне, картошку копали только вечером и ночью с фонарем, а хожу я вот в каких ботинках. Ставьте мне двойку, а рассказывать стихотворение не буду.
В классе через день об этом уже забыли. Другие стихи Шура читала лучше всех, получала пятерки и по другим предметам.
И тут в школу пришел милиционер, отец одноклассника Вити, стал расспрашивать всех, что еще говорила Шура, когда отказалась читать наизусть стихотворение. Увел Шуру в другой класс, где никого не было, все выспрашивал, кто ее научил говорить про несчастливое детство, может, кто приезжал к ним, может, мать научила. И Шура опять рассказала, что никто ее не научил так говорить, рассказала, как они живут, об умершем отце, о погибшем брате, что сестра не окончила школу, а ее отправили работать лесорубом, показала ему свои новые ботинки, а ваш Витя ходит в новых сапогах, сшитых из наших кож. Говорит, а у самой слезы из глаз ручьем катятся. Уж очень строго допытывался милиционер, что не сама она все это надумала. А когда отпустил, сказал: «Ты, соплюха, за стишки еще ответишь. Вот заберу твою мать, отвезу в район да посажу в тюрьму, тебя в приют отправят».
Как домой пришла, Шура не помнила, хотела матери скорей все рассказать. Открыла дверь, а милиционер уж мать допрашивает. Вот тут она испугалась, ведь увезет он маму, как жить без нее будет, и сестре не сообщишь, далеко она работает. Весь вечер обе с матерью проревели, уроки учить не садилась. А утром милиционер сдержал слово, пришел и приказал матери собираться, в район повезет. А чего собираться? В чем была, в том и села в телегу участкового. Шура долго бежала за телегой, плакала во весь голос, а упитанная милицейская лошадь быстро увезла мать из деревни. Три дня не ходила Шура в школу, лежала в чем была на остывшей печи. Соседка звала ее к себе, не пошла. Корову и овец соседка поила и кормила, чем мать наказала, а Шура к еде не притронулась.
Через три дня мать пешком пришла домой. Обратно везти ее милиционер отказался. Вечером милиционер принес сапоги, но мать бросила их к его ногам. «Я не дурней тебя, вижу, что им не один год, а из моих шкур ты этим летом сшил. Вот те и неси, а то я еще к прокурору схожу». Видимо оставленные в коридоре новые сапоги милиционер бросил в приоткрытую дверь и ушел. Больше об этом не вспоминали.
Прошло много лет. Шура хорошо окончила школу и медицинское училище, работала в райцентре. Однажды на вечере в Доме культуры к ней подошел парень в военной форме, взял за руку, смотрит в глаза.
;Ты что, не узнаешь меня, одноклассница?
; Нет, не узнаю и узнавать не хочу.
; Ну вот, а я думал все уже забыто, и мы будем дружить.
; Не будем мы дружить, ; и ушла от него к своим подругам.
Она-то сразу узнала его, из-за которого настрадалась и натерпелась унижения мать. Такое не забывается.