В Митюкове у Клестовых

22 декабря 2000 года
Поколению людей, родившихся в конце двадцатых-начале тридцатых годов, выпала в жизни нелегкая доля. Война прервала учебу в школе – для победы над врагом потребовался и их труд. Хотели доучиться после окончания войны, да уж поздно было. В нужде да в тяжелом труде на заводах, в шахтах, на полях и колхозных фермах быстро повзрослели те парни и девушки. Кто вынес и пережил это, высоко ценят право жить, сопереживать, участвовать самим во всем, пока есть силы и место их приложения.
Расскажу о двух представителях того поколения. Я не выбирал их, они стали моими родственниками, которых знаю четвертый десяток лет. Так исподволь, со вступлением, подвожу вас к знакомству с Виталием Григорьевичем и Антонидой Михайловной Клестовыми. Им теперь уже по семьдесят, а, значит, они из того поколения.
Большой реки в Митюкове нет, так, ручьи да озерины. Но ив них за семьдесят лет много воды утекло, не измеришь, а что выпало на долю людей – не упомнишь. Да, все пережито, стань вспоминать, не раз слезами умоешься. Так, по крайней мере, переносит воспоминания о своем «счастливом» детстве младшая сестра Антониды Михайловны Валентина, ставшая моей верной и достойной спутницей жизни.
Схожесть судеб, одинаковость положения и образа жизни считаю непременным условием и фундаментом для настоящих семей, в которых возрождаются, сохраняются и даже создаются новые традиции и устои, чтимые нашими предками, но подзабытые уже в наше время. Жить своим умом и трудом, не испытывая зависти, что кто-то живет лучше, беречь и почитать родителей и ближних – чего уж проще, следуй этим правилам, а счастье – оно, может, в этом и состоит. Как по судьбам Клестовых прошелся, так и списал эти правила с них.
Родились они в одной деревне, в домах почти напротив, в один год., выросли на глазах друг у друга, знали, чем питаются и во что одеваются, с самого детства. Некогда было их отцам советы-наказы женам да детям давать, как дальше жить без них, оба ушли воевать в первые дни войны без особых сборов. Не успел Михаил Филиппович Виноградов – отец Антониды – дом достроить, да что сделаешь, война отсрочки не давала, надеялся вернуться.  И вернулся из-под Сталинграда. Сам от Вожеги до Митюкова за три дня пешком дошел и ровно через год, изо дня в день, 6 ноября 1945 года помер, ни на один день не поднявшись с постели. А Григорий Степанович Клестов сложил голову еще в 1942 году под Волховом.
Так что детские игры в те годы заменялись не всегда посильным трудом, пришлось отложить учебу в школе. Никто и не думал тогда разделять работу на посильную для детей и непосильную для них. Любая работа должна исполняться и не кое-как, а только качественно, иначе могли расценить как саботаж или другое преступление.
А когда закончилась война, забот и дел не убавилось. Везде требовались рабочие руки, а их не хватало. И опять молодые парни и девушки стали главной опорой. Пахали, сеяли и убирали урожай и стар, и мал. Себе получали не лучшее, а что на приусадебном участке вырастили – полагалось немалую часть отдать в обязательные обложения налогом. Вдовам и сиротам освобождения от налогов не полагалось. Долго, многие годы сохранялось за колхозами их участие в лесозаготовках. Задания большие и ответственность за невыполнение их очень строгая. Кого посылать, не стариков или баб, у которых ребятишки на руках.
С семнадцати лет Антонида Михайловна пошла на лесозаготовку и семь зим подряд направлялась. Виталлий чуть меньше, его на целую пятилетку в армию призвали. А всей механизации тогда в делянках пила да топор были. Мороз в стволах елок да сосен трещит, а девчонки по глубокому снегу пробираются к каждому дереву и вручную спиливают его, на месте обрубают сучья, кряжуют и бревнышко к бревнышку в штабеля складывают. Зимний день короткий, а норма большая, да еще пешком из делянки до барака в замерзающей одежде добираться надо. А завтра утром рано опять все так же, день за днем и всю зиму, и семь зим подряд.
В поисках более лучшей, чем колхозная, жизни те, кто прошел через бараки лесопунктов и лесоучастков, правдами и неправдами, с великими трудностями переезжали туда жить и на работу, как тогда говорили, в кадры леспромхоза. Не соблазнились этой участью Антонида да Виталий, вернувшийся из армии с хорошей городской специальностью – метранпаж, про которую и не слышали в деревне. Не раз предлагали ему эту работу в районной типографии, квартиру обещали, а они, где родились, там и пригодились.
И поехал Виталий на курсы механизаторов сельского хозяйства, стал им на всю жизнь и не изменил любимому делу: пахал, сеял, косил, молотил, пересаживался на комбайн, глубокой осенью включал льноагрегат и так до выхода на пенсию не расставался. Его честность и принципиальность, хозяйственная рассудительность были замечены, ему предложили должность бригадира и однажды почти уговорили, да не стал он начальствовать над людьми, с которыми всю жизнь на равных условиях жил и работал. Были такие предложения и Антониде. В укрупненном колхозе требовались бухгалтеры и другие специалисты, предлагали поехать на курсы, а она не рассталась с коллективом доярок, где проработала много лет, стала потом телятницей, умела и делала любую работу.
В 1970-м мне, тогда члену исполкома районного Совета, довелось вручать в Митюковском сельсовете медали «За доблестный труд». В числе двадцати награжденных с особым удовольствием вручил я эту награду и Антониде Михайловне, к тому времени уже матери троих сыновей. Ребята росли и набирались опыта и ума не только в школе, а больше от родителей да житейской мудрости от бабушек – Татьяны Николаевны, матери Виталия, доживавшей в семье сына, а потом и Анны Алексеевны, описание жизни которой достойно большего мастера пера, чем я.
На удивление и зависть многим, даже городским, семьям сыновья друг за другом поступали и заканчивали институты, и теперь в семье два своих инженера и врач-терапевт. И вот уже внуки и внучки гостят в летнюю пору в Митюкове. Люблю и я в редкие наши встречи у шумящего самовара посидеть с Виталием Григорьевичем до поздней ночи, не решая, но серьезно обсуждая, проблемы не только сельского хозяйства, но и мировые, оставаясь каждый при своем мнении, а выпив еще по одной рюмочке, находим и общее мнение, или, как теперь говорят, достигаем консенсуса.