Автобус застрял в пробке
Автобус застрял в пробке. Всерьез и надолго. Движение остановилось. Любознательные полицейские изучали "подозрительный предмет", и пассажирам ничего другого не оставалось, как безропотно ждать
- Душно, - сказала женщина, сидящая рядом со мной. - Почему водитель не включит кондиционер?
Ее голос был высок и мелодичен, и я впервые за всю дорогу посмотрела на нее.
Она оказалась молодой блондинистой особой, отдаленно напоминающей давно забытую всеми артистку Валентину Серову.
- Экономят, - отозвался седенький мужчина, сидящий перед нами, и обернулся к нам.
"Вылитый Эйнштейн!" - ахнула я.
- Что экономят? - не поняла артистка Серова.
- Энергию и холод, - авторитетно произнес Эйнштейн. - Ну и провода, конечно.
Я удивилась и, честно говоря, засомневалась, но тут же сама себя одернула: все-таки Эйнштейн. Хоть, математик, а не физик, но наверняка в технике смыслит больше, чем я - жалкий редактор.
- Нужно открыть окно! - ни к кому конкретно не обращаясь, сказал старик с мощной бородой, точь-в-точь как у Карла Маркса.
- Открыть окно?! - с ужасом переспросила толстая неопрятная женщина, похожая на утку, отдыхающую на сиденье. - Разве вы не знаете, что именно в жару легче всего простудиться? Я уже вторую неделю хожу с бронхитом.
И для убедительности два раза кашлянула.
- Окно открыть, вообще-то, неплохо, - подал реплику Эйнштейн, игнорируя бронхит соседки.
- Уж лучше умереть от простуды, чем от удушья! - глянув на артистку Серову, сострил молодой высокий мужчина, похожий на Клинтона, и потянулся к окну.
- Если открываете, то, пожалуйста, чуть-чуть, - умоляющим голосом попросила мадонна с младенцем и плотнее укутала свое спящее чадо.
- Я же говорю! - обрадовалась отдыхающая утка. - И ребенка простудите!
- Детей не надо кутать! - веско сказал мужчина преклонных лет с растрепанной буйной гривой и, уловив недоверие и враждебность в глазах утки, добавил: - Я как-никак детский врач!
Я удивилась. Я была уверена, что он композитор и что его фамилия Бетховен.
- Знаем мы этих врачей! - прокрякала утка. - У моей соседки невестку залечили чуть ли не до смерти. Не то лекарство прописали - и хоть бы что! Никого за это даже с работы не выгнали, а она, бедная, мучайся! Тоже мне, медицина!
- Пожалуйста, не обобщайте! - обиделся Бетховен. - Кто вам дал право оскорблять медицину?!
- Прошу вас, не кричите, - попросила мадонна с младенцем и жалобно улыбнулась. - Ребенка разбудите!
- Здоровей будет! - пообещал Карл Маркс.
- Как это здоровей?! - возмутилась отдыхающая утка. - Чужих детей не жалко, да? - От негодования она, действительно, закашлялась, и ее надрывное кряканье заставило враждебный стан временно умолкнуть.
Клинтон высунул голову в окно.
- Ну что там? - поинтересовался Эйнштейн.
- Да, вроде, заканчивают. Скоро поедем.
Он прикрыл окно и повторил более низким голосом, специально для артистки Серовой:
- Скоро поедем.
- Скорей бы, - улыбнулась Серова и посмотрела на него длинным взглядом.
- А я как раз не спешу, - улыбнулся ей в ответ Клинтон. - И даже доволен…
- Чем же это вы довольны? - кокетливо поинтересовалась Серова, догадываясь, куда он клонит. - У вас что, много лишнего времени?
- Смотря для чего, - не обманул ее ожиданий Клинтон. - Для общения с такой женщиной как вы у меня время всегда найдется.
- А у самого, небось, жена, - обиженно прокрякала утка, обращаясь почему-то к Эйнштейну, хотя он принадлежал к вражескому клану.
- Конечно, есть. И дети тоже, - подтвердил Эйнштейн, причем настолько уверенно, что в мою душу закралось сомнение, а не сосед ли он Клинтона. - А что ему! - он выразительно потряс головой. - Для нынешних молодых нет ничего святого!
- И вы тоже обобщаете, - неодобрительно заметил Бетховен. - Хотя… В этом как раз мне трудно с вами не согласиться. Все эти молодые папаши и мамаши!… - и он безнадежно махнул рукой.
- Вот видите! - торжествующе воскликнула отдыхающая утка. - Видите! Я же говорила!..
Было не совсем ясно, что она имеет в виду, но зато было понятно, что в автобусе произошла перегруппировка сил: старшее поколение в мгновение ока объединилось в борьбе против "нынешних молодых", и, судя по всему, Клинтону и Серовой предстояло выдержать нешуточную битву. Однако вопреки ожиданиям, оба они, как по команде, поднялись со своих мест и, не отвечая на нелестные замечания окружающих, прошли в центр салона и встали у окошка напротив дверей. Криво улыбаясь, Клинтон что-то сказал на ухо Серовой, она так же тихо что-то проговорила в ответ, и они засмеялись.
- Ишь, беседуют! - язвительно прокрякала утка. - Бесстыдники! Не успели познакомиться, а уже смеются!
- Да что "смеются"! Он ее сегодня же в койку потащит! - со знанием дела посулил Эйнштейн, и я опять подумала, что, скорей всего, он действительно живет в одном подъезде с Клинтоном и великолепно знает, чего можно от того ожидать.
- Потащит… - вздохнул Карл Маркс, видимо, вспомнив молодость, и глаза его затуманились. - Еще как потащит!..
Неожиданно наступила пауза.
За тысячелетия существования у человечества накопилось такое множество нерешенных проблем, что было совсем не просто вот так, с кондачка, взять и выбрать, какая следующая требует немедленного разрешения.
- Вот у меня друг был… - нерешительно начал Карл Маркс, и все с готовностью повернулись к нему. - Вместе в армии служили…
Но в это время водитель включил мотор.
Инцидент на дороге был исчерпан, и передние машины уже тронулись.
Пассажиры умолкли. Младенец на руках мадонны проснулся и заплакал, и мать стала торопливо доставать из рюкзачка бутылочку с молоком.
На первой же остановке сошли Клинтон и артистка Серова, причем он сошел первый и подал ей руку, подтвердив худшие предположения Эйнштейна. Отдыхающая утка взглядом показала на них Карлу Марксу и осуждающе поджала губы, на что Карл Маркс ответил ей грустным, понимающим кивком.
Так и осталось невыясненным, на чьей стороне он все-таки был. Не исключено, что, несмотря на почтенный возраст, втайне он всей душой сочувствовал этим бесстыжим охламонам и только притворялся приличным человеком.
Свидетельство о публикации №212102000857