До станции Дно со всеми остановками. Записки бомжа

До станции «Дно» со всеми остановками

Записки бомжа

Глава 1

Летом всё-таки лучше. Правда. Не нужно прятаться по чердакам и подвалам. Спи себе на скамейке сколько хочешь… если по-честному: не очень-то поспишь. Кто-нибудь обязательно сгонит: или дворник, или жильцы, или мент, прости его Господи. Если уж не заберёт, то пнёт так, что весь день потом ходишь бока трёшь…
Всё началось как раз летом.

Сел я на электричку и поехал зайцем куда глаза глядят. Уехал я далеко. Как уже говорил, было лето, тепло, надо было искать ночлег. Поискал заодно пустые бутылки, нашёл парочку и решил оставить их на завтра. Вечерело. Ночной прохладный воздух кружил голову. Неподалёку от скамейки в кустах я расстелил газетку. Стемнело. Спать ещё не хотелось и невольно я стал вслушиваться в объявления по вокзалу (благо он был недалеко). Монотонным, нарочито искусственным голосом дикторша говорила: «Пригородный поезд Бологое – Тверь проследует со всеми остановками, кроме…». «Так со всеми или кроме?», – думал я и представлял, как электричка сама выбирает, где ей останавливаться… Дальше было объявление, прозвучавшее, как приговор: «Поезд до станции Дно проследует со всеми остановками». Мне показалось, что дикторша так сильно выделила слово «Дно», что речь шла не о городе, а о дне жизни, на которое меня забросило. «Да ещё со всеми остановками», – подумал я.
А ведь были остановки, когда ещё можно было затормозить, казалось бы уже неминуемый ход жизни. Были. Точно помню.

Да, пиво стало первым камнем преткновения. Само по себе пиво ничего страшного не представляет, если ты его не пьёшь вместо лекций в институте. Как сейчас помню всю нашу институтскую компанию на уютной лавочке после сдачи вступительных экзаменов. В руках пивко, сигаретка, смех, веселье – здорово. Через месяц на скамейке нас стало поменьше – самые стойкие (остальные пошли слушать лекции). Ещё через месяц совсем стало холодно, но мы свой пост не покидали: а кто тогда будет пить ПИВО! Пивко струилось, лекции шли, не мешая друг другу, если бы не скромный листочек, скромно висевший у деканата и гласивший: «Отчислить за неуспеваемость и прогулы ст-ов:…», дальше шло перечисление наших фамилий. Какой ужас, кто бы мог подумать! Но кричать было уже поздно. Начался следующий этап моей жизни.

Вообще существует множество полу-работ, которыми можно заниматься сильно не напрягая голову: разноска газет, телеграмм, овощебаза, кондуктор, контролёр тамвая, сторож и т.д. Все они надоедали мне уже на вторй день и, доработав до зарплаты, я обычно уходил на новую, а тут вдруг ещё мне испортили трудовую. Прежде чем что-либо решать нужно было всё обмозговать.

Начался новый этап моего творчества. Чтобы думалось легче, я лёг на диван. Думалось действительно легко… но я очень скоро заснул. Приснилась мне безводная пустыня, по которой ходили люди в поисках воды. Рядом текла река, но они её не видели. Они сталкивались, наступали друг на друга, садились в отчаянии на землю и никто не хотел идти к реке. «Люди, – закричал я, – здесь вода!» – никто не обращал на меня внимания. Я проснулся. «Что за бред мне снился? Сплошной Меттерлинк…» Я ещё не подозревал, что этот сон будет вещим и что я стану одним из этих людей…

Итак, собрав все свои могучие силы в кулк, я продолжил лежать на диване. Жизнь – борьба, даже если борешься с пружиной дивана, упёршейся тебе прямо в бок. Принаровившись, я стал попадать между пружин, лежать стало легче – это была моя первая победа. Но есть вещи, перед которыми человек бессилен – это голод. Сколько я ни старался заглушить голод сном, ничего не получалось. Пришлось искать пропитание. Я вышел на улицу.

Оглядевшись по сторонам, я обнаружил, что у меня много попутчиков до злополучной станции «Дно»: кто-то шарил в помойке, кто-то собирал бутылки… Рядом кипела жизнь, бурлила, как настоящая река. «Эй, люди, здесь вода», – хотел я крикнуть, как давеча во сне, но… («НО» с большой буквы), хотел крикнуть, но пошёл искать бутылки, (помойка, всё-таки крутовато…). Так я стал пассажиром поезда до станции «Дно», следовавшего с большой скоростью к вышеуказанному пункту назначения.

Самое страшное в земной жизни – это не война и стихийные бедствия, от которых человек может погибнуть, а самая обычная СКУКА, потому что человек уже мёртв. Мозг – великая загадка, а мозг алкоголика вдвойне. От мозга, правда, мало что остаётся, если наладить регулярные встречи тоски со змием, поэтому я не буду долго останавливаться на этой станции и скажу прямо: да, я запил. Все мои рассуждения псевдо-раскаяния бонально заканчивались новым тостом и, допив бутылку, я укладывался спать с одной приятной мыслью: «Ну, хотя бы не бомж, и то приятно».

Бомжом стать совсем не трудно. Нет, не все и не всегда становятся бомжами. НО (опять с большой буквы)… Короче: заходит ко мне парочка знакомых с бутылкой и говорит: «Тебе страшно повезло! Мы можем продать твою комнату по ОЧЕНЬ выгодной цене! Тебе даже не придётся бегать по конторам – подписываешь Генеральную доверенность, берёшь деньги и всё!» Я стал чесать в репе. «Э-э-э…», – подумал я, – «…почему бы и нет?» Обмыли мы проект, подписал я бумаги, взял деньги и…

Очнулся я во дворе без денег, комнаты и с фингалом по глазом. Дома меня встретили новые хозяева и сказали следующее: мол де я взял деньги и пошёл за водкой, откуда уже не вернулся. Где деньги и тем более водка – они не знают. Вот, собственно и всё.

Мама мия! (Что в переводе на русский звучит гораздо грубее). Какой я всё-таки лох! И стал я брать уроки жизни у самой жизни.

Глава 2

Гена

– Приятель – это моё место.
Кто-то тряс меня за плечо.
– Слышь, вали отсюда…
Голос был сиплый, но спокойный. Надо мной стоял мой коллега бомж, настойчиво теребя меня за плечо.
– Я не знал, слушай, я тут в первый раз… – забормотал я спросонья. (Видимо я заснул под вокзальные объявления и свои мысли).
– Во-первых, незнание законов не освобождает, а во-вторых всё когда-то бывает в первый раз… ты кто?
Если бы я знал, что эта встреча повернёт всю мою жизнь, я бы, наверное, поставил на этом месте памятник, а пока я таращился и слушал всё новые афоризмы.
– Я?..
А что я могу о себе сказать?
– Ты что, Сенека? Задумался. Думать, братец, вредно… если представить всю мерзость жизни, то проще сразу удавиться. Как звать-то?
– Дима…
– Ну, ясно, что не Абрам Петрович. Знаешь поговорку: деньги есть – Абрам Петрович, денег нет – Абрашка жид…
– Да хуже: ни денег, ни жилья… А тебя как зовут?
Мой приятель представился:
– Вообще-то меня зовут Вадим, но все зовут Гена: прозвище у меня в Универе было «Диоген», сокрщённо Гена…
– А… что случилось? – спросил я.
– Бросил, – ответил он. – ... Люди уставились себе в зад и смотрят на мир через потребности своей дырки!
– А ты, что, философ?
– Угу… – Гена достал из-за пазухи батон и начал его жевать.
Разговор получался довольно спокойный, вернее ни к чему не обязывающий. Мы сели на скамейку, было уже темно, но вокзальные огни создавали видимость цивилизации.
– Вот ты знаешь сколько КАМАЗов влезает в Исаакиевский собор?
– Нет…
– А чем выдра от опоссума отличается?
– Нет…
– О чём с тобой тогда прикажешь разговаривать?
Мне он казался немного чокнутым, но его вопросы вызвали мой интерес – я не мог на них ответить.
– Ты, брат, тоже не с помойки, но думать совершенно не умеешь. Кроме школы ещё есть что?
– В ЛИАПЕ полгода а потом…
– Суп с котом, – продолжил за меня Гена, – Ты наверное думаешь, что опустился на самое дно?
Я кивнул.
– Слушай притчу, – продолжил он, – опустился человек на дно, а снизу стучат и спрашивают: «Здесь потолок?»… Понял? Ты кто будешь по этой притче?
– Ну, который на дно опустился…
– Ну и дурак же ты, братец.
Я слушал его и не понимал, как такой умный человек мог дойти до такого состояния. А я? Что уж тут говорить…
– Вопросы можно задавать себе всю жизнь: быть или не быть, тварь ты дрожащая или право имеешь, – продолжал Гена, – всё чушь, пока ты не сделаешь выбор. Как-то один царедворец, увидел Диагена. Тот ел чечевицу. Царедворец сказал ему: «Если бы ты умел льстить, тебе не пришлось бы есть чечевицу», на что Диаген ответил: «Если бы ты умел есть чечевицу, тебе не пришлось бы льстить». Он сделал выбор, а ты? Ты знаешь ради чего можно умереть? Вообще кто ты такой? Ты зачем сюда пришёл?
Тут он повернулся ко мне и я увидел совершенно безумное лицо.
– Ты – Иуда Искориот. Всё из-за тебя. Предатель! Иди, предавай, иди, всё равно удавишься.

Я встал и начал пятиться. Теперь было понятно, почему он живёт под скамейкой на вокзале. Гену трясло крупной дрожью. Он схватил камень и стал ещё громче кричать:
– Иди, предавай, Иуда… иди…

Я схватился бежать и правильно сделал: камень просвистел у меня над головой. «Надо же, псих какой, а складно так говорил…». Я не стал дожидаться второго снаряда и помчался на вокзал. Там уже стояли ранние поезда, один из них шёл на Валдай. Место изумительное, я там бывал… Присев в тамбуре, я сделал вид, что вышел покурить, а сам… задремал. В голове ещё крутились КАМАЗы, опоссумы и в конце концов я увидел Гену с тарелкой чечевицы. Он ел и говорил: «Если бы ты умел есть чечевицу, ты не стал бы Иудой».

– Вставайте, приехали.
Женщина в форме железнодорожника трясла меня за плечо. Я встал и вышел на платформу.
Валдай

Где хорошо, так это на Валдае. Бог создал это место с любовью. Если вы заберётесь в центр города, то ноги сами вас приведут к озеру. Дело в том, что город расположен на горке и, спускаясь вниз, вы просто скатываетесь в воду. А озеро, надо сказать, изумительное. Лесистые рукава, сказочные острова, всё как у Пушкина, да ещё церковь на острове золотыми куполами сверкает…

Ноги меня вынесли к пристани. Там стоял большой катер, выполнявший роль парома, перевозя людей с берега на остров, где находился монастырь. Два мужика солидно, без суеты возились на катере. . Походив вокруг, я стал задавать вопросы: ремонтируют ли церковь, часто ли ходит катер и в конце концов – есть ли в монастыре работа.
– Есть то она есть, только… не все её выдерживают.
– У меня выбора нет, – сказал я и попал в точку. Мужики, осмотрев меня с ног до головы, переглянулись и сказали:
– Через час экскурсия, подкинем, так и быть.

Попав в монастырь, я смог получить работу, вернее послушание – так это здесь называется. Мне предложили месить цемент. За это я получил ночлег и постный монашеский обед. И то ладно. Правда работать я смог только до вечера: вечером у меня поднялась темпера 39,5 и я слёг (видно ночёвка под скамейкой так просто не обошлась).

Состояние моё ухудшалось и на следующий день я с трудом слезал с кровати. «Вот надо же беда, – думал я, – нехватает тут ещё разболеться». Через день мне стало ещё хуже и я стал впадать в забытье. Вечером третьего дня я заснул…
Стало казаться, что мне легче. Я стал дышать полной гудью и вышел на улицу. Кругом было давольно пустынное место, не то, которое я увидел, выйдя с катера. Вокруг люди шли в одном направлении. Я пошёл за ними.

Вдали показалась река, правда она была почему-то не такая, как обычно: очень широкий и мутный поток сильно бурлил, не смотря на то, что кругом была голая равнина. Люди подходили к берегу и падали в реку. Поток подхватывал их и нёс куда-то в сторону. Присмотревшись, я увидел, что в потоке барахтается много лдей, но никто ничего не говорил: ни стонов ни вздохов – всё происходило в мёртвой тишине. Подчиняясь какому-то инстинкту, я тоже подошёл к берегу и готов был войти в этот поток, как вдруг кто-то взял меня за рукав. Я повернулся и увидел Гену.

– Что ты тут делаешь? – спросил я. Дурацкий вопрос, всё равно, что спросить: «Как ты оказываешься в моих снах?» Он ничего не ответил.
– Кто эти люди? – тогда спросил я.
– Эти люди умерли. Они отправляются в определённое им место.
– А я тоже умер? – спросил я.
– Пока нет, раз ты не в реке, но видимо скоро умрёшь: у тебя отёк лёгких.
– А что мне делать? – опять задал я дурацкий вопрос. Гена молчал.
– Что это за река? – тогда спросил я.
– Эта река состоит из грязных помыслов, осуждения, злобы, клеветы, разврата… в общем из всего, чем человек занимается всю жизнь. После смерти этот поток уносит людей туда, – и он показал рукой направо. Неподалёку от нас вся эта огромная река срывалась вниз наподобие Ниагарского водопада.
– А что там? – любопытствовал я.
– Ничего.
– Как ничего? – изумился я.
– Там действительно нет НИЧЕГО Люди, которые верят, что после смерти ничего нет оказываются на самом дне этого НИЧЕГО. Вся штука в том, что они находятся там вечно, а провести вечность в пустоте – это пострашнее, чем ночевать под скамейкой на вокзале. Вот где ДНО, вот о чём я тебе говорил…
Поражённый, я не мог сказать ни слова.
– А как же я? – неожиданно спросил я.
– Мне сказали отвести тебя к роднику.

С этими словами Гена отернулся и пошёл прочь от реки. Я последовал за ним. На минуту обернувшись, я вновь увидел грозный поток, уносивший людей в НИКУДА и обречённых на НИЧТО. «Забудь надежду всяк входящий» вспомнил я и крупная дрожь пробила меня с ног до головы. Я отвернулся и старался уже не смотреть туда.
Удалившись достаточно от берега, я и мой проводник, оказались на склоне лесистого холма. За нами и впереди нас шли люди. Их было немного, но их присутствие рассеивало мрачное настроение, навеянное «Рекой Смерти», как я её прозвал про себя.
– Куда они идут? – спросил я.
– К источнику, – коротко ответил Гена и продолжил путь. Вкоре мы увидели цель нашего пути: рядом с дорогой виднелся родник, а рядом распятие. Мне это напомнло Карпаты. Отец возил меня в детстве туда и мы подолгу ходили по горам. Там часто встречались подобные родники. И распятие я частенько видел там у дороги… Здесь же всё казалось простым, как в жизни, и в то же время необычным. Люди спокойно подходили к роднику, пили воду и шли дальше в гору.
– Тебе дальше нельзя, – сказал Гена.
– Почему? – удивился я. Я чувствовал, что если меня не пустят к источнику, то мне придётся опять идти к той ужасной реке. Я стал волноваться.
– Это источник любви, а у тебя злое сердце. Ты не любишь никого и себя в том числе. Если у тебя откротся такой источник в душе, то ты сможешь любить людей, как Он. Тогда ты придёшь сюда и будешь пить воду вечную.
– Что же мне делать?! – закричал я.
– Не знаю, – ответил Гена, – мне сказали показать тебе источник, а дальше ты сам должен всему научиться.
– Научи меня, научи меня! – кричал я и тряс Гену за рукав.
– Убогие научат, – ответил он и пошёл в гору за остальными людьми.
Я кинулся в отчаянии к источнику, наклонился над ним, хотел было сделать глоток, и неожиданно…

…очнулся в городской больнице. Оказалось, что меня привезли без сознания из монастыря с отёком лёгких и никто уже не ждал моего выздоровления.
– Привет с того света! – сказала мне медсестра и сделала мне укол.
– Вам вчера откачали воду из лёгких, – продолжала она, – но это не помогло. Мы думали, что вы умрёте. Вы такой худой…
– Я – бомж, – зачем-то сказал я, видимо это должно было объяснить, почему я такой худой.
– Бедняжка, – сказала она и пошла к другому пациенту.
Так я оказался в больнице и пролежал там пол месяца. Выписывая меня из больницы доктор сказал:
– Я мог бы посоветовать Вам горный воздух или морские купания, но Вам сначала нужно найти приличное жильё, иначе Вы не доживёте до Нового года.
Перспектива нерадостная, но пока я мог брести по дороге, всё ещё казалось не таким страшным.

Убогие

Я решил, что лучше всего всё начать сначала и пройти свою жизнь в обратном порядке до того места, с которого я покатился вниз.

Приехав на вокзал, я нашёл скамейку, где произошёл наш разговор, но Гены там не было. «Ничего, я подожду. Я всё ему сажу: какого хрена он взялся всех поучать. Кто он такой! И во-вторых, какого хрена он лезет в мои сны, нечего ему там делать Диаген недоделанный», – подумал я, и стал слоняться вокруг вокзала. Рядом с вокзалом был Автовокзал с довольно удобными скамейками – там я и расположился, делая вид, что жду автобуса. Народ собирался, потом уезжал, всё как положено – я ждал вечера и от нечего делать прислушался к одному разговору. Две женщины, прилично одетые (видимо учителя) вели разговор:
– Да кто по-вашему пойдёт работать за эти деньги? Марья Петровна, опомнитесь. Ведь ехать-то ещё сколько…
Марья Петровна что-то отвечала, я не услышал, но одна фраза в её ответе задела меня:
– Да кому эти убогие вообще нужны!

Оказалось, что речь идёт об интернате для слабоумных детей, расположенном в 20-и километрах отсюда в здании бывшего монастыря. Обе дамы работали там, но как обычно, были недовольны зарплатой, дорогой, тем-сем, об этом и судачили.
Мне резануло слух слово «убогие». Я плюнул на Гену и свою обличительную речь и задумался:

«Ведь не случайно я услышал это слово во сне. Пусть это был воспалённый бред умирающего человека, но всё-таки связь здесь была. Точно была. Видимо мне нужно увидеть что-то, что наведёт меня на правильную жизнь или пережить что-то, что я обязан пережить и всё это связано с «убогими», т.е. с больными детьми». Я воспринял эти слова, как знамение и решил узнать поточнее про этот интернат.
Я заинтересовался. У меня ещё хранились кой какие справки, по которым я мог бы устроиться на работу. Я решил поехать посмотреть.

Все дети чище и лучше нас взрослых, даже больные. Хотя не все дети в этом интернате были больны: были брошенные, заторможенные и просто "занесённые ветром". Однако не буду тянуть резину и перейду к сути дела. Я устроился в интернат работать и часто общался с детишками и подростками: обитателями этого заведения и один разговор мне запал в душу.

Всех девочек всегда интересует любовь и чаще всего они задают одни и те же вопросы. Так вот, одна девочка лет 12-и (скорее всего больная алегофренией) спрашивает:
- Вы когда-нибудь любили?
- Да, - отвечаю я.
- А Вы понастоящему любили?
Тут я задумался. Что значит понастоящему? Я так и спросил:
-Что значит понастоящему?
- Ну, когда Вам кажется, что вы любите, а на самом деле Вы только о себе думаете...
Вот так новость. Как я об этом раньше не подумал? Я стал вспоминать все мои романы. Первый был ещё в институте. Любил я очень красивую девушку, которая потом вышла замуж за моего приятеля. Как я страдал! Стоп: Я любил, Я страдал... вернее мне было завидно, а потом жалко себя, вот и вся любовь. Перебрав остальные свои чувства, я понял, что они ещё более несерьёзны. Так что девочка права: Я НИКОГО НЕ ЛЮБИЛ. И оказывается прав был Гена во сне, сказав, что я не люблю даже себя самого - это безразличие ко всему и привело меня в бомжи. "Вот где собака зарыта", - подумал я, хотя эти добрые животные тут уж совсем не причём.
"Жил ты жил, парень, да всё зря", - такой я себе поставил диагноз. "Вон та больная и то лучше тебя всё понимает..." Таким образом, ударяя себя в грудь (мысленно, конечно), я продолжил своё существование.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Я прижился в этом месте, хотя иногда хочется побыть одному: больно шумная кампания. Присмотрел неподалёку домик, правда кривой и бед документов, но для моего дела подходящий. Хочу сделать пасеку - здесь травы по пояс, может что и получится, но дело не в этом.

Как-то утром я просыпаюсь и осознаю, что меня наполняет совершенно новое чувство. Оно конкретное и сильное. При этом оно не вызывает никаких восторгов и совершенно не мешает жить. У меня изменилось отношение к людям: я стал их любить. Не смейтесь, вы этого не чувствуете, поэтому не можете обо мне судить. Да, в душе появился маленький родничок любви к людям вообще. Когда он становится больше, то приносит радость, когда меньше, то всё равно даёт возможность общаться с людьми легко и радостно. В общем люди стали казаться проще и лучше, потом оказалось, что все они разные и что у каждого есть своя изюмина, что с каждым интересно поговорить... Мне стали улыбаться и приветствовать самые чужие и нелюдимые и я паонял: ЕСЛИ ВЫ НЕ ЛЮБИТЕ ЛЮДЕЙ, ЖИЗНЬ НА ЗЕМЛЕ СТАНЕТ ДЛЯ ВАС СПЛОШНЫМ МУЧЕНИЕМ.

Я стараюсь хранить это чувство, что бы не попасть на "Дно" той холодной и мрачной реки смерти и, может быть, теперь меня пустят к тому Роднику...
P.S. Как-то поехал навестить Гену, но выяснилось, что он уже умер (немудрено, лёжа под лавкой). Я даже нашёл могилу - холм без надписи (был какой-то номер, сейчас не вспомню). Я сделал крест и пришёл на могилу. Сначала я хотел написать: "Дорогому учителю". Мне показалось это слишком претенциозным. Потом я хотел написать: "Новому Диагену" - это показалось непонятным и и я просто написал: "Гена", так его все тут знали, а на верху - там, я думаю, и так разберутся...