вкус твоих сигарет

После того, как вы прощаетесь, ты еще долго лежишь на кровати, пытаясь запомнить его прикосновение и смех. Наверное, это замашки юного безумца, который будет качаться на согнутых коленях посреди комнаты в приступах истерики.
Но почему-то сейчас не хочется ни смотреть в окно и проклинать в сотый раз эту осень (кто знает, может тебе удастся даже ее полюбить). Не хочется выходить на кухню, и внюхиваться в отвратительных запах чьих-то сгоревших пельменей. Не хочется думать о том, что сигареты закончились, а выйти за новой пачкой – никак.
Теперь даже Соя читается по-особенному. Каждое слово по-новому выводится каллиграфичным почерком на потрепанном восприятии. И почему-то под любимое «Волшебство» не хочется плакать, а только сильнее укататься в одеяло и прижать кота к себе. Тебя не пугает даже перспектива быть поцарапанной им.
Вспоминая Бродского и его «не выходи из комнаты» знаешь, что тебя совсем другое держит внутри. Ты боишься запачкать то чистое и неприкосновенное внутри, что оставил его запах. Боишься показать это людям, а не дай бог сглазят или проклянут?  Сжимаешь настолько крепко, что если бы это был даже хрусталь, то он бы давно рассыпался под давлением.
Это первая полночь, когда не хочется под поезд метро.
Это первая полночь, что запомнится твоими кофейными сигаретами с привкусом коньяка.
Это первая полночь с твоими безумно глубокими глазами.
Это первая полночь. Только бы это запомнить.