Портной

Что это был за портной! Это был Великий Портной, можете мне поверить. К нему шли по большому знакомству, шли как к косметологу - прятать недостатки.
- Что вы мне принесли?! - кричал он всплескивая руками, глядя на отрез. - Вы что, хотите, чтобы я обрезал себе пальцы, пока я выкрою из этого лоскута вам платье?!
Он кричал, а глаза его блестели весело и азартно, потому что он был мастер и ему было интересно выкроить платье из вашего "лоскута" и торжественно вручить вам обрезки в знак того, что он честно использовал "матерьял".
Он жил в нашем дворе.
У него была мастерская на первом этаже и его любимое место было на подоконнике.
В летнее время окно было открыто с утра до вечера, портной судачил с прохожими и шил.
Он мог шить сутками, не отрываясь.
Жизнь проходила мимо него, сквозь него, а он определял перемены по длине юбок, форме брючин, высоте каблуков и причесок.
Отмечал дни рождений свадеб или похорон розово-голубыми, белыми и черными лоскутками, устилавшими пол вокруг его раскройного стола.
Отделял главное от неглавного одному ему понятным способом и никогда ничему не удивлялся.

- Ты знаешь, что твоя дочь выходит замуж? - причитала его жена. - И за кого? За Борю из дома №5. Что ты сидишь? Сделай что-нибудь!
- Хорошо, - сказал портной и сшил дочке свадебное платье.
Вам конечно не надо говорить, что это была самая красивая невеста. А как была счастлива новоиспеченная свекровь, одевавшаяся с тех пор исключительно у Своего портного! В общем, жили потихоньку...

- Что ты все сидишь? - продолжала жена. - Наша девочка уже ждет ребенка.
- Хорошо, - улыбнулся портной и сшил ей сарафан солнце-клеш, в котором дочь отходила последние месяцы беременности, а потом с той же невозмутимостью обшивал трех, появившихся один за другим внуков.

С утра до вечера мелькала его иголка, выводя маленькие и большие стежки, наметку и узоры. С утра до вечера стрекотала его швейная машинка, - настоящее произведение антикварного искусства, тускло блестевшее полустертыми бронзовыми узорами.
Он разговаривал с этой машинкой, как с живым существом, обсуждал с ней новости, жаловался на радикулит и родственников.
Каждый вечер протирал ее мягкой тряпочкой, а по праздникам смазывал, накрывал сукном и отодвигал в дальний угол стола.
- Что вы смеетесь, - сердился он, - ей тоже надо отдохнуть от такой жизни.
Он был мастером перелицовки, волшебником, способным из одной старой вещи сделать две, причем новые, правда меньших размеров.
Он был прекрасным человеком, но ко всему имел свое мнение и обожал спорить.
Желаемый фасон приходилось отстаивать чуть ли не со скандалом. Длина рукава и форма ворота имела решающее значение. А что приходилось выслушивать нашим девушкам, когда пришла пора мини юбок.
- Что вы мне заказываете?! - кричал он, презрительно морщась. - Вы хотите короткую юбку или широкий пояс?! Если у вас нет денег на матерьял, так я доложу.

Иногда портной создавал совершенно ненужные, даже нелепые вещи. Торбочки из лоскутков, или дорогое вечернее платье, расшитое бисером.
- Это платье будет носить сама королева, - пристраивая на бретельку огромную шелковую розу, обещал портной.
- Остановись, - вздыхали родственники. - Где ты и где королева. У нее полно своих портных.
- Хо! - отвечал портной, залихватски закидывая сантиметр за плечо, словно шарф, - Вы у меня еще посмотрите!
Но, когда дочь нашего аптекаря Оля решила принять участие в конкурсе красоты, то ей конечно, понадобилось вечернее платье. И у портного оно конечно нашлось. И что вы думаете? Она таки выиграла этот конкурс, и ее фотография в этом платье была во всех газетах.
- А что я вам говорил?! - торжествовал портной.
- Ну, мы думали, что ты имел ввиду королеву Англии, - пожимали плечами родственники.
- Не важно, что вы думали, важно, что я говорил, - воздевал палец в небу портной. Кстати, Оля потом очень удачно вышла замуж. Не за принца, конечно, но за очень порядочного человека.

А портной шил сарафаны и юбки, блузки и платья, с рукавами и без, с декольте и без, со складками, разрезами и выточками, всего за три примерки, велев клиенткам зажать зубами ниточку, якобы для того, чтобы "не зашить ум", а на самом деле для того, чтобы клиентки во время примерок не мешали своей болтовней и советами.
В его мастерской было огромное, до полу зеркало и перед ним такая специальная табуреточка для примерки: клиентка становилась на эту табуреточку, и конечно, ощущала себя королевой на примерке парадной мантии.
Если клиентка была высокая, то на табуреточку становился портной.

Он был уже старым, сморщенным, но таким же быстрым и ехидным, как в молодости.
- Да, вы таки имеете фигуру, - говорил он, снимая первую мерку. - Только я еще не понял, какую.
Он плохо помнил имена своих клиентов, но никогда не забывал вещи, которые шил.
- А мнется, как моя жизнь, - разглаживая готовое платье качал головой портной. - Что за матерьял пошел, что за матерьял.
Он пользовался допотопным чугунным утюгом и для всех оставалось загадкой, как он умудрялся нежнейшим образом разглаживать тончайшие кружева, батист, а потом и новомодную синтетику, которую, собственно не нужно было гладить, но не изменять же своим принципам из-за новых тканей.

Портной был пророком, которому конечно никто не верил.
- О, этот мальчик будет великим музыкантом, - предвещал он, послушав, как соседский сын мучает пианино, и уходил шить ему фрак.
- Ну, что ты делаешь?! - вопрошала жена. - Это же еще ребенок.
- На вырост, - размечая мелом ткань, отвечал портной.
Фрак мог висеть в его шкафу 10-15 лет, и будьте спокойны - дожидался своего часа.
На вырост. Это было его любимое выражение.
Он шил костюмчики и платья первоклашкам - с запасом, на вырост.
Он шил какие-то головокружительные туалеты, призванные обозначить торжественные события в жизни их будущих владельцев. На вырост!
Иногда эти туалеты ждали, как тот фрак, по нескольку лет, потому что люди должны были дорасти до одежды этого маленького, веселого, измазанного мелом портного, который любил шить сидя на подоконнике, здороваясь с прохожими, потихоньку сплетничая о том, о сем, а в промежутках между платьями и брюками подхватывать тонкой иголочкой расползающиеся края и заштопывать само время.