1. Путники

       Узкая фигура сутулящейся женщины в мужском пиджаке, чёрной шали и с холщевой котомкой за плечами появилась в неказистых улочках нашего селения под вечер хмурого осеннего дня. Моросил затяжной холодный дождь. Горные вершины укрылись липким серым туманом. Глинистые горные тропы основательно раскисли и являли скорее препятствие, нежели дорогу.

Женщина пришла со стороны районного центра, который находился значительно ниже нашего селения. В летнее время дорога оттуда к нам занимала около четырех часов, а в таких условиях и все восемь - девять. 

Путаясь в длинной промокшей юбке, сплошь заляпанной рыжей грязью, опираясь на кизиловую палку, женщина брела по запутанным улочкам, обходила дворы в поисках ночлега и, опустив глаза в землю, просила подаяние.

В старых глубоких калошах, с налипшей глиной, она с трудом переставляла ноги, оскальзываясь в обильной грязи на крутых улочках селения.

Женщина держала за руку плохо одетого худого мальчика лет шести – семи. На его ногах были вязаные носки неопределенного цвета и безнадежно промокшие лапти, тоже в грязи. Женский платок, повязанный крест-накрест, служил мальчику верхней одеждой. Голая шея посинела от холода и покрылась частыми пупырышками. На голове болталась большая, не по размеру, кепка. Путники являли собой грустное зрелище нищеты и неустроенности, вызывая жалость у сердобольных сельчан.

Однако жители к такому привыкли – шёл третий год войны с Германией. Калеки, сироты, нищие наводнили страну, и в наших горных краях их тоже хватало. Ошпаренные судьбой, искали они угол, где можно выжить.

Люди, тяжко вздыхая, давали милостыню:  кто горсть кукурузы, кто картофелину, кто кусок черствого лаваша или сухарь. 

Мужчины воевали, а в тылу женщины, старики и дети старались выжить и сохранить семьи в изнурительном труде для фронта, ради возвращения своих отцов, сыновей, мужей и братьев.

Выжить получалось не всегда и не у всех. Умирали от голода, от болезней, от нескончаемого тяжелого стресса военного времени, который не всякий мог вынести. Так жила вся страна, и наше маленькое горное селение не было исключением.   

Жизнь впроголодь, нехватка самого необходимого – общая проблема. Жители поддерживали друг-друга, как могли, хотя тяжелое время, казалось, разобщит людей, разогнав по углам. В дагестанских селениях, многие ещё и приходились друг-другу родственниками.   

Некоторым  приходили «чёрные письма» - похоронки. Об этом сразу узнавали по душераздирающим женским крикам и безутешным рыданиям, вырывавшимся из их несчастных домов. Сердца наши леденели - кто следующий? Печаль чёрным крылом ложилась на всё селение, вселялась в проплаканные глаза поседевших женщин, и облачала их в чёрные одежды.

Я училась в восьмом классе, а по вечерам работала в крошечной сельской библиотеке. Там висела карта, на которой я переставляла флажки, обозначая фронт. Линия флажков приближалась к западной границе страны. После библиотеки возвращалась домой и помогала матери по хозяйству. Стирка, глажка, уборка, мытье посуды – лежали на мне. У меня много братьев и сестёр, все младше меня.

Уроки я делала при свете плошки глубоко за полночь. Керосиновую лампу зажигать для этих целей мне не позволяли, берегли керосин. Отец тоже воевал. После тяжелого ранения, полученного под Ростовом, служил в Иране, где стояли наши войска, и мы уже не опасались за его жизнь, как люди опасались за тех, кто сражался на западе.

Женщина с ребенком постучалась и в нашу дверь, на стук вышла мама.

– Ради всевышнего, примите на ночлег. Мы путники, у которых нет крова, нет двора. Не дайте нам погибнуть в холоде и голоде, под дождём! – умоляющим голосом произнесла женщина.

Глаза её болезненно горели, прерывистая с придыханием речь свидетельствовала о недомогании и высокой температуре. В глазах ребенка читалось покорное отчаяние. Он шмыгал носом и крупно дрожал от сырости и холода.

Мать с пониманием отнеслась к несчастному положению путников, измотанных до предела. Она у нас очень отзывчивая. Куда им деваться в холодных осенних горах - голодным, больным, вымокшим под непрекращающимся дождём? Это явная погибель.

– Заходите! Видимо, Аллаху угодно, чтобы вы нашли приют у нас в эту непогоду, –  сказала она, вздохнув, – обогрейтесь, отдохните. Бедные люди, бедные сироты! Проклятая война! За что нам всем такое наказание? – привычно причитала мама, а сама уже хлопотала вокруг путников.

В очаге нашем гудел огонь, и вскоре женщина и мальчик, а это был её сын, отогревались, протягивая руки к огню и чуть не залезая в печь. От их одежды валил кислый нездоровый пар. Мы покормили их разогретыми лепешками, вареной картошкой и брынзой, отпоили горячим чаем с ежевичным вареньем.

Как выяснилось, женщину звали Динарой, а мальчика Идрисом. Обращаясь к женщине, я назвала её «тётя Динара», но она тихо сказала:

– Милая, не называй меня так. Говори просто «Динара», я ведь ненамного старше тебя.

Я присмотрелась и увидела, что это  действительно  так.  Мы не стали донимать их расспросами, видя полную усталость и болезненное состояние. 

Маме только удалось ненавязчиво выяснить у женщины, что у них никого родных нет, что муж пропал без вести на фронте еще в 41-м году, что идут из нашего райцентра – в соседний, где у них есть очень дальняя родственница. Еще узнали, что в нашем селении они оказались, рассчитывая, что кому-то из сельчан тоже понадобится туда перебираться, и тогда они бы к ним присоединились.    

Мы переглянулись: какие переходы в это время года?! Сложно и опасно. До соседнего райцентра – шестьдесят километров по горам. Последний раз туда ходили перед войной, крепкие мужчины, да и то – с лошадьми. Кто мог этим несчастным внушить такую идею и зачем? На что Динара рассчитывала, двинувшись в путь –  тоже  неясно.
Впрочем, вопросы – вопросами, но поскольку мать и сына колотил сильный озноб, им постелили на полу скромную постель и уложили отдыхать, а я занялась чисткой и сушкой их верхней одежды.


(продолжение http://proza.ru/2012/10/17/39)