французова муза

Жил как-то на свете прекрасный француз. Вопреки всем представлениям и стереотипам, в нем совсем не было напыщенности, излишнего пафоса, с которым так тяжело жить, но еще тяжелее расставаться… Нет, с ним все было намного проще, не было всего того, что с легкостью можно встретить в типичном французе. Он умел улыбаться глазами и отражать в них мир так, что хотелось жить и дышать. Когда он пел, взрослые тети превращались в пятилетних девочек с косичками и неслышно подпевали ему губами песни. Единственное, что выдавало в нем истинного француза то, что у него было много муз. Они витали вокруг маленькими воздушными медузками и каждая желала поселиться в его голове.  Или хотя бы посидеть на правом его плече. Шел день за днем, сменялась муза за музой. От этого у него болела голова, он брался за все сразу и не знал как все закончить.  Пока однажды он не почувствовал  ее, одну, единственную из всех, которая в общем-то не искалась, но нашлась.
Она нашлась в теплый осенний день, когда на город  и  головы людей опустился туман.
Тогда многим показалось, что у них в голове какой-то бульон – такая была душащая погода, не хватало воздуха и невозможно было увидеть даже свои ноги. Но наш  француз вышел из дома, на него накинулся молочный туман, и вот что странно – голова его осталась ясна. И даже стала яснее прежнего. Он пошел по своим делам, и даже не шел, скорее, летел по воздуху, а внутри него рождалась идея за идеей. Так пришла она. Неслышно присела на правое плечо и остальные музки, которые плавали где-то рядом, почему-то уступили ей место  и растворились в океане своих воздушных дел и вдохновений. В тот день изменилась погода с сырой и мокрой на теплую и солнечную. Голова француза разрывалась от мыслей и восторгов от музыки, нот, людей и солнечных бликов, которые дрожаще растекались по стенам домов и западали в окна. Если бы он умел рисовать, он бы нарисовал тысячи  картин, но он умел петь, и потому почти каждый  вечер он пел обо всем, что видел. Так это было красиво и легко. Он удивлялся  всему – как это возможно – глубокой осенью увидеть белую бабочку – предвестницу покоя и гармонии? Как возможно  не заметить красивое движение проходящей мимо девушки или то, как взлетает с крыш стая птиц, как задумчивы глаза у собаки, которая ждет своего хозяина. Даже казалось, что ветер вместе со случайными запахами  приносил с тех самых крыш давно позабытые им воспоминания, те, которые, он так силился вспомнить, но обычно не хватало времени  и сил. Все то была она. Неслышная, тихая, еле уловимая музочка, стягивающая облака над его головой красивыми узорами, чтобы он  на прогулке с другом обратить внимание:
-Смотри, какое небо сегодня!
Во сне она раскидывала повсюду ему вещи знаками, чтобы легче было начать новый день.
Но невидимые нити тянули ее назад всякий раз, когда она наполняла его воздушными пузырьками веры в себя. И тогда уже наблюдая его с небес, она то плакала ливнями, сидя на облаках, то улыбалась сверху закатным солнцем, которое он так любил. У всего есть правила, свои рамки и традиции. Потому-то муза не могла постоянно быть с ним и вдохновлять.
Откуда было знать этому высокому и приятному  молодому человеку, от которого веет осенней прохладой и теплыми разговорами по душам, что сердце музы замирало всякий раз, когда она едва касалась его плеча, словно бы кто-то включил свет в и без того освещенной комнате? Он ничего не знал. Да разве мог бы он об этом знать?
Такая радость для нее стать солнечным лучом и потеряться в его волосах. А если сейчас задать  вопрос, кто ее вдохновляет и дарит столько света, что она может делиться нежностью и силами, от чего она чуть-чуть улыбается уголками губ, и все чаще молчит,  как бы удивились многие, если бы услышали в ответ всего одно слово:
Француз.