Сретенское дело

                НЕСЧАСТНАЯ НЕЗНАКОМКА


   С возрастом я всё чаще стал задавать себе один и тот же вопрос: кто же я на самом деле – человек или?.. Боюсь даже произнести это слово… Весь ужас моих ощущений исходит от загадки моего собственного феномена, который всегда приводит меня к фактам преступления. Не находя разгадки той неведомой силы природы, которая тайно замаскировалась в моём теле, я, глядя на свою жертву, и радуюсь и одновременно страдаю от нестерпимого душевного возбуждения. Так случилось и на этот раз, когда я поздно вечером возвращался из театра домой одной из главных улиц Москвы. Встречные прохожие попадались редко. Среди них были и такие, которых нельзя было не заметить; бледные испитые лица с насупленными бровями, из-под которых поблескивали хитрые, острые
взгляды, дающие немалый повод для подозрений. Зимнее небо в эти минуты было безоблачно и спокойно; кое-где виднелись мерцающие звёзды. И только ветер, несмотря на плотность домов, просто неистовствовал. Он набрасывался на идущих плотными порывами, которые, казалось, вырывались из подворотен домов и строений и с каждым мгновением их стремительность возрастала. К тому же было нестерпимо холодно. И вдруг неожиданно – совсем неожиданно, я услыхал еле уловимый голос женщины, взывающий о помощи: «Помогите, помогите…». Голос исходил, как показалось мне, из Селиверстова переулка, к перекрёстку которого я только что подходил. Ни секунды не колеблясь, я свернул  со Сретенки  в переулок и, вглядываясь в полумрак, бросился на помощь к несчастной незнакомке.
   Пробежав метров тридцать пять-сорок, я увидел женщину, лежавшую на тротуаре отчаянно отбивающуюся от наседавшего на неё преступника. Полы её мехового пальто были раскинуты так небрежно, словно они были оторваны, а её голубое платье было разорвано сверху донизу. Ужасное и беспомощное положение женщины буквально взорвало меня. Не сдерживая себя в выражении, я ещё издали, громким властным голосом воскликнул: - «Сволочь, оставь в покое женщину!» И решительно подскочив к преступнику с намерением оттолкнуть его от жертвы, но тот, изловчившись, нанёс удар мне первым; однако я не упал и, более того, не испытал никаких телесных страданий. Удар лишь остановил меня и изрядно добавил кипевшей во мне злости.
   В это время за моей спиной дружно и шумно подбегали случайные прохожие. И тут, как оказалось, в руке преступника блеснуло лезвие ножа. Я машинально уставился на нож и вскинул руку для защиты. Это было в то мгновение, когда нож взметнулся вверх, чтобы нанести мне последний смертельный удар.
   Но, как ни ужасны бывают подобные секунды, удара не последовало.
   - Он, кажется, мёртв, - таковы были первые слова подбежавшего полицейского и схватившего руку, державшую орудие смерти. Мгновение спустя тело насильника обмякло и рухнуло на землю.
   Такой неожиданный итог поединка и слова сержанта произвели на окружающую толпу потрясающее впечатление. С полным правом их взгляды моментально устремились на меня и на мои руки, пытаясь увидеть предмет, внезапно лишивший человека жизни. Однако, моё внимание было полностью обращено к несчастной, возле которой с живейшим старанием две худенькие девушки приводили в порядок её одежду и пытались с особой осторожностью поставить пострадавшую на ноги. Сержант, отойдя в сторону, вызывал по мобильному телефону скорую помощь и наряд полиции.  Все остальные из собравшихся прохожих, не выказывая ни малейшей инициативы, стояли молча, с видом глубокой озабоченности, жалобно вглядываясь в лицо пострадавшей.
   После вызова соответствующих служб, сержант поднял напряжённое лицо, подошёл ко мне и, удивлённо обводя взглядом меня с ног до головы, спросил:
  - Вы кто и как здесь оказались?
  - По той же причине, как и все другие собравшиеся здесь прохожие… Возвращаясь из театра домой, я неожиданно услыхал призывы о помощи; не раздумывая, я бросился к этой несчастной и был доволен тем, что оказался тут в нужное время, хотя и получил удар преступника.
   Вероятно, мой ответ не удовлетворил сержанта и он, прищурив глаза, задал мне следующий вопрос:
  - Быть может, вы успели нанести ответный удар?
  - Да что вы, какой уж там ответный удар… Если бы не вы, может быть, я лежал бы сейчас на месте этого мерзавца. Да я до него даже пальцем не успел дотронуться, хотя большое желание было: оттолкнуть его от своей жертвы.
  - Всё правильно, сержант, этот господин действительно ещё не успел дотронуться до насильника, как тот мгновенно опустил свой кулак на его голову…
   Я повернулся и увидел мужчину невысокого роста в наглухо застёгнутом пальто и с физиономией человека, которого всецело захватило это событие.
  - Ну, что ж, - отметил сержант, быть может, так оно и было, только отчего-то же человек скончался?
  - Да разве это человек? Это мразь в облике человека; всё справедливо: туда ему и дорога, - сказал незнакомец, переводя взгляд на меня, - не надо исключать, что и у мерзавцев есть совесть; быть может, она  не выдержала и взорвалась от содеянного.
  - Господа, не будем фантазировать попусту. Сейчас сюда прибудет наряд полиции, и я надеюсь, что вы, господа мужчины, не откажетесь проехать с нами в полицейский отдел для составления протокола.
   В полицейском участке, куда нас доставили, поначалу к нам относились без всяких предвзятых идей по поводу наступления внезапной смерти преступника. Однако с составлением протокола явно не спешили. Мы невольно стали посматривать на часы, ибо времени было уже около часу ночи. То, что о нас, как нам тогда стало казаться, просто забыли, оказалось не случайностью в самом строгом смысле этого слова. Кстати, я уже начал предчувствовать  недоброе и сделал было попытку поделиться своим подозрением с незнакомцем, как в эту минуту по коридору в нашу сторону, где мы сидели, шёл уже знакомый нам сержант.
   Мы оба встали, готовясь встретить и поговорить с сержантом, хотя для меня уже было ясно, что нас задерживают из-за  весьма важных щекотливых обстоятельств…
   Подходя к нам, сержант не смотрел нам прямо в лицо и, подойдя, в течение нескольких секунд не произнёс ни слова. Затем он поднял голову и, словно страшась нашего гнева, с видимым неудовольствием передал нам требования своего начальства:
  - Господа, к сожалению, вам придётся на какое-то время задержаться здесь в отделе.
   Лицо незнакомца сразу же выразило удивление. Он смело и решительно взглянул в глаза сержанта и, не скрывая растущую неприязнь, спросил:
  - А по какому праву нас задерживают в такое позднее время, когда все нормальные люди уже давно спят? Вы можете прояснить причину этого произвола? Ведь вы говорили, что мы нужны здесь только для составления протокола.
  - Да, господа, я так и думал, но обстоятельства изменились и от вас теперь кроме протокола попросят и некоторых одолжений.
  - Одолжений? Каких ещё одолжений,- наседал незнакомец.
   Сержант украдкой поводил глазами по сторонам.
  - Господа, - сказал он, - сейчас я вам скажу то, что, быть может, и родному отцу не должен говорить… Но вам скажу, так как я привёз вас сюда и очень сожалею, что вас задерживают. Более того, я не намерен брать на свою совесть чужие грехи, из-за которых, как мне кажется, вас, господа, будут подвергать насилию. Однако, эту тайну я открою только с одним условием, которое вы должны клятвенно принять.
  - Иными словами, - сказал я, - вы хотите получить от нас гарантию в том, что мы не выдадим человека, который сообщит нам по секрету, что наш мёртвый насильник является сыном высокопоставленного государственного чиновника?
   От такого сообщения лица сержанта и незнакомца просто одеревенели, а их глаза настолько сильно округлились и расширились, что готовы были выскочить из своих орбит.
  - Как!.. Откуда вам всё это известно? - недоумевал сержант.
  - Господи, молодой человек, да из ваших слов и вашей физиономии, как из открытой карты.
  - Ну и ну! – удивлённо воскликнул сержант, - и главное то, что всё это – правда.
   Наш незнакомец, стоявший чуть правея меня, глядевший мне прямо в глаза, вдруг так покачал головой, словно хотел сказать, что теперь ему всё понятно, хотя мысли его, которые я пытался внять, вихрем кружились в его сознании подобно рою пчёл, летевшего через лесную чащу.
  - Так вот, господа, - сказал сержант невесело, - открывшаяся правда не меняет для вас сути дела; вы задержаны и, как минимум, до утра. Начальство наше предоставляет вам для ночлега комнату отдыха наших сотрудников. Там есть всё для нормального ночного пребывания: раковина для умывания, санузел, несколько топчанов, одеяла находятся в шкафу и, разумеется, домино и библиотека для души. Конечно, это не домашний уют и людям, непривычным к такой обстановке, всё это покажется грубым примитивным жилищем.
   Я глянул на незнакомца. В выражении его лица,  смешались протест и растерянность. В то мгновение, когда наши взгляды встретились, я подмигнул товарищу по несчастью, давая понять, чтобы он всё это не принимал всерьёз.
   Комната, куда нас ввёл сержант, была небольшого размера, с низким потолком, вместо окон - решётчатые витражи. По стенам развешено множество профессиональных, уже успевших изрядно обветшать, плакатов, которые заметно дополняли мрачную картину этой комнаты. Воздух здесь был пропитан едким курительным дымом.
   Сержант коротко ознакомил нас с обстановкой комнаты, а в конце своей речи указал на кнопку для вызова дежурного офицера.
  - Эта сигнальная кнопка, - подчеркнул он,- предназначена для всякого пожарного случая.
  - Теперь скажите, сержант, тот ключ, который лежит в вашем правом кармане куртки, он что? предназначен для запора нашей двери?
   Сержант не стал изумляться и, тем более, упрямиться.
  - Да, господа, дверь вашей комнаты будет сейчас заперта мной на ключ: таков приказ моего начальства. И вот ещё что, господа, завтра утром вас передадут другому отделу полиции, так как «ЧП» произошло не на нашей территории.
  - Ну что ж, сержант, прощайте. Вы, как говорится, ловко обвели нас вокруг пальца. Но мы не в обиде на вас. Вы, по крайней мере, честно вели себя по отношению к нам.
   Как только дверь нашей комнаты захлопнулась и ключ заскрипел в замочной скважине, мы молча глянули друг на друга: незнакомец – с надеждой на меня, я – с естественным победным торжеством… Если сказать откровенно, то события эти не сильно меня волновали. Для меня – это некая игра, в которой я непременно выстою и уж тем более не окажусь побеждённым. Всей душой чувствую, что к открывшимся фактам в этой истории примешивается моё справедливое презрение. Замечаю, что и у моего незнакомца бродят в голове подобные мысли. Сейчас он продолжает молчать,  поэтому я начинаю разговор первым:
  - Полагаю, дорогой мой товарищ, нам не следует искать, в свалившейся на нас  истории, своего оправдания. Если уж на то пошло, мы и без этого сохраним наши честные и добрые имена. Надеюсь, вы меня не осудите, если я предложу вам сейчас же отправиться домой, в свои собственные опочивальни. Оставаться здесь у нас нет никакого смысла. После моих слов незнакомец недоверчиво уставился на меня…
   Затем, опомнившись, он спросил:
  - А это возможно? Мало того, что мы взаперти, мы ведь и почти незнакомы. Считаю, что пришло самое подходящее время довериться друг другу. Меня зовут Вадим Сергеевич Мезенцев. В настоящее время я пенсионер, коллекционирую редкие почтовые марки и немного уделяю времени литературе: пишу небольшие повести, чаще рассказы. Вдовец, живу один. Хотел бы иметь внуков, но увы… Живу в доме, примыкающем к метро  «Проспект Мира». Особо не переживаю, что домой вернусь поздно, но оставаться здесь на всю ночь совсем не желаю… Полностью согласен с вашим предложением: покончить с нашим грубым заточением.
  - А ведь хорошо, Вадим Сергеевич, что вы начали разговор со знакомства. Это главное сейчас в нашем деле. Меня зовут Иван Данилович Шухов, и как ни печально – я тоже вдовец. Тоже живу один, но имею двух внучек. Дом мой на улице Кондратюка прямо за кинотеатром «Космос». В весеннее и летнее время занимаюсь на даче земледелием: выращиваю арбузы, но не только… Приобрёл некоторый опыт и в виноградном деле. Для наших условий -  трудная культура, и, вероятно, поэтому радостям нет предела, когда видишь налитую гроздь на собственном кусте. Вот дождёмся лета, я покажу вам свою плантацию. И вы оцените мой труд на ней, а также вкус её плодов и ягод. Ну, а теперь мы займёмся неотложным делом. Сейчас я вызову дежурного офицера, который прикажет водителю  доставить нас к нашим родным очагам на той самой машине, на которой нас доставили сюда. Она стоит справа входной двери полицейского отдела.  Но я не исключаю, Вадим Сергеевич, что завтра нас снова доставят в полицию и будут, выражаясь на их жаргоне, «прессовать» нас, добиваясь  наших показаний, которые утверждали бы правоту их версий  обелить насильника.
   С этими словами я подошёл к кнопке и нажал её. Вскоре в коридоре мы услышали шаги и, по тому как шум шагов возрастал, нетрудно было догадаться, что человек шёл к двери нашей комнаты. В свою очередь я подошёл к ней с нашей стороны и стал ждать её открытия. Однако шум за дверью неожиданно прекратился, должно быть, человек колебался, что не входило в мои планы. Но затем лязг ключа в замочной скважине позволил мне снять излишнее нервное напряжение.
   В комнату вошёл лейтенант невысокого роста, с бледным лицом и небольшой рыжей бородкой. У него был такой озабоченный вид, словно он опаздывал с выполнением приказа самого высокого своего начальника.
  - Господа, - сказал он, внимательно вглядываясь в мои глаза, - я только что получил приказание нашего полковника: срочно отправить вас по домам – одного высадить из машины вблизи метро «Проспекта Мира», второго – у кинотеатра «Космос». Поторопитесь, господа со сборами, а я пойду, разбужу водителя.
   Едва захлопнулась за лейтенантом дверь, как мой новый товарищ посмотрел на меня с таким изумлением и даже со страхом, доказывая взглядом и мыслями, что во мне сидит некая грозная сила, способная не только убивать, но и управлять сознанием людей.
   Он адресовался ко мне мысленно, и я не мог ему отказать.
  - Да, Вадим Сергеевич, это так… Такая сила проявляется во мне во время большой душевной сосредоточенности, и в минуты крайнего возбуждения, до которого доводит меня агрессия явного преступника. И не по моей воле неизбежной жертвой становится он; тут, вероятнее всего, идёт очищение человеческой натуры от скверны. И по моим ощущениям, я не одинок в мире Создателя. Таким, как вы видите меня теперь, я существую с восьмилетнего возраста. Я не Бог, я нормальный человек, живу и старею в таких же пропорциях, как любой другой человек нашего огромного немого Мира. Я говорю «немого» потому, что Создатель сделал его таким. Он наделил разумом лишь человека, а все живые существа немы, ибо можно себе представить, что было бы с Миром, если бы все существующие твари до муравья обладали бы разумом подобно человеческому? Хотя, как я уже намекнул выше, и сам человек далеко не совершенен, в чём мы будем тому свидетелями… Совсем скоро нас будут обвинять в страшных грехах, которых, разумеется, мы с вами не совершали. В назидания другим мы не должны принять всё это и выстоять…
  - Итак, Вадим Сергеевич, вероятно, на сегодня разговоров достаточно. У нас ещё будет время поговорить более подробно и с пользой для нас обоих.

               
                ВОЗВРАЩЕНИЕ ПОД КОНВОЕМ


   На следующий день нас действительно доставили в другой полицейский отдел в наручниках и под конвоем, приписывая нам в вину ночной побег с подкупом должностного лица.
   В первую минуту, когда нас бесцеремонно бросили за решётку «обезьянника» (помещение для задержанных), мой товарищ сильно растерялся. Мне тут же пришлось вмешаться в его логическую цепь памяти и придать ей более устойчивую форму.
   Около двух часов мы провели в обезьяннике в обществе ночных бабочек и двух сутенёров, задержание которых  не продвинуло их мозги ни на йоту.
   Наконец, у двери обезьянника появился полицейский. Он был среднего роста, широк в плечах и немного горбился, хотя по внешнему виду ему было не более двадцати пяти – тридцати лет. Глаза его неестественно выступали из-под бровей с каким-то кошачьим блеском. Ещё издали можно было заметить, что это человек, не то, что недобрый, а просто злой. Он не торопясь снял замок, приоткрыл решётчатую дверь и крикнул:
  - Мезенцев и Шухов, на выход.
   В одной руке он держал связку нанизанных на кольцо ключей, а в другой – свою штатную дубинку. Мы шли на полшага вперёди стража порядка, который молча указывая нам повороты, прибегал к действию своей дубинки как к некой указке... Минуты через три полицейский остановил нас перед дверью с надписью: «Комната для допросов». Едва переступив порог этой комнаты, мы увидели в полумраке сидящего за столом человека, лицо которого разглядеть было невозможно  из-за отражателя настольной лампы, направленного в нашу сторону. Мы вошли, сделали шага два от порога и остановились. Человек, сидевший за столом, несколько мгновений мерил нас глазами с каким-то самонадеянным пренебрежением.
  - Ну, что, беглецы, - сказал он с ядовитой насмешкой, - убили человека и решили убежать и скрыться? Не получится, граждане убийцы… Для начала придётся вам признаться, как вы это сделали и где спрятали орудие убийства? Я следователь, и имейте ввиду - я своего добьюсь: не таких раскалывал.
   От его слов мне стало как-то не по себе, и я не сдержался:
  - Григорий Матвеевич, хочу, чтобы вы представили себе, какую огромную ношу лжи вы взвалили на свои плечи? Вы не боитесь, что от такой гнусной клеветы у вас язык задеревенеет?
   Следователь вздёрнул плечами и негодующим взором уставился на меня. Затем, боднув головой, вскочил на ноги и, возможно, и даже вероятно, готов был, с неукротимой бранью набросится на меня. Но, подвигав в ярости губами, он так и остался стоять с открытым ртом.
  - Ну вот, господин следователь, -  сказал я негромко и спокойно, - теперь, волей-неволей, вам придётся выслушать меня. Вот тем псевдо документом, который сейчас лежит на вашем столе, сфабрикованным вами, вашим начальником и юристом Бельц, вы хотели запугать нас его подлинностью. В протоколе этом вы подменили факт насилия, простым несчастным случаем: якобы на месте нечаянно упавшей девушки, оказался не насильник, а добропорядочный гражданин, пытавшийся оказать помощь несчастной. А мы, не разобравшись в содеянном этого спасителя, нанесли ему удар такой силы, от которого тот скончался. Для подтверждения этой версии, вы сочинили текст показания потерпевшей, хотя та, до настоящего времени находится в глубоком шоке.  О том, что вы торгуете своей совестью, мы хорошо знаем. Вспомните 2008 год: вы умышленно осудили совершенно невинного человека на длительный срок, отлучив его от своей семьи, родных и близких ему людей, за взятку в несколько тысяч американских долларов. Вам, вероятно, ещё неизвестно, что приговорённый вами, на этапе к месту заключения, дал себе клятву: уничтожить вас и всю вашу семью. Семья у вас праведная и о ваших грехах ей не ведомо, за что и зло   обойдёт её стороной. Вам же дадим лишь совет: очищайте совесть свою… Теперь, если вы вняли моим словам,  ступайте к своему начальнику, который, по приготовленной вами связи, слушает наш разговор, и передайте ему, что вы впредь будите вести ваше следствие по совести. Известный вам генерал  сам должен ответить за грехи столь скверного воспитания своего сына.         
   Из полицейского участка мы возвращались
в глубоком молчании. Я чувствовал, что в сознании моего товарища произошло нечто, давшее ему новую непостижимую тему для человеческого ума. Я и сам сознавал, что многое из того, что я говорил следователю, свидетельствовало, поистине, не     естественному пониманию сути дела. Для меня широко и во множестве, само собой раскрываются эти откровения в моменты нестерпимого возбуждения. А если сказать коротко, то тут есть место и индукции, и дедукции и многому другому, о чём не имею возможности, от незнания, открыть эту тайну.
   Подъезжая к станции метро «Проспект Мира» я почувствовал, как остро и неотвратимо тяготят душу моего попутчика фантастические, навязчивые мысли относительно моих мистических откровений. Надо ли объяснять, что его состояние меня сильно беспокоило? Когда, наконец, поезд стал притормаживать ход и, поскольку время было уже обеденное, я предложил товарищу выйти из метро и найти приличное местечко, где была бы возможность без спешки пообедать и поговорить более основательно о нашем весьма странном знакомстве. Он охотно согласился и предложил посетить хорошо знакомый ему ресторан с названием «Кавказская пленница».
На пороге этого с виду массивного, хорошо ухоженного заведения, нас любезно встретили служащие ресторана и по просьбе Вадима Сергеевича проводили к уединённому столику в третьем зале, где лёгкий шум гостей невольно стал подбадривать наш аппетит.
   - Это моё любимое местечко, - говорил с пафосом мой товарищ. – Особенно люблю здесь засиживаться в вечернее время: тут само собой моей душой овладевает стремление создать что-то новое и такое, которое произвело бы на многих моих читателей потрясающее, неотразимое впечатление. Сегодня утром, когда за мной приехали из полиции, я вдруг почувствовал, что моё сознание обогатилось какой-то новой надеждой… И всё потому, что я встретил вас, Иван Данилович, человека, давшего мне новую пищу для размышлений. Сейчас мне представляется чудом из чудес то обстоятельство, при котором мы покинули совершенно свободно стены полицейского расположения. Наши суровые обвинители, словно затаённые призраки, молча смотрели на нас какими-то лихорадочно тревожными взглядами. Мне кажется, Иван Данилович, что они не оставят нас в покое ещё долгое время. И всё же, чтобы не случилось со мной, я безмерно рад нашему знакомству. Но говорить с вами о том, какие бредовые мысли овладевают моей головой после всего увиденного за эти неполные два дня, у меня просто не хватает смелости.
  - А говорить, Вадим Сергеевич, ничего и не надо: я согласен стать вашим идейным вдохновителем в части тех тайн, которые захватили вас целиком и которые, как мне кажется, станут, разумеется, в пределах разумного, материалом ваших произведений.
   - Я весьма рад, Иван Данилович, такому вашему решению.


                ИВАН ДАНИЛОВИЧ О СЕБЕ


  - Я готов, как на исповеди, чистосердечно рассказать вам о себе то, что до сих пор хранилось в тайне. Думаю, что теперь мой возраст позволяет мне это сделать. Однако,  я не ручаюсь насколько это будет безопасно не только для меня, но и для вас. Человек имеет большую власть над собой, но большую над нами имеет наш Создатель. Я уже говорил вам, Вадим Сергеевич, что единственным существом в нашем мире, способным логически и творчески мыслить – человек. Ум, интеллект, совесть и рассудок – жизненные механизмы деятельности человека. Но они не само совершенство. Для Создателя очень важно, чтобы разум человека всегда был в согласии с требованием нравственного чувства, совести, долга и разумно-духовных требований жизни. Поэтому при рождении ребёнка Создатель в Таинстве вводит в его плоть заповедный дух, который именуется в нашем сознании ангелом – хранителем души. Однако, это не единственный метод контроля за деятельностью своего создания… Я часто вспоминаю то время в восьмилетнем возрасте, когда через антенну детекторного приёмника ко мне в комнату влетел небольшой огненный шарик, который в течение получаса летал перед моими глазами, а затем, сильно заискрившись, негромко взорвался, обдав меня бисером, и пропал. Это событие напугало меня и настолько глубоко потрясло, что я, потеряв сознание, упал на пол и пролежал без движений около часа. Жил я тогда с отцом на окраине небольшого таёжного села Томской области. Отец в этот день ушёл со своим боевым другом, приехавшим из Москвы (они оба рука об руку прошли от Москвы до Берлина) на целую неделю в тайгу поохотиться.     Стоп! Вадим Сергеевич, к ресторану только что припарковалась машина с нашими недоброжелателями.
   Вадим Сергеевич бросил на меня беглый взгляд и спросил:
  - Но как они узнали, что мы здесь, они что, следили за нами?
  - Исключено! Но появление их, меня тоже несколько озадачило. Однако не будем сейчас искать этому объяснение… Их двое, и мы скоро узнаем всё из их разговора.
   И, действительно, прошло не более двух  минут, как наши пришельцы заговорили о целях своего приезда.
   Пять минут мы сидели молча. Старший  говорил довольно долго и, как мне показалось, проявлял немалую осведомлённость о порученной им операции, за выполнение которой обещана сумма в 20-ть тысяч американских долларов. Само же задание заключается в подписании нами протокола, составленного ранее в оправдании насильника.  Поскольку на карту поставлена репутация высокопоставленного чиновника и более того – его честь, задание должно быть выполнено любой ценой: вплоть до ликвидации несогласного свидетеля преступления.
   - «Нет человека – нет и проблемы». Эта фраза цинично прозвучавшая в форме комплимента старшего младшему, сильно взволновала меня. У меня даже пропал аппетит. Я положил на стол вилку и нож и сразу же обратился к своему товарищу.
  -Вадим Сергеевич, эти головорезы намерены сейчас же встретиться отдельно с каждым из нас и предложить нам подписать протокол в той же редакции, которую мы настойчиво отвергли в прошлый раз. Из их разговора следует, что подписание должно состояться непосредственно в наших квартирах, что ни в коем случаи нельзя допустить… Этим людям вручены заказчиками чрезвычайные полномочия при решении этого вопроса. Ведь не случайно, что под их одеждой спрятаны пистолеты с глушителями, хотя в разговоре речь о применении оружия не шла.
  Собеседник вскинул голову.
  - Иван Данилович,  почему  у заказчиков такая настойчивость?.. Ведь ваш дар видения представлялся всем абсолютно очевидным… То, что мы и они видели и слышали – выходит за рамки вероятного и не могло остаться незамеченным.
    -Сейчас их  точка зрения сводится пока к единственному предположению: наличию в коллективе «крота», которому хорошо заплатили Однако узнать о нём что-то определённое до сих пор им не удалось. Поэтому они идут на крайнюю меру… Было бы чистейшей нелепостью с нашей стороны выказывать им хоть какое-нибудь доверие. Даже в тех случаях, когда мы находимся среди большой массы людей, мы просто обязаны быть весьма и весьма бдительными. В большей части это касается вас, Вадим Сергеевич. Единственная ваша защита – это ваша бдительность. Пожалуйста, помните об этом. Сейчас всё склоняется к тому, что эти люди намерены прежде встретиться с вами, а уж потом со мной. Прошу вас, Вадим Сергеевич, чтобы не стать жертвой этих злодеев, подписывайте протокол сразу же без всяких оговорок. И, ни в коем случае, местом подписания не должна быть ваша квартира. Нельзя исключать и тот факт, что после подписания им придёт в голову избавиться и от самого свидетеля преступления.
   - А как вы думаете, Иван Данилович, если сейчас я выйду в первый зал и начну разговор с кем-либо из служащих ресторана, эти мерзавцы узнают меня?
  - Несомненно. Наши фотоснимки лежат сейчас в кармане старшего этой парочки. Я полностью согласен с вашей задумкой, Вадим Сергеевич, как раз всё кстати. Мне, разумеется, незачем говорит вам, что именно так всё и будет. Теперь, когда мы оба знаем, на что способны эти отморозки, не будет лишним напомнить себе о предельной бдительности. Ну что ж, обстоятельства вынуждают прервать сейчас нашу беседу, которую мы можем возобновить в любой свободный для нас обоих день. О результате же разговора с этими «господами» сообщу вам завтра при нашей встречи. Берегите себя, Вадим Сергеевич. За меня не беспокойтесь, я защищён надёжнее, чем самой лучшей бронёй, хотя удивление моё на этот счёт не слабеет даже с возрастом. Итак, запомните: сейчас в первом зале ресторана эти отморозки, иначе их не назовёшь, уже почувствовали ваше присутствие здесь, и, едва вы окажетесь в первом зале, как вас тут же заметят и сделают всё возможное, чтобы вы оказались за их столиком. Не может быть никаких сомнений, что они без всяких предисловий предложат вам подписать протокол, который для видимости вы должны пробежать глазами. Мы оба прекрасно знаем и содержание этого грязного пасквиля и знаем, что последует за тем, если вы откажетесь его подписать. Поэтому, вы, Вадим Сергеевич, имеете полное право действовать сейчас не в интересах правосудия, а в интересах  своей собственной безопасности. Тем более, что этот фальшивый протокол не будет иметь законной силы без подписи второго главного свидетеля, то бишь моей подписи.
  - Но как же, Иван Данилович, ведь это же убийцы, они и вас…
  - Нет, нет, Вадим Сергеевич, это исключено… Меня нельзя убить… В этой жизни я доживу до своей естественной кончины. Да, вы уже были этому свидетелем. Скорее всего, что кто-то из этих отъявленных злодеев, а, может быть, и все оба окажутся жертвами своих собственных злодеяний. Я уже говорил вам, что им дано чёткое указание своих заказчиков: «Если свидетель отказывается подписать протокол – убрать свидетеля».
  - Иван Данилович, а если предупредить их о последствии?..
  - Во-первых, они не те люди, которые поверят такой сказке, и, во-вторых, после таких предложений с нашей стороны они просто посмеются нам прямо в лицо. Так что, Вадим Сергеевич, ждите завтра моего звонка. И вот ещё о чём я обязан вас просить: все те Таинства, которые открываются перед вами не должны сообщаться кому бы то ни было, как факты, несовместимые с нашими человеческими представлениями.
  - Понимаю вас, Иван Данилович, никаких устных суждений на этот счёт. Наш мир так бесконечен и загадочен, что говорить о его тайнах может лишь глубоко мыслящий учёный или писатель в своих романах.  Однако, как я понимаю: мне пора покинуть этот зал и войти в тот, где меня ждут господа по очень важному делу. С этими мерзавцами я постараюсь быть сдержан и краток.
   После этих слов Вадим Сергеевич встал и, простившись с собеседником, прошёл в пер-
вый зал ресторана, понимая, что здесь ему уготовлена не самая приятная встреча.
   Не останавливаясь и не проявляя любопытства к гостям, он направился прямо к выходной двери ресторана. Однако в двух шагах от порога был остановлен человеком, дерзко вставшим на его пути.
   В смятении Вадим Сергеевич гордо вскинув голову, спросил:
  - И что это значит?
  - Господин Мезенцев? – спросил тот.
  - Да, это я. А в чём дело?
  - Нам необходимо поговорить с вами; пройдёмте вон к тому столику. Незнакомец кивнул головой в сторону, сидящего за столом своего товарища.
  - Но я тороплюсь.
  - Ничего, это ненадолго.
  - Ну, ладно, пойдёмте, если ненадолго.
  Сидевший за столом кивнул подошедшему на свободный стул.
  - Присаживайтесь Мезенцев и постарайтесь не задерживать ни нас ни себя.
  - Не понимаю вас.
  - Сейчас поймёте, - ответил тот.
  Покопавшись в портфеле, он положил на стол исписанный лист бумаги.
  - Вы должны подписать вот этот протокол.
  - Какой ещё протокол?
  - Самый обыкновенный, который касается вас.
  - А можно я взгляну на него?
  - Пожалуйста, берите и знакомьтесь, но недолго.
  Вадим Сергеевич взял со стола исписанный лист бумаги, пробежал глазами по строчкам всего текста и кивнул головой, давая понять,  что всё здесь ему знакомо и он готов подписать эту бумагу.
   Сидящий за столом, вероятно старший этой парочки, передал Вадиму Сергеевичу ручку, который, не поднимая головы, поставил свою подпись.
  - Если это всё, господа, тогда до свидания.
  - Да, это всё, - сказал всё тот же незнакомец, укладывая бумагу в портфель.
   Вадим Сергеевич встал и, не оглядываясь, покинул ресторан.
   После этой сцены, минут через пять спустя, ресторан покинула и эта бесовская парочка.
 

                РОКОВЫЕ  СОБЫТИЯ


   Оставаясь ещё некоторое время в ресторане, меня одолевали, главным образом, тревожные мысли; я хорошо представлял себе дальнейшие действия этих отъявленных наёмников, поспешно направившихся по проспекту Мира в сторону ВДНХ,  а точнее к дому номер один на улице Кондратюка, где по представлявшемуся мне видению должны произойти роковые события. И поскольку эти события уже не подлежали сомнению, я всё же решил проявить снисхождение к этим отпетым ребятам: попытаться переубедить их в своих замыслах.
   С этими мыслями я  быстро спустился в метро и, если сказать честно, я не был уверен в том, что преступники примут моё предложение.
   Выйдя из метро на станции ВДНХ, я смело и решительно направился в сторону своего дома, где как мне представлялось «гости» со своими помыслами подходили уже к двери моей собственной квартиры. Однако, это меня совсем не беспокоило; сейчас я думал только о тех предосторожностях, с какими мне придётся внушать этим, уже в ум взявших отчаянную дерзость: заставить меня подписать злосчастный протокол.
   С редкой непринуждённостью я свернув со Звёздного бульвара, неторопливо зашагал прямо к своему дому и, не заходя в подъезд, прошёл на небольшую детскую площадку, расположенную метрах в тридцати от входных дверей, в которые я вхожу  уже чуть больше полувека.
   На детской площадке я без особого труда нашёл себе такое место, откуда хорошо был виден мой подъезд, из которого вот – вот должны выходить мои незваные гости.
   И действительно, через минуту дверь широко распахнулась, и на пороге со взрывом негодования появился мужчина лет сорока с беззастенчивой  наглостью на лице. Следом за ним появился второй, помоложе, у которого подобная дерзость только ещё начинала себя обнаруживать. Сразу бросалось в глаза, что укротить необузданную ярость этих исполнителей столь необычных поручений, за которые им,  обещано солидное вознаграждение, будет делом весьма нелёгким, а, может быть, и невозможным.
   Увидев незнакомых людей, я не шелохнулся и только взгляд мой произвольно сделался сильно сосредоточенным, а  глаза мои с особой силой вспыхнули под моими седеющими бровями.
  Мне нетрудно было сделать так, чтобы эта парочка посмотрела в мою сторону.
   - Так вот же он, - крикнул с немалым изумлением тот, что был постарше и с видимой наглой решимостью быстро подошёл ко мне.
   - Ну вот, мы везде вас ищем, а вы сидите тут и в ус не дуете, а ведь за вами должок…
   - Какой ещё должок? Это не тот ли фальшивый протокол, который навязывают мне подписать?
   - Тот, тот… Именно тот.
   - Очень жаль, что вы взялись за это неблагодарное и опасное дело.
   - Неблагодарное? Да мы и пальцем бы не шевельнули, если бы нам не отвалили такие «бабки».
   - Знаю, знаю; я сказал неблагодарное и опасное дело только потому, что тут есть нечто такое, о чём я должен вас предупредить… Сейчас, поскольку вы нашли меня, вам мнится полный успех в выполнении вашей миссии. Нет, господа, нет, это глубокое заблуждение и вот почему: во-первых, ту лживую, дьявольскую бумажку, которую именуют протоколом, я никогда не подпишу потому, что там нет и слова правды. И во-вторых, вы слишком самонадеянны и вам не приходит сейчас в голову, что ваши последующие деяния  настолько грешны и порочны, что могут стоит вам самой жизни. Прошу вас, господа, сейчас же отказаться от своих замыслов.
   - Ты, старый крендель, что ты тут мелешь? Ты сейчас подпишешь протокол или…                Бандит отвернул полу плаща и указал на пистолет с глушителем.
   - Да, это серьёзный аргумент для убеждений, но, несмотря на это, я обращаюсь к вам обоим с прямым и, бесспорно, с последним советом: верните эту фальшивую бумажку, именуемую – протоколом, её хозяевам, а вот эта штучка (я указал глазами на пистолет) при её использовании сыграет с вами злую шутку.
   Однако, доводы мои только, как говорится, подлили масло в огонь…
   - У тебя что, мужик, совсем крыша поехала? Тебе что, жить надоело? Вот подписывай протокол и  убирайся ко всем чертям, -  выкрикивал тот с безрассудным негодованием.
   Тут совсем неожиданно со стороны Звёздного бульвара, упиваясь своим беззастенчивым торжеством, показалась группа весьма подвыпивших молодых людей. Не совсем понимая, куда им дальше двигаться, молодые люди засуетились и стали бросать свои взгляды по сторонам.
   -Господа, - с деланной досадой воскликнул юноша в красном пиджаке, - по-видимому, мы ошиблись местом. Теперь что же, так и будем ходить вокруг да около… Ну, кто-нибудь из вас, господа, проявит свои мыслительные способности и укажет, наконец, где же этот знаменитый храм небес?   
   - А ты, Серёга, не теряйся в догадках: иди и спроси вон у тех господ на детской площадке.
   - Юноша в красном пиджаке повиновался.
   - Господа, тут где-то находится Космодром, а в нём и клуб Караоки, - спросил он, предварительно сделав  несколько шагов к незнакомцам, которые тут же повернули головы.
   - А вот он, - с торжеством сказал я, указывая рукой на здание, возвышающееся над деревьями, - а вход в клуб Караоки я вам сейчас покажу.
   С этими словами я уже готов был последовать за юношей в красном пиджаке, но, не успев ещё и шагу сделать, как ко мне  с безрассудной прытью подскочил мой противник и, ухватив мой воротник, остановил меня.
   Поражённый сверх всякой меры, я обернулся и, увидев в лице своего врага непреклонную решимость  покончить со мной,  попробовал освободить себя, но тот, не выпуская из руки воротник, вытащил из-за пояса пистолет и стволом глушителя грубо надавил мне на грудь.
   - Подписывай протокол, не то я убью тебя на месте!
  Я вначале заколебался было, но через мгновение с лёгким вздохом сказал:
   - Не могу, не имею права!
   Затем с силой толкнул руку, продолжавшую держать меня за воротник и, повернувшись, быстро зашагал в сторону  удалявшейся компании молодых людей.
   И тут произошло то, что и должно было произойти: пистолет с грохотом ударившись о скамейку, словно мячик отлетел далеко в сторону, а обладатель его, прижав обе руки к груди, упал на колени и слабеющим голосом прошептал:
   - Шмель, догони его и убей!
   Тот не раздумывая, бросился вдогонку…
    Указав молодым людям вход в клуб Караоки, я стал спускаться с площадки «Космодрома» на тротуар улицы Академика Королёва, где как это обычно бывает на широких улицах, автомобили неслись с бешеной скоростью.
  Моё предчувствие  того, что за мной по пятам следует убийца, не обманули меня, и теперь я думал лишь о том,  как  уберечь этого негодяя от неминуемой гибели: ведь он сейчас приблизившись ко мне, сочтёт удобной для себя минуту и достанет пистолет. И будет уже здесь не один, а целых два трупа… Снова начнутся допросы с пристрастием; ведь моё имя и фамилия чётко обозначены в протоколе.
   «Попробую действовать гипнозом,  хотя в таких случаях обострённые мысли противника оказываются сильнее всякого внушения.
   Чтобы осуществить свой замысел, я остановился и обернулся лицом к преследователю. Но тот неожиданно выхватил из-за пояса пистолет и прицелился, а затем, так же неожиданно, не выпуская пистолета из рук с   сильной дрожью тела упал на тротуар.
   - Не успел! - Почему-то сказал я вслух.  И в то же мгновение я повернулся и зашагал прочь.
    В течение всех последующих часов этого рокового дня я не находил себе место, где бы можно было избавиться от тех тягостных дум, которые вызывали у меня невыносимое стеснение в груди. Я долго бродил по улицам города, совсем не воспринимая всё то, что я слышал и видел и, быть может, поэтому, к концу дня я вернулся домой хоть и усталым, но теперь я мог совершенно спокойно без волнений осмыслить до последней точки все события минувшего трагического дня. Я признавался себе, хоть и не без колебаний: «обстоятельства так неблагоприятно складывались и продолжают так абсурдно складываться, что невдалеке замаячила ещё одна высокопоставленная жертва, которая незримо представлялась мне последней в этой роковой истории.
   Так, по крайней мере, намечались события на ближайшую перспективу.
   Не удивительно, что уже сейчас я стал думать о том, чтобы на этот раз    оказалось в моей власти постичь провидение и не допустить очередной смерти.
   - Мне надо сделать всё возможное, чтобы оказаться рядом с человеком в тот момент, когда в силу складывающимся обстоятельствам, он будет подвержен смятению и жизненному разочарованию… Всё это не должно закончиться трагической сценой… В этом-то, вероятно, и есть вся суть моей жизни, хотя мне никто и никогда не говорил об этом.               

  На следующий день я пригласил к себе Вадима Сергеевича и рассказал ему, как и обещал ранее, всю трагическую историю вчерашнего дня, с одной лишь оговоркой: “и это ещё не конец”. Эту оговорку я произнёс с  досадой и с  раздражением. Вероятно, в это мгновение Вадим Сергеевич увидел во мне твёрдую решимость не допустить очередной жертвы.
   - Мне кажется, Иван Данилович, что я хорошо вас понимаю и охотно поддерживаю ваше желание сделать всё возможное, чтобы смертей больше не было.
   - Да, да, Вадим Сергеевич, эта мысль вертится как волчок в моём сознании. Сейчас очередной жертвой может стать сам генерал… Сегодня утром, когда ему доложили ещё о двух жертвах по этому делу, он несколько минут хоть и молчал, но был уж сильно взволнован и большей частью от того, что в его сознании металось чувство утраты собственного достоинства.
   - Иван Данилович, а где же было это достоинство, когда к нам направляли явных убийц с вполне определёнными планами: не оставлять в живых свидетелей преступления в случае, если они откажутся подписать  этот злосчастный протокол.
    -Да, это так… И как ни странно, Вадим Сергеевич, следствие всё это время умышленно шло по ложному следу. То обстоятельство, что при совершении двух последних убийств не нашлось ни единого свидетеля и во всех трёх трупах при вскрытии не обнаружено повреждений каких-либо внутренних органов, следователь ограничился чистейшей нелепостью: считать, будто я владею каким-то секретным оружием, стреляющим не пулями, а  смертельными лазерными частицами, которые мгновенно парализуют мозг и тело человека и останавливают его сердце. Вполне возможно, что в конечном счёте так оно и происходит… Но мне было бы весьма удобнее, если бы эти мерзавцы не были обречены на смерть, а спустя какое-то время приходили в себя, как это было однажды в детстве в моём родном селе.
   При последних моих словах Вадим Сергеевич вскинул голову, словно его слух уловил какой-то необычный звук. Затем, проявляя глазами острейшее любопытство, он сразу же обратился ко мне:
   - Господи, Иван Данилович, пожалуйста, расскажите об этом событии, ибо не могу противиться собственному любопытству.
   - Да тут, пожалуй, нет ничего занимательного. Произошло это на Яблочный спас  19-го Августа; в нашем селе этот день считался Престольным праздником. Гости из соседних сёл наполняли наши улицы толпами. Песни, частушки под гармонь, под трезвон балалаек бесконечные пляски, которые с оглушительным весельем поднимали клубы дорожной пыли. И погода была словно по заказу: тёплая, безветренная и солнечная. Для нас мальчишек и девчонок день этот тоже был невероятно праздничным, приносящим всем нам какой-то необузданный восторг.  Ближе к полудню мы дружно собрались на ближайшем к нашему селу  таёжном озере, на котором к этому часу царило полное безветрие. Мы резвились без удержу: купались, играли в лапту, конфетные фантики, но больше всего нам нравилась игра, в которой один из играющих с завязанными глазами ловит других. Вам,  Вадим Сергеевич, вероятно, знакомо правило этой игры?
   - Ещё бы!  Жмурки обогащали мой детский дух светлым желанием поймать свою возлюбленную…
   - Вот-вот,  большинство наших мальчишек горели этим же желанием, и я, разумеется, не был исключением. Когда мне завязали глаза, я стремительно бросился на поиск своей девушки… Но, метаясь направо и налево, я потратил не менее пяти минут безрезультатно. И тут совсем неожиданно меня ухватили разом за руки и за ноги и понесли, как мне тогда показалось, к берегу озера, чтобы раскачать и бросить в воду. Я, конечно, изо всех сил сопротивлялся и пытался сорвать с глаз повязку, но мои старания были тщетны. Затем неизвестные мне люди остановились и начали по чьей-то команде меня раскачивать: Раз-два-три…  Моё тело взметнулось вверх и полетело не к воде, а в противоположную сторону. Оказавшись на земле и на свободе, я сорвал с глаз повязку, вскочил на ноги и увидел перед собой двух лежащих без движений молодых людей. Лица их были белее полотна, глаза открыты без движений, а  позы  довольно убедительно напоминали людей, уже покинувших этот бренный Мир. Так прошла минута, вторая… За это время играющие в жмурки подростки, на глазах которых произошло это событие, образовали плотное кольцо вокруг неподвижно лежавших на земле «шутников». Только я в одиночестве суетился в стороне, стараясь всеми силами успокоить своё сильно бьющееся сердце. Мысли мои были жутко расстроены. Сейчас я не помню, что толкнуло меня тогда подойти к крутому, обрывистому берегу и посмотреть вниз. Увидев груду валунов под небольшим слоем прозрачной воды, я машинально отступил от рокового берега и в паническом страхе произнёс: «Господи, спаси и помилуй меня». (Хотя с тех пор прошло уже много долгих лет, память моя хранит эту крошечную молитву незыблемо). Затем я услышал какие-то не очень стройные звуки, исходившие, как мне показалось, из уст моих обидчиков.  Потеснив немного толпу, моему взору открылась картина, которой, не смотря на моё душевное расстройство, я непроизвольно порадовался. Нельзя передать точно какова была степень моей радости, но тот факт, что люди были живы, я ощутил в душе   истинный   трепет восторга. Это, пожалуй, всё, Вадим Сергеевич, о той далёкой истории.
   - Иван Данилович, наверное, у вас были и другие, не менее занятные приключения?
   - Да, их было достаточно и, как вы знаете, они продолжаются и по сей день.  И в этом отношении спешу сообщить вам, Вадим Сергеевич, что ко мне уже едет высокопоставленное лицо – мой незваный гость. Прямая его цель – уверить меня в великой отцовской любви к единственному сыну и, тем самым, принять его сторону. Негласно  наблюдая в эти минуты за его мыслями, я чувствую двойственность его решимости: убедить и настоять… Сказать  по чести, Вадим Сергеевич, я поражён его решимостью настоять – ибо при этой мысли он то и дело поглядывает на «бардачок», где лежит его нештатный ствол.
    Вадим Сергеевич посмотрел на меня с каким-то немым изумлением.
   - Боже мой, в таких обстоятельствах, как наши с вами, нам непременно надо срочно покинуть ваш дом. Значит наш генерал, не будучи прямым виновником этих содеянных преступлений, понимает, что он в достаточно большой степени способствовал их осуществлению и сейчас без предисловий, как говорят французы, пошёл va banque.   

      
                ВА-БАНК

               
   Мы уже минут  десять находились на той детской площадке, о которой уже шла речь на предыдущих страницах нашего повествования. Место это было выбрано по настоятельной просьбе моего товарища: его одолевало желание взглянуть на человека такого высокого ранга, способного в действительности совершить столь гнусное преступление.
   Хорошо замаскировавшись на площадке, я стал более внимательно отслеживать мысли и маршрут движения наших незваных гостей.
    Пёстрая смесь новаторских мыслей незаурядного человека, и его привычная уверенность в совершаемых им поступках, говорили о его настойчивом желании осуществить и этот свой замысел, хотя мрачные предостережения тенью витали в его воображении.
   Припарковав свою машину на обочине улицы Королёва, наши гости: - генерал и его
подчинённый сотрудник МВД, направились прямо на улицу Кондратюка к дому №  1.
   Несмотря на то, что  мысли генерала были сильно расстроены, в том числе и   враждебностью ко мне, я хорошо уже понимал задумку генерала, которая, прежде всего, состояла в том, чтобы вызвать во мне  сочувствия и жалость к несчастному отцу, у которого смерть забрала горячо любимого и единственного сына.
   Я невольно задумался и тут, совсем неожиданно, в памяти моей возникло выражение лица моего  отца, умирающего в лесу от ран, нанесённых ему рассвирепевшей медведицей. Отца я хорошо знал, и не было на земле человека, которого я любил  больше отца. Знал я и о его смелых подвигах во время войны, но то, что я увидел тогда, в его глазах, было нечто другое, давшее мне почувствовать всю глубину меры отцовской любви ко мне. В беспамятстве я бросился к израненному отцу с безумными криками: не умирай, не бросай меня одного…                - Иван      Данилович, что с вами? Пожалуйста, очнитесь, они подходят к вашему подъезду.
   - Да, да! Я вижу, извините, я немного отвлёкся
   Когда я совсем пришёл в себя, для моей головы уже не было никакой преграды: без особого труда я стал вникать в смысл мыслей генерала и, вероятно, в какое-то мгновение я со страхом взглянул на своего товарища. Тот, увидев мой испуг, выразил на лице крайнее изумление.
   - Господи, Иван Данилович, шёпотом воскликнул он, - пожалуйста, скажите, что вы узнали?
   - К сожалению, Вадим Сергеевич, нам предстоит иметь дело не только с любящим отцом, но и с беспощадным, хитроумным убийцей; и действует он вполне сознательно, по своему задуманному плану, с поразительным рвением.
   Мой собеседник вскинул голову, и я увидел на его лице озадаченное выражение.
   - А что именно генерал собирается делать? – спросил он.
   - Во-первых, уговорить меня подписать уже известный нам протокол, ссылаясь на сильную и вполне естественную отцовскую любовь к единственному сыну, который уже заплатил за своё преступление собственной жизнью. И, во-вторых, в случае моего отказа - применить силу.
   - Применить силу, - в раздумье повторил мой собеседник. – Не могу представить себе, как генерал будет применять её?..  Ведь он не бандит, а официальное Государственное лицо.
   - Вадим Сергеевич, сейчас я приведу лишь один факт, из задуманного генералом плана, и всю цепь дальнейших его преступлений вы поймёте без заблуждений.
   - Ну что ж, Иван Данилович, я жду вашу подсказку.
   - Но прежде нам надо срочно покинуть детскую площадку, ибо наши гости через минуту, или две будут выходить из подъезда.
   - Да, да, у нас нет желания оказаться ввиду этих недоброжелателей. А куда мы отправимся, Иван Данилович?
   - Тут недалеко есть укромное местечко, где можно немного перекусить. Как вы на это смотрите?
   - Да с большим удовольствием… А по дороге вы озадачите меня фактом из плана генерала.
   Мы обошли слева «Космодром», спустились вниз на опасный перекрёсток проспекта Мира и Звёздного бульвара, а когда миновали его, продолжили наш разговор.
   - Итак, Вадим Сергеевич, вы просили подсказку, хотя в преступном плане генерала нет ничего загадочного, если знаешь , что в его карманах спрятаны два пистолета системы Макарова: один принадлежит ему по штатному расписанию, а вот другой, с глушителем, не вписан ни в один реестр МВД  и  в определённых кругах именуется  свободным стволом.
   Пока я говорил, мой собеседник с беспокойством внимал моим словам.
   - Я понимаю так, Иван Данилович, - сказал он с видимой грустью, - генерал убивает вас из своего штатного пистолета, а в руку уже вашему трупу вкладывает чужой - с глушителем.
   - Нет, нет, совсем не так… Лишний свидетель ему совершенно ни к чему. Свободный ствол с глушителем он использует для убийства своего сотрудника, затем убивает меня из своего штатного пистолета, а свободный ствол с глушителем вкладывает мне уже мёртвому в руку.
   Глаза Вадима Сергеевича засверкали открытым беспокойством.
   -  Да! Ничего не скажешь, хитроумно задумано и логики тут достаточно, чтобы запутать следствие. Нельзя даже вообразить себе более мерзкого преступления: стрелять в совершенно невинного человека и, к тому же, в своего сотрудника… И как это могут одновременно уживаться в одном человеке: чувства истинной любви к сыну и жестокие чувства убийцы? Иван Данилович, неужели всё это так и будет? Ведь тут куда  ни кинь, опять два трупа.
   - Не могу обещать вам, Вадим Сергеевич, ничего утешительного… В прошлый раз мои усилия не увенчались успехом, хотя я и обещал вам обойтись без жертв. Теперь будет действовать человек военный и не просто военный, а генерал, и на редкость,  изобретательный. Так что, вряд ли мне придётся побороть его волю внушением. Но я изо всех сил буду стараться проникнуть в его мысли и склонить его сознание к здравому смыслу.
   Выслушав меня, мой товарищ задумался на минуту, а затем спросил:
   - Иван Данилович, как мы уже знаем, сегодня генералу не удалось осуществить задуманное… А как, по-вашему, будут далее складываться обстоятельства? Быть может, вы уже можете что-нибудь сказать о последующих поступках генерала?
   - Да, кое-что мне известно… Жажда мщения за сына и возможная утрата своего авторитета не оставляют генерала в покое. Завтра  будет установлена тайная слежка за всеми моими передвижениями. Где-то меня попытаются задержать и негласно доставить на одну из съёмных квартир МВД. Вероятно, там и произойдут все те события, о которых мы только что говорили.
   Вадим Сергеевич изумлённо прищурил глаза.
   - О нет! Этого нельзя допустить, - воскликнул он, - уловка генерала должна быть разоблачена раньше этих преступлений.
   - Нет, нет, никаких предварительных разоблачений, ибо последует длительное разбирательство и могут пострадать совершенно невинные люди, как это нередко бывает в судопроизводстве, когда преступления совершаются высокопостав- ленными чинами. Обещаю, Вадим Сергеевич, что при первой возможности я попытаюсь заговорить с генералом и  немногими словами убедить его отказаться от своего замысла. Но вряд ли он сумеет овладеть собой, находясь в таком жутком столбняке душевного потрясения.
   Так всё и произошло. На следующий день утром я был задержан двумя сотрудниками МВД при выходе из своего подъезда и доставлен в совершенно пустую квартиру, (как потом стало известно)  расположенную на улице Гиляровского.
    В дороге мне предложили надеть очки с совершенно непрозрачными стёклами, хотя в эти минуты мне мучительно хотелось знать маршрут движения нашей машины. Я стал прислушиваться к звуку двигателя, чтобы угадать в какую сторону мы едем: в центр или от центра. Благодаря молчанию моих сопровождающих и тишины в салоне машины я уловил напряжённый звук двигателя после недолгой остановки перед светофором… Это были приметы того, что мы поднимаемся от перекрёстка в гору, к зданию «Госзнака». Таким способом я определил, что меня везут к центру города. Тогда я стал следить за временем.
   Прошло, пожалуй, минут пятнадцать, возможно и немного больше, когда мы свернули влево и въехали во двор дома.
   Затем, выйдя из машины, мы поднялись, как мне показалось, на второй этаж. На лестничной площадке с меня сняли очки, и ввели в пустую прихожую, оклеенную угрюмыми и уже успевшими изрядно обветшать, обоями. Не снимая верхней одежды, один из моих провожатых распахнул дверь и велел мне войти в комнату.
   Комната была квадратная и просторная с двумя высокими стрельчатыми окнами, наглухо закрытыми тёмными драпировками. Мебели почти не было: прямоугольный старый стол и несколько простых венских стульев.
   Мрачная картина всей этой скудной обстановки наводила на мысль, что и воздух тут был насыщен какой-то безысходной скорбью.
Я сел на указанный мне стул у стены и стал думать о предстоящих событиях, не упуская любой, даже самый пустяшный случай, который может войти мне в душу самым нестерпимым возбуждением.
   Прошло уже несколько томительных минут ожидания, но все мои ощущения оставались на редкость в каком-то мрачном пространстве. И, наконец, я уловил совершенно осязаемый звук, въезжавшей во двор дома, генеральской машины.
   Сосредоточив внимание, я сразу же почувствовал, что состояние генерала буквально напичкано навязчивыми страхами. Однако его мысли не оставляли сомнения в том, что план действий оставался прежним.
   Я уже чувствовал близкую развязку и мучительно силился найти способ остановить этого безумца. Но мой смятенный ум отказывался от всяких размышлений, он, казалось, застрял в каком-то тупике, из которого не было выхода. От беспомощности и от того, что я сейчас увижу искажённое лицо генерала, мой мозг наполнялся отчаянием.
   И тут сильный шум за дверью заставил меня повернуть голову.
   Генерал и следовавший за ним сотрудник МВД не ворвались в комнату вихрем, как представлялось  поначалу моему воображению в последнюю застывшую секунду, а вошли с явным, если не торжеством, то, пожалуй, с очевидным спокойствием. Одеты они были в полную военную форму. У одного, который был в перчатках, на погонах лежало по две больших звезды, у другого - по четыре маленьких.
   Старший по чину из сопровождавших меня сотрудников тут же предстал перед генералом с докладом, но тот, махнув рукой, произнёс, обводя глазами комнату:
   - Отставить! Вы свободны и можете возвращаться к себе в подразделение.
   Затем, после недолгого молчания, генерал достал из бокового кармана свёрнутый листок бумаги, расправил его на столе и, повернув голову в мою сторону, сказал:
   - хочу спросить у вас, Иван Данилович, у вас есть сын?
   - Да, есть, ответил я.
   - И вы любите своего сына?
   - Да, очень.
   - Вот и у меня был единственный сын, которого я тоже очень любил. Но его не стало, и виновником в его смерти я считаю вас.
   - Господин генерал, это глубокое заблуждение: ваш сын был насильником и покарал его за это злодеяние не я, а высшее правосудие, над которым никто не властен – ни вы, ни я. И вам бы надо помнить о нём сейчас, ибо вы тоже подходите к той же опасности.
   - Я понимаю, что вы говорите, но я не позволю себя обмануть. Капитан, обыщите внимательно этого господина.
   После обыска, который не дал генералу успокоения, он посмотрел на меня с явно выраженным на своём лице вопросе: что же делать дальше?
   Наступила пауза, и я решил воспользоваться ею.
   - Господин генерал, вы только что положили на стол тот протокол, который по вашему требованию или просьбе, я должен подписать. Скажу вам прямо и честно, что я не имею права его подписывать, потому, что он фальшивый. Даже под пытками, если бы вы водили моей рукой по бумаге, моя подпись тут же исчезала бы. Мой вам совет: немедленно откажитесь от своего задуманного преступления и подайте в отставку. Это единственно верный путь для вашей судьбы.
   Глаза генерала в каком-то неистовом смятении засверкали открытой ненавистью. В этом безумии он выхватил из-под мундира пистолет с глушителем и выстрелил в своего сотрудника. Тот взмахнув руками, согнулся в коленях и упал навзничь.
     После выстрела, он быстро переложил пистолет с глушителем в левую руку, а правой, вынув из кармана другой, вскинул его  и прицелился в меня, но выстрела не последовало. Генерал  судорожно согнулся и мгновенно упал на пол так, что оба пистолета  остались в его руках.
   После этой сцены я почувствовал, как у меня всё омертвело внутри. Я не мог шевельнуться,  и какое-то время сидел, словно пригвождённый. Но едва я стал приходить в себя, мой слух сразу же уловил слабые стоны… В начале мне было  не понять, откуда они исходили. Но мгновение спустя, я  подбежал к раненому сотруднику, он был жив и нуждался в помощи. Опустившись на колени, я выхватил из своего кармана мобильный телефон, чтобы вызвать скорую помощь, но у меня не оказалось адреса дома. В спешке я придвинулся к лицу раненого, молча лежавшего с закрытыми глазами. Стараясь не торопиться и говорить внятно, я спросил у несчастного название улицы и номер дома.
   Минуту или две он  молчал, а я чувствовал, как опора уходит из - под моих колен.
   Трудно передать ту радость, когда я услыхал почти бесценные для меня слова: Улица Гиляровского 45. (Номер дома  умышленно изменён автором).
   Ровно через полчаса в квартире уже работали врачи скорой помощи, оперативники и эксперты.
   У меня взяли показания и отпустили домой. А три недели спустя генерала похоронили со всеми положенными ему почестями и дело - с пометкой «Сретенское»
было закрыто.