Исключение из правил

Если сказать по правде, дачи я не люблю. Нет, меня не укачивает в электричке и не мутит от воздуха, не отравленного выхлопными газами. И к работам на огороде я не испытываю сильного отвращения. Но дачи – не люблю. И езжу на них крайне редко, а если и езжу, то очень долго сопротивляюсь перед поездкой. Хотя, смирившись с неизбежным и поддавшись на уговоры, чувствую себя на даче вполне сносно, а иногда и откровенно наслаждаюсь дачным времяпровождением, чем безмерно удивляю близких, с боем вывезших меня из города.
Я никогда особо не пытался разобраться в причинах моей неприязни, не сильно она меня и тревожила, однако уверен, что в немалой степени на мое отношение повлияло одно событие, которое произошло, когда я был еще ребенком.
Дача у нас была самая обыкновенная, дряхленький, немного запущенный, но все еще крепкий двухэтажный домик, участок 8 соток, баня, беседка. Каждую весну участок затапливало, находился он в низине, и мы первые несколько недель геройски пробирались к домику вброд, периодически пытаясь как-то отвести от участка воду, прокапывая отводные канавки. Но зато после того, как вода уходила, все посаженное перло со страшной силой на зависть соседям и каждую осень у нас был рекордный урожай, которым мы этих же соседей щедро одаривали.
Со своими соседями, к слову, мы жили дружно, единственное, что расстраивало лично меня – ни в одном из ближайших дворов не было детей моего возраста. С другой стороны, у меня была младшая сестра, мой верный товарищ по играм, и с ней мы излазили участок и дом вдоль и поперек. Но все-таки иногда не хватало компании побольше для шалостей и проказ.
Ближайший к нам участок – наши домики стояли по-военному, плечом к плечу – принадлежал небольшой семье: отец, мать и два сына. Старшему было лет 19, он служил в армии и мы его ни разу не видели. Младшего звали Марком, помню, что он был тихим, скромным и спокойным парнем. Тогда он казался мне таким взрослым, но сейчас я понимаю, что лет ему было от силы 16-17. С соседями мы виделись практически каждые выходные, участки то рядом, забегали в гости по-соседски, иногда Марк или его отец помогали нам с какой-нибудь мужской дачной работой, дров наколоть или что-то тяжелое перенести, наше-то семейство состояло из сплошных баб, я же в силу возраста в расчет тогда не шел.
Так прошел тихо и мирно год или около того, старший соседский сын скоро уже должен был вернуться из армии, и родители с нетерпением ждали его возвращения.
Не помню точно, как и когда именно я узнал о случившемся. Иногда у детей есть преимущество – взрослые не воспринимают их всерьез, говорят о чем-то при них, и не думают, что по обрывкам разговоров ребенок может восстановить все произошедшее. 
Первая новость была такой невероятной, что я в нее не сразу поверил – наша дача сгорела. Сгорел весь наш дряхлый домик, в котором был сосредоточен значительный кусочек нашего с сестрой детства, сгорели наши тайники и такой незаменимый игровой хлам, и всего этого уже не восстановить. У меня не укладывалось в голове, что это правда, мне все казалось, что взрослые так не смешно шутят и на самом деле все так, как прежде, нужно только приехать на дачу, и я раскрою их обман. Выбегу из-за поворота, а домик будет стоять на своем месте, целый и невредимый. Но чуда не случилось – на месте дома я увидел только пепелище, все сгорело до остова, ничего не осталось, кроме почерневшего от огня фундамента.
Потом по отдельным фразам, намекам и обрывкам разговоров я и догадался, что случилось. А позднее мои догадки подтвердила статья в газете. Наша сгоревшая дача была завершающим аккордом к трагедии, случившейся в семье наших соседей.
Началось все с возвращения старшего сына из армии. Как прошла встреча, придумывать не буду, но уверен, событие было ожидаемое и радостное, вернувшегося парня встречали мать и брат, отец был в отъезде. Возможно даже, был небольшой семейный праздник. А ночью Марк встал с постели, взял молоток и убил им своих спящих родных. После этого поехал на дачу дожидаться отца, который должен был туда приехать ночевать. Отцу повезло, что-то его задержало и на дачу он не попал. А Марк, не дождавшись его, поджег их семейный дачный домик и поехал обратно домой, где без сопротивления сдался милиции. На вопросы «зачем ты это сделал?» он только молчал и улыбался.
Потом уже, когда я пытался как-то осознать происшедшее, я понял, что никто из нас толком не знал, что за отношения были в этой семье, и что могло побудить с виду благополучного подростка  совершить такой страшный поступок. Марка признали сумасшедшим и отправили психушку, но что было причиной этому – никто никогда не узнает.
Вот так от их семьи и осталось – отец и его младший сын. А от нашей дачи – обгорелый фундамент, занялась она от соседского дома, выгорела дотла.
Теперь, по прошествии стольких лет, при фразе «поедем на дачу» я ощущаю глухую неприязнь и стойкое нежелание. Кто знает, возможно, меня пугает и тревожит то, что никогда не знаешь, чего можно ждать от людей, обитающих рядом с тобой за эфемерными дачными границами. Любой из твоих соседей может оказаться подлецом, вором, извращенцем, убийцей, независимо от того, как много времени ты его знаешь, и как невинно он выглядит. И это подсознательное чувство тревоги и неуверенности не позволяет мне стать настоящим дачником.

P.S. Несколько лет спустя мне в руки попалась книга о значении имен.  В ней было и имя Марк, которое с латинского переводится как «молоток».