Красная Любовь. Серия 4

Серия четвёртая

Эпизод 1

Жарко. Очень жарко даже по местным меркам было в этот день. Земля трескалась, ей очень не хватало влаги, всё плавилось под нещадными лучами солнца. В конце участка Сантоса слышался стук топоров: двое полуголых мужиков ставили сруб. Летела щепа, дерево трещало и поддавалось умелым рукам плотников. Естественно, что дерево было привезено из далёкой и дремучей России, оно было надлежащим образом высушено в тени и подготовлено, ибо местное дерево, кривое и тонкое, не годилось для настоящего сруба.
Иван, Поликарп и Тамара работали, не покладая рук, на палящем зное. Тамара самостоятельно вырыла колодец и добыла оттуда воду, чтобы приготовить пищу.
Слышалась весёлая речь и шутки, мужчины, как водится, порядочно выпили, однако это не мешало им виртуозно владеть топорами. Всё живое, кроме этих троих, попряталось и с удивлением наблюдало за работой русских.
Когда на землю спустились сумерки, на ясном небе появились звёзды, стук утих. Небольшой костёр, походный котелок, пара ящиков водки, женщина под боком – вот что нужно для окончания славного рабочего дня здорового мужчины.
В котелке булькало и варилось что-то, отдалённо напоминающее борщ. Тамара виновато и заботливо посматривала на своих работников: мол, извините, из того, что здесь водится, толковый борщ не сделаешь.
- Тамарка моя, как же я скучал по тебе,- нарушил вечернюю тишину Поликарп. Рядом насмешливо фыркнул Иван, но мгновенно пресёк свою вспышку смеха: Поли так грозно поглядел на него, что тот отвернулся и невольно сглотнул.
- Хороший мой, как же ты тут был без моего борща и водки то нашей, небось весь исплевался от местной текилы, - заботливо сказала Тамара и поцеловала небритую щёку Поликарпа.
- Да и не говори, местное пойло даже свиньям-то стыдно подавать,- скривился Поли.
- А мне нравится,- невозмутимо заметил Иван, -  даже как-то необычно, свой особенный вкус имеется
- Да ты всегда на западное всё покупался, - усмехнулся Поли. – Даже в баре водки-то меньше пил, чем местной бурды.
- Да тьфу на тебя, Полик, Сталина на тебя нет, он бы тебя вмиг за клевету на советский строй в лагеря отправил, - обиделся Ваня, открывая очередную бутылку «Ржаной».
Так вот, за шутками-прибаутками и уснули друзья-товарищи. Прошёл ещё один жаркий рабочий день, сруб сложили и просмолили. На следующее утро, очнувшись с дикого похмелья, мужики, похмелившись колодезной водой и половиной ящика водки, доделали крышу, покрыли её надёжным шифером и т.д. Так, в работах, заботах и попойках протекла трудовая неделя. К концу недели дом с изгородью и баней был готов.
Удивительно, но даже за тысячи километров от родной земли и соотечественников, быт русских походил на тот, который преобладает в большинстве русских деревень: в красном углу иконы и образы Сталина и Ленина, большая печь с трубой – напротив, крепкие лавки, стол и деревянная домашняя утварь. Все стены увешаны грибочками, различными травами и кореньями. В довершение всего под домом имелся погребок, к которому вёл люк прямо в полу кухни. В погребке уютно расположились банки с соленьями и вареньями, но главное место, естественно было отведено под огромный самогонный аппарат – известно ведь, русские без него не могут жить, он у них – фактически вторая вещь дома после самовара.
Отдельное место необходимо уделить и столу: добротная белая скатерть со следами от гранёных стаканов, по центру – огромный медный самовар с грязным сапогом сверху.
Дом получился большой, просторный, резные ставни, сверху покрыт шифером, так же установлен конёк с жуткой рожей очередного коммунистического кровавого тирана, перегрызающего глотку младенцу.
Рядом с домом – добротная баня с дымящейся трубой, чуть поодаль – огромная будка, слишком большая даже для собак самых огромных размеров. Из неё постоянно доносился протяжный рёв и звук балалайки.
Жила троица вполне мирно, весело, только иногда Поликарп и Тамара просили погулять бедного Ивана. Тогда тот напивался и кому-нибудь разбивал нос.
Иван – человек истинно простой, искренний, добрый и доверчивый. Но однако ж он был далеко не глуп, обладал такой хитрой мужицкой смекалкой, которая выручала его в самых трудных жизненных ситуациях. Но он был глубоким алкоголиком и «пофигистом» - многие вещи просто перестали его волновать. И он был рад этому.
Поликарп – человек несколько другого мозгового устройства, это прагматик, реалист и практик. Он доверял только тому, что сам проверил и это его самая фундаментальная и основательная черта характера: он проверял всё на этом свете: свою печень на прочность, свою жену на верность, свой характер на стойкость. Надо отдать должное, метод его всегда работал и проявлял эту жизнь, как она есть. Однако же он был с Иваном во многом схож: пока ситуация не становилась критической и почти безвыходной, он не переставал проявлять чудовищной силы равнодушие к происходящему.
Тамара была девушкой скромной и застенчивой, ей нравилось устраивать быт и делать дела по дому. Несмотря на внешнее непроявление эмоций, внутри неё происходил целый пожар, когда она, скажем, раздумывала что-то серьёзное сказать. Её иногда раздражало безответственное отношение к себе и к своей судьбе, она не могла принять то равнодушие, с которым Поликарп пил.


Эпизод 2

Стадион местной футбольной команды. Матч между клубами «Пердонентеш» и «Маркинейрос». Перерыв.

- Канальи! Кто их выпускал, блять?? Жезус, ты где шляешься, загони их обратно!
Дон Пердон был явно не в духе. Неудивительно, ведь его команда умудрилась в первом тайме пропустить 6 голов от своего самого принципиального соперника  - клуба «Маркинейрос». Руководил этим клубом один из главных конкурентов Пердона в местном бизнесе – Дон Маркиньо.
- Ха-ха-ха! Ну чего же ты, Пердончик, своих баранов никак не соберёшь в стадо? Хочешь мне проиграть, как в последние 20 матчей? Ахха-ха-ха!
- Прикрой свой гнилой рот, Маркиньо. Мой «Пердонентеш» во втором тайме разорвёт твоих мешков по-любому!
- Продолжай мечтать, дружище. Может, хотя бы на гол намечтаешь, ахха-ха!
Вне себя от ярости, Пердон вбежал в свой президентский кабинет и махнул одним глотком полбутылки текилы. И тут его осенило. Майонез!
Дон Пердон открыл сейф и достал из потайного отдела четвертьфунтовую банку. Но белого вещества в ней было совсем на донышке. «Должно хватить», - подумал Пердон и посмотрел на часы. До начала второго тайма оставалось 2 минуты. Он как ошпаренный помчался в раздевалку, но она уже была пуста. Только из крайнего шкафчика доносились какие-то невнятные звуки. Пердон распахнул дверцу и увидел мирно спящего в груде одежды человека. Это был резервный игрок третьего состава «Пердонентеша» - Сычиньо. Когда-то он играл в бразильской серии А, но ночные клубы и частые офсайды жестоко лишили его шанса стать звездой футбола. К сожалению, он был сейчас единственным существом, способным помочь Дону.
- Сычиньо! А ну живо просыпайся, каналья!
- Ааа? Тренер, я опять забивал во сне! И не только из офсайда.
- Просыпайся, сказал! Ты нужен команде!
- Чтооо? Вы уверены, тренер, я же три года не выходил на поле?
- Харош трындеть, ну-ка быстро ешь это и бегом на поле!
Пока Сычиньо принимал «допинг» и готовился выйти на замену, подопечные Дона Пердона пропустили ещё 2 гола. Но Сычиньо изменил всё. В тот вечер он забил 9 голов – больше, чем за всю свою карьеру. Он был неудержим, и почти не попадал в положение «вне игры».
В общем, завершилось это принципиальнейшее дерби победой «Пердонентеша» с удивительным счётом 9:8. Городок по этому поводу пустился во все тяжкие – текила и тростниковая водка лились рекой, гремели фейерверки, где-то уже начинался карнавал. Дон Пердон танцевал чечётку на крыше лимузина, ехавшего в центр города, не забывая размахивать своей платиновой рапирой, выкрикивать фразы типа «Ну чё, канальи, получили?» и «Пердонентеш кампеоне!», а также шумно глотать из странной пузатой бутылки с мутноватой жидкостью, которая была крепче всего, что он пробовал в жизни. Как ни странно, никто в этот праздничный вечер не задался вопросом, откуда в городе взялось 300 ящиков самогона-первача.

Утро началось для Дона Пердона жуткой головной болью. После всех вчерашних приключений он невероятным образом оказался у себя в усадьбе на диване, правда рядом лежал и тихонько похрапывал герой футбола Сычиньо.
- Факундо! Ты где, каналья, ну-ка живо сюда, - позвал слугу Пердон.
- Я уже тут, синьор. Какие будут приказания?
- Первое: принеси мне содовой. Хотя, нет… принеси мне лучше бутыленцию вчерашней мути, которую пил весь город. Похмеляться надо тем, что пил, так ведь, каналья? Да что я тебя вообще спрашиваю, давай неси, живо! И второе – позови Фернандиньо, он должен был вчера обойти все точки. Давай-давай, шевелись уже, старое говно!
- Так точно, синьор.
Отправив слугу, Дон попытался встать, но это было непросто. «Старею, - подумал он, - такими темпами скоро вообще пить брошу. Ээ нет, не дождётесь, канальи!». Пердон всё-таки оторвался от дивана и подошёл к окошку, раскрывающему вид на красоты его фазенды. Во дворе у километрового бассейна резвились его дети (их было всего семеро), а его жена, Аннамария, приветливо помахав мужу, продолжала чистить картошку. «И ты стареешь, Аннушка. Поэтому и пить ты уже бросила». Да, хмурые мысли посещали Дон Пердона в то хмурое утро.
Фернандиньо уже стоял на пороге, щурясь и куря сигару.
- Всё ровно, Дон. Все заслали как положено, вот, держи (передаёт Дону пачку толстых белых конвертов). Хотя не, вру, не все. Сантоса мы не смогли найти. Трубки не берёт, на вилле его нет, индеец егошний тоже куда-то запропастился. Ну что, объявлять план-перехват по этой крысе или повременим?
- Что-то тут не так, я чувствую. Сантос слишком труслив для того, чтобы зажимать долю. Сходи-ка позвони этому каналье Лоримудо из полицейского управления, пусть пробивает по своим. А я пока отдохну, мне завтра ещё в Рио ехать на сходку. А, вот ещё – увидишь засранца Маркиньо, передай ему, что он лошара, хе-хе-хе. Впрочем, не надо, я ему сейчас смску отправлю.
Фернандиньо уже собрался на выход, докурив сигару, как в комнату ворвался испуганный Факундо. Руки его были пусты.
- Синьор, не вели казнить, я ничего не нашёл! Кто-то выпил всю мутную жидкость под названием самогон. И никто ничего не знает, весь город вчера перепился в хлам.
- Что за мутная жидкость ещё? Бухло какое-то? – спросил заинтересовавшийся Фернандиньо.
- А ты чего, раззява, не в курсах ещё? – усмехнулся Пердон. – Все пили вчера за победу «Пердонентеша», кроме тебя?
- Да я как всегда, Дон, вмазался и пошёл точки обходить. Чтоб всё ровно было.
- Эх, Фернандиньо-наркоманиньо, гляди, сторчишься ведь, каналья! Как ты говоришь, Факундо, самогон? Всё это очень, очень странно и интересно. Ладно, валите оба, мне нужно расслабиться. И пораскинуть своими древними мозгами.
Пердон упал обратно на удобный диван, предварительно скинув спящего Сычиньо на пол, достал любимые папиросы «Амазонканал», и немедленно закурил. По телевизору шёл его любимый сериал, «Кулаго и синьоры». Сычиньо забивал во сне очередной гол с пенальти.

Эпизод 3

Барбара в растерянности стояла среди толпы зевак и смотрела на место, где ещё вчера была городская больница, и где они с Поликарпом, сгорая от страсти, любили друг друга в пыльной кладовке. На этом месте теперь были дотлевающие обломки, а вокруг собралась вся городская полиция и пожарные машины. Барбара решила, что надо что-то делать. Она подошла к ближайшему полицаю.
- Добрый день, синьор! Что же здесь произошло?
- Здрассьте, синьорина. Кто-то взорвал больницу.
- Это я и без вас вижу. Но кто, кто мог вытворить такое? Скажите, синьор, кто-нибудь выжил, ведь должен же кто-нибудь выжить!
- Успокойтесь, дамочка, никто не пострадал. Все пациенты переведены в клинику «Санто Кюрасао» в верхней части города. А взрыв устроили, по свидетельствам некоторых очевидцев, какие-то сумасшедшие русские и мужчина афроамериканской наружности.
«Откуда в нашем городе русские? Стоп… неужели это мог быть Поликарп? Я не верю в это» - только и успела подумать Барбара, как отдалённый шум донёсся издалека, со стороны реки, где находился местный футбольный стадион. Вдруг полицейские засуетились, и, оживлённо разговаривая о чём-то, сняли оцепление и друг за другом очень быстро уехали в сторону всё возрастающего шума. За ними проследовали и пожарники. «Чёрт знает что такое», недоумевала Барбара. Зеваки постепенно начинали расходиться, однако ж нашей героине идти было вроде как некуда. Один лишь скупой интерес заставил медленно пойти её в направлении стадиона. Она шла и думала о Поли, о том, что она, возможно, потеряла его навсегда. Это было невыносимо!
Так, незаметно, Барбара вышла на старую площадь недалеко от центра. На ней раньше находился рыбный рынок, когда-то там работала мама Барбары – Эутерия, которая качала свою малышку на руках, несмотря на жуткую вонь и жуткую матершину рыбных торговок. Нахлынувшие воспоминания сделали своё дело – Барбарита села на какой-то большой ящик и заплакала, закрыв руками лицо.
Наконец она встала, случайно задев задницей крышку ящика и уронив её на землю. В ящики лежали большие бутылки с мутной жидкостью, чем-то похожей на кофе с молоком. Барбара как раз хотела чего-нибудь выпить, а что – ей было уже всё равно. Она открутила крышку, сделала огромный глоток и чуть не подавилась. Сивушные пары обожгли все внутренности, голова закружилась, и Барбара упала на мостовую.
Когда она очнулась, то не узнала старую площадь. Вокруг бродили толпы людей с теми самыми бутылками в руках, они пели кричалки в поддержку «Пердонентеша», танцевали и смеялись, кто-то уже был в карнавальных костюмах, хотя до официального карнавала было ещё далеко. Барбара с усилием встала на ноги. Не успела она привести себя в порядок, мимо неё промчалась полицейская машина с орущей сиреной и, чуть не сбив пару человек, врезалась в дерево. Из машины выполз пузатый полицай и начал блевать. «Лоримудо! – резко крикнул кто-то из машины – кончай свои блевотные дела и поехали уже! Там девчонки заждались уже». Пузатого схватили за шкирняк и втащили обратно. Машина завелась и начала отъезжать, как вдруг её багажник раскрылся, из него раздался какой-то непонятный звук и показалась чья-то жопа. Барбара ахнула. Она узнала жопу Сантоса.