Суд на кроватном заводе

Веселится и ликует весь народ:
Наказал суд злобных пусек из райот…

Сначала картинка: ночь, улица, фонарь, аптека, зима… Участковый, младший лейтенант Синицын на мотоцикле возвращается домой…
Тот, кто никогда не служил в карательных или других органах общественного порядка, наверно, вряд ли догадывается о том, что этим людям присуще непреходящее чувство охотника. Стоит где-то, пусть даже на периферии служебного зрения, произойти какому-то подозрительному шевелению, азарт охотника толкает служивого в самый омут возможного нарушения. Поверьте человеку, который однажды вышел на тропу охоты за теми, «кто мешает нам жить», вооруженный даже не пистолетом «Макаров» или резиновой дубинкой «Демократизатор», а всего лишь красной повязкой с белой надписью «Дружинник». Вот, пока ходил по родному городу «с группой крови на рукаве», так и стриг глазами окрестности в поиске нарушений, и когда находил оные, адреналиновый прилив, словно наркотик, превращал офисного жучка в «карающий меч правосудия».
Но вернемся к первой фразе нашего рассказа. Служебное чутье не подвело младшего лейтенанта. Две тени, недавно перебежавшие дорогу перед его мотоциклом, хоть и скрылись в полумраке ближайших улиц, были зафиксированы правоохранительным сознанием, которое привело к конкретному действию.
Ночные тати, тоже мышей не ловили, и грамотно разделились. Но хочу заметить по поводу профессионализма и любительства следующее: милиционер был профессионалом и знал, что надо делать на охоте за двуногим зверем (особенно когда имеется на лицо преступный сговор двух или более лиц), а ночные нарушители (тут немного забегу вперед) делали «это» не регулярно и спецподготовки не проходили. Короче говоря, через десять минут мотоциклетного рейда в искомом квартале один из нарушителей был схвачен, что называется с «фактом преступления» на руках. А именно двумя раскладушками.

Все на суд

– Так, всем слушать сюда, – громко сказал начальник техотдела Печерский, – отставить сборы личных вещей в связи с окончанием рабочего дня, вместо этого дружно идем в актовый зал, где состоится выездная сессия Народного суда БССР, на которой будут судить работников нашего Кроватного завода за воровство раскладушек.
Офисный народ заворчал, но желающих возражать не нашлось, и мы уныло потянулись к месту судилища. Пришли, сели. Ой, простите, присели. В стране победившего социализма лучше присесть, чем «садиться». Сначала все было как-то скучно, но потом, когда актеры представились, и пьеса начала накручивать свои забавные обертоны, сонливость зала стала проходить.

Расхитители народного имущества

Дело было вечером. Делать было нечего. Вторая смена заканчивалась. Вневедомственная охрана в лице старика Прохора дремала на проходной, мастерица и бригадир заперлись в будке и, вызывая плохо скрываемую зависть, «крутили шуры-муры», а Петя и Ваня, два дежурных слесаря, решили (сговорились) сделать небольшой «гешефт» – вынести с территории две пары раскладушек. Ну, бес коммерции попутал. На «черном рынке» новенькая раскладушка потянет на бутылку «Пшеничной», не меньше. А четыре «поллитры» на двоих, сами понимаете, столько даже на свадьбе не нальют. Тем более, всех дел, перекинуть легкие раскладушки через забор, а потом, прикрываясь ночной темнотой, занести их домой, благо жили тати рядом с заводом, через дорогу.

У страха глаза велики

В отличие от современной власти на территории бывшей СССР, советская власть была строгая и более справедливая, в смысле свои собственные законы старалась соблюдать по полной программе. В нашем случае закон гласил: «Тот, кто вынесет с государственного учреждения, без соответствующего разрешения, народного имущества на сумму более 50 рублей – в качестве наказания может получить до четырех лет». Петя, который подбил Васю на хищение раскладушек, этот закон знал (как-никак, 10 классов окончил и даже собирался поступать в вечерний техникум, чтобы потом выучиться на мастера).
– Смотри сюда, Васек, – шептал Петя, – раскладушка в магазине стоит, максимум, 15 рублей. Даже если нас с тобой, представим на всякий пожарный случай, поймают с раскладушками, на брата получится по тридцатке. А за это не судят. Отделаемся выговором.
Вася и согласился. Но, как заметил кто-то из классиков: хороший расчет только тот, который есть «правильный расчет». А в ночь преступления все пошло не так, как предполагал предприимчивый Петя. Заводила был задержан участковым с раскладушками буквально у порога своего дома, а Вася, охваченный паникой, хоть и скрылся от ночного охотника и беспрепятственно добрался домой… к утру скончался. От страха. Молодой, здоровый парень… А вы говорите… современное правосудие… церберы в мантиях и смешных шапочках… Тут еще суда не было, а человек уже до смерти расстроился.

Самый справедливый в мире суд

Сначала Петя улыбался. Он-то, как я уже говорил выше, вынес на сумму, которая не дотягивала до Уголовного кодекса и, естественно, надеялся, что его пожурят перед своими заводчанами, да и отпустят на поруки родного коллектива. Типа, виноват, грешен, черт попутал, больше не буду. Но «костлявая с косой» арифметику изменила. И 60 рублей ущерба неподкупная советская судья разделила не на два, а на один, потому что, в Советском Союзе справедливо считали, что «мертвые сраму не имут». Когда Петя услышал, что Василия «больше нет с нами», он заплакал. Народ в зале, вместо того, чтобы дружно осудить негодяя, начал роптать и жалеть бедолаг.
– Вот ведь даже и выпить не успели, - ворчал вахтер Прохор, к которому не было претензий. Он ведь пост не покидал и проходную держал под бдительной охраной.
В итоге, самый справедливый в мире суд – советский – впаял бедному Петру по полной – четыре года, как с куста. А вы говорите, что бесстыжих девок пусек осудили на полную катушку. Да им, если б их при советской власти идентифицировали, уверен, в два раза больше, чем Петруше накинули.
Павел Зеликов