Приключения селедки и осетра

Приключения остервенелой селедки и себялюбивого осетра.

Часть 1.

Как-то раз селедка сидела у себя под камнем и резалась с морским коньком Павликом в твист. Свое детство селедка провела среди камбалы и хитрых угрей, которые научили ее многочисленным шулерским финтам. Конек был наивным до безобразия, и бесстыжая селедка куражилась, вздувая его раз за разом. Вконец осатанев, она скидывала под плавник разом по пять-шесть карт, и Павлик, начав подозревать неладное, внимательно следил за количеством карт в игре. Посчитать было нетрудно даже для морского конька: карт всего 52, на руках у каждого по 13. Набравшись смелости, в середине очередного роббера конек остановил игру.
- Уважаемая селедка, вы нагло жульничаете, - заявил Павлик.
- Да ладно, паря, какие дела! – селедка сделала вид, что подозревать ее в таком преступлении – низко и не по-товарищески. – Я ж тебе не какая-нибудь сучка-форелька – я понятие имею! У меня плавники – да ты сам глянь – под них разве че сунешь? Не смеши, паря, давай дальше резать. Сдавай!
- И все-таки вы жульничаете, - попытался еще раз настоять Павлик. – Верните в колоду шесть карт, или я не буду продолжать партию.
- Ну ты че, коник, гонишь. Какие шесть карт? Ты мне какую-то левую подозрень шьешь, я не при делах. У меня все чисто!
Пока селедка пыталась заговорить конька, сзади к ней подплыл осетр. Он покосился на Павлика, потом на карты. Сразу догадавшись, что селедка опять объегоривает наивных мальков, он резко крикнул, прямо ей на ухо:
- Ракушку настигла беда! Вместо жемчуга – п*зда!
Селедка от нежиданности пустила веер пузырей, дернулась и долбанулась об камень головой. Из-под плаников посыпались заныченные карты.
- Ты, осетр, мудила и хер пустынный! – возопила разоблаченная картежница. – Такую партию мне сговнял!
- Лучше бы не на*бывала ты малышню, - нравоучительно заметил осетр. – А то вырастет из этого конька Павлика настоящий конь, придет к тебе через три года, и скажет: «Это ты, старуха, меня на*бала?» и всунет тебе рыболовный крюк под жабры. Дернет за леску – и будут твои заныканные козыри выковыривать из зубов портовые бухари.
Селедка ничего не ответила.
А конек Павлик только тихонечко пукнул. Нервное.

Часть 2.

Как-то раз у селедки кончились морские камушки. А без них в подводном мире живется скудно. Чешую тебе никто чистить не будет, планктон из-за забастовки китовьего профсоюза стоит дорого, а про оплату уютной щели где-нибудь возле кораллового рифа так и вовсе мечтать не стоит. Поэтому селедка решила обратиться к осетру по поводу какой-нибудь работы. Когда она приплыла к нему, осетр лежал на дне и давился от смеха.
- Что такое, паря? – спросила селедка.
- Это, бля, ты  прикинь – скат трахнул угря и получилась новогодняя гирлянда, ты прик-и-и-инь! – скат пускал пузыри, а щитки на его спине острясались от гомерического хохота.
- Ты вот все ржешь, а у меня к тебе серьезная маза, - обиделась селедка. – У меня камушков нет, я с утра отбашляла за новые чешуйки на голове, и еще карасю торчу пятихатку за жратло, - осетр как будто и вовсе не понимал, что ему говорит селедка.
- Это печально, - посерьезнел осетр. – Есть для тебя маза одна. Обратись к белугам, у них там есть дельце, - внезапно он прыснул от смеха. – Дельце – в жопе вертельце.
- Спасибо и иди нахер, - откланялась селедка.
Белуги предложили ей сливать малькам водоросли из Карибского бассейна. Мальки дико угорали по этой травке, и не было среди них такого, который бы не мечтал выпендриться в своей компании, приволоча полную ракушку отменной дури.
Вот так селедка стала драг-диллером. Со временем она перешла с травки на обезьяний помет, шикарное гуано. Теперь ее клиентами стали не только мальки, но и представительные язи и даже крутые скаты. Но всему когда-то приходит жопа, особенно если ты барыжишь наркотой.
В один прекрасный день в мажорный пентхаус в коралловом рифе, который к тому времени снимала селедка, приплыли рыбы-мечи из акванаркоконтроля. У нее дома нашли три килограмма гуано и восемдесят две сотни пяток черной глины, уже рассортированных и подготовленных к продаже.
Когда селедку с позором тащили по океаническому плато в рыбий суд, ей повстречался осетр. Он был в полном порядке, вел себя адекватно и даже хорошо выглядел. Посмотрев на селедку и оценив ее бедственное положение, осетр, как бы между прочим, заметил:
- Хоть ты в голову *бись: не умеешь – не берись.

Часть 3.

Как-то раз селедка обзавелась ухажором. Ей особенно льстило, что это был не просто какой-нибудь атлантический сельдь, а самый что ни на есть астраханский. Большой такой, полметра, статный. От такой альфа-рыбешки любая селедка сочтет за счастье метнуть икорки.
Поначалу сельдь был очень обходительным, вежливым и мужественным. Учитывая странную склонность селедки к отрицательным типажам мужчин, сельдь удачно подстраивался и под образ плохого парня. Несколько раз он во время свиданий устраивал драку с прохожими. Потом как-то подговорил селедку сбежать из ресторана, не заплатив за планктон и экзотический устричный помет.
Селедка была довольна спонтанной экстремальностью своего нового пахаря, и при каждом удобном случае сообщала всем своим знакомым, что у нее удачно складывается личная жизнь. Особенно резко она выступала перед осетром, который, судя по слухам, был в нее когда-то сильно влюблен.
- Я тут к своему Рыбочке на свиданку собираюсь, - как бы между прочим говорила она. - Не знаешь какой-нить барухи или кафешки какой, для влюбленных?
А осетр отвечал:
- Не хожу по кафе и барам – я водку х*ярю угаром.
Это значило, что он отказывается поддаваться на провокацию.
В один прекрасный день селедка направлялась на свой нехитрый промысел. Обыскивая подводные валуны и незаселенные щели она искала, во-первых, еду, а – во-вторых – какие-нибудь интересные вещицы, которые можно было загнать крабу-скупщику Костику за несколько морских камушков. Неожиданно селедке попался огромный, похожий скорее на риф, чем на камень, валун.
- Вот это, ребяты, маза! Вот тута че-нить да занычено! – обрадовалась селедка.
Она плыла медленно, с особым, трепетным вниманием осматривая дно. Вдруг из-за очередного уступа выстрелил столп пузырей, и послышались странные сдавленные звуки. Подплывая поближе, селедка очень мучилась своим больным любопытством. Оно-то, безусловно, крайне интересно, что же там такое происходит. Более того, эти сдавленные звуки были ей хорошо знакомы и в большинстве случаев значили, что какие-то бесстыдники метали икру прямо посреди моря-океана. Однако любопытство категорически взяло верх над осторожностью, и селедка осторожно заглянула за уступ.
Ее взору открылась картина, при лицезрении которой вечно холодные глаза ее, и без того значительно выпученные, возгорелись адским пламенем и стали уж вовсе огромны.
Прямо на разбросанных морских камушка ее обожаемый сельдь, забыв обо всем на свете, бурно совокуплялся с щукой Валентиной, продавщицей в одном из коралловых ларьков. Гневу селедки не было передела, однако Валентина, недаром что щука, язвительно заметила, прерывая страстные вздохи:
- Простите, милочка, но ваш возлюбленный в данную минуту находится на мне. Погодите своей очереди, или обратитесь к Дом медуз, там всегда найдется пара свободных клоак для вас, - после этих слов наглая, нехорошая щука злобно засмеялась. Сельдь застыл на месте, даже не обернувшись. По самые жабры ему впился ледяной крючок ужаса.
Селедка, высоко держа понятие женской чести, сказал:
- Недаром торговки про тебя сказывают, что ты совершенная манда, к тому же больная гнилыми рачками. Удачи, мудачье – и, развернувшись, с гордым видом уплыла за валун.
Через час осетр случайно встретил рыдающую селедку, обжирающуюся гуано и черной глиной.
- Покудова я сопли размазывала и Рыбочкой его называла, этот паскудник со щукой Валентиной пехался, - грустно резюмировала селедка.
Осетр по-дружески похлопал ее по плечу плавником, и утешительно сказал:
- Ты, подруга, поверь, не все мы такие гады и сволочи. Вот, например, Петька-карась – отличный парень, хоть и чудаковатый. Или Венька-лещ – тот вообще герой, с крючка соскочил, шрам у него даже остался. А сельдь твой просто трахарь и транжира. Более того - просто рыба.
Селедка протяжно всхлипнула и с благодарностью посмотрела на осетра. «Вот что значит – друг», - подумала она, и в следующую секунду ее обильно вырвало застрявшими в горле наркотиками.

Часть 4.

Как-то раз селедку позвала в гости бабушка из озера Среднее Куйто, что в Карелии. Эта странная старушка каким-то непостижимым образом умудрялась доставать моллюсков и делать из них великолепные тефтели с агар-агаром. Селедка до полоумия обожала эти тефтели, и в детстве обжиралась ими до невменяемого состояния.
Однако теперь она была уже взрослой, половозрелой рыбой. Являться к бабушке бобылихой она не хотела. Хотела являться владычицей морскою. Поэтому за эскортом селедка обратилась прямиком к осетру.
- Хэлло, паря! У тебя цивильный прикид, рисуешься как реальный фраер. Поедемте со мной к бабушке, сеньор жиган.
- Несмотря на твою нахальную манеру просить о помощи, я все-таки соглашусь, - ответил осетр и хитро прищурился. – Только фраером рядом с чувихой я быть отказываюсь. Раз едем как цивилы – цивилами будем оба. И чтобы без твоего этого блатного гона, оки-доки?
Селедка нехотя протянула:
- О-о-о-ки-и-и до-о-оки-и-и…
Бабушка приняла селедку и осетра как всамделишную пару. Селедка сдержала свое обещание, и разговаривала на нормальном языке. Поскольку она обладала впечатляющей для рыбы силой воли, ей удавалось избегать даже случайных вкраплений так полюбившегося ей арго. Осетр нарадоваться не мог тому, как преображалась селедка. Он даже подумал, а не влюбиться ли ему снова. Но быстро раздумал. И вот почему.
В бабушкином озере традиционно, из года в год проводились популярные массовые забавы – бои налимов. Толстые усатые рыбы до полусмерти колотили друг друга на арене, а всякие подлещики и язи ставили на победителя морские камушки. Иногда кое-кому удавалось проигрывать на тотализаторе целое состояние, и он автоматически попадал в касту неимущих идиотиков.
Селедке тоже удалось.
Вследствие полного фиаско на ставках осетр очень порядочно отругал селедку, не стесняясь в словах и выражениях. Дело в том, что бюджет поездки был общий, и теперь он тоже был как бы нищим. Но самое неприятное выяснилось чуть позже. Когда пристыженная осетром селедка собирала вещи, бабушка, не зная как подступиться, случайно обронила:
- Так вы, ребятки, опоздали уж. Таперича до весны не выплывете, потому как лед, ребятки, все озеро затянул – и никакой возможности в море-окиян выплыть ни у какой рыбешки нету. Будемте зимовать.
Хоть эта катастрофическая ситуация и вызвала у бабушки какие-то необъяснимые вспышки радости, осетру вовсе не улыбалось еще черт знает сколько изображать из себя жениха проигравшейся в чешую и потроха селедки. А Карелия в этом смысле была хозяйкой радушной, и меньше чем на девять месяцев зиму не устраивала.
Селедка, услышав такие новости, совсем погрустнела:
- Вот и все. Теперь хоть живи тут, в вашем ***то…
- Куйто, внученька, Куйто! – в очередной раз поправила селедку бабушка.
А осетр сказал так:
- Как говорил мой дед, мужественно наблюдая за выпусканием собственных кишок столовым ножом в руках пьяного замызганного рыбака, «не умру я – вам ***!». Как-нибудь перезимуем.
Селедка подумала, что в этом даже есть что-то положительное. По крайней мере, не придется возвращаться в море-океан без камушка за душой и с сильно пошатнувшимся социальным статусом. За зиму можно немного подзаработать. На тефтелях с агар-агаром, например.

Часть 5.

Как-то раз селедка услышала музыку на палубе круизного лайнера. До этого самого момента она вообще не имела представления о том, что такое музыка. Правда, старый осьминог Ерема уверял, что его беспорядочный и громкий стук по ракушкам есть не что иное, как барабанное соло. А это, по его заверениям, уже почти что музыка.
Впрочем, с лайнера доносились довольно приятные и гармоничные звуки. Селедка, которой по обыкновению было особо нечем заняться, проследовала за судном еще несколько минут. По мере того, как менялся ритм, она ощущала чрезмерное внутренне возбуждение.
Наслушавшись удивительных звуков, она решила обязательно разделить с кем-нибудь понимающим восторг от соприкосновения с неизведанным. И первым делом отправилась к осьминогу Ереме, поскольку в подводном мире не было более опытного эксперта в музыке.
Осьминог, тем временем, рассказывал малькам байки про далекие Оркнейские острова и про таинственное шотландское побережье. Там ему довелось служить в антирыбацкой роте под командованием прославленной каракатицы Виктории по прозвищу «Черный чад». В моменты особого воодушевления она выпускала столб ужасающе черных, совершенно непроглядных чернил. От этих выделений осьминоги впадали в боевой раж, и «даже гарпуны шотландских китобоев не могли остановить их мгновенную атаку…».
Селедка явилась точно в разгар очередного рассказа. Мальки надулись от волнения, а Ерема люто размахивал своими щупальцами. С годами присоски на них прилично пообвисли, но старый осьминог все еще пылал настоящей солдатской бравадой.
- Еремушка, старый хрыч, я тебе такую новостуху притащила – а ты все карликам свои байки затираешь! – казалось, осьминог совсем не заметил селедку, и продолжал свою героическую отповедь. – Я музыку слышала! Настоящую! – после этих слов Ерема застыл на месте, и вместе со своими растопыренными щупальцами напоминал, скорее, толстый погорелый кустарник.
- Как это оно, что это – вправду, чтоль? Музыку? - недоверчиво уточнило головоногое.
- Ты чей-то, думаешь, я гоню? – селедка была немного раздражена, поскольку ожидала другого приема.
- Я думаю, что пища – музыка для жопы! – откуда ни возьмись, послышался за спиной селедки хитроумный вывод осетра. Селедка встрепенулась, а Ерема неодобрительно закивал головой. Или щупальцами. Различить было сложно, потому что больше ничего у Еремы не было.
- Тут, енто, оно ведь детишки. Так оно, чтоль, не положено про жопу-то! – как мог, донес свою гражданскую позицию осьминог.
- Ты, Ерема, не балуй! Чтоб я матом? Вот уж х*й! – в свойственной ему высокопарной поэтизированной манере разъяснил осетр. Селедке показалось, что эту рифмовку он точно у кого-то слизал. Осетр почуял, что селедке что-то показалось, и обратился к ней. – А ты, значит, снова врешь. Какая музыка, позволь спросить, если у тебя ни ушей, ни манды?
- Манда-то причем! – на этот раз селедка не вытерпела. Осетр постоянно пытался выставить ее дурой и хамкой, но в музыке, с ее точки зрения, не было ничего дурного. Более того, аргумент про половой орган показался ей притянутым за уши.
- Да ни при чем, - осетр пожал плечами и поплыл себе дальше.
А селедка подумала, что иногда даже хорошая новость может немного подождать.

Часть 6.

Как-то раз селедка решила выйти в свет. Это решение отличалось от всех предыдущих преимущественно тем, что теперь она решила играть по-крупному. Всякие завалящие норы-дыры были ей больше не интересны. Селедка метила в кандидаты на участие в настоящем светском рауте. И даже несмотря на то, что на мероприятие во дворце «Золотой коралл» были приглашены так ненавистные ей форельки, заносчивые мраморные натотении и пафосные золотые рыбки. Селедка определенно ненавидела это мажорное общество.
Но объяснить свое желание показаться на людях в самом широком смысле она никак не могла. Даже осетру, который умел виртуозно трактовать чужие мотивы.
- Хочется, чтобы посмотрели как на бабу, на нормальную бабу! – говорила селедка. – А то эти крали все лыбятся и трут там, что я маруха и шмара.
- В таком случае, тебе придется сильно постараться, - дал свой невообразимо ценный совет осетр. – Потому что и выглядишь ты, как бл*дь, и ведешь себя соответственно.
- Ты не борзей, сявка. А то я тебе по всему туловищу банок наставлю! – на самом деле, селедка нисколечко не обиделась на столь резкие суждения со стороны осетра. Скорее, приняла во внимание одну из мифологем общественного мнения.
Первым делом она отправилась к крабу Костику. Он был главным скупщиком по всем видам непонятных вещей. В частности, украшений разной степени привлекательности. Селедка выбрала себе несколько прелестных бронзовых обручей и какие-то блестящие висюльки на плавники. Следующим номером числилась щука Валентина, хоть и досадившая когда-то селедке, но имевшая бесценные связи с производителями косметики. Завершающим аккордом в симфонии селедкиного очарования стала рыба-попугай Данила. Оно было гермафродитом, поэтому кроме парикмахерства и стилизма заняться ему было нечем.
Наведя знатный марафет, селедка форсировала опыт цивильного общения, полученный во время визита к бабушке. Теперь она со всех сторон выглядела не хуже этих блатных рыбешек, и теперь она может заявиться в «Золотой коралл» и показать, что ее икра – самая желанная.
Возле знаменитого на весь море-океан подводного дворца, к ее удивлению, не оказалось ни одной живой души. В огромных коралловых башнях даже не горел свет, а у входа не отиралась всякая маловозрастная проституция.
- Нашлась, милая, - запыхавшись, спешно пробормотал осетр. – Если рядом рыбак, то богеме – ****ак. Пару минут назад отсюда отчалил траулер этих грязноруких браконьеров. Всех рыбочек вытянули сетью и повезли кушать. Так что радуйся, потому что твой первый выход в свет мог бы стать – буквально – «выходом на тот свет».
Селедка не очень обрадовалась громоздкому каламбуру. Вычурные кольца сдавливали ребра, а блестящие висюльки на плавниках тянули ко дну. Она шумно выдохнула, и для приличия сделала финт хвостом
Ведь она все равно самая красивая. Хоть сравнить и не с кем.