Запах запаха. Начало

ЗАПАХ ЗАПАХА

Пахнет сажею картошка
Пахнет яблоками сад
Медом сонным пахнет ложка
И весною пахнет град
 
Начало
Запахи преследуют человека с самого детства. Можно  описать всю жизнь человека, от рождения до смерти, используя одни  только  запахи.
 Запах  родовой  комнаты. Запах материнской груди. Запах собственных испражнений.  Запах своего тела. Запах чужого тела. Запах подгорелой   манной каши на молоке. Запах крови на порезанном пальце. Запах  своего пота. Запах чужого пота. Запах женщины. Запах женской груди. Запах женского лона. Снова по кругу, вновь  с самого начала: Запах новорожденного. Запах детских волос. Запах собственных испражнений. Запах тлена.
Своих сексуальных партнеров люди находят исключительно по запаху – научно установлено, что, встречая человека другого пола, окончательное заключение о том, является ли он  твоей второй половинкой,  нами делается на подсознательном уровне, исходя из анализа летучих молекул, которые достигают нашего носа с поверхности чужого тела. Запахи правят миром!
У меня очень длинный нос. Невероятно длинный.  С большой горбинкой  по центру и огромными ноздрями. Некоторым женщинам  нравятся такие носы. Может быть потому, что они верят в  пресловутый  миф о  пропорциях между частями  мужского тела? С самого детства он доставлял мне одни неудобства. Меня  часто дразнили «Буратино» и это была самая невинная кличка из всех, которыми меня обзывали. 
«Эй, Буратино, пойдешь играть в футбол?», «Буратино, дай списать домашнюю работу», -  эти голоса, фразы до сих пор  всплывают в моих воспоминаниях как символы чего то унизительного. В  нечастных дворовых драках в первую очередь страдал мой нос. Однажды, при игре в волейбол, сорвавшийся с рук мяч, больно ударил меня  точно по носу, что сразу вызывало обильное кровотечение. Я  мгновенно почувствовал металлический запах крови и вышел из игры на всю оставшуюся жизнь. Я больше  не занимался спортом.  К тому же слабая «дыхалка», как любил произносить  наш учитель физкультуты дядя Федя, не позволяла мне быстро перемещаться по полю в подвижных играх, таких как футбол, в котором, к тому же, мяч гораздо увесистей волейбольного, не говоря уже о хоккее.
Когда мне было  тринадцать лет, я услышал по радио пьесу «Сирано Де Бержерак» Эдмона Ростана. Полтора часа я сидел  перед маленьким радиоприемником и впитывал в себя каждое слово, каждую фразу неутомимого Сирано.
С тех пор я усвоил, что жизнь не так плоха, как  мне представлялось в неокрепшем подростковом сознании и, когда по литературе мы проходили  гоголевскую повесть «Нос»,  и меня в очередной   закидывали  различными шуточками насчет моего носа, я уже не воспринимал это как обиду, а мысленно прокручивал в своем воображении остроумные ответы Сирано на любую попытку даже намекнуть на размеры его носа. Чаще всего я повторял  его тираду:
Прошу вас замолчать! Вы раскричались рано.
  Hy-с, кто задел меня? Кто мною был задет?
  Я вызываю всех. Вы? Нет? Вы? Нет?
  Вы? Тоже нет? Однако это странно.i
 Повторял «про себя», прокручивая в сознании  сцены полного уничтожения насмешников.  Эти воображаемые ответы успокаивали меня и не позволяли впадать в уныние. Даже наиболее рьяные обидчики отступали перед моим внешним спокойствием.
Другим, по моим понятиям, очень  неприятным следствием длинны моего носа было то, что я очень остро чувствовал различные запахи. Они преследовали меня повсюду. Я не мог обедать в столовых, в первую очередь-  в школьной, так как  мой нос улавливал тошнотворные запахи подгорелого масла, испаряющегося с огромных  электрических плит,  пара, идущего от кипятка моечной машины, несвежих овощей, хранящихся рядом с просроченным маргарином прямо на кухне, и все это непостижимым образом соединялось с запахом хлорки, которую добавляли в воду для протирки полов и обеденных столов, превращаясь в чудовищную  адскую смесь, не давая мне ощутит запах приготовленной пищи. Запахи витали вокруг меня. Запахи  обитали во мне.  Мне приходилось питаться бутербродами с вареной колбасой,  которые заботливо готовила моя   мама. Запах вареной колбасы, и пропитанного ее запахом белого хлеба, тоже остались в моей памяти, как запахи самой вкусной и питательной в мире пищи, особенно, когда во время эпидемий гриппа разрешалось приносить чеснок и класть его дольки на парту – я  фаршировал кусочками чеснока толстые колбасные кругляши и с аппетитом поглощал их во время перемены, не переживая о том, что изо рта моего будет исходить зловонный запах переваренного чеснока, поскольку этот запах витал во всем классе и невозможно было различить, откуда он исходит. Этот эффект навел меня на мысль, что нет абсолютно зловонных или абсолютно  вкусных запахов. Весь вопрос в том, насколько данный конкретный запах выделяется из других, вернее насколько окружающие могут различить источник этого запаха.
 Позже к  неудобствам  моего восприятия прибавилось  еще одно, связанное со взрослением организма. Но не моего взросления, а окружающих меня одноклассниц. С некоторого времени я  ловил неизвестный запах, исходящий от девочек, который появлялся на несколько дней, а потом исчезал. Первый раз я ощутил этот запах, когда    Олеся  – самая  красивая  девочка в классе шла отвечать к доске. Она сидела на последней парте, а я – на третьей. Она грациозно шла между рядами  столов и мальчики, быстрыми  тайными взглядами провожали колыхание ее короткой юбочки. Когда она поравнялась с моей партой и  легкий шлейф воздуха, исходящий от ее движения, достиг моего носа, я ощутил непонятный запах, такой, который не был мне знаком и я не мог определенно понять, к чему его следует отнести – к хорошим запахам или к плохим. Лишь через год, наблюдая и ощущая эти запахи, я понял, что они означают, но так и не смог однозначно сопоставить эти запахи с чем-то определенным.
Эта же причина – взросление  организма окружающих меня одноклассников породила во мне   дополнительное отвращение  к спортзалу, в котором проходили уроки физкультуры, особенно, когда   играли в баскетбол  – тошнотворный запах пота и выделений сальных желез моих ровесников повергал меня в состояние мерзкой полутошноты, которую приходилось сдерживать  усилием воли.
Когда умер мой отец, мне было всего четырнадцать лет. Он был сталеваром и упал с огромной печи, пытаясь ликвидировать неисправность. Перед похоронами его забирали из морга, в  этой мрачной суматохе за мной не проследили и  я оказался внутри  ритуального помещения – в  комнате, где показывают мертвое тело, перед тем, как отдать родственникам. Комната была небольшой – вдоль стен  стояли венки с черными ленточками и золотистыми надписями – «Любимому деду от Внуков», «Любим. Помним. Скорбим» и так далее. Я  стоял  и смотрел на лицо отца – гладкое, без морщин.
Рядом со мной стояла тетя Сима. Недавно ей исполнилось семьдесят лет.  Несмотря на трагичность ситуации, она, как всегда, была ярко накрашена, одета в цветастое платье с глубоким декольте и от нее  тянулся легкий, едва уловимый аромат  неизвестных духов.  Очень сюрреалистичная картина – гроб, венки, мертвец и напомаженная старуха в праздничном платье. Аромат  духов смешивался с запахами ритуальных освежителей и прочно  засел в моем мозгу на всю жизнь.
 Это был момент, с которого я начал коллекционировать запахи. Я начал  запоминать и сортировать. Духи тети Симы назывались « Вечерний Каир». Теперь таких не  производят. Но тогда я не знал этого, и именно там, в ритуальном зале в моем мозгу зажглась какая-то внутренняя сигнальная лампочка, которая не хотела угасать до тех пор, пока я не  определю, как называется этот запах.
На следующий день после похорон я проснулся с  сильным  желанием  узнать название духов тети Симы.  Можно было поступить по – простому: позвонить тете Симе и спросить, какими духами она душится. Но я хотел узнать сам. Я оделся и  отправился в ближайший универсальный магазин, который находился рядом с нашим домом. Парфюмерный отдел был небольшим, мужских одеколонов гораздо больше, чем женских духов – одеколон «Саша», «Шипр», «Тройной», «Цитрон», занимали все полки, находящиеся за витриной. Женские духи лежали под стеклом – на витрине. Я стоял и смотрел на витрину, не зная, с чего начать. Продавщица была толстой, круглолицей, с рябым лицом, покрытым веснушками,  и огромными толстыми руками – ей бы мясом или картошкой на рынке торговать, а она – духами.
- Мальчик, ты уже двадцать минут смотришь, может показать что то?
-Да, пожалуйста, Вот, Вот и, Вот,- я указал пальцем на цветные коробочки.
-  Кому духи-то, подружке? – насмешливо спросила она.
-  Нет, маме! – ответил, я чуть смутившись
-  А…, ну, смотри, - разочарованно  произнесла толстуха и протянула мне пузырек.
- А можно понюхать?
- Можно. Только пробку. Духи нюхать не даем, а то все нюхать будут – потом не расплатишься.
- Спасибо.
- Всегда пожалуйста,- она выложила на стеклянную витрину три  разноцветные коробочки и встала рядом, скрестив руки – наблюдать, чтобы я не вынюхал лишнего.
  Первыми  попались  духи «Красный Мак» – желтая коробочка с красным маком по центру  и надписями, почему-то стилизованными под китайские иероглифы. Продавщица сама достала пузырек из коробки и аккуратно сняла притертую стеклянную пробку, отдала ее мне и приняла прежнюю позу надзирателя. Я поднес пробку к носу и медленно вдохнул. Запах был густой и пряный. Достаточно один раз вдохнуть - и запомнишь на всю жизнь. Нет. Не то. Я бы сразу запомнил.
 - Можно другие? Эти не подходят, - я отдал продавщице пробку. Она так же аккуратно ввинтила пробку в пузырек. Следующей была красная коробочка с надписью «Красная Москва» - запах  тоже немного пряный, но более свежий. Кажется, проступал запах розы.
- Нет, не то. Дайте, пожалуйста,  следующие. В  последней коробочке оказались духи «Ландыш серебристый»: бледно - зеленая коробочка с изображением ландыша. Я  уже заранее знал, что это не тот запах. Как пахнет ландыш - знают все, а тетя Сима пахла не ландышем. Но я для проформы взял в руки белую пробку, которая по дворовой квалификации называли «солдатиком» и понюхал.
 - Это тоже не то.
- Не то, не то,-  ты надоел уже, только время  мое зря занимаешь!  Все, демонстрация закончена. Или бери что-нибудь, или до свиданья!- я не обиделся, несмотря на то, что  около прилавка никого, кроме меня не было  и отвлекал я  продавщицу, разве что от рассматривания маникюра на ее коротких толстеньких пальчиках, но в этот день поиски решил прекратить.
На следующий мой визит  толстуха  выложила на витрину несколько пузырьков и сказала, что это – все, что осталось и других духов в ближайшие недели не предвидится.
Еще несколько недель я ездил по городу, но все парфюмерные отделы  были как на одно лицо –  одинаковый ассортимент, одни и те же запахи.
Я нашел  этот запах  только через месяц. Так и не дождавшись поступления новых духов в парфюмерные отделы магазинов нашего города, я решил посетить колхозный рынок. Еще папа говорил, что на  блошином рынке можно купить любой предмет – от домашней крысы до  видеомагнитофона.
Я   действительно обнаружил   этот аромат  на рынке, среди рядов  торговцев парфюмерией. Продавец  даже не открыл пробку. Только поднес к моему носу маленький флакончик с золотистой  округлой пробочкой с небольшими насечками по всему нижнему радиусу, очень похожей на «золотой попик» по  дворовой классификации. Еще года два назад весь наш  двор увлекался игрой в пробки – когда   один игрок кидает пробку об стенку, а другой таким же образом пытается попасть в пробку противника. Почти все пробки имели названия и свою иерархию. Были даже пробки с нулевой ценностью и имевшие свое названия. Так называемые «Жабы»- широкие пробки, как правило, грязно-зеленого или черного цвета – ими закрывались пузырьки от лекарств. Несмотря на то, что они имели нулевую ценность, они тоже подбирались и хранились вместе с  другими. Нередко, когда  один из игроков проигрывался в пух и прах, он предлагал противнику пять – шесть «жаб» против самой младшей пробки – маленького солдатика. Если  игра шла на азарте, то противник соглашался, давая возможность отыграться. Это чем- то напоминало игру в карты, когда у  проигравшего заканчиваются деньги и он ставит на кон свой галстук или рубаху, только для того, чтобы снова войти в игру. У меня в свое время было около тысячи пробок – «солдатики», «офицеры», «полковники», малые и большие «попики». Я их хранил в большом полиэтиленовом мешке и выносил на улицу для игры частями,  открывая пакет и выгребая горстями и заполняя свободные карманы.  Когда я это делал, сотни остаточных ароматов устремлялись к моему носу и наполняли сознание хорошим настроением. Самой ценной пробкой была «корона»- пробка черного цвета, формой напоминающая царскую корону. Большей редкостью была «золотая корона» - пробка золотистого цвета. Самое удивительное, что пробки, даже очень красивые, но не подпадающие под общую классификацию  вовсе отсеивались из игрового процесса. Это были пробки от иностранных духов. Именно они дольше всего сохраняли на внутренней, винтовой стороне стойкий аромат. Иногда маленькие мягкие  уплотнительные  полиэтиленовые  пробочки, которые  вставлялись в основные для поддержки герметичности, вынимались и использовались вместо жевательной резинки.
 Как только я поднес бутылочку к своему лицу, в моем сознании тотчас проявился гроб с телом отца, тетя Сима и душная комната для ритуалов. Видимо эти воспоминания как то отразились на выражении моего лица, потому как продавец сразу отдернул руку и  проворно спрятал  пузырек в коробочку.
- Что, не нравится? Это лучшие духи. Заграница! Made in Egipet!. А, что ты понимаешь, мелочь! - он снова  положил  духи в свою сумку и растворился в толпе. Я  продолжал стоять и  не мог принять решение – что делать дальше. Я нашел этот запах и его название, но что с ним  делать, я так  и не мог понять. Я очнулся  через десять минут, когда кто- то тронул меня за плечо.
-Эй, мальчик, ты что здесь стоишь? Здесь надо покупать. Или продавать. А стоять здесь не надо. Другим мешаешь!-  Эти слова   произнес человек восточного вида. Он смотрел на меня и улыбался. У него в руках было некое подобие короба,  который покоился на широком ремне, перекинутом наискось через спину этого человека. В коробе   красовались коробочки  с духами. Мужчина  чем-то напоминал японца, или китайца – маленького роста, узкие глазки, окаймленные черными дугами широких бровей и полускрытые припухлыми веками, открытый лоб, короткая стрижка, черные, как смола, волосы, маленький носик.
- Так ты что, продаешь или покупаешь?
- Да, да, я покупаю. Духи ищу для подруги,- зачем то соврал я.
-Вот – лучшее  соотношение цена-качество, он  тут же протянул мне бутылочку духов «Дзинтерас»,- понюхай, не пожалеешь, - открытый флакон тут же оказался возле моего носа.
- Ну как?
- Хороший запах. Немного резковат для женщины
- Ничего не резковат! Бери, не пожалеешь. Отдам по себестоимости!
-  Вот дела,- деньги дома забыл! Я сделал вид, что  ищу деньги в кармане,
- Э, тогда отойди, не мешай,- покупателей отпугиваешь,- его интерес к моей персоне  мгновенно исчез.
Я покинул рынок  с приподнятым настроением – казалось, вместе с раскрытием тайны из моего сознания испарилась вся тоска и печаль, сидевшие во мне со дня похорон – прошло ровно сорок дней.
Однажды, на скучнейшем уроке математики, когда учитель нудно рассказывал, каким образом можно найти все множители натурального числа, мне пришла в голову странная  мысль:  ведь все запахи можно сравнить с цифрами. Например: запах огурца – «1», запах колбасы –«2», запах угля – «3», запах хлеба – «4», и так далее. Тогда  «8» будет  соответствовать бутерброду, «6» – жареная колбаса, «12» – запах свежеиспеченного хлеба и так далее. Причем  верно и обратное. Любой сложный запах – это сочетание простых и его можно разложить на множители. Я проводил аналогию дальше и пришел к выводу, что существуют запахи, которые нельзя разложить на  составные части – как простые числа. Я их назвал «про себя» - элементарные запахи. И еще я пришел к выводу, что запомнить можно только элементарные запахи. Все остальные можно только определить, опираясь на известный тебе элементарный запах. Запах тлена – элементарный. Его невозможно разложить на составляющие. Запах «Вечернего Каира» соединился с ними  и образовал сложную пару.  Пытаясь  закрепить свою идею математически, я  начал изучать арифметику, но быстро бросил это занятие, так как магия цифр меня не  трогала. Я запомнил лишь несколько правил и определений, пригодных для моей теории и тщательно записал их в своем блокноте:
«Факториза;цией натурального числа называется его разложение в произведение простых множителей. Существование и единственность (с точностью до порядка следования множителей) такого разложения следует из основной теоремы арифметики.
В отличие от задачи распознавания простоты числа, факторизация предположительно является вычислительно сложной задачей. Первым и самым  простым методом факторизации  является метод перебора»
 Теория моя была такова  - простые запахи запоминать проще, чем сложные. Сложные запахи можно разложить на простые единственным образом. Конечно, моя теория была чисто умозрительной и имела свои противоречия, но ведь я не навязывал ее никому. Я создал ее исключительно для внутреннего пользования и если она работала, позволяя различать и запоминать запахи, значит она   должна устраивать меня.  Мой блокнот пополнялся год от года и  к окончанию школы  он был полностью исписан  множеством цифр, которые располагались с названиями запахов.
Почти никто не знал об этом моем увлечении – у меня не было близких друзей, основное свободное время я проводил дома за чтением книг. Все же однокашники знали о моей способности остро ощущать запахи и нередко обращались ко мне с невинными просьбами понюхать – не прокис ли сладкий  творожек с изюмом, купленный в магазине вчера, и принесенный в школу на обед, некоторые одноклассники курили на переменах, зажевывали запах лимонной коркой, и нередко использовали меня в качестве детектора  табачного «выхлопа».
 Лишь однажды мои способности были использованы в корыстных целях. Это был выпускной вечер. Я вообще не хотел на него идти – девушки у меня не было, особой ностальгии по своим одноклассникам я испытывать не буду, а значит и прощаться с ними не имело особого смысла, но за два дня до выпускного бала ко мне подошел Сибай -  так звали огромного детину из  параллельного класса. Прозвище его происходило от фамилии Сибаев. Как он добрался до десятого класса – трудно было понять, видимо, его спортивные заслуги в виде десятка кубков и  занятых первых мест   различным видам соревнований  тешили тщеславие директора школы. Он был огромного роста, с головой, круглой и огромной, будто кочан капусты,  толстая нижняя губа была капризно оттянута к земле силой тяжести, обнажая ряд крупных желтых зубов, способных  махом перекусить милиметровую проволоку,  белки глазных яблок  окрашенные мелкой сетью красноватых   прожилок, предупреждали о переизбытке тестостерона  в жилах владельца. Говорят, когда он свирепел, белки его становились полностью красными.  Я почти не общался с Сибаем и, когда он подошел  ко мне в пустынном коридоре третьего  этажа школы – я сидел на подоконнике и читал книгу,  у меня «засосало под ложечкой», несмотря на то, что, вроде бы, за мной не было никаких «косяков». Обычно около половины таких разговоров Сигая с  посторонними заканчивались минимум – затрещиной, максимум – разбитым носом. Причиной конфликта могло быть любое событие – даже неосторожно сказанное слово. Или тот факт, что я сидел на подоконнике и читал книгу
- Привет, как дела? - спросил он с ходу, уставившись на меня своим бычьим взглядом.
- Да ничего, идут
-Скоро выпускной.
- Через два дня
- Ты, надеюсь, тоже идешь?
- Пока не знаю
- Как это не знаю?- его тон стал на октаву выше. Белки глаз — на полтона розовее, - ты не можешь не знать!
- Ну, пока я не решил
- Как можно не решить за два дня до выпускного? - белки-индикаторы  заработали еще интенсивнее.
-М-М.,- я не знал что ответить, потому что не знал правильного ответа. Кто его знал, этого Сибая, что ему в голову придет и что ему вообще от меня надо: чтобы я пошел на выпускной, или он  по каким то неведомым причинам  желал, чтобы меня там не было?
- В общем, я за тебя решил,-  Сибай сам решил проблему выбора, – ты обязательно  должен быть на выпускном. У меня к тебе  есть дело. Только предупреждаю, если хоть слово, ты понял  меня, хоть одно слово из нашего разговора станет кому-нибудь известно, я тебя урою,- с этими словами он схватил меня за ворот рубахи, притянул к себе и  уставился на меня своими выпученными глазницами. Убеждение взглядом длилось  несколько секунд, затем он  отпустил меня и продолжил,-  Если все пройдет гладко – я твой должник. С тебя  - тоже одна просьба. По рукам?- он протянул в мою сторону огромную ручищу, которой несколько мгновений ранее чуть не придушил меня.
По рукам – я  протянул ему свою худую руку и он сжал  мои тонкие пальцы  так, что я чуть не закричал. На лице его блуждала садистская улыбка, но взгляд был прямым и угрожающим. Не согласиться на его условия означало подписать себе  приговор. Он вкратце изложил мне свою просьбу. Она была одновременно и простая и трудновыполнимая, но, как я уже сказал – отказаться было невозможно.
           Приготовления  к выпускному не заняли  много времени. Моя мама отказалась идти и только заботливо выгладила мне белую рубашку и черный костюм, купленный еще год назад на мое день рождения. Он был почти впору, можно сказать — на грани. За год я сильно  вытянулся и  пиджак, купленный  «на вырост», похоже, исчерпал все резервы. Главное,- не поднимать руки высоко — и тогда эта критичность не будет заметной.
 Шел третий час выпускного вечера. Минула торжественная часть – родители произнесли свои благодарности учителям, ученики подарили дежурные подарки, директор и учителя произнесли ответные речи  и  наступило время  последнего бала.
Заиграла медленная музыка. Девушки, украдкой посматривая на потенциальных кавалеров, сгрудились в одной стороне зала, мальчишки, демонстративно громко говоря и похохатывая  - в другой. Родители рассредоточились вдоль стен. Никто не решался выйти первым – парни смущались родительского ока, взрослые, в свою очередь  с нетерпением ожидали первого танца, чтобы впоследствии покинуть церемонию, предоставив детей  самим себе, девушки  не нарушали традиции и  покорно ожидали приглашения на танец. Почти четверть музыки уже прозвучала. Я стоял, напряженно вглядываясь в толпу  одноклассниц. Тут мой взгляд перехватил Сибай. Он стоял чуть в стороне – со своей компанией из пяти человек, которые о чем-то непринужденно болтали, делая вид, что их совсем не волнует происходящее вокруг.   Сибай  кивнул головой в  направлении  Олеси.  Кулак  его правой руки сжался и слегка покачался вверх вниз. Затем   подмигнул мне и  снова кивнул в сторону Олеси. Я,  будто    под гипнозом, отделился от толпы мальчишек и направился прямо  к  девушкам. Я почти не смотрел в их сторону, зато  успел заметить, как удивились  окружающие. Сначала удивились, а затем, по мере моего приближения к девушкам, удивление толпы  сменилось любопытством, потом крайним любопытством и наконец –  вновь крайним удивлением, когда я подошел к Олесе. Все таки она  была девушкой Сибая и пригласить ее на танец для  любого парня  крайне непредусмотрительным поступком..
- Можно пригласить тебя на танец?- может быть от того, что все произошло столь неожиданно, может быть, повинуясь женскому инстинкту вызвать ревность у нерешительного кавалера, то есть Сибая, она сразу ответила
-Да, конечно. И мы направились в центр зала. Через несколько секунд процесс приглашений ,  вошел в активную фазу и уже через минуту весь зал был наполнен танцующими парами, включая Сибая, пригласившего свою одноклассницу. Все шло по плану. Я держал Олесю за талию и молчал. На всякий случай я держался на небольшом расстоянии от ее тела, так, что только кисти рук касались ее поясницы. Ее руки лежали на моих плечах. Мы молчали. Да и о чем было говорить? Она  несколько раз оглядывалась, видимо, отыскивая в толпе Сибая и, когда обнаружила его,  плотно прижавшегося к  партнерше, сняла руки  с моих  плеч  и прижала меня к себе, полуобняв за верхнюю часть спины. Она потрясающе пахла. Запах неизвестных мне духов исходил от ее волос, запах  крема, которым было пропитано тело, запах ее тела, пробивавшийся  сквозь эти ароматы, ее  упругие груди, прижатые ко мне, - все это так  возбудило меня, что нижняя часть моего тела внезапно зажила своей жизнью. Я не знал, что мне предпринять и резко отстранился от Олеси, приняв прежнюю  невинную позицию. Я так и не понял до конца – почувствовала она  мое  внезапное возбуждение или нет. Скорее всего – да, потому что она не была удивлена моей реакции и покорно приняла прежнюю позу, снова положив свои руки на мои плечи и слегка отстранившись от меня. И вовремя. Вовремя для меня,  потому что именно в этот момент мы попали в поле зрения Сибая, который, встретившись со мной взглядом,   заговорщнически подмигнул, как  бы одобряя мои действия. Музыка закончилась, мы с Олесей сказали друг другу Спасибо. Она быстро  стрельнула взглядом на мою ширинку,  слегка улыбнулась и отправилась к подругам.
Сибай нетерпеливо ждал моего возвращения. Теперь все внимание  мальчишек было приковано к моей персоне. Многие смотрели с сожалением, некоторые  - с интересом. Заиграла быстрая музыка, на этот раз девчонки, не ограниченные правилами этикета, сразу же заполнили пространство зала. К ним тут же присоединились кавалеры и несколько подвыпивших родителей. Бал  продолжался. Я стоял напротив Сибая. За ним находились его закадычные друзья – Димик и Лелик, чуть ниже его ростом, но такие-же коренастые, широкоплечие, с огромными ручищами. Они явно хотели идти танцевать, но покинуть Сибая в такой ситуации  - значить нарушить кодекс чести.
- Отдыхайте,  я сам разберусь, - они  оценивающе посмотрели на меня и, видимо, пришли к выводу, что  помощь действительно будет излишней. Мы остались с Сибаем один на один.
- Ну, как?
- Все чисто
- Ты уверен?
- Абсолютно
- Значит все чисто…
- Все идеально чисто, - повторил я, как заклинание
- Ладно, смотри..., спасибо,- в этот момент к нам подошел учитель труда Ефим Васильевич – единственный человек, имевший непререкаемый  авторитет среди мальчишек и единственный учитель, которого уважал Сибай. Видимо,  его  как парламентера, прислали сердобольные «училки», наблюдавшие за всем процессом и    почуявшие назревающую бурю. По легкому запаху перегара чувствовалось, что он уже принял в учительской шампанского, а может чего и покрепче.
- У вас все нормально? - строго, почти  по отечески спросил он
- Да, все нормально Ефим Васильевич, - Сибай  широко улыбнулся
- Ты уверен?- Ефим Васильевич  направил пристальный взгляд на меня
- Сто процентов!- бодро отчеканил я.
- Смотрите мне. Завтра разберетесь. Шалопаи! - легкие подзатыльники каждому и Ефим Васильевич вернулся к группе учителей.
 Инцидент был исчерпан, а Сибай – сохранил лицо перед дружками. Я тоже получил свою долю славы и был в этот вечер  героем бала. Никто не узнал подноготной этой комедии. На самом деле Сибай обратился ко мне с весьма пикантной просьбой. Школа – позади. Взрослая жизнь – впереди и он хотел отметить это событие тем, что переспит  с Олесей. Но он  уже знал, что женщина устроена несколько иначе, чем мужчина и есть некоторые дни, когда женщина может  отказать даже самому галантному кавалеру. Сибай был очень самолюбив и поэтому отказа он бы не потерпел по любой причине и, чтобы не оказаться в положении отвергнутого, он должен был заранее собрать нужную информацию, а в этом ему мог помочь только я.
   В  ту ночь Сибай  добился своего. Потом он водил своих дружков на экскурсию в детский садик, на веранду и показывал им пятна крови, засохшие на деревянной скамейке детсадовской веранды, как раньше в средние века  выставляли перед родственниками белую простынь  новобрачных после первой брачной ночи. В качестве  своеобразной благодарности за помощь сводил туда и меня. Я стоял на веранде, смотрел на бурые пятна и представлял, как Сибай  совокупляется  с Олесей и  представлял, что на его месте мог бы быть я. Фоном через все сознание проносился запах неизвестных  духов, перемешанный  с  ароматом Олесиного  тела.
- Че пялишься? - Сибай вывел меня из оцепенения, больно хлопнув меня по спине в области лопаток- спасибо за сотрудничество! Как я и обещал -  с меня должок. Обращайся если что,- он протянул мне руку  и крепко сжал  ее. Мне кажется, он специально так делал, чтобы лишний раз показать, насколько он сильный.
После окончания школы я решил поступать на химический факультет  местного университета. Отчасти потому, что хотел расширить свои знания о запахах, отчасти потому, что меня особо ничего не интересовало. Математика (за исключением теории чисел!) – скучна и непонятна для меня. Литературным даром я не блистал, а экономист или юрист вызывали в моем сознании образы сухих педантов, копающихся в цифрах или фактах в поисках несуществующих сенсаций. Вот и оставалась единственно химия – наука, которую я хоть как то представлял себе в реальном приложении к окружающей действительности. Все экзамены я сдал на пятерки. Особенно мне запомнился преподаватель, принимавший экзамен по химии – маленький худой человечек с соломенными всклокоченными волосами и водяным невыразительным взглядом. Он молча выслушал мой ответ, кивнул головой в конце моего выступления, попросил черновик, мельком взглянул на него и пригласил следующего. Я его запомнил именно из-за этого молчания. В отличие от других преподавателей он не задал ни одного вопроса. Я даже подумал тогда, что его просто так посадили, временно, ввиду отсутствия основного преподавателя и он просто делал вид, что слушал, а на самом деле  ничего не понимал и поэтому поставил мне отлично.
 Когда  на третьем курсе началась практика с лабораторными работами, мои обонятельные органы не выдержали  ударного напора аммиаков, сероводородов и других пахучих веществ и мне пришлось взять академический отпуск. Была и еще одна причина – умерла от рака моя мама. Тетя Сима ночевала в нашей квартире девять дней, источая запах «вечернего Каира» – дважды  закрепленный в моем подсознании  как «запах смерти», а потом  я  остался в полном одиночестве, в своей однокомнатной маленькой квартирке. В полном одиночестве.
Я не  в состоянии был прожить на одну стипендию,- надо  платить за квартиру, покупать еду и одежду. Так наступил новый период моей жизни.