В службе честь. Часть 3. Воспоминания. В морях наш

Калмыков Сергей Васильевич

Родился 20 марта 1946 г. в г. Коломна, Московской области. В 1964 году закончил среднюю школу и в 1965 году поступил на штурманский факультет Тихоокеанского высшего военно-морского училища имени С.О. Макарова.
После выпуска был распределен в 72 БрСРПЛ г. Большой Камень на ремонтирующуюся ракетную АПЛ.
В основном проходил службу на КТОФ в 26 ДиПЛ 4 ФлПЛ в должностях: командир группы, командир боевой части. В последующем был специалистом ОК ТОФ, начальником ОК 182 ОБПЛ в г. Магадан. Последняя занимаемая должность - преподаватель-начальник курса цикла 25 УЦ ВМФ г. Коломна.

Награжден:
Юбилейными медалями и медалями за выслугу лет СССР и РФ.

Присвоение воинских званий:
Прошел ступени воинской карьеры и присвоения воинских званий от лейтенанта до капитана 3 ранга.
Уволен из ВС СССР в запас по здоровью 18 июня 1991 года. Стаж в офицерских должностях 21 год.

В морях наши дороги

Сердце романтика

Наш 39-й выпуск лейтенантов ТОВВМУ им С.О. Макарова в 1970 году не был юбилейным, но он был особенным. В период учебы нам повезло участвовать в большом межокеанском походе кораблей ТОФ с заходами в порты Индии, стать участниками самых грандиозных морских маневров в истории Советского ВМФ – «Океан-100» и наконец это о нас выпускниках 70 года был снят документальный фильм «Уходят на флот лейтенанты» - первый фильм о традициях Тихоокеанского высшего военно-морского училища имени адмирала Макарова.
Это был особый выпуск лейтенантов ТОВВМУ – почти 90 процентов офицеров ушли в подплав и в экипажи атомных подводных лодок (АПЛ). Это время единственного в ХХ веке прямого ядерного вооруженного советско-американского противостояния в воздухе, на земле и особенно — на море.
Но все это будет впереди. А пока …

Родившись в семье военного, в самом центре европейской части России, нашей семье была предначертана кочевая жизнь. У моего отца, подполковника инженерно-строительных частей в послужном списке ни осталось наверное ни одного уголка на территории бывшего СССР где бы он не побывал. В те времена все грандиозные «стройки коммунизма», несмотря на официальную шумиху и пропаганду о строительстве их силами молодежных комсомольских отрядов, возводились за счет дешевой рабочей силы военнослужащих стройбата и ресурса исправительных учреждений. Военные объекты, аэродромы и космодромы, народно-хозяйственные стройки и военные городки, базы и целые номерные города, всего не перечислишь, все это ложилось на плечи военных строителей.

Мы строим города, мосты, аэродромы –
Дешевый труд солдат используют везде.
И шахты для ракет и полигоны –
Мы вынесли все это на себе.

Здесь нет отгулов, лишь одна работа,
И банный день – желанный, редкий гость,
И трудимся, аж до седьмого пота,
Да так, что гимнастерка мокрая насквозь.

О труде военных строителей точнее не скажешь. Минимальный семейный скарб, отсутствие элементарных благ цивилизации, особенно в начальной стадии строительства очередного объекта, мебель от КЭЧ с намалеванными интендантом черным кузбасслаком инвентарными номерами, все это прочно закрепилось в моем сознании с детства.
Завершал свою военную карьеру мой отец в Приморье, во Владивостоке.
Благодатный край, буйство красок природы и море сразу покорили и влюбили в себя. Еще обучаясь в старших классах я решил, что дальнейшая моя жизнь будет связана только с морской профессией и с нетерпением ожидал совершеннолетия.

1963 год. Наконец мне исполнилось 16 лет. Паспорт в кармане и наш сосед по лестничной площадке, командир экспедиционно-океанографического судна (ЭОС) «Ульяна Громова» капитан 2 ранга Дроздов Иннокентий Ефимович сможет выполнить данное мне когда-то обещание и взять меня в море. «Ульяна Громова», по планам командования, в этот год должна была с мая по ноябрь выйти в длительное плавание для проведения гидрографических работ в акватории Дальневосточных морей и решения сопутствующих задач.
Оперативно утрясли бюрократические формальности. В школе вопрос о досрочном переводе меня в 10 класс решили с небольшой оговоркой, что после возвращения, я по программе к новому году догоню свой класс. Если нет, то возвращение в 9 класс мне было гарантировано. Дело в том, что 1964 год был годом очередной школьной реформы. Часть школ г. Владивостока переходила на одиннадцатилетнее производственное обучение, а часть оставалась с базовым средним десятилетним. И в том и в другом случае для меня возникали проблемы. Но нам пошли на встречу, и к моему восторгу все решилось благоприятно.
Мало того, забегая вперед, скажу, что мне это плавание засчитали как производственную практику. В отделе кадров малого дивизиона гидрографических судов ТОФ были решены и все кадровые вопросы. Меня включении в судовую роль ЭОС «Ульяна Громова» матросом 2 класса. И в середине мая я как член экипажа этого судна впервые вышел в море.
Мы должны были исследовать острова Курильской гряды и провести  океанологическую съемку рельефа дна в районе стыка Японского и Курило-Камчатского желобов. Мы не знали, что в это же время, морской промер этого района выполняло ЭОС «Невельской» ГС ТОФ. Наши работы обеспечивала новейшая тогда радионавигационная система «Рым», что позволило работать круглосуточно при любой видимости. Позже, обучаясь уже в училище, на кафедре технических средств кораблевождения, я более детально ознакомился с ее возможностями.
Наши исследования стали основой для проведения, в июле - сентябре 1965 года, первого рейса советских океанографических кораблей с целью изучения течения «Куро-Сио», что в переводе с японского означает «темное или черное течение». В этой экспедиции участвовало и ЭОС «Ульяна Громова», но я к этому времени уже был первокурсником ТОВВМУ. В результате собранных экспедициями 1964-1965 гг. материалов стало возможным уточнение многих гидрологических характеристик течения «Куро-Сио» и вод прилегающих к нему районов океана. Вблизи фронтальной зоны течения удалось зафиксировать ряд глубинных потоков, данные о которых ранее отсутствовали. Весьма ценными оказались и многочисленные наблюдения за миграцией косяков рыб в зоне течения.
Так, что я с полным основанием могу считать, что частичка и моего труда была вложена в исследования Дальневосточных морей Тихого океана.
Но суровая действительность оказалась более прозаичной. При выходе в открытое море нас встретил шторм. Аналогичный корабль, находясь буквально в мили от нас, скрывался за гребнями волн и мы наблюдали только топовые огни его мачт. Шквальный ветер срывал пену с верхушек волн, которая стелилась по водной поверхности как зимняя поземка. Наше судно, как болид американских горок, сначала скатывалось с гребня к основанию волны, а затем натужено работая двигателями медленно взбиралось на гребень очередной волны. Порой волны накрывали его по самый верхний мостик. На самом деле было не больше трех баллов, но этого было вполне достаточно, что бы я быстро лег в койку, борясь с приступом морской болезни. Но боцман, «исчадие ада», не дремал и как только море более-менее успокоилось, немедленно задействовал всех матросов палубной команды на корабельные работы. Он вручил мне тяжеленную швабру и отправил на полубак. Через час другой я забыл про качку и обед прошел в хорошем расположении духа. Так, помня о том, что лучшее лекарство для моряка от качки это работа, я навсегда избавился от морской болезни и никогда больше этим не мучился.
Во время этого рейса мы побывали на всех Курильских островах, в Петропавловске Камчатском, дошли до верховья Пенжинской губы и посетили Магадан.
Вернулись во Владивосток только во второй половине ноября.
Среди своих одноклассников я чувствовал некоторое превосходство «морского волка».
С условием, которое мне поставил педагогический совет школы я успешно справился и после выпускного вечера встала дилемма выбора дальнейшей дороги в жизни.

Для себя я уже решил, что любая дорога у меня будет связана с морем. Документы подал в ДВИМУ им. Невельского на электромеханический факультет. Но на экзамене не добрал всего одного балла (конкурс был порядка 7 человек на место). По подсказке друзей, на следующий день, пошел переводить документы на судоводительский факультет, но оказалось, что опоздал и все вакансии оказались занятыми.
Не судьба.
Устроился на работу, на завод «Радиоприбор», и стал интенсивно готовиться для поступления в морской ВУЗ на следующий год.
Весной 1965 года подал документы в ДВПИ им. Куйбышева на кораблестроительный факультет. Но, увы, вызвали в военкомат. Отсрочку не дали, но сказали: «Собирайся отбывать воинскую повинность с весенним призывом, но если есть желание, то направим на учебу в ТОВВМУ им. С.О.Макарова».
Так я стал абитуриентом училища.
Первые впечатления, как правило, бывают наиболее яркими и наиболее запоминающимися. Кругом толпы молодежи в гражданской одежде. И я влился в эту гомонящую толпу. Знакомства, поиски земляков, первые дружеские связи. И конечно общение с курсантами. Основная масса курсантов была или на практике или в отпусках. В училище в основном остались «академики», то есть те, кто подчищал «хвосты» летней сессии. Их было не много, но общение с ними сказывалось. Наименее стойкие из нас, после общения с ними стали писать заявления и забирать документы, чтобы успеть сдать вступительные экзамены в гражданские ВУЗы. Это был первый отсев в конкурсе на поступление в училище. Но была и другая категория. Курсанты, которые ранее обучались в училище, были отчислены по какой-то причине, прошли «горнило» флотской службы и уже осознанно вновь вернулись в училище для того, чтобы закончить обучение и получить офицерскую специальность. С одним из таких мы познакомились еще в кандидатской роте. Это был четверокурсник Геннадий Гавриш. Позже он весь первый курс был у нас командиром взвода, а уже после нашего выпуска некоторые из моих однокашников пересекались с ним на флоте. Именно он и был первым нашим наставником, ограждая от негативного воздействия и от не продуманных шагов.
Что бы стать курсантом военного училища необходимо было преодолеть три барьера: медицинский, экзаменационный (тестовый) и мандатную комиссию. Завершился первый этап - медицинский. Он оказался жёстче чем медкомиссия военкомата. Наши ряды претендентов заметно поредели. Настала пора подготовки и сдачи вступительных экзаменов. Нам, местным было предоставлена возможность готовиться к экзаменам в домашних условиях, так, что со своими будущими сокурсниками я познакомился уже после зачисления в училище. Мы уже задумывались о выборе факультетов, чтобы быть готовыми к мандатной комиссии. Если изначально конкурс был семь-восемь человек на место, то к мандатной комиссии осталось менее двух претендентов. Интересна была специфика отбора кандидатов. Командование не без основания считало, что наиболее потенциальными кандидатами на поступление являются абитуриенты военнослужащие, как уже отслужившие два года и сделавшие свой выбор осознанно и абитуриенты из местных и членов семей военнослужащих, кто не понаслышке знал, что такое служба их отцов. Всех нас свели в единый первый поток прохождения комиссий и очередности сдачи экзаменов. А вот мандатную комиссию мы проходили отдельно. И в этом тоже была своя специфика. В один из дней нас местных собрали всех вместе для преставления начальнику училища. Предварительно сопровождавшие нас офицеры провели среди нас опрос. Кто на каком факультете изъявляет желание обучаться? Разбили на группы, а поскольку адмирал Плотников Петр Прокопьевич задерживался, то они провели с нами ознакомительную экскурсию по училищу, при этом каждый из представителей факультетов агитировал именно за свой факультет. Запомнилось как минер спросил у Юры Тарабарова: «Почему ты выбираешь штурманский факультет, ведь у тебя отец лаборант минно-торпедного факультета?». Юра не смутившись ответил: «Именно поэтому я и буду штурманом». По окончании экскурсии нас всех построили на плацу перед учебным корпусом. Вице-адмирал Плотников П.П. вышел, поздравил нас с успешной сдачей экзаменов и распорядился всех записать по личному желанию на выбранные факультеты. На этом мандатная комиссия была завершена и нас на три дня отпустили по домам догуливать остатки гражданской жизни, дожидаться когда следующие потоки абитуриентов завершат сдачу оставшихся экзаменов, пройдут мандатную комиссию, а будущие наши командиры определятся с формированием основы курса и рот.
Но мы получили свой карт-бланш. Мы курсанты.
А я уже грезил мостиком корабля.

От теории к практике

Пролетели отпущенные три дня и мы, вернувшись в училище, начали свою воинскую службу с баталерки факультета. Примеряли «гады», искалывая в кровь пальцы иголками подгоняли «робу» и пришивали погончики. Временно, до окончательного формирования курса нас поселили на первом этаже первого факультета. Каждый день костяк нашей будущей роты пополнялся счастливчиками зачисленными в училище. Эти первые дни были заняты построениями, уборками и обустройством, но уже через неделю нас разбили по ротно и по взводно, и перевели в спальное помещение на второй этаж. Традиционно этот этаж спального корпуса отдавался первокурсникам, а все последующие курсантам старших курсов. Именно на втором этаже дежурный по факультету встречал курсантов из увольнения. Представили нам командиров взводов из числа четверокурсников и старшину роты-пятикурсника мичмана Анатолия Жогликова.
Командиром роты или как раньше кадеты называли воспитателей «ротным дядькой» к нам приставили капитана 3 ранга Ершова Юрий Григорьевич.
Впереди пять лет учебы и воинского возмужания. Сейчас, по прошествии многих лет, перебирая пожелтевшие фотографии, видишь разительную разницу между юнцом первокурсником и выпускником. Пожалуй, ни одно высшее учебное заведение не дает той школы жизни, какую дает подготовка офицеров высшего военно-морского училища. Навсегда врезалась в память строчка из припева сочиненной нами песни: «Мы помним молодость в шинели, где юность перетянута ремнем!»

Начался курс молодого бойца. В первую же неделю многие из нас на строевых занятиях набили грубыми «прогарами» на ногах кровавые мозоли, сожалея, что это не сталинские разношенные яловые сапоги. Но мы понимали, что курс молодого бойца просто необходимо пройти каждому ещё до принятия присяги. К тому же эта «идиллия» длилась не долго. Где то через неделю весь курс «бросили на борьбу за спасение урожая». Мы завидовали тем, кого оставили в училище в составе спортивных команд и в художественной самодеятельности, но что поделаешь, если бог обделил талантами. К тому же мы недоумевали, почему обыкновенная, будничная работа по сбору выращенного урожая называется пафосным словом «борьба» и почему те, кто призван защищать рубежи Отчизны должны были выполнять работу колхозников. Но приказ есть приказ. Нас вывезли в глубь Приморья, в какой-то и колхоз, и поставили задачу собирать картофель. Поселили в школе в спортзале. Все вокруг было грязным и мокрым. Идти в поле особого желания не было и мы с Сашей Гранкиным, с которым я познакомился и уже успел подружился, решили проявить инициативу и обеспечить себе более комфортные условия. Когда все начали разбирать вилы, лопаты и корзины мы задержались, а так как нам инвентаря не хватило, нас отправили работать на камбуз. К нам был прикомандирован в качестве кока шеф-повар из школы поваров с Русского острова. Мы с ним переговорили, пообещали бутылку водки с условием, что он похлопочет, чтобы нас оставили рабочими на кухне на постоянной основе. Вечером он доложил командиру роты, что без нас он как без рук, каждый день обучать новых ему не с руки, а от этого будет страдать качество пищи. В итоге мы избавились от хождения в поле. Сказать, что нам было легко, это значит не сказать ничего. Работа на камбузе начиналась за два часа до общего подъема, заканчивалась тоже на два часа позже времени «Ч», когда все уже отдыхали. Необходимо было наколоть дрова, натаскать воды, разжечь огонь и приготовить основу завтрака, обеда и ужина, а после каждого приема пищи перемыть гору посуды. В общем, работы хватало, но зато мы были в тепле, уюте и всегда сытыми. Вспоминается, был в «Б» роте Вадим Калиниченко. Высокий, поджарый, худой и вечно голодный. Его рост превышал 180-ть сантиметров. При таком росте по нормам довольствия, была положена двойная порция. Так он еще дополнительно на каждом приеме пищи по два или три раза приходил к нам за добавкой. Мы уж, грешным делом, думали, что он заодно и котел почистит. Нет, не смог. Слабак … Все мы на первом курсе постоянно испытывали чувство голода. Это и понятно, потому что молодой организм требовал подпитки калориями. Во время завтрака, обеда и ужина все буквально до крошки «сметалось» со столов. Позже в училище, к весне, когда заканчивались свежие овощи и мы переходили на сухие концентраты ненавистная сухая картошка, обильно приправленная перцем, для того чтобы отбить запах затхлости, уничтожалась под чистую. В колхозе однажды нам вместо мяса дали вымя. Мы, конечно не знали что с ним делать и не предполагали, что вымя при термообработке выделяет специфический запах. Повар добавил его в тушеную картошку. Вымя все оказалось сверху. Когда мы понесли ужин отцам-командирам, то постарались им вымени положить больше. В итоге они картошку съели, а вымя мы скормили собакам. В общем, такой курс молодого бойца оказался лично для меня не особо обременительным.

Все когда-то заканчивается. Закончилась и наша сельскохозяйственная «командировка». Вернулись в училище. После картофельной эпопеи мы в форсированные сроки, чтобы на принятии присяги не выглядеть организованным «стадом», завершили строевую подготовку. Наконец-то дополнительно к робе получили полный комплект формы одежды и все с удивительным старанием стали осваивать навыки портняжного мастерства. Хотелось выглядеть как можно более молодцевато. Наступил день принятия военной присяги и первое увольнение в город. У многих не были еще готовы военные билеты и нас отпустили группами с ребятами, которые поступали с военной службы и уже имели на руках личные документы. Я уговорил Валеру Стрельникова вписать меня в свою увольнительную и пригласил его к себе домой в гости. Так я обрел в его лице не только друга, но и будущего шурина. В это же время я ближе познакомился с В. Дорогиным, Ю. Ильиным, В. Роликом, Н. Сторчаком и другими. Особенно среди нас отличались бывшие суворовцы В. Василишин и В. Подопригора. Сказывалась суворовская выучка. Вообще-то помнятся все с кем в течении всех лет обучения спал в одном ротном помещении и ел из одного котла.
Учеба перемежалась с караулами, несением ДВС, ночными парадными тренировками и ночной чисткой картошки.
Вспоминаются ночные бдения за чисткой картофеля во главе с нашим гитаристом Валерой Машковым. Он нас развлекал музыкой, а мы чистили картошку и ждали привоза свежего хлеба. А если к нему находили еще селедку и лук, то это был праздник. Минимальная норма начищенного картофеля – это две большие ванны. После чистки картошки веки буквально слипались и смертельно хотелось спать. В этих случаях на лекции мы вместе с конспектами захватывали газеты и к середине лекции наши ряды заметно редели. Самые сообразительные сползали под столы, чтобы урвать полчасика для сна. Однажды я от Лейкина ползал через всю аудиторию под столами и вылез у него под животом, а он меня так и не увидел. На самоподготовке я чаще всего ложился в углу класса, ребята меня накрывали плакатами и схемами. Как то проснулся от тишины. Все ушли на обед и про меня забыли. Догнал своих уже на входе в столовую.

В первый год за нас основательно взялся заместитель начальника факультета по строевой части капитан 1 ранга Ющенко Николай Давыдович. Его отличала отличная памятью на лица и фамилии. Стоило ему на ком-то остановить свое внимание и считай, что ты отложился у него в памяти. Он знал весь факультет по фамильно. Был большим педантом строевой выправки и требователен. Только гораздо позже я понял, как много он для нас сделал. Но в наше время мы это воспринимали совсем по-другому. Меня он запомнил с первых дней. Я стоял дневальным по роте, когда вошел Ющенко. Как положено отрапортовал, но видимо от волнения проглотил свою фамилию. «Как фамилия?» - переспросил он. И когда я ему ответил, то он спросил: «Русский?». «Да»! - ответил я. «А фамилия у тебя какая то не русская» хмыкнул он, и с тех пор до окончаний училища он меня помнил и знал в лицо. Как то, в увольнении, я переоделся в гражданку и пошел в кино. В кинотеатре занял очередь за мужчиной в кожаном пальто. Когда тот обернулся, то оказалось что это сам Ющенко. Он ничего не сказал. Билет я взял в другом конце зала. На следующий день он вывел меня из строя и спросил, почему я в увольнении переодеваюсь. Я сделал удивленное лицо и стал отрицать. «Но ты был в кино?» «Был». «Где?» Я назвал другой кинотеатр. Одним словом он сказал, что в следующий раз он меня возьмет за ухо и объявил мне две недели без увольнения. А признайся я честно, то может быть все бы и закончилось легким внушением.

С первых же дней процесс обучения каждого из нас закружил в своем водовороте. Конечно, он разительно отличался от школьной программы, как по форме, так и по содержанию. На это, к тому же, накладывался жесткий регламент распорядка дня и воинской дисциплины. Они не давали расслабиться ни на минуту. Дух коллективизма, взаимовыручки и состязательности каждого класса-взвода буквально пронизывал. Особенно это проявлялось во время экзаменационных сессий. При сдаче экзаменов практически никто из моих сокурсников не уходил пока последний из класса не покидал экзаменационную аудиторию. Если у кого-то и возникали проблемы, то все дружно приходили на выручку. Находясь в увольнении и общаясь со своими сверстниками из других ВУЗ-ов такого единодушия и единения мы не наблюдали.
В 1965 году в советском кинопрокате вышел культовый фильм Леонида Гайдая «Опера;ция «Ы» и други;е приключе;ния Шу;рика». В том же 1965 году на фестивале короткометражных фильмов в Кракове второй новелле этого фильма «Наваждение» был присуждён главный приз - «Серебряный дракон Вавеля».
Сейчас трудно вспомнить, кому из наших однокашников пришла в голову мысль, под влиянием этой новеллы, усовершенствовать сдачу экзаменов. Но мы это сделали,  несколько изменив процесс. Для того чтобы исключить влияние помех радио способ нами был заменен радиопроводной системой. К нашей чести, экзамены таким способом мы сдавали только по курсу кафедры общественных дисциплин («марксизма-ленинизма») и никогда по спецкурсам. Помнится, как проводили провода в аудитории, где планировалась сдача экзамена. Как подгоняли экипировку и собирали передающее устройство. Как отрабатывали систему позывных и организацию связи. Поскольку каждый из нас имел разную ростовку и разный размер обуви, то комично выглядел курсант при размере обуви 36-37 в ботинках 45-46 размера. Таких комплектов нужно было приготовить как минимум два. В первой пятерке сдающих, как правило, шли дежурные ДВС и наиболее подготовленные для пристрелки билетов. За давностью лет сейчас уже не помнится, но кто-то из наших сокурсников сдавал экзамен, стоя в наряде, при полной экипировке дежурного с палашом. Зашел в аудиторию, доложился, взял билет, включился в систему и начал готовиться к ответу, при этом палаш положил на колени. Мы не учли одного, динамик электромагнитный (ДЭМ), того времени имел довольно внушительные размеры, а клеммы его подсоединения к системе были открытыми. Ток хоть и был слабосильный, тем не менее чувствительный. Колени сдающего начали мелко дрожать, а палаш лежащий у него на коленях выбивать мелкую «барабанную» дробь о нижнюю крышку конторки. Преподаватель, услышав это, подошел к нему, по отечески положил рука на плечо и начал успокаивать: «Товарищ курсант вы не волнуйтесь, все будет хорошо». И смех, и грех. Преподаватели этой кафедры, до поры, до времени, удивлялись тому, что знания их предметов на нашем курсе были на порядок выше знаний наших предшественников. Система сдачи экзаменов этим способом нами была настолько отлажена и отработана, что фиаско мы потерпели только на последнем экзамене этой дисциплины. В середине прошлого столетия еще не существовало ни микро, ни интегральных схем и передающее устройство мы собирали на транзисторах и электронных лампах. Устройство любой радиолампы таково, что при длительной ее эксплуатации происходит обгорание нити и возникает «порог запирания». При этом звук пропадает и его постоянно необходимо было корректировать в сторону увеличения. А экзамены по марксизму-ленинзму длились по десять-двенадцать часов. Как потом рассказывал сам «виновник» Олег Паркин из 144 класса, он билет знал, но больно велико было искушение. Для проверки он включился в систему и в это время у аппаратуры как раз и произошел порог запирания. Он просигналил увеличить громкость и совершенно неожиданно для всех, в полнейшей тишине на всю аудиторию раздался хорошо поставленный «левитановский» голос, диктующий содержание одного из вопросов его билета. Олег настолько растерялся, что не сразу убрал ногу с контакта. Принимающий экзамен, только что пришедший с флота, капитан 2 ранга Чижик, опережая собственный визг, со словами: «Я знаю как это делается! У вас плюс на батарее, а минус выведен в форточку», потребовал динамик. Олегу ничего не оставалось как его отдать. Естественно он автоматом стал «академиком», а остальные сдающие с трудом вытянули экзамен на удовлетворительно. Ни до нас, ни после нас никто этим способом сдачи экзаменов никогда не пользовался.
Иногда, правда, при сдаче общеобразовательных дисциплин нами применялись полученные знания теории вероятности. Содержание билетов знали. И когда преподаватель начинал тасовать билеты перед раскладкой их на стол, мы такие же пачки бумаг с номерами билетов тасовали в задних рядах строя, а потом так же их раскладывали в другой аудитории. Для подстраховки каждый билет преподавателя заранее предыдущей экзаменационной группой маркировался особыми знаками. Первая же пристрелка и у нас вырисовывалась общая картина раскладки билетов. Остальные почти с вероятностью 80% шли по своим билетам. Лекции по высшей математике нам читала Мартьянова. Строгая дама, с отличной фигурой в безупречно подогнанном костюме. Она была двоюродной родственницей нашего однокашника Толи Рудакова. Материал преподносила обстоятельно, не торопясь, объясняла доходчиво и понятно. Знания в головы курсантов укладывала строго по порядку. Тем не менее, перед каждой сессией мы просили Толю в увольнении поговорить с ней, что бы при приеме экзамена она была к нам снисходительна. Экзамены она принимала бесстрастно и принципиально. При сдаче экзамена по теории вероятности, узнав, что мы на базе науки разработали свою систему поиска необходимого билета и систему мечения билетов она перед экзаменом купила в ближайшем киоске «Союзпечать» пустые конверты, вложила туда билеты и на наших глазах перетасовала их как колоду игральных карт. Со словами: «Ну, посмотрим как вы освоили теорию вероятности» приступила к приему экзамена. Справедливости ради стоит отметить, что каждому из нас за разработку вероятности поисковой системы она повысила экзаменационные ответы на один балл.
Обучали нас настолько профессионально и грамотно, что позже общаясь со своими однокашниками я уяснил, что практически каждый и нас считал, что полученные в училище знания удовлетворяли нас полностью. Нам не разжевывали прописные истины, нас учили как на базовой основе самосовершенствоваться. Сужу по себе. Работать пришлось на навигационном комплексе, который уже устарел и на него во время учебы уделяли внимания меньше, но так как попал на ремонтирующуюся ПЛ, то время для его освоения было. Тем более, что ремонт проходил в моем присутствии. И лекции, как правило, были не стандартными. Первое занятие по астрономии, когда преподаватель приказал всем открыть футляры со звездным глобусом, достать перекрестье, надеть на голову и запомнить, что так в дальнейшем делать нельзя отложилось в памяти надолго.
Полученные в ходе обучения теоретические знания в обязательном порядке закреплялись отработкой практических навыков на стендах и тренажерах. А после каждого курса практикой и сдачей зачетов на кораблях и действующих механизмах. Каждая практика имела свою направленность. После первого курса – общекорабельная. После второго штурманская. После третьего командирская на малых плавсредствах. После четвертого каждый из нас должен был определиться со специализацией подводника или надводника. А на преддипломной практике мы уже были дублерами штурманов и отрабатывали навыки первой офицерской должности командиров ЭНГ. При этом на каждой практике в основу ложился принцип штурманской специальности. Ни один стенд или тренажер не может заменить действующего боевого механизма и общения с людьми, которые их обслуживали, поэтому каждый день практики смело можно было приравнять к неделе теоретических занятий. Особо это проявилось на катерной практике. Впервые мы себя почувствовали в составе экипажа и в роли командиров. Нас всех разбили на пятерки и сформировали микроэкипажи. Сегодня ты исполняешь функции матроса, а завтра ты командуешь своим экипажем или выполняешь обязанности штурмана во время тактического маневрирования. Это не забываемое чувство, когда стоя в ходовой рубке и сжимая в руках ручки корабельного штурвала ты впервые осознаешь, что именно твоей воле починяется хоть небольшой, но корабль и именно от твоего решения зависят действия, а может и жизнь вверенного тебе экипажа. После четвертого курса нас, небольшую группу в пять человек отправили на практику на Камчатку, с практическим штурманским обеспечением перехода ГКС-24 в новый пункт базирования. На нем по штату не было штурмана и нас поставили на закрытие штатной дыры в командном составе. ГКС-24 был переделан из старого тральщика и соответственно все оборудование соответствовало данному судну. Переход длился где то неделю. Впервые возложенные на нас обязанности породили чувство ответственности. Коллективно, но с поставленной задачей мы справились. С прибытие на Камчатку получили распределения на подводные лодки. Я попал на подводную лодку 641 проекта «Б-33». Поселили нас на ПКЗ, занимались в основном корректурой карт. В море вышли только один раз и в этом выходе я получил крещение подводника. Выпил плафон морской воды, налитой из глубиномера. Правда кувалду целовать не пришлось. Единственный недостаток так это то, что при стоянке в базе некуда было ходить в свободное время, но такова уж специфика отдаленных гарнизонов.
Потом училище и завершающий курс. Написание диплома и выпуск. Но до этого надо было еще дожить и доучиться. Некоторых уже отчислили. Пик отчислений пришелся на первые два года обучения. Не все выдерживали «тяготы и лишения воинской службы». Первым отчислили Борю Чернова. Наш лучший загребной на ялах. Потом мы увиделись с ним, когда он приехал на флотские соревнования в составе команды гребцов Амурской флотилии. Следующим был Виктор Марков. На кроссе с полной выкладкой у него обострилась язва и он попал в госпиталь и был комиссован.
Кроссы это отдельная тема. Самым тяжелым из них был шестикилометровый марш-бросок с полной выкладкой.
Зачет всему взводу выставлялся по последнем финишёру. И если мы не укладывались по времени, то «плакало» увольнение и перебежка назначалась через неделю. На какие только ухищрения мы не шли, чтобы облегчить себе жизнь. Пользуясь тем, что преподаватели кафедры физвоспитания и спорта, особенно на первых курсах, не всех знали в лицо делили кросс на две равные части, облегчая себе таким образом его прохождение. Самым сложным в этом случае было контролировать время, чтобы не побить училищный рекорд. Легче всего было братьям Машковым. У Валеры на курс старше учился его брат-близнец. И они иногда пользовались своим поразительным сходством, но никогда этим не злоупотребляли. За кулек дешевых конфет-подушечек из училищного кафе, как мы его называли, «Распутница», уговаривали местных пацанов и они, перед бегущим взводом на велосипедах до контрольной точки поворота, везли наши автоматы.
А кафе было нашей палочкой-выручалочкой. Весной, когда заканчивались заготовленные на зиму свежие овощи и все училище переходило на сухие, сублимированные продукты очереди в кафе значительно вырастали. Как-то Боря Платонов, член сборной училища по десятиборью, поспорил с лучшим нашим самбистом, мастером спорта и чемпионом Приморского края по самбо Толей Михайловым, что на спор съест бачок сухой картошки, рассчитанный на четверых. Спор был на ящик кефира и лагун пирожков. Смотреть это «шоу» собралась вся рота. Боря с задачей справился и они вместе пошли в «Распутницу» уничтожать выигранный приз. Справились и с этим.
Во время обучения в училище большинство из нас обзавелись семьями. С одной стороны в венах бурлила молодая кровь, а с другой настораживала перспектива после выпуска попасть в какой-нибудь заштатный гарнизон, где с трудом можно было бы найти подругу жизни.
Пик свадьб пришелся на четвертый и пятый курсы, так, что к выпуску почти половина из нас была «окольцована». С высоты прожитых лет видишь, что эти решения принимались исключительно из молодости и юношеского максимализма.
В год нашего выпуска на самом высшем уровне было принято решение о проведении самых широкомасштабных учений за всю историю советского ВМФ - «Океан-70» или как их еще называли «Океан-100», поскольку проводились они в год столетия со дня рождения В.И. Ленина. Все мы на преддипломной практике, приняли в них участие, причем большинство «отпахало» полный цикл боевой службы. Именно поэтому за всю историю училища наш выпуск провел в стенах училища больше всех дней, от приказа до приказа, ровно пять лет и два дня. В этом был свой минус. Позже, отгуляв отпуск, и придя на флот лейтенантами, мы узнали, что все вакантные и «хлебные» места заняты выпускниками других училищ и те из нас кто не имел конкретного распределения первое время довольствовались временным назначением.
Преддипломную практику я проходил на Камчатке, на уже ставшей для мня родной ПЛ «Б-33». Вместе со мной на лодке оказался минер Миша Зрячих. Для нас было неожиданным сообщение, что выход в море планируется через две недели. Весь предпоходовый период я занимался тем, что совместно с командиром БЧ-1 лодки, выпускником нашего училища, капитан-лейтенантом Ким, в КИП-е гидроотдела корректировал навигационные карты на маршрут перехода и на район БС. В мастерских ГО ТОФ получал навигационные приборы, ранее сданные в ремонт и ЗИП. Наконец вся предпоходовая суета улеглась и  лодка под командованием капитана 2 ранга Ляхова вышла в море. Поход был интересный, но в тропиках донимала духота и ограничения в пресной воде. Особенно это было заметно когда лодка ночью всплывала на подзарядку и начинала вентилировать отсеки. Амбре ужасное очень чувствовалось около люка на мостике. Температура в дизельном отсеке зашкаливала за 50°С. Мотористы, чтобы как то облегчить несение вахты нашли выход из положения. Из разовых простыней сшили мешок, верхний его конец закрепили на горловине вентиляции, забирались во внутрь и через прорези для глаз наблюдали а работой дизелей. Это приносило хоть какое то облегчение. Спали они здесь же в отсеке, расстелив одеяла на промасленных пайолах. Мытье в рубке под душем с морской водой конечно охлаждало разгоряченное тело, но на время пока ты стоишь под душем. Нам штурманам командир вменил в обязанность при анализе факсимильной карты погоды особо обращать внимание на поиск грозовых фронтов. Однажды ночью, часа в три, впереди по курсу образовалась стена тропического ливня. «Солнышко», единственный шампунь который выпускала парфюмерная промышленность СССР, и который с одинаковым успехом мылился как в жесткой, так и в морской соленой воде у нас естественно не было и командир отправил сигнальщика за чайником пресной воды и простым мылом. Разделись (нас на мостике было 4 человека) закрыли рубочный  люк и стоим голые в томительном ожидании долгожданного дождя. Но он с издевкой пробарабанив по носу редкими каплями сместился на кормовые курсовые углы. С каким же трудом мы потоп смывали с себя мыло.
В районе Шикотана у нас вышел из строя КПИ-4. Облачность не позволяла использовать астрономию, а радимаяки давали приблизительное счисление. Выяснили причину отказа, оказалось, что вышел из строя кольцевой трансформатор. В запчастях такого нет, да и вообще по инструкции КПИ-4 можно ремотировать только в мастерской. Но штурман оказался на высоте. Он вместо этого трансформатора провел дополнительную линию с КИ-55 вместо полетевшего трансформатора. Развертка была не полная, но определятся стало можно. А в Филлипинском море уже использовали и астрономию.
Замполит, чтобы как-то скрасить быт, объявил по кораблю конкурс на самую шикарную бороду. Но командир категорически запретил. Мы с Мишей с трудом его уговорили сделать для нас исключение. И он по трансляции объявил: «Всем бриться. Разрешаю отпустить бороды и усы только студентам». Мы несмышленыши тогда не понимали, что это нарушение РБЖ и наша волосатость в случае возникновения нештатной ситуации могла обернуться для нас трагическим концом. Но с моря, через два месяца, мы вернулись, в нашем понимании, настоящими морскими волками.
Уже в базе, первые два дня отмывались и прятались от патрулей, коменданта и командования. Хотели в таком виде вернуться в училище, но нам категорически отказали. Повздыхав, сфотографировались на память и сбрили бороды.

Вернувшись в училище взялись за написание дипломов. Моим куратором оказался флагманский штурман флота Эрик Сергеевич Бородин. Диплом был на тему использования малой вычислительной техники для решения некоторых задач навигации. Защищался я в числе первых. Как у нас тогда говорили «двадцать минут позора и ты дипломированный военный инженер». Казалось бы, что после защиты должно было быть приподнятое настроение и ты должен летать на крыльях, но состояние было какое то спокойное и полная апатия. Наверное это был стресс напряжения. Успокаивало то, что впереди получение лейтенантских погон, кортика с дипломом, выпускной бал и первый офицерский отпуск. Все нам хотелось поскорее стать взрослым и самостоятельным. И вот этот миг наступил, а мы и не осознавали, что это были последние из лучших и счастливых мгновений нашей жизни.
Интересное совпадение с числом 16. Защита диплома 16 числа. Женился тоже 16-го. Одна из дочерей родилась 16-го. Несколько раз играл в спортлото, и всегда выпадало число 16. Добрый рок судьбы.
По прошествию времен многие события выпускного дня, получения погон и кортика слились, в какое-то светлое цветное панно. После прохождения практики я твердо решил добиваться назначения на подводные лодки. И получив направление в Большой Камень для последующего назначения на ПЛ убыл в отпуск с радужными надеждами на будущее прохождение службы.

Дифферент на корму

Отгуляв положенный отпуск я прибыл на место службы, на ПЛ «К-176», находящуюся в ремонте. Вступил в должность командира ЭНГ БЧ-1.Но не успел осмотреться и освоиться как на мою должность с приказом командующего флотом прибыл лейтенант Дорогин Валера, мой однокурсник, а поскольку я был назначен на должность приказом командира бригады пришлось сдавать ему дела. Моя мечта попасть на Камчатку отодвинулась на неопределенное время. Переназначили меня на ПЛ проекта 659Т «К-66». Это была третья лодка из серии первых атомных ПЛ, построенных для Тихоокеанского флота на судоремонтном заводе в городе Комсомольск-на-Амуре. Изначально планировалось построить тридцать две субмарины данного проекта и разместить на них ракетный комплекс «П-5» класса «корабль-земля». Однако жизнь распорядилась по своему. Было реализовано всего лишь шесть корпусов, причем последняя лодка «К-30» так и не была достроена. Ракетный комплекс оказался не эффективным и все лодки были переоборудованы под торпедный вариант. Не смотря на то, что переоборудование производилось во время средних ремонтов большую часть времени они проводили в заводе. Наша лодка отслужив двадцать пять лет совершила три автономных похода на БС общей продолжительностью 83 суток. Всего с момента постройки прошла 143037 миль за 15663 ходовых часов и в 1985 г. приказом МО СССР была выведена из состава ВМФ.
После утилизации подводная лодка «К-66» получила вторую жизнь. На территории ДВЗ «Звезда» установлено ограждение ее рубки в память как об одной из первых прошедшей ремонт и получившей второе рождение на судоремонтном предприятии.

Именно на такой ремонтирующейся АПЛ я и начал свою офицерскую карьеру. Вступил в должность и меня сразу поставили дежурным по экипажу. Повязку на рукав, кортик на пояс и вперед. Утром встретил какого то капитана 2 ранга. Отдал честь и пошел по своим делам. Сразу получил по шапке. Оказалось это командир корабля. А принимал меня старпом Голутва. Через пару дней получил пропуск на завод и началась моя фактическая служба. В наш экипаж пришло сразу 10 лейтенантов. Служба была веселая, но напряженная. Через 2-3 дня «на ремень». Караул, патруль, дежурным по экипажу, а в промежутках надо было изучать устройство лодки и сдавать зачеты на самостоятельное управление ЭНГ. Пролетел почти год. За это время неоднократно выходил на других подводных лодках 26 дивизии в море, что бы набираться опыта, обеспечивал практику курсантов ТОВВМУ на крейсере Д.Пожарский. Это и соревнования на торпедоловах при подъеме торпед. И обеспечение высадки боевых пловцов в районе Ракушки и возвращении домой на торпедолове, похожим на кусок льда.
Служба на корабле, который стоит в ремонте конечно имеет свою особенность. И эту школу надо обязательно пройти. Нас учили штурманскому делу и эксплуатации штурманского оборудования в условиях длительных плаваний. И учили достаточно основательно. Назначение полностью соответствовало моим ожиданиям и даже то, что попал на ремонтирующийся корабль имело свое преимущество в плане более детального изучения своей БЧ и лодки в целом. Но элементарно, как заполнить заявку на получение ЗИПа или списать тот или иной прибор это для нас была «черная дыра» и учиться приходилось «с колес». Лодка стояла на модернизации, ракетный комплекс менялся на торпедное вооружение, и моя служба состояла из караулов, дежурства по гарнизону, дежурства по экипажу, списанием старой техники и сдачи зачетов на самостоятельное управление. Времени на сон и отдых почти не оставалось. Семью видел урывками и только по ночам. Почти три месяца соседи по «чудильнику», так мы называли дома-гостинки для малосемейных, слышали, что кто то приходит ночью к моей жене, а рано утром исчезает. И только позже я познакомился со своими соседями при дневном свете. Лодка стояла на стапеле, монтаж всего оборудования фактически проходил под моим присмотром. Лучших условий чем заводские, для изучения устройства лодки, нельзя было и придумать. Именно на заводе и происходит основная замена оборудования на более современные модификации, а у нас как раз вышла из строя АНС «Лира». Я по наивности и взялся за ее списание. На судоремонтном заводе часто были представители завода-изготовителя. Насобирал кучу актов на списание. Поехал в Гидроотдел во Владивосток. Одним словом гоняли меня много с бумагами. То одно то второе. Был там один «специалист» от которого все зависело. Набрался смелости и спрашиваю, что надо. Ну, он и давай перечислять. Начал с половой краски и закончил тросиком на якорь для своего рыбацкого ялика. Пообещал я ему польскую эмаль и нейлоновый жгут. Правда ничего этого у меня не было. Одним словом через пару месяцев у меня все списали и надо было получать новое оборудование. Приехал в Гидроотдел и налетел прямо на этого товарища. На вопрос: «Где краска и жгут?», я сделал удивленное лицо и развел руками. В итоге меня перевели на довольствие в Гидроотдел поселка Дунай, но поставили в пример, что всего можно добиться. До этого за это никто не брался.
В конце концов ремонт подошел к концу. Прошли все ходовые испытания, сдали положенные задачи и мы должны были вернуться в родную 45 ДиПЛ 2 ФлПЛ на Камчатку, но пришел приказ о переназначении нас в состав 26 ДиПЛ 4ФлПЛ в Приморье. Камчатка в очередной раз проплыла мимо меня.
В довершение всего на нас решили отрабатывать систему по поиску ПЛ по радиоактивному следу «Защита-104». Наварили на легкий корпус еще две небольшие рубки, появились на рубке датчики и стали мы похожи на чудище морское. Пугали всех только одним своим видом. А идея проведения НИОКР по этой теме принадлежала Главкому ВМФ С.Г. Горшкову. При всей неоднозначности этого военоначальника он, пожалуй, для развития ВМФ, после Н.Г. Кузнецова, сделал больше, чем все остальные главкомы вместе взятые. Специалисты 9-го НИИ ВМФ предложили ему разработанный проект оборудования, в состав которого входило около двух десятков внешних датчиков. Параллельно аналогичное оборудование ВМФ было предложено и центральным НИИ «Физики» АН СССР, но упрощенный вариант с двумя датчиками. Естественно проект НИИ ВМФ был положен под сукно. Наша лодка стала на ТОФе полигоном для испытания этого оборудования. Выходили в море как на велосипеде и обязательно в воскресенье. В один из выходов я обратил внимание, что возле прокладочного стола постоянно крутится один из сдатчиков этого прибора. Поприжал его и он сознался. Оказывается старший их научной группы поставил ему задачу добыть кальку маневрирования нашей лодки. Дело в том, что прибор был настолько не совершенен, что показанные им "альфа" и "бэтта" давали разнос по всему Японскому морю и по ним можно было определять «погоду на Марсе», но только не ЭДЦ. Руководством же института перед группой, в свою очередь, была поставлена практически не разрешимая задача. Поскольку финансирование шло по линии МО и на эти деньги проводились работы по еще нескольким темам института, то им необходимо было во-первых показать эффективность прибора и в тоже время при проведении испытаний затянуть его сдачу для продолжения финансирования. Вот такой симбиоз науки и практики.

Наконец-то нам определили сроки настоящей боевой службы и я уже в ранге самостоятельного штурмана вышел в автономное плавание.

30 августа1974года
«Дневниковые записи.
Один день автономного плавания или заметки штурмана.
Оазис. Так мы называли одно и красивейших мест в тайге под Техасом. Техас или гарнизонный поселок Тихоокеанский был тихой семейной гаванью для семей военнослужащих не только нашей флотилии подводников, но и 10 ОПЭСК, и Приморской флотилии. Оазис удивительное место. Оно располагало какой-то особой аурой. Небольшая уютная полянка в лесу, заполненная буйством полевых цветов, горная речка с хрустально прозрачной водой, микроводопад и тихая заводь. Все это умиротворенно действовало на каждого кто посещал это место. Удивительно, но несмотря на то, что оно пользовалось популярностью, его девственная природная чистота сохранялась длительное время. Мало того, все кто его посещал старались поддержать ее. От предыдущих посещений всегда оставался запас дров и валежника и никогда не было мусора. Сегодня наша семья здесь одна. Наши девочки резвятся на полянке, гоняясь за бабочками, с интересом рассматривают гольянов в воде. Лучи июльского солнца, пробиваясь сквозь листву, искристыми бликами отражаются на водной глади. Лесную тишину нарушают лишь повизгивания наших девчушек, да цикадные переливы лесных птиц. Жена выкладывая из корзинки нехитрую снедь, раскладывая ее на скатерти любуется нами. Семейная идиллия.
Этот сон-воспоминание одного из дней предпоходового отдыха я смотрю уже несколько дней и так хочется его продлить, чтобы хотя бы во сне как можно дольше побыть в семейном уюте.
«Товарищ капитан-лейтенант. Второй боевой смене вставать» - слова вахтенного 1-2-ого отсека, прерывают мои грезы. Вставать не хочется. Так хочется продлить это. Идет второй месяц нашего автономного плавания на БС в районе Гавайских островов. Наша задача в режиме скрытности и полного радиомолчания вскрыть американскую систему противолодочного рубежа СОСУС в данном районе. На лодке все уже давно «устаканилось». Вахты, занятия, учебные боевые тревоги прерываются редкими просмотрами, казалось бы уже давно наизусть известными кинофильмами, да мероприятиями замполита, которыми он старается поддержать наш боевой дух.
Включаю прикроватную лампу, на часах 03.30. Надо вставать на вахту. На вахту в замкнутом пространстве отсеков подводной лодки, сжатую в тиски давлением глубины. По корабельной трансляции уже объявили: «Второй боевой смене завтракать». Надеваю кремовую рубашку с погонами, беру ПДА (портативный дыхательный аппарат) – постоянный спутник подводника на борту корабля и иду в кают-компанию. За столом пьёт чай командир корабля. «Товарищ капитан 1 ранга, приятного аппетита. Прошу разрешения к столу» - обязательная форма флотского этикета. Командир капитан 1 ранга Яковлев Владимир Константинович одобрительно кивает головой. Он в экипаже пользуется безоговорочным авторитетом. В навигации разбирается, да и вообще командир от бога. Его маневрирования во время слежения за «супостатом», выходы в торпедную атаку это классический пример действий профессионала. В эти моменты я как штурман, чувствую себя на своем месте.
Завтрак прошел спокойно, прерываясь лишь уточняющими вопросами командира к кому-нибудь из заступающей смены. После завтрака переодевшись в РБ идем на развод. Проводим инструктаж. Опрашиваем знание своих обязанностей, зачитываем статьи из Руководства по борьбе за живучесть подводных лодок (РБЖ ПЛ). Расходимся по боевым постам для приёма вахты. В штурманской рубке привычно осматриваю свое хозяйство. Особое внимание гиросистемам. В условиях тропиков постоянно ползет вверх температура поддерживающей жидкости. Контролирую место и докладываю вахтенному офицеру о приёме вахты. Он, в свою очередь, о готовности нести вахту очередной сменой докладывает командиру. Когда вся эта череда докладов заканчивается, повахтенные покидают посты. Они уходят с боевых постов отдыхать. А наша работа только начинается. Начинаю готовиться к определению места. Сегодня возможно будет сеанс связи. Мгновения сеанса скоротечны и надо успеть взять высоты светил. Именно от точности нашего места зависит точность засечки координат станций противника, район и элементы маневрирования его противолодочных сил. Впереди четыре часа ночной вахты. Хотя, на лодке разницы никакой нет - что ночь, что день – это понятия чисто символические. На календаре зачеркиваю очередную дату автономки. Мы уже перевалили через ее середину и скоро будет возвращение. Мысли об этом весьма приятны. Встреча с семьёй. Как они там? Но, все это впереди. А на подводной лодке исход автономки зависит от каждого, кто находиться на борту. Вообще-то я обратил внимание на то, что весь период автономного похода делится на несколько самостоятельных отрезков, которые имеют свою специфику. Первый – начальный, после выхода из базы. Доводка своего заведования до рабочего состояния после предпоходовой суеты и отработка вахтенной службы. В этот период наконец то с облегчением вздыхаешь, оторвались от недремлющего ока начальства, проверяющих и контролирующих, и в полной мере осознаешь слова С.О. Макарова: «В море – дома, на берегу в гостях». Второй – работа в районе несения БС. Текущие будни подводника, но именно вторая половина и конец этого периода в психологическом плане являются наиболее напряженными. Однообразие коллектива и нахождение в ограниченном, замкнутом пространстве сказываются. Неосторожно оброненное слово, кажущейся косой взгляд в твою сторону вызывают раздражение. Главное в этот период не поддаться нервному срыву. И наконец, третий – эйфория от того, что получено РДО о возвращении в базу. Приятная истома от мысли, предстоящей встречи с родными и хлопоты по подготовке основы отчета о проделанной работе.
Быстро пролетели четыре часа вахты. Корабельный астрономический расчет проинструктирован и находится в готовности. Раздается команда: «Корабельному астро-навигационному расчёту готовность №1». Всплываем на сеанс связи, на перископную глубину. Наверху сильное волнение. Лодку раскачивает. Почти 45 градусов на один и на другой борт. Периодически прослушиваются хорошие удары волны в борт рубки корабля. Хочется «нырнуть». Там, в пучине почти не качает. Снимаем высоты светил. Уложились с опережением графика еще до окончания сеанса связи. Погружаемся. Над нами 80 метров, под нами более 5000. Теперь кажется, что и на 80 метрах тоже качает. Фактически значительно меньше, но покачивает. Связь с мостика на «Каштане» переключена на каюту доктора. На флоте без доброй шутки нельзя иначе можно вообще «закиснуть». Так было и в этот раз. Док, видя, что, что вахтенный офицер придремал, из своей каюты запросил: «Центральный мостику. Доложить глубину погружения». Мы с улыбками наблюдали округлившиеся глаза вахтенного офицера и вахтенного механика, слышали «скрип их мозговых извилин» пока они какое-то мгновение соображали кто же это в подводном положении может находиться на мостике, да еще и командовать.
После погружения отсеки осмотрены, системы и механизмы работают штатно. Замечаний нет. Сейчас необходимо рассчитать обсервованое место, доложиться и можно идти отдыхать. Время в конце вахты идёт быстрее, да его и не замечаешь за работой. Вот уже и 3-ю смену нужно поднимать на вахту. Перед вахтой завтрак, построение на развод. Всё как у всех смен. Сегодня единственное отличие, день рождение у химика и командир сердечно от имени экипажа поздравил его по внутрикорабельной трансляции.
В 08.15 докладываю командиру обсервованое место и готовность сдать вахту. Командир остался доволен. Переодеваемся в каюте и идём в кают-компанию – «пить чай». На столах выпаренный спиртовой батон, сливочное масло, сгущёнка, печенье, чай. После этого в 08.45 ложимся спать. Усталость берёт своё. Отключаешься быстро.
10.00 - Учебная тревога для проведения противоаварийного осмотра. Осматриваем механизмы и системы своего заведования. Проходим, пролезаем, прощупываем, прослушиваем, пронюхиваем. Всё это делается для того, чтобы, по возможности, предсказать аварию.
11.00 – отбой учебной тревоги. Начинаем малую приборку.
11.30 - Первая боевая смена идёт обедать. Во время обеда любимый командиром цикл песен Высоцкого, транслируемый по внутрикорабельной трансляции, прерывается женским голосом. Химик чуть не подавился макаронами узнав голоса жены и детей поздравлявших его с днем рождения. Это замполит перед выходом обошел все семьи и записал поздравления, пожелания и приветствия. Необычно было видеть в этой ситуации увлажненные глаза взрослого мужика, который в любой критической ситуации сохранял твердость духа.
Далее, всё по «накатанному» сценарию. Развод на вахту, инструктаж, заступление и вахта с 12.00 до 16.00 первой боевой смены. Дневные вахты мало чем отличаются от ночных. Только более суетливы. Плавно, поочерёдно проходит обед всех боевых смен. Своей чёткой чередой идут доклады вахтенных с отсеков. Всё штатно, но главное - внимание и контроль за обстановкой, как внутри корабля, так и снаружи.
После обеда и заступления на вахту первой боевой смены мероприятия согласно штатному расписанию и суточного плана, составленного старпомом. У нас, в БЧ-1,4,РТС занятия с офицерским составом по подготовке к сдаче зачетов по устройству корабля. На контрольный вопрос: «Чистая ли йодная яма (это термин на участке графика физического пуска ядерной установки)?» один из лейтенантов-связистов, после долгого поиска этой ямы в трюме 4 отсека доложил, что она абсолютно чистая. Смеялись долго и неоднократно его подначивали.
Идиллию нарушает доклад из 8-ого отсека: «Пожар в отсеке». 25-30 коротких звуков корабельным звонком. По общекорабельной трансляции объявляют: «Аварийная тревога. Пожар восьмого отсека. Загерметизировать отсек. Создать рубеж обороны на носовой переборке 8-ого отсека». Любая нештатная ситуация на подводной лодке в подводном положении это ЧП. Появление огня на борту любого судна всегда чревато самыми серьезными последствиями, однако на подводной лодке с ее небольшими помещениями и ограниченным запасом воздуха пожар наиболее опасен – это самое страшное событие. Об использование на лодках для борьбы с огнем морской воды, т. е. водяных систем пожаротушения, не может быть и речи. В надводном положении лодка имеет сравнительно небольшой запас плавучести и полное отсутствие такового под водой. Также ограничены на подводных лодках возможности применения химических средств пожаротушения. В замкнутых обитаемых отсеках, до предела насыщенных электрооборудованием и приборами, сложно использовать электропроводные, коррозионно-активные и токсичные огнегасящие смеси, так как из горящего отсека нужно удалить людей, загерметизировать его и лишь после этого подать огнегасящую смесь. При подводном плавании неразрешима проблема удаления из горящих отсеков и дыма, который может оказаться гибельным для людей. Пожар страшен своей непредсказуемостью. Главное успеть локализовать его на начальном этапе и не дать развиться в крупную аварию с тяжёлыми последствиями. В такие минуты о себе не думаешь. Куда ты денешься с подводной лодки? Надо чётко и правильно всё сделать. Если всё правильно сделал, значит будешь жить. В центральный пост влетают все штатные члены экипажа и командир. Быстро рассаживаются по своим штатным местам. Мгновенно оценили ситуацию. Горит камбузная вытяжка и огонь дошел уже до фильтра ФМТ-200. Если дать огню развиться, то фильтр будет гореть как автомобильные покрышки. К тому же в отсеке располагается  установки климата, а возле фильтра уложено около 300 банок регенерации. Все это в совокупности представляет собой взрывоопасную смесь. В 8-й отсек убывают специалисты 3-го дивизиона БЧ-5. Отсек перекрыт. Минут через 25 пожар вроде стихает. По команде центрального поста запускаем в аварийный отсек разведчика. Едва он спустился к этому злочастному фильтру как огонь опять возобновился. Разведчика буквально выдернули на тросике из отсека, вновь задраили его и дали ЛОХ. Только после этого очаг пожара был полностью локализован.
Всплыли для вентиляции лодки и выяснения причин случившегося. По последовавшим докладам из отсеков жертв нет. Пожар же случился по вине кока. Он смазывал формы для хлеба растительным маслом и опрокинул посудину с маслом на плиту. Сейчас нам предстоят трудоемкие работы по устранению его последствий.
Только после всплытия до меня дошло что могло бы случиться…
Интересный факт. Во время пожара весь экипаж сработал четко, никакой паники не было, сорвался только один матрос, но его быстро привели в чувство. Турбинисты обеспечивая ход несли вахту сменяя друг-друга через 15-20 мин. Больше выдержать в турбинном отсеке было невозможно. Некоторые теряли сознание. Лодка работает только на прием и о случившемся командование узнает после возвращения в базу. Правда особист пытается выйти с докладом к своему начальству, но командир, для того чтобы не нарушить скрытность плавания, категорически запретил. Успокоился он только после того как убедился, что обнаружения нет, гибели личного состава нет, потери хода нет.
А я для себя еще раз подтвердил аксиому, что подводники живут и погибают вместе. Но, всё же. Хорошо, что все хорошо кончается.
Отбой аварийной тревоги. На корабле всё возвращается в своё обычное русло. Все отсеки осмотрены, системы и механизмы работают штатно. Замечаний нет. Продолжаем выполнять основную задачу по отслеживанию района патрулирования «супостата».
21.00 – подведение итогов. Командиры подразделений собираются в центральном посту на доклад по подчинённому личному составу и работе систем, механизмов заведования за прошедший день. Основное внимание конечно уделяется разбору случившегося и планируемым мероприятиям по устранению последствий. После планёрки еще раз осмотр заведования и проверка работоспособности штурманского оборудования, не сказались ли последствия пожара на его работу и – быстрее спать. Скоро подъём на вахту. Что грядущие сутки нам готовят – никто не знает. А мой спокойный сон будет обеспечивать 1-я боевая смена.
Так или немного иначе, если бы не нештатная ситуация, проходят все 43-е суток боевого похода. Эта служба далеко не для каждого. Здесь нет огромных физических нагрузок, а преобладает работа мозга. И его работа базируется на огромном багаже знаний.
Это служба для настоящих мужчин».

Вернулись в базу. И потекли рабочие будни. Этот период запомнился интенсивностью кратковременных выходов в море для отработки задач повседневной готовности кораблей дивизии и флотилии, и взаимодействия их с разнородными силами ТОФ.
Мы все ждали, что ЧП которое произошло на БС на нашей лодке станет поводом серьёзного разбора, но все прошло как-то тихо и килейно на уровне дивизии. Сам факт ЧП и анализ действий экипажа в экстремальной ситуации не вошел ни в один обзор аварийности и возможно не стал, в последствии, учебным пособием для следующих поколений подводников как действовать в этих случаях.
Каждый выход в море это школа для моряка. В один из таких выходов наша лодка с офицерами штаба на борту отрабатывала элементы слежения и выхода в атаку на ордер. Погода была чудесная. Я с планшетом маневрирования по выходу из базы поднялся на мостик. А комдив, контр-адмирал Катышев Андрей Павлович, дает вводную: «Штурман погода отвратительная, туман, выходите из базы по данным ГАС и РЛК». То есть, я должен был решать эту задачу практически в слепую, используя данные только технических средств. Если бы комдив знал, что лодка технически не готова и, что у нас РЛК не отъюстирована, а ГАС находился в стадии ремонта, то вряд ли бы он дал такую вводную. Но задача была поставлена и командир БЧ-4 попросил его не выдавать. В итоге по имеющимся данным я не вписался в боновый проход метров на 100. Хорошо, что меня подстраховывала верхняя вахта. И как результат, неудовлетворительная оценка всей БЧ-1, а после возвращения в базу нас ожидала дополнительная проверка организации службы вверенного мне подразделения. Неделю мы находились в районе БП. Возвращаемся в базу. Комдив опять дает вводную по организации входа в базу вслепую. Не доверяя уже специалистам РТС я согласовал с боцманом систему взаимодействия. Тот должен был, во время входного маневрирования, в открытый рубочный люк на пальцах показывать градусы подворота, а когда будем на створе дать знак. Так я под люком с «Каштаном» и командовал рулевому влево или вправо, а когда боцман бросил в люк рукавицу, то доложил на мостик: «Лежим на створе». За штурманскую проводку лодки на вход в базу получил оценку «отлично» и избежал дополнительной проверки. Но впредь всегда перед выходом готовился к различным вводным и интересовался у командира БЧ-4 о его готовности обеспечить меня данными.

До сих пор два командира, два старших офицера, под чьим коммадованием мне пришлось служить, вызывают у меня уважение. Это командир дивизии:
Контр-адмирал Катышев Андрей Павлович
Как настоящий подводник он родился 19 марта 1930 года в Алма-Ате (Казахстан) в семье служащего. Русский.
В ВМФ с 1948 г. Окончил Калининградское военно-морское подготовительное училище в 1948 г. В 1951 г. вступил в ВКП(б).
В 1952 г. закончил 2-е Балтийское высшее военно-морское училище, в 1960 г.– Высшие специальные офицерские классы ВМФ, в 1977 г. – Академические курсы офицерского состава Военно-морской академии.
После окончания училища служил на Тихоокеанском флоте: командиром торпедной группы БЧ-3 подводной лодки, командиром БЧ-2,-3, помощником командира, старшим помощником.
В 1961–1963 гг. – командир подводных лодок М-283 и С-293. С 1963 г. служил на атомных подводных лодках ТОФ. Был командиром ПЛ «К-48» (1963–1968 гг.), которая в 1967 г. была награждена памятным знаменем ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета и Совета Министров СССР. Затем командовал ПЛ «К-399».
В 1971–1973 гг. занимал должность заместителя командира дивизии подводных лодок Камчатской военной флотилии. В 1973–1976 гг. был командиром 26 дивизии атомных подводных лодок ТОФ.
После окончания Академических курсов ВМА трудился над разработкой, созданием и применением глубоководной техники. Руководил акванавтами. 10 января 1979 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР за мужество и отвагу, проявленные при выполнении воинского долга, контр-адмиралу А.П. Катышеву присвоено звание Герой Советского Союза.
Награжден двумя орденами Ленина, орденом «За службу Родине в ВС СССР» 3-й степени, медалями.
С 1985 г. – в запасе.

И один из первых моих наставников капитан 1 ранга Яковлев Владимир Константинович. Командирская интуиция у него была развита настолько, что это однажды спасло нас от неминуемой гибели. Как и в первом случае, мы находились в районе БП и отрабатывали выход в атаку на ордер. Гидрология после шторма была отвратительная. Акустики четко зафиксировали два БПК из ордера и мы удачно отстрелялись по ним пузырем. А вот крейсера они потеряли, доложили что слышат какой то слабый шум в кормовом секторе. Заместителю командира дивизии, который был старшим на борту после атаки по БПК, захотелось покурить и он дал команду командиру на всплытие. Яковлев категорически отказался всплывать в надводное положение. Единственно, что он сделал это подвсплыл на перископную глубину, развернул перископ на кормовой курсовой (по этому пеленгу по докладу акустиков был какой-то шум, который в свою очередь совпал с шумами гражданского суда, которое мы засекли перед погружением за пределами района БП) и сразу же скомандовал: «Срочное погружение». Нырнули и секунд через 35 услышали над головой шум винтов крейсера. Затем всплыли прямо по курсу крейсера «Дмитрий Пожарский» в дистанции 3 кабельтовых. На крейсере был командующий ТОФ и флагманский штурман флота Бородин. Сразу же примчался катер и забрал у меня карту и навигационный журнал. Я думал, что в момент маневрирования не удержался в районе, но на удивление мое место оказалось точнее крейсерского. В ходе разбора этой предпосылки к навигационному происшествию виновным признали командира ПЛ, так как согласно записи в судовом журнале именно он в это время командовал лодкой. Заместитель командира дивизии оказался как бы в стороне. Нашему командиру припомнили еще и ЧП на БС и перевели на ПЛ находящуюся в ремонте.
Так флот потерял перспективного офицера.

Что касается моей дальнейшей службы, то меня из-за постоянной смены командиров группы долгое время не отправляли на ВОЛСОК, да и возраст был уже на пределе. Позже уже, кстати благодаря ходатайству Владимира Константиновича Яковлева, рекомендовали на должность офицера по кадрам в УК ТОФ. Прошел собеседование у начальника УК ТОФ контр-адмирала Волгина Олега Михайловича и был назначен во Владивосток. Началась размеренная береговая служба. Занимался 26 ДиПЛ и формировал 4 ФлПЛ. Потом в 1978 был назначен начальником отдела кадров 182 ОБПЛ в г. Магадан. В 1984 году перевелся из отдаленной местности в г. Коломну в 25 УЦ ВМФ. Сначала начальником отдела кадров и режима, а затем преподавателем и начальником курса цикла по ядерной безопасности.
Это была уже была другая служба, хоть и гораздо легкая, но она уже не задевала за душу. И почему-то со временем, жизнь и служба на подводных лодках уже мне не кажется такой сложной и тяжелой. Все видится и вспоминается в радужных тонах. И если бы опять бы повторить жизнь я бы повторил пройденный путь с некоторой корректурой.

Ничто не проходит бесследно

Вспоминая прошлую службу я все больше убеждался, что настоящая служба была на кораблях. Там я ощущал свою значимость, свою необходимость и в какой- то мере незаменимость. Там я мог приложить свои специальные знания, которые получил во время учебы в ТОВВМУ. Иногда я жалею о своем решении уйти с лодки. Не знаю было бы лучше или хуже, но сожаление в душе остается.
В 1989 году схлопотал инфаркт и в 1991 году был уволен по здоровью. Работал в «Военторге», потом начальником хозяйственного цеха в Конструкторском Бюро («Искандер», «Арена», «Ока»). В 2005 году получил два инсульта и теперь не работаю, на инвалидности.
Воспитываю внуков и внучек. У меня было две дочки. Увы, как это не прискорбно, но когда дети уходят раньше родителей это всегда переживается очень тяжело. Младшая наша дочь умерла в январе 2012 года и сейчас мы с женой оформляем опеку над внуком, которому исполнилось 17 лет. Младшая внучка в этом году идет в 1 класс.
Я женился на втором курсе в отпуске на сестре своего однокурсника Валеры Стрельникова, и не смотря на такой скоропалительный брак, он оказался очень удачным и счастливым. Вот ужу 45 лет рядом со мной по жизни идет моя Галочка. И только благодаря этому наша семья, к настоящему времени, если я не ошибаюсь конечно, имеет единственного правнука среди моих однокашников. Не сомневаюсь, что у всех моих товарищей всё еще впереди.
Галина работала инженером-патентоведом вместе со мной на КБМ, но уже тоже на пенсии и не работает.
В водовороте повседневной жизни сейчас конечно на первый план выступают проблемы родных и близких, проблемы своего здоровья и повседневной жизни.
Прошло более сорока лет со дня выпуска из ТОВВМУ. Отучившись, со своими одноклассниками 11 лет в школе мы так тесно не поддерживаем с ними связи как со своими однокашниками по училищу, с которыми в родных стенах училища было проведено пять лет. И радует то, что после многих лет эта связь поддерживается.
Теперь, оглядываясь назад, я с полной уверенностью могу сказать, что учеба в ТОВВМУ и служба на подводных лодках это были самые светлые годы моей жизни.

09 октября 2012 г г. Коломна.

«В морях наши дороги»
Составитель макета и литературная обработка текста – Б. Шадрина
Использован иллюстрационный материал из личного архива С. Калмыкова, Б. Шадрина и возможности интернет ресурса.