Моя

Я родился в удивительной семье. Папу и маму мне было превзойти не суждено даже мысленно. Внутренняя свобода в них не кипела - лавой втекала в души человеческие через её холсты и его рукописные листы. Сам вид двух этих ристалищ света и огня поражал - брат и сестра, Адам и Ева, Инь и Ян, двумерное чудо, диптих, зеркальное отражение, нечто цельное и неделимое, синергетика в действии.

И людьми то в биологическом смысле слова они не являлись - личностями, сосудами, сущностями, меня вскормившими своими, ошеломляющими порой, идеями.

Навсегда уйти в последний день осени... Вместе... Они превзошли самих себя! Это и есть гениальность - себя самого оставить на обочине саентологического вейланса и промчаться мимо, оседлав идею, мечту, эфемерную, казалось, сущность, тут же воплощая оную в реальность.

Величайшее счастье жить в окружении двух Творцов. Искусство и результат их виден всем, душа и процесс - почти никому. Порой друг от друга они подолгу скрывали и ангела и беса в себе, молчали, играли, загадывая друг другу загадки. И в облачный полдень, сев на двухколесных, нежно ревущих, стальных волков, унеслись в свет, вырывающийся из под падающего серой плитою гранитного горизонта, загадав окружающим финальную загадку. Одну на двоих. Апофеоз мыслимого!

Через пол часа ливень смыл их последние земные следы на асфальте, а наутро выпал снег, выбеленными перьями, покрыв земной их путь. Пропали... Растворились в окружающем мире, что так любили, оставив на распахнутой ладони свое материальное бытие и наследие, завещание потомкам.

Они любили друг друга безумно, возводя психику в пограничные состояния акцентуаций, поэтому и не могли долго быть вместе — давились чувствами, не в силах ни проглотить, ни остановиться поглощать душу, разум и тело любимого.

Забавными, повергающий в благоговейных хохот и при этом саркастически-ироничными и цинично-метафоричными были их ссоры-споры.

- Белая ведьма! - он.
- Огненный голем! - она.

- Святая виновность!
- Поруганный Эверест!

- Примерочная лиц!
- Авантюрист-моралист!

- Депрессивный психоз на колесах!
- Богоизбранный маньяк, вылепленный из асфальта!

- Бешеная скромность!
- Каменное молчание на реактивной тяге!..

После пары обоюдных уколов мои вербальные боксеры всегда сразу же расходились к разным канатам мирка, самоуничтожающе переживали и Творили, отковывая в мраморе октавы метафор мазка и рождаясь друг для друга и Отца каждый раз заново.

Не могут вечно-юные боги жить вместе. Так и они, метая огненные шары друг другу в сердца, несколько раз расставались, с бешеной силой вжимаясь, врастая друг в друга на новом витке пращи, в которую были вложены предком царя Давида, понимая что слова - лишь стекло, не способное поцарапать алмаз их чувств.

Я не мог не стать музыкантом. В доме было все - от губной гармошки до небольшого органа, от флейты и сакса до бас-балалайки. Причем все это жило, а не просто пребывало. Но у меня был и другой путь. Осудившие себя гиперрефлексией - вот кто были эти двое, с легкостью проникающие в сумерки душ людских, прирожденные психологи, педагоги, друзья, верные сопереживающие товарищи и помощники.

Мою музыку считают гениальной. Едва ли это так. Все что я сделал - исполнил мечту своих родителей, выписав на нотном стане своё самое потаенное - свою душу, свою суть — гордость (за Них) и тоску (по Ним), обострённую невозможностью лицезреть огонь этих двух пальм в ледяной пустыне алчности до традиций.

Они мечтали выразить себя и делали это в творчестве — в зашифрованном виде открывали нараспашку внутреннюю бесконечность - все самое потаенное, все чем гордились и пестовали, да чего стыдились и с чем символически боролись - и Импульс, и маленьких Гаргулий в себе.

Как и мои родители, однажды я пришел в Красный крест. Тайно, естественно, как и они. Зачем, не знаю. Наверное, хотел понять их, ощутить с ними общность. Пребывание - службой и работой помощь нуждающимся не назовешь - в таких местах двулика: болью сжимает и холодит сердце и тут же наполняет огнем душу, трепет возводя в сотые степени факториалов.

Кейптаунская миссия Красного креста и Красного полумесяца - крупнейшая в мире. Африка — гигансткий Гарлем города с именем Земля. Родители всегда хотели туда попасть, но, видимо, не судьба... Лишь через тридцать лет я смог исполнить точку схождения линии их перспектив, пробив дорогу к неисчерпаемым запасам человеческой боли, обездоленности, несчастий и уныния, да горьковатой радости от маленьких побед, помощи и участия.

Гастроли. Кейптаун. Чек с гонораром за концерт, предусмотрительно вложенный в чистый белый конверт в моем кармане. После выступления у меня было всего пол часа и, заскочив в концертном фраке в такси, я, рассекая мысленно танцем с саблями воздух, доносящийся, как мне казалось, с самой Антарктиды, примчался к стеклянному небоскребу, окоченевшему на ветру у кромки Атлантики.

Вбежал в лифт, по советски остановив итальянским бежевым лаковым ботинком уже закрывающиеся двери, и тут же погрузился в звук гонга... - на сверкающих хромом дверях лифта с внутренней стороны было высокохудожественно выжжены плазменной горелкой, почти не оплавляющей края металла, слегка измененные вторые половинки псевдонимов моих родителей: "Mery Nez and Key Korsa - Рeoples of Africa".

Двери открылись, пьяной пулей я ввалился в холл и вновь остолбенел. В нашем доме всегда были цветы. Отец обожал розы и плантации колючести, украшенные кровавыми венцами, в изобилии произрастали на окнах и в оранжерее. Все эти цветы он дарил, дарил лишь одному человеку — своей любимой и единственной. Она же каждый высохший лепесток хранила.

И ввалившись после хлесткого поцелуя прошлого в огромный зал, я увидел стены усыпанные разноцветным миллионом высохших лепестков роз, взрывающую сознание невероятностью надписью "English poet's and artist's M. Nez and K. Korsa" и Их фото!

Я не превзошёл родителей во внутренней свободе, в масштабности стремлений, в глобальности мечты, неугомонности, силе и таланте. Я превзошел их в другом - в понимании значимости этих двух людей, уникальных в себе, вместе, с другими и при этом искренне ощущавших себя не чем-то сверхъестественным, а нормой, обычной необычной нормой.