ОТЕЦ

               

   Меня всегда удивляло, что такой могучий внешне человек, каким был мой отец,  имел такие  ясные синие и добрые  глаза… А когда он улыбался, то  тут как будто и белые облака  по  голубому   небу легко проносились, и всегда без туч…
    Когда я родилась, он очень ждал сына, и, тогда, всего лишь разочарованно глянув на новорожденную,  уловив сходство её с его сестрёнкой, резко сказал «Нинка!», и ушёл....  Так и назвали меня, не раздумывая   ничуть, какое имя выбрать девочке….
   Так мне рассказывала мама… Что было потом, не знаю…
   Только я  знаю, что отметины у меня на лбу и левой щеке в виде маленькой оспинки – это от его сигареты – он брал меня в свои сильные руки и подкидывал высоко вверх, а мама только взвизгивала от страха; один раз так он играл со мною, лёжа на кровати, и уронил на  себя, а сам в это время курил…

  Я хорошо помню, как мы жили тогда ещё втроём….У папы были золотые руки, он мог сделать всё… Такими вот «Кулибиными», говорят, была богата русская земля.

  Папа  не делал мне игрушки, - я же девчонка, мне – куклы подавай… Зато он часто в нашем дворе ремонтировал старенькие «победы», и ещё какие-то «кабриолеты»… Мужиков собиралось много.. Все увлечённо о чём-то непонятном говорили; потом машину заводили и все уезжали, а через некоторое время во дворе стояла следующая… А мне оставался только машинный запах…

 Мама занималась домашними делами….

   Следующий брат после меня родился только через 4 года! А это время – 4 года -  было  моё!..
    Я ходила с родителями (даже если они не брали меня с собой) на концерты джаза; это было в Казахстане, концерты проходили в летних театрах, под звёздным небом… Меня «забывали как-то на джазовый концерт взять или с кем-нибудь оставляли, но я отчаянно сбегала)…  Помню эти джазовые концерты, когда родители уже  прошли внутрь зала, играла музыка, у дверей толпились люди, мне бесполезно было пройти внутрь, но я – маленькая ведь – догадалась пролезть в буквальном смысле слова между ног стоящих у входа толпы людей; сначала я видела только какие-то странные предметы на сцене и мужские ноги в белых брюках, которые в такт музыке пританцовывали, извлекая музыку  из этих самых странных предметов – видимо музыкальных инструментов….  Эти движения белых брюк, вернее ног в брюках – выше мне не было видно -   были почему-то завораживающими;  музыка сменялась, и каждый раз эти ноги  музыкантов опять под музыку совершали  движения, и я не знаю отчего замирало сердце: от этих движений ног музыкантов или от музыки, наверное и от того и от другого, но с тех пор джаз – заводит каждую клеточку моего тела…

   Я не знаю, как  тогда добиралась домой,  наверное я попадалась на глаза каким-нибудь знакомым родителей или им самим, но наверное шустрая была, не раздавили: я помню бегала между рядами  зрителей и искала своих…
   Мой папа в праздники тоже одевал белые широкие брюки, и глядя на них, я вспоминала ту музыку, всё хотела попросить папу чтобы он тоже под музыку «двигал» ногами, я не знала тогда слово «танцевать»… Мама одевала белое платье с крупными фиолетовыми цветами, красиво облегавшее её очень женственную фигуру  – только по праздникам. Они уходили со двора красивой парой: голубоглазый светловолосый красавец – великан, и чернокосая с пышной грудью,  тонкой талией и красивыми  стройными ногами, которыми даже я любовалась,   женщина – мои родители….

   Отношения между ними были своеобразные, но не мне их судить, почему они так жили…Я иногда была свидетельницей их отчаянных ссор: иногда за столом, сидя втроём, завтракая лапшой, я вдруг ощущала эту лапшу у себя на голове, и как она свисает у меня по лицу… Что случалось, не знаю…Видимо спросонья и по малолетству я не понимала, причину происшедшего;  помню фигурировали в их «разговоре», если  их  «диалоги» можно было так назвать, разные марки машин и мотоциклов, это я понимала, и  ещё - кукуруза – которую нужно было то ли сажать, то ли поливать, то ли собирать….
  Я, свободный человек лет 3 - 4 от роду, без всяких проблем – родители либо были заняты своими очередными разборками, либо занятиями любовью (помню, как папа брал маму на руки, а мне говорил – иди погуляй –я шла куда мне хотелось…
    В том посёлке, где мы жили,  было какое-то «Центральное» отделение, которое кардинально отличалось от нашего посёлка или тоже отделения – там были асфальтированные улицы, красивые ряды домов в зелени садов и цветов, эти два отделения разделял канал шириной около 10-12 м; через него был мост. Я любила стоять на этом мосту и наблюдать за разницей жизни обоих отделений; у нас, с нашей стороны -  грязные голые ребятишки,  небрежно одетые женщины, а там   красиво разодетые девочки и мальчики, тёти …
   Рядом с мостом был магазин, в котором я на подаренный мне крёстным  один рубль решила как-то купить самых дорогих конфет, и заказав их продавцу, подставила подол, а он, без всякого взвешивания,  взял двумя пальцами из мешка  и бросил мне в подол всего 2 конфетки…
    Я шла домой обескураженная тем, что на целый рубль (это было до  реформы 1961года) смогла купить так мало; я не ела эти купленные конфеты,  а так и несла их,  гордо задрав голову и, с большим трудом, но сдерживая слёзы…
    Мне встретился соседский мальчишка, знавший о моём намерении накупить хороших конфет; он подошёл и попросил показать их, я гордо ответила, что я их уже съела, на – тебе…
   Он, конечно,  взял их, стал разворачивать красивые, сверкающие  бумажки, а я глядела на эти не попробованные мною   конфеты и думала о «финансовых» чудесах и странных возможностях денег…
   Как-то я помню,  как звала папу на мост, предлагала там «заменить» нашу  маму на другую:  в длинном до полу платье, в шляпе и с крашеными губами…   Папа    смеялся, прижимая меня к себе…
   Однажды, в том далёком детстве, находясь в саду у своего дома, я вдруг услышала странный шум, доносившийся из нашего  дома… Я подошла к окну и прижалась лицом к стеклу: там я увидела «кун-фу», дзю-до, или что-то в этом роде: папа с мамой дрались, и мама «одела» папе на голову гитару…

  Я спокойно, что мешать родителям,  отошла в сторону…
  Шло время, у нас появилось два мальчика, - два моих младших брата,  и вот уж мне  досталось, одного держу на руках, другой ползёт за мной: родители на работе…
   При появлении братьев, я ничуть не отдалилась от папы: меня забавляли его большие машины, которые ему пригоняли на ремонт, я знала, какой ключ ему надо подать…
   Когда мы переехали в Сибирь, я стала учиться в первом классе, но читать научилась рано, учёба мне давалась легко, меня постоянно хвалили,  и поэтому я стала большой гордостью для папы…Он говорил: «Моя дочь!».. А у меня сердце таяло от гордости, любви или ещё чего-то, непонятного мне…
   У папы было образование 4 класса, так получилось: семья большая, рано остались без отца, и ему пришлось бросить школу…Хотя он говорил, что учился на одни пятёрки, поэтому-то и  я не хотела уступать ему…

   Уже в Сибири,  в Ельцовке, папа  вступил в ряды Коммунистической партии, и его обязали закончить вечернюю школу.
   Помню, как  мы с папой встретились в коридоре нашей школы, и папа  сказал, что написал диктант, а ему не поставили оценку, написали «см». Я поглядела и ахнула про себя, там было в нескольких предложениях 40 ошибок… Я сказала: папа мы дома потренируемся…
   Зато математику ему два раза не нужно было объяснять… Я поинтересовалась, почему папа раньше не учился, он тогда побоялся всё подробно рассказать; позже мне удалось узнать многие подробности о детстве папы;  его крёстный был председателем сельсовета, когда папа пошёл в школу. У папы   у единственного был настоящий портфель, и даже был велосипед…

    Но потом, крёстного, а потом и отца у папы  не стало, и ему пришлось бросить школу,  он стал наниматься на работу, а ему и было тогда всего 10 лет; он стал пасти  казахам скот, целыми месяцами жил в горах,  и друзьями у него были в тот момент  только собаки…

  Вот такие были его университеты.. Потом он сам выучился на механика, и работал то токарем, то механиком, поскольку всякого рода техника, которую он хоть один раз окидывал взглядом, для него становилась  родственной,  понятной  и не представляла какой-нибудь сложности,  а только наоборот могла вызвать живейший интерес…
   Папа любил книги и журналы  про технику…но больше любил сам изобретать, придумывать…

  В семье он не любил, чтобы его называли отцом – только «папа». Ему не нужно было объяснять нам  и разъяснять, что и почему не так, не нравится ему – он просто мог глянуть, и от одного взгляда становилось всё понятно…
   С папой я ничего не боялась: однажды из гостей от его тётки – а значит, он был весьма под «шафе», на мотоцикле мы с ним привезли домой ведро с яйцами;  я сидела на мотоцикле  сзади и держала ведро с яйцами… Мама потом удивлялась, что ни одно яйцо не разбилось…

   Папа научил меня ездить на машинах разной марки. А вот на мотоциклах не разрешал самой  ездить, однако я всё-таки научилась, а когда папа  впервые увидел, как я еду  сама  на огромном  «»Ижаке, он … когда я остановилась около него, я заметила странную бледность в его лице… Папа сильно переживал за всех нас, а мы, дети,  не придавали значение этому…

   Его младшие братья и сёстры  называли его как положено в Сибири – «братка»….

   Недавно мне довелось побывать на папиной родине;  я была и на кладбище, где недавно похоронили  одного из его братьев – дядю Сашу, а потом  -  старшего сына  этого брата - Вовку..
    Нас подвёз на машине на это кладбище младший брат  Вовки – Лёня… Когда Лёня стал  нам  что-то рассказывать про Вовку, он назвал его «браткой»…  Мне стало приятно, что те, прежние, традиции уважения старших здесь, на папиной родине, сохранились…

   Когда мы переехали жить на мамину родину, «потому что здесь, в России,  есть фрукты: яблоки, вишни», папа каждый год ездил на свою родину  - пока была жива его старенькая мама; во время папиного  приезда его братья со своими семьями и детьми собирались все к бабушке, все были рады  моему папе, и он всех любил, знал всех,  даже самых маленьких детей;  над его маленькими слабостями до сих пор любят при случае вспоминать родственники в Ельцовке: так, когда папа переплывал реку Чарыш, он заходил в кустики и выкручивал там свои трусы, а одев сухие,  снова плыл на эту сторону Чарыша, где его ждали братья, племянники…

   Папа любил проведывать и сестёр, живших в разных концах России, скучал по ним -  они для него всё оставались  девчонками сопливыми;  приезжая к ним,  он смотрел, не обижают ли тех мужья, если надо было что-то подстроить, например обновить дачу, он бросал всё дома и ехал туда…

    Хотя возраст,  тяжёлое детство давали о себе знать. Перестроив несколько домов, построив один большой новый, но оставив его из-за переезда, папа  уже не мог из-за состояния здоровья строить на новом месте новый дом, стал жить с семьёй в том, который смог купить на свои средства…
    Да тут дети повзрослели, и каждую лишнюю копеечку нужно было собирать то на свадьбу, да ещё – на поездку на родину…
   Но и в последнем своём доме,  папа сумел всё благоустроить так, что дом ни в чём не уступал городской квартире… А сил у папы  оставалось всё меньше и меньше…

  Когда младшему брату папы в Ельцовке исполнилось 60 лет, папа очень хотел попасть  на этот юбилей: теперь ведь вся родня там  соберётся… А мы уже боялись его одного отпускать, сердце его было уже оперировано…
   Тогда два  папиных зятя – мужья дочерей -  не мешкая, отложили все свои  дела и поехали за тысячи километров, за Урал – в Сибирь – чтобы свозить папу на юбилей его брата…
    Про эту поездку до сих пор все, кто о ней хоть чуть наслышан,  любят вспоминать до мелочей: сколько во время неё  было разных приключений: и смешных и не очень -  небезопасно было в то время ездить на новых машинах по дорогам России…
   А через год…   папы не стало…
  С папой мы понимали друг друга без слов. Я видела, как он переживает за сыновей, что они не такие умелые,  как он;  за их не очень крепкое здоровье;  за меня – как у меня складывалась  жизнь… Я должна была получить диплом серьёзного учебного заведения! И я это сделала! Не только печаль и тревогу  «вплетала» я в его «терновый венок»…
  У мужчин не должно быть такого нежного, мягкого  сердца; сердце у них пусть будет из камня, а доброй должна быть у них только душа! А у папы были только воля и нервы   стальные!.. А душа и сердце – слишком  чувствительные, мягк