Золотое сердце

Весна долгожданная пришла! Убрала хмурость туч. Солнышко привела, и все сосульки порастаяли. Как они падали! А как плакали! И вот уже скворцы не бродят по серому талому снегу, да и снега тоже нет. Молодая травка покрыла весь двор. А болото у дома всё будто из круглых зелёных подушек. Около него вкопан деревянный столб. Это электролиния тянется по всей улице. Столбы часто сгнивают и их заменяют, и вновь тянется линия на радость людям.
Болото у детей пользовалось большой популярностью: они любили качаться на его кочках. Особенно хорошо и безопасно было у столба. Можно было за него держаться и качаться изо всей силы. Как на батуте. А как хочется пробежать по этим кочкам, перепрыгивая с одной на другую! Но чем дальше от столба, тем глубже погружается кочка в болото. Раньше тут были торфяники. Все болота вокруг осушили, а вот это маленькое и всегда зелёное осталось. Детей ругали, когда они начинали качаться. А дети – всегда дети…
Но произошёл однажды такой случай, что отучил детей «гулять» по болоту.
В тот день было очень жарко. Солнце нещадно палило. По улице, где жила Раечка, частенько проезжали повозки, но и машины иногда. Поэтому середина улицы была укатанной, хотя и не была вымощена. Кто знал про болото, тот не ездил по этой улице. Зато она была широкая, и много зелени около домов, чем и привлекала. Но болото было как ловушка. То грузовик застрял, то легковая. Ребятишки бегали смотреть, как другие машины или трактор вытаскивали застрявшую машину. И странно, что после всех этих происшествий никакого знака никто не поставил, чтобы предупредить об опасности.
Сегодня Рая проснулась поздно. В окно глянула, а там – толпа: старики, молодёжь, детвора. Раечка быстренько оделась и бегом к месту сбора. Картина не из приятных: в болото провалилась лошадь. Машины когда застревали, – их было не жалко. Сочувствовали шоферам и были уверены: всё закончится хорошо. А тут – животное. Живое существо. Лошадка тревожно пряла ушами. Глаза – полные ужаса. А они у неё были большие, тёмно-синие с длинными ресницами. Раечка смотрела на лошадь, и пробуждалось в ней чувство сострадания. Было большое желание помочь. Но как? Чем? Девочка успокаивала себя тем, что возчик взял у них из чулана большую и толстую доску, чтобы подложить под брюхо лошади. И ещё одну он взял у кого-то, и вместе с другими мужчинами с двух сторон вводили доски под лошадку. Она ржала, вытягивала шею, трясла головой. Так ей хотелось высвободиться. Ещё до прихода Раечки с неё сняли всю упряжь, от этого ей было легче. «Теперича ничаво! – произнёс уверенно и сочувственно один из помогающих. И, бросив окурок, затоптал его ногой. – Ужо не будет её так затягивать трясина». «А как же так вышло, дядечка? – спросил с любопытством один из мальчиков. – Видно же, что это болото», – продолжал он, не получив ответа. «А-а, дорогой мой, ночью ничего не видно», – ответил возчик и, махнув рукой, направился к телеге. А из-под досок была видна чёрная вязкая грязь болота.
«Холодно ей, – думала девочка. – Болото всегда холодное. Оно не как вода, не прогревается даже и в жару». Возчик ушел, и его долго не было, а лошадь нервно вздрагивала бархатными ноздрями, пряла ушами и всё время вытягивала шею вперёд, чуть вверх. Ей хотелось вырваться из цепких объятий болота. Раечка не могла стоять около лошади. Её мучала совесть, что она ничем помочь не может этому молчаливому живому существу. Ей казалось, что лошадь говорит ей: «Ну, что же ты стоишь и не поможешь мне? Болото сжало всю меня, мне холодно. Помоги! Я так хочу свободно дышать!»
Рая пошла домой. Но дома, стоя на коленях на стуле, смотрела из окна. Потом уходила от окна, но нет-нет, да глянет: как там лошадка… не вошла ли она в болото ещё глубже. «И возчика нет. Где он ходит?.. Как долго… Хоть бы поговорил с лошадкой». Рая видела, как возчик говорил с нею, а она как будто понимала, о чём он говорил и затихала. Даже глаза иногда прикрывала. Он осторожно по доскам, фанеркам подбирался к ней, гладил за ушами, чесал лоб, убирая чёлкой. Ей, видимо, его присутствие помогало, и она была спокойнее.
Наконец-то возчик вернулся. С ним несколько новых мужчин. Они о чём-то переговаривались между собой, всё время поглядывая на лошадь. Раечка, стоя на стуле у окна, всё хорошо видела и ждала чего-то необыкновенного, чтобы закончились мучения для обессилившей лошади. Мужчины махали руками, о чём-то горячо споря, а возчик показывал на связку толстого каната. Что они хотели делать? Рая замерла. Подвязывать? Но лошадь вся погружена в болото, торчит только голова. Рая в недоумении стояла, переваливаясь с одного колена на другое.
Её позвали завтракать, неохотно она подошла к столу. На столе был картофель в мундире, зелёный лук, квашеная капуста. Всё было своё.
На огороде у мамы красиво – грядки в рядок, одни большие, другие маленькие. Раечка тоже принимала участие в посадке картофеля. А вот лук мама сама сеет. Семечки маленькие, чёрненькие, она их наберёт в рот, да как дунет на маленькую грядку, а потом всё с землёй перемешает. И прорастает этот лук, как молодая травка весной – тоненький, нежный и зелёный-зелёный. Ещё и другой сеяли, но тот был маленькими головками. Мама на грядке делала бороздки, а Рая втыкала каждую малышку-луковку на определённом расстоянии. Такой лук был уже объёмнее и покрепче. А по краям гряды, где рос картофель, мама садила большие луковицы, но немного. Вот этот лук вырастал самым первым. Зимой лук рос в ящиках около печки под полатями, поближе к теплу.
Рая уселась за стол. Пахло растительным маслом. «Душистое», – говорила о нём мама. Его ели с солью и хлебом, наливая в блюдце. Вкусно! Ели молча. Сёстры уже ушли. Рая с мамой были вдвоём. Рая ела, а сама всё время думала о том, как спасут лошадь, но что её спасут, – она была уверенна. «Не зря же их так много собралось», – думала она о мужчинах, пришедших с возчиком.
Чай был с заваркой из сушёной моркови. Цвет его – светло-оранжевый, красивый. Был и чёрный, в маленьких пачках. Но больше всего Рая любила плиточный чай. Мама называла его «фруктовый». В нём были семечки от яблок, ещё что-то такое, что не пережёвывалось и не проглатывалось, а приходилось только выбросить. Запах приятный. Зубы у Раечки острые, и она откусывала от плитки изрядный кусочек, приговаривая: «И зачем заваривать? Я и так ем его». А мама смотрела тогда на неё и смеялась. Когда Рая кусала, то мелкие кусочки прилипали к лицу, а он ещё и подтаивал, и девочка стояла, вся измазанная этой плиткой чая. «Да как ты его ешь?! Там так много зёрен и косточек!» – удивлённо спрашивала мама. «А я их выплюну, вот и всё», – и Рая улыбалась от удовольствия. «Да ты посмотри на себя. А руки какими стали?». Рая смотрела на свои ладошки. Они действительно были коричнево-вишнёвые, липкие. «Помою», – невозмутимо отвечала она и шла к умывальнику мыть руки. Прежде, чем их вымыть, она несколько раз складывала ладони вместе, медленно отрывала одну от другой и смотрела на них. «Какие липучие! Это почему они такие?», – и, ещё несколько раз проделав эти движения, мыла руки тщательно с мылом.
«Почему?» Как много этих «почему?» было у этого ребёнка. «Почему пузыри на лужах бегают? Почему сосулька над окном внизу бывает тоненькая, а вверху толстая, круглая и похожа на морковку? Почему трава превращается в молоко, а мы едим салат тоже, но мы не как коровки?» Над последним вопросом мама долго смеялась, но потом ей пришлось объяснять и найти литературу в Раечкиной школьной библиотеке. Вот тогда мама и узнала, что её дочка в библиотеке школьной, как у себя дома. Ей Людмила Павловна, библиотекарь, разрешает самой выбирать литературу.
Вот и сейчас Раечка стояла и рассуждала: «Почему лошадь провалилась в болото? Она – умное животное. Так говорят многие». Опять это «почему?». А мама уже вымыла посуду и опрокинула на раскинутое полотенце на столе. «Ма-ам! Можно, я пойду туда?» – и Рая кивнула в ту сторону, где сегодня все толпились. Она умоляюще смотрела на мать. «Иди-иди», – отвечала мама, вытирая руки о фартук. Рая подбежала к шкафу, достала несколько кусочков колотого сахара из сахарницы и побежала к месту происшествия. Но что же она увидела? Лошадь стояла на дороге. Надо было видеть лица людей, которые обступили её вокруг. Все: взрослые и дети, – улыбались, в глазах светилась радость. Лошадка оказалась такой красивою. Её обливали холодной водой из колодца. Мама отдала все вёдра, которые имелись в доме. Воду носили ребятишки, и даже, казалось, гордились этим. Они тоже – спасители. Возчик тщательно протирал бока лошади, живот. Всё было в липкой болотной грязи. Протерев одним пучком травы, возчик отбрасывал его в сторону и рвал побольше тут же, у болота, чтобы ещё лучше протереть его любимую помощницу. Высоченный мужчина поднимал как пёрышко ведро с водой и лил на лошадку, потом похлопывал её по облитым местам. Лошадь дрожала, подёргивала всей кожей. Она уже не ржала, не издавала призывного крика, у неё не было той тревоги, как раньше. Она трясла головой, переступая с ноги на ногу, продвигаясь то вперёд, то назад.
Наконец, купание закончилось. Стали вытирать какой-то старой мужской рубахой, что принесла бабушка Юрки Рощина. «Может, это Юркина? – мелькнула у Раечки мысль. – Ничего! Подумаешь! Одной рубашкой меньше будет».
А лошадь стояла перед всем, тонконогая, блестящая от чистоты. Она была шоколадного цвета со светлой чёлкой и гривой. На ветру грива развевалась, и лошадь тогда казалась особо красивой. «Молодая ещё», – умилённо проговорил старик с длинной седой бородой, в соломенной шляпе. Он весь от старости или от болезни наклонился вперёд, опираясь на массивную трость. Рубаха на нём была длинная, с узором по подолу, подвязанная то ли шнуром, то ли это был такой поясок. На ногах – растоптанные сандалии с отрезанными ремешками. «Какой дедушка интересный! – подметила девочка. – Как из сказки». Она перевела взгляд на лошадь. Возчик держал её под уздцы. Перед ним стояли мальчишки. «А можно мне, а-а, дядя?», – слышалось с их стороны. «Да все успеете. Вот, держи», – он отдал поводья похожему на цыганёнка чернявому мальчугану с круглыми блестящими глазами. Он был выше своих сверстников и умело держал поводья. «Ну, с Богом! У тебя крепкая рука, – сказал возчик цыганёнку, – держи. Ты понял, докуда тебе её гнать?», – возчик испытующе смотрел на мальчика. «Понял-понял!», – был ответ. «Гони!» – с любовью хлопнув по крупу лошадку, отошёл в сторону. А лошадь, вскинув голову, легко побежала по утоптанной дороге. Все ребятишки бежали рядом. Рая вспомнила о сахаре. «Ничего, – утешала она себя, – они же сюда её приведут. Здесь и телега с оглоблями, и коромысло-дуга. Да и сам хозяин лошадки здесь». А хозяин, уставший, но довольный, расстелил на траве попону и сидел, наслаждаясь покоем. «Устал», – отметила Рая.
Она увидела маму, подошла поближе. За кустами между тополей сидели все, кто помогал возчику. Девочка поняла, что мама решила их угостить, как она всегда говорила, «чем могла». Вынесла им картошку в мундире, лук, буханку хлеба и квашеную капусту. «А я-то раздумывала – почему это всего так много на столе? – прошептала Раечка. – Ах ты, мамочка, а мне ничего не сказала». Она улыбнулась. На ветке тополя висело знакомое ей полотенце с яркими синими полосками. Мужчины мыли руки, умывались, а некоторые обтирались мокрыми рубашками, очищали одежду, обувь, смачивали пятернёй волосы и, довольные, шли к тополям, вытираясь и усаживаясь поесть. Девочка услышала: «Ребятам-то в удовольствие прогнать гривастого. Пробегутся и сами. Как отдежурили – отстояли столько времени». «Да они и без этого целый день мотаются, и ничего», – отозвался другой. «А Ветру будет на пользу – прогреется после всего, – добавил возчик. – Всё будет хорошо, хворь отступит».
Рая поняла, что Ветром зовут лошадку. «Надо же! Ветер…» И не удержалась, спросила: «А почему вы его так назвали?» Возничий улыбнулся: «Э, девонька, он с жеребёночка у нас. Быстроногий уж очень был. Бежит, бывало, на зов, как летит. Подбежит и как вкопанный сразу останавливается. Умное животное. Вот за такой бег его и назвали Ветром». Он улыбался, но усталость даже Раечка заметила. «Ему бы поспать», – рассуждала она.
«Ешьте, ребятки, ешьте, – приговаривала мама, – я и чаю вам сейчас принесу. Я уже приготовила его. Горяченький», – и она пошла к дому. Через несколько минут мама уже несла большую кастрюлю с чаем, а из неё выглядывала ручка поварёшки. Увидев женщину с кастрюлей, встал, что помоложе, пошёл навстречу, взял у неё кастрюлю, а в его руках она оказалась маленькой. Поставив чай на землю, он улыбнулся всем и неожиданно побежал к колодцу. Вернувшись, развернул прихваченный с собой свёрток. На белой тряпочке лежал большой кусок пирога. «Вот… Угощайтесь. Маманя в дорогу дала. Я ведь так… прохожий. Не удержался. Как, думаю, не помочь? Животное… бессловесное… и надо же… так вот…» Он развёл руками. Ели молча.
«Идут, идут!», – закричали детишки, что остались здесь в ожидании. Впереди всех шёл Васятка. Цыганёнка среди вернувшихся не было. Васятке лет 9 – 10, не более, он с соседней улицы. Вышагивать не приходилось, и он бежал мелкими шажками, и всё встряхивал поводьями, а Ветер шёл красиво и успокоенно. От него шёл пар, около губ – пена. «Попону, попону тащи!», – толкнул возчик рыженького мальчонку. Мальчик был головастый, волосы огненно-рыжие, глаза тоже какие-то рыжие, и всё лицо было в крупных рыжих веснушках, они были тёмные и разбросаны по щекам и носу. Даже на ушах были, более бледные. Нос был настолько курнос, что были видны две круглые ноздрюшки, а глаза были столь по-детски чисты и распахнуты, как окошечки. Он быстренько побежал к телеге. Попона оказалась тяжёлой, тёплой. Поверх её ещё половик накинули, что у Раечки в кухне лежал. «Ну, ну! Отдыхай, Ветерок!», – приговаривал возничий и нежно гладил Ветра по шее, по шелковистым ноздрям.
Стали готовиться к дороге, переговариваясь. «Недаром говорят: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей», теперь вы все – мои друзья… ну, и Ветра тоже. Я оставил Кириллу свой адрес», – и, улыбнувшись тому самому здоровенному детине, что, играючи, обливал Ветра водой, добавил: – «Милости прошу в гости. А тебе, хозяюшка, особое спасибо. Добрая ты душа. Не всякий отзывается так сердечно. Где хозяин-то твой? Небось, где-то занят?». «Да нет… – посерьёзнев, отвечала Раина мама. – Мой хозяин давно ТАМ… Царство ему небесное. Был бы жив, то тоже помог бы. Никогда в этом никому не отказывал». «Прости, хозяюшка, прости, – уже тише проговорил возничий. – Да хранит вас всех Господь! – добавил он. Затем повернулся ко всем стоявшим, поклонился низко и произнёс: – Спасибо всем вам, люди добрые. Свет действительно не без добрых людей». Все как будто задумались. Сошла с лиц улыбка. Слушали внимательно. Стало тише и среди ребятишек. «От всего сердца ещё великое вам спасибо», – он снова поклонился. Все как будто смутились. «Да что там… что мы такого сделали? Ты бы то же самое сделал, если бы я оказался в беде», – баском проговорил прохожий, что угощал пирогом. – «Ну, а теперь можно и запрягать, поклажа невелика».
Все начали запрягать Ветра. Он не сопротивлялся, а даже как бы охотно подчинялся всему этому. Он чувствовал заботу. Тянулся к хозяину губами, когда тот был к нему поближе. Вот и запрягли. Ветер нетерпеливо топтался, махал хвостом, таким же светлым, как грива, часто встряхивал головой, то опускал её, то поднимал вверх. «Дядечка, а можно лошадку сахаром угостить?» – вдруг вспомнила Рая. «Да ты что! Это же для него лакомство. Ну, повезло тебе, Ветерок», – он обнял за плечики Раечку и сказал: – «Угощай». «А я боюсь. Он такой большой», – призналась Раечка откровенно. Все рассмеялись, а возчик посоветовал: – «А ты через «боюсь». Подойди и смело протяни ладошку свою с сахаром, и скажи ему: «Ветер, на  сахарок». Попробуй. Он любит детей, а сахар – вдвойне». Раечка медленно подняла ладонь с сахаром и сказала негромко: – «Ветер, съешь, пожалуйста, сахар. Я тебе его принесла. Ешь, а то растает», – и она встала в ожидании чего-то страшного. Но вспомнила, что Ветер любит детей и уже смелей и громче произнесла: – «Ветер, на. Это тебе». И Ветер понял, – его угощают. Он потянулся к этой маленькой детской ладони, понюхал. Ноздри его расширились, и Рая отметила, как нежно и осторожно Ветер брал кусочки сахара с её ладони. У девочки появилось такое спокойствие, что сама это заметила. А потом что-то необычное отозвалось в её груди, и она с такой нежностью взглянула на Ветра, и в то же время поняла – он будет жить не здесь. Ей не хотелось расставаться с ним. «Ничего, ты ещё к нам приедешь. Почему-то мне так, кажется, и будет».
Она не забудет это нежное прикосновение такого большого и доброго животного. Много животных, которые служат человеку, и лошади в их числе.
«Ну, что, правду я сказал?» – раздался голос возничего. – «Правду… по глазам вижу», – он улыбнулся, и Рая не спорила, и тоже улыбнулась. – «Ну, братва, садитесь – прокачу, сколько могу. Вернее, – кому сколько позволяется», – и тут же опять обернулся ко всем оставшимся: – «Как я благодарен вам, и сказать не могу. Если бы не вы, не знаю, что бы и было», – он ещё раз низко поклонился, а когда выпрямился, то в глазах стояли слёзы. Долго держал руку на груди, как бы говоря этим жестом, что все слова от чистого сердца. – «Всего доброго вам, люди!», – повернувшись к ребятишкам, крикнул задорно: – «Ну, ребятёнки, садитесь, кто куда сможет».
Что тут началось! Детей много, все хотят сесть, а телега не такая уж и большая. Но вот и расселись, – кто по краям, кто в серединочке. Расселись, успокоились, все довольные, тронулись в путь. Уезжавшим махали руками, кепками, будто были они из какой-то чужой деревни. Оставшиеся взрослые рассуждали о том, что надо какой-то знак поставить, чтобы не попадали в такую историю.
Время проходило, знака не поставили, и ещё не раз случались подобные ситуации. Но Рая уже не так сильно переживала за лошадок. Она верила: спасут. А первое событие осталось в памяти.
Болото зарастало чередой. Дети рвали её и ели. Зёрнышки были нежные и вкусные, как семечки подсолнуха, только намного меньше. Те дети, что ели череду, имели чистую кожу. Они не страдали золотухой. В череде купали малышей, пили из неё отвар. А дети, не зная, употребляли её. О пользе череды Рая узнала много позже.
Вот, и жили около болота, а вокруг дома были высажены тополя и кусты жёлтой акации. От колодца бежал ручей, его журчание любила Рая. Звон бегущего ручья слышен был и в доме. К тому же, он был настолько чист, что каждая песчинка была видна и мелкие травинки с камешками. Песок был особенный – на солнце песчинки сверкали золотом. Солнце играло этой золотистой россыпью, отражалось в воде всеми оттенками сияния: белым, жёлтым, розовым, салатным, золотистым и даже фиолетовым. Окраина. Торфяные болота осушены, а в колодце вечно студёная вода. Раньше он был очень глубокий. Это Раин папа рыл сам этот колодец. Со временем он мельчал, а на дне колодца били фонтанчики-ключи. Их было видно – настолько была чиста вода.
Время! Оно бежит неумолимо. Жизнь продолжается, какие бы события ни происходили. Люди трудятся, что-то создают. Время разрушает. Новое поколение создаёт новое… Каждому своё. Одни смеются, другие плачут. Кто всю жизнь живёт с открытым сердцем, а кто-то держит камень за пазухой, выжидая случая, чтобы его пустить в ход. Как хорошо иметь доброе сердце! Но ему трудно за его доверчивость. Зато оно умеет сострадать, и велико его желание помочь хоть самой малостью тем, кто нуждается в помощи. Недаром о таких говорят: «Бесхитростный» или «Душа нараспашку». Такой не умеет сердиться. Все для него хорошие. Всех он любит. «И мухи не обидит», – говорят в народе. Но некоторые на них смотрят по-другому. Их оценка: «Ну и дурак. Ездят все на нём. Что хорошего». Тут стоит им задуматься – почему они так судят. А он живёт да улыбается. Всё у него есть. Он нетребователен. Ему нечему завидовать. Сердце его до краёв наполнено любовью. Она у него безличная, бескорыстная. Среди друзей у него нет лучших или худших. Он любит. Его сердце – золотое.