С печки бряк

Большая глинобитная печь в летней избе задней стенкой приставлена к стене. Устье печи выходило к окну, и все место, где мать стряпала, пекла и варила, а потом складывала на широкую доску оставшиеся, не съеденные сразу пироги, называлось середа. В словаре у В.И. Даля это место перед печью. По его определению пол на середе поднят на одну ступень и настлан поперек остальному полу. У нас все было обычно, но место неоспоримо называлось середой, пока его не вытеснило название кухня.
Печь высокая, метра полтора будет, стенки и кожух побелены. Летом печь топили не особенно жарко, а только для того, чтобы испечь хлеб да сварить какую-то еду, ту же картошницу. Это современное картофельное пюре, но более жидкое, туда же добавляли разбитое яичко и ставили в печь на весь день. Вечером, когда вся семья садилась за стол ужинать, доставали долгожданную картошницу, еще горячую, с пенкой от молока сверху. Жили в передке долго. Лето уж, считай, прошло, дома прохладно, а перебираться в зимовку все некогда. Лучшее место для ночлега – печь – доставалось тому, кто раньше других забирался на нее и засыпал.
Ребятишек там могло поместиться четверо и пятеро, но ведь и мама хочет погреть спину и ноги. Тогда мы устраивались вокруг нее. Уставшие за день и разогретые, все быстро засыпали. Отец, видя, как кто-то из нас лежит на покатом краю печи, иногда переносил на общую постель, иногда подкладывал под бок свернутую валиком чью-либо одежонку. Вдруг среди ночи раздавался грохот, от которого просыпались все. Несколько секунд тишины, а потом раздавался плач упавшего. На этот раз упал не я, хотя с печи падать приходилось много раз. Бог миловал, рук и ног не ломали, отделывались синяками и ссадинами, если на полу у печи иногда оставляли поленья, ведра или еще что-то.
С той далекой детской поры остались на мне шрамы над правой бровью и на лбу от падения из открытого окна передка, с высоты около трех метров на торчавшие из земли колышки, оставшиеся от березок, которые ставили у дома к Троицыну дню. Потом они увядали и их убирали. Еще были падения из ворот верхнего сарая, где хранили сено.
В зимовке, куда семья переходила жить на зиму, было как-то безопасней, печь – просторней, но там подстерегала другая беда: проснешься среди ночи в кромешной темноте и не сразу сообразишь, где находишься. Надо бы перейти на постель на полу, а выхода найти не можешь, шаришь по стенам, а выхода нет. Заплачешь с горя, тут уж отец или мать и помогут.