До востребования

Они сели на Екатерининской. Два старичка, неуловимо похожие друг на друга, как братья. Сухонькие, быстрые, шумные – словно стая воробьев влетела в троллейбус. Сели с задней площадки, как люди, которым ехать до конечной. Я пристроилась рядом, как человек, которому до конечной – не доезжая одну остановку.
- Ну, что там, что?! – воскликнул один.
- Письма, - виновато ответил другой.
- Опять?! Ты же должен был просто сходить на Привоз!
- Да, но письма. Я шел мимо почты, а там…
- Нет, не хочу, надоело!
- Ну, что поделаешь, они пишут и пишут…
- Я приехал сюда отдохнуть. Отдохнуть, понимаешь?
- Но что поделать? Пишут.
- О господи!
- Ну что ты нервничаешь?
- Ладно, давай сюда.
Два старичка. Шумных, немного суетливых. Неуловимо похожих на всех стариков – не по погоде теплые пальто и кепки, трогательная авоська в руках одного и истертая временем палочка в руках другого. Немного схожие со святыми на старых иконах – такие худые морщинистые лица, такие белоснежные, аккуратные бороды. И письма в их руках – такие же старые, пожелтевшие от времени и пыли, примятые конверты, похожие на те, что пылятся в ячейках отдела «до востребования», а за ними никто так и не идет.
Что тут такого? В этот город многие приезжают отдыхать - место такое.
И письма здесь пишут. Реже, чем раньше, но пишут. И порою отправляют на почту – до востребования.
- Что? Что там написано? Дай мне очки. Где мои очки?
- Опять забыл? Забыл, да?
- Свои дай, и покончим с этим.
- На. Осторожно, не поцарапай.
- Ладно тебе. Сам тогда читай.
- Все-все, читаю. Вот. Господи… сделай так, чтобы все стало, наконец, хорошо.
Мне пришлось выходить на следующей остановке, и я так и не узнала, была последняя фраза написана в письме, или произнесена как просьба… И что там было дальше по тексту? Может быть так:  помоги ей, она такая несчастная. Хорошая и несчастная… Или: Дорогой Бог, поздравлю тебя со Светлым праздником Пасхи!
В любом случае, присоединяюсь: Господи! Сделай так, чтобы все стало, наконец, хорошо!